Страница:
– Рикудзэн!.. – В это слово он вложил все свои чувства.
Японцы опрометью выскочили на палубу. Море было залито солнцем, и спокойная гладь казалась оранжевой. Вблизи виднелся знакомый остров. За ним в розоватом тумане высились горы, густо поросшие знакомыми деревьями. В знакомой бухте стояли небольшие суденышки.
Они долго молча разглядывали остров, бухту, суденышки.
Почему-то никто не радовался. И даже не плакал. Так долго ждали этой минуты, а теперь смотрели на родной пейзаж будто во сне. Во время путешествия они много раз видели его в своих снах.
Марсовой-китаец, указывая на остров, что-то кричал. Может быть, сообщал о прибытии. Или объяснял, что это Цукиноура.
Все будто онемели. Они задумчиво смотрели на медленно плывущий перед их глазами родной пейзаж, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами. Волны с шумом бились о борт корабля и рассыпались брызгами, сверкающими как осколки стекла. Птицы, точно оторвавшиеся от ветки листья, порхали, почти касаясь гребней волн.
В эту минуту в памяти Самурая из множества воспоминаний возникло одно – день отплытия. Тогда тоже скрипели мачты, волны ударяли о борт корабля, птицы, как и сейчас, кружили над самым судном, и тогда он тоже неотрывно смотрел на море, где клыками вздымались гребни волн, и думал о том, что он вручает себя неведомой судьбе.
Действительно, судьба была неведома ему, но теперь уже конец, он вернулся. Почему же вместо радости в его душе лишь опустошенность и усталость? Он повидал так много, что теперь ему казалось, он не видел ничего. Он испытал так много, что ему казалось, он не испытал ничего.
– Чиновники! – раздался громкий крик. Из глубины бухты вышло небольшое судно, на котором развевался флаг с княжеским гербом. Стоя под флагом, низкорослый чиновник внимательно смотрел на их джонку. За судном следовало две лодки. Чиновник, козырьком приставив руку ко лбу, долго рассматривал японцев, которые тоже внимательно смотрели на него. Между кораблем и судном начались переговоры, и наконец чиновник разрешил сойти на берег.
Глазам прибывших, разместившихся в лодках, во всю ширь открывалась бухта Цукиноура. На мысе, далеко вдающемся в море, стояли полуразвалившиеся дома, крытые соломой. За ними виднелись небольшие красные ворота синтоистского храма с ярко-красным флагом. По дороге бежали дети. Да, это была Япония, японский пейзаж.
Вернулись!..
Только сейчас Самурай впервые почувствовал разрывающую сердце радость. Он невольно посмотрел на Ниси. Посмотрел на Ёдзо, Итискэ, Дайскэ.
– Японский… берег… – запинаясь произнес Ниси. Когда они ступили на берег, заваленный морскими водорослями, набежала легкая волна, достигнув их ног. Наслаждаясь этим ощущением, они долго стояли в воде, закрыв глаза. Чиновники, выйдя из конторы, подозрительно смотрели на них. Вдруг один из них что-то закричал и побежал к ним; песок летел у него из-под ног.
– Вернулись?! – Он схватил Самурая и Ниси за руки, долго не отпускал. – Вернулись?!
Чиновникам ничего не было известно об их возвращении. Письмо, которое они послали с Лусона, где им пришлось прожить больше года из-за того, что не было попутного судна, не достигло Японии. И теперь чиновники, пораженные их неожиданным возвращением, не знали, что делать.
Царила тишина, так не похожая на оживленную суету в день отплытия. Самурая, Ниси и их слуг встречали лишь эти чиновники, наблюдавшие издалека дети да волны, с грустным журчанием накатывавшие на берег. Самурай смотрел на море, где тогда покачивался на волнах похожий на крепость огромный корабль, на борт которого им предстояло подняться. А сейчас, насколько хватал глаз, простиралось спокойное море и не было видно никаких кораблей. Он вспоминал, как по берегу бегали носильщики, в бухте сновали тяжело груженные лодки. Теперь ничего этого не было.
В сопровождении чиновников они направились в храм, где ночевали в день отплытия. В храме с тех пор ничего не изменилось. Настоятель провел их в отведенную им комнату – увидев порыжевшие от солнца циновки, Самурай вдруг подумал о Танаке. На этих же циновках тогда спали Танака, Мацуки и он с Ниси. Теперь здесь нет Танаки и Мацуки. Могила Танаки в Веракрусе. В Японию вернулись лишь его волосы и ногти.
В их комнате постоянно толпились люди – чиновники заходили, выходили, снова возвращались. Отдохнуть было невозможно. Гонец, которого отправили известить Совет старейшин об их прибытии, уже выехал из Цукиноуры. Самурай и Ниси были готовы к тому, чтобы на другой же день после получения указаний Совета старейшин отправиться в замок.
Им все было приятно. И специфический запах японского жилища, и привычная утварь, и еда, которая подавалась на низких столиках, – все было японским, родным – таким, как они мечтали все эти годы. Слуги, которых поселили в соседней комнате, даже плакали, гладя опорные столбы.
Настоятель и чиновники недоверчиво слушали рассказы Ниси о странах южных варваров. Им было трудно поверить, что бывают многоэтажные каменные дома, соборы, шпили которых устремлены высоко в небо. Было бесполезно объяснять, что представляет собой пустыня Новой Испании, где растут лишь агавы и кактусы – сколько ни иди по ней, одни агавы и кактусы.
– Мир… – Ниси улыбнулся, понимая, что ему все равно не поверят, – гораздо больше, чем можно представить себе здесь, в Японии.
После того как Ниси закончил свой рассказ, настоятель и чиновники стали рассказывать о том, что произошло в княжестве после их отъезда. Примерно в то время, когда Самурай и его товарищи покинули Рим, Японию потрясло огромное сражение. Род Токугава уничтожил род Тоётоми. К счастью, Его светлость ограничился тем, что послал лишь подкрепление, а сам в Осакском сражении не участвовал. Господин Исикава погиб. Примерно тогда же вернулись на родину купцы и матросы, совершавшие путешествие вместе с Самураем и его товарищами. Свой корабль они бросили на Филиппинах и приплыли на другом корабле южных варваров.
– Господин Мацуки тоже?
Чиновник кивнул. Он сказал, что Мацуки после возвращения на родину был назначен в сыскное ведомство Совета старейшин. Для самурая его звания получить такую должность – завидная карьера.
Самурай и Ниси хотели спросить, как обстоят дела с христианством. Им хотелось знать, имеет ли еще влияние в Совете старейшин господин Сираиси, отправлявший их в Новую Испанию. Но у обоих точно ком подступил к горлу, и они не смогли вымолвить ни слова. Мрачное предчувствие заставило их не задавать этого вопроса. А сам настоятель и чиновники не сказали об этом ни слова.
Наступила ночь. Самурай лежал рядом с Ниси, он был слишком взволнован и не мог уснуть. Издали доносился шум волн. Это была первая ночь после возвращения – спустя четыре года – на родину. Перед глазами Самурая возникла Ято, куда он должен вернуться через несколько дней. Морщинистое лицо дяди – он наверняка заплачет, – лицо Рику, которая будет молча смотреть на него, лица детей – они, конечно, сразу же бросятся к нему. Он вспомнил свое короткое письмо к ним.
Ниси тоже ворочался с боку на бок, видимо, как и он, не в силах уснуть. Самурай кашлянул, и Ниси тихо сказал:
– Даже не верится… что мы вернулись.
– Мне тоже. – Самурай тяжело вздохнул.
На следующий день, после полудня, гонец вернулся. Он привез указание Совета старейшин.
Сидя в почтительной позе, Самурай и Ниси выслушали его. Чиновник сообщил, что им предписывается ждать в Цукиноуре прибытия старейшин, а до этого встреча и переписка с семьями запрещена.
– Кто дал такое указание? – спросил Самурай, побледнев.
– Господин Кагэясу Цумура.
Господин Цумура был одним из членов Совета старейшин, в который входили также господа Сираиси, Аюгаи и Ватари. Самураю и Ниси не оставалось ничего другого, как подчиняться приказу.
– Не беспокойтесь, – поспешил чиновник утешить Самурая и Ниси, – купцы и матросы подверглись такой же процедуре.
Это было выше их понимания. Всем было известно, что они отправились в дальние страны в качестве посланников Его светлости. Члены Совета старейшин это хорошо знали. Кроме того, было досадно, что с ними обращаются как с простыми купцами и матросами.
Мало того, в отличие от вчерашнего дня, теперь в их комнату не заходил ни один человек. Было ясно, что они получили приказ поменьше общаться с прибывшими.
– Уж не под арестом ли мы?
Ниси зло смотрел вниз с веранды. Он чувствовал, что чиновники стали относиться к ним настороженно.
Сидя в комнате, щедро залитой вечерним солнцем, Самурай смог наконец сообразить, почему с ними так обращаются. Они не выполнили возложенную на них миссию. Но если бы им дали возможность как следует объяснить Совету старейшин, объяснить, что, несмотря на все свои старания, они не смогли этого сделать…
Утром на третий день затворнической жизни в храме в их комнату влетел чиновник, не появлявшийся все это время.
– Сегодня прибывает господин Цумура, – объявил он.
После полудня Самурай, Ниси и слуги выстроились перед храмом, чтобы встретить господина Цумуру. Наконец на дороге, ведущей от побережья к храму, послышались цоканье копыт и топот людей и показался господин Цумура с сопровождающими. Безмолвно проследовав мимо низко склонившихся Самурая и Ниси, они скрылись в храме.
Господин Цумура заставил себя ждать. Видимо, в храме он выяснял подробности их возвращения, сколько с ними было человек, их имена. Наконец вышел чиновник и вызвал Самурая и Ниси на дознание.
Они вошли в комнату, где величественно восседал господин Цумура. Их встретил пристальный, острый и беспощадный взгляд сановника. Рядом сидело еще трое из его сопровождения, и Самурай узнал среди них худую фигуру Тюсаку Мацуки, с которым они расстались в Мехико. Избегая взгляда Самурая, в котором он прочел удивление, смешанное с радостью, Мацуки отвернулся.
– Ваше долгое путешествие было трудным. Мы уверены, что вы стремились как можно скорее вернуться на родину, и ценим это, – начал со слов благодарности господин Цумура. – Однако с прошлого года сёгун предписал тщательно проверять всех, кто возвращается в Японию из чужих стран. Это моя обязанность – вы должны понять.
После этого господин Цумура стал расспрашивать Самурая и Ниси, почему их судно, минуя Нагасаки и Сакаи, прибыло прямо в Цукиноуру. Они ответили, что их судно, разгрузившись на китайском острове Формоза, пошло на север, назад – в Новую Испанию.
Господин Цумура выспрашивал их, пытаясь выяснить, не было ли на судне миссионеров и монахов, не высадились ли они тайно в Японии.
– Нет, – ответили они.
По тому, как держался этот сановник, по его вопросам Самурай в конце концов отчетливо понял, что в период их долгого отсутствия в княжестве начались жестокие гонения на христиан. Он колебался, должны ли они с Ниси честно признаться в том, что они приняли в Испании христианство.
– Что с Веласко?
– Мы распрощались с ним в Маниле.
– Что он собирается делать в Маниле? – настойчиво расспрашивал Цумура. – Не говорил, что снова приедет в Японию?
Самурай решительно покачал головой. Он, разумеется, прекрасно помнил признания Веласко, но считал, что сейчас говорить о них не место.
– Княжеству Веласко больше не нужен. Сёгун запретил исповедование христианства во всей Японии. И тем, кто проповедует и распространяет христианство, Его светлость не разрешит появляться в своих владениях. Это относится и к Веласко.
Самурай почувствовал, что у него на лбу выступил пот. Почувствовал, как дрожат колени Ниси, в почтительной позе сидевшего рядом с ним.
– Принял ли христианство кто-нибудь из ваших слуг?
– Нет. – Голос Самурая звучал пронзительно.
– Вы уверены?
Самурай молчал потупившись.
– Ну что ж, на этом и покончим, – впервые улыбнулся Цумура. – Насколько мне известно, путешествовавшие вместе с вами купцы приняли христианство, но сделали они это ради торговых выгод, это была простая уловка, и я ограничился тем, что потребовал от них письменного отречения. Но вы самураи. И ваше поведение заботит меня значительно больше.
Самурай чувствовал на себе взгляд Мацуки, сидевшего рядом с Цумурой. Он с грустью вспоминал его слова, сказанные при расставании в Мехико. Мацуки по-прежнему старался не смотреть на него.
– Знайте, что взгляды Его светлости и позиция Совета старейшин изменились. Княжество больше не стремится к торговле с южными варварами и не станет добиваться каких бы то ни было привилегий. Его светлость отказался от мысли о торговле с Новой Испанией.
– Значит… – сказал Самурай сдавленным голосом, – причина, побудившая послать нас в Новую Испанию…
– Да, обстоятельства изменились. Ваше долгое путешествие в страны южных варваров, как я могу предположить, было трудным. Но Совет старейшин уже не нуждается в Новой Испании. И огромные корабли, способные пересекать море, тоже больше не нужны.
– Значит… наша миссия…
– Вы освобождены от выполнения миссии.
Самурай с трудом сдерживал дрожь в коленях.
Он изо всех сил пытался не дать вырваться наружу воплю возмущения и горя. Старался держать себя в руках, чтобы не выдать охватившую его досаду и печаль. Господин Цумура как о безделице говорил о том, что их путешествие было совершенно бессмысленно, абсолютно бесполезно. Зачем же тогда они пересекали бескрайнюю пустыню Новой Испании, путешествовали по Испании, добрались даже до Рима? Он вспомнил горестные похороны Тародзаэмона Танаки в Веракрусе. Ради чего умер Танака?
– Я… – Самурай по-прежнему сидел потупившись, – я и Кюскэ Ниси не представляли себе ничего подобного.
– Вы и не могли это представить себе. Совет старейшин не имел возможности сообщить вам об этом.
Если бы в комнате никого не было, Самурай бы громко рассмеялся – от бессмысленности того, что они совершили. В этот момент потупившийся Ниси, изо всех сил прижимая кулаки к коленям, мертвенно побледнев, закричал:
– Какими же глупцами мы были!
– Вы в этом не виноваты, – сказал господин Цумура сочувственно. – Запрет сёгуната исповедовать христианство все изменил.
– Я принял христианство.
Цумура удивленно посмотрел на Ниси, сделавшего такое признание. В комнате воцарилась напряженная тишина. И в наступившей тишине Мацуки впервые посмотрел на Самурая и Ниси.
– Это правда? – произнес наконец Цумура тихо. – Тогда…
– Это было сделано не по доброй воле. – Самурай решительно удержал Ниси, пытавшегося что-то выкрикнуть. – Мы думали, что это благоприятно отразится на выполнении нашей миссии.
– Вы, Хасэкура, тоже приняли христианство?
– Да. Но так же, как и купцы, не от чистого сердца.
Не проронив ни слова, Цумура сурово взглянул на Самурая и Ниси. Через некоторое время он сделал знак, и один из сопровождавших его чиновников поднялся и поспешно покинул комнату. Цумура тоже встал. Их одежды издавали шуршащий звук. Последним шел Мацуки, на мгновение он остановился и обменялся взглядом с Самураем и Ниси.
Оставшись одни, они долго сидели в прежней почтительной позе, опершись руками о колени. В комнате было тихо, слабый свет проникал со стороны веранды.
– Я… – Глаза Ниси были полны слез. – Я сказал то, чего говорить не следовало.
– Оставь. Все равно Совету старейшин рано или поздно это стало бы известно.
«Я прекрасно понимаю, почему тебе хотелось во весь голос закричать, что ты принял христианство, – хотел было сказать Самурай, но удержался. – Я и сам готов был выплеснуть переполнявшую меня досаду и горечь на господина Цумуру, на Совет старейшин, на стоящие за Советом старейшин могущественные силы».
– Что же теперь будет с нами?
– Не знаю. Решать господину Цумуре.
– Это… – Ниси улыбнулся сквозь слезы, – неужели это и есть вознаграждение?
«Нет, это наша судьба, – подумал Самурай. – И это было предопределено в тот момент, когда мы покинули Цукиноуру». Ему даже казалось, что он уже давным-давно знал, что все так и будет.
Оставив в Цукиноуре Ёдзо и остальных слуг, Самурай и Ниси последовали за господином Цумурой, чтобы доложить обо всем Совету старейшин и написать отречение от христианства. Это делалось по приказу господина Цумуры.
Замок Его светлости за время их отсутствия значительно разросся. Была сооружена новая белоснежная угловая башня, вход в замок преграждали теперь массивные главные ворота, доставленные сюда с Кюсю. Вошедшему в ворота дорогу преграждали несколько рядов укреплений: изогнутые, как мечи, каменные изгороди и неприступные, с многочисленными бойницами, стены. Самурая и Ниси провели в какое-то помещение.
Дощатый пол в комнате блестел темным лаком. Был еще день, но здесь царили полумрак и тишина, не было никакой мебели, лишь в дальнем углу виднелась почти вертикальная лестница.
– Теперь этот мрак для меня непереносим, – прошептал Ниси.
– В каком смысле?
– В Новой Испании и в Испании здания светлые, солнечные, не то что здесь. Мужчины и женщины разговаривают, смеются. А здесь нам нельзя свободно разговаривать, свободно смеяться. Мы даже не знаем, где находится Его светлость. – Ниси глубоко вздохнул. – Но пока мы живы, нам не уйти от этого мрака. Каждый живет здесь в соответствии со своим положением. Высшие сановники – как высшие сановники, военачальники – как военачальники, простые самураи – как простые самураи.
– Может быть, мы увидели то, чего нам видеть не следовало?
Да, это была Япония. Замковые башни с крохотными, как бойницы, оконцами – они служат лишь тому, чтобы следить за приближающимися путниками; увидеть через них бескрайний мир невозможно. Самураю хотелось встретиться с господином Сираиси. Ему казалось, что ни господин Сираиси, ни господин Исида не обошлись бы с ним так сурово, как господин Цумура. Они бы поняли, почему посланникам не удалось выполнить свою миссию, у них нашлись бы теплые слова благодарности, они воздали бы им должное.
Тут раздался звук шагов, но появились не они, а господин Оцука из «Сюмон Аратамэ» [ 47], и с ним еще один чиновник. Этот старик, худой, как дядя Самурая, стал снова расспрашивать их, почему они приняли христианство.
– Потому что ни в Новой Испании, ни в Испании, не приняв христианства, мы не смогли бы выполнить свою миссию, – начал подробно объяснять Самурай. И закончил рассказом о Веласко, о смерти Танаки. – Все это мы сделали ради выполнения миссии, – воскликнул он. – Мы только для виду стали христианами. Наши слуги… То же самое.
– И сейчас совершенно не верите?
– Мы никогда не верили.
– Нужно обязательно указать это в письменном отречении от христианства.– Господин Оцука, с жалостью посмотрев на них, еще раз подчеркнул: – Именно это.
Чиновник положил перед ними бумагу и кисти и сказал, чтобы они писали отречение.
Водя кистью, Самурай вспомнил худого, жалкого человека с распростертыми руками. Человека, которого во время своего долгого путешествия он видел каждый день, каждую ночь в городах, куда они прибывали, в монастырях, где останавливались. Разумеется, он никогда не верил в этого человека. Не было у него и желания поклоняться ему. И вот теперь этот человек доставляет ему столько неприятностей. Он всячески старается изменить его судьбу.
После того как они написали отречение, их повели в другое здание, где находился Совет старейшин. Но там не оказалось ни одного члена Совета, и вместо них рассказ Самурая и Ниси о путешествии деловито выслушали трое чиновников. Они не выразили ни сочувствия, ни благодарности за труды. Видимо, Совет старейшин распорядился именно так обращаться с ними.
– Господин Сираиси и господин Исида ничего нам не передавали? – не выдержал Самурай.
Один из чиновников холодно ответил:
– Нет, не передавали. – И добавил, что им не будет дана аудиенция. – Дальнейшее ваше общение признано нецелесообразным. Таков приказ Совета старейшин.
– Почему Совет старейшин считает, что господину Хасэкуре нельзя общаться со мной? – сжал кулаки Ниси.
– Принявшие христианство ни в коем случае не должны поддерживать между собой отношений – таково решение Его светлости, – заявил чиновник, криво улыбнувшись. Он сказал также, что они свободны и, переночевав в отведенной им комнате, могут отправиться по домам.
После этих слов Самурай и Ниси поняли, что их возвращение на родину доставило немало хлопот и поэтому каждый старается поскорее от них избавиться. Они почувствовали также, что и члены Совета старейшин избегают встречи с ними. Их никто не проводил до главных ворот. Самурай и Ниси покинули замок с чувством, будто их вышвырнули. Мощенную камнем дорогу освещало солнце, пробивавшееся сквозь густую листву деревьев, росших по обеим ее сторонам; казалось, что бойницы холодно смотрят им вслед. Они не знали, где в этом замке находится Его светлость. Может быть, ему вообще неведомо, что они вернулись в Японию?
Спускаясь от главных ворот вниз, Самурай вдруг сказал, будто разговаривая сам с собой:
– Да, земли в Курокаве… – Он вспомнил обещание господина Исиды, что если их миссия будет успешно выполнена, то вопрос о землях в Курокаве рассмотрят благожелательно. Господин Сираиси и господин Исида наверняка знают об их возвращении. Почему же они не встретились с ними?
Даже вернувшись в отведенное им помещение, Самурай и Ниси не смогли разговаривать. Они уже ничего не понимали. Завтра они уедут обратно в Цукиноуру, а оттуда вместе со слугами вернутся каждый к себе домой.
– Неужели мы уже никогда не сможем увидеться? – заморгал глазами Самурай. – Но если таково повеление Его светлости, придется подчиниться. Когда-нибудь они все поймут, я уверен в этом.
– У меня это просто в голове не укладывается. Такое обращение с нами Совета старейшин оскорбительно, – до самого вечера причитал Ниси.
Наступила ночь. Устроившись рядом с Ниси, который после ужина так и не поднялся со своего места и сидел, понуро опустив голову, Самурай при тусклом свете свечи писал дневник путешествия. За каждым иероглифом стояло множество воспоминаний, всплывали в памяти пейзажи, их цвета, запахи. В каждом иероглифе, в каждой строке заключались незабываемые ощущения, порой горестные. Пламя свечи колебалось и потрескивало.
Пришел посетитель. Его фигура, как тень огромной птицы, отразилась на стене, где оставили следы потеки от дождя. Это был Тюсаку Мацуки.
– Пришел попрощаться.
Мацуки стоял, прислонясь к стене, по привычке слегка отвернувшись в сторону. Он не смотрел им в глаза – возможно, чувствовал неловкость от того, что не разделил судьбу своих товарищей, а может быть, его удручало их жалкое положение.
Самурай и Ниси молчали, и Мацуки, словно оправдываясь, сказал:
– Теперь нужно делать вид, будто никакого путешествия вовсе и не было.
– Я не могу. – Ниси зло глянул на него. – Вы другое дело – вы служите в Совете старейшин. Сделали карьеру. А нам не удастся устроить свою жизнь так умело, как вы, господин Мацуки.
– Не будь ребенком, Ниси. Сколько раз я говорил тебе это. Еще на корабле. Без конца повторял, предупреждал, что мнения в Совете старейшин разделились, что господин Сираиси и господин Аюгаи по-разному смотрят на все это дело. Но ты никогда меня не слушал.
– А что случилось с господином Сираиси? – спросил Самурай, чтобы утихомирить спорящих. – Он еще возглавляет Совет старейшин?
– Нет, он больше не в Совете. Всеми делами княжества заправляет сейчас господин Аюгаи.
– Наверное, поэтому с нами и обошлись таким образом? Ни слова сочувствия, ни слова благодарности от Совета старейшин мы так и не дождались, – криво усмехнулся Ниси.
Мацуки с холодным презрением глянул на него:
– Разве не в этом и заключается государственная мудрость?
– Что значит «государственная мудрость»?
– Новый Совет старейшин обязан отказаться от всего, что замышлялось господином Сираиси и старыми членами Совета. Обязан забыть все его начинания. И, как это ни печально, осудить, отвергнуть тех, кто претворял в жизнь эти начинания, даже если этим людям ничего не было известно об их сути. Такова государственная мудрость.
– Я, мелкий самурай, всего лишь мэсидаси… далек от всякой государственной мудрости. Я честно выполнил приказ, отправился посланником… – Ниси потупился, плечи его дрожали.
Мацуки отвернулся, чтобы не видеть этого.
– Послушай, Ниси. Неужели ты до сих пор думаешь, что был посланником? Неужели не понял, что служил лишь ширмой, – прошептал он сочувственно.
– Что значит «ширмой»? – воскликнул потрясенный Самурай.
Мацуки вздрогнул.
– Оказывается, в то время ни сёгун, ни Его светлость даже не собирались завязывать торговые отношения с Новой Испанией. Я узнал об этом, как только вернулся в Японию…
– Как это?
– Выслушайте меня до конца. У них и в мыслях не было приглашать в страну христианских монахов. Таким хитрым путем сёгун хотел разведать секреты строительства крупных кораблей, секреты кораблевождения. Он хотел выяснить, где пролегают морские пути южных варваров, именно с этой целью вместе с купцами было отправлено на корабле много матросов. А купцы и мы служили лишь ширмой для этого. Ширмой, чтобы у южных варваров не возникло никаких подозрений. Именно поэтому в качестве посланников были выбраны не люди высокого звания, а мэсидаси, мелкие самураи, возможная гибель которых никого особенно не волновала.
Японцы опрометью выскочили на палубу. Море было залито солнцем, и спокойная гладь казалась оранжевой. Вблизи виднелся знакомый остров. За ним в розоватом тумане высились горы, густо поросшие знакомыми деревьями. В знакомой бухте стояли небольшие суденышки.
Они долго молча разглядывали остров, бухту, суденышки.
Почему-то никто не радовался. И даже не плакал. Так долго ждали этой минуты, а теперь смотрели на родной пейзаж будто во сне. Во время путешествия они много раз видели его в своих снах.
Марсовой-китаец, указывая на остров, что-то кричал. Может быть, сообщал о прибытии. Или объяснял, что это Цукиноура.
Все будто онемели. Они задумчиво смотрели на медленно плывущий перед их глазами родной пейзаж, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами. Волны с шумом бились о борт корабля и рассыпались брызгами, сверкающими как осколки стекла. Птицы, точно оторвавшиеся от ветки листья, порхали, почти касаясь гребней волн.
В эту минуту в памяти Самурая из множества воспоминаний возникло одно – день отплытия. Тогда тоже скрипели мачты, волны ударяли о борт корабля, птицы, как и сейчас, кружили над самым судном, и тогда он тоже неотрывно смотрел на море, где клыками вздымались гребни волн, и думал о том, что он вручает себя неведомой судьбе.
Действительно, судьба была неведома ему, но теперь уже конец, он вернулся. Почему же вместо радости в его душе лишь опустошенность и усталость? Он повидал так много, что теперь ему казалось, он не видел ничего. Он испытал так много, что ему казалось, он не испытал ничего.
– Чиновники! – раздался громкий крик. Из глубины бухты вышло небольшое судно, на котором развевался флаг с княжеским гербом. Стоя под флагом, низкорослый чиновник внимательно смотрел на их джонку. За судном следовало две лодки. Чиновник, козырьком приставив руку ко лбу, долго рассматривал японцев, которые тоже внимательно смотрели на него. Между кораблем и судном начались переговоры, и наконец чиновник разрешил сойти на берег.
Глазам прибывших, разместившихся в лодках, во всю ширь открывалась бухта Цукиноура. На мысе, далеко вдающемся в море, стояли полуразвалившиеся дома, крытые соломой. За ними виднелись небольшие красные ворота синтоистского храма с ярко-красным флагом. По дороге бежали дети. Да, это была Япония, японский пейзаж.
Вернулись!..
Только сейчас Самурай впервые почувствовал разрывающую сердце радость. Он невольно посмотрел на Ниси. Посмотрел на Ёдзо, Итискэ, Дайскэ.
– Японский… берег… – запинаясь произнес Ниси. Когда они ступили на берег, заваленный морскими водорослями, набежала легкая волна, достигнув их ног. Наслаждаясь этим ощущением, они долго стояли в воде, закрыв глаза. Чиновники, выйдя из конторы, подозрительно смотрели на них. Вдруг один из них что-то закричал и побежал к ним; песок летел у него из-под ног.
– Вернулись?! – Он схватил Самурая и Ниси за руки, долго не отпускал. – Вернулись?!
Чиновникам ничего не было известно об их возвращении. Письмо, которое они послали с Лусона, где им пришлось прожить больше года из-за того, что не было попутного судна, не достигло Японии. И теперь чиновники, пораженные их неожиданным возвращением, не знали, что делать.
Царила тишина, так не похожая на оживленную суету в день отплытия. Самурая, Ниси и их слуг встречали лишь эти чиновники, наблюдавшие издалека дети да волны, с грустным журчанием накатывавшие на берег. Самурай смотрел на море, где тогда покачивался на волнах похожий на крепость огромный корабль, на борт которого им предстояло подняться. А сейчас, насколько хватал глаз, простиралось спокойное море и не было видно никаких кораблей. Он вспоминал, как по берегу бегали носильщики, в бухте сновали тяжело груженные лодки. Теперь ничего этого не было.
В сопровождении чиновников они направились в храм, где ночевали в день отплытия. В храме с тех пор ничего не изменилось. Настоятель провел их в отведенную им комнату – увидев порыжевшие от солнца циновки, Самурай вдруг подумал о Танаке. На этих же циновках тогда спали Танака, Мацуки и он с Ниси. Теперь здесь нет Танаки и Мацуки. Могила Танаки в Веракрусе. В Японию вернулись лишь его волосы и ногти.
В их комнате постоянно толпились люди – чиновники заходили, выходили, снова возвращались. Отдохнуть было невозможно. Гонец, которого отправили известить Совет старейшин об их прибытии, уже выехал из Цукиноуры. Самурай и Ниси были готовы к тому, чтобы на другой же день после получения указаний Совета старейшин отправиться в замок.
Им все было приятно. И специфический запах японского жилища, и привычная утварь, и еда, которая подавалась на низких столиках, – все было японским, родным – таким, как они мечтали все эти годы. Слуги, которых поселили в соседней комнате, даже плакали, гладя опорные столбы.
Настоятель и чиновники недоверчиво слушали рассказы Ниси о странах южных варваров. Им было трудно поверить, что бывают многоэтажные каменные дома, соборы, шпили которых устремлены высоко в небо. Было бесполезно объяснять, что представляет собой пустыня Новой Испании, где растут лишь агавы и кактусы – сколько ни иди по ней, одни агавы и кактусы.
– Мир… – Ниси улыбнулся, понимая, что ему все равно не поверят, – гораздо больше, чем можно представить себе здесь, в Японии.
После того как Ниси закончил свой рассказ, настоятель и чиновники стали рассказывать о том, что произошло в княжестве после их отъезда. Примерно в то время, когда Самурай и его товарищи покинули Рим, Японию потрясло огромное сражение. Род Токугава уничтожил род Тоётоми. К счастью, Его светлость ограничился тем, что послал лишь подкрепление, а сам в Осакском сражении не участвовал. Господин Исикава погиб. Примерно тогда же вернулись на родину купцы и матросы, совершавшие путешествие вместе с Самураем и его товарищами. Свой корабль они бросили на Филиппинах и приплыли на другом корабле южных варваров.
– Господин Мацуки тоже?
Чиновник кивнул. Он сказал, что Мацуки после возвращения на родину был назначен в сыскное ведомство Совета старейшин. Для самурая его звания получить такую должность – завидная карьера.
Самурай и Ниси хотели спросить, как обстоят дела с христианством. Им хотелось знать, имеет ли еще влияние в Совете старейшин господин Сираиси, отправлявший их в Новую Испанию. Но у обоих точно ком подступил к горлу, и они не смогли вымолвить ни слова. Мрачное предчувствие заставило их не задавать этого вопроса. А сам настоятель и чиновники не сказали об этом ни слова.
Наступила ночь. Самурай лежал рядом с Ниси, он был слишком взволнован и не мог уснуть. Издали доносился шум волн. Это была первая ночь после возвращения – спустя четыре года – на родину. Перед глазами Самурая возникла Ято, куда он должен вернуться через несколько дней. Морщинистое лицо дяди – он наверняка заплачет, – лицо Рику, которая будет молча смотреть на него, лица детей – они, конечно, сразу же бросятся к нему. Он вспомнил свое короткое письмо к ним.
«Пишу в спешке. Мы прибыли в Цукиноуру. Все здоровы. Закончив дела, мы сразу же вернемся домой. Обо всем расскажу подробно…»
Ниси тоже ворочался с боку на бок, видимо, как и он, не в силах уснуть. Самурай кашлянул, и Ниси тихо сказал:
– Даже не верится… что мы вернулись.
– Мне тоже. – Самурай тяжело вздохнул.
На следующий день, после полудня, гонец вернулся. Он привез указание Совета старейшин.
Сидя в почтительной позе, Самурай и Ниси выслушали его. Чиновник сообщил, что им предписывается ждать в Цукиноуре прибытия старейшин, а до этого встреча и переписка с семьями запрещена.
– Кто дал такое указание? – спросил Самурай, побледнев.
– Господин Кагэясу Цумура.
Господин Цумура был одним из членов Совета старейшин, в который входили также господа Сираиси, Аюгаи и Ватари. Самураю и Ниси не оставалось ничего другого, как подчиняться приказу.
– Не беспокойтесь, – поспешил чиновник утешить Самурая и Ниси, – купцы и матросы подверглись такой же процедуре.
Это было выше их понимания. Всем было известно, что они отправились в дальние страны в качестве посланников Его светлости. Члены Совета старейшин это хорошо знали. Кроме того, было досадно, что с ними обращаются как с простыми купцами и матросами.
Мало того, в отличие от вчерашнего дня, теперь в их комнату не заходил ни один человек. Было ясно, что они получили приказ поменьше общаться с прибывшими.
– Уж не под арестом ли мы?
Ниси зло смотрел вниз с веранды. Он чувствовал, что чиновники стали относиться к ним настороженно.
Сидя в комнате, щедро залитой вечерним солнцем, Самурай смог наконец сообразить, почему с ними так обращаются. Они не выполнили возложенную на них миссию. Но если бы им дали возможность как следует объяснить Совету старейшин, объяснить, что, несмотря на все свои старания, они не смогли этого сделать…
Утром на третий день затворнической жизни в храме в их комнату влетел чиновник, не появлявшийся все это время.
– Сегодня прибывает господин Цумура, – объявил он.
После полудня Самурай, Ниси и слуги выстроились перед храмом, чтобы встретить господина Цумуру. Наконец на дороге, ведущей от побережья к храму, послышались цоканье копыт и топот людей и показался господин Цумура с сопровождающими. Безмолвно проследовав мимо низко склонившихся Самурая и Ниси, они скрылись в храме.
Господин Цумура заставил себя ждать. Видимо, в храме он выяснял подробности их возвращения, сколько с ними было человек, их имена. Наконец вышел чиновник и вызвал Самурая и Ниси на дознание.
Они вошли в комнату, где величественно восседал господин Цумура. Их встретил пристальный, острый и беспощадный взгляд сановника. Рядом сидело еще трое из его сопровождения, и Самурай узнал среди них худую фигуру Тюсаку Мацуки, с которым они расстались в Мехико. Избегая взгляда Самурая, в котором он прочел удивление, смешанное с радостью, Мацуки отвернулся.
– Ваше долгое путешествие было трудным. Мы уверены, что вы стремились как можно скорее вернуться на родину, и ценим это, – начал со слов благодарности господин Цумура. – Однако с прошлого года сёгун предписал тщательно проверять всех, кто возвращается в Японию из чужих стран. Это моя обязанность – вы должны понять.
После этого господин Цумура стал расспрашивать Самурая и Ниси, почему их судно, минуя Нагасаки и Сакаи, прибыло прямо в Цукиноуру. Они ответили, что их судно, разгрузившись на китайском острове Формоза, пошло на север, назад – в Новую Испанию.
Господин Цумура выспрашивал их, пытаясь выяснить, не было ли на судне миссионеров и монахов, не высадились ли они тайно в Японии.
– Нет, – ответили они.
По тому, как держался этот сановник, по его вопросам Самурай в конце концов отчетливо понял, что в период их долгого отсутствия в княжестве начались жестокие гонения на христиан. Он колебался, должны ли они с Ниси честно признаться в том, что они приняли в Испании христианство.
– Что с Веласко?
– Мы распрощались с ним в Маниле.
– Что он собирается делать в Маниле? – настойчиво расспрашивал Цумура. – Не говорил, что снова приедет в Японию?
Самурай решительно покачал головой. Он, разумеется, прекрасно помнил признания Веласко, но считал, что сейчас говорить о них не место.
– Княжеству Веласко больше не нужен. Сёгун запретил исповедование христианства во всей Японии. И тем, кто проповедует и распространяет христианство, Его светлость не разрешит появляться в своих владениях. Это относится и к Веласко.
Самурай почувствовал, что у него на лбу выступил пот. Почувствовал, как дрожат колени Ниси, в почтительной позе сидевшего рядом с ним.
– Принял ли христианство кто-нибудь из ваших слуг?
– Нет. – Голос Самурая звучал пронзительно.
– Вы уверены?
Самурай молчал потупившись.
– Ну что ж, на этом и покончим, – впервые улыбнулся Цумура. – Насколько мне известно, путешествовавшие вместе с вами купцы приняли христианство, но сделали они это ради торговых выгод, это была простая уловка, и я ограничился тем, что потребовал от них письменного отречения. Но вы самураи. И ваше поведение заботит меня значительно больше.
Самурай чувствовал на себе взгляд Мацуки, сидевшего рядом с Цумурой. Он с грустью вспоминал его слова, сказанные при расставании в Мехико. Мацуки по-прежнему старался не смотреть на него.
– Знайте, что взгляды Его светлости и позиция Совета старейшин изменились. Княжество больше не стремится к торговле с южными варварами и не станет добиваться каких бы то ни было привилегий. Его светлость отказался от мысли о торговле с Новой Испанией.
– Значит… – сказал Самурай сдавленным голосом, – причина, побудившая послать нас в Новую Испанию…
– Да, обстоятельства изменились. Ваше долгое путешествие в страны южных варваров, как я могу предположить, было трудным. Но Совет старейшин уже не нуждается в Новой Испании. И огромные корабли, способные пересекать море, тоже больше не нужны.
– Значит… наша миссия…
– Вы освобождены от выполнения миссии.
Самурай с трудом сдерживал дрожь в коленях.
Он изо всех сил пытался не дать вырваться наружу воплю возмущения и горя. Старался держать себя в руках, чтобы не выдать охватившую его досаду и печаль. Господин Цумура как о безделице говорил о том, что их путешествие было совершенно бессмысленно, абсолютно бесполезно. Зачем же тогда они пересекали бескрайнюю пустыню Новой Испании, путешествовали по Испании, добрались даже до Рима? Он вспомнил горестные похороны Тародзаэмона Танаки в Веракрусе. Ради чего умер Танака?
– Я… – Самурай по-прежнему сидел потупившись, – я и Кюскэ Ниси не представляли себе ничего подобного.
– Вы и не могли это представить себе. Совет старейшин не имел возможности сообщить вам об этом.
Если бы в комнате никого не было, Самурай бы громко рассмеялся – от бессмысленности того, что они совершили. В этот момент потупившийся Ниси, изо всех сил прижимая кулаки к коленям, мертвенно побледнев, закричал:
– Какими же глупцами мы были!
– Вы в этом не виноваты, – сказал господин Цумура сочувственно. – Запрет сёгуната исповедовать христианство все изменил.
– Я принял христианство.
Цумура удивленно посмотрел на Ниси, сделавшего такое признание. В комнате воцарилась напряженная тишина. И в наступившей тишине Мацуки впервые посмотрел на Самурая и Ниси.
– Это правда? – произнес наконец Цумура тихо. – Тогда…
– Это было сделано не по доброй воле. – Самурай решительно удержал Ниси, пытавшегося что-то выкрикнуть. – Мы думали, что это благоприятно отразится на выполнении нашей миссии.
– Вы, Хасэкура, тоже приняли христианство?
– Да. Но так же, как и купцы, не от чистого сердца.
Не проронив ни слова, Цумура сурово взглянул на Самурая и Ниси. Через некоторое время он сделал знак, и один из сопровождавших его чиновников поднялся и поспешно покинул комнату. Цумура тоже встал. Их одежды издавали шуршащий звук. Последним шел Мацуки, на мгновение он остановился и обменялся взглядом с Самураем и Ниси.
Оставшись одни, они долго сидели в прежней почтительной позе, опершись руками о колени. В комнате было тихо, слабый свет проникал со стороны веранды.
– Я… – Глаза Ниси были полны слез. – Я сказал то, чего говорить не следовало.
– Оставь. Все равно Совету старейшин рано или поздно это стало бы известно.
«Я прекрасно понимаю, почему тебе хотелось во весь голос закричать, что ты принял христианство, – хотел было сказать Самурай, но удержался. – Я и сам готов был выплеснуть переполнявшую меня досаду и горечь на господина Цумуру, на Совет старейшин, на стоящие за Советом старейшин могущественные силы».
– Что же теперь будет с нами?
– Не знаю. Решать господину Цумуре.
– Это… – Ниси улыбнулся сквозь слезы, – неужели это и есть вознаграждение?
«Нет, это наша судьба, – подумал Самурай. – И это было предопределено в тот момент, когда мы покинули Цукиноуру». Ему даже казалось, что он уже давным-давно знал, что все так и будет.
Оставив в Цукиноуре Ёдзо и остальных слуг, Самурай и Ниси последовали за господином Цумурой, чтобы доложить обо всем Совету старейшин и написать отречение от христианства. Это делалось по приказу господина Цумуры.
Замок Его светлости за время их отсутствия значительно разросся. Была сооружена новая белоснежная угловая башня, вход в замок преграждали теперь массивные главные ворота, доставленные сюда с Кюсю. Вошедшему в ворота дорогу преграждали несколько рядов укреплений: изогнутые, как мечи, каменные изгороди и неприступные, с многочисленными бойницами, стены. Самурая и Ниси провели в какое-то помещение.
Дощатый пол в комнате блестел темным лаком. Был еще день, но здесь царили полумрак и тишина, не было никакой мебели, лишь в дальнем углу виднелась почти вертикальная лестница.
– Теперь этот мрак для меня непереносим, – прошептал Ниси.
– В каком смысле?
– В Новой Испании и в Испании здания светлые, солнечные, не то что здесь. Мужчины и женщины разговаривают, смеются. А здесь нам нельзя свободно разговаривать, свободно смеяться. Мы даже не знаем, где находится Его светлость. – Ниси глубоко вздохнул. – Но пока мы живы, нам не уйти от этого мрака. Каждый живет здесь в соответствии со своим положением. Высшие сановники – как высшие сановники, военачальники – как военачальники, простые самураи – как простые самураи.
– Может быть, мы увидели то, чего нам видеть не следовало?
Да, это была Япония. Замковые башни с крохотными, как бойницы, оконцами – они служат лишь тому, чтобы следить за приближающимися путниками; увидеть через них бескрайний мир невозможно. Самураю хотелось встретиться с господином Сираиси. Ему казалось, что ни господин Сираиси, ни господин Исида не обошлись бы с ним так сурово, как господин Цумура. Они бы поняли, почему посланникам не удалось выполнить свою миссию, у них нашлись бы теплые слова благодарности, они воздали бы им должное.
Тут раздался звук шагов, но появились не они, а господин Оцука из «Сюмон Аратамэ» [ 47], и с ним еще один чиновник. Этот старик, худой, как дядя Самурая, стал снова расспрашивать их, почему они приняли христианство.
– Потому что ни в Новой Испании, ни в Испании, не приняв христианства, мы не смогли бы выполнить свою миссию, – начал подробно объяснять Самурай. И закончил рассказом о Веласко, о смерти Танаки. – Все это мы сделали ради выполнения миссии, – воскликнул он. – Мы только для виду стали христианами. Наши слуги… То же самое.
– И сейчас совершенно не верите?
– Мы никогда не верили.
– Нужно обязательно указать это в письменном отречении от христианства.– Господин Оцука, с жалостью посмотрев на них, еще раз подчеркнул: – Именно это.
Чиновник положил перед ними бумагу и кисти и сказал, чтобы они писали отречение.
Водя кистью, Самурай вспомнил худого, жалкого человека с распростертыми руками. Человека, которого во время своего долгого путешествия он видел каждый день, каждую ночь в городах, куда они прибывали, в монастырях, где останавливались. Разумеется, он никогда не верил в этого человека. Не было у него и желания поклоняться ему. И вот теперь этот человек доставляет ему столько неприятностей. Он всячески старается изменить его судьбу.
После того как они написали отречение, их повели в другое здание, где находился Совет старейшин. Но там не оказалось ни одного члена Совета, и вместо них рассказ Самурая и Ниси о путешествии деловито выслушали трое чиновников. Они не выразили ни сочувствия, ни благодарности за труды. Видимо, Совет старейшин распорядился именно так обращаться с ними.
– Господин Сираиси и господин Исида ничего нам не передавали? – не выдержал Самурай.
Один из чиновников холодно ответил:
– Нет, не передавали. – И добавил, что им не будет дана аудиенция. – Дальнейшее ваше общение признано нецелесообразным. Таков приказ Совета старейшин.
– Почему Совет старейшин считает, что господину Хасэкуре нельзя общаться со мной? – сжал кулаки Ниси.
– Принявшие христианство ни в коем случае не должны поддерживать между собой отношений – таково решение Его светлости, – заявил чиновник, криво улыбнувшись. Он сказал также, что они свободны и, переночевав в отведенной им комнате, могут отправиться по домам.
После этих слов Самурай и Ниси поняли, что их возвращение на родину доставило немало хлопот и поэтому каждый старается поскорее от них избавиться. Они почувствовали также, что и члены Совета старейшин избегают встречи с ними. Их никто не проводил до главных ворот. Самурай и Ниси покинули замок с чувством, будто их вышвырнули. Мощенную камнем дорогу освещало солнце, пробивавшееся сквозь густую листву деревьев, росших по обеим ее сторонам; казалось, что бойницы холодно смотрят им вслед. Они не знали, где в этом замке находится Его светлость. Может быть, ему вообще неведомо, что они вернулись в Японию?
Спускаясь от главных ворот вниз, Самурай вдруг сказал, будто разговаривая сам с собой:
– Да, земли в Курокаве… – Он вспомнил обещание господина Исиды, что если их миссия будет успешно выполнена, то вопрос о землях в Курокаве рассмотрят благожелательно. Господин Сираиси и господин Исида наверняка знают об их возвращении. Почему же они не встретились с ними?
Даже вернувшись в отведенное им помещение, Самурай и Ниси не смогли разговаривать. Они уже ничего не понимали. Завтра они уедут обратно в Цукиноуру, а оттуда вместе со слугами вернутся каждый к себе домой.
– Неужели мы уже никогда не сможем увидеться? – заморгал глазами Самурай. – Но если таково повеление Его светлости, придется подчиниться. Когда-нибудь они все поймут, я уверен в этом.
– У меня это просто в голове не укладывается. Такое обращение с нами Совета старейшин оскорбительно, – до самого вечера причитал Ниси.
Наступила ночь. Устроившись рядом с Ниси, который после ужина так и не поднялся со своего места и сидел, понуро опустив голову, Самурай при тусклом свете свечи писал дневник путешествия. За каждым иероглифом стояло множество воспоминаний, всплывали в памяти пейзажи, их цвета, запахи. В каждом иероглифе, в каждой строке заключались незабываемые ощущения, порой горестные. Пламя свечи колебалось и потрескивало.
Пришел посетитель. Его фигура, как тень огромной птицы, отразилась на стене, где оставили следы потеки от дождя. Это был Тюсаку Мацуки.
– Пришел попрощаться.
Мацуки стоял, прислонясь к стене, по привычке слегка отвернувшись в сторону. Он не смотрел им в глаза – возможно, чувствовал неловкость от того, что не разделил судьбу своих товарищей, а может быть, его удручало их жалкое положение.
Самурай и Ниси молчали, и Мацуки, словно оправдываясь, сказал:
– Теперь нужно делать вид, будто никакого путешествия вовсе и не было.
– Я не могу. – Ниси зло глянул на него. – Вы другое дело – вы служите в Совете старейшин. Сделали карьеру. А нам не удастся устроить свою жизнь так умело, как вы, господин Мацуки.
– Не будь ребенком, Ниси. Сколько раз я говорил тебе это. Еще на корабле. Без конца повторял, предупреждал, что мнения в Совете старейшин разделились, что господин Сираиси и господин Аюгаи по-разному смотрят на все это дело. Но ты никогда меня не слушал.
– А что случилось с господином Сираиси? – спросил Самурай, чтобы утихомирить спорящих. – Он еще возглавляет Совет старейшин?
– Нет, он больше не в Совете. Всеми делами княжества заправляет сейчас господин Аюгаи.
– Наверное, поэтому с нами и обошлись таким образом? Ни слова сочувствия, ни слова благодарности от Совета старейшин мы так и не дождались, – криво усмехнулся Ниси.
Мацуки с холодным презрением глянул на него:
– Разве не в этом и заключается государственная мудрость?
– Что значит «государственная мудрость»?
– Новый Совет старейшин обязан отказаться от всего, что замышлялось господином Сираиси и старыми членами Совета. Обязан забыть все его начинания. И, как это ни печально, осудить, отвергнуть тех, кто претворял в жизнь эти начинания, даже если этим людям ничего не было известно об их сути. Такова государственная мудрость.
– Я, мелкий самурай, всего лишь мэсидаси… далек от всякой государственной мудрости. Я честно выполнил приказ, отправился посланником… – Ниси потупился, плечи его дрожали.
Мацуки отвернулся, чтобы не видеть этого.
– Послушай, Ниси. Неужели ты до сих пор думаешь, что был посланником? Неужели не понял, что служил лишь ширмой, – прошептал он сочувственно.
– Что значит «ширмой»? – воскликнул потрясенный Самурай.
Мацуки вздрогнул.
– Оказывается, в то время ни сёгун, ни Его светлость даже не собирались завязывать торговые отношения с Новой Испанией. Я узнал об этом, как только вернулся в Японию…
– Как это?
– Выслушайте меня до конца. У них и в мыслях не было приглашать в страну христианских монахов. Таким хитрым путем сёгун хотел разведать секреты строительства крупных кораблей, секреты кораблевождения. Он хотел выяснить, где пролегают морские пути южных варваров, именно с этой целью вместе с купцами было отправлено на корабле много матросов. А купцы и мы служили лишь ширмой для этого. Ширмой, чтобы у южных варваров не возникло никаких подозрений. Именно поэтому в качестве посланников были выбраны не люди высокого звания, а мэсидаси, мелкие самураи, возможная гибель которых никого особенно не волновала.