Страница:
авт.), он должен принести страшные клятвы: во-первых, что будет почитать Всевышнего, во-вторых, что будет поступать с людьми по справедливости, не причиняя никому вреда ни по собственной воле, ни по чужому побуждению, всегда будет ненавидеть несправедливых и стремиться к общению с праведными, держать свое слово по отношению к любому, но особенно по отношению к правителям, ибо всякая власть от Бога. Он клянется, что если сам обретет власть, то никогда не злоупотребит ею и никогда не пожелает затмить тех, кто стоит ниже его, ни одеждой, ни излишним украшением; он клянется никогда не утаивать ничего от членов общины и не открывать ни одной из ее тайн посторонним даже под угрозой насильственной смерти. Еще он клянется не сообщать никому их учения, кроме как тем способом, каким он сам получил его; не принимать участия в разбое» [Флав. 1, с. 125] и пр. Если человек изгоняется из общины, «отверженный зачастую кончает жизнь самым жалким образом. Ведь связанный клятвами и обычаями общины, он не может разделять пищу с теми, кто к ней не принадлежит, и поэтому вынужден питаться одной травой, пока его изголодавшееся тело не истощается и он не умирает. Милосердие заставляет их принимать назад многих нарушителей, когда те уже находятся при последнем издыхании, ибо они чувствуют, что человек, доведенный мучениями до порога смерти, уже в достаточной степени искупил свое преступление» [Флав. 1, с. 125]. Далее пишется о некоем повелителе, который стоит во главе этой общины, именуется у Флавия законодателем, а иногда это переводят, как учитель. Кумранские рукописи тоже описывают некоего учителя, который стоит во главе организации ессеев.
Я привожу эти цитаты не случайно. Всякий современный образованный человек должен знать тот факт, что многие из ученых так наз. критической школы высказывали мысли о том, что колыбелью христианства является община ессеев. Почему? Потому что все очень похоже. Также нельзя никому сообщать учение, у христиан существовала дисциплина «аркана», т. е. тайны, когда неоглашенный человек не мог узнать о Таинствах, а, только, пройдя оглашение и крестившись, он проходил тайноводственные беседы, т. е. беседы о Таинствах, до крещения ему эти беседы были недоступны. До крещения он не участвовал в общей Трапезе Господней, оглашенный покидал собрание в определенный момент и т. д. Коммунизм, который описан в ессейской общине, напоминает коммунизм, который был в первой христианской общине. Они имели все общее, пребывали все вместе, воспевая и поя Бога, в преломлении хлеба, в молитвах. Как все похоже. Изучение Кумранских рукописей, даже краткие выдержки из 8-ой главы 2-ой книги «Иудейской войны», показывают принципиальное различие первых христиан от ессеев. Это различие состоит в том, что, хотя христиане свое учение благоговейно держали в тайне, по слову Христа
Далее переходим к характеристике слова «Евангелие», поговорим о ветхозаветном происхождении термина, об употреблении его в Новом Завете.
Под каноническими Евангелиями мы понимаем четыре Евангелия — Матфея, Марка, Луки, Иоанна, принятые Церковью в качестве Священных Писаний и вошедших в канон Нового Завета. Словом «канон» в данном случае обозначается закрытый список древнехристианских текстов, вероучительный авторитет которых признается всей Церковью. Новый Завет — это состоящий из 27 сочинений сборник, помещенный христианами рядом с еврейскими писателями. Священный характер еврейских ветхозаветных писаний Церковь признавала всегда. После возникновения Нового Завета еврейские книги стали для Церкви Ветхим Заветом, первой частью Библии.
О значении слова «Евангелие». В современном русском языке слово «Евангелие» имеет два значения. Первое — это богословское или теологическое значение, от слова «теология», дословно «Слово о Боге», т. е. христианская радостная весть о спасении во Христе Иисусе. И второе значение, литературное в смысле особого жанра раннехристианской письменности — сочинение, повествующее о жизни, смерти и Воскресении Иисуса Христа из Назарета. Сочинения, которые описывают жизнь, смерть и Воскресение Иисуса Христа составили некий жанр христианской литературы, удовлетворяя критериям которой, эти сочинения именовались Евангелиями. Греческое слово «евангелиум» значит благая, добрая, радостная весть. В Новом Завете это греческое слово стало употребляться в специфическом смысле, связанном с христианской миссионерской деятельностью, т. е. это не любая благая радостная весть, а специфическая радостная весть, христианская провозвестие, т. е. весть о спасении во Христе и проповедь, главное содержание которой составляет эта весть. Вот что такое Евангелие. Первое значение этого слова, имеющее теологический смысл, распадается как бы на две части: это сама благая весть и проповедь об этой благой вести тоже именуется в Священных текстах словом «Евангелие». Приведем примеры.
В наших канонических Евангелиях слово «евангелиум» еще не употребляется, как название письменного сочинения, т. е. во времена Евангелистов такой жанр еще не сложился. В наших Евангелиях это слово употребляется только либо как благая весть о спасении во Христе Иисусе, либо как проповедь об этой благой вести, носителем которой являются те или иные личности Нового Завета. Т. е. употребляется только в теологическом смысле в двух видах.
В греческом языке классического периода слово «евангелиум» имеет также значение воздаяния, награды за радостную весть, благодарственной жертвы за радостную весть. В эпоху позднего эллинизма это слово приобрело религиозный смысл, т. е. уже тогда, в языческие времена означало не просто какую-то радостную весть. В контексте культа римского императора это слово во времена Господа Иисуса Христа приобрело религиозный смысл. Радостными вестями назывались сообщения о различных событиях в жизни обожествленного правителя: императоры обожествлялись, и весть о различных событиях в их жизни именовалась тоже тогда евангелием. Как видим, корень происхождения этого термина языческий. Теперь поговорим об иудейском корне происхождения этого слова. Еврейские истоки новозаветного употребления слова µЕ±ііµ»їЅ в значении вести о спасении, которую принес Иисус Христос (т. е. что Господь Иисус Христос — это ожидавшийся евреями Мессия), известны.
В еврейской Библии употребляется слово «бэсора», которое греки перевели µЕ±ііµ»№±, т. е. в греческом переводе Ветхого Завета однокоренным словом с нашим «евангелиум» в значении радостная весть. Например, во 2 Книге Царств в 18-й главе описывается война Давида с Авессаломом. Авессалом — сын Давида, который восстал на отца, и здесь говорится о гибели Авессалома. Он страшно погиб, зацепившись волосами за дерево, его бросили в лесу в глубокую яму и намешали над ним огромную кучу камней. Это убийство совершили клевреты царя Давида. И вот некий слуга, военноначальник Давидов, Ахимаас приносит весть Давиду:
Итак, военноначальники, совершившие убийство беззаконного сына, тем не менее, любимого кротким Давидом (далее описывается горе Давида по этому поводу, он в скорби, не взирая на то, что кончилась междоусобица, которую затеял сын), торопятся донести об этом царю. Кто-то чувствует, что благой вестью для царя Давида это являться не будет, кто-то хочет отличиться и скорее доложить об этом. Вот здесь, когда говорится о вестнике, приведено слово, однокоренное со словом «бэсера» (вестник благовествующий). А соответствующее слово в греческом тексте является однокоренным слову «евангелиум». Важно, что еще до Христа, до благой вести, до Евангелия греки, переводя термин «благая весть» воспользовались этим греческим словом. Я показал на маленьком примере, как возник термин «евангелие».
В книге пророка Исаии есть еще одно знаменитое мессианское место (я его не приводил в том списке, который записали на прежних лекциях, потому что прямой цитации этого места в Четвероевангелии нет). Вот как оно звучит:
Подтверждение того, что древнее понимание этого слова в еврейском тексте у Исаии было мессианским, мы находим в кумранском библейском комментарии. Комментарий был найден в кувшине в пещере. В одной из рукописей содержится интерпретация Мелхиседека (вышедшему навстречу Аврааму, который вынес ему вино и хлеб. Авраам принес ему десятину). О нем говорится как об эсхатологическом избавителе. Текст (Ис. 51, 7) толкуется следующим образом в Кумранском свитке, я подчеркиваю, что он относится к I в. до Р. X., т. е. не зависит от христианской литературы, поэтому он для нас важен. «Горы — это пророки, а вестник (тот благовестник, … которого на горах) — это мессия». Так понималось это место из пророка Исаии теми, кто не может быть заподозрен в потворстве христианству. Так же это толкует и ап. Павел в Послании к Римлянам.
Ап. Марк начинает свое Благовестие словами:
Евангелисты, написав свои книги, не думали заключать их в такой особый жанр, этот Богодухновенный жанр «Евангелие» родился сам. В некоторых канонических текстах слово «евангелиум» означает проповедь Самого Господа Иисуса. Например, в 1-й главе Евангелия от Марка:
Господь здесь требует, конечно, веры не в книгу, а в ту самую благую весть, что Царство Божие, Царство Мессии приблизилось, открылось. В этом месте слово «Евангелие» имеет теологический смысл и означает христианскую весть о спасении, совершившемся в Иисусе Христе. Так как речь идет об одном исключительном событии, совершившемся раз и навсегда, то ему соответствует одно провозвестие, поэтому слово «евангелиум» не имеет в Новом Завете множественного числа, т. е. употребляется абсолютно, без определений, указывающих на содержание этой вести, содержание заключается в самом наименовании. Например, у ап. Павла говорится:
Сейчас мы говорим о середине II века, а во второй половине II века слово «Евангелие» по-прежнему указывало на содержание христианского провозвестия в первую очередь, т. е. продолжал бытовать теологический смысл этого слова. По мере того, как нормативный авторитет Господа Иисуса Христа переходил на книги, сообщавшие о Его делах и словах, слово «Евангелие» становилось литературным термином, т. е. обозначением особого вида литературного жанра. И самое раннее известное нам употребление этого слова для обозначения именно письменного документа, относится к рубежу I-II веков. Это мы находим в знаменитом сочинении «Дидахе», т. е. «Учении 12-ти Апостолов», одном из древнейших сохранившихся сводов предписаний относительно церковного устройства. Этот краткий отрывок разделен на главы, и в 15-й главе мы читаем:
Наконец, в «Апологии I» мученика Иустина, написанной в 50-х годах II в., мы впервые встречаем слово Евангелие во множественном числе, как название литературного жанра, представленного некоторым количеством произведений, т. е. уже есть много Евангелий.
Вот что мы там читаем:
Это все суть служебные, конечно, сведения, но сведения полезные, ибо часто муссируется, что неправильно говорить «Евангелие от Матфея», надо говорить «Евангелие по Матвею», потому что автором его является не Матфей, а Евангелие одно, просто изложенное в интерпретации Матфея, Луки, Марка, Иоанна. Говорят, что не тот падеж (не «от», а «по» Матфею), употреблен в славянском тексте.
Теперь такой пример. Есть знаменитый фрагмент древнего текста, именуется он «фрагмент Муратори» или «Канон Муратори» по имени ученого, который его обнаружил в библиотеке. Это один из древнейших перечней книг, употребляющихся Западной Церковью. Он сохранился на латыни. И вот Евангелие от Луки обозначается просто, как?»3-я книга Евангелия по Луке», т. е. для автора-составителя этого списка, а датируется он II веком, важнее, что это по порядку 3-е изложение, а не то даже, что автором его является какой-то конкретный человек Лука.
На представлении о том, что может быть только одно Евангелие — «Евангелие об Иисусе Христе» — основана и первая известная гармонизация содержания Евангелий. Это попытка, предпринятая учеником мученика Иустина сирийцем Татианом, была написана приблизительно в 170 г. н. э. Под гармонизацией (или симфонией) здесь следует понимать согласование 4-х версий истории Господа.
Составленное Татианом повествование получило название «Евангелие по Четырем», одна благая весть в изложении 4-х авторов. Здесь как раз и проступает с наибольшей очевидностью убеждение древних, что благая весть одна. Мы это все понимаем, просто интересно, длительно как в древности складывалась традиция. Итак, Татиан, подразумевая, что Евангелие может быть только одним, написал «Евангелие по Четырем» (по-гречески «Диатессарон»). Нам не известно, на каком языке, сирийском или греческом, был написан оригинал этого древнего сочинения, сохранился лишь маленький греческий фрагмент.
Известно, что на Востоке широко использовался сирийский текст «Диатессарон». Как и многие другие авторы, стремившиеся к согласованию Четвероевангелия, Татиан достигал своей цели путем сокращения, т. е. чтобы согласовать, он то, что не вливалось в общую струю, сокращал. Мы это можем только реконструировать, потому что самого текста мы не имеем в полноте. В сирийской церкви длительный период «Диатессарон» применялся вместо канонического Евангелия — до V века включительно. Так как Татиан уклонился в своем вероучении в ересь и отошел от Православия во II веке, порвал с Римской Церковью, то его учение было признано еретическим, «Диатессарон» был изъят из употребления, и списки его были уничтожены. Этот памятник древнехристианской литературы дошел до нас лишь в переводах на латинский и арабский языки. Известен маленький фрагмент греческого текста, а также комментарий на сирийский «Диатессарон», написанный Ефремом Сириным (IV в.). В его собрании сочинений, которое недавно переиздавалось несколько раз, содержатся комментарии именно на сирийский «Диатессарон». Итак, — потребность гармонизации, была одна благая весть, она транслировалась в 4 повествования, теперь обратный ход, от 4-х — к одному повествованию, к одной благой вести. Эта потребность всегда ощущалась в Церкви и порождала новый опыт такого рода. Примером является наша Симфония, которая излагается в Брюссельской Библии или в Синодальном издании в конце, когда Евангельский текст приведен в виде отдельных стихов в предполагаемом согласовании, т. е. 4 столбца и стихи соединяются по темам. Если в одном Евангелии есть уникальные места, то стихи идут в одном столбце, а в прочих столбцах места остаются пустыми, там нет параллельных мест. Такие опыты предпринимал Ориген, учитель церкви III века, блж. Августин в V в., а также наш автор прошлого века Гладков. У него есть единственный опыт русского Диатессарона — «Евангелия по Четырем», книга его называется «Толкование на Евангелие», она была переиздана пару лет назад.
Внутренний смысл выражения «Евангелие по Матфею», «Евангелие по Луке», — это одно благовестие в изложении такого-то автора — стерся, перестал однозначно указывать теологическую идею о единстве истинного Евангелия в изложении, например, Матфея, Луки и т. д. Церковные писатели II-IV вв. говорят не только о принятых Церковью Евангелиях, но говорят и о евангелиях, скажем, по Фоме или по Василиду, по евреям, по египтянам и т. д., отвергая эти начинания, как еретические и сомневаясь в их авторстве. Эти церковные писатели (Ириней Лионский, Климент Александрийский, Ориген, Евсевий) предполагали, что слово «Евангелие» допустимо к этим еретическим писаниям. Почему? Потому что оно в их понимании означает просто литературный жанр. Для них имел значение чисто литературный смысл этого слова, т. е. к этому жанру относились все эти апокрифы, поэтому они не стеснялись применять это слово, для нас теперь великое, к спорным и даже еретическим, ложным книгам. Вот такая метаморфоза. Сначала у греков Евангелие одно, у евреев — другой термин, греки его перевели словом однократным с Евангелием, потом у греков и у язычников оно приобрело религиозный смысл, потом Господь пришел, потом использовали этот термин для обозначения благой вести, принесенной Господом Иисусом Христом о Царстве и о спасении в этом Царстве не от мира сего, затем этот смысл перемешался с литературным смыслом обозначения книги, которая повествует об этой вести, а потом даже отделился от теологического смысла и стал обозначать просто даже жанр. Но, не взирая на такой широкий спектр употребления этого слова, для нас это слово остается в окончательном смысле великим, в первую очередь, в теологическом смысле, как весть о спасении во Иисусе Христе Господе нашем.
Теперь о термине «канон», от которого происходит название канонические Евангелия. Это греческое слово означает камыш, тростник. В свою очередь, греки заимствовали это слово из семитской языковой среды. Затем слово «канон» стало означать прут, сделанный из тростника или камыша. Далее в порядке возникновения переносных значений слово эволюционировало: отвес, линейка для графления у писца, дальнейшая абстракция — правило, норма, мера, образец. Вот, от камыша — к образцу, уже абстрактные понятия, никакого камыша нет и в помине, все о нем уже и забыли. От прикладного смысла как бы сублимируется абстрактное значение, как бы очищается от этой оболочки, становится термином. Во множественном числе это слово «канонес» приобрело значение «таблицы». Таблицы могут быть разными: математическими, хронологическими, астрономическими, в древности все эти таблицы с любовью составлялись, потому что от них многое зависело. Александрийские филологи II в. до Р. X. назвали канонами составленные ими списки образцовых греческих писателей (Александрия II века — это греческое государство, после Александра Македонского государство Птолемеев с высокой культурой. Таким образом в употреблении этого слова у александрийцев сошлись два элемента значения, с одной стороны — сборник, формальный перечень, и с другой стороны — включенная в этот сборник содержательная мера, в этот сборник включаются только образцовые сочинения. Появляется новое значение — сборник. Оба эти значения реализуются и при отнесении термина «канон» к Новому Завету. Итак, это сборник Священных Писаний христианской Церкви, с другой стороны, эти Писания подбираются по содержательному принципу. И этот содержательный принцип, исходя из которого они выделены в этот список, тоже входит в понятие канона, потому что наши канонические Евангелия были выбраны Церковью, исходя из критерия. В текстах, вошедших в Новый Завет, у ап. Павла слово канон употребляется в значении правило, критерий оценки. Например, в смысле «правило» оно встречается в (Гал. 6, 16), «Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость, и Израилю Божию». Какое правило?
Я привожу эти цитаты не случайно. Всякий современный образованный человек должен знать тот факт, что многие из ученых так наз. критической школы высказывали мысли о том, что колыбелью христианства является община ессеев. Почему? Потому что все очень похоже. Также нельзя никому сообщать учение, у христиан существовала дисциплина «аркана», т. е. тайны, когда неоглашенный человек не мог узнать о Таинствах, а, только, пройдя оглашение и крестившись, он проходил тайноводственные беседы, т. е. беседы о Таинствах, до крещения ему эти беседы были недоступны. До крещения он не участвовал в общей Трапезе Господней, оглашенный покидал собрание в определенный момент и т. д. Коммунизм, который описан в ессейской общине, напоминает коммунизм, который был в первой христианской общине. Они имели все общее, пребывали все вместе, воспевая и поя Бога, в преломлении хлеба, в молитвах. Как все похоже. Изучение Кумранских рукописей, даже краткие выдержки из 8-ой главы 2-ой книги «Иудейской войны», показывают принципиальное различие первых христиан от ессеев. Это различие состоит в том, что, хотя христиане свое учение благоговейно держали в тайне, по слову Христа
«не метая бисера перед свиньями»(не потому, что они считали всех вокруг «свиньями», а потому, что слишком дорожили «бисером» своего учения, чтобы его метать в грязь, только поэтому) христиане были открытой общиной, и им не предписывалось держать в тайне свое учение. Что-то держалось в тайне, скажем в собрании христиан могли быть только верные, участвовать в Трапезе Господней, преломлении хлеба могли только верные, но это следует из существа этого Таинства, которое есть единство в Теле Христовом. Если внутренне нет этого единства, то нечего дозволять его внешне; если внутренне его нет с кем-то приходящим в общину, то невозможно попирать это Таинство. Но проповедь христиан была доступна для каждого, кто желал, и всякий вопрошающий, всякий желающий услышать эту проповедь о Христе Распятом и Воскресшем, слышал ее.
Далее переходим к характеристике слова «Евангелие», поговорим о ветхозаветном происхождении термина, об употреблении его в Новом Завете.
Под каноническими Евангелиями мы понимаем четыре Евангелия — Матфея, Марка, Луки, Иоанна, принятые Церковью в качестве Священных Писаний и вошедших в канон Нового Завета. Словом «канон» в данном случае обозначается закрытый список древнехристианских текстов, вероучительный авторитет которых признается всей Церковью. Новый Завет — это состоящий из 27 сочинений сборник, помещенный христианами рядом с еврейскими писателями. Священный характер еврейских ветхозаветных писаний Церковь признавала всегда. После возникновения Нового Завета еврейские книги стали для Церкви Ветхим Заветом, первой частью Библии.
О значении слова «Евангелие». В современном русском языке слово «Евангелие» имеет два значения. Первое — это богословское или теологическое значение, от слова «теология», дословно «Слово о Боге», т. е. христианская радостная весть о спасении во Христе Иисусе. И второе значение, литературное в смысле особого жанра раннехристианской письменности — сочинение, повествующее о жизни, смерти и Воскресении Иисуса Христа из Назарета. Сочинения, которые описывают жизнь, смерть и Воскресение Иисуса Христа составили некий жанр христианской литературы, удовлетворяя критериям которой, эти сочинения именовались Евангелиями. Греческое слово «евангелиум» значит благая, добрая, радостная весть. В Новом Завете это греческое слово стало употребляться в специфическом смысле, связанном с христианской миссионерской деятельностью, т. е. это не любая благая радостная весть, а специфическая радостная весть, христианская провозвестие, т. е. весть о спасении во Христе и проповедь, главное содержание которой составляет эта весть. Вот что такое Евангелие. Первое значение этого слова, имеющее теологический смысл, распадается как бы на две части: это сама благая весть и проповедь об этой благой вести тоже именуется в Священных текстах словом «Евангелие». Приведем примеры.
В наших канонических Евангелиях слово «евангелиум» еще не употребляется, как название письменного сочинения, т. е. во времена Евангелистов такой жанр еще не сложился. В наших Евангелиях это слово употребляется только либо как благая весть о спасении во Христе Иисусе, либо как проповедь об этой благой вести, носителем которой являются те или иные личности Нового Завета. Т. е. употребляется только в теологическом смысле в двух видах.
В греческом языке классического периода слово «евангелиум» имеет также значение воздаяния, награды за радостную весть, благодарственной жертвы за радостную весть. В эпоху позднего эллинизма это слово приобрело религиозный смысл, т. е. уже тогда, в языческие времена означало не просто какую-то радостную весть. В контексте культа римского императора это слово во времена Господа Иисуса Христа приобрело религиозный смысл. Радостными вестями назывались сообщения о различных событиях в жизни обожествленного правителя: императоры обожествлялись, и весть о различных событиях в их жизни именовалась тоже тогда евангелием. Как видим, корень происхождения этого термина языческий. Теперь поговорим об иудейском корне происхождения этого слова. Еврейские истоки новозаветного употребления слова µЕ±ііµ»їЅ в значении вести о спасении, которую принес Иисус Христос (т. е. что Господь Иисус Христос — это ожидавшийся евреями Мессия), известны.
В еврейской Библии употребляется слово «бэсора», которое греки перевели µЕ±ііµ»№±, т. е. в греческом переводе Ветхого Завета однокоренным словом с нашим «евангелиум» в значении радостная весть. Например, во 2 Книге Царств в 18-й главе описывается война Давида с Авессаломом. Авессалом — сын Давида, который восстал на отца, и здесь говорится о гибели Авессалома. Он страшно погиб, зацепившись волосами за дерево, его бросили в лесу в глубокую яму и намешали над ним огромную кучу камней. Это убийство совершили клевреты царя Давида. И вот некий слуга, военноначальник Давидов, Ахимаас приносит весть Давиду:
«Ахимаас, сын Садоков, сказал Иоаву: побегу я, извещу царя, что Господь судом Своим, избавил его от рук врагов его. Но Иоав(другой слуга — авт.)
сказал ему: не будешь ты сегодня добрым вестником; известить в другой день, а не сегодня, ибо умер сын царя. И сказал Иоав Хусию(еще один военноначальник — авт.)
: пойди, донеси царю, что видел ты. И поклонился Хусий Иоаву и побежал. Но Ахимаас, сын Садоков, настаивал и говорил Иоаву: что бы ни было, но и я побегу за Хусием. Иоав же отвечал: зачем бежать тебе, сын мой? не принесешь ты доброй вести»(2 Цар. 18, ).
Итак, военноначальники, совершившие убийство беззаконного сына, тем не менее, любимого кротким Давидом (далее описывается горе Давида по этому поводу, он в скорби, не взирая на то, что кончилась междоусобица, которую затеял сын), торопятся донести об этом царю. Кто-то чувствует, что благой вестью для царя Давида это являться не будет, кто-то хочет отличиться и скорее доложить об этом. Вот здесь, когда говорится о вестнике, приведено слово, однокоренное со словом «бэсера» (вестник благовествующий). А соответствующее слово в греческом тексте является однокоренным слову «евангелиум». Важно, что еще до Христа, до благой вести, до Евангелия греки, переводя термин «благая весть» воспользовались этим греческим словом. Я показал на маленьком примере, как возник термин «евангелие».
В книге пророка Исаии есть еще одно знаменитое мессианское место (я его не приводил в том списке, который записали на прежних лекциях, потому что прямой цитации этого места в Четвероевангелии нет). Вот как оно звучит:
«Как прекрасны на горах ночи благовестника, возвещающего мир, благовествующего радость проповедующею спасение»(Ис. 51, 7). Это место приводит ап. Павел в Послании к Римлянам! (Рим. 10, 15). Здесь в еврейском тексте тоже употреблено слово, однокоренное с «бэсара» (благовестник), а в греческом тексте толковники взяли слово, однокоренное с греческим «евангелиум».
Подтверждение того, что древнее понимание этого слова в еврейском тексте у Исаии было мессианским, мы находим в кумранском библейском комментарии. Комментарий был найден в кувшине в пещере. В одной из рукописей содержится интерпретация Мелхиседека (вышедшему навстречу Аврааму, который вынес ему вино и хлеб. Авраам принес ему десятину). О нем говорится как об эсхатологическом избавителе. Текст (Ис. 51, 7) толкуется следующим образом в Кумранском свитке, я подчеркиваю, что он относится к I в. до Р. X., т. е. не зависит от христианской литературы, поэтому он для нас важен. «Горы — это пророки, а вестник (тот благовестник, … которого на горах) — это мессия». Так понималось это место из пророка Исаии теми, кто не может быть заподозрен в потворстве христианству. Так же это толкует и ап. Павел в Послании к Римлянам.
Ап. Марк начинает свое Благовестие словами:
«Начало Евангелия Иисуса Христа…»(Мк. 1, 1). В слове «евангелиум», которое употребляется здесь, есть указание на авторское название этого сочинения. Скорее всего, именно это место (Мк. 1, 1) решающим образом повлияло на определение нового жанра христианской письменности, как Евангелия. У самого Евангелиста это, как и в других местах первой главы, конечно, имеет не литературный, а тот же самый теологический смысл проповеди Христа. Начиная свое благовестие. Евангелист так и пишет: «начало Евангелия», не книжки, а начало изложения благой вести. Привычные для нас названия: «Евангелие от Матфея», «Евангелие от Луки» и т. д. возникли, очевидно, после написания этих книг, потому что это, по существу, определение их как некоего жанра особой христианской литературы. В названии «Евангелие от Матфея» уже содержится намек на заголовок книги, который характеризует их, как особый жанр. Это определение не принадлежит их авторам, что следует из текстов самих Евангелий, сам текст Евангелий есть просто изложение этой благой вести.
Евангелисты, написав свои книги, не думали заключать их в такой особый жанр, этот Богодухновенный жанр «Евангелие» родился сам. В некоторых канонических текстах слово «евангелиум» означает проповедь Самого Господа Иисуса. Например, в 1-й главе Евангелия от Марка:
«После же того, как предан был Иоанн, пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия…»(Мк. 1, ). В чем состояло это «Евангелие»? Иисус говорил, что исполнилось время и приблизилось Царствие Божие:
«покайтесь и веруйте в Евангелие»(Мк. 1, 14).
Господь здесь требует, конечно, веры не в книгу, а в ту самую благую весть, что Царство Божие, Царство Мессии приблизилось, открылось. В этом месте слово «Евангелие» имеет теологический смысл и означает христианскую весть о спасении, совершившемся в Иисусе Христе. Так как речь идет об одном исключительном событии, совершившемся раз и навсегда, то ему соответствует одно провозвестие, поэтому слово «евангелиум» не имеет в Новом Завете множественного числа, т. е. употребляется абсолютно, без определений, указывающих на содержание этой вести, содержание заключается в самом наименовании. Например, у ап. Павла говорится:
«Ибо я не стыжусь благовествования(по-гречески здесь «евангелиум» — авт.)
Христова, потому что оно есть сила Божия ко спасению…»(Рим. 1, 16). Апостол не расшифровывает, что это благовествование в себе содержит, потому что для всех ясно, что это благовествование есть сила Божия ко спасению. И в другом послании:
«Напоминаю вам, братия, Евангелие, которое я благовествовал вам…»(1 Кор. 15, 1). Слова и дела Иисуса Христа, события Его жизни, учение Его не были частью Евангелия в первохристианских общинах и у ап. Павла. Обратите внимание, что ап. Павел, который является, по-видимому, первым новозаветным писателем, так как его Послания написаны самыми первыми по времени и даже раньше наших Евангелий (это легко восстанавливается, не буду сейчас этого доказывать), не упоминает никаких событий из жизни Господа и о Его учении. У него о жизни Христовой вы ничего не прочитаете, за исключением повествования о смерти, о Воскресении, о Тайной Вечери, и все. Все остальное для него кажется несущественным. Почему? Слова и дела не были частью Евангелия в первоначальном понимании этого слова. Евангелие — это есть сила Божия ко спасению, т. е. весть о Распятом и Воскресшем — вот сила Божия ко спасению, в этом и заключена удивительная всепобеждающая сила Божия ко спасению, которая перевернула и Савла, ставшего Павлом. Итак, наши Евангелия, которые есть уже повествования о словах Христа и о Его делах, очевидно, появились позднее и знаменовали собой появление нового литературного жанра. До этого у ап. Павла Евангелие не было рассказом о жизни и делах Иисуса Христа, Павлово употребление слова «Евангелие» отличается от употребления этого слова по нашим каноническим Евангелиям, хотя понятно, что суть, безусловно, одна. Сам термин еще не устоялся, у ап. Павла он значит так, у Евангелистов несколько иначе, хотя существо одно и то же — спасение во Христе Иисусе.
Сейчас мы говорим о середине II века, а во второй половине II века слово «Евангелие» по-прежнему указывало на содержание христианского провозвестия в первую очередь, т. е. продолжал бытовать теологический смысл этого слова. По мере того, как нормативный авторитет Господа Иисуса Христа переходил на книги, сообщавшие о Его делах и словах, слово «Евангелие» становилось литературным термином, т. е. обозначением особого вида литературного жанра. И самое раннее известное нам употребление этого слова для обозначения именно письменного документа, относится к рубежу I-II веков. Это мы находим в знаменитом сочинении «Дидахе», т. е. «Учении 12-ти Апостолов», одном из древнейших сохранившихся сводов предписаний относительно церковного устройства. Этот краткий отрывок разделен на главы, и в 15-й главе мы читаем:
«Обличайте друг друга не во гневе, но в мире, как имеете в Благовествовании»[Пис, с. 36]. Здесь не явное указание на книгу, но чувствуется обращение к некоему документу. Во 2-м послании святого Климента, папы Римского (которое, по-видимому, принадлежит не его руке, а написано неизвестным автором приблизительно в середине II века, правда это окончательно установить невозможно) слово «Евангелие» встречается в значении письменного рассказа об Иисусе Христе. Это все опубликовано в книге «Писания мужей апостольских», там же содержится и «Дидахе» в новом переводе о. Валентина Асмуса. Вот что мы читаем в 8-й главе, ст. 5:
«Ибо Господь говорит в евангелии(и далее цитируется — авт.):
если вы не сохраните малого, кто вам даст великое?»[Пис, с. 162]. Явно просматривается неточная цитация Евангелия от Луки:
«Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом, не верен и во многом»(Лк. 16, 10). Для нас существенна фраза: «Ибо Господь говорит в евангелии». Здесь явно имеется в виду некая книга.
Наконец, в «Апологии I» мученика Иустина, написанной в 50-х годах II в., мы впервые встречаем слово Евангелие во множественном числе, как название литературного жанра, представленного некоторым количеством произведений, т. е. уже есть много Евангелий.
Вот что мы там читаем:
«Ибо апостолы в написанных ими сказаниях, которые называются Евангелиями, передали, что им было так заповедано: Иисус взял хлеб и благодарил и сказал: это делайте в Мое воспоминание, это есть Тело Мое»(1 Аполог. 66, 3) [Ран, с. 338]. Поразительна точность установительных слов, хотя совершенно очевидно, что Иустин цитирует по памяти. Кстати, многие сочинения древних авторов — мужей апостольских или апологетов, т. е. самых ранних христианских писателей — изобилуют цитируемым наизусть Священным Писанием, что показывает исключительное отношение к этому тексту у древних христиан и замечательно свидетельствует о подлинности наших Евангелий, когда можно по этим цитатам древнехристианских авторов восстановить практически полностью парафраз наших канонических Евангелий. Таким образом. Евангелие, т. е. форма провозвестия о спасении, со временем стало пониматься как письменное изложение истории Господа нашего Иисуса Христа; теологический смысл перетек в литературный и сплелся с этим смыслом. Тесная связь теологического и литературного смысла термина «Евангелие» обнаружилась в том, что во II веке эти книги стали называться Евангелием от Матфея или Евангелием по Матфею, Евангелием по Иоанну. Возможно, у этих сочинений были и авторские названия, мы не знаем и никогда их не встретим, но эти возможные авторские названия (в древности было принято давать пышные восточные названия, скажем, «Дидахе» — это только краткий сколок большого названия: «Учение двенадцати апостолов») заменились единой теологически значимой формулой: «Евангелие по …», или «Евангелие от …». За этой формулой стоит представление, согласно которому единое Евангелие (в теологическом смысле) существует в разных изложениях, т. е. уже литературный смысл.
Это все суть служебные, конечно, сведения, но сведения полезные, ибо часто муссируется, что неправильно говорить «Евангелие от Матфея», надо говорить «Евангелие по Матвею», потому что автором его является не Матфей, а Евангелие одно, просто изложенное в интерпретации Матфея, Луки, Марка, Иоанна. Говорят, что не тот падеж (не «от», а «по» Матфею), употреблен в славянском тексте.
Теперь такой пример. Есть знаменитый фрагмент древнего текста, именуется он «фрагмент Муратори» или «Канон Муратори» по имени ученого, который его обнаружил в библиотеке. Это один из древнейших перечней книг, употребляющихся Западной Церковью. Он сохранился на латыни. И вот Евангелие от Луки обозначается просто, как?»3-я книга Евангелия по Луке», т. е. для автора-составителя этого списка, а датируется он II веком, важнее, что это по порядку 3-е изложение, а не то даже, что автором его является какой-то конкретный человек Лука.
На представлении о том, что может быть только одно Евангелие — «Евангелие об Иисусе Христе» — основана и первая известная гармонизация содержания Евангелий. Это попытка, предпринятая учеником мученика Иустина сирийцем Татианом, была написана приблизительно в 170 г. н. э. Под гармонизацией (или симфонией) здесь следует понимать согласование 4-х версий истории Господа.
Составленное Татианом повествование получило название «Евангелие по Четырем», одна благая весть в изложении 4-х авторов. Здесь как раз и проступает с наибольшей очевидностью убеждение древних, что благая весть одна. Мы это все понимаем, просто интересно, длительно как в древности складывалась традиция. Итак, Татиан, подразумевая, что Евангелие может быть только одним, написал «Евангелие по Четырем» (по-гречески «Диатессарон»). Нам не известно, на каком языке, сирийском или греческом, был написан оригинал этого древнего сочинения, сохранился лишь маленький греческий фрагмент.
Известно, что на Востоке широко использовался сирийский текст «Диатессарон». Как и многие другие авторы, стремившиеся к согласованию Четвероевангелия, Татиан достигал своей цели путем сокращения, т. е. чтобы согласовать, он то, что не вливалось в общую струю, сокращал. Мы это можем только реконструировать, потому что самого текста мы не имеем в полноте. В сирийской церкви длительный период «Диатессарон» применялся вместо канонического Евангелия — до V века включительно. Так как Татиан уклонился в своем вероучении в ересь и отошел от Православия во II веке, порвал с Римской Церковью, то его учение было признано еретическим, «Диатессарон» был изъят из употребления, и списки его были уничтожены. Этот памятник древнехристианской литературы дошел до нас лишь в переводах на латинский и арабский языки. Известен маленький фрагмент греческого текста, а также комментарий на сирийский «Диатессарон», написанный Ефремом Сириным (IV в.). В его собрании сочинений, которое недавно переиздавалось несколько раз, содержатся комментарии именно на сирийский «Диатессарон». Итак, — потребность гармонизации, была одна благая весть, она транслировалась в 4 повествования, теперь обратный ход, от 4-х — к одному повествованию, к одной благой вести. Эта потребность всегда ощущалась в Церкви и порождала новый опыт такого рода. Примером является наша Симфония, которая излагается в Брюссельской Библии или в Синодальном издании в конце, когда Евангельский текст приведен в виде отдельных стихов в предполагаемом согласовании, т. е. 4 столбца и стихи соединяются по темам. Если в одном Евангелии есть уникальные места, то стихи идут в одном столбце, а в прочих столбцах места остаются пустыми, там нет параллельных мест. Такие опыты предпринимал Ориген, учитель церкви III века, блж. Августин в V в., а также наш автор прошлого века Гладков. У него есть единственный опыт русского Диатессарона — «Евангелия по Четырем», книга его называется «Толкование на Евангелие», она была переиздана пару лет назад.
Внутренний смысл выражения «Евангелие по Матфею», «Евангелие по Луке», — это одно благовестие в изложении такого-то автора — стерся, перестал однозначно указывать теологическую идею о единстве истинного Евангелия в изложении, например, Матфея, Луки и т. д. Церковные писатели II-IV вв. говорят не только о принятых Церковью Евангелиях, но говорят и о евангелиях, скажем, по Фоме или по Василиду, по евреям, по египтянам и т. д., отвергая эти начинания, как еретические и сомневаясь в их авторстве. Эти церковные писатели (Ириней Лионский, Климент Александрийский, Ориген, Евсевий) предполагали, что слово «Евангелие» допустимо к этим еретическим писаниям. Почему? Потому что оно в их понимании означает просто литературный жанр. Для них имел значение чисто литературный смысл этого слова, т. е. к этому жанру относились все эти апокрифы, поэтому они не стеснялись применять это слово, для нас теперь великое, к спорным и даже еретическим, ложным книгам. Вот такая метаморфоза. Сначала у греков Евангелие одно, у евреев — другой термин, греки его перевели словом однократным с Евангелием, потом у греков и у язычников оно приобрело религиозный смысл, потом Господь пришел, потом использовали этот термин для обозначения благой вести, принесенной Господом Иисусом Христом о Царстве и о спасении в этом Царстве не от мира сего, затем этот смысл перемешался с литературным смыслом обозначения книги, которая повествует об этой вести, а потом даже отделился от теологического смысла и стал обозначать просто даже жанр. Но, не взирая на такой широкий спектр употребления этого слова, для нас это слово остается в окончательном смысле великим, в первую очередь, в теологическом смысле, как весть о спасении во Иисусе Христе Господе нашем.
Теперь о термине «канон», от которого происходит название канонические Евангелия. Это греческое слово означает камыш, тростник. В свою очередь, греки заимствовали это слово из семитской языковой среды. Затем слово «канон» стало означать прут, сделанный из тростника или камыша. Далее в порядке возникновения переносных значений слово эволюционировало: отвес, линейка для графления у писца, дальнейшая абстракция — правило, норма, мера, образец. Вот, от камыша — к образцу, уже абстрактные понятия, никакого камыша нет и в помине, все о нем уже и забыли. От прикладного смысла как бы сублимируется абстрактное значение, как бы очищается от этой оболочки, становится термином. Во множественном числе это слово «канонес» приобрело значение «таблицы». Таблицы могут быть разными: математическими, хронологическими, астрономическими, в древности все эти таблицы с любовью составлялись, потому что от них многое зависело. Александрийские филологи II в. до Р. X. назвали канонами составленные ими списки образцовых греческих писателей (Александрия II века — это греческое государство, после Александра Македонского государство Птолемеев с высокой культурой. Таким образом в употреблении этого слова у александрийцев сошлись два элемента значения, с одной стороны — сборник, формальный перечень, и с другой стороны — включенная в этот сборник содержательная мера, в этот сборник включаются только образцовые сочинения. Появляется новое значение — сборник. Оба эти значения реализуются и при отнесении термина «канон» к Новому Завету. Итак, это сборник Священных Писаний христианской Церкви, с другой стороны, эти Писания подбираются по содержательному принципу. И этот содержательный принцип, исходя из которого они выделены в этот список, тоже входит в понятие канона, потому что наши канонические Евангелия были выбраны Церковью, исходя из критерия. В текстах, вошедших в Новый Завет, у ап. Павла слово канон употребляется в значении правило, критерий оценки. Например, в смысле «правило» оно встречается в (Гал. 6, 16), «Тем, которые поступают по сему правилу, мир им и милость, и Израилю Божию». Какое правило?