Еникеева Диля. Маленькие женские хитрости

   - Он что с заявой приканал?
   - Да нет, идет терпилой по другому делу, это я его попутно расспрашивал, не имели ли, мол, дела с налоговой. Имел, говорит, до сих пор все внутри болит и стонет, импотентом стал со страху.
   - Так чего ж я эту четверку буду с розыска снимать?! Пусть их ищут. Может, они решили, что аперкота маловато, или Воропаев не желал раскошелиться, вот и шпокнули его.
   - Да не при делах они, Геныч! По крайней мере, по убийству. Никто из соседей их не видел, все ж такую колоритную команду мимо внимания не пропустишь.
   - Может, один из них приходил, который у них за киллера?
   - Нет, баба нашего терпилу оприходовала.
   Оба хирурга, Аллины любимые мужчины, сидели в квартире Олега и молча пили водку.
   Сегодня их любимую женщину обследовали, терапевт не решалась дать добро на предстоящий наркоз, но, как говорится, из двух зол... Она назначила пациентке лечебный комплекс, и та всю вторую половину дня пролежала под капельницей. Анестезиологи тоже не испытывали особого воодушевления - кому ж хочется, чтобы у больного были осложнения, тем более, коллапс63, во время наркоза...
   Алла вообще в этот день почти не разговаривала, лишь безразлично отвечала на вопросы консультантов, подставляла руку под манжетку тонометра или иглу для инъекций и выглядела равнодушной, безучастной и опустошенной. Будто уже знала, что её ожидает, и смирилась с этим.
   Олег с Женей, не сговариваясь, провели этот день в клинике Ермакова-старшего, но старались не путаться у коллег под ногами и большую часть времени сидели в ординаторской, заходя в Аллину палату лишь после её возвращения с очередного обследования. Терапевт и анестезиологи уже оповестили их о своем мнении, и это вкупе с состоянием любимой женщины внушало ещё большую тревогу. Оба старались подбадривать её, Жека через силу хохмил, но она даже не улыбнулась и не смотрела на них.
   Алле сделали премедикацию64, и сейчас она спит. А перед уходом Олег с Женей зашли в её палату, Жека оповестил, что его отец сам вызвался её оперировать, и начал рассказывать анекдот в тему, но она молча лежала под капельницей, бледная и внезапно осунувшаяся, с непривычным обоим выражением лица. Отрешенности?..
   "Будто прощается..." - подумал Олег, отворачиваясь, чтобы любимая женщина не заметила его слез.
   Они пожелали Алле спокойного отдыха и двинулись к выходу из палаты, а у самых дверей услышали её тихий голос:
   - Прощайте, ребята.
   - Еще одна свидетельница обнаружилась, слышавшая выстрел, Симкина Екатерина Филимоновна, - сообщил Тимур. - Она расслышала и стук каблучков быстро сбегающей по лестнице женщины сразу после того, как в квартире Воропаева грохнуло. В тот момент Симкина возилась в своей прихожей, но вместо того, чтоб глянуть в глазок, со страху рванула в комнату внучки и тряслась с перепугу - думала, что бандиты застрелили соседа и сейчас станут к ней ломиться. А Наташка, её внучка, оказалась пошустрее и посмелее позвонила на пульт охраны и говорит: "Приезжайте скорее, нас грабят!" Те через пять минут прикатили, видят, что во вверенной их заботам квартире ничего не происходит, правда, о выстреле им бабка сообщила. Ну, они туда лезть не стали, связались с диспетчером, та отзвонилась по "О2", а парни укатили, не пожелали охранять место происшествия. Вызов к тому времени уже приняли, - первая соседка звякнула сразу после выстрела, - и группа выехала. А когда делали поквартирный обход, бабка затаилась, дверь не открыла и внучке велела нос не высовывать. До того бабуля телефонировала дочери и доложила обстановку, а та ей посоветовала, мол, ну их к лешему, бандитские разборки, если станете свидетелями, потом придут и вас застрелят, и велела дверь не открывать. Симкину я потом навещал, но она твердила, что дома никого не было. А сегодня зашел ещё раз, гляжу, девчонка за бабушкиной спиной мне рожи корчит - ей всего двенадцать, - подождал, пока Наташка гулять во двор выйдет, поболтали, и она все выложила - нашел я к ней подходец. Просила только мамке с бабкой не говорить. Так что Воропаева замочила баба. Знать бы - кто. Жаль, что в тот вечер Симкина мертвой хваткой во внучку вцепилась, даже к окну не разрешила подойти.
   - Может, другие соседи видели, что за женщина вышла в искомое время из подъезда?
   - Походим с Володькой по квартирам, - пообещал оперативник. - Может, ещё кто пугливый разговорится.
   Войдя в квартиру друга, Женя увидел в прихожей сумки и чемоданы - Олег так и не успел разложить свои вещи, - и все понял.
   - Прости, Олежка, - тихо произнес он.
   - Не о чем говорить, Жека, - спокойно ответил Олег. - Все это сейчас второстепенно.
   Он прошел в комнату, достал из бара две стопки и бутылку водки - оба хирурга предпочитали её другим напиткам, - и сел в кресло. Женя устроился напротив. Почти два часа они молчали и пили, ополовинили уже вторую бутылку.
   Говорить, в общем-то было не о чем. Оба все понимали, и от обоих ничего не зависело. Впервые два отличных хирурга на собственной шкуре почувствовали состояние близких, которые заглядывают в глаза врачу и умоляют: "Сделайте все возможное, доктор..." Раньше им казалось, что просить об этом не надо - они и так сделают все возможное, и даже более того. Но тогда скальпель был в их руках. И жизнь пациента тоже. А сейчас они всего лишь сторонние наблюдатели. Им предстоит бессонная ночь, как и всем, кого тревожит состояние родного человека, и тяжкие мысли: что будет завтра?..
   Наконец Олег прервал молчание:
   - С чем связана экстренность операции? Можно было дать Алле пару дней психологически подготовиться.
   - Послезавтра батя улетает на симпозиум в Лондон, а оттуда - в Швейцарию на конгресс фармакологов. Вернется только через месяц. Столько ждать при саркоме опасно. А никому другому я Аллу не доверю.
   - Никак не решу - присутствовать ли при операции или ждать за дверью?
   - Я тоже, - кивнул Жека. - Тупо сидеть в ожидании - свыше моих сил. Но, с другой стороны, видеть... - Он прервался и разлил водку по стопкам. Давай за нее, Олег.
   Наконец пришел долгожданный ответ от зарубежных коллег на запрос отечественных. Оказалось, что Амалия Георгиади - весьма состоятельная дама, владеющая двумя гостиницами, пятью магазинами и сетью ресторанов. Помимо этого, ей принадлежит несколько домов в разных городах страны, но чаще всего она живет в Лимассоле или в Никосии.
   Бракосочетание с российским бизнесменом Семеном Воропаевым, в течение года ухаживавшим за госпожой Георгиади, состоялось 10 августа сего года, новобрачные обвенчались, потом скрепили свой союз в мэрии города. На церемонии присутствовал сам господин мэр, давний друг покойного отца новобрачной.
   Ныне родители Амалии Георгиади уже в лучшем из миров, и единственной дочери досталось все их немалое состояние. Ее отец, грек по национальности, был женат на русской эмигрантке, и Амалия с детства тяготела к России и всему, что с нею связано. Когда на Кипр хлынули непрерывным потоком выходцы из постсоветской России, госпожа Георгиади отстроила две гостиницы, набрав русскоязычный персонал, и у российских туристов они пользуются большой популярностью. В её ресторанах официанты тоже говорят по-русски, как и продавцы принадлежащих ей магазинов. Дела у неё идут блестяще, и госпоже Георгиади удается сочетать деловые интересы с ностальгией по родине матери, к которой Амалия была очень привязана и тяжело переживала её смерть.
   По просьбе русских коллег двое сотрудников полиции города Лимассола навестили госпожу Георгиади и задали несколько вопросов. Та ответила, что 17 августа летала в Москву по взаимной договоренности с супругом, желая поздравить его с годовщиной их знакомства - они встретились именно в этот день, год назад. Прибыла в 14 - 30 и позвонила супругу на работу. Тот ответил, что в данный момент он очень занят, и просил её прийти к нему на квартиру к семи часам. Она погуляла по городу, - Москва ей очень нравится, побывала в музее имени Пушкина, который посещает во время каждого приезда в Россию, купила сувениры для друзей, а к семи отправилась к мужу. Обратный рейс в Никосию вылетал в 21.30 по московскому времени, супруги провели вместе очень мало времени и с большим сожалением расстались. Госпожа Георгиади сообщила полицейским, что муж выглядел очень расстроенным, сослался на крупные неприятности и угрозы, из-за чего не смог встретить её в аэропорту и увидеться сразу по прилету, потому она отправилась в обратный путь самостоятельно. О его смерти ничего не знает, но, учитывая, что супруг жаловался на угрозы, предполагает, что убийство - дело рук русской мафии.
   - Ну и запугали мы весь мир нашей пресловутой мафией! - отметил Геннадий. - Где она, эта мафия-то?! Что-то я её ни разу не видел. Орггруппировки имеются, как и в любой другой стране, но теперь они управляемы и в контакте с органами.
   - В общем, тетка не при делах, - подвел итог Владимир.
   Аллу отвезли в операционную на каталке. Раньше она шла туда самостоятельно, но терапевт настояла, боясь ортостатического коллапса65.
   В операционной оказалась куча народу. По просьбе Жени, помимо двух анестезиологов, пришли три реаниматолога и дополнительно две медсестры, умеющие попадать в любые вены, - при стрессе даже хорошие вены спадаются, а у Аллы очень тонкие вены, уже истерзанные инъекционными иглами. Профессор Ермаков, как и два его ассистента, уже помылся на операцию и облачился во все, что требуется. Теперь все трое хирургов стояли, подняв кверху руки в стерильных перчатках, в масках и низко надвинутых шапочках, так что были видны лишь глаза. Олег с Женей все же решили присутствовать на операции и застыли чуть поодаль, тоже в стерильных халатах, шапочках и бахилах66.
   Пациентку переложили на операционный стол, медсестры подкатили штатив с капельницей, фиксировали Аллину руку и захлопотали над венами.
   - Не привязывайте меня, - попросила она.
   Тяжело ощущать себя лишенной возможности шевельнуться. Хотя, конечно, ничего хорошего, если пациент сразу после дачи наркоза начнет дергаться, ещё хуже, если попытается вскочить - непроизвольно, конечно. Бывает, что и хирургу достается ногой или рукой. Так что это меры безопасности для обоих.
   - Буянить не будете, золотко? - спросил профессор Ермаков.
   - Не буду, - ответила Алла.
   - А песни петь?
   - Может, и спою, - если попросите.
   - Еще как попросим! - воскликнул Валерий Петрович и обозначил аплодисменты, не соприкасая ладоней. - И даже на бис! Жека говорил, что у вас чудесный голос. Ну, же Аллочка, порадуйте нас своим удивительно мелодичным голоском.
   - "Отпилим, отпилим Мересьеву ногу..." - "Не надо, не надо, я буду летать!" - пропела пациентка на мотив рок-оперы "Иисус Христос суперзвезда". И пояснила: - Дуэт из рок-оперы "Повесть о настоящем человеке".
   Женя обрадовался, что она уже немного напоминает прежнюю Аллу, и хотел было поведать байку в тему, но анестезиолог его опередил:
   - Алкоголиков ввести в наркоз сложно, они порой кайфуют, не засыпают, песни горланят. Во времена, когда я работал в травматологии, привезли пациента с улицы, а во время дачи наркоза он вдруг: "Ойц!" Через некоторое время опять - "ойц!" Медсестра встревожилась: "Доктор, больной икает, игла из вены вот-вот выскочит!" А вдруг пациент выдает рулады: "Ой, цветет кали-ина-а в поле у ручья..."
   Женя посмотрел на Олега, и тот понял, что друг хотел ему сказать взглядом: все это время медсестры никак не могли попасть в вену, - значит, вены спались, Алла в состоянии сильного стресса. Проблема ещё и в том, что колоть её можно только в здоровую руку. Сейчас обе медсестры оставили в покое локтевую вену, одна из них перетянула жгутом запястье пациентки, вторая похлопывала по тыльной стороне её правой кисти. Жека был уверен, что у него получится лучше, но не хотел вмешиваться, боясь пугать Аллу. Ставить капельницу во время операции на подвижной кистевой вене очень рискованно малейшее движение, и игла выскочит или проколет вену, - и как тогда осуществлять реанимационные мероприятия, если у Аллы опять случится коллапс?!
   Олег молча подошел к столу, забрал у медсестры иглу и жестом велел снова перетянуть руку пациентки повыше локтя. Алла в это время смотрела на профессора Ермакова и даже не заметила, что Олег тоже принял участие в работе хирургической бригады.
   Эта безмолвная сцена заняла всего минуту, но присутствующие в операционной поняли, в чем дело, и дружно принялись отвлекать внимание пациентки от происходящего. И опять первым начал профессор Ермаков:
   - "Зачем ты надеваешь маску во время операции?" - спрашивает сын своего отца-хирурга. "Чтобы пациенты потом не смогли меня узнать".
   - "Доктор, у вас много врагов?" - вступил анестезиолог. - "В живых уже нет".
   - "Закончишь школу, доченька, учись на врача", - продолжил Жека. - "Ты же прекрасно знаешь, что я не в состоянии убить даже муху!"
   - Валерий Петрович, - обратилась Алла к руководителю операции. - Если не удастся удалить лишь опухоль, не ампутируйте мне матку. Зашейте все обратно. Пусть, говоря вашими словами, будет полный комплект. Сколько мне отпущено, столько и проживу.
   - Непременно, моя милая, - заверил профессор Ермаков. - Как скажете, так и сделаем. - Хирург смотрел на неё с честнейшим видом, хотя, разумеется, намеревался поступить по медицинским показаниям. - Саша, перевел он взгляд на своего постоянного ассистента, - я понимаю, что ты волнуешься, - такую красотку тебе довелось оперировать впервые. Но очень прошу - делая разрез, не нажимай слишком сильно на скальпель - можешь повредить стол.
   Алла уже улыбалась.
   - Я вас обожаю, профессор Ермаков, - нежно произнесла она.
   - Я вас тоже, моя милая. Увы, мы не можем скрепить наши чувства нежным поцелуем... - Он показал на свою маску. - Но сразу после того, как вы выйдете из наркоза, мы с вами расцелуемся, а молодые люди пусть мне завидуют.
   Третья медсестра подняла рубашку пациентки и начала обрабатывать операционное поле, а профессор тут же выдал анекдот в тему:
   - "Доктор, мой муж болен..." - "Раздевайтесь и покажите, где у него болит".
   Поддерживая легкую беседу с пациенткой, безмятежно улыбаясь и глядя ей в глаза, Валерий Петрович боковым следил за происходящим. Олег уже попал в локтевую вену, Женя со своего места показал ему большой палец, медсестры споро подключили капельницу, анестезиолог жестом дал понять, что начинает давать вводный наркоз. Вскоре подействует атропин, введенный через трубку капельницы, у Аллы появятся неприятные ощущения и сухость во рту, она начнет сглатывать, может испугаться и запаниковать. Больной с сосудистой патологией стресс и скачки давления противопоказаны, а потому профессор Ермаков фиксировал на себе её внимание:
   - Аллочка, у вас и в самом деле чудесный голос. Я же обещал бисировать. Нуте-ка, моя красавица, исполните ещё что-нибудь на бис.
   - Для вас - даже станцевала бы, Валерий Петрович. А пока спою.
   Поживу ещё здесь,
   пожалуй.
   Поживу еще
   хоть чуть-чуть.
   Чтоб друзьям было кому
   пожаловаться
   Чтобы было с кем
   отдохнуть.
   Поживу еще
   всем смертям назло,
   Поживу
   пусть хоть год или два.
   Помогите мне
   не прервать мой путь
   Как я многим
   уже помогла67.
   - Замечательно! - воскликнул профессор. - Насчет "пусть хоть год или два" - вы, радость моя, поскромничали, но ваш боевой настрой мне нравится.
   У Аллы уже закрывались глаза, в голове был туман, во всем теле ощущение невесомости.
   - Валерий Петрович, что вы обычно говорите своим пациенткам перед началом операции? - Ее речь была невнятной, но хирург все расслышал и ответил:
   - Слова Гагарина в космосе: "Ну, поехали!"
   - Ну, поехали! - сказала Алла, закрывая глаза.
   - Любовь Васильевна, что же вы опять ввели в заблуждение следствие? упрекнул её следователь во время очередного допроса.
   Серафима все ещё болела, и Люба приходила одна.
   - А чего?
   - Любовница вашего покойного мужа Нора Гонтарь сказала, что вы тот вечер провели вместе с ней в кафе "Оазис". Оперативник поговорили с официантом, тот подтвердил.
   Женщина отвернулась и ничего не ответила.
   - Почему вы заявили, будто весь тот вечер были дома, и упорно стояли на своем, хотя свидетели опровергали ваши слова, а потом упомянули о каком-то женском клубе, отказавшись назвать его адрес? Из-за этого оперативники потратили немало времени на проверку и поиск свидетелей. По сути вы нормальной работе следствия, отвлекая наши силы на лишнюю работу.
   Люба по-прежнему молчала, не глядя на него.
   "Она так ненавидит разлучницу, что готова подставить её ценой собственного алиби!" - наконец догадался Геннадий Молчанов.
   Желая уточнить свое предположение, он сказал:
   - Официант сообщил, что вы ужинали, пили кофе и мирно беседовали.
   - Хорошо ей - денег куры не клюют. Пришла вся расфуфыренная, напоказ! - взорвалась допрашиваемая. - И машина у неё дорогая. А я еле концы с концами свожу!
   - Но Гонтарь сказала, что согласилась на вашу просьбу поговорить с Воропаевым и увеличить сумму ежемесячного содержания.
   - Ага, кинула крохи! А самой все досталось, что я вот этими руками заработала!
   Люба вытянула вперед руки и для наглядности потрясла ими перед лицом следователя. От неожиданности тот даже отпрянул.
   Мотивы, которыми руководствовалась бывшая жена покойного, скрыв факт встречи с любовницей Воропаева, ему стали понятны. Геннадий Павлович предложил ей подписать протокол и попрощался.
   Первое, что Алла почувствовала, - боль, озноб и тошноту. Открыв глаза, она обвела ещё мутным взглядом белые стены, потолок, дверь и увидела сидящего рядом Жеку.
   - Тошнит, - пожаловалась она.
   Он быстро вскочил, повернул её голову набок, и Алла долго и мучительно сотрясалась в спазмах. Желудок был пуст, спазматические сокращения причиняли ужасную боль, казалось, что внизу живота сейчас что-то лопнет, хотелось подержаться за послеоперационный шов, но к её правой руке была подключена капельница, а левая - в повязке и неподвижна. От желчи во рту стало горько, горло сильно саднило, как всегда после интубации, а в целом состояние было таким, которое обычно характеризуется короткой, но емкой фразой: "Жить не хочется..."
   - Лучше бы я вчера застрелилась, - прохрипела она. - Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли... - Даже эти два предложения её утомили, сил не было совершенно, и Алла закрыла глаза.
   Женя быстро сбегал на пост медсестры, что-то принес и попросил:
   - Алка, открой рот, пожалуйста.
   Она покорно открыла рот. Подняв её язык к небу, он накапал чего-то очень горького и противного, и Алла закашлялась. От кашля опять стало страшно больно внизу живота, она глухо стонала сквозь зубы, не переставая кашлять и сотрясаясь всем телом.
   - Уже не тошнит? - спросил Женя через некоторое время.
   Открыв глаза, любимая женщина посмотрела на него без любви и ответила:
   - Меня от всего тошнит. От этого чертового наркоза. От тебя. От себя. От жизни. Уйди, Жека. Никого не хочу видеть.
   - Не уйду.
   - Пошел к черту! - Голос её был ещё слаб, и выразительного ругательства не получилось. - Втравил меня в блудняк, хирург херов! Лучше бы я подохла своей смертью, чем попасть к вам в лапы, потрошители гребанные!
   От того, что она лежит, беспомощная, страдающая и ругается, Женя невольно улыбнулся. Пусть ругается. Главное, что операция закончилась. Пусть и не без проблем, но все уже позади.
   - Сейчас я сделаю тебе промедол и снотворное по вене. Сразу забалдеешь и заснешь.
   Он снова сбегал на пост, принес два наполненных шприца и ввел лекарства в трубку капельницы, а Алла, лежа с закрытыми глазами, думала:
   "Олег тоже после операции колол меня, сидел рядом... - Уже чувствуя, что наркотик подействовал, во всем теле появилась легкость, боль ушла, она мысленно произнесла: - Остохренели мне эти проклятые операции и эти проклятые хирурги..."
   Алла проснулась уже в другом состоянии. Боли она не чувствовала, тошноты тоже. Правда, немного кружилась голова и все ещё саднило в горле, но по сравнению с тем, что было, это уже пустяки.
   Перекатив голову, она увидела сидящего рядом Олега. Жека подпирал стену, скрестив руки на груди. Увидев, что Алла открыла глаза, оба сразу встрепенулись.
   - Вы сидите на единственном стуле посменно, что ли? - хриплым со сна голосом спросила она.
   - Ага, - подтвердил Женя, отклеившись от стены и приближаясь к кровати. - Как себя самочуешь, Алка?
   - Примерно так, как мужик в очереди на принудительную кастрацию.
   Открыла дверь, и стремительно вошел профессор Ермаков, аж полы распахнутого халата развевались.
   - Как дела, моя красавица?
   - Сплясать не обещаю.
   - Сегодня я не настаиваю, но завтра мы с вами непременно совершим несколько па в стиле танцев Дома отдыха ветеранов труда.
   - Завтра? - удивленно переспросила пациентка. Она еле живая - какие ещё танцы?!
   - Непременно, - жизнерадостно заверил профессор. - Своим пациенткам мы залеживаться не позволяем. Ровно через сутки после операции, будь добра, голубушка, подъем! А на третий день мои девочки, даже почти пенсионного возраста, шустро бегают по отделению. Многих выписываем уже через неделю. Вот так-то, моя милая, - улыбнулся он, сверкнув такими же белоснежными, как у сына, зубами. - Лечим ускоренными методами. Но - качественно! Фирма гарантирует: осложнения исключены.
   Алла улыбнулась в ответ:
   - Я не против выписаться через неделю. Терпеть не могу больницы.
   - А кто-то, между прочим, говорил: "Я вас обожаю, профессор Ермаков", - с мнимо обиженной миной напомнил Валерий Петрович.
   - Могу ещё раз повторить: "Я вас обожаю, профессор Ермаков!" - с экспрессией произнесла благодарная пациентка.
   - В таком случае мне придется выполнить свое обещание. - Наклонившись, он поцеловал её в щеку, потом выпрямился и подмигнул. - Хорошенькую женщину можно целовать бесконечно, и ни разу не попадешь в одно и то же место, потому что она везде красивая.
   - Что с моей опухолью, Валерий Петрович?
   - Я же говорил: "Как скажете, так и будет". Все как вы заказывали. Желание пациентки - для меня закон. Лежит ваша бяка в морозилке, могу дать распоряжение принести - сами на неё глянете. Там только эта "маленькая штучка" и больше ничего. Так что данный природой комплект органов при вас, моя лапушка.
   - Спасибо, доктор, - прошептала Алла, и на глаза невольно выступили слезы.
   - "Спасибо" в стакан не нальешь, - весело отпарировал тот. - Но по приезду мы с вами непременно выпьем ха-арошего коньячку.
   - Вы уезжаете? - расстроилась она.
   - К сожалению, - развел руками профессор. - Именно с этим была связана экстренность операции, а вовсе не с тем, о чем вы наверняка подумали. А ну-ка, угадайте загадку? От кого произошел человек?
   - От Дарвина, - решила схохмить Алла.
   - Нет, моя милая. Человек произошел от женщины.
   Ей понравилось, как он её обманул, и как легко она купилась. Алла рассмеялась, а потом мучительно закашлялась. Валерий Петрович легко приподнял верхнюю часть тела пациентки, усадил и стал легонько поглаживать и похлопывать по спине. В её бронхах клокотало, мешало дышать, но никак не желало откашливаться. Наконец она перевела дух, но дыхание оставалось хриплым, свистящим. Не оборачиваясь, профессор велел сыну:
   - Жека, сбегай к Оленьке и скажи, что я назначил отхаркивающее. На ночь банки.
   Сняв с шеи фонендоскоп, он послушал легкие больной и спросил:
   - Вы курите, Аллочка?
   Та кивнула, а Олег достал из кармана заранее припасенную пачку её любимого красного "More", распечатал, сунул в Аллин рот сигарету и поднес зажигалку.
   - Пару затяжек, - предупредил Валерий Петрович.
   Алла вдохнула табачный дым и опять раскашлялась. Но теперь ей удалось сплюнуть противную вязкую мокроту, а профессор одобрительно кивнул головой и в лицах рассказал анекдот:
   - "Не нравится мне ваш кашель, больной..." - говорит врач, а наутро: "Ну вот! Кашель стал значительно лучше". Пациент, с гордостью: "Всю ночь тренировался!"
   - Не смешите меня, Валерий Петрович, а то я опять раскашляюсь.
   - Кашлять нужно, чтобы быстрее справиться с застоем в легких, так что нарочно буду смешить: - "Доктор, я буду жить?" - "Будете. Но только неделю".
   Пациентка снова закашляла, но после сигареты дело уже пошло легче. Жека, вернувшийся в палату, тоже принял участие в смехотерапии как средстве борьбы с застойными явлениями с легких:
   - Врач говорит другу, навестившему больного, что тот совсем плох, но при нем нужно выглядеть повеселее. "Ну что? - весело говорит приятель, входя в палату. - Умираем?"
   Алла уже дышала свободно и тоже поддержала тему:
   - Врач слушает пациента: "Дышите! Не дышите! Дышите! Не дышите! Не дышите! Не дышите!.. Выносите! Следующий!"
   - Ну вот, - удовлетворенно произнес Валерий Петрович. - Жить будете, Аллочка, причем, долго и хорошо.