Страница:
Ветер был свеж, и Роуз невольно поежилась. Но идти в каюту за шалью глупо, тогда уж проще сразу лечь спать. Она побудет тут немного и пойдет к себе, а пока есть время подумать.
Где искать Александра? Бабушка дала Роуз то самое письмо, пришедшее восемь месяцев назад; на конверте значился адрес одного каирского отеля. Сомнительно, что кузен до сих пор там, ведь он известен своей тягой к перемене мест, впрочем, как и любой член их семьи – похоже, это заразное, что-то вроде морового поветрия. Подумав о том, Роуз мысленно одернула себя: не хватало еще отпустить подобную шуточку при Александре, учитывая то, как умерли его родители.
Но для того чтобы отпускать при нем шуточки, кузена сначала нужно отыскать. Он может находиться где угодно; бабушка говорила, Александр даже до Америки добирался. Что, если придется пересекать Атлантику? Роуз собиралась когда-нибудь это сделать, однако не столь спонтанно. И все же есть в поисковом азарте нечто совершенно особенное. Наверное, именно из-за этого чувства англичане так любят охоту на лис.
Александр – хитрая рыжая лиса. С бабушкой у него прекрасные отношения, но даже до своего отъезда появлялся он в Холидэй-Корте так редко, что это можно было бы счесть пренебрежением. Эмма, впрочем, так не считала, и Роуз предоставляла решать ей – в конце концов, бабушке виднее. Если единственный и любимый внук носа не кажет, однако уверяет, что испытывает к старушке нежные чувства, – что ж, пусть будет так.
В его письме говорилось, что он собирается подняться к верховьям Нила и, несмотря на обилие крокодилов по пути, получить от этого удовольствие. Интересно, предпринял ли кузен ту поездку, а если да, чем все закончилось? Новых писем не приходило достаточно давно, и хотя бабушка уверяет, что поводов для беспокойства нет, они могут появиться. А если Александр пропал без вести? Что, если он давным-давно упокоился в желудке какого-нибудь крупного крокодила и даже личных вещей не осталось? Роуз полагала, что крокодилом в качестве нового графа Дарема мистер Липман не удовлетворится. У Александра же несомненное преимущество: он может прятаться сколько угодно, так как Роуз понятия не имеет, ни как он выглядит, ни чем сейчас занимается.
Бабушка попыталась описать внучке ее кузена – такого, каким Эмма его запомнила несколько лет назад, – но нельзя сказать, будто это сильно помогло. Под словесный портрет «молодой, красивый, каштановые волосы, почти как у тебя, детка, и глаза серые» подходила едва ли не четверть населения земного шара. Ну хорошо, пусть восьмая часть, но все равно это чертовски много народу. Придется положиться на удачу и совесть кузена Александра, письма которому тем не менее разослали во все концы.
Начинать следует с отеля в Каире, это совершенно очевидно. А дальше… как повезет.
Роуз зевнула и отправилась спать – миссис Браун наверняка уже начинает тревожиться.
То, что в путешествии стояла хорошая погода, можно было посчитать добрым знаком – во всяком случае, Роуз предпочитала думать именно так. Она проводила дни на палубе, сидя в кресле и читая или же глядя в морскую даль. Пароход исправно пыхтел в нужном направлении, периодически слева виднелась береговая линия и встречались другие суда: движение у берегов Европы было оживленным. Не раз близко подходили рыбацкие баркасы, с которых загорелые дочерна люди сбрасывали в ярко-синюю воду заштопанные во многих местах сети.
А еще отец Джонсон, по всей видимости, решил опекать одиноко путешествующую даму и вежливо скрашивал ее часы, просиживая в кресле рядом и ведя длинные беседы. Как Роуз и предполагала, он оказался третьим сыном в знатной, но небогатой семье: первенец наследовал владения, второй сын давно пропадал в Вест-Индии, став блестящим офицером, а молодой Иеремия, с которым все с самого начала было ясно, избрал путь миссионера. Иногда люди в таких случаях противятся судьбе, чувствуя, что предназначены вовсе не для священного служения, но Иеремии, похоже, повезло: в Бога он верил искренне и как-то открыто, заражая этой верой всех, кто оказывался рядом.
– Миссионерство вам подходит, – заметила Роуз на второй день пути.
– Я всегда это чувствовал. Всегда ощущал присутствие Бога. Разве мог я стать кем-то иным?
– Некоторые отворачиваются от того, что дают им небеса, ради других благ.
– Как можно от этого отречься? – искренне удивился отец Джонсон. – Служение Богу – мой долг и моя стезя, я буду идти по ней, пока не умру.
– Надеюсь, это случится еще не скоро, – улыбнулась Роуз, и молодой человек покраснел, как почти всегда при виде ее улыбки.
Невозможно было не замечать, что он неровно дышит к своей спутнице. Это оказалась легкая мгновенная влюбленность, которой отец Джонсон не мог противиться. Да и не хотел, судя по всему. Он не делал никаких намеков и ни к чему Роуз не принуждал, а также не стремился с нею сблизиться – уж уловки великосветских ловеласов Роуз знала доподлинно! Только говорил, смотрел на нее иногда печально, а по большей части – восхищенно и пропускал через себя эту вспыхнувшую любовь, словно она несла ему не испытания, а лишь радость и свет. Роуз понимала, что, когда их пути разойдутся, отец Джонсон некоторое время будет ее помнить, и лишь надеялась, что забудет потом.
Она ничего не могла ему дать, кроме дружбы.
Глава 3
Роуз проснулась оттого, что корпус парохода, казалось, содрогнулся, и, прежде чем она успела вообразить себе морские катастрофы и чудовищ, поняла, что «Святая Анна» попросту ошвартовалась в порту Лиссабона. Стояло раннее утро, солнечные лучи лились в приоткрытое окно, и Роуз, приподнявшись на локте, отметила, как изменился солнечный свет. Он был теперь не пепельно-серого оттенка, как в Англии, и не с примесью озорной синевы, как у берегов Франции, а с нежно-кремовым отливом речного песка. Или ей так казалось?.. Из окна долетал плеск волн о борта и крики береговых чаек, громкие голоса матросов и бодрый бас капитана Лероя. В Лиссабоне «Святая Анна» должна простоять до вечернего отлива, взять на борт товары и новых пассажиров. Еще вчера Роуз приняла приглашение отца Джонсона прогуляться по берегу, пока пароход будет в порту, так что пора вставать, завтракать и исполнять обещание.
Она вышла на палубу где-то в половине девятого утра. Солнце стояло уже высоко, пассажиры как один были на ногах, а трап, перекинутый на причал, так и манил к прогулке. «Святая Анна» без проблем ошвартовалась в порту, находившемся в устье реки Тежу. Тут крепко пахло речным илом, камнями и застоявшейся водой.
– Не слишком приятный запах, верно? – Отец Джонсон, оказавшийся рядом, повел носом, словно лучшая бабушкина гончая. – Но мне следует привыкать. Это еще не самое худшее, что можно унюхать. Как-то мне довелось побывать в парочке работных домов, вот там воняло так воняло!
Временами его речь утрачивала плавное течение, что присуще людям образованным, и переходила на звонкий простонародный говорок.
– Вам действительно придется привыкать, – согласилась Роуз и оперлась на руку священника, чтобы с его помощью сойти на причал. – Если уж вы намерены отправиться к дикарям…
– Намерен, миледи! В самые дикие места, что еще остались на этой планете. А пока мы не отдалились от благ цивилизации, не изволите ли прокатиться со мной?..
Они наняли открытый экипаж, который провез их вдоль берега реки и дальше, к океану. Роуз наслаждалась теплом и хорошей погодой, священник же без умолку болтал, вываливая на свою спутницу ворох сведений о местных красотах. Город карабкался по холмам, и ярко цвели какие-то мелкие желтые цветы у стен монастыря иеронимитов.
Пообедав в береговом ресторане, Роуз и отец Джонсон возвратились к «Святой Анне» и стали свидетелями занимательного зрелища: на борт загружались новые пассажиры. Тяжело отдувающийся носильщик волок несколько громадных чемоданов за тучной леди средних лет, громко приказывавшей ему поторапливаться; итальянская семья, судя по их быстрому и радостному говору, весьма обрадованная предстоящей поездкой, бестолково совала матросам вещи; некий джентльмен в белом костюме, сопровождаемый слугой, пережидал этот локальный апокалипсис с достойным похвалы спокойствием. Отец Джонсон помог Роуз выйти из коляски.
– Похоже, за обедом теперь будет еще оживленней.
– Вы уверены, что все это пассажиры первого класса? – Роуз опустила на глаза короткую сетчатую вуаль, чтобы скрыть их от посторонних.
– Та дама и этот джентльмен точно будут обедать за столом нашего капитана, уж вы мне поверьте, – понизив голос, произнес отец Джонсон.
Мужчина, словно услышав, что говорят о нем, бросил на Роуз и ее спутника быстрый взгляд.
Роуз, в свою очередь, с любопытством посмотрела на него – ничего невежливого, просто короткое учтивое внимание.
Он был довольно высокий, выше ее примерно на голову, с широкими плечами, прямой, как доска, спиной и руками, которые постоянно находились в движении, – сейчас, например, рассеянно танцевали на полях белоснежной шляпы, которую незнакомый господин снял и крутил в пальцах. Волосы джентльмена были странного оттенка: не золотистые, не каштановые, не черные, не рыжие, а какие-то пегие, всех этих цветов одновременно. Роуз уже встречала людей с волосами подобного вида и знала, что такие бывают у людей, проводящих много времени на солнце без головного убора. У незнакомца оказался большой рот с чуть приподнятыми уголками, словно обладатель сих губ вот-вот рассмеется. Кожу мужчины покрывал ровный загар, что в лондонском обществе по-прежнему считалось немного неприличным, зато у бывалых путешественников не вызывало никаких вопросов. Белый костюм сидел на джентльмене как влитой, голенища прекрасных кожаных сапог отливали медью. Слуга, стоявший за его спиной, показался Роуз статуей, так как шевелиться, в отличие от господина, явно считал излишним; это был человек средних лет с глубоко изрезанным морщинами лицом и запавшими глазами, судя по виду – не англичанин.
Обмен взглядами получился коротким, после чего джентльмен нахлобучил на голову шляпу, чтобы тут же приподнять ее и поклониться Роуз. Та ответила вежливым кивком и проследовала мимо, положив ладонь на руку священника и стараясь аккуратно ступать по трапу. Кто бы ни был этот новый пассажир, отец Джонсон прав: вряд ли он путешествует вторым или третьим классом.
«Святая Анна» отошла от причала с отливом и, развернувшись, неторопливо и величаво покинула устье. Роуз принесли записку от капитана, как и каждый вечер: мистер Лерой выказывал уважение леди Шелдон и приглашал ее присоединиться к нему и другим пассажирам в кают-компании за ужином. Миссис Браун разложила перед Роуз ее платья, и через некоторое время был выбран летний наряд нежно-кремового цвета, отороченный белым кружевом и украшенный по лифу крошечными речными жемчужинами. Роуз стояла перед закрепленным на стене каюты зеркалом, разглядывала себя так и этак и очень себе нравилась. Миссис Браун застегнула у нее на шее жемчужное ожерелье, уложила хозяйке волосы, протянула кружевные перчатки и, полюбовавшись произведенным эффектом, одобрительно кивнула: да, по мнению почтенной женщины, теперь можно появляться в приличном обществе. Сама она, как обычно, осталась в каюте: присутствие среди пассажиров отца Джонсона и его дружба с Роуз не остались ею незамеченными, что компаньонка всячески поощряла, хотя не произнесла и пары предложений по этому поводу. Впрочем, Роуз и так понимала ее прекрасно.
На палубе теперь стало оживленней. Присутствовать на мостике и ужинать в кают-компании имели право лишь пассажиры первого класса, верхняя палуба была открыта для них и для пассажиров второго; третий класс ютился внизу, в многоместных каютах, больше похожих на трюмы, и не оскорблял своим видом взгляды благородных господ. На палубе Роуз обнаружила и давешнее итальянское семейство, по-прежнему испытывавшее щенячий восторг от всего, что вокруг происходит, а также многих других новых пассажиров, большинство из которых оказались одеты небогато, но чисто. Прислонившись к основанию мачты и скрестив руки на груди, Роуз поджидал отец Джонсон. Ветер трепал полы его шелковой сутаны. Солнце садилось, огненные блики рассыпались по волнам, как перья пролетевшего мимо феникса.
При виде Роуз отец Джонсон просиял.
– Капитан распорядился поднять паруса. – Он ткнул пальцем вверх. – Говорит, что хорошим ветром грешно не воспользоваться, и я полностью его поддерживаю. Публика в восторге.
– Еще бы. – Роуз однажды приходилось плавать на пароходе, подобном этому, и она видела паруса вблизи, однако до сих пор они вызывали в ней мистический трепет. Она подняла голову, глядя вверх, туда, где под попутным ветром туго выгибались громадные желтоватые полотнища. – Как красиво…
– Если желаете, мы можем прогуляться. Обед назначен через полчаса.
– Охотно.
Они прошлись вдоль борта, в конце концов остановившись так, чтобы видеть мачты во всей красе; у Роуз захватывало дух, когда она на них смотрела. Как все-таки дерзок и изобретателен человек! Он пересекает океаны на скорлупках, наполненных удачей и ветром. И это не только опасно, но и безумно красиво.
Неподалеку, на носу, Роуз заметила давешнего джентльмена в белом костюме; новый пассажир беседовал с мистером Уордом, членом Королевского географического общества, и, похоже, о чем-то с ним спорил – издалека не расслышать. Иеремия не заметил этой парочки, увлеченно рассказывая Роуз о своей давней поездке в Эдинбург. Через плечо священника были прекрасно видны и джентльмен в белом, и его собеседник, их лица в профиль, жесты, а временами доносился их смех. Если они и спорили, то уж точно не ссорились. Роуз не могла понять, чем ее внимание привлек этот новый человек на судне и почему ей хочется узнать, кто он и куда направляется. Но это не тревожило: с Роуз уже случались подобные предчувствия, и каждое из них вело к интересному знакомству. Она кивала отцу Джонсону, выслушала все, что священник хотел ей рассказать об Эдинбурге, а потом позволила проводить себя в кают-компанию.
Капитан Лерой нынче пребывал в отличном расположении духа: число пассажиров увеличилось, что логично увеличивало и выручку, товар погрузили быстро и без потерь, ветер попутный, и, если все сложится как надо, через несколько дней «Святая Анна» придет в Александрию. Пассажиры рассаживались за накрытым столом, отец Джонсон занял место рядом с Роуз и весьма оказался тем доволен. Громогласная дама, которую капитан представил как леди Стерджис, непререкаемым тоном оглашала, как ей нравится путешествие. Роуз услышала, что она плывет к мужу, который вот уже полгода как находится в Сирии и шлет оттуда письма, но не собирается возвращаться в Англию; так что леди Стерджис отправилась за ним сама. Ехала дама неторопливо, провела две недели в Лиссабоне, теперь вот побудет в Александрии, но все-таки доберется до благоверного. Роуз мысленно ему посочувствовала: от такой супруги немудрено убежать на край света и сидеть тише воды ниже травы. За столом обнаружились еще несколько новых пассажиров – в основном испанские аристократы, из тех, что еще остались после гражданских войн, парочка французов и даже один араб – в костюме, однако, европейском.
Джентльмен в белом и мистер Уорд появились последними, заняв свободные места (географ явно жалел, что располагались они в разных концах стола и спор пока нельзя продолжить), и капитан представил всех. Роуз легко запомнила имена. Выяснилось, что заинтересовавшего ее джентльмена зовут мистер Джеймс Рамзи, он путешественник и картограф. Сразу стало ясно, что привлекло в нем мистера Уорда, но сделалось еще интереснее. Судя по манере мистера Рамзи держаться, говорить и двигаться, он принадлежал к дворянской прослойке английского общества; никакими деньгами не купить эту врожденную утонченность, умение вести себя и некоторую небрежность, присущую людям, привыкшим к подобному образу жизни. Возможно, он не принадлежал к высшим слоям аристократии, как и отец Джонсон, однако в обоих можно было угадать настоящих джентльменов с расстояния в сто ярдов.
Когда капитан представил Роуз, мистер Рамзи бросил на нее короткий взгляд, но ничем более своего любопытства не выказал и такими же взглядами наградил других пассажиров. Разговор стал еще оживленнее, чем в предыдущие дни, так как народу за столом прибавилось, а одна леди Стерджис могла расцветить беседу так, что Роуз только улыбалась, слушая безапелляционные высказывания. Она сама сегодня говорила мало, пребывая в задумчивости, и в основном слушала и наблюдала. Мистер Рамзи, сидевший напротив нее, правее, тоже долго молчал, а заговорил лишь тогда, когда капитан обратился к нему с вопросом: путешествовал ли господин по Португалии?
– Да, да, – ответил тот, откидываясь на спинку стула и поднося к губам салфетку, после чего оставил ее в руках и принялся перебирать обшитый простым кружевом край. – Нынче самая хорошая для этого погода. Солнце печет не так, как летом, и вы рискуете выбраться из гор приятно загорелым, а не красным, как вареный рак.
Говорил он приятным баритоном, прекрасно сочетавшимся со всем его обликом, но, когда отвечал на вопрос, не смотрел непосредственно на задавшего его, а блуждал взглядом поверх голов – как будто мысли мистера Рамзи в этот миг словам не соответствовали.
– Расскажите, как вы составляли карту гор! – подал голос с другого конца стола мистер Уорд.
Мистер Рамзи пожал плечами.
– Тут мало что интересного. Работа картографа по большей части скучна. Запоминаешь петли дорог, изгибы ручьев, скалы и соколиные гнезда. Последние, правда, на картах не отмечаются – разве что вы нарисуете их на полях своего блокнота.
Роуз улыбнулась: ей понравилось сдержанное чувство юмора мистера Рамзи.
– А так… это рутина – и ею занимаются лишь люди, которые просто жить не могут без рутины.
– Вы не похожи на зануду, сэр! – провозгласила леди Стерджис. – И выглядите, как эти авантюрные типы из газет, когда там печатают портреты. Знаете, этакие охотники на львов, с ружьями наперевес.
– Я не могу быть охотником на львов, – сдержанно ответил мистер Рамзи, – у меня нет пробкового шлема. Чтобы вы знали, леди Стерджис, для охотника это первейшая вещь! Взять в руки ружье может любой… – джентльмен слегка запнулся, и Роуз поняла, что он едва не произнес «дурак», – любой проходимец, но, если не украсишься пробковым шлемом, ни одного льва не пристрелишь. Точно вам говорю.
– Вы вещаете со знанием дела! – сказала леди Стерджис под общий смех. – Не означает ли это, что на самом деле вы – охотник на львов, а пробковый шлем надежно спрятан на дне вашего сундука?
– У меня и сундука-то нет, я путешествую налегке. Разве что сундучок, в котором я вожу карты. Но шлем туда точно не поместится.
– Экая беда!
Шутливая пикировка продолжалась, и вскоре хохотали уже все, так как леди Стерджис, несмотря на кажущуюся недалекость, была женщиной со скрытым талантом к веселым спорам, а мистер Рамзи – ее достойным противником. Отец Джонсон смеялся, как мальчишка, слушая остроты, которыми они обменивались.
Роуз смеялась более сдержанно и думала о том, что не зря ее с первого взгляда привлек мистер Рамзи. Если с мистером Уордом особого взаимопонимания не возникло (он, признаться, был занудноват), а отец Джонсон уже успел изложить Роуз все, что знал, и начал повторяться, мистер Рамзи представлял собою интересный объект для знакомства. Оставалось завести это знакомство, которое скрасит остаток пути до Александрии. Невозможно далее предаваться одним и тем же мыслям о том, как найти кузена.
После десерта, в тот момент, когда в английском доме дамы и джентльмены расходятся – первые пить чай и разговаривать о делах женских, а вторые – пить бренди и беседовать о делах мужских, – общество смешалось. Роуз поднялась, отец Джонсон сразу же повернулся к ней, однако она остановила его коротким взмахом руки.
– Благодарю, я немного пройдусь по палубе. Хотелось бы побыть одной.
– Да, конечно, – кивнул Иеремия, слегка расстроившись.
Роуз вышла.
Глава 4
Закат догорел, хотя небо на западе еще светилось розовым, словно кто-то приоткрыл створки перламутровой раковины. Роуз прошла на нос и остановилась у борта, еле касаясь его ладонью. От свернутых в бухты тросов исходил крепкий веревочный запах, смешивавшийся с запахом соли, дерева и железа. Гребешки волн, казалось, мерцали в наступающей темноте. Пара матросов под командованием первого помощника убирала некоторые паруса, а дым из труб сливался с ночным небом, иногда закрывая проступавшие звезды, как прячут их облака в пасмурные дни. Висевший неподалеку носовой фонарь покачивался с еле слышным скрипом, отбрасывая на палубу желтый световой круг. Море было спокойно, и качка почти не ощущалась.
Роуз стояла в одиночестве минут десять, пока не послышались шаги. Она посмотрела через плечо, уголки губ дрогнули: белый костюм мистера Рамзи, казалось, светился в темноте, как и гребешки волн. Джентльмен остановился в двух шагах от Роуз.
– Я не помешаю вам, леди Шелдон?
– Отнюдь.
Роуз обрадовалась, что он пришел. Кажется, сегодня удачный вечер.
Мистер Рамзи согнулся и облокотился о борт, свободно свесив ладони. Похоже, его ничуть не смущало то, что он может испачкать свой прекрасный сюртук.
– Вы почти ничего не говорили за ужином. Вам не нравится общество?
– Что вы, очень нравится. Мне просто любопытнее было слушать ваш разговор. Вы картограф, это так интересно. До сих пор я не была знакома ни с одним картографом.
Мистер Рамзи усмехнулся. Лицо его в темноте казалось нарисованным масляной краской.
– Я не картограф. – И, видимо, ощутив, что Роуз удивленно на него смотрит, объяснил: – Вернее, не только. Картография – это увлечение, как и археология, к примеру. Сейчас она мне нравится, и я решил изучить ее поглубже. На самом деле все началось с копии таблицы Пейтингера, я думал, что мне удалось напасть на след настоящего экземпляра Ортелия, но увы, увы…
Видимо, поняв по озадаченному молчанию Роуз, что она не понимает, о чем идет речь, мистер Рамзи пояснил:
– Это карта, старинная римская карта, второго или третьего века. Сама она исчезла, но в тринадцатом веке некий безвестный монах из Кольмера сделал ее копию. В шестнадцатом веке она волею случая попала к господину Конраду Пейтингеру и хранилась в его семье вплоть до тысяча семьсот четырнадцатого, а затем переходила из рук в руки, пока не осела в библиотеке Хофбурга, где находится до сих пор. Уникальная вещь, а Габсбурги не спешат делиться своими сокровищами. Но в самом конце шестнадцатого века издательский дом Жана Море в Антверпене выпустил сначала часть карты, а потом и полную ее копию – всего двести пятьдесят экземпляров. Делал ее некий Абрахам Ортелий, и потому эти копии называются его именем… К сожалению, их осталось мало. Я надеялся, что найду одну, – обедневшая португальская семья распродавала свою библиотеку, и, по слухам, у них имелась эта карта, – но увы. Я приобрел у них несколько хороших вещей по сходной цене, однако карта оказалась всего лишь подделкой старогерманской карты десятого века…
Роуз слушала его с огромным интересом, так как говорил мистер Рамзи легко, увлеченно, и было заметно, что его дело ему нравится.
– А попутно я проехался по местным холмам, что в Португалии зовутся горами, и составил пару мелких карт местности – ничего сложного, географам в подспорье. Теперь возвращаюсь в Египет. Соскучился по крокодилам.
– Леди Стерджис права – у вас обязательно должен быть пробковый шлем! – поддела его Роуз. – Это все очень интересно, мистер Рамзи. И если даже картография – не основное ваше занятие, вы явно ею очарованы.
Где искать Александра? Бабушка дала Роуз то самое письмо, пришедшее восемь месяцев назад; на конверте значился адрес одного каирского отеля. Сомнительно, что кузен до сих пор там, ведь он известен своей тягой к перемене мест, впрочем, как и любой член их семьи – похоже, это заразное, что-то вроде морового поветрия. Подумав о том, Роуз мысленно одернула себя: не хватало еще отпустить подобную шуточку при Александре, учитывая то, как умерли его родители.
Но для того чтобы отпускать при нем шуточки, кузена сначала нужно отыскать. Он может находиться где угодно; бабушка говорила, Александр даже до Америки добирался. Что, если придется пересекать Атлантику? Роуз собиралась когда-нибудь это сделать, однако не столь спонтанно. И все же есть в поисковом азарте нечто совершенно особенное. Наверное, именно из-за этого чувства англичане так любят охоту на лис.
Александр – хитрая рыжая лиса. С бабушкой у него прекрасные отношения, но даже до своего отъезда появлялся он в Холидэй-Корте так редко, что это можно было бы счесть пренебрежением. Эмма, впрочем, так не считала, и Роуз предоставляла решать ей – в конце концов, бабушке виднее. Если единственный и любимый внук носа не кажет, однако уверяет, что испытывает к старушке нежные чувства, – что ж, пусть будет так.
В его письме говорилось, что он собирается подняться к верховьям Нила и, несмотря на обилие крокодилов по пути, получить от этого удовольствие. Интересно, предпринял ли кузен ту поездку, а если да, чем все закончилось? Новых писем не приходило достаточно давно, и хотя бабушка уверяет, что поводов для беспокойства нет, они могут появиться. А если Александр пропал без вести? Что, если он давным-давно упокоился в желудке какого-нибудь крупного крокодила и даже личных вещей не осталось? Роуз полагала, что крокодилом в качестве нового графа Дарема мистер Липман не удовлетворится. У Александра же несомненное преимущество: он может прятаться сколько угодно, так как Роуз понятия не имеет, ни как он выглядит, ни чем сейчас занимается.
Бабушка попыталась описать внучке ее кузена – такого, каким Эмма его запомнила несколько лет назад, – но нельзя сказать, будто это сильно помогло. Под словесный портрет «молодой, красивый, каштановые волосы, почти как у тебя, детка, и глаза серые» подходила едва ли не четверть населения земного шара. Ну хорошо, пусть восьмая часть, но все равно это чертовски много народу. Придется положиться на удачу и совесть кузена Александра, письма которому тем не менее разослали во все концы.
Начинать следует с отеля в Каире, это совершенно очевидно. А дальше… как повезет.
Роуз зевнула и отправилась спать – миссис Браун наверняка уже начинает тревожиться.
То, что в путешествии стояла хорошая погода, можно было посчитать добрым знаком – во всяком случае, Роуз предпочитала думать именно так. Она проводила дни на палубе, сидя в кресле и читая или же глядя в морскую даль. Пароход исправно пыхтел в нужном направлении, периодически слева виднелась береговая линия и встречались другие суда: движение у берегов Европы было оживленным. Не раз близко подходили рыбацкие баркасы, с которых загорелые дочерна люди сбрасывали в ярко-синюю воду заштопанные во многих местах сети.
А еще отец Джонсон, по всей видимости, решил опекать одиноко путешествующую даму и вежливо скрашивал ее часы, просиживая в кресле рядом и ведя длинные беседы. Как Роуз и предполагала, он оказался третьим сыном в знатной, но небогатой семье: первенец наследовал владения, второй сын давно пропадал в Вест-Индии, став блестящим офицером, а молодой Иеремия, с которым все с самого начала было ясно, избрал путь миссионера. Иногда люди в таких случаях противятся судьбе, чувствуя, что предназначены вовсе не для священного служения, но Иеремии, похоже, повезло: в Бога он верил искренне и как-то открыто, заражая этой верой всех, кто оказывался рядом.
– Миссионерство вам подходит, – заметила Роуз на второй день пути.
– Я всегда это чувствовал. Всегда ощущал присутствие Бога. Разве мог я стать кем-то иным?
– Некоторые отворачиваются от того, что дают им небеса, ради других благ.
– Как можно от этого отречься? – искренне удивился отец Джонсон. – Служение Богу – мой долг и моя стезя, я буду идти по ней, пока не умру.
– Надеюсь, это случится еще не скоро, – улыбнулась Роуз, и молодой человек покраснел, как почти всегда при виде ее улыбки.
Невозможно было не замечать, что он неровно дышит к своей спутнице. Это оказалась легкая мгновенная влюбленность, которой отец Джонсон не мог противиться. Да и не хотел, судя по всему. Он не делал никаких намеков и ни к чему Роуз не принуждал, а также не стремился с нею сблизиться – уж уловки великосветских ловеласов Роуз знала доподлинно! Только говорил, смотрел на нее иногда печально, а по большей части – восхищенно и пропускал через себя эту вспыхнувшую любовь, словно она несла ему не испытания, а лишь радость и свет. Роуз понимала, что, когда их пути разойдутся, отец Джонсон некоторое время будет ее помнить, и лишь надеялась, что забудет потом.
Она ничего не могла ему дать, кроме дружбы.
Глава 3
«Одна из самых удивительных вещей, что поджидают вас в путешествиях, – это встречи. Никогда нельзя угадать, с кем вы познакомитесь, едва подниметесь на борт корабля или сойдете с трапа, или же за завтраком среди пустыни, или в деревне высоко в горах. Повсюду ждут вас встречи, о которых вы будете вспоминать потом долго, некоторые продолжите, другие просто сохраните в памяти, но все они оставят в вас след. Отправляясь вдаль, и не мечтайте пребывать в одиночестве. Мир людей не менее разнообразен, чем мир вещей и явлений, и, отказываясь от встреч, вы ничего не приобретете, только лишь утратите. Дайте этому миру к себе прикоснуться».
Роуз проснулась оттого, что корпус парохода, казалось, содрогнулся, и, прежде чем она успела вообразить себе морские катастрофы и чудовищ, поняла, что «Святая Анна» попросту ошвартовалась в порту Лиссабона. Стояло раннее утро, солнечные лучи лились в приоткрытое окно, и Роуз, приподнявшись на локте, отметила, как изменился солнечный свет. Он был теперь не пепельно-серого оттенка, как в Англии, и не с примесью озорной синевы, как у берегов Франции, а с нежно-кремовым отливом речного песка. Или ей так казалось?.. Из окна долетал плеск волн о борта и крики береговых чаек, громкие голоса матросов и бодрый бас капитана Лероя. В Лиссабоне «Святая Анна» должна простоять до вечернего отлива, взять на борт товары и новых пассажиров. Еще вчера Роуз приняла приглашение отца Джонсона прогуляться по берегу, пока пароход будет в порту, так что пора вставать, завтракать и исполнять обещание.
Она вышла на палубу где-то в половине девятого утра. Солнце стояло уже высоко, пассажиры как один были на ногах, а трап, перекинутый на причал, так и манил к прогулке. «Святая Анна» без проблем ошвартовалась в порту, находившемся в устье реки Тежу. Тут крепко пахло речным илом, камнями и застоявшейся водой.
– Не слишком приятный запах, верно? – Отец Джонсон, оказавшийся рядом, повел носом, словно лучшая бабушкина гончая. – Но мне следует привыкать. Это еще не самое худшее, что можно унюхать. Как-то мне довелось побывать в парочке работных домов, вот там воняло так воняло!
Временами его речь утрачивала плавное течение, что присуще людям образованным, и переходила на звонкий простонародный говорок.
– Вам действительно придется привыкать, – согласилась Роуз и оперлась на руку священника, чтобы с его помощью сойти на причал. – Если уж вы намерены отправиться к дикарям…
– Намерен, миледи! В самые дикие места, что еще остались на этой планете. А пока мы не отдалились от благ цивилизации, не изволите ли прокатиться со мной?..
Они наняли открытый экипаж, который провез их вдоль берега реки и дальше, к океану. Роуз наслаждалась теплом и хорошей погодой, священник же без умолку болтал, вываливая на свою спутницу ворох сведений о местных красотах. Город карабкался по холмам, и ярко цвели какие-то мелкие желтые цветы у стен монастыря иеронимитов.
Пообедав в береговом ресторане, Роуз и отец Джонсон возвратились к «Святой Анне» и стали свидетелями занимательного зрелища: на борт загружались новые пассажиры. Тяжело отдувающийся носильщик волок несколько громадных чемоданов за тучной леди средних лет, громко приказывавшей ему поторапливаться; итальянская семья, судя по их быстрому и радостному говору, весьма обрадованная предстоящей поездкой, бестолково совала матросам вещи; некий джентльмен в белом костюме, сопровождаемый слугой, пережидал этот локальный апокалипсис с достойным похвалы спокойствием. Отец Джонсон помог Роуз выйти из коляски.
– Похоже, за обедом теперь будет еще оживленней.
– Вы уверены, что все это пассажиры первого класса? – Роуз опустила на глаза короткую сетчатую вуаль, чтобы скрыть их от посторонних.
– Та дама и этот джентльмен точно будут обедать за столом нашего капитана, уж вы мне поверьте, – понизив голос, произнес отец Джонсон.
Мужчина, словно услышав, что говорят о нем, бросил на Роуз и ее спутника быстрый взгляд.
Роуз, в свою очередь, с любопытством посмотрела на него – ничего невежливого, просто короткое учтивое внимание.
Он был довольно высокий, выше ее примерно на голову, с широкими плечами, прямой, как доска, спиной и руками, которые постоянно находились в движении, – сейчас, например, рассеянно танцевали на полях белоснежной шляпы, которую незнакомый господин снял и крутил в пальцах. Волосы джентльмена были странного оттенка: не золотистые, не каштановые, не черные, не рыжие, а какие-то пегие, всех этих цветов одновременно. Роуз уже встречала людей с волосами подобного вида и знала, что такие бывают у людей, проводящих много времени на солнце без головного убора. У незнакомца оказался большой рот с чуть приподнятыми уголками, словно обладатель сих губ вот-вот рассмеется. Кожу мужчины покрывал ровный загар, что в лондонском обществе по-прежнему считалось немного неприличным, зато у бывалых путешественников не вызывало никаких вопросов. Белый костюм сидел на джентльмене как влитой, голенища прекрасных кожаных сапог отливали медью. Слуга, стоявший за его спиной, показался Роуз статуей, так как шевелиться, в отличие от господина, явно считал излишним; это был человек средних лет с глубоко изрезанным морщинами лицом и запавшими глазами, судя по виду – не англичанин.
Обмен взглядами получился коротким, после чего джентльмен нахлобучил на голову шляпу, чтобы тут же приподнять ее и поклониться Роуз. Та ответила вежливым кивком и проследовала мимо, положив ладонь на руку священника и стараясь аккуратно ступать по трапу. Кто бы ни был этот новый пассажир, отец Джонсон прав: вряд ли он путешествует вторым или третьим классом.
«Святая Анна» отошла от причала с отливом и, развернувшись, неторопливо и величаво покинула устье. Роуз принесли записку от капитана, как и каждый вечер: мистер Лерой выказывал уважение леди Шелдон и приглашал ее присоединиться к нему и другим пассажирам в кают-компании за ужином. Миссис Браун разложила перед Роуз ее платья, и через некоторое время был выбран летний наряд нежно-кремового цвета, отороченный белым кружевом и украшенный по лифу крошечными речными жемчужинами. Роуз стояла перед закрепленным на стене каюты зеркалом, разглядывала себя так и этак и очень себе нравилась. Миссис Браун застегнула у нее на шее жемчужное ожерелье, уложила хозяйке волосы, протянула кружевные перчатки и, полюбовавшись произведенным эффектом, одобрительно кивнула: да, по мнению почтенной женщины, теперь можно появляться в приличном обществе. Сама она, как обычно, осталась в каюте: присутствие среди пассажиров отца Джонсона и его дружба с Роуз не остались ею незамеченными, что компаньонка всячески поощряла, хотя не произнесла и пары предложений по этому поводу. Впрочем, Роуз и так понимала ее прекрасно.
На палубе теперь стало оживленней. Присутствовать на мостике и ужинать в кают-компании имели право лишь пассажиры первого класса, верхняя палуба была открыта для них и для пассажиров второго; третий класс ютился внизу, в многоместных каютах, больше похожих на трюмы, и не оскорблял своим видом взгляды благородных господ. На палубе Роуз обнаружила и давешнее итальянское семейство, по-прежнему испытывавшее щенячий восторг от всего, что вокруг происходит, а также многих других новых пассажиров, большинство из которых оказались одеты небогато, но чисто. Прислонившись к основанию мачты и скрестив руки на груди, Роуз поджидал отец Джонсон. Ветер трепал полы его шелковой сутаны. Солнце садилось, огненные блики рассыпались по волнам, как перья пролетевшего мимо феникса.
При виде Роуз отец Джонсон просиял.
– Капитан распорядился поднять паруса. – Он ткнул пальцем вверх. – Говорит, что хорошим ветром грешно не воспользоваться, и я полностью его поддерживаю. Публика в восторге.
– Еще бы. – Роуз однажды приходилось плавать на пароходе, подобном этому, и она видела паруса вблизи, однако до сих пор они вызывали в ней мистический трепет. Она подняла голову, глядя вверх, туда, где под попутным ветром туго выгибались громадные желтоватые полотнища. – Как красиво…
– Если желаете, мы можем прогуляться. Обед назначен через полчаса.
– Охотно.
Они прошлись вдоль борта, в конце концов остановившись так, чтобы видеть мачты во всей красе; у Роуз захватывало дух, когда она на них смотрела. Как все-таки дерзок и изобретателен человек! Он пересекает океаны на скорлупках, наполненных удачей и ветром. И это не только опасно, но и безумно красиво.
Неподалеку, на носу, Роуз заметила давешнего джентльмена в белом костюме; новый пассажир беседовал с мистером Уордом, членом Королевского географического общества, и, похоже, о чем-то с ним спорил – издалека не расслышать. Иеремия не заметил этой парочки, увлеченно рассказывая Роуз о своей давней поездке в Эдинбург. Через плечо священника были прекрасно видны и джентльмен в белом, и его собеседник, их лица в профиль, жесты, а временами доносился их смех. Если они и спорили, то уж точно не ссорились. Роуз не могла понять, чем ее внимание привлек этот новый человек на судне и почему ей хочется узнать, кто он и куда направляется. Но это не тревожило: с Роуз уже случались подобные предчувствия, и каждое из них вело к интересному знакомству. Она кивала отцу Джонсону, выслушала все, что священник хотел ей рассказать об Эдинбурге, а потом позволила проводить себя в кают-компанию.
Капитан Лерой нынче пребывал в отличном расположении духа: число пассажиров увеличилось, что логично увеличивало и выручку, товар погрузили быстро и без потерь, ветер попутный, и, если все сложится как надо, через несколько дней «Святая Анна» придет в Александрию. Пассажиры рассаживались за накрытым столом, отец Джонсон занял место рядом с Роуз и весьма оказался тем доволен. Громогласная дама, которую капитан представил как леди Стерджис, непререкаемым тоном оглашала, как ей нравится путешествие. Роуз услышала, что она плывет к мужу, который вот уже полгода как находится в Сирии и шлет оттуда письма, но не собирается возвращаться в Англию; так что леди Стерджис отправилась за ним сама. Ехала дама неторопливо, провела две недели в Лиссабоне, теперь вот побудет в Александрии, но все-таки доберется до благоверного. Роуз мысленно ему посочувствовала: от такой супруги немудрено убежать на край света и сидеть тише воды ниже травы. За столом обнаружились еще несколько новых пассажиров – в основном испанские аристократы, из тех, что еще остались после гражданских войн, парочка французов и даже один араб – в костюме, однако, европейском.
Джентльмен в белом и мистер Уорд появились последними, заняв свободные места (географ явно жалел, что располагались они в разных концах стола и спор пока нельзя продолжить), и капитан представил всех. Роуз легко запомнила имена. Выяснилось, что заинтересовавшего ее джентльмена зовут мистер Джеймс Рамзи, он путешественник и картограф. Сразу стало ясно, что привлекло в нем мистера Уорда, но сделалось еще интереснее. Судя по манере мистера Рамзи держаться, говорить и двигаться, он принадлежал к дворянской прослойке английского общества; никакими деньгами не купить эту врожденную утонченность, умение вести себя и некоторую небрежность, присущую людям, привыкшим к подобному образу жизни. Возможно, он не принадлежал к высшим слоям аристократии, как и отец Джонсон, однако в обоих можно было угадать настоящих джентльменов с расстояния в сто ярдов.
Когда капитан представил Роуз, мистер Рамзи бросил на нее короткий взгляд, но ничем более своего любопытства не выказал и такими же взглядами наградил других пассажиров. Разговор стал еще оживленнее, чем в предыдущие дни, так как народу за столом прибавилось, а одна леди Стерджис могла расцветить беседу так, что Роуз только улыбалась, слушая безапелляционные высказывания. Она сама сегодня говорила мало, пребывая в задумчивости, и в основном слушала и наблюдала. Мистер Рамзи, сидевший напротив нее, правее, тоже долго молчал, а заговорил лишь тогда, когда капитан обратился к нему с вопросом: путешествовал ли господин по Португалии?
– Да, да, – ответил тот, откидываясь на спинку стула и поднося к губам салфетку, после чего оставил ее в руках и принялся перебирать обшитый простым кружевом край. – Нынче самая хорошая для этого погода. Солнце печет не так, как летом, и вы рискуете выбраться из гор приятно загорелым, а не красным, как вареный рак.
Говорил он приятным баритоном, прекрасно сочетавшимся со всем его обликом, но, когда отвечал на вопрос, не смотрел непосредственно на задавшего его, а блуждал взглядом поверх голов – как будто мысли мистера Рамзи в этот миг словам не соответствовали.
– Расскажите, как вы составляли карту гор! – подал голос с другого конца стола мистер Уорд.
Мистер Рамзи пожал плечами.
– Тут мало что интересного. Работа картографа по большей части скучна. Запоминаешь петли дорог, изгибы ручьев, скалы и соколиные гнезда. Последние, правда, на картах не отмечаются – разве что вы нарисуете их на полях своего блокнота.
Роуз улыбнулась: ей понравилось сдержанное чувство юмора мистера Рамзи.
– А так… это рутина – и ею занимаются лишь люди, которые просто жить не могут без рутины.
– Вы не похожи на зануду, сэр! – провозгласила леди Стерджис. – И выглядите, как эти авантюрные типы из газет, когда там печатают портреты. Знаете, этакие охотники на львов, с ружьями наперевес.
– Я не могу быть охотником на львов, – сдержанно ответил мистер Рамзи, – у меня нет пробкового шлема. Чтобы вы знали, леди Стерджис, для охотника это первейшая вещь! Взять в руки ружье может любой… – джентльмен слегка запнулся, и Роуз поняла, что он едва не произнес «дурак», – любой проходимец, но, если не украсишься пробковым шлемом, ни одного льва не пристрелишь. Точно вам говорю.
– Вы вещаете со знанием дела! – сказала леди Стерджис под общий смех. – Не означает ли это, что на самом деле вы – охотник на львов, а пробковый шлем надежно спрятан на дне вашего сундука?
– У меня и сундука-то нет, я путешествую налегке. Разве что сундучок, в котором я вожу карты. Но шлем туда точно не поместится.
– Экая беда!
Шутливая пикировка продолжалась, и вскоре хохотали уже все, так как леди Стерджис, несмотря на кажущуюся недалекость, была женщиной со скрытым талантом к веселым спорам, а мистер Рамзи – ее достойным противником. Отец Джонсон смеялся, как мальчишка, слушая остроты, которыми они обменивались.
Роуз смеялась более сдержанно и думала о том, что не зря ее с первого взгляда привлек мистер Рамзи. Если с мистером Уордом особого взаимопонимания не возникло (он, признаться, был занудноват), а отец Джонсон уже успел изложить Роуз все, что знал, и начал повторяться, мистер Рамзи представлял собою интересный объект для знакомства. Оставалось завести это знакомство, которое скрасит остаток пути до Александрии. Невозможно далее предаваться одним и тем же мыслям о том, как найти кузена.
После десерта, в тот момент, когда в английском доме дамы и джентльмены расходятся – первые пить чай и разговаривать о делах женских, а вторые – пить бренди и беседовать о делах мужских, – общество смешалось. Роуз поднялась, отец Джонсон сразу же повернулся к ней, однако она остановила его коротким взмахом руки.
– Благодарю, я немного пройдусь по палубе. Хотелось бы побыть одной.
– Да, конечно, – кивнул Иеремия, слегка расстроившись.
Роуз вышла.
Глава 4
«Иногда недостаточно даже десятка путешествий, чтобы искренне понять, чего вы хотите. Отправляетесь ли вы за новыми впечатлениями, которые так приятно будет потом смаковать дома, сидя у камина и поглаживая свою любимую собаку? Влекут ли вас тайны странных и диких народов, до сих пор проживающих в глубине континентов и ведущих жизнь такую, что европейцу и представить сложно? Или, быть может, сердце ваше покорили древние камни, опутанные ползучими лианами, в джунглях, что кишат опасностями? Или дороже всего на свете оказывается манускрипт, или старинный ключ, или же осколок эллинской вазы? Каждый раз, отправляясь в путь, я задаю себе вопрос: что этот самый путь значит для меня? – но не всегда нахожу ответы… Возможно, дело в том, что больше всего мне нравится сама дорога».
Закат догорел, хотя небо на западе еще светилось розовым, словно кто-то приоткрыл створки перламутровой раковины. Роуз прошла на нос и остановилась у борта, еле касаясь его ладонью. От свернутых в бухты тросов исходил крепкий веревочный запах, смешивавшийся с запахом соли, дерева и железа. Гребешки волн, казалось, мерцали в наступающей темноте. Пара матросов под командованием первого помощника убирала некоторые паруса, а дым из труб сливался с ночным небом, иногда закрывая проступавшие звезды, как прячут их облака в пасмурные дни. Висевший неподалеку носовой фонарь покачивался с еле слышным скрипом, отбрасывая на палубу желтый световой круг. Море было спокойно, и качка почти не ощущалась.
Роуз стояла в одиночестве минут десять, пока не послышались шаги. Она посмотрела через плечо, уголки губ дрогнули: белый костюм мистера Рамзи, казалось, светился в темноте, как и гребешки волн. Джентльмен остановился в двух шагах от Роуз.
– Я не помешаю вам, леди Шелдон?
– Отнюдь.
Роуз обрадовалась, что он пришел. Кажется, сегодня удачный вечер.
Мистер Рамзи согнулся и облокотился о борт, свободно свесив ладони. Похоже, его ничуть не смущало то, что он может испачкать свой прекрасный сюртук.
– Вы почти ничего не говорили за ужином. Вам не нравится общество?
– Что вы, очень нравится. Мне просто любопытнее было слушать ваш разговор. Вы картограф, это так интересно. До сих пор я не была знакома ни с одним картографом.
Мистер Рамзи усмехнулся. Лицо его в темноте казалось нарисованным масляной краской.
– Я не картограф. – И, видимо, ощутив, что Роуз удивленно на него смотрит, объяснил: – Вернее, не только. Картография – это увлечение, как и археология, к примеру. Сейчас она мне нравится, и я решил изучить ее поглубже. На самом деле все началось с копии таблицы Пейтингера, я думал, что мне удалось напасть на след настоящего экземпляра Ортелия, но увы, увы…
Видимо, поняв по озадаченному молчанию Роуз, что она не понимает, о чем идет речь, мистер Рамзи пояснил:
– Это карта, старинная римская карта, второго или третьего века. Сама она исчезла, но в тринадцатом веке некий безвестный монах из Кольмера сделал ее копию. В шестнадцатом веке она волею случая попала к господину Конраду Пейтингеру и хранилась в его семье вплоть до тысяча семьсот четырнадцатого, а затем переходила из рук в руки, пока не осела в библиотеке Хофбурга, где находится до сих пор. Уникальная вещь, а Габсбурги не спешат делиться своими сокровищами. Но в самом конце шестнадцатого века издательский дом Жана Море в Антверпене выпустил сначала часть карты, а потом и полную ее копию – всего двести пятьдесят экземпляров. Делал ее некий Абрахам Ортелий, и потому эти копии называются его именем… К сожалению, их осталось мало. Я надеялся, что найду одну, – обедневшая португальская семья распродавала свою библиотеку, и, по слухам, у них имелась эта карта, – но увы. Я приобрел у них несколько хороших вещей по сходной цене, однако карта оказалась всего лишь подделкой старогерманской карты десятого века…
Роуз слушала его с огромным интересом, так как говорил мистер Рамзи легко, увлеченно, и было заметно, что его дело ему нравится.
– А попутно я проехался по местным холмам, что в Португалии зовутся горами, и составил пару мелких карт местности – ничего сложного, географам в подспорье. Теперь возвращаюсь в Египет. Соскучился по крокодилам.
– Леди Стерджис права – у вас обязательно должен быть пробковый шлем! – поддела его Роуз. – Это все очень интересно, мистер Рамзи. И если даже картография – не основное ваше занятие, вы явно ею очарованы.