Какой разительный контраст с мисс Уэверли! Все интриганки в его мире удивительно похожи одна на другую и невероятно предсказуемы.
– Она ни перед чем не остановится, преследуя свои цели. Не хотелось бы мне стать свидетелем того, как ее разрушительная целенаправленная решимость обернется против вас.
– Она больше ничего не сможет мне сделать, – угрюмо отозвалась Генриетта.
Мисс Уэверли, сама того не ведая, уже причинила ей самый ужасный вред.
Генриетта не пробыла в бальном зале и десяти минут, как заметила Ричарда. Хотя он уверял, что не намерен выступать на балах в качестве ее сопровождающего, все же пришел, облаченный в изысканный костюм. Его фрак идеально подчеркивал ширину плеч, бриджи до колена и шелковые чулки плотно облегали мускулистые бедра и икры. Обернувшись, он улыбнулся Генриетте и направился к ней.
Сердце гулко забилось в груди. Неужели это тот самый момент? Момент, когда он скажет, что она никогда еще не выглядела столь прекрасно, удивится тому, как это всегда считал танцы ужасной потерей времени и растратой энергии, ведь на самом деле ему ничего на свете не хочется сильнее, чем заключить ее в свои объятия…
Вместо этого Ричард сказал, что очень удивлен увидеть ее здесь.
– Твининги стоят выше твоей тетушки, не так ли? Что ж, не стоит расстраиваться, если никто не пригласит тебя танцевать, курочка. Люди здесь гораздо больше внимания обращают на внешность, чем в деревне.
– Но ты же потанцуешь со мной, не так ли?
– Я? – Ричард состроил гримасу. – С чего ты взяла? Это чудовищное расточительство времени, если хочешь знать мое мнение.
– Да, но ты ведь обещал Губерту, что присмотришь за мной, пока я буду в столице.
Нахмурившись, он потер подбородок.
– Да, я дал Губерту слово. Знаешь, что я сделаю? Буду сопровождать тебя на ужин. Но прямо сейчас я не могу уделить тебе внимание, потому что меня ожидают приятели играть в карты. Но позднее, за ужином, мы с тобой обязательно увидимся, обещаю, – добавил он, быстро пятясь прочь от Генриетты.
Так быстро, что столкнулся с мисс Уэверли, которая, так уж случилось, проходила мимо.
– Чертовски сожалею! – воскликнул Ричард, отпрыгивая назад и наступая Генриетте на ногу.
Она изо всех сил сдерживала крик, так как ненавидела проявление малодушия в любом виде. К тому же в детстве ей приходилось терпеть и более сильные тычки от братьев и их друзей.
Впоследствии она пожалела, что не подняла шум.
– Надеюсь, я не напугал вас, мисс… – произнес Ричард, в то время как мисс Уэверли холодно осматривала его с головы до ног. – Какой же я неуклюжий. Позвольте мне загладить свою вину и принести вам чего-нибудь выпить.
Генриетта кипела от негодования. Ей он не предлагал напиток! И вообще заявил, что есть вещи важнее, чем танцы с ней. Но когда мисс Уэверли улыбнулась ему, его лицо и шея покрылись жарким румянцем. Она протянула ему руку и проворковала, что не откажется от бокала лимонада, здесь так жарко, а танцы лишь усиливают жажду.
И Ричард с радостью кинулся выполнять ее просьбу.
В довершение всего двадцать минут спустя, сидя в сторонке с другими девушками, которых никто не приглашал, Генриетта заметила, как Ричард повел танцевать мисс Уэверли. На лице его при этом застыло выражение очарования.
Именно тогда Генриетта поняла, какой оказалась дурой. Она последовала за Ричардом в город в надежде, что ей наконец-то удастся обратить на себя его внимание. Стала жить с людьми совершенно незнакомыми до того момента, пока не переступила порог их дома, потратила целое состояние на модисток и галантерейщиков, согласилась подвергнуть себя болезненным процедурам во имя женской красоты. Все тщетно. Ричард отказывался видеть в ней женщину, в то время как одного взгляда на прекрасную мисс Уэверли оказалось достаточно, чтобы пасть к ее ногам!
Наблюдать за тем, как они подстраивают свои шаги друг под друга, оказалось для Генриетты чересчур болезненным. Она испытывала боль в сердце, а глаза начало пощипывать. Леди ни в коем случае не следует заливаться слезами прямо в бальном зале, но Генриетта поняла, что не сумеет справиться со своими эмоциями, если останется здесь, наблюдая, как Ричард танцует с другой женщиной, в то время как ее саму отказывается даже проводить куда-либо! Или уделить минутку своего драгоценного времени на разговор с ней, когда его ожидают друзья играть в карты!
Ричард даже не вспомнил, что пообещал вести ее к столу. Теперь его внимание было целиком сосредоточено на мисс Уэверли.
Прежде чем кто-либо заметил ее душевное состояние, Генриетта поспешно покинула бальный зал и бросилась бежать куда глаза глядят, не разбирая дороги. Она рывком распахивала двери и с силой захлопывала их за собой, чтобы только заглушить веселые звуки музыки, которые, казалось, самим своим звучанием насмехаются над ней.
Каким-то чудом ей все же удалось выйти на свежий воздух, но она по-прежнему слышала музыку, под которую они танцуют. Она подошла к окнам, свет из которых лился на каменные напольные плиты террасы, хотя точно знала, что, если посмотрит внутрь, снова увидит их вместе. И им дела нет до того, что она где-то рядом мокнет под дождем и замерзает.
Лишь убедившись, что никто ее не видит, Генриетта дала волю слезам.
Выплакавшись, взяла себя в руки и собралась вернуться обратно в бальный зал, будто ничего особенного не произошло. Меньше всего ей хотелось, чтобы кто-то догадался о том, что она страдает от неразделенной любви, ведь это так жалостливо. Если бы Генриетте встретилась девушка, плачущая потому, что понравившийся ей мужчина танцует с другой, более красивой девушкой, в ее сердце не всколыхнулось бы сострадание. Она бы посоветовала этой воображаемой страдалице сохранять гордость и проявить твердость. Для этого следовало, осушив слезы, вернуться в бальный зал и самозабвенно протанцевать остаток вечера.
К сожалению, от осознания того, что она поступилась всеми своими принципами ради Ричарда, на глаза Генриетты снова навернулись слезы. Как она позволила ему так обращаться с собой? Она ненавидела саму себя за то, что бегает за мужчиной, а еще больше за полное отсутствие женственности. Надеть красивое платье и уложить волосы оказалось явно недостаточно. У нее не было обаяния, присущего Милдред или мисс Твининг, не говоря уже о мисс Уэверли.
Когда вторая волна слез пошла на спад, на террасе появился лорд Дебен.
Генриетта тут же осознала, что если и есть что-то похуже проявления слабости и слез посреди бального зала, так это когда мужчина, подобный ему, застанет тебя плачущей в одиночестве. Это она поняла раньше, когда увидела, как его полуприкрытые глаза осматривают гостей с плохо скрываемым презрением. Генриетта вовсе не намеревалась предоставлять ему возможность посмеяться над ней лично, когда она была не в состоянии справиться с ситуацией.
Все же сейчас ей вспомнился момент, когда лорд Дебен подставил свое непроницаемое лицо под струи дождя, будто стремясь смыть что-то. Она тогда задумалась, не гложет ли и его печаль, столь же всеобъемлющая, что и ее собственная. Но затем он вынул часы и повернулся к свету, посмотреть, который час. Генриетта никогда не видела мужчину более непостижимого, изнывающего от скуки и столь непреклонного.
Испытав к нему внезапный прилив сочувствия, она задалась вопросом: какая печаль выгнала его под дождь? И очень радовалась, что он ее не заметил. Такому мужчине не понять, зачем она сбежала и оплакивала свое разбитое сердце. Скорее всего, он просто посмеялся бы над ней.
– Мисс Гибсон, – твердо произнес Дебен. – Не будете ли вы столь любезны слушать внимательно?
– Приношу свои извинения, – покаянно отозвалась она. – Я задумалась.
– Я заметил, – презрительно хмыкнул он.
Он не только заметил, но и очень разозлился столь явному невниманию, поскольку привык, чтобы люди ловили каждое сказанное им слово. В особенности женщины.
– Смею предположить, вы заново переживали ситуацию, в которой мисс Уэверли заставила вас поверить, что больше не представляет для вас опасности. Поверьте мне, вы заблуждаетесь.
– Я заблуждаюсь, а вы всегда правы, вы это хотите сказать? Даже не пытайтесь уверить меня, что знаете, о чем я думала.
– Ну, это совсем не трудно. У вас очень выразительное лицо, а я наблюдал за всеми отражающимися на нем эмоциями. Томление, отчаяние, гнев, после чего вы решительно вздернули подбородок, я сразу уверовал, что вы намерены не дать ей себя победить.
– Все… совсем не так… – запинаясь, возразила Генриетта.
– И сердце у вас, значит, не разбито? Не вы ли мне говорили, что только бесхребетная плакса может дать волю слезам?
Заслышав из уст Дебена собственные слова, Генриетта поморщилась.
– Возможно, я сказала больше, чем следовало бы, по чрезвычайно личному вопросу… – Она никому не рассказывала о Ричарде, и, если повезет, ей удастся и дальше скрывать от всех эту печальную историю. – Но это не дает вам права насмехаться надо мной.
– Насмехаться над вами?
Он наградил ее пронзительным взглядом. У нее очень расстроенный вид, и его раздражение по поводу того, что она думает о чем-то своем, вместо того чтобы внимательно слушать его, быстро улетучилось.
– Ничего подобного. Я восхищаюсь вашим боевым настроем. Если кто-то попытается одержать над вами верх, вы немедленно дадите отпор, не так ли? Точно так же, как вы возникли из-за тех горшков с цветами, чтобы заступиться за меня, решив, что ситуация складывается не в мою пользу.
«Никто никогда не делал для меня ничего подобного», – мысленно добавил он.
Хотя сейчас она и пожимала плечами, будто ничего особенного не произошло, но не стала отрицать, что ее поступком руководило некое… сочувствие к нему, желание помочь.
Осознание этого вызвало в Дебене странное ощущение. В действительности ему бы следовало оскорбиться. Виданное ли дело, мисс Гибсон решила, что он нуждается в помощи! Но он почему-то совсем не испытывал подобного чувства. Когда он смотрел на нее, она не вызывала раздражения, он же ощущал в душе теплоту к единственному человеку, попытавшемуся бескорыстно защитить его.
– И теперь я у вас в долгу, мисс Гибсон, а я привык отдавать долги. Поэтому я хочу стать вашим другом.
Заслышав эти слова, девушка удивленно заморгала.
– Так вот, повторяю, мисс Уэверли непременно попытается причинить вам зло при первом же удобном случае. Она из тех, кто без угрызений совести воспользуется своим положением в обществе, чтобы не позволить вам добиться цели, которую вы поставили перед собой, приехав на сезон в Лондон.
Генриетта горько рассмеялась.
Лорд Дебен бросил на нее резкий взгляд.
– Вы хотите сказать, она не сможет навредить вам еще больше. Неужели уже отомстила? Проклятие! Не ожидал, что она окажется настолько проворной.
– Нет… Вы не понимаете…
Генриетта полагала, что, объясни она ему все, он не поймет. Не такой человек. Он может сколько угодно уверять, что является ее другом, но при этом остается тем, кто заявил, что просто останется в сторонке наблюдать за тем, как женщина совершает социальное самоубийство, нежели чем поступит как настоящий джентльмен.
– Прошу вас принять как должное тот факт, что мисс Уэверли не сумеет предпринять ничего хуже того, что уже сделала. Я искренне благодарю вас за заботу, однако нет нужды и дальше продолжать эту… экскурсию.
Они как раз приближались к повороту, за которым находился выход.
До того как они оказались в парке, Дебен решил, что уделит мисс Гибсон ровно столько времени, сколько требуется, чтобы выразить благодарность, предупредить об опасности и предложить помощь. Он думал, одного круга по парку будет вполне достаточно.
Однако вместо того, чтобы направить экипаж в ворота, Дебен начал еще один круг.
Только он, а не эта нахальная, неблагодарная непостижимая мисс Гибсон, будет решать, когда закончить прогулку.
Глава 4
– Она ни перед чем не остановится, преследуя свои цели. Не хотелось бы мне стать свидетелем того, как ее разрушительная целенаправленная решимость обернется против вас.
– Она больше ничего не сможет мне сделать, – угрюмо отозвалась Генриетта.
Мисс Уэверли, сама того не ведая, уже причинила ей самый ужасный вред.
Генриетта не пробыла в бальном зале и десяти минут, как заметила Ричарда. Хотя он уверял, что не намерен выступать на балах в качестве ее сопровождающего, все же пришел, облаченный в изысканный костюм. Его фрак идеально подчеркивал ширину плеч, бриджи до колена и шелковые чулки плотно облегали мускулистые бедра и икры. Обернувшись, он улыбнулся Генриетте и направился к ней.
Сердце гулко забилось в груди. Неужели это тот самый момент? Момент, когда он скажет, что она никогда еще не выглядела столь прекрасно, удивится тому, как это всегда считал танцы ужасной потерей времени и растратой энергии, ведь на самом деле ему ничего на свете не хочется сильнее, чем заключить ее в свои объятия…
Вместо этого Ричард сказал, что очень удивлен увидеть ее здесь.
– Твининги стоят выше твоей тетушки, не так ли? Что ж, не стоит расстраиваться, если никто не пригласит тебя танцевать, курочка. Люди здесь гораздо больше внимания обращают на внешность, чем в деревне.
– Но ты же потанцуешь со мной, не так ли?
– Я? – Ричард состроил гримасу. – С чего ты взяла? Это чудовищное расточительство времени, если хочешь знать мое мнение.
– Да, но ты ведь обещал Губерту, что присмотришь за мной, пока я буду в столице.
Нахмурившись, он потер подбородок.
– Да, я дал Губерту слово. Знаешь, что я сделаю? Буду сопровождать тебя на ужин. Но прямо сейчас я не могу уделить тебе внимание, потому что меня ожидают приятели играть в карты. Но позднее, за ужином, мы с тобой обязательно увидимся, обещаю, – добавил он, быстро пятясь прочь от Генриетты.
Так быстро, что столкнулся с мисс Уэверли, которая, так уж случилось, проходила мимо.
– Чертовски сожалею! – воскликнул Ричард, отпрыгивая назад и наступая Генриетте на ногу.
Она изо всех сил сдерживала крик, так как ненавидела проявление малодушия в любом виде. К тому же в детстве ей приходилось терпеть и более сильные тычки от братьев и их друзей.
Впоследствии она пожалела, что не подняла шум.
– Надеюсь, я не напугал вас, мисс… – произнес Ричард, в то время как мисс Уэверли холодно осматривала его с головы до ног. – Какой же я неуклюжий. Позвольте мне загладить свою вину и принести вам чего-нибудь выпить.
Генриетта кипела от негодования. Ей он не предлагал напиток! И вообще заявил, что есть вещи важнее, чем танцы с ней. Но когда мисс Уэверли улыбнулась ему, его лицо и шея покрылись жарким румянцем. Она протянула ему руку и проворковала, что не откажется от бокала лимонада, здесь так жарко, а танцы лишь усиливают жажду.
И Ричард с радостью кинулся выполнять ее просьбу.
В довершение всего двадцать минут спустя, сидя в сторонке с другими девушками, которых никто не приглашал, Генриетта заметила, как Ричард повел танцевать мисс Уэверли. На лице его при этом застыло выражение очарования.
Именно тогда Генриетта поняла, какой оказалась дурой. Она последовала за Ричардом в город в надежде, что ей наконец-то удастся обратить на себя его внимание. Стала жить с людьми совершенно незнакомыми до того момента, пока не переступила порог их дома, потратила целое состояние на модисток и галантерейщиков, согласилась подвергнуть себя болезненным процедурам во имя женской красоты. Все тщетно. Ричард отказывался видеть в ней женщину, в то время как одного взгляда на прекрасную мисс Уэверли оказалось достаточно, чтобы пасть к ее ногам!
Наблюдать за тем, как они подстраивают свои шаги друг под друга, оказалось для Генриетты чересчур болезненным. Она испытывала боль в сердце, а глаза начало пощипывать. Леди ни в коем случае не следует заливаться слезами прямо в бальном зале, но Генриетта поняла, что не сумеет справиться со своими эмоциями, если останется здесь, наблюдая, как Ричард танцует с другой женщиной, в то время как ее саму отказывается даже проводить куда-либо! Или уделить минутку своего драгоценного времени на разговор с ней, когда его ожидают друзья играть в карты!
Ричард даже не вспомнил, что пообещал вести ее к столу. Теперь его внимание было целиком сосредоточено на мисс Уэверли.
Прежде чем кто-либо заметил ее душевное состояние, Генриетта поспешно покинула бальный зал и бросилась бежать куда глаза глядят, не разбирая дороги. Она рывком распахивала двери и с силой захлопывала их за собой, чтобы только заглушить веселые звуки музыки, которые, казалось, самим своим звучанием насмехаются над ней.
Каким-то чудом ей все же удалось выйти на свежий воздух, но она по-прежнему слышала музыку, под которую они танцуют. Она подошла к окнам, свет из которых лился на каменные напольные плиты террасы, хотя точно знала, что, если посмотрит внутрь, снова увидит их вместе. И им дела нет до того, что она где-то рядом мокнет под дождем и замерзает.
Лишь убедившись, что никто ее не видит, Генриетта дала волю слезам.
Выплакавшись, взяла себя в руки и собралась вернуться обратно в бальный зал, будто ничего особенного не произошло. Меньше всего ей хотелось, чтобы кто-то догадался о том, что она страдает от неразделенной любви, ведь это так жалостливо. Если бы Генриетте встретилась девушка, плачущая потому, что понравившийся ей мужчина танцует с другой, более красивой девушкой, в ее сердце не всколыхнулось бы сострадание. Она бы посоветовала этой воображаемой страдалице сохранять гордость и проявить твердость. Для этого следовало, осушив слезы, вернуться в бальный зал и самозабвенно протанцевать остаток вечера.
К сожалению, от осознания того, что она поступилась всеми своими принципами ради Ричарда, на глаза Генриетты снова навернулись слезы. Как она позволила ему так обращаться с собой? Она ненавидела саму себя за то, что бегает за мужчиной, а еще больше за полное отсутствие женственности. Надеть красивое платье и уложить волосы оказалось явно недостаточно. У нее не было обаяния, присущего Милдред или мисс Твининг, не говоря уже о мисс Уэверли.
Когда вторая волна слез пошла на спад, на террасе появился лорд Дебен.
Генриетта тут же осознала, что если и есть что-то похуже проявления слабости и слез посреди бального зала, так это когда мужчина, подобный ему, застанет тебя плачущей в одиночестве. Это она поняла раньше, когда увидела, как его полуприкрытые глаза осматривают гостей с плохо скрываемым презрением. Генриетта вовсе не намеревалась предоставлять ему возможность посмеяться над ней лично, когда она была не в состоянии справиться с ситуацией.
Все же сейчас ей вспомнился момент, когда лорд Дебен подставил свое непроницаемое лицо под струи дождя, будто стремясь смыть что-то. Она тогда задумалась, не гложет ли и его печаль, столь же всеобъемлющая, что и ее собственная. Но затем он вынул часы и повернулся к свету, посмотреть, который час. Генриетта никогда не видела мужчину более непостижимого, изнывающего от скуки и столь непреклонного.
Испытав к нему внезапный прилив сочувствия, она задалась вопросом: какая печаль выгнала его под дождь? И очень радовалась, что он ее не заметил. Такому мужчине не понять, зачем она сбежала и оплакивала свое разбитое сердце. Скорее всего, он просто посмеялся бы над ней.
– Мисс Гибсон, – твердо произнес Дебен. – Не будете ли вы столь любезны слушать внимательно?
– Приношу свои извинения, – покаянно отозвалась она. – Я задумалась.
– Я заметил, – презрительно хмыкнул он.
Он не только заметил, но и очень разозлился столь явному невниманию, поскольку привык, чтобы люди ловили каждое сказанное им слово. В особенности женщины.
– Смею предположить, вы заново переживали ситуацию, в которой мисс Уэверли заставила вас поверить, что больше не представляет для вас опасности. Поверьте мне, вы заблуждаетесь.
– Я заблуждаюсь, а вы всегда правы, вы это хотите сказать? Даже не пытайтесь уверить меня, что знаете, о чем я думала.
– Ну, это совсем не трудно. У вас очень выразительное лицо, а я наблюдал за всеми отражающимися на нем эмоциями. Томление, отчаяние, гнев, после чего вы решительно вздернули подбородок, я сразу уверовал, что вы намерены не дать ей себя победить.
– Все… совсем не так… – запинаясь, возразила Генриетта.
– И сердце у вас, значит, не разбито? Не вы ли мне говорили, что только бесхребетная плакса может дать волю слезам?
Заслышав из уст Дебена собственные слова, Генриетта поморщилась.
– Возможно, я сказала больше, чем следовало бы, по чрезвычайно личному вопросу… – Она никому не рассказывала о Ричарде, и, если повезет, ей удастся и дальше скрывать от всех эту печальную историю. – Но это не дает вам права насмехаться надо мной.
– Насмехаться над вами?
Он наградил ее пронзительным взглядом. У нее очень расстроенный вид, и его раздражение по поводу того, что она думает о чем-то своем, вместо того чтобы внимательно слушать его, быстро улетучилось.
– Ничего подобного. Я восхищаюсь вашим боевым настроем. Если кто-то попытается одержать над вами верх, вы немедленно дадите отпор, не так ли? Точно так же, как вы возникли из-за тех горшков с цветами, чтобы заступиться за меня, решив, что ситуация складывается не в мою пользу.
«Никто никогда не делал для меня ничего подобного», – мысленно добавил он.
Хотя сейчас она и пожимала плечами, будто ничего особенного не произошло, но не стала отрицать, что ее поступком руководило некое… сочувствие к нему, желание помочь.
Осознание этого вызвало в Дебене странное ощущение. В действительности ему бы следовало оскорбиться. Виданное ли дело, мисс Гибсон решила, что он нуждается в помощи! Но он почему-то совсем не испытывал подобного чувства. Когда он смотрел на нее, она не вызывала раздражения, он же ощущал в душе теплоту к единственному человеку, попытавшемуся бескорыстно защитить его.
– И теперь я у вас в долгу, мисс Гибсон, а я привык отдавать долги. Поэтому я хочу стать вашим другом.
Заслышав эти слова, девушка удивленно заморгала.
– Так вот, повторяю, мисс Уэверли непременно попытается причинить вам зло при первом же удобном случае. Она из тех, кто без угрызений совести воспользуется своим положением в обществе, чтобы не позволить вам добиться цели, которую вы поставили перед собой, приехав на сезон в Лондон.
Генриетта горько рассмеялась.
Лорд Дебен бросил на нее резкий взгляд.
– Вы хотите сказать, она не сможет навредить вам еще больше. Неужели уже отомстила? Проклятие! Не ожидал, что она окажется настолько проворной.
– Нет… Вы не понимаете…
Генриетта полагала, что, объясни она ему все, он не поймет. Не такой человек. Он может сколько угодно уверять, что является ее другом, но при этом остается тем, кто заявил, что просто останется в сторонке наблюдать за тем, как женщина совершает социальное самоубийство, нежели чем поступит как настоящий джентльмен.
– Прошу вас принять как должное тот факт, что мисс Уэверли не сумеет предпринять ничего хуже того, что уже сделала. Я искренне благодарю вас за заботу, однако нет нужды и дальше продолжать эту… экскурсию.
Они как раз приближались к повороту, за которым находился выход.
До того как они оказались в парке, Дебен решил, что уделит мисс Гибсон ровно столько времени, сколько требуется, чтобы выразить благодарность, предупредить об опасности и предложить помощь. Он думал, одного круга по парку будет вполне достаточно.
Однако вместо того, чтобы направить экипаж в ворота, Дебен начал еще один круг.
Только он, а не эта нахальная, неблагодарная непостижимая мисс Гибсон, будет решать, когда закончить прогулку.
Глава 4
– В ту ночь вы поехали домой. С тех пор не появлялись ни на одном из приемов, где мисс Уэверли считает себя королевой. Следовательно, что бы она вам ни сделала, это случилось до того, как вы поспешили мне на помощь.
Королева? О да, самое подходящее для мисс Уэверли определение. Генриетта наблюдала за ней всего один вечер, эта девушка, несомненно, воспринимала восхищение мужчин как нечто само собой разумеющееся. А такие влюбчивые деревенские молодые люди, как Ричард, и вовсе, похоже, выстраивались в очередь, чтобы признаться, как они очарованы ею.
Генриетта презрительно скривила губы.
– Ага! Похоже, я попал в яблочко! И не пытайтесь это отрицать. Мисс Уэверли сделала что-то такое, отчего вы уединились поплакать.
Генриетте никогда не приходилось видеть улыбки более циничной, чем у лорда Дебена.
– А потом вам выпал шанс поквитаться с ней, – продолжал он, презрительно улыбаясь, – и вы воспользовались им.
Генриетта хотела было запротестовать, дескать, ничего подобного и в мыслях не было. Но вспомнила свои размышления о том, что не позволит мисс Уэверли поймать в свои силки еще одного ничего не подозревающего джентльмена.
Она откинулась назад, нахмурив брови. Неужели она в самом деле пресекла попытку скомпрометировать Дебена потому лишь, что завидовала и злилась? Она ужаснулась, осознав, что ее поступками могли руководить столь низменные побуждения.
Потрясенная, Генриетта отказалась от попытки мысленно воспроизвести произошедшее на террасе еще раз, но с другой девушкой – не мисс Уэверли – в главной роли.
Ей было трудно объективно оценить ситуацию, потому что в ту ночь она действовала, особо не задумываясь, лишь реагируя на разворачивающиеся события. Поначалу, узнав мисс Уэверли, она удивилась тому, что не заметила, как прекратилась музыка, ведь присутствие той на террасе явно свидетельствовало о том, что ее танец с Ричардом окончен. Генриетта бросила взгляд на дверь, через которую мисс Уэверли вошла, с ужасом думая о том, что и так уже достаточно вытерпела этим вечером. Не хватало только, чтобы на террасу вышел Ричард, невольно делая ее свидетельницей тошнотворной романтичной сцены.
К тому моменту, как Генриетта осознала, что никто не идет за мисс Уэверли по пятам, эта бесстыдная девица уже бросилась на шею лорду Дебену в надежде вызвать какой-то отклик с его стороны.
Ее попытка увенчалась таким же успехом, что и попытка самой Генриетты с Ричардом. Дебен не польстился на нее. Вел себя так, будто находил ее настойчивые попытки заинтересовать себя отталкивающими. Генриетта возликовала, когда он упрекнул мисс Уэверли в недостойном поведении.
Затем двери террасы распахнулись, появилась мать мисс Уэверли, и Генриетта разозлилась не меньше графа, инстинктивно среагировала на ситуацию. Ненависть к мисс Уэверли вскипела в ней с новой силой, и она выскочила из укрытия, бурля от негодования.
– Вы заблуждаетесь на мой счет, – возразила Генриетта.
На мгновение граф заставил ее усомниться в себе, но, более тщательно изучив свои побуждения, она пришла к утешительному заключению, которое и поспешила сообщить ему.
– Я поступила бы точно так же, если бы заметила любую женщину, пытающуюся поймать мужчину в ловушку брака столь низким способом, – с жаром заверила она. – Это же совершенно ужасно!
Граф смерил ее проницательным взглядом:
– Однако, смею заметить, вы не отрицаете того, что плакали из-за чего-то, что она сделала вам ранее.
Генриетта подумала о том, как раздражает ее его умение столь мастерски читать мысли и смотреть при этом так, будто она для него открытая книга с презренным содержанием. Она выпрямилась и бросила на него ответный взгляд, в который также постаралась вложить как можно больше высокомерия.
– Я так и знал, – удовлетворенно произнес он. – Так что же она сделала? Похитила мужчину, в которого вы, как вам кажется, влюблены?
Лорд Дебен не просто невыносим, он определенно заслуживает презрения! По усмешке, которая то и дело появлялась на его губах, Генриетта догадалась, что он станет высмеивать любого, способного на проявление столь возвышенных чувств.
– К-кажется, влюблена? – Она запрокинула голову и попыталась рассмеяться. – Не глупите, это совсем не так.
Лорд Дебен победно улыбнулся.
– Не я веду себя глупо. – Он посмотрел на страусиные перья на капоре, которые колыхались в такт движениям головы. – Хотя, возможно, вас утешит, что множество девушек вашего возраста забивают себе головы романтическими бреднями.
– Моя голова не…
Но он продолжил говорить, не обратив внимания на ее слова:
– С момента моего знакомства с мисс Уэверли не прошло и пяти минут, как я понял, что она привыкла, чтобы мужчины падали перед ней ниц.
«Верно», – угрюмо подумала Генриетта. В то время как ее голова была забита романтическими мечтаниями о древнегреческих героях, прекрасная мисс Уэверли очаровывала мужчин-современников.
Генриетта отвернулась, чтобы не видеть издевки в скучающих карих глазах лорда Дебена.
– И она это очень приветствует, – ответила Генриетта дрожащим от наплыва эмоций голосом. – Если мужчины не видят ничего, кроме ее привлекательной внешности, то они все идиоты. Тот, кто с легкостью попадает в когти этой кошки, уж точно не станет тем, за кого… ну… – ее голос понизился до шепота, – я вышла бы замуж.
– В самом деле, не нужно, – подтвердил лорд Дебен. – Ни один мужчина, способный моментально переключить свое внимание с вас на интриганку вроде нее, не стоит вашего внимания.
Она решила, что своими словами он хочет заставить ее почувствовать себя лучше, но это лишь напомнило ей о постоянной неуверенности в чувствах Ричарда к ней. Он никогда не выказывал заинтересованности, помимо признания, что она сестра его лучшего друга. И так продолжалось вплоть до прошлого Рождества, когда он схватил ее в охапку, затащил под висящий над дверью венок из омелы и жарко поцеловал.
Все мечты Генриетты о Ричарде начинались с этого единственного удивительного случая. До тех пор она считала его всего лишь невероятно красивым другом своего брата Губерта.
А потом… Она съежилась под лисьим мехом в надежде, что он каким-то образом сможет оградить ее от пронзительного взгляда лорда Дебена. Ричард ничем не подтвердил то, что Генриетта приняла за выражение его заинтересованности, тогда она сама, отринув стыд, отправилась за ним в Лондон.
Но это уже в прошлом. Она не намерена больше тратить время на мужчину, который оказался настолько глуп, что не заметил девушку прямо у себя под носом. В Лондоне для нее и без того развлечений предостаточно: лекции, выставки и множество интересных людей, с которыми можно побеседовать. У них имеется голова на плечах, и они умеют распоряжаться своими мозгами, применяя их на благо коммерции, а не праздно тратя унаследованное состояние на сомнительные развлечения.
Все же ей не удалось подавить вздох.
– Мисс Уэверли невероятно красива. И обладает чувством собственного достоинства. Ей достаточно всего лишь улыбнуться мужчине, чтобы вскружить ему голову.
Дебену не понравилось внезапно нахлынувшее на Генриетту уныние. Ему казалось неправильным, что она сравнивает себя с подобной женщиной и явно не в свою пользу.
– Ну, мне она голову точно не вскружила, – твердо заявил он. – Совершенно не впечатлила.
«Да, – с удовлетворением подумала Генриетта. – Он постоянно подчеркивает свою неприязнь к этой девушке».
Обрадованный тем, что ему удалось подбодрить собеседницу, Дебен продолжил:
– Вообще, смею заметить, она не более привлекательна, чем вы.
Он понимал, что ей недостает уверенности в себе, поэтому решил помочь.
– Что вы сказали?
Когда Генриетта повернула к нему озадаченное лицо, он наградил ее внимательным напряженным взглядом.
– Я не утверждаю, что вы писаная красавица, при этом, хочу заметить, способны не менее мисс Уэверли вскружить мужчине голову. Стоит только приложить чуть больше усилий.
– Не красавица… – успела она вымолвить, прежде чем в горле образовался ком.
– Вам достаточно всего лишь сравнить себя с ней и понять: я прав. Кроме того, будучи экспертом по части того, что именно делает женщину привлекательной в глазах мужчины, говорю: вы не лишены потенциала.
– То есть хотите сказать, на мне рано ставить крест?
– Вот именно. – Он снова лениво окинул взглядом ее лицо. – У вас поразительно здоровый цвет лица, отсутствует нежелательная растительность. Вы обладаете прекрасными выразительными глазами и здоровыми прямыми зубами. Как ценитель женской красоты не могу не сокрушаться, что ваш нос непропорционально велик относительно прочих черт лица, и все же я не вижу причины, препятствующей, выражаясь вашими же словами, «вскружить голову мужчине» не слишком притязательного в своих устремлениях.
– Вы… – Генриетта сжала кулаки, едва сдерживаясь. – Вы самый отъявленный грубиян, которого мне когда-либо приходилось встречать.
– Я не грубый, а честный. Как же типично со стороны женщины уцепиться за единственное качество из огромного перечня комплиментов, которое может быть истолковано как оскорбление, и обидеться.
– И как же типично со стороны мужчины сделать унылый комплимент, который ни одна женщина, обладающая хоть каплей гордости, не расценит иначе как оскорбление!
– Мисс Гибсон, я только что похвалил ваш цвет лица, глаза и зубы, сказал, что при правильной подаче вы имеете шанс заинтересовать собой восприимчивого мужчину, вы же тем не менее упрямо цепляетесь за недостаток, которым – не смейте это отрицать – обладаете.
Они второй раз подъезжали к Камберлендским воротам.
– Отвезите меня домой, – решительно произнесла Генриетта. – Я требую, чтобы вы немедленно доставили меня домой и никогда, никогда больше не смели докучать своими визитами.
Лорд Дебен недоверчиво воззрился на нее сверху вниз. Он привык к тому, что женщины ищут встреч с ним, заискивают, посылают томные взгляды в жарких бальных залах и украдкой суют записочки с указанием того, где их можно найти в случае, если он пожелает познакомиться поближе с их чарами.
А еще женщины подстерегают его на террасах в стремлении женить на себе.
Ни одна из них до сих пор не говорила ему, что он груб, не пыталась отделаться высокомерным кивком и требованием, чтобы ее отвезли домой.
Естественно, он повел экипаж мимо выхода из парка, намереваясь сделать третий круг.
– Прогулка закончится, когда я захочу, – отрывисто сообщил он. – А если пожелаю нанести вам еще один визит, кто меня остановит? Ваша тетушка? Не осмелится.
Генриетта ушам своим не верила. В начале прогулки граф сообщил, что не намерен тратить на нее драгоценное время.
– Вы омерзительны, – прошипела она. – Вам не более чем мне хочется продолжать прогулку. И я ни на йоту не верю, что вы захотите снова меня увидеть. Вы привыкли вести себя агрессивно, потому что вы… вы задира.
– Задира, согласно определению, это человек, который ради собственного удовольствия обижает тех, кто заведомо слабее его, – рявкнул Дебен. – Я никогда не пытался обидеть вас. Более того, все мои действия нацелены вам во благо. Чем больше времени я провожу в вашем обществе, тем прочнее утверждаюсь в мысли, что вам требуется человек, который присматривал бы за вами. У вас, похоже, напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Болтаете все, что приходит в голову, не думая о последствиях, к которым приведут подобные действия. Очертя голову бросаетесь в ситуации, выходящие далеко за рамки вашего понимания. Ваша наивность просто поражает.
– Вы единожды стали свидетелем моей импульсивности, – парировала Генриетта. – Поверьте, я глубоко раскаиваюсь, что вмешалась тогда… Нет, вообще-то нет… – Она вздернула подбородок и вызывающе воззрилась на Дебена. – Нет, вовсе я даже не раскаиваюсь. Я терпеть не могу мисс Уэверли и сомневаюсь, что когда-либо сумею полюбить. Но я не смогла бы дальше жить в мире с самой собой, если бы вы погубили ее репутацию, не подозревая даже, что я все видела и могла предотвратить, если бы проявила инициативу.
– Что вы сказали?
– Думаю, вы меня услышали. Для пущей ясности соглашусь, возможно, мои действия и показались вам наивными и необдуманными, но по крайней мере хороший результат налицо.
– О боги, теперь вы говорите, точно… пуританка. Словно вам с детства привили веру в существование некоего древнего кодекса чести с возрождения монархии.
– Меня воспитали с мыслью о том, что нужно всегда говорить правду, ценить честь и благопристойность. И в этом нет ничего необычного.
Дебен весело рассмеялся:
– Эти слова лишь подтверждают вашу наивность. Вы отчаянно нуждаетесь в защитнике. Я живу на свете гораздо дольше и вращаюсь в разных кругах, но до сих пор ни разу не встречал человека, который ставил бы подобные ценности превыше собственных корыстных интересов. Если бы вы не назвали мисс Уэверли кошкой, я бы не захотел иметь с вами ничего общего, ибо терпеть не могу ханжества и лицемерия.
– Я вовсе не ханжа! И не лицемерка! Я…
– Очень хорошо, – перебил Дебен. – В таком случае отпускаю вам этот грех. Грех, – горько рассмеялся он. – Да кто я такой, чтобы отпускать кому-либо грехи? Ведь если верить словам того, кто считает себя экспертом в этой области, я самый страшный грешник современности.
– Неужели? – Генриетта густо покраснела при упоминании ее опрометчивых слов и поспешно попыталась загладить грубый промах. – Я имела в виду… Ну, любой человек мог бы заявить то же самое.
– Викарий, по обыкновению, считает, что, стоя за кафедрой, он обладает некоторым влиянием. А поскольку он, так уж случилось, еще и мой брат, то без всяких угрызений совести публично порицает меня. Просто для разнообразия.
Для разнообразия? Генриетта нахмурилась.
– Если в его привычке… хм… прилюдно порицать вас, почему вы посещаете проповеди?
– Идиотское мнение о том, что мое присутствие на его первой проповеди в церковном приходе, где он служит за жалованье, сможет помочь нам заделать брешь в отношениях.
В действительности Дебен убедился, что семена ненависти, посеянные отцом, когда они с братом Уиллом были еще маленькими, пустили такие глубокие корни, что даже так называемых христианских чувств брата оказалось недостаточно, чтобы простить и забыть. Лицо Уилла перекосило от ярости, когда он распинался о прелюбодеянии и супружеской измене. Кульминацией проповеди стал злобный взгляд и заверение в том, что землю унаследуют лишь те, в чьих душах живет смирение.
Что ж, так-то оно так, но Уилл уж точно не унаследует отцовского состояния, несмотря на то что им с женой уже удалось зачать ребенка. Дебен понимал, что ему придется жениться и произвести на свет наследника, но нежелание оказаться до конца дней своих прикованным к женщине вроде его матери заставляло его мешкать.
О, эта женщина! У него могли бы быть настоящие братья и сестры, если бы она обладала хоть каплей благопристойности. Если бы потрудилась оградить хоть одного из своих детей от злобы отца, они сейчас могли бы по крайней мере относиться друг к другу с большей терпимостью. Однако предложение Дебена о мире, которое он сделал Уиллу на проповеди, было обращено против него.
Что ж, раз Уилл так жаждет войны, он ее получит. Дебен решил, что просто обязан немедленно забыть о своем отвращении к женскому полу вообще и женам в частности, его первоочередная задача – обзаведение потомством. Ему нужен всего один законный сын.
При виде выражения лица лорда Дебена у Генриетты екнуло сердце, и она сжала поручень, чтобы удержать руки при себе. Брат больно ранил его, прилюдно подвергнув осуждению. Мужчины не привыкли признаваться в том, что тоже способны испытывать боль. Но это, несомненно, объясняло, отчего граф вдруг подстегнул лошадей, принудив нестись с бешеной скоростью.
Она уперлась ступнями в подставку для ног, когда он направил экипаж в узкий просвет между двумя другими транспортными средствами. Генриетта была уверена, что они сцепятся колесами, но они благополучно разъехались в разные стороны. Генриетта закусила нижнюю губу, едва подавляя малодушное желание призвать его к осторожности. Он и без того уже обвинил ее в многочисленных недостатках, и она не собиралась давать повод заподозрить в ней присущую женщинам боязливость, иначе он в очередной раз презрительно хмыкнет, глядя на нее.
Королева? О да, самое подходящее для мисс Уэверли определение. Генриетта наблюдала за ней всего один вечер, эта девушка, несомненно, воспринимала восхищение мужчин как нечто само собой разумеющееся. А такие влюбчивые деревенские молодые люди, как Ричард, и вовсе, похоже, выстраивались в очередь, чтобы признаться, как они очарованы ею.
Генриетта презрительно скривила губы.
– Ага! Похоже, я попал в яблочко! И не пытайтесь это отрицать. Мисс Уэверли сделала что-то такое, отчего вы уединились поплакать.
Генриетте никогда не приходилось видеть улыбки более циничной, чем у лорда Дебена.
– А потом вам выпал шанс поквитаться с ней, – продолжал он, презрительно улыбаясь, – и вы воспользовались им.
Генриетта хотела было запротестовать, дескать, ничего подобного и в мыслях не было. Но вспомнила свои размышления о том, что не позволит мисс Уэверли поймать в свои силки еще одного ничего не подозревающего джентльмена.
Она откинулась назад, нахмурив брови. Неужели она в самом деле пресекла попытку скомпрометировать Дебена потому лишь, что завидовала и злилась? Она ужаснулась, осознав, что ее поступками могли руководить столь низменные побуждения.
Потрясенная, Генриетта отказалась от попытки мысленно воспроизвести произошедшее на террасе еще раз, но с другой девушкой – не мисс Уэверли – в главной роли.
Ей было трудно объективно оценить ситуацию, потому что в ту ночь она действовала, особо не задумываясь, лишь реагируя на разворачивающиеся события. Поначалу, узнав мисс Уэверли, она удивилась тому, что не заметила, как прекратилась музыка, ведь присутствие той на террасе явно свидетельствовало о том, что ее танец с Ричардом окончен. Генриетта бросила взгляд на дверь, через которую мисс Уэверли вошла, с ужасом думая о том, что и так уже достаточно вытерпела этим вечером. Не хватало только, чтобы на террасу вышел Ричард, невольно делая ее свидетельницей тошнотворной романтичной сцены.
К тому моменту, как Генриетта осознала, что никто не идет за мисс Уэверли по пятам, эта бесстыдная девица уже бросилась на шею лорду Дебену в надежде вызвать какой-то отклик с его стороны.
Ее попытка увенчалась таким же успехом, что и попытка самой Генриетты с Ричардом. Дебен не польстился на нее. Вел себя так, будто находил ее настойчивые попытки заинтересовать себя отталкивающими. Генриетта возликовала, когда он упрекнул мисс Уэверли в недостойном поведении.
Затем двери террасы распахнулись, появилась мать мисс Уэверли, и Генриетта разозлилась не меньше графа, инстинктивно среагировала на ситуацию. Ненависть к мисс Уэверли вскипела в ней с новой силой, и она выскочила из укрытия, бурля от негодования.
– Вы заблуждаетесь на мой счет, – возразила Генриетта.
На мгновение граф заставил ее усомниться в себе, но, более тщательно изучив свои побуждения, она пришла к утешительному заключению, которое и поспешила сообщить ему.
– Я поступила бы точно так же, если бы заметила любую женщину, пытающуюся поймать мужчину в ловушку брака столь низким способом, – с жаром заверила она. – Это же совершенно ужасно!
Граф смерил ее проницательным взглядом:
– Однако, смею заметить, вы не отрицаете того, что плакали из-за чего-то, что она сделала вам ранее.
Генриетта подумала о том, как раздражает ее его умение столь мастерски читать мысли и смотреть при этом так, будто она для него открытая книга с презренным содержанием. Она выпрямилась и бросила на него ответный взгляд, в который также постаралась вложить как можно больше высокомерия.
– Я так и знал, – удовлетворенно произнес он. – Так что же она сделала? Похитила мужчину, в которого вы, как вам кажется, влюблены?
Лорд Дебен не просто невыносим, он определенно заслуживает презрения! По усмешке, которая то и дело появлялась на его губах, Генриетта догадалась, что он станет высмеивать любого, способного на проявление столь возвышенных чувств.
– К-кажется, влюблена? – Она запрокинула голову и попыталась рассмеяться. – Не глупите, это совсем не так.
Лорд Дебен победно улыбнулся.
– Не я веду себя глупо. – Он посмотрел на страусиные перья на капоре, которые колыхались в такт движениям головы. – Хотя, возможно, вас утешит, что множество девушек вашего возраста забивают себе головы романтическими бреднями.
– Моя голова не…
Но он продолжил говорить, не обратив внимания на ее слова:
– С момента моего знакомства с мисс Уэверли не прошло и пяти минут, как я понял, что она привыкла, чтобы мужчины падали перед ней ниц.
«Верно», – угрюмо подумала Генриетта. В то время как ее голова была забита романтическими мечтаниями о древнегреческих героях, прекрасная мисс Уэверли очаровывала мужчин-современников.
Генриетта отвернулась, чтобы не видеть издевки в скучающих карих глазах лорда Дебена.
– И она это очень приветствует, – ответила Генриетта дрожащим от наплыва эмоций голосом. – Если мужчины не видят ничего, кроме ее привлекательной внешности, то они все идиоты. Тот, кто с легкостью попадает в когти этой кошки, уж точно не станет тем, за кого… ну… – ее голос понизился до шепота, – я вышла бы замуж.
– В самом деле, не нужно, – подтвердил лорд Дебен. – Ни один мужчина, способный моментально переключить свое внимание с вас на интриганку вроде нее, не стоит вашего внимания.
Она решила, что своими словами он хочет заставить ее почувствовать себя лучше, но это лишь напомнило ей о постоянной неуверенности в чувствах Ричарда к ней. Он никогда не выказывал заинтересованности, помимо признания, что она сестра его лучшего друга. И так продолжалось вплоть до прошлого Рождества, когда он схватил ее в охапку, затащил под висящий над дверью венок из омелы и жарко поцеловал.
Все мечты Генриетты о Ричарде начинались с этого единственного удивительного случая. До тех пор она считала его всего лишь невероятно красивым другом своего брата Губерта.
А потом… Она съежилась под лисьим мехом в надежде, что он каким-то образом сможет оградить ее от пронзительного взгляда лорда Дебена. Ричард ничем не подтвердил то, что Генриетта приняла за выражение его заинтересованности, тогда она сама, отринув стыд, отправилась за ним в Лондон.
Но это уже в прошлом. Она не намерена больше тратить время на мужчину, который оказался настолько глуп, что не заметил девушку прямо у себя под носом. В Лондоне для нее и без того развлечений предостаточно: лекции, выставки и множество интересных людей, с которыми можно побеседовать. У них имеется голова на плечах, и они умеют распоряжаться своими мозгами, применяя их на благо коммерции, а не праздно тратя унаследованное состояние на сомнительные развлечения.
Все же ей не удалось подавить вздох.
– Мисс Уэверли невероятно красива. И обладает чувством собственного достоинства. Ей достаточно всего лишь улыбнуться мужчине, чтобы вскружить ему голову.
Дебену не понравилось внезапно нахлынувшее на Генриетту уныние. Ему казалось неправильным, что она сравнивает себя с подобной женщиной и явно не в свою пользу.
– Ну, мне она голову точно не вскружила, – твердо заявил он. – Совершенно не впечатлила.
«Да, – с удовлетворением подумала Генриетта. – Он постоянно подчеркивает свою неприязнь к этой девушке».
Обрадованный тем, что ему удалось подбодрить собеседницу, Дебен продолжил:
– Вообще, смею заметить, она не более привлекательна, чем вы.
Он понимал, что ей недостает уверенности в себе, поэтому решил помочь.
– Что вы сказали?
Когда Генриетта повернула к нему озадаченное лицо, он наградил ее внимательным напряженным взглядом.
– Я не утверждаю, что вы писаная красавица, при этом, хочу заметить, способны не менее мисс Уэверли вскружить мужчине голову. Стоит только приложить чуть больше усилий.
– Не красавица… – успела она вымолвить, прежде чем в горле образовался ком.
– Вам достаточно всего лишь сравнить себя с ней и понять: я прав. Кроме того, будучи экспертом по части того, что именно делает женщину привлекательной в глазах мужчины, говорю: вы не лишены потенциала.
– То есть хотите сказать, на мне рано ставить крест?
– Вот именно. – Он снова лениво окинул взглядом ее лицо. – У вас поразительно здоровый цвет лица, отсутствует нежелательная растительность. Вы обладаете прекрасными выразительными глазами и здоровыми прямыми зубами. Как ценитель женской красоты не могу не сокрушаться, что ваш нос непропорционально велик относительно прочих черт лица, и все же я не вижу причины, препятствующей, выражаясь вашими же словами, «вскружить голову мужчине» не слишком притязательного в своих устремлениях.
– Вы… – Генриетта сжала кулаки, едва сдерживаясь. – Вы самый отъявленный грубиян, которого мне когда-либо приходилось встречать.
– Я не грубый, а честный. Как же типично со стороны женщины уцепиться за единственное качество из огромного перечня комплиментов, которое может быть истолковано как оскорбление, и обидеться.
– И как же типично со стороны мужчины сделать унылый комплимент, который ни одна женщина, обладающая хоть каплей гордости, не расценит иначе как оскорбление!
– Мисс Гибсон, я только что похвалил ваш цвет лица, глаза и зубы, сказал, что при правильной подаче вы имеете шанс заинтересовать собой восприимчивого мужчину, вы же тем не менее упрямо цепляетесь за недостаток, которым – не смейте это отрицать – обладаете.
Они второй раз подъезжали к Камберлендским воротам.
– Отвезите меня домой, – решительно произнесла Генриетта. – Я требую, чтобы вы немедленно доставили меня домой и никогда, никогда больше не смели докучать своими визитами.
Лорд Дебен недоверчиво воззрился на нее сверху вниз. Он привык к тому, что женщины ищут встреч с ним, заискивают, посылают томные взгляды в жарких бальных залах и украдкой суют записочки с указанием того, где их можно найти в случае, если он пожелает познакомиться поближе с их чарами.
А еще женщины подстерегают его на террасах в стремлении женить на себе.
Ни одна из них до сих пор не говорила ему, что он груб, не пыталась отделаться высокомерным кивком и требованием, чтобы ее отвезли домой.
Естественно, он повел экипаж мимо выхода из парка, намереваясь сделать третий круг.
– Прогулка закончится, когда я захочу, – отрывисто сообщил он. – А если пожелаю нанести вам еще один визит, кто меня остановит? Ваша тетушка? Не осмелится.
Генриетта ушам своим не верила. В начале прогулки граф сообщил, что не намерен тратить на нее драгоценное время.
– Вы омерзительны, – прошипела она. – Вам не более чем мне хочется продолжать прогулку. И я ни на йоту не верю, что вы захотите снова меня увидеть. Вы привыкли вести себя агрессивно, потому что вы… вы задира.
– Задира, согласно определению, это человек, который ради собственного удовольствия обижает тех, кто заведомо слабее его, – рявкнул Дебен. – Я никогда не пытался обидеть вас. Более того, все мои действия нацелены вам во благо. Чем больше времени я провожу в вашем обществе, тем прочнее утверждаюсь в мысли, что вам требуется человек, который присматривал бы за вами. У вас, похоже, напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Болтаете все, что приходит в голову, не думая о последствиях, к которым приведут подобные действия. Очертя голову бросаетесь в ситуации, выходящие далеко за рамки вашего понимания. Ваша наивность просто поражает.
– Вы единожды стали свидетелем моей импульсивности, – парировала Генриетта. – Поверьте, я глубоко раскаиваюсь, что вмешалась тогда… Нет, вообще-то нет… – Она вздернула подбородок и вызывающе воззрилась на Дебена. – Нет, вовсе я даже не раскаиваюсь. Я терпеть не могу мисс Уэверли и сомневаюсь, что когда-либо сумею полюбить. Но я не смогла бы дальше жить в мире с самой собой, если бы вы погубили ее репутацию, не подозревая даже, что я все видела и могла предотвратить, если бы проявила инициативу.
– Что вы сказали?
– Думаю, вы меня услышали. Для пущей ясности соглашусь, возможно, мои действия и показались вам наивными и необдуманными, но по крайней мере хороший результат налицо.
– О боги, теперь вы говорите, точно… пуританка. Словно вам с детства привили веру в существование некоего древнего кодекса чести с возрождения монархии.
– Меня воспитали с мыслью о том, что нужно всегда говорить правду, ценить честь и благопристойность. И в этом нет ничего необычного.
Дебен весело рассмеялся:
– Эти слова лишь подтверждают вашу наивность. Вы отчаянно нуждаетесь в защитнике. Я живу на свете гораздо дольше и вращаюсь в разных кругах, но до сих пор ни разу не встречал человека, который ставил бы подобные ценности превыше собственных корыстных интересов. Если бы вы не назвали мисс Уэверли кошкой, я бы не захотел иметь с вами ничего общего, ибо терпеть не могу ханжества и лицемерия.
– Я вовсе не ханжа! И не лицемерка! Я…
– Очень хорошо, – перебил Дебен. – В таком случае отпускаю вам этот грех. Грех, – горько рассмеялся он. – Да кто я такой, чтобы отпускать кому-либо грехи? Ведь если верить словам того, кто считает себя экспертом в этой области, я самый страшный грешник современности.
– Неужели? – Генриетта густо покраснела при упоминании ее опрометчивых слов и поспешно попыталась загладить грубый промах. – Я имела в виду… Ну, любой человек мог бы заявить то же самое.
– Викарий, по обыкновению, считает, что, стоя за кафедрой, он обладает некоторым влиянием. А поскольку он, так уж случилось, еще и мой брат, то без всяких угрызений совести публично порицает меня. Просто для разнообразия.
Для разнообразия? Генриетта нахмурилась.
– Если в его привычке… хм… прилюдно порицать вас, почему вы посещаете проповеди?
– Идиотское мнение о том, что мое присутствие на его первой проповеди в церковном приходе, где он служит за жалованье, сможет помочь нам заделать брешь в отношениях.
В действительности Дебен убедился, что семена ненависти, посеянные отцом, когда они с братом Уиллом были еще маленькими, пустили такие глубокие корни, что даже так называемых христианских чувств брата оказалось недостаточно, чтобы простить и забыть. Лицо Уилла перекосило от ярости, когда он распинался о прелюбодеянии и супружеской измене. Кульминацией проповеди стал злобный взгляд и заверение в том, что землю унаследуют лишь те, в чьих душах живет смирение.
Что ж, так-то оно так, но Уилл уж точно не унаследует отцовского состояния, несмотря на то что им с женой уже удалось зачать ребенка. Дебен понимал, что ему придется жениться и произвести на свет наследника, но нежелание оказаться до конца дней своих прикованным к женщине вроде его матери заставляло его мешкать.
О, эта женщина! У него могли бы быть настоящие братья и сестры, если бы она обладала хоть каплей благопристойности. Если бы потрудилась оградить хоть одного из своих детей от злобы отца, они сейчас могли бы по крайней мере относиться друг к другу с большей терпимостью. Однако предложение Дебена о мире, которое он сделал Уиллу на проповеди, было обращено против него.
Что ж, раз Уилл так жаждет войны, он ее получит. Дебен решил, что просто обязан немедленно забыть о своем отвращении к женскому полу вообще и женам в частности, его первоочередная задача – обзаведение потомством. Ему нужен всего один законный сын.
При виде выражения лица лорда Дебена у Генриетты екнуло сердце, и она сжала поручень, чтобы удержать руки при себе. Брат больно ранил его, прилюдно подвергнув осуждению. Мужчины не привыкли признаваться в том, что тоже способны испытывать боль. Но это, несомненно, объясняло, отчего граф вдруг подстегнул лошадей, принудив нестись с бешеной скоростью.
Она уперлась ступнями в подставку для ног, когда он направил экипаж в узкий просвет между двумя другими транспортными средствами. Генриетта была уверена, что они сцепятся колесами, но они благополучно разъехались в разные стороны. Генриетта закусила нижнюю губу, едва подавляя малодушное желание призвать его к осторожности. Он и без того уже обвинил ее в многочисленных недостатках, и она не собиралась давать повод заподозрить в ней присущую женщинам боязливость, иначе он в очередной раз презрительно хмыкнет, глядя на нее.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента