Пирс Энтони
Пятиножка (сборник)
РЕАЛЬНОСТЬ – СОЖАЛЕНИЕ
Я начал писать серьезно, когда заканчивал университетский курс беллетристики. Моей дипломной работой был роман в 95 000 слов, «Неспокойный мир», над которым президент колледжа просидел чуть ли не всю ночь. Нет, он не был любителем научной фантастики; он просто должен был прочитывать все работы и не ожидал, что в моей окажется 300 страниц. Этот роман никогда не публиковался, хотя позднее я переделал одну его часть и включил ее в книгу «Круг битв».
Свой первый рассказ, под названием «Вечер», я в 1954 году послал на конкурс любительских рассказов, проводившийся журналом «Гэлакси». В 1955 году я получил извещение, что мой рассказ вошел в десятку лучших, но было решено не присуждать первую премию никому. Увы – начало моей литературной карьеры было классическим. Между тем мой приятель Энди Оффут (именно так он пишет свое имя), с которым я познакомился уже позднее, принял участие в таком же конкурсе журнала «Иф» и занял первое место. Судьба всегда обращалась со мной подобным образом; наверное, так уж мне на роду написано быть неудачником.
Но я никогда не был пай-мальчиком. Я сделал вид, будто не понял намека на то, что на Парнасе меня не ждут. Это же я советую и другим начинающим писателям: будьте настырными, не сдавайтесь, не понимайте намеков, и вы тоже сможете пережить годы разочарований, насмешек и унижения. Где-то раз в десять лет судьба становится к вам благосклонной.
Я посылал свои рассказы в другие места, получал отказы, а один раз – коротенькую записку от Х.Л. Голда, он советовал мне не тягаться с мастерами. (Где вы сейчас, Х.Л.? А что если бы я последовал вашему высокомерному совету?) В 1958 году мой рассказ «Межсезонье» был принят Деймоном Найтом из журнала «Иф», который тут же после этого временно закрылся, и мой рассказ, конечно же, опубликован не был. Я опять остался в дураках. Но я продолжал писать, зарабатывая на жизнь такими земными занятиями, как доставка грузов, служба в армии, составление технических инструкций к электронным приборам и работа в социальной службе штата.
Однако я по-прежнему страстно желал стать писателем, эта мечта меня не оставляла. Наконец, моя жена устроилась на работу, чтобы я в течение года мог только писать. Это мой второй совет начинающим: необходимо иметь супруга (супругу), который (которая) мог бы зарабатывать на жизнь, в то время как вы пытаетесь достичь невозможного. Мы решили, что если я потерплю неудачу, то признаю себя побежденным, откажусь от своих иллюзий, возьмусь за обычную, производительную работу и успокоюсь. Один из моих пятиюродных братьев поступил именно так: оставил литературные попытки и стал служащим в «Сирс».
Это было в конце 1962 года. Я написал рассказ жанра фэнтези и послал его в журнал «Фэнтези энд Сайенс Фикшн» – «F&SF» – и научно-фантастический рассказ, который отправил в «Плейбой». Оба их отвергли. Я написал еще один фэнтези-рассказ и снова послал ее в «F&SF», а предыдущие два – в другие журналы. Опять отказы. Тогда я подумал, не попытать ли мне счастья в каком-нибудь британском журнале – я все-таки родился в Англии и целых двадцать четыре года был подданным короля/королевы. Но у меня не было адреса. Так что пока я пытался его достать, я послал свой второй рассказ в «Фантэстик», просто чтобы он не лежал. И неожиданно его приняли.
После восьми лет работы, девятнадцати рассказов и тридцати отказов я получил 20 долларов. Это был успех!
Этот рассказ, конечно же, – «Реальность – Сожаление». Он был опубликован в апрельском номере «Фантэстик» за 1963 год и потом, до нынешнего момента, бесследно исчез. Я не претендую на то, что в нем есть какие-то особые достоинства; просто именно он стал той щепкой, которую подхватила волна. Я включил его в этот сборник только потому, что именно с него изменилась моя судьба, ко мне пришел первый успех профессионального писателя-фантаста. Может быть, ученые, более умные, чем я, отыщут в этом рассказе зачатки моей дальнейшей карьеры автора фантастических новелл. Остальные читатели смогут удовлетвориться тем, что он, по крайней мере, не очень длинный.
– Папочка, я хочу пегаса! – с такими словами его встретил в дверях Младший; белокурая кудрявая головка мальчика подергивалась от возбуждения. – Маленького, с белыми крыльями и аэродинамическим хвостом и...
– Ты его получишь, сынок, – тепло сказал папа, рассеянно снимая пиджак и галстук. На следующей неделе Брэдли Ньютону младшему исполнялось шесть лет, и Брэдли Ньютон старший обещал ему книжку «Теперь нам шесть» и какую-нибудь настоящую зверушку. Ньютон был человек со средствами, так что это было не пустое обещание. Он чувствовал, что мальчику нужен питомец, чтобы хоть как-то восполнить горечь от безвременной кончины миссис Ньютон.
Он устроился в большом мягком кресле, испытывая в глубине души удовольствие, что у его сына такое богатое воображение. Другой ребенок на его месте наверняка попросил бы что-нибудь обычное, собаку или пони. Но этот пегас...
– Ты имеешь в виду крылатую лошадку, сынок? – спросил Ньютон, чувствуя, что в его блаженство закрадывается острая иголка сомнения.
– Да, папочка, – весело ответил Младший. – Но только он должен быть очень маленьким, потому что я хочу такого пегаса, который может летать по-настоящему. У взрослого животного крылья не действуют, потому что пропорционально малый размах крыла недостаточен, чтобы поднять его в воздух.
– Я понял, сынок, – быстро согласился Ньютон. – Маленький.
Над ним многие посмеивались, когда он настоял на том, чтобы няня Младшего имела диплом по естественным наукам. К счастью ему удалось найти такую няню довольно недорого, наняв ее прямо в совете колледжа. Сейчас он пожалел, что у нее выходной. Младший иногда бывал очень упрям.
– Послушай, сынок, – примирительно начал он. – Я не знаю, где можно купить такую лошадку. А ты должен знать, чем ее кормить и как за ней ухаживать, не то она заболеет и умрет. Ты же этого не хочешь?
Мальчик задумался.
– Ты прав, пап, – наконец сказал он. – Надо о нем посмотреть.
– Посмотреть?
– В энциклопедии. Ты же сам всегда мне говоришь, что это авторитетный справочник.
Все ясно. Младший верит в энциклопедию.
– Да, это мои слова, сынок. Давай посмотрим, что там сказано о... ну-ка... вот том «Обман – Представление», это должно быть где-то здесь. Да.
Он нашел нужное место и прочитал вслух:
– «Пегас – крылатый конь, возникший из крови Медузы Горгоны, обезглавленной Персеем».
Маленький ротик Младшего широко раскрылся.
– Это, наверно, в переносном смысле, – произнес он. – Лошади не возникают из...
– ...персонаж греческой мифологии, – победно закончил Ньютон.
Младший немного подумал.
– Значит, он не существует, – грустно проговорил он. Затем мальчик повеселел. – Пап, а если я попрошу кого-нибудь, кто существует, ты мне купишь?
– Конечно, сынок. Мы посмотрим о нем здесь, и если в книге сказано, что он настоящий, мы пойдем и купим.
– Единорог, – сказал Младший.
Ньютон сдержал улыбку. Он достал том «Доверие – Желание» и пролистал страницы.
– Единорог – мифическое животное, напоминающее лошадь... – начал он.
Младший посмотрел на него с подозрением.
– На будущий год я пойду в школу и научусь читать сам, – пробормотал он. – Ты утверждаешь, что такого животного нет?
– Так здесь написано, сынок, честное слово.
Мальчик, похоже, сомневался, но решил не настаивать.
– Ну ладно, попробуем зебру. – Он посмотрел, как Ньютон берет с полки том «Задача – Ирония». – Только я тебя предупреждаю, папочка, сказал он угрожающе, – что у меня в букваре есть картинка.
– Я прочитаю тебе точно, что там написано, – ответил Ньютон, оправдываясь. – Вот: «Зебра – полосатое, похожее на лошадь животное, как предполагается, жившее в Африке. Распространенный персонаж европейских и американских легенд, хотя абсолютно мифический...»
– Неправда, – рассердился Младший. – У меня есть картинка!
– Но сынок – я сам думал, что она настоящая. Я никогда не видел зебру, но думал... Послушай, у тебя ведь есть картинка с привидением. Но ты же знаешь, что привидений не бывает.
Младший обиженно сжал губы.
– Это разные вещи. Привидения – сверхъестественные...
– Почему бы нам не посмотреть какое-нибудь еще животное? – перебил его Ньютон. – Мы можем потом снова вернуться к зебре.
– Мул, – сердито сказал Младший.
Ньютон покраснел, но потом до него дошло, что мальчик имеет в виду не его. Он молча взял том «Морфий – Наркотик». Его поразило, какой оборот приняли события. Представьте себе, что вы всю жизнь верили в какое-то животное, а оказалось, его нет. И все-таки, конечно, глупо верить в лошадь с арестантскими полосами...
– Мул, – прочитал он, – гибрид кобылы и осла. Очень большое, сильное и понятливое животное. Персонаж фольклора. Однако, как единорог и зебра, многими доверчивыми...
Мальчик взглянул на него.
– Лошадь, – сказал он.
Ньютон с опаской открыл том «Клятва – Мистификация». Ему было приятно, что сам-то он не из доверчивых.
– Вот, сынок. – Лошадь – легендарное животное, распространенное в мифологии. Быстроногое, добродушное животное с пышной гривой и длинным хвостом. Металлические подковы, которыми, как полагают, подбивали копыта этого животного, считаются талисманом удачи, так же как и рог единорога...
Младший опасно помрачнел.
– Подожди-ка, сынок, – волнуясь, торопливо проговорил Ньютон. – Это ошибка. Я сам видел лошадей. Ведь их же снимают в вестернах!
– Резонно, – сказал Младший, сам тому не веря.
– Послушай, сынок, я тебе докажу. Я позвоню на ипподром. Я бывало, играл... то есть, я ходил туда смотреть лошадей. Может быть, нам разрешат посмотреть конюшни.
Дрожащим пальцем Ньютон набрал номер. Несколько резких фраз – и он раздраженно бросил трубку.
– У них теперь собачьи бега, – буркнул он.
Ньютон взял телефонный справочник и стал листать его, не позволяя себе задуматься. После «лабораторий» непослушная книжка перескакивала сразу на «лыжные базы». Он попытался найти «конную ферму», потом сердито набрал номер справочной, наконец, после нескольких попыток связался с компанией «Лошадиная сила, Инк.», продающей тракторы.
Младший наблюдал за всем этим с глубокой печалью.
– Мне, кажется, что леди протестует, – процитировал он.
В отчаянии Ньютон позвонил соседу.
– Слушай, Сэм, ты не знаешь, есть ли здесь поблизости у кого-нибудь лошадь? Я обещал показать своему сыну...
В ответ он услышал хохот Сэма.
– Ты с ума сошел, Брэд? Ну и ну, лошадь! Ты что, и в сказки его учишь верить?
Ньютону, скрипя сердцем, пришлось признать свое поражение.
– Кажется, я ошибся насчет лошади, сынок, – неловко сказал он, – я мог бы поклясться – ну да ладно. Это только лишний раз говорит о том, что возраст – не гарантия от ошибок. Может быть, купим тебе кого-нибудь другого? Скажи – что ты хочешь? Я куплю тебе пару, самца и самку.
Младший немного повеселел. Недолго подумав, он сообразил, что здесь может быть новая ловушка.
– Может быть, птичку?
Ньютон вздохнул с огромным облегчением.
– Отлично, сынок! Какую ты хочешь?
– Ну, – задумчиво протянул Младший. – Я хотел бы большую птицу. Очень большую, как птица рух...
Ньютон взял с полки том «Реальность – Сожаление».
ТОСТЕР
Взбодренный первым успехом, я продолжал писать. Отправил в четыре разных места длинную фантастическую поэму «Странная мера», но ее нигде не приняли. Потом написал рассказ «Тостер» и послал его в ведущий журнал научной фантастики «Аналог». Этот журнал, раньше выходивший под названием «Астаундинг», с конца 40-х годов, когда я открыл для себя этот жанр, был в моей жизни настоящим лучом света. Как было бы здорово, если бы на его благословенных страницах появился и один из моих рассказов! Увы, через три с половиной месяца я получил свой рассказ обратно с отказом. Меня всегда удивляло, как этот журнал, который выходит каждый месяц, рассматривает рассказы по несколько месяцев, ведь при такой скорости у редактора просто не хватит рассказов! (Конечно же, дело здесь в огромном количестве макулатуры – в толстой кипе рукописей начинающих писателей вроде меня, чтение которых редактор откладывает, как только может. Сегодня редакторы не держат моих рукописей по три месяца). Я послал его в «Гэлакси», потом в «Фантэстик» и, наконец в «Космополитан». Везде были отказы, и я оставил эти попытки, потому что посылать рассказ больше было некуда, да и не на что. Вы знаете, начинающие писатели, если хотят получить свой рассказ обратно, должны оплачивать почтовые расходы в оба конца. Так что этот рассказ у меня неудачный, он никогда не публиковался. Разве он хуже чем «Реальность-Сожаление»? В среднем, публиковался только один из моих четырех рассказов. Это одна из причин, по которым я был вынужден перейти к романам. На этот шаг меня толкнула экономика, а отнюдь не природная склонность – но сделав его, я понял, что писать романы мне нравится больше, чем рассказы. Некоторые из моих нынешних читателей даже и не знают, что я когда-то писал рассказы.
Автоматический дворецкий почтительно звякнул.
– Докладывай, – бодро сказала веселая седая женщина.
– Мисс Портер к мисс Портер, – объявила машина.
Женщина насмешливо прищурилась.
– Это такая же бессмыслица как сыроварня на луне, – заметила она. – Давай-ка еще раз, теперь с именами.
Дворецкий в замешательстве помедлил, потом отрегулировал свои схемы, как надо:
– Мисс Офелия Портер находится у подземного входа и выражает желание нанести визит в жилище мисс Эдилейн Портер.
– Вот это прекрасно, просто прекрасно, – мисс Портер деловито расправила свой старомодный фартук. – Почему же ты сразу так не сказал?
– Я уже здесь, тетя, – прозвенел позади нее девичий голосок. – Пока ты разбиралась с этим болтливым ящиком, я проскочила в лифт.
Ничуть не удивившись, мисс Портер улыбнулась и повернулась к девочке. Офелия стояла перед грузоприемником, красуясь в лиловых панталонах в обтяжку и остроконечной шляпе. Темные волосы были стянуты в огромную косу, а глаза искусно подкрашены.
– Как ты думаешь, почему я вкручивала мозги этой штуковине? Боже мой, что это на тебе надето?
– Костюм для игр, тетя. Смотри.
Офелия прошлась по комнате. При ходьбе ее одеяние разлеталось на боках, обнажая бедра.
Мисс Портер фыркнула.
– По-моему, ты еще мала для таких игр. Девять лет...
– Десять, тетя. И я...
Раздался резкий звонок автоматического дворецкого:
– Извините, но мисс Портер нигде... – машина помедлила, – мисс Офелии Портер нигде нет, – объявила она с триумфом и одновременно с сожалением.
– Ну так поищи ее, болтун, – озорно воскликнула Офелия. Она знала, что машина слишком примитивна, чтобы различить голоса.
– Рад служить вам, мадам, – с сомнением проговорила машина.
Женщина хлопнула в ладоши.
– Не называй меня «мадам», ты, болтунишка! Занимайся своим делом.
– Да, мисс Портер, – сказал дворецкий, торопливо отключаясь.
Офелия уже устроилась на дневной кушетке.
– Когда он прибудет, тетя? – спросила она. – Я имею в виду тостер.
Мисс Портер притворно нахмурилась.
– Ну, конечно, я должна была догадаться, что ты не придешь просто так, из любви к своей старой, одинокой двоюродной прабабке. – Она села в кресло. – Он должен быть в десять часов. Через четверть часа. Ты можешь пойти на улицу и немножко поиграть, пока мы его ждем.
Офелия удивилась:
– На улицу?
– Ну, конечно, милая. Лет сто назад, когда я была девочкой, я очень любила бегать по лесным тропинкам, и чтобы ветер развевал мое платьице. Когда я была такая, как ты...
– Но тетя – а как же радиация?
Мисс Портер озадаченно взглянула на нее.
– О, господи! Я забыла. Да, кажется, сейчас нельзя гулять на улице.
– А почему ты до сих пор пользуешься этими старомодными тостерами? Потому что ты эксцентричная?
Мисс Портер подняла бровь.
– Твой отец, дорогая, внушает тебе странные мысли. Я и тостер – понятия неразделимые.
Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
– Мне было всего десять лет, когда я впервые использовала тостер – если это можно было так назвать. – Она улыбнулась своим мыслям. – Это было в 1930 году. Мама разрешила мне класть кусочки домашнего хлеба в старую дровяную печку. Иногда они подгорали – но Боже, как это было вкусно!
Офелия радостно улыбнулась:
– Мы проходили хлеб по истории культуры.
Мисс Портер, похоже, не слышала.
– Конечно, когда я выросла, то купила себе настоящий тостер. Это было в 1940 году, тостер был самый простой – с дверцей сбоку. Чтобы его включить, нужно было воткнуть вилку в розетку. Когда я открывала дверцу, тост должен был соскальзывать и переворачиваться, чтобы я не обжигала пальцы. Но это не всегда срабатывало.
– А почему у тебя не было детей? – вдруг спросила Офелия. – Ты же была что надо?
Мисс Портер открыла глаза, стараясь не обращать внимания на то, какие выражения употребляла девочка: времена меняются.
– Ну, видишь ли, моя дорогая, я не была замужем...
– Но ведь для того, чтобы иметь детей, необязательно выходить замуж. В клинике свободной любви...
– Тем не менее, дорогая, некоторые люди считают, что брак имеет свои преимущества, – мягко возразила мисс Портер. – И женщина должна ждать, когда ей сделают предложение.
– Папа говорит, он слышал, что тебе многие делали предложения. Он говорит, что мужчины гонялись за тобой, как псы за сучкой, у которой те...
– Твоего отца давно пора отшлепать, – строго сказала мисс Портер.
– Ну, тетя, сейчас людей не шлепают.
– Правда? – удивилась она. – А что сейчас делают?
– Ты рассказывала о своих тостерах, – поспешила переменить тему Офелия. – Что у тебя было в 1950 году?
Мисс Портер снова откинулась в кресле и закрыла свои старые глаза.
– Мне тогда было тридцать, и мне нравилась новая машинка для поджаривания тостов. Наверху у нее были две прорези для хлеба, и если нажмешь ручку, она тикала три минуты – или я это путаю с таймером для яиц? – а потом выбрасывала тосты.
– А что такое яйца? – спросила Офелия.
Старушка вздохнула.
– Спроси меня как-нибудь в другой раз. Сегодня День Тостера. В 1960 году рычагов не было совсем – нужно было только положить хлеб, а тостер сам опускал его и выбрасывал меньше, чем через минуту. Иногда я добавляла какие-нибудь ягоды.
– Ягоды? – с ужасом в голосе перебила ее Офелия. – Ты их ела?
Глаза у девочки округлились.
– Ну, конечно, дорогая. Чернику, бруснику – только что из леса, хотя их и тогда уже было не много. А иногда клубнику.
– А, земные ягоды, – облегченно вздохнула Офелия. – Я думала, ты говоришь о бетельгийских ягодах.
Мисс Портер было любопытно, что бы это могло быть, но она решила не спрашивать. Ее правнучатая племянница иногда выражалась так искренне, что могла вогнать в краску.
– Если мне не изменяет память, в 1990 году мой тостер сам брал хлеб из пакета, намазывал масло на горячие тосты и подавал их на маленькой тарелочке. Мне ничего не нужно было делать, кроме как заказывать хлеб и смахивать крошки. А в 2000 году даже и это стало не нужно.
– Вот он! – закричала Офелия. Мисс Портер открыла глаза и увидела, что в грузоприемнике появился новый аппарат. Он был больше старой модели и на вид чрезвычайно сложный. Она не разделяла энтузиазма Офелии; старая машина хорошо служила ей десять лет. Кроме поджаривания тостов, она готовила еду, отвечала на звонки, мыла посуду и стелила постель. Новая машина, может быть, и сложнее, но это не всегда хорошо.
– Тетя, ты покажешь мне сейчас тост? – воскликнула Офелия, пританцовывая перед аппаратом.
– Боже мой, милая! Неужели ты хочешь сказать, что у тебя дома никогда не делают тостов? Сейчас мы этим займемся, – она встала и повернулась к машине. – Тостер: вперед и на середину!
Машина прокатилась несколько дюймов и в нерешительности остановилась.
– Хозяйка обращается ко мне? – громко пророкотала она.
– Не называй меня «хозяйкой», ты, жестянка набитая. По крайней мере, не таким мужским голосом. Да, я имею в виду тебя. Иди сюда.
Машина выехала на середину комнаты и прочистила свой громкоговоритель.
– Я ваша новая Сервисная Трибуна, – объявила она женским голосом. – Я первоклассный робот-домохозяйка, модель Т-ноль. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?
– Разумеется можешь, – решительно сказала мисс Портер. – Я мисс Эдилейн Портер, твоя новая хо... твоя новая владелица. Я хочу, чтобы ты приготовила два самых вкусных тоста с маслом и джемом.
– Прошу прощения, – переспросила машина, – хозяйка имеет в виду хвост?
– Я сказала тосты, чертовы железка. Две штуки.
Трибуна пришла в недоумение.
– Может быть, если хозяйка опишет, что она хочет...
– Я хочу два кусочка хлеба, подогретые так, чтобы они поджарились, и намазанные сверху сбитым молоком коровы. Это понятно, электронная твоя башка?
– Хозяйка должна знать, что хлеб не производится уже несколько лет, – возразила Трибуна. – А зоопарк вряд ли позволит прикоснуться к своим драгоценным вымирающим коровам...
Мисс Портер топнула ногой.
– Да будет тебе известно, что мне сто десять лет, я не меняю своих привычек, и я получу свой тост. Говорю тебе в последний раз. Как там тебя зовут?
Машина привстала на роликах.
– Сервисная трибуна, СТ. Модель Т-ноль.
– Так вот, сделай мне Т-ноль – СТ, ТОСТ! Ты понимаешь, глупая железка?
Машина погрузилась в свои мысли и защелкала. Наконец она приняла решение.
– Если хозяйка настаивает на бессмысленной или нелогичной команде, необходимо сопроводить ее в клинику для психиатрического освидетельствования.
– Она правда может это сделать, тетя, – испуганно сказала Офелия. – У этих моделей Т-ноль есть специальные...
Мисс Портер похлопала девочку по руке.
– Настойчивость свойственна глупцам, – процитировала она. – Я настойчива, но не глупа. Я знаю, как обращаться с упрямыми машинами.
Она открыла свой кошелек и достала какой-то маленький предмет.
– Тетя, это же мегаваттный разрыватель! – воскликнула Офелия.
– Конечно, милая, – она включила его и с силой хлопнула им об машину.
– Но он же сожжет компьютерные схемы!
– Конечно, милая!
– Но ведь она не сможет отвечать на звонки, делать покупки, развлекать тебя, – сказала Офелия. – Она ничего не сможет делать.
Мисс Портер засмеялась, беззаботно выбрасывая уже ненужный разрыватель.
– Ты ошибаешься, милая. Лишившись своих суперсовременных, внушенных мужчинами новшеств, она вернется к ограниченным функциям своих предков. Короче говоря, она сделает ТОСТ.
– Ддд, ххозяйка, – послушно прожужжала машина. Несколько минут внутри у нее что-то журчало и пощелкивало. Очевидно, там происходило нечто очень сложное. Наконец, открылось окошко, и в нем появилась тарелка с двумя горячими тостами, намазанными маслом.
– Очень хорошо, Трибуна, – похвалила мисс Портер, похлопав машину по куполу.
– Спасибо, хозяйка, – угодливо ответила та.
Мисс Портер взяла тарелку и дала один тост племяннице.
Офелия взяла его и осторожно откусила.
Вдруг лицо девочки просветлело.
– Тетя! – воскликнула она. – Как вкусно!
ПЯТИНОЖКА
К началу 1963 года наше положение стало отчаянным. Жена не могла найти постоянную работу – ей отказывали на основании «слишком высокой квалификации» – и мы боялись, что мне придется завершить свои годичные литературные каникулы уже через полгода, несмотря на то, что один рассказ был продан. Вы же знаете, писатели и их семьи не одним святым духом питаются. Но потом жене все-таки удалось получить работу в «Сен-Питерсбург таймс», и на какое-то время мы успокоились. Тем не менее не всегда получалось писать регулярно: вдохновение приходит не по расписанию. У меня это был первый и, пожалуй, единственный приступ самой тяжелой профессиональной болезни – когда тебе не пишется. Я с головой погрузился в переписку – около 40000 слов в месяц – составил обширный указатель книжных обозрений (потом его пиратским образом захватило одно издательство) и старался, чтобы между журналами постоянно циркулировал хотя бы один рассказ. За тот год я научился-таки бороться с этой писательской болезнью и больше никогда ей не болел. И наконец, в июне 1963 года, через несколько месяцев после моего первого успеха, был опубликован еще один мой рассказ. Это был научно-фантастический рассказ в несколько тысяч слов. Мне заплатили за него 140 долларов, по два цента за слово. Расценка была неплохая, и я почувствовал возбуждение. Рассказ напечатали в ноябрьском номере «Эмейзинг Сториз», а спустя шесть лет его опубликовали еще раз. Я убежден, что в этом рассказе есть та новаторская фантазия и логика, что характерны для моих научно-фантастических романов, и он мне нравится. Я не могу понять, почему журнал «Гэлакси» его не принял, а «Эмейзинг сториз» взял. По правде говоря, все мои десять первых опубликованных рассказов сначала получали отказы, а потом печатались в других местах. Может быть, у меня тоже «слишком высокая квалификация».
Одно замечание по редактированию: у редакторов журналов есть привычка вставлять в авторский текст ничего не значащие пустые строки. Возможно, пустые строки придают им уверенности. Поэтому, если вы будете встречать в остальной части этой книги такие места, прошу вас не винить меня, в моем рассказе нет ни пустых строк, ни неозаглавленных разделов.
Вмятина в земле была глубиной два дюйма и диаметром девять футов. Она была плоская и гладкая, на дне ее песок и грязь перемешались с опавшими листьями и гнилыми стеблями. Четко срезанные края обнажали часть рыхлого пласта земли, проходящего под лесом, и по ним можно было догадаться, какая тяжесть давила на это место, впечатываясь в землю.