Епископ Пётр (Екатериновский)
Указание пути ко спасению. Опыт аскетики (в сокращении)

ПРЕДИСЛОВИЕ

   В деле духовного становления христианина Оптинские старцы большое значение придавали книге епископа Петра «Указание пути ко спасению».
   Родился Преосвященный Петр (в миру – Феодор Екатериновский) в 1820 году в Саратовской губернии, в семье священника. После окончания Саратовской семинарии поступил в Московскую Духовную Академию. В первый же год обучения в Академии, в 1841 году, он принимает монашеский постриг с именем Петра. Благочестие, внутренняя сосредоточенность и стремление к истинно монашеской жизни определили его дальнейшую судьбу. Летом 1844 года Петра рукополагают во иеромонаха. По окончании Академии иеромонах Петр назначен учителем Иркутской семинарии по классу чтения Священного Писания.
   В 1852 году иеромонаха Петра возводят в сан архимандрита, а в 1855-м – назначают ректором Иркутской Духовной семинарии. Неся труды по преподаванию и управлению семинарией, будущий святитель проходит путь внутреннего монашеского делания.
   В 1856 году в Москве издается книга архимандрита Петра «О монашестве». Работая над книгой, архимандрит Петр изучил огромное количество святоотеческой литературы, сделал выписки из творений аскетов-писателей и привел в своем труде множество примеров из аскетического опыта, свидетельствующих о трудностях и искушениях на пути иноческой жизни.
   29 марта 1859 года была совершена хиротония архимандрита Петра во епископа Новоархангельского, викария Камчатской епархии. В разные годы преосвященный Петр возглавлял Якутскую, Уфимскую и Томскую епархии. Во время своего архипастырского служения он много апостольски потрудился в распространении и утверждении христианства. Владыка Петр всегда усердно молился Спасителю о своей пастве.
   В 1883 году Владыка, по прошению, был уволен на покой и поселился в Оптиной пустыни. Епископ Петр жил в Оптиной во время настоятельства архимандрита Исаакия и старчествования преподобного Амвросия.
   Главным попечением духовно мудрого и рассудительного отца Исаакия были материальные нужды монастыря и правильное устроение духовной жизни братии. Забота же о старческом окормлении скитской и монастырской братии лежала на его духовном отце, мудром советнике и молитвеннике – иеросхимонахе Амвросии. Результатом такого мудрого руководства была внешне и внутренне благоустроенная жизнь обители. Продолжительное, чинное богослужение, благочинное предстояние братии в храме, труды на послушаниях, скудная монастырская пища и отсутствие всяких лишних предметов в келлиях – вот что увидел преосвященный Петр в Оптиной. Общее же впечатление от обители подкреплялось и усиливалось высоконравственным характером ее настоятеля и старца.
   В Оптиной пустыни епископ Петр прожил два года, оставив здесь по себе самые отрадные воспоминания. Архимандрит Исаакий, рассказывая впоследствии о пребывании в обители преосвященного Петра, удивлялся его глубокому смирению, в особенности, когда епископ Петр перед совершением богослужения всегда приходил к нему за благословением.
   В 1855 году епископ Петр назначен управляющим Новоспасского монастыря в Москве. Кротость, нелицемерная любовь к ближним и истинная духовная мудрость стяжали преосвященному Петру живую симпатию среди жителей Москвы. Особенно любили его бедные люди, которым преосвященный щедро помогал.
   Кончина преосвященного Петра последовала в 1889 году, 27 мая, в субботу, накануне дня Святой Троицы. Погребен епископ Петр в склепе под монастырским собором.
   Среди трудов епископа Петра наиболее известны «Указание пути ко спасению» и «О монашестве». Книги епископа Петра дают возможность и в наше время, когда «оскуде преподобный», почерпнуть потребное нам из того богатейшего духовного наследия, которое оставил XIX век.
   От издателей

УКАЗАНИЕ ПУТИ КО СПАСЕНИЮ
Опыт аскетики (В сокращении)

ЖЕЛАНИЕ ПРЕУСПЕВАТЬ В ДУХОВНОМ СОВЕРШЕНСТВЕ

   Искреннее желание спасения есть первое необходимое с нашей стороны условие для возрастания в духовном совершенстве, потому что кто чего не желает, тот того не ищет и не получит. Хотя Бог сотворил нас без нас, но спасти нас без нас не может. Бог внушает нам без нас только мысль о спасении, желание это производит вместе с нами, а самые добрые дела – посредством нас. Спасение не есть дело случая, само собою не придет с течением времени и обстоятельств жизни без нашего желания и искания. А чтобы желать его, надобно сознавать и помнить, что хотя не все мы одним путем идем на поприще духовной жизни и не все получаем одинаковые дары природы и благодати, однако же все обязаны по мере сил стремиться к высшему совершенству.
   Этого требуют, во-первых, настоящее состояние наше, всегда подвергающее нас опасности падения, если не будем бодрствовать (см. 1 Пет. 5, 8); во-вторых, существенное свойство нашего духа, всегда деятельного, непрерывно стремиться к дальнейшему развитию, к высшему усовершенствованию умственному и нравственному. По словам святого Григория Великого, душа наша подобна кораблю, плывущему вверх по реке. Если он не будет подниматься вверх, то спускается вниз; на одном месте не может стоять. Так и нам нравственно невозможно стоять на одной степени, когда не простираемся вперед…
   Желание духовного совершенства, или спасения, должно быть не холодное, вялое, а усильное, потому что Царство Небесное с усилием приобретается и только усильные искатели восхищают его (см. Мф. 11, 12); должно быть напряженное, такое, какое имеет томимый голодом и жаждою, – только алчущие и жаждущие правды… насытятся (Мф. 5, 6). Потому Спаситель и убеждает: Подвизайтесь войти в Царство Небесное сквозь тесные врата, ибо, сказываю вам, многие поищут войти, и не возмогут (Лк. 13, 24). <…> Посему кто намеревается возрастать во всех добродетелях и дойти до совершенства, тот в начале, как сказано, да принуждает себя ко всякой добродетели и да старается упорное и прекословящее сердце свое сделать уступчивым и покорным Богу. Ибо кто так принуждал себя в начале, жестокость души своей совершенно умягчил добрым нравом, сделался послушным Богу и с таким расположением просит и молит, в том и растет и цветет данное ему дарование. Тогда Господь, видя, что человек владеет собою и насильно влечет себя ко всякому добру, со временем дарует ему без труда и удобно совершать, чего прежде не в силах был сделать и с принуждением по причине живущего в нем лукавства. И тогда все добродетели обращаются для человека как бы в природу, потому что Господь, по обетованию, приходит и пребывает уже в нем и Сам с великим удобством исполняет в нем заповеди. Что легко и скоро приобретается, то не так дорого ценится и скоро теряется. <…> Надобно стараться постоянно поддерживать ревность к благочестию; для этого надобно всякий день возобновлять свое намерение более преуспевать и возбуждать в себе горячность, как будто сего дня в первый раз мы обратились на путь благочестия, и говорить: «Господи, помоги мне в добром намерении и святом служении Тебе; дай мне сего дня положить начало благое лучше жить, ибо ничтожно то, что я доселе сделал». По намерению и решимости нашей будет и успех нашего течения на поприще благочестия, и большое нужно прилежание желающему хорошо преуспевать.
   Если и твердое намерение имеющий часто ослабевает, то что будет с теми, кто редко возобновляет свое намерение или меньше надлежащего имеет усердие преуспевать в подвигах благочестия? Потому полезно всегда помнить, как далеко еще отстоим мы от истинной святости жизни. По словам блаженного Августина, всегда должно не нравиться тебе настоящее твое состояние, если хочешь достигнуть того, чем ты еще не сделался. Ибо когда ты понравишься себе, тогда ты остановился. Если же скажешь, что довольно для тебя и того, что приобрел, погиб ты. <…>

СМИРЕНИЕ, НЕНАДЕЯННОСТЬ НА СЕБЯ И НАДЕЖДА НА БОГА

   Святой Киприан говорит, что основанием святости всегда было смирение; и на небе не может устоять гордая высота. Причина этого очевидна. Ибо кроме того, что мы всецело зависим от Бога и Он один есть источник всех благ, в поврежденном от греха состоянии нашей природы слабость наша такова, что без помощи Божией мы не можем ни начать, ни совершить какое-нибудь доброе дело, ни постоянно пребывать в состоянии праведности. Все зависит не от хотения, ни от подвига нашего, но от помилования Божия (см. Рим. 9, 16). Бог производит в нас и хотение и действие по Своему благоволению (Флп. 2, 13; см. также 2 Кор. 3, 5; Ин. 15, 5; 1 Кор. 15, 10).
   Кто искренно желает нравственного совершенства, вникая в свое нравственное состояние и следя за всеми движениями своих мыслей, желаний и чувствований, при беспристрастном взгляде усматривает много недостатков и греховной нечистоты, тот не может не сокрушаться сердцем о своих недостатках и грехах, не может не пожелать исправления себя. <…> Блажен, кто, отвергнув самодовольство и самонадеянность, познал свою немощь, говорит святой Исаак Сирин, поскольку такое познание служит для него основанием, корнем и началом всякой добродетели и привлекает к нему милость Божию, ибо Бог гордым противится и только смиренным дает благодать (1 Пет. 5, 5), потому что Своей славы не даст иному (см. Ис. 48, 11). Посему, чтобы нам не лишиться необходимой помощи, мы должны искренно сознавать и исповедовать свою скудость, немощь и спасение свое соделовать со страхом и трепетом не потому, чтобы собственные усилия и прочие пособия к добродетели можно было оставить, но чтобы, не надеясь на себя, всякую способность к чему-нибудь и силы испрашивали у Бога (см. 2 Кор. 3, 5). Следовательно, хотя бы тебе казалось, что ты, долго и много упражняясь в добродетели, достиг уже значительной святости, однако же знай и будь убежден, что ты одними своими силами, без помощи Божией, вовсе не можешь счастливо достигнуть почести вышнего звания. <…>

НЕОБХОДИМОСТЬ ДУХОВНОГО РУКОВОДИТЕЛЯ

   Для успехов в благочестивой жизни всякому необходим опытный руководитель, как и во всяком важном деле внешней жизни полезно пользоваться наставлениями сведущих людей. <…> Наука христианской жизни есть труднейшая из всех наук по своей сокровенности, возвышенности и трудности. Если наш разум под влиянием страстного сердца, иногда слепо избирающего злое под видом добра, часто погрешает и в обыкновенных делах и вещах, подлежащих опыту, непосредственному наблюдению, то тем скорее может погрешать в предметах духовных, возвышенных, сокровенных, не подлежащих опыту. Потому в этом важном деле всего опаснее полагаться на собственное благоразумие. Кто не знает, сколько бывает обольщений от нашего самолюбия, слепых страстей, расстроенного воображения и в делах обыкновенной жизни, а тем более в подвигах духовных? Самолюбие в самых недостатках наших старается находить похвальные стороны, скрыть наши слабости или извинить их, а добродетели наши всегда через меру возвышает. Оттого не имеющие у себя стороннего, беспристрастного ценителя собственных намерений и поступков легко подвергаются опасности духовной гордости, самообольщения. <…> А сколько случалось, что полагавшиеся на себя во время духовной сухости расслабевали, оставляли заботу о преуспеянии, впадали в уныние, отчаяние; или, напротив, испытавши внутренние утешения, эту небесную манну обращали в пищу растленной природы, впадали в самомнение, самообольщение и погибали! Потому все святые отцы согласно утверждают, что для желающих преуспевать в благочестии непременно нужен руководитель, который бы мог открыть обольщения самолюбия и бесов, везде указывать путь царский, ослабевшего ободрять, укреплять, а упавшего поднять.
   Руководителем в духовной жизни для всякого христианина может и должен быть ближе всего священник – духовник, который обязан из Закона Божия преподавать наставления не по своему мудрованию, а сообразуясь с церковным учением, и не ограничиваться одним храмом или особыми случаями при совершении таинств, но и в частных домах, при всяком случае, во всякой духовной нужде должен наставлять своих пасомых. Но как одному священнику нельзя успевать в подробности учить каждого своего прихожанина, то можно всякому и кроме своего приходского священника избрать другого духовника. В этом случае старцы в монастырях могли бы сослужить весьма важную службу в деле спасения благочестивых мирян. А для монахов назначаются особые духовники.
   Правда, трудно ныне находить хорошего руководителя в духовной жизни. Он должен быть человек благочестивый, рассудительный, довольно опытный, доброжелательный, чтобы хотел и мог доставить пользу руководимому, своим расположением к нему умел приобресть его доверие. Если не находится такой руководитель, то надобно молить Бога, чтобы Он послал нам желаемого наставника. И когда Бог пошлет его кому, то руководимый должен иметь к нему полное доверие, совершенную откровенность во всем и смиренное послушание. <…> Опыт свидетельствует, что кто чем искреннее открывает наставнику свое внутреннее состояние, тем более от этого чувствует облегчения тяжести грехов, ослабления страстей и искушений. Опытные говорят, что диавол, наподобие разбойника, только до тех пор нападает на нас и смущает, пока не открыт. Но и откровенность не принесет желаемой пользы, если наставляемый не отвергнет своего мудрования и своей воли и не будет без всякой критики и прекословия следовать наставлениям руководителя. Критика и прекословие наставнику вовсе испортят дело.

О ДУХОВНОМ БОДРСТВОВАНИИ

   Спаситель неоднократно побуждал Своих учеников к бодрствованию. И, чтобы кто не подумал, что это сказано Им одним апостолам, Христос прибавил: А что вам говорю, говорю всем: бодрствуйте (Мк. 13, 37). То же часто внушают и апостолы (см. Деян. 20, 31; 1 Кор. 16, 13; Кол. 4, 2; 1 Фес. 5, 6; 1 Пет. 5, 8). Бодрствование можно отнести к следующим четырем видам: надобно внимательно рассматривать свое нравственное состояние; со всей осмотрительностью отклонять опасности, угрожающие добродетели; надлежащим образом приготовлять, вооружать себя для отражения врагов нашего спасения; надобно знать, как вести брань с врагами спасения.

Исследование нравственного состояния

   Кто не вникает в свое внутреннее состояние, постоянно живет вне себя, в развлечении, тот не знает себя как должно; а кто не знает себя, тот не может ни исправлять свои недостатки, ни предостерегать себя от угрожающих опасностей. Кто не знает, к чему он способен и к чему не способен, тот не может избрать и средства к преуспеянию в духовном совершенстве. А хотя бы кто и указал ему их, то он не сумеет приложить их к своему состоянию, которого хорошо не знает. <…> Испытание себя может быть общее и частное. Общее простирается на всю внутреннюю и внешнюю жизнь по всему пространству ее, то есть состоит в исследовании нравственного состояния нашего пред зерцалом совести и Закона Божия касательно успехов или неуспехов в благочестии, – находимся ли мы на пути, ведущем к спасению, или коснеем еще на распутьях грехов, каковы мы были прежде, каковы теперь, на какой степени совершенства или падения находимся, отчего мало успеваем в добродетелях, какие тому были причины, препятствия. Для этого нужно исследовать, вернее, узнать свои господствующие помышления, желания, чувствования, природные предрасположения, приобретенные склонности, привычки, в которых заключаются корни или причины добрых или худых наших поступков, успехов или грехопадений, и какие были последствия нашей деятельности и т. п. Во внешней жизни надобно рассмотреть весь круг нашей деятельности, обычный образ жизни домашней и общественной, наши отношения к другим, разные успехи и неудачи, встречи с разными случаями и обстоятельствами, радости и скорби, болезни, бедствия, посредством которых Промысел Божий предлагает нам уроки для нашего поведения. Это общее обозрение всей жизни внутренней и внешней нужно производить преимущественно перед приготовлением к исповеди и Святому Причащению. А частное испытание себя должно производить ежедневно, и ему должны подлежать все наши обычные помышления, желания, чувствования, намерения, слова, все поступки; надобно припоминать, где, с кем, в каких занятиях и с каким расположением духа мы обращались в течение дня, не согрешили ли в чем-нибудь словом, делом, помыслами. И не только действия, но и основания, побуждения, по которым мы так или иначе действовали, также причины. И следствия грехов наших надобно исследовать, чтобы знать, что, как, чем исправить.
   Такое исследование внутреннего состояния и внешнего поведения святые отцы советуют производить ежедневно, чтобы заблаговременно принять средства исправить свои слабости, недостатки, легче было подавить худые расположения и склонности, не дать им усилиться до страсти, чтобы иначе они насильственно не увлекали нас в грехопадения. И малыми грехами нельзя пренебрегать, потому что от привычки к ним рождается равнодушие к ним, беспечность, а это неприметно и непременно доводит и до больших грехопадений. Такое испытание себя советуют производить преимущественно по окончании дневных занятий, вечером, потому что ночная тьма и тишина невольно располагают душу к сосредоточенности мыслей, погружению в себя, к вниманию своему внутреннему состоянию. А представление того, что сон есть подобие смерти, одр может быть гробом, ночь – спутницей к жизни вечной, может возбуждать к глубокому размышлению о своем нравственном состоянии и загробной участи. Симеон Новый Богослов преподает такое наставление своему ученику. Надлежит всегда иметь страх Божий и во всякий день испытывать себя, что доброго и что худого сделано тобою; доброе надобно забывать, чтобы не впасть в страсть тщеславия, а о сопротивном проливать слезы с исповеданием и усердной молитвой. А испытание должно производиться так: по окончании дня и наступлении вечера надобно размышлять о себе, как я с помощью Божией провел день. Не осудил ли кого? Не досадил ли? Не соблазнил ли? Не смотрел ли на чье лицо со страстью? Не преслушал ли настоятеля в служении и о том вознерадел? Не разгневался ли на кого? Или, находясь в собрании (церкви), не занимался ли умом в бесполезном? Или по унынию не уклонился ли из церкви и от правила (молитвенного)? Когда найдешь себя невиновным во всем этом, что, впрочем, невозможно, ибо кто будет чист от скверны, хотя бы и один день жития его был на земле (см. Иов. 14, 4), ибо никто не похвалится иметь чистое сердце (см. Притч. 20, 9), тогда возопий к Богу со слезами: «Господи! Прости меня, в чем я согрешил словом и делом, с сознанием и без сознания». Ибо много мы согрешаем и не сознаем того.

Об охранении внешних чувств

   Об охранении зрения. – Всего опаснее для нас зрение. Плотские пожелания весьма много зависят от воображения, а мечты воображения больше всего происходят от зрения. Если оно не будет строго охраняемо, то переносит в душу опасные образы, которые, наполняя воображение, воспламеняют похоть; и это тем опаснее, что разум не может уследить за быстротой полетов воображения и возбуждения страсти, чтобы холодным суждением о вредных следствиях погасить жар страсти, и такой человек нехотя падает и начинает желать того, чего бы не хотел. Потому праведный Иов и говорил: Завет положил я с глазами могши, чтобы не смотреть и не помышлять мне о девице (Иов. 31, 1). И Сирах говорит: Отвращай око твое от женщины благообразной и не засматривайся на чужую красоту; многие совратились с пути чрез красоту женскую; от нее, как огонь, разгорается похоть (Сир. 9, 8–9). Не только для целомудрия, но и для других добродетелей полезно охранять зрение. Как возможно провождать духовную жизнь тому, кто не умеет охранять зрение? Как будет внимать своему сердцу, содержать ум собранным в молитве и чистым тот, кто наполняет и возмущает свое воображение образами виденных земных вещей? Или как возможет долго сохранять горячность благочестивых чувств тот, кто по окончании молитвы тотчас возвращается к привычке блуждать взорами повсюду, все рассматривать и по разнообразным предметам рассеивать свои мысли и чувства? Благоговейные мысли и горячность чувств наподобие тонкой жидкости скоро испаряются, если сосуд не будет закупорен плотно.
   В предосторожность от соблазнов зрения советуют: не рассеивать взоров по сторонам, без нужды не смотреть ни на какие предметы, особенно на соблазнительные, ходить с потупленными взорами; на предметы, представляющиеся неизбежно, смотреть без страсти, без помысла, видя не видеть и как можно скорее пресекать опасное видение. Это и значит умерщвлять зрение по заповеди Спасителя: если… правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя (Мф. 5, 29), то есть прерви опасное видение. Древние подвижники благочестия носили покрывало на глазах своих, особенно схимники, а часто поступали и в совершенное затворничество.
   Об охранении слуха. – Слух, приемник слов и звуков, надобно охранять от пустословия, праздных рассказов, тем более от гнилых, вредных слов, злословия, чтобы сохранить душу от суетных помыслов, вредных мечтаний. Худая речь хотя не тотчас возбуждает страсть в сердце, однако же оставляет в душе семена, которые, долго оставаясь, со временем возрастут и принесут горькие плоды. Также надобно опасаться и гармонических звуков, изнеживающих душу и увлекающих от пустой забавы слуха к греховным удовольствиям сердца или раздражающих чувства и возбуждающих страсти. Это особенно надобно сказать о светских песнях и музыке, потрясающих душу и волнующих чувства. Свирель приятно играет, когда охотник заманивает птицу в сеть.
   Об охранении осязания. – Осязание простирается по всему телу и легко раздражается. Когда кто с поблажкой нежит его, тогда оно бывает гораздо раздражительнее. Раздражительность его такова, что иногда и одно неосторожное прикосновение возбуждает страстное ощущение в теле, а через тело и в душе может воспламениться страсть, враждебная целомудрию. Отсюда видно, как осторожно надобно обращаться со своим телом, – не только должно избегать всякого страстного возбуждения, но и удалять от себя все то, что может нежить наше осязание. Для этой цели святые подвижники не ложились на мягкое ложе, носили грубые власяницы, тяжелые вериги и удручали свое тело разными работами. Особенно надобно остерегаться, чтобы вольно не прикасаться к другим, особенно к лицам другого пола, и другим не дозволять осязать себя. Хотя бы целомудрие такими осязаниями и не повреждалось, однако же нежность его отчасти теряет свою чистоту. Особенно неосмотрительному юношеству надобно внушать такую предосторожность, чтобы и собственного тела не осязали с небрежностью.
   Об охранении вкуса и обоняния. – Вкус должен служить главным образом к различению полезной пищи от вредной, а не к измерению ее приятности и неприятности. Поэтому должно остерегаться излишней его утонченности и разборчивости. Кто любит услаждать свой вкус сладкой пищей, тот привыкает к лакомству, которое увлекает к пресыщению, обжорству, расслабляющему душу и тело. Хотя иной остерегается обжорства, однако же привычка к лакомству бывает причиной того, что лакомник бывает недоволен обыкновенной простой пищей, скучает от неудовлетворения лакомству; а неизбежная при лакомстве неумеренность притупляет остроту ума в разумении небесных предметов, подавляет расположение к молитве, изнеживает, расслабляет тело, обыкновенно располагает его к бездеятельности и к чувственному увеселению и разжигает похоть. Лакомство легко порабощает чревоугодию, а чревоугодие – сладострастию.

Об обуздании внутреннего чувства

   Об обуздании воображения. – Здесь надобно показать те опасности, которые происходят от необузданного воображения, нерассудного любопытства и дерзкой пытливости разума. Необузданное воображение много препятствует преуспеянию в духовном совершенстве, особенно когда оно наполняется обольстительными, сладострастными образами. Тогда оно, разгорячившись, быстро перелетает от одного образа к другому, разные приманки к порокам настоящие, прошедшие и будущие собирает как бы в один фокус, тем сильнее разжигает похоть, волнует все душевные чувства. А хотя бы оно и не было нечисто, однако же, неудержимо летая по разным предметам, виденным, слышанным, предавшись потоку мечтаний, никогда не даст покоя духу. Потому надобно удаляться всего того, что воспламеняет воображение, особенно рассматривания соблазнительных картин, статуй, театральных зрелищ, чтения романтических книг и тому подобного. Впечатления от нечаянно представляющихся соблазнительных предметов и невольные мечты подавлять холодной рассудительностью, занятием, полезными мыслями или упражнением, требующим полного внимания.
   Об ограничении любопытства. – Когда советуют ограничивать любопытство, то это не значит, что одобряют незнание вещей, покровительствуют невежеству; не охуждают благоразумное старание развивать разум, обогащать его полезными познаниями, но охуждают то, когда кто, пренебрегая важным, полезным, необходимым, занимается тем, что знать вовсе бесполезно или даже вредно. Хотя бы кто познал всю внешнюю природу и все события в мире, но если не знает самого себя, своих обязанностей в отношении к Богу и ближним, своего высшего назначения и пути к вечному спасению, тот невежда, ничего не знает, напрасно тратит труд и время на собирание таких познаний, которые не принесут никакой пользы, кроме, может быть, тщеславия, гордости. К тому можно отнести сказанное Премудрым о себе: Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, всё – суета и томление духа!..И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость; узнал, что и это – томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, тот умножает скорбь (Еккл. 1, 14, 17–18), – скорбь о разных недостатках, многопопечительность, смущение разными недоумениями, сомнениями и мятежными помыслами.