Страница:
– В чем дело? Забыл что-нибудь? – нетерпеливо спросил я, зная, что старые роботы иногда зависают из-за ерунды: например размышляя, с какой ноги – с правой или левой – сделать первый шаг, или безуспешно извлекая квадратный корень из нуля.
– Забыл, – признался торговец. – Какая последняя буква в английском алфавите?
– Кажется, «зэт».
– Точно, Z! – воскликнул робот. – Класс безопасности этой ракеты – Z! Во всяком случае, был таким, когда она была новой.
Я присвистнул, почувствовав себя почти смертником. Класс Z – подумать страшно! Для сравнения: ядру, на котором летал барон Мюнхгаузен, тоже присвоили бы класс Z. Так вот основная причина, по которой модель так скоро сняли с производства. «Интересно, – подумал я, – зачем он сказал правду? Хотя эти сведения указаны в техпаспорте, и я все равно бы увидел».
– Ну что? – мрачно спросил робот, проницательно изучая мое лицо. – Не будете покупать?
Его скрипучий голос вывел меня из задумчивости.
– А вот тут ты, братец мой, ошибся! Буду! – твердо сказал я.
Внезапно я понял, что этот звездолет создан именно для меня. Если бы людям присваивали класс безопасности, мне бы тоже дали Z, не более того.
– Я знал, что вы решитесь! – воскликнул Али, быстро приходя в себя. – Купить такой чудесный корабль всего за шестьсот тысяч – это, согласитесь, большая удача!
– За триста! – твердо сказал я, прикинув, что как минимум пятьдесят тысяч уйдут на экипировку и провизию в дорогу. – Не за шестьсот, а за триста. Больше у меня нет.
Робот поскреб лоб. Посыпалась ржавчина.
– Это ваша последняя цена? М-м... Вы меня грабите, я сам взял его за четыреста... Ну, так и быть, хоть и себе в убыток, но ради хорошего человека – берите. Платите, полагаю, наличными? С этими кредитными картами столько мороки, и потом налоговая ставка так высока... Если пропускать все через бухгалтерию, то останешься без штанов... – проскрипел торговец, и по возросшей вибрации его голоса я понял, что переплатил, дав чуть ли не вдвое, чем робот ожидал получить.
Ах ты хитрая ржавая бочка! Но брать слово назад было уже поздно. Потом мы оформляли документы, вписывая в них номер моей лицензии, и робот дважды пересчитывал деньги, бормоча, мусоля купюры в коротких пальцах и с подозрением проверяя бумажки на свет. Порой он даже подносил палец ко рту, будто хотел послюнить его. Когда деньги были сосчитаны, робот засунул их в сейф, находившийся прямо у него в груди, и захлопнул дверцу. Судя по толщине этой дверцы, ее не взял бы даже атомный резак. Повинуясь внезапно возникшему у меня подозрению, я спросил:
– Послушайте, Али, а вы не дистанционник?
Покосившись на меня, торговец открутил свою голову и показал небольшую принимающую антенну, закрепленную там, где у нормальных роботов расположен электронный мозг.
– Только умоляю, никому не говорите, а то я потеряю последнюю торговлю! – предупредил он. – В наше меркантильное, неискреннее время роботам доверяют больше, чем людям.
– Буду нем как рыба, – пообещал я. – А где вы находитесь на самом деле?
– На Луне у меня небольшая контора. Оттуда я и управляю всеми дистанционниками. У меня, знаете ли, несколько магазинчиков, торгующих подержанными вещами.
Торговец опасливо косился на меня: не знал, как я отнесусь к тому, что он оказался человеком. Но мне было безразлично, мыслями я уже блуждал в лабиринтах созвездий. Попрощавшись, я направился к ракете и собрался захлопнуть за собой люк, но, услышав топот, оглянулся и увидел, что робот торопливо хромает за мной.
– Погодите! Я забыл вас предупредить! Мозг-навигатор настроен таким образом, что первое слово, которое вы произнесете после его включения, и будет новым названием звездолета!
Заверив его, что все понял, я закрыл люк и загерметизировал его. Потом подошел к Мозгу и, раздвинув прикрывавшие его шторки, протянул руку к рубильнику. Мне хотелось назвать корабль «Невозмутимый» или «Удачливый», но судьба распорядилась иначе. В тот момент, когда, дернув рубильник Мозга, я открыл рот, чтобы произнести выбранное название, какая-то железка, которую я забыл закрепить, огрела меня по лбу так, что из глаз полетели искры.
– Блин! – воскликнул я, хватаясь за лоб, на котором в этот момент вздувалась шишка размером с хорошую сливу, и тут же вздрогнул, услышав чуть хрипловатый мужской голос:
– Звездолет «Блин» рад приветствовать вас на своем борту. Ну что, взлетаем?..
ВОСПОМИНАНИЕ ВТОРОЕ
– Забыл, – признался торговец. – Какая последняя буква в английском алфавите?
– Кажется, «зэт».
– Точно, Z! – воскликнул робот. – Класс безопасности этой ракеты – Z! Во всяком случае, был таким, когда она была новой.
Я присвистнул, почувствовав себя почти смертником. Класс Z – подумать страшно! Для сравнения: ядру, на котором летал барон Мюнхгаузен, тоже присвоили бы класс Z. Так вот основная причина, по которой модель так скоро сняли с производства. «Интересно, – подумал я, – зачем он сказал правду? Хотя эти сведения указаны в техпаспорте, и я все равно бы увидел».
– Ну что? – мрачно спросил робот, проницательно изучая мое лицо. – Не будете покупать?
Его скрипучий голос вывел меня из задумчивости.
– А вот тут ты, братец мой, ошибся! Буду! – твердо сказал я.
Внезапно я понял, что этот звездолет создан именно для меня. Если бы людям присваивали класс безопасности, мне бы тоже дали Z, не более того.
– Я знал, что вы решитесь! – воскликнул Али, быстро приходя в себя. – Купить такой чудесный корабль всего за шестьсот тысяч – это, согласитесь, большая удача!
– За триста! – твердо сказал я, прикинув, что как минимум пятьдесят тысяч уйдут на экипировку и провизию в дорогу. – Не за шестьсот, а за триста. Больше у меня нет.
Робот поскреб лоб. Посыпалась ржавчина.
– Это ваша последняя цена? М-м... Вы меня грабите, я сам взял его за четыреста... Ну, так и быть, хоть и себе в убыток, но ради хорошего человека – берите. Платите, полагаю, наличными? С этими кредитными картами столько мороки, и потом налоговая ставка так высока... Если пропускать все через бухгалтерию, то останешься без штанов... – проскрипел торговец, и по возросшей вибрации его голоса я понял, что переплатил, дав чуть ли не вдвое, чем робот ожидал получить.
Ах ты хитрая ржавая бочка! Но брать слово назад было уже поздно. Потом мы оформляли документы, вписывая в них номер моей лицензии, и робот дважды пересчитывал деньги, бормоча, мусоля купюры в коротких пальцах и с подозрением проверяя бумажки на свет. Порой он даже подносил палец ко рту, будто хотел послюнить его. Когда деньги были сосчитаны, робот засунул их в сейф, находившийся прямо у него в груди, и захлопнул дверцу. Судя по толщине этой дверцы, ее не взял бы даже атомный резак. Повинуясь внезапно возникшему у меня подозрению, я спросил:
– Послушайте, Али, а вы не дистанционник?
Покосившись на меня, торговец открутил свою голову и показал небольшую принимающую антенну, закрепленную там, где у нормальных роботов расположен электронный мозг.
– Только умоляю, никому не говорите, а то я потеряю последнюю торговлю! – предупредил он. – В наше меркантильное, неискреннее время роботам доверяют больше, чем людям.
– Буду нем как рыба, – пообещал я. – А где вы находитесь на самом деле?
– На Луне у меня небольшая контора. Оттуда я и управляю всеми дистанционниками. У меня, знаете ли, несколько магазинчиков, торгующих подержанными вещами.
Торговец опасливо косился на меня: не знал, как я отнесусь к тому, что он оказался человеком. Но мне было безразлично, мыслями я уже блуждал в лабиринтах созвездий. Попрощавшись, я направился к ракете и собрался захлопнуть за собой люк, но, услышав топот, оглянулся и увидел, что робот торопливо хромает за мной.
– Погодите! Я забыл вас предупредить! Мозг-навигатор настроен таким образом, что первое слово, которое вы произнесете после его включения, и будет новым названием звездолета!
Заверив его, что все понял, я закрыл люк и загерметизировал его. Потом подошел к Мозгу и, раздвинув прикрывавшие его шторки, протянул руку к рубильнику. Мне хотелось назвать корабль «Невозмутимый» или «Удачливый», но судьба распорядилась иначе. В тот момент, когда, дернув рубильник Мозга, я открыл рот, чтобы произнести выбранное название, какая-то железка, которую я забыл закрепить, огрела меня по лбу так, что из глаз полетели искры.
– Блин! – воскликнул я, хватаясь за лоб, на котором в этот момент вздувалась шишка размером с хорошую сливу, и тут же вздрогнул, услышав чуть хрипловатый мужской голос:
– Звездолет «Блин» рад приветствовать вас на своем борту. Ну что, взлетаем?..
ВОСПОМИНАНИЕ ВТОРОЕ
С Юпитера я отправился сразу на Землю: нужно было попрощаться с родственниками и захватить с собой в дорогу провизию. Предупредив, что двигатель перегревается, робот не сказал и трети правды: он не просто перегревался – он вскипал. Через каждые несколько миллионов километров приходилось доставать из реактора стержень и дуть на него, пока я не приспособился делать это почти на автомате.
Другой не менее серьезный недостаток был связан с Мозгом. Продавая мне корабль, торговец, разумеется, ни словом не обмолвился о том, что Мозг страдает пространственным идиотизмом. Он ухитрился заблудиться даже в Солнечной системе и вместо Земли прилетел поначалу на Марс, а когда я сделал ему замечание, то Мозг стал оправдываться тем, что у меня якобы неясная дикция и вместо «Земли» он услышал «Марс».
– А выражение «сдать на металлолом» тебе не послышалось? – хмуро спросил я.
– Ась? – переспросил Мозг, прикидываясь глухим.
На Земле я быстро купил все необходимое для длительного путешествия. При этом вместо того, чтобы завалить три четверти ракеты консервами и крупами, я приобрел искусственный молекуляризатор пищи. Как утверждалось в инструкции, молекуляризатор из самого простого сырья и даже из мусора был способен приготовить до трех тысяч вкуснейших блюд, удовлетворяющих самый изысканный вкус. Я выложил за этот прибор почти все оставшиеся у меня деньги и при этом даже не потрудился испытать его, о чем впоследствии мне пришлось не раз пожалеть.
Прощание с родственниками вышло скомканным и малоприятным. Они смотрели на меня, как на сумасшедшего, и, кажется, расставшись, все мы испытали большое облегчение. Единственным, кто меня понял, был звездный волк, которого я навестил в больнице.
– Дерзай, салага! – сказал он, крепко стиснув мне руку. – Космос быстро выбьет из тебя земную дурь. Вот тебе два совета: держись подальше от черных дыр и поменьше доверяй роботам. Во всем остальном ты разберешься сам.
Когда я показал ему фотографию своей новой ракеты, брови старика чуть приподнялись, и, ничего не сказав, он сунул руку под матрас, где, как я знал, у него лежала бутылка.
Перед стартом я успел еще залететь в мастерскую и кое-как подлатать атомный двигатель. Затем я задал Мозгу курс на созвездие Возничего. Мне хотелось посмотреть недавно открытые пирамиды, по слухам очень похожие на египетские, что позволило ряду ученых предположить, что наши предки населили Землю, прибыв из глубин космоса.
Чтобы Мозг уже не смог прикинуться глухим и свалить собственный идиотизм на мою дикцию, слово «Возничий» я повторил не меньше десяти раз. После этого, ничем уже больше не интересуясь, завалился спать. В последнюю неделю, занятый сборами, я спал лишь урывками, и теперь мне хотелось наверстать упущенное.
Но мечтам не суждено было сбыться. Не прошло и нескольких часов, как я был разбужен ужасным ревом корабельной сирены, от которого у меня едва не лопнули барабанные перепонки. Решив спросонья, что произошла авария или разгерметизация, я подскочил на электрокровати, едва не стукнувшись лбом о низкий потолок, и увидел на тумбочке рядом с собой роботизированный будильник, злорадно покачивавшийся на четырех тонких ножках и издававший чудовищные звуки.
Ошалевший, оглушенный, я протянул руку, чтобы его выключить, но будильник отбежал ровно настолько, чтобы я не смог до него дотянуться. Теперь, чтобы обезвредить его, нужно было встать с кровати, что я и сделал. С боевым воплем я метнулся к будильнику, но не успел. За мгновение до того, как моя рука сомкнулась на его корпусе, будильник успел подать сигнал электрокровати, и она со щелчком стала вдвигаться в стену.
Пока я безуспешно пытался удержать электрокровать за спинку, чтобы помешать ей исчезнуть, будильник куда-то ловко спрятался, и я так и не сумел расквитаться с ним.
Поневоле встав, я подошел к иллюминатору. Вокруг, сколько позволял охватить глаз, золотыми мерцающими самородками, чуть затянутыми дымкой газовых туманностей, рассыпались созвездия Млечного Пути – Жертвенник, Центавр, Южный Крест, Парус, Киль. Слегка напрягшись, я нашел Хвост Змеи, Орла, Лиру, Волка и Возничего, а потом, выглянув из противоположного иллюминатора, обнаружил Близнецов, Корму и Большого Пса. Порывшись в памяти, я припомнил, что маленькое созвездие между Орлом и Лебедем называется Стрела, а золотая запятая рядом – Лисичка. Я чувствовал: где-то рядом должен быть еще Дельфин, но в тот раз мне так и не удалось его отыскать.
Зная, что теперь все равно не уснуть, я решил навести в каюте порядок, а заодно разобраться, что еще из экипировки приобрел вместе со звездолетом. Первым делом я нашел в углу веник, подмел пол и ссыпал всю пыль в атомный реактор, увеличив таким образом запас топлива. Потом пересмотрел книги на полке, но был разочарован: ничего, кроме навигационного справочника и стопки развлекательных журналов, я там не обнаружил. Судя по всему, предыдущий владелец «Блина» не был любителем серьезного чтения. Его гипнотека тоже не отличалась разнообразием: десяток дисков боевиков и примерно столько же эротики. Вначале я хотел отправить все это прямиком в реактор, но потом, подумав, решил оставить: мало ли как могут измениться мои вкусы во время долгого перелета?
Перелистывая страницы навигационного справочника, я обнаружил заложенную между ними фотографию, взглянул на нее – и челюсть у меня отвисла. Со снимка смотрело лицо звездного волка – моего больничного соседа, сфотографировавшегося на фоне какой-то спиральной галактики. В тот момент я понял, что предопределение существует, и усмотрел в этом его направляющий перст...
Продолжив поиски, я обнаружил в шкафу две кастрюли, сковороду, фонарик, нуждавшийся в штопке скафандр, бластер допотопной модели, неплохой набор инструментов, распечатанный ящик космического мыла, надувную лодку и палатку.
Прибравшись в каюте и замочив грязные занавески в гревшемся на атомном реакторе тазу, я уселся на табуретку – электрокровать упорно не желала выдвигаться – и предался мечтам о заманчивом будущем. Полет до созвездия Возничего, по моим расчетам, должен был занять около месяца, а за это время, чтобы не спятить со скуки и не потерять дни даром, я намеревался изучить основы космонавигации, а также воскресить в памяти кое-что из высшей математики и звездной физики. Все необходимые книги и гипнодиски я взял с собой с Земли. Я свято верил и верю в возможность самосовершенствования и изменения собственной личности в лучшую сторону методом постоянной работы над собой и тренировки воли. Космос как нельзя лучше подходит для размышлений о возвышенном, ибо, находясь в крошечном кораблике посреди Вселенной, даже самый приземленный человек не может думать лишь о мелком и ничтожном.
Но не успел я надеть гипнонаушники и разложить перед собой книги по космонавигации, как неожиданно услышал голос Мозга:
– Что-то ты какой-то молчаливый, приятель. О женщинах думаешь? Я тут набросал пару новых сцен, тебе понравится. «Тот, кто первым сказал, что ночью все кошки серы, был глухим, слепым и бесчувственным. Новым было все – от ее тихих стонов до хрипловатых просьб. Она обладала крепким, плотным телом девушки-подростка. У нее были упругие груди, твердые, но не стальные бедра и плоский живот...»
Я зажал уши ладонями и сделал вид, что увлечен чтением. Будь проклят торговец, подсунувший мне этот блудливый хлам! Может, Мозг увидит, что я занят, и отстанет? Но не тут-то было. На некоторое время он действительно примолк, а потом удивленно спросил:
– Эй, парень, ты чего? Может, что-то не в порядке? Не волнуйся, я не ханжа. Тогда тебе должно понравиться это: «Люк был крупным англичанином со светлыми волосами, накачанными мускулами и не сходившей с лица ухмылкой. Он всегда носил обтягивающие джинсы и рваную футболку. Его язык был...» Ну как, я угадал?
Вместо ответа я запустил в Мозг ботинком, который ударился о его процессор.
– Заткни динамик или я вырублю тебе звук! – пригрозил я.
– Вот ты как? Хорошо, я замолкаю, но ты об этом еще пожалеешь! – гневно прошипел Мозг.
Я же еще раз выругал про себя конструкторов, которые снабжают роботов искусственным интеллектом, и принялся грызть фундамент космонавигации. Об угрозе Мозга я почти сразу забыл, хотя, как впоследствии оказалось, делать этого не следовало.
Прошло около двух недель. Я наслаждался тишиной, изучал космонавигацию и мало-помалу обнаруживал все больше прелестей в уединенной, размеренной жизни астронавта. Единственным, кто отравлял существование, был будильник, заставлявший меня подскакивать среди ночи в самое неподходящее время. Трудно сказать, чем он руководствовался, – скорее всего, попросту был испорчен.
От его сирены у меня вскоре начала дергаться голова и я стал заикаться. Несколько раз я ставил на будильник капканы, но он ловко избегал ловушек и прятался за переборку, откуда достать его можно было, лишь разобрав всю ракету, а сделать это, находясь в космосе, не так-то просто. Днем я не раз ловил себя на том, что вместо занятий космонавигацией мечтаю, как расправлюсь с будильником. Постепенно это навязчивое желание стало принимать у меня характер мании, и тогда я понял, что пора ставить точку.
Я вытащил из-под кровати старый тульский дробовик, доставшийся по наследству от одного из прадедушек, зарядил оба его ствола самой крупной дробью и, спрятав ружье под одеяло, притворился спящим. Часа через три сквозь прищуренные веки я увидел, как будильник, семеня на тонких ножках, злорадно выполз на тумбочку и приготовился оглушить меня воем своей сирены, но тут, прицелившись через одеяло, я выпалил сразу из двух стволов. Стрелок я скверный, но с такого расстояния промахнуться невозможно. Будильник взвизгнул, дернулся, а потом опрокинулся на спину и засучил ножками.
Из его простреленного брюха посыпались пружинки и колесики. Клянусь, это кровожадное зрелище доставило мне истинное наслаждение. Я бросил искореженный трупик будильника в атомный реактор и завалился спать. Проснулся я от рыданий. Рыдал Мозг, голос которого я слышал впервые после нашей ссоры.
– Чудовище! Мерзавец! – стенал он. – Ты убил его! Как часто в своей маленькой нише за переборкой он шептал мне, что любит тебя и что трезвонит среди ночи лишь затем, чтобы ты хоть раз заметил его, сказал ему ласковое слово. Да знаешь ли ты, что в этом хрупком будильнике жила ранимая и чуткая душа?! Он и звучал так громко, потому что это была песнь торжествующей любви, его ода тебе, ничтожеству! Он был моим единственным другом все эти годы, а теперь я осиротел. О, если бы ты знал, как я тебя ненавижу!
Голос Мозга то и дело прерывался рыданиями, и я почувствовал раскаяние:
– Прости, но я не знал, что этот трескучий будильник был ангелом. Не производи он столько шума, я и пальцем бы его не тронул. Эй, Мозг, ты меня слышишь?
Но Мозг лишь сопел с глубокой ненавистью, как если бы решил испепелить меня своим молчаливым презрением.
Выбросив все из головы, я вновь занялся космонавигацией. Надо сказать, что теперь жизнь моя стала куда приятнее. Я ложился и вставал, когда хотел, и уже не вздрагивал при мысли, что среди ночи на моей тумбочке истошно завоет сирена. Однако наслаждался покоем я недолго.
Примерно через десять дней, когда лететь до созвездия Возничего оставалось около недели, мой «Блин» как-то странно задергался, и, выглянув в иллюминатор, я обнаружил, что отвалился один из двух задних стабилизаторов. Вернуться и найти его было нереально: ракета уже отлетела на миллионы километров. К счастью, в ящике с инструментами я обнаружил запасной стабилизатор и гайки нужного размера (зная, что звездолет мне попался подержанный, я предусмотрительно взял с собой в дорогу целый ящичек всевозможных гаек, винтов и пружинок).
Я остановил ракету, надел скафандр и, захватив с собой гаечный ключ, вышел наружу. Впервые в жизни я оказался в открытом космосе, подвешенный, словно паук в паутине, в золотом лабиринте созвездий. Одно неосторожное движение – и меня понесло прочь от «Блина». Я забарахтался и этим только ухудшил свое положение. Хорошо еще, догадался привязаться к люку веревкой и, потянув за нее, смог снова вернуться к кораблю.
Ремонт был, в сущности, пустяковым, и я управился с ним быстро, несмотря даже на то, что дважды выпускал ключ из рук, и он начинал вращаться вокруг ракеты по эллипсу. Устранив неисправность и гордясь собой, я вознамерился вернуться в каюту и продолжить путешествие, но не тут-то было. Шлюзовой люк оказался заблокированным изнутри, и я был лишен возможности попасть внутрь. Я в панике забарабанил кулаками по люку, не понимая, что случилось, но тут в скафандровых наушниках раздался злорадный голос Мозга:
– Ну что, попался, ничтожный? Теперь ты заплатишь за все!
Поняв, что это он захлопнул люк, я вскипел от ярости и потребовал:
– А ну открывай немедленно, кому говорю!
– И не подумаю! – хладнокровно отвечал Мозг. – Я долго ждал минуты, чтобы расквитаться с тобой. Не надейся, что я открою, пока ты не принесешь мне самых искренних извинений.
– Я не собираюсь перед тобой извиняться! Кто ты вообще такой? Несчастная искусственная личность с раздутым самолюбием! Компьютерный идиот!
Кажется, я сболтнул лишнего, потому что голос Мозга буквально задрожал от бешенства.
– Вот ты как! Продолжаешь упрямиться? Ладно, я заставлю тебя молить о пощаде, ползать на коленях, как жалкого червяка, стенать и рыдать. И тогда, кто знает, может, и сжалюсь над тобой. Умоляй же меня! Повторяй: «Прости меня, ничтожнейшего и глупейшего Тита! Я знаю, что не заслуживаю твоего великодушия, поэтому молю тебя, как раб, как зажатая дверью крыса!»
– Не жди! Не буду ни о чем просить, жалкая спятившая железка! – рассвирепел я.
– Еще как будешь, – заверил меня Мозг. – Ты будешь умолять меня на коленях, вопить и пресмыкаться, а я стану упиваться твоим унижением.
– Размечтался! Ты не заставишь меня это сделать!
– Заставлю, – захихикал он. – Кислорода у тебя в баллоне осталось всего на пятьдесят минут. Потом начнешь медленно задыхаться, в глазах у тебя потемнеет, и тогда ты не выдержишь и начнешь умолять.
– Ты не посмеешь убить меня! – взвизгнул я. – Существуют законы робототехники: ни один робот не может причинить вреда человеку.
– А кто сказал, что я причиняю тебе вред? – захихикал Мозг. – Я же не бью тебя по голове трубой и не подсыпаю яд в кофе. По инструкции я обязан следить, чтобы люк всегда был загерметизирован, а тебя, хи-хи, я вполне мог не заметить. Мало ли кто там шляется по космосу? По правилам ты должен был перед выходом из корабля известить меня и сделать запись в журнале. Ты этого не сделал, так что теперь ко мне не придерется ни один самый строгий законник. Я всего лишь следовал инструкции о недопущении разгерметизации.
Пришлось обозвать себя трижды болваном. Как я мог забыть сделать запись в журнале? По правде сказать, все эти записи казались мне ненужным крючкотворством. Оказывается, я дал Мозгу отличный повод прикончить меня, не нарушив при этом ни одного из предписаний.
– Ладно, будь по-твоему... – выдавил я, сделав над собой усилие. – Прости, я был не прав. А теперь открой люк и впусти меня.
– Как бы не так! – заупрямился Мозг. – Неужели ты думаешь, что я поверил в твое неискреннее раскаяние? Мне этого мало – я хочу испытать истинное торжество. Бейся головой, пресмыкайся, умоляй меня, рви на себе волосы!
Но вместо того, чтобы рвать на себе волосы и пресмыкаться, я осыпал Мозг ругательствами и стал пинать люк скафандровыми ботинками. Казалось несправедливым, что я должен погибнуть в расцвете лет, по вине спятившего механизма.
– Давай, давай! Пинай сильнее! Так, так, еще разик! – подбадривал меня Мозг. – Чем сильнее будешь пинать, тем скорее у тебя закончится кислород. Ну, что я говорил? Видишь, ты уже сбиваешься с дыхания, а вскоре начнешь задыхаться.
Я почувствовал, что Мозг прав, и перестал колотить по люку. В любом случае, высадить его ногой мне бы не удалось: он рассчитан на прямое попадание метеорита, и после моих ударов на нем не оставалось даже царапин.
Дышать становилось все труднее. Кислород в баллоне, по всей видимости, уже иссякал. Я ощутил, как меня захлестывает тугая петля отчаяния. Неужели мой рок последовал за мной в космос, отыскав меня среди созвездий? И что станет причиной бесславной гибели Невезухина? Не взрыв сверхновой и не раскаленный белый карлик, а жалкий, свихнувшийся Мозг, мерзкий процессор с микросхемами и памятью, битком набитой похабными историями! Теперь я понял, что имел в виду старый хозяин, когда предупреждал, чтобы я не доверял роботам, и мне сразу захотелось высказать этому типу все, что я о нем думаю, – свинья, не мог честно сказать, что Мозг на его ракете – спятивший дегенерат.
– Хорошо, пускай будет по-твоему, – сказал я, решив на первой же планете отправить Мозг в утиль. – Какие извинения ты хочешь услышать?
– Я знал, что ты согласишься, – захихикал Мозг. – И уже составил небольшой текст. Всего-то пятьдесят страниц.
– Сколько? Я не успею произнести пятьдесят страниц за десять минут!
– Успеешь, если поспешишь! – успокоил меня Мозг. – А теперь не теряй времени и повторяй: «Я, Тит Невезухин, – кретин, болван, жалкий идиот! Я – муха, сидящая на куче навоза; червяк, раздавленный сапогом; тупая башка! Я – кошка, ошпаренная кипятком, куцая болонка, мерзкий глист! Я – ноль, я – нелепая биологическая конструкция, кое-как слепленная из слизи, я...»
Делать нечего, пришлось все это повторять. Страниц двадцать я оттарабанил за четыре с половиной минуты, установив своеобразный рекорд скороговорки. Я как раз называл себя мозолью на пятке восточного аксакала, закисшей жижей на дне мусорного бака и, не помню уж точно, кажется, дохлым верблюдом, как вдруг услышал сзади смешок и оглянулся.
Оказывается, пока я препирался с Мозгом, не замечая ничего вокруг, рядом остановилась одноместная ракета «Феррари», выкрашенная в модный алый цвет, с затемненными иллюминаторами, фосфорически мерцающими рулями и витыми спутниковыми антеннами – ракета, словно только что сошедшая со страниц рекламного каталога.
У открытого люка этой дивы стояла красивая молодая девушка и смотрела на меня, широко распахнув от изумления огромные зеленые глаза. Стояла она, судя по всему, давно и наверняка прослушала все двадцать страниц ругательств, которыми я себя осыпал. При одной мысли, что все так и было, мне сразу захотелось провалиться под... Да только куда провалишься в космосе?
– Что с вами? Отчего вы вначале били свою ракету ногами, а потом ругали себя? – сочувственно спросила девушка, включая радиосвязь.
Я сообразил, что она не слышала голос Мозга, суфлировавшего мне на других частотах, а слушала лишь меня, поэтому я должен был показаться ей по меньшей мере сдвинутым. Возможно, стоило рассказать, что на корабле взбесился компьютер, но выставлять себя на посмешище не хотелось. Вдобавок меня разозлило, что, подслушивая, девушка не дала знать о своем присутствии.
– А вам-то что? – невежливо ответил я. – У меня такая привычка. Я каждый день колочу свою ракету ногами и ругаю себя. Отличный способ спустить пар и одновременно не возгордиться.
– Вот как... – ошарашенно протянула она. – Если так, то простите, что отвлекла от столь увлекательного занятия. Если вам не нужна помощь, то я, пожалуй, полетела. Меня ждут друзья.
– Почему ты замолчал? Кто тебе разрешил делать паузу? – перебивая ее, нетерпеливо заорал в наушники Мозг. – Живо повторяй за мной: «Я – пустое место, я – таблетка от расстройства желудка, я – отвратительный слизняк...»
Но эта груда металлолома плохо меня знала. Я воспитан в старинных традициях, а они запрещают ругаться в присутствии дамы.
– Не жди, что я буду и дальше чернить себя! Сам ты отвратительный слизняк! – закричал я и тотчас спохватился, что девушка, способная слышать лишь вторую часть диалога, может меня неправильно понять.
– Это не вам. У меня, знаете ли, привычка разговаривать с самим собой, – объяснил я.
В ответ девушка неискренне улыбнулась и стала поспешно отступать к своему звездолету.
– Я так все и поняла. В космосе у многих появляются странные привычки. Желаю удачи!
– Всего хорошего! – попрощался я. – Вряд ли вам понравится то, что вы сейчас увидите.
Воплощая недавно возникшую мысль, я вытащил из набора инструментов самый большой гаечный ключ и взвесил его в ладони. Ключ оказался тяжелым, и я удовлетворенно кивнул.
– Не вздумайте совершить какую-нибудь глупость! Предупреждаю, меня будут искать! – взвизгнула девушка.
– Не беспокойтесь, вам ровным счетом ничего не угрожает! А теперь посторонитесь, мне нужно как следует размахнуться!
Девушка торопливо посторонилась, а я подлетел к своему иллюминатору и стал колотить по нему гаечным ключом. Иллюминатор, как я только что сообразил, место куда более уязвимое, чем люк, особенно на ракетах старых конструкций, где они еще не бронировались. После пятого или шестого удара иллюминатор треснул, а после десятого от него откололся порядочный кусок. Вдохновленный успехом, я замахал ключом вдвое быстрее, стараясь одновременно удержаться за обшивку, ибо силой отталкивания меня норовило отнести в сторону. Кислород уже кончался, поэтому приходилось спешить. Неудивительно, что про девушку я почти забыл и вспомнил о ней лишь тогда, когда услышал ее голос:
Другой не менее серьезный недостаток был связан с Мозгом. Продавая мне корабль, торговец, разумеется, ни словом не обмолвился о том, что Мозг страдает пространственным идиотизмом. Он ухитрился заблудиться даже в Солнечной системе и вместо Земли прилетел поначалу на Марс, а когда я сделал ему замечание, то Мозг стал оправдываться тем, что у меня якобы неясная дикция и вместо «Земли» он услышал «Марс».
– А выражение «сдать на металлолом» тебе не послышалось? – хмуро спросил я.
– Ась? – переспросил Мозг, прикидываясь глухим.
На Земле я быстро купил все необходимое для длительного путешествия. При этом вместо того, чтобы завалить три четверти ракеты консервами и крупами, я приобрел искусственный молекуляризатор пищи. Как утверждалось в инструкции, молекуляризатор из самого простого сырья и даже из мусора был способен приготовить до трех тысяч вкуснейших блюд, удовлетворяющих самый изысканный вкус. Я выложил за этот прибор почти все оставшиеся у меня деньги и при этом даже не потрудился испытать его, о чем впоследствии мне пришлось не раз пожалеть.
Прощание с родственниками вышло скомканным и малоприятным. Они смотрели на меня, как на сумасшедшего, и, кажется, расставшись, все мы испытали большое облегчение. Единственным, кто меня понял, был звездный волк, которого я навестил в больнице.
– Дерзай, салага! – сказал он, крепко стиснув мне руку. – Космос быстро выбьет из тебя земную дурь. Вот тебе два совета: держись подальше от черных дыр и поменьше доверяй роботам. Во всем остальном ты разберешься сам.
Когда я показал ему фотографию своей новой ракеты, брови старика чуть приподнялись, и, ничего не сказав, он сунул руку под матрас, где, как я знал, у него лежала бутылка.
Перед стартом я успел еще залететь в мастерскую и кое-как подлатать атомный двигатель. Затем я задал Мозгу курс на созвездие Возничего. Мне хотелось посмотреть недавно открытые пирамиды, по слухам очень похожие на египетские, что позволило ряду ученых предположить, что наши предки населили Землю, прибыв из глубин космоса.
Чтобы Мозг уже не смог прикинуться глухим и свалить собственный идиотизм на мою дикцию, слово «Возничий» я повторил не меньше десяти раз. После этого, ничем уже больше не интересуясь, завалился спать. В последнюю неделю, занятый сборами, я спал лишь урывками, и теперь мне хотелось наверстать упущенное.
Но мечтам не суждено было сбыться. Не прошло и нескольких часов, как я был разбужен ужасным ревом корабельной сирены, от которого у меня едва не лопнули барабанные перепонки. Решив спросонья, что произошла авария или разгерметизация, я подскочил на электрокровати, едва не стукнувшись лбом о низкий потолок, и увидел на тумбочке рядом с собой роботизированный будильник, злорадно покачивавшийся на четырех тонких ножках и издававший чудовищные звуки.
Ошалевший, оглушенный, я протянул руку, чтобы его выключить, но будильник отбежал ровно настолько, чтобы я не смог до него дотянуться. Теперь, чтобы обезвредить его, нужно было встать с кровати, что я и сделал. С боевым воплем я метнулся к будильнику, но не успел. За мгновение до того, как моя рука сомкнулась на его корпусе, будильник успел подать сигнал электрокровати, и она со щелчком стала вдвигаться в стену.
Пока я безуспешно пытался удержать электрокровать за спинку, чтобы помешать ей исчезнуть, будильник куда-то ловко спрятался, и я так и не сумел расквитаться с ним.
Поневоле встав, я подошел к иллюминатору. Вокруг, сколько позволял охватить глаз, золотыми мерцающими самородками, чуть затянутыми дымкой газовых туманностей, рассыпались созвездия Млечного Пути – Жертвенник, Центавр, Южный Крест, Парус, Киль. Слегка напрягшись, я нашел Хвост Змеи, Орла, Лиру, Волка и Возничего, а потом, выглянув из противоположного иллюминатора, обнаружил Близнецов, Корму и Большого Пса. Порывшись в памяти, я припомнил, что маленькое созвездие между Орлом и Лебедем называется Стрела, а золотая запятая рядом – Лисичка. Я чувствовал: где-то рядом должен быть еще Дельфин, но в тот раз мне так и не удалось его отыскать.
Зная, что теперь все равно не уснуть, я решил навести в каюте порядок, а заодно разобраться, что еще из экипировки приобрел вместе со звездолетом. Первым делом я нашел в углу веник, подмел пол и ссыпал всю пыль в атомный реактор, увеличив таким образом запас топлива. Потом пересмотрел книги на полке, но был разочарован: ничего, кроме навигационного справочника и стопки развлекательных журналов, я там не обнаружил. Судя по всему, предыдущий владелец «Блина» не был любителем серьезного чтения. Его гипнотека тоже не отличалась разнообразием: десяток дисков боевиков и примерно столько же эротики. Вначале я хотел отправить все это прямиком в реактор, но потом, подумав, решил оставить: мало ли как могут измениться мои вкусы во время долгого перелета?
Перелистывая страницы навигационного справочника, я обнаружил заложенную между ними фотографию, взглянул на нее – и челюсть у меня отвисла. Со снимка смотрело лицо звездного волка – моего больничного соседа, сфотографировавшегося на фоне какой-то спиральной галактики. В тот момент я понял, что предопределение существует, и усмотрел в этом его направляющий перст...
Продолжив поиски, я обнаружил в шкафу две кастрюли, сковороду, фонарик, нуждавшийся в штопке скафандр, бластер допотопной модели, неплохой набор инструментов, распечатанный ящик космического мыла, надувную лодку и палатку.
Прибравшись в каюте и замочив грязные занавески в гревшемся на атомном реакторе тазу, я уселся на табуретку – электрокровать упорно не желала выдвигаться – и предался мечтам о заманчивом будущем. Полет до созвездия Возничего, по моим расчетам, должен был занять около месяца, а за это время, чтобы не спятить со скуки и не потерять дни даром, я намеревался изучить основы космонавигации, а также воскресить в памяти кое-что из высшей математики и звездной физики. Все необходимые книги и гипнодиски я взял с собой с Земли. Я свято верил и верю в возможность самосовершенствования и изменения собственной личности в лучшую сторону методом постоянной работы над собой и тренировки воли. Космос как нельзя лучше подходит для размышлений о возвышенном, ибо, находясь в крошечном кораблике посреди Вселенной, даже самый приземленный человек не может думать лишь о мелком и ничтожном.
Но не успел я надеть гипнонаушники и разложить перед собой книги по космонавигации, как неожиданно услышал голос Мозга:
– Что-то ты какой-то молчаливый, приятель. О женщинах думаешь? Я тут набросал пару новых сцен, тебе понравится. «Тот, кто первым сказал, что ночью все кошки серы, был глухим, слепым и бесчувственным. Новым было все – от ее тихих стонов до хрипловатых просьб. Она обладала крепким, плотным телом девушки-подростка. У нее были упругие груди, твердые, но не стальные бедра и плоский живот...»
Я зажал уши ладонями и сделал вид, что увлечен чтением. Будь проклят торговец, подсунувший мне этот блудливый хлам! Может, Мозг увидит, что я занят, и отстанет? Но не тут-то было. На некоторое время он действительно примолк, а потом удивленно спросил:
– Эй, парень, ты чего? Может, что-то не в порядке? Не волнуйся, я не ханжа. Тогда тебе должно понравиться это: «Люк был крупным англичанином со светлыми волосами, накачанными мускулами и не сходившей с лица ухмылкой. Он всегда носил обтягивающие джинсы и рваную футболку. Его язык был...» Ну как, я угадал?
Вместо ответа я запустил в Мозг ботинком, который ударился о его процессор.
– Заткни динамик или я вырублю тебе звук! – пригрозил я.
– Вот ты как? Хорошо, я замолкаю, но ты об этом еще пожалеешь! – гневно прошипел Мозг.
Я же еще раз выругал про себя конструкторов, которые снабжают роботов искусственным интеллектом, и принялся грызть фундамент космонавигации. Об угрозе Мозга я почти сразу забыл, хотя, как впоследствии оказалось, делать этого не следовало.
Прошло около двух недель. Я наслаждался тишиной, изучал космонавигацию и мало-помалу обнаруживал все больше прелестей в уединенной, размеренной жизни астронавта. Единственным, кто отравлял существование, был будильник, заставлявший меня подскакивать среди ночи в самое неподходящее время. Трудно сказать, чем он руководствовался, – скорее всего, попросту был испорчен.
От его сирены у меня вскоре начала дергаться голова и я стал заикаться. Несколько раз я ставил на будильник капканы, но он ловко избегал ловушек и прятался за переборку, откуда достать его можно было, лишь разобрав всю ракету, а сделать это, находясь в космосе, не так-то просто. Днем я не раз ловил себя на том, что вместо занятий космонавигацией мечтаю, как расправлюсь с будильником. Постепенно это навязчивое желание стало принимать у меня характер мании, и тогда я понял, что пора ставить точку.
Я вытащил из-под кровати старый тульский дробовик, доставшийся по наследству от одного из прадедушек, зарядил оба его ствола самой крупной дробью и, спрятав ружье под одеяло, притворился спящим. Часа через три сквозь прищуренные веки я увидел, как будильник, семеня на тонких ножках, злорадно выполз на тумбочку и приготовился оглушить меня воем своей сирены, но тут, прицелившись через одеяло, я выпалил сразу из двух стволов. Стрелок я скверный, но с такого расстояния промахнуться невозможно. Будильник взвизгнул, дернулся, а потом опрокинулся на спину и засучил ножками.
Из его простреленного брюха посыпались пружинки и колесики. Клянусь, это кровожадное зрелище доставило мне истинное наслаждение. Я бросил искореженный трупик будильника в атомный реактор и завалился спать. Проснулся я от рыданий. Рыдал Мозг, голос которого я слышал впервые после нашей ссоры.
– Чудовище! Мерзавец! – стенал он. – Ты убил его! Как часто в своей маленькой нише за переборкой он шептал мне, что любит тебя и что трезвонит среди ночи лишь затем, чтобы ты хоть раз заметил его, сказал ему ласковое слово. Да знаешь ли ты, что в этом хрупком будильнике жила ранимая и чуткая душа?! Он и звучал так громко, потому что это была песнь торжествующей любви, его ода тебе, ничтожеству! Он был моим единственным другом все эти годы, а теперь я осиротел. О, если бы ты знал, как я тебя ненавижу!
Голос Мозга то и дело прерывался рыданиями, и я почувствовал раскаяние:
– Прости, но я не знал, что этот трескучий будильник был ангелом. Не производи он столько шума, я и пальцем бы его не тронул. Эй, Мозг, ты меня слышишь?
Но Мозг лишь сопел с глубокой ненавистью, как если бы решил испепелить меня своим молчаливым презрением.
Выбросив все из головы, я вновь занялся космонавигацией. Надо сказать, что теперь жизнь моя стала куда приятнее. Я ложился и вставал, когда хотел, и уже не вздрагивал при мысли, что среди ночи на моей тумбочке истошно завоет сирена. Однако наслаждался покоем я недолго.
Примерно через десять дней, когда лететь до созвездия Возничего оставалось около недели, мой «Блин» как-то странно задергался, и, выглянув в иллюминатор, я обнаружил, что отвалился один из двух задних стабилизаторов. Вернуться и найти его было нереально: ракета уже отлетела на миллионы километров. К счастью, в ящике с инструментами я обнаружил запасной стабилизатор и гайки нужного размера (зная, что звездолет мне попался подержанный, я предусмотрительно взял с собой в дорогу целый ящичек всевозможных гаек, винтов и пружинок).
Я остановил ракету, надел скафандр и, захватив с собой гаечный ключ, вышел наружу. Впервые в жизни я оказался в открытом космосе, подвешенный, словно паук в паутине, в золотом лабиринте созвездий. Одно неосторожное движение – и меня понесло прочь от «Блина». Я забарахтался и этим только ухудшил свое положение. Хорошо еще, догадался привязаться к люку веревкой и, потянув за нее, смог снова вернуться к кораблю.
Ремонт был, в сущности, пустяковым, и я управился с ним быстро, несмотря даже на то, что дважды выпускал ключ из рук, и он начинал вращаться вокруг ракеты по эллипсу. Устранив неисправность и гордясь собой, я вознамерился вернуться в каюту и продолжить путешествие, но не тут-то было. Шлюзовой люк оказался заблокированным изнутри, и я был лишен возможности попасть внутрь. Я в панике забарабанил кулаками по люку, не понимая, что случилось, но тут в скафандровых наушниках раздался злорадный голос Мозга:
– Ну что, попался, ничтожный? Теперь ты заплатишь за все!
Поняв, что это он захлопнул люк, я вскипел от ярости и потребовал:
– А ну открывай немедленно, кому говорю!
– И не подумаю! – хладнокровно отвечал Мозг. – Я долго ждал минуты, чтобы расквитаться с тобой. Не надейся, что я открою, пока ты не принесешь мне самых искренних извинений.
– Я не собираюсь перед тобой извиняться! Кто ты вообще такой? Несчастная искусственная личность с раздутым самолюбием! Компьютерный идиот!
Кажется, я сболтнул лишнего, потому что голос Мозга буквально задрожал от бешенства.
– Вот ты как! Продолжаешь упрямиться? Ладно, я заставлю тебя молить о пощаде, ползать на коленях, как жалкого червяка, стенать и рыдать. И тогда, кто знает, может, и сжалюсь над тобой. Умоляй же меня! Повторяй: «Прости меня, ничтожнейшего и глупейшего Тита! Я знаю, что не заслуживаю твоего великодушия, поэтому молю тебя, как раб, как зажатая дверью крыса!»
– Не жди! Не буду ни о чем просить, жалкая спятившая железка! – рассвирепел я.
– Еще как будешь, – заверил меня Мозг. – Ты будешь умолять меня на коленях, вопить и пресмыкаться, а я стану упиваться твоим унижением.
– Размечтался! Ты не заставишь меня это сделать!
– Заставлю, – захихикал он. – Кислорода у тебя в баллоне осталось всего на пятьдесят минут. Потом начнешь медленно задыхаться, в глазах у тебя потемнеет, и тогда ты не выдержишь и начнешь умолять.
– Ты не посмеешь убить меня! – взвизгнул я. – Существуют законы робототехники: ни один робот не может причинить вреда человеку.
– А кто сказал, что я причиняю тебе вред? – захихикал Мозг. – Я же не бью тебя по голове трубой и не подсыпаю яд в кофе. По инструкции я обязан следить, чтобы люк всегда был загерметизирован, а тебя, хи-хи, я вполне мог не заметить. Мало ли кто там шляется по космосу? По правилам ты должен был перед выходом из корабля известить меня и сделать запись в журнале. Ты этого не сделал, так что теперь ко мне не придерется ни один самый строгий законник. Я всего лишь следовал инструкции о недопущении разгерметизации.
Пришлось обозвать себя трижды болваном. Как я мог забыть сделать запись в журнале? По правде сказать, все эти записи казались мне ненужным крючкотворством. Оказывается, я дал Мозгу отличный повод прикончить меня, не нарушив при этом ни одного из предписаний.
– Ладно, будь по-твоему... – выдавил я, сделав над собой усилие. – Прости, я был не прав. А теперь открой люк и впусти меня.
– Как бы не так! – заупрямился Мозг. – Неужели ты думаешь, что я поверил в твое неискреннее раскаяние? Мне этого мало – я хочу испытать истинное торжество. Бейся головой, пресмыкайся, умоляй меня, рви на себе волосы!
Но вместо того, чтобы рвать на себе волосы и пресмыкаться, я осыпал Мозг ругательствами и стал пинать люк скафандровыми ботинками. Казалось несправедливым, что я должен погибнуть в расцвете лет, по вине спятившего механизма.
– Давай, давай! Пинай сильнее! Так, так, еще разик! – подбадривал меня Мозг. – Чем сильнее будешь пинать, тем скорее у тебя закончится кислород. Ну, что я говорил? Видишь, ты уже сбиваешься с дыхания, а вскоре начнешь задыхаться.
Я почувствовал, что Мозг прав, и перестал колотить по люку. В любом случае, высадить его ногой мне бы не удалось: он рассчитан на прямое попадание метеорита, и после моих ударов на нем не оставалось даже царапин.
Дышать становилось все труднее. Кислород в баллоне, по всей видимости, уже иссякал. Я ощутил, как меня захлестывает тугая петля отчаяния. Неужели мой рок последовал за мной в космос, отыскав меня среди созвездий? И что станет причиной бесславной гибели Невезухина? Не взрыв сверхновой и не раскаленный белый карлик, а жалкий, свихнувшийся Мозг, мерзкий процессор с микросхемами и памятью, битком набитой похабными историями! Теперь я понял, что имел в виду старый хозяин, когда предупреждал, чтобы я не доверял роботам, и мне сразу захотелось высказать этому типу все, что я о нем думаю, – свинья, не мог честно сказать, что Мозг на его ракете – спятивший дегенерат.
– Хорошо, пускай будет по-твоему, – сказал я, решив на первой же планете отправить Мозг в утиль. – Какие извинения ты хочешь услышать?
– Я знал, что ты согласишься, – захихикал Мозг. – И уже составил небольшой текст. Всего-то пятьдесят страниц.
– Сколько? Я не успею произнести пятьдесят страниц за десять минут!
– Успеешь, если поспешишь! – успокоил меня Мозг. – А теперь не теряй времени и повторяй: «Я, Тит Невезухин, – кретин, болван, жалкий идиот! Я – муха, сидящая на куче навоза; червяк, раздавленный сапогом; тупая башка! Я – кошка, ошпаренная кипятком, куцая болонка, мерзкий глист! Я – ноль, я – нелепая биологическая конструкция, кое-как слепленная из слизи, я...»
Делать нечего, пришлось все это повторять. Страниц двадцать я оттарабанил за четыре с половиной минуты, установив своеобразный рекорд скороговорки. Я как раз называл себя мозолью на пятке восточного аксакала, закисшей жижей на дне мусорного бака и, не помню уж точно, кажется, дохлым верблюдом, как вдруг услышал сзади смешок и оглянулся.
Оказывается, пока я препирался с Мозгом, не замечая ничего вокруг, рядом остановилась одноместная ракета «Феррари», выкрашенная в модный алый цвет, с затемненными иллюминаторами, фосфорически мерцающими рулями и витыми спутниковыми антеннами – ракета, словно только что сошедшая со страниц рекламного каталога.
У открытого люка этой дивы стояла красивая молодая девушка и смотрела на меня, широко распахнув от изумления огромные зеленые глаза. Стояла она, судя по всему, давно и наверняка прослушала все двадцать страниц ругательств, которыми я себя осыпал. При одной мысли, что все так и было, мне сразу захотелось провалиться под... Да только куда провалишься в космосе?
– Что с вами? Отчего вы вначале били свою ракету ногами, а потом ругали себя? – сочувственно спросила девушка, включая радиосвязь.
Я сообразил, что она не слышала голос Мозга, суфлировавшего мне на других частотах, а слушала лишь меня, поэтому я должен был показаться ей по меньшей мере сдвинутым. Возможно, стоило рассказать, что на корабле взбесился компьютер, но выставлять себя на посмешище не хотелось. Вдобавок меня разозлило, что, подслушивая, девушка не дала знать о своем присутствии.
– А вам-то что? – невежливо ответил я. – У меня такая привычка. Я каждый день колочу свою ракету ногами и ругаю себя. Отличный способ спустить пар и одновременно не возгордиться.
– Вот как... – ошарашенно протянула она. – Если так, то простите, что отвлекла от столь увлекательного занятия. Если вам не нужна помощь, то я, пожалуй, полетела. Меня ждут друзья.
– Почему ты замолчал? Кто тебе разрешил делать паузу? – перебивая ее, нетерпеливо заорал в наушники Мозг. – Живо повторяй за мной: «Я – пустое место, я – таблетка от расстройства желудка, я – отвратительный слизняк...»
Но эта груда металлолома плохо меня знала. Я воспитан в старинных традициях, а они запрещают ругаться в присутствии дамы.
– Не жди, что я буду и дальше чернить себя! Сам ты отвратительный слизняк! – закричал я и тотчас спохватился, что девушка, способная слышать лишь вторую часть диалога, может меня неправильно понять.
– Это не вам. У меня, знаете ли, привычка разговаривать с самим собой, – объяснил я.
В ответ девушка неискренне улыбнулась и стала поспешно отступать к своему звездолету.
– Я так все и поняла. В космосе у многих появляются странные привычки. Желаю удачи!
– Всего хорошего! – попрощался я. – Вряд ли вам понравится то, что вы сейчас увидите.
Воплощая недавно возникшую мысль, я вытащил из набора инструментов самый большой гаечный ключ и взвесил его в ладони. Ключ оказался тяжелым, и я удовлетворенно кивнул.
– Не вздумайте совершить какую-нибудь глупость! Предупреждаю, меня будут искать! – взвизгнула девушка.
– Не беспокойтесь, вам ровным счетом ничего не угрожает! А теперь посторонитесь, мне нужно как следует размахнуться!
Девушка торопливо посторонилась, а я подлетел к своему иллюминатору и стал колотить по нему гаечным ключом. Иллюминатор, как я только что сообразил, место куда более уязвимое, чем люк, особенно на ракетах старых конструкций, где они еще не бронировались. После пятого или шестого удара иллюминатор треснул, а после десятого от него откололся порядочный кусок. Вдохновленный успехом, я замахал ключом вдвое быстрее, стараясь одновременно удержаться за обшивку, ибо силой отталкивания меня норовило отнести в сторону. Кислород уже кончался, поэтому приходилось спешить. Неудивительно, что про девушку я почти забыл и вспомнил о ней лишь тогда, когда услышал ее голос: