Страница:
— А я-то думала, что ты вообще женщин не замечаешь, — сказала она.
— Если бы я женщин не замечал, то как бы ты на свет появилась? — парировал Краб. — Хотя вот тут на днях, когда я на Украину ездил, прокололся. Одна женщина понравилась мне, маму твою в молодости напомнила. Отвлекся я на нее, а мне потом все ребра пересчитали. Видишь, ссадины на лице?
— Вижу, — кивнула Татьяна, — сразу заметила, только спрашивать не стала, думала, сам расскажешь. А я-то думала, что ты непобедимый, а тебе, значит, на Украине наваляли по самое не хочу?
— Не все коту Масленица, — усмехнулся в ответ отец, — бывает и метлой под зад.
Он еще раз взглянул на бумажку с домашним телефоном Анжелики и стал набирать номер. В трубке раздались длинные гудки. На пятый или шестой гудок нетрезвый мужской голос что-то пробурчал в трубку. Краб поздоровался и попросил пригласить к телефону Анжелику.
— А ее нет, этой суки, — ответил мужчина, — и передай ей, пусть за вещами лучше не приходит, пока все деньги украденные мне не вернет! А если сам найду ее — убью! А вообще, кто ее спрашивает, а? Ты кто вообще, ты чего звонишь? Ухарь ее новый, что ли? Или старый какой козел на «Мерседесе»?
Краб вежливо ответил, что он-де не козел на «Мерседесе» и на руку и сердце Анжелики не претендует, он всего-навсего менеджер модельного агентства и хочет пригласить Анжелику на очередной показ французского белья. На это нетрезвый мужчина ответил, что она здесь больше не живет, а потом выдал в адрес Анжелики целую тираду ругательных слов. Краб поинтересовался, а кто, собственно, с ним разговаривает — муж ее, что ли?
— А тебе не все равно, падла, кто я такой? — спросил мужчина. — Или ты меня вместо нее хочешь на показ нижнего белья позвать?
И он снова стал ругаться матом, теперь уже в адрес звонившего. Краб благоразумно не стал вступать в перепалку, а просто выключил трубку, повернулся к Татьяне и сказал:
— Похоже, она там больше ни живет…
— Я знаю, слышала, — нахмуренно буркнула в ответ Татьяна.
Анжелика была какой-то неуловимой. Вот и ухажера своего обставила — у него деньги украла. Может быть, Татьяне и правда не стоило затевать это расследование, а положиться на отца, который уже очень близко подобрался к Магниту?
Но назавтра к вечеру Татьяне пришла в голову умная, на ее взгляд, мысль. Она подумала — а если тот самый нетрезвый мужик, что ответил по телефону ее отцу, и есть перекупщик, что в паре с Анжеликой провернул эту сделку по одурачиванию влюбленного Святогора и похищению музыкального материала Татьяны? Эту версию сначала следовало проверить, а потом уже звонить отцу и обращаться к нему за помощью, чтобы зря его не дергать. К тому же и страшные маски латексные она уже купила — страшную маску ночного вурдалака с волчьей головой для отца и для себя — злобной ведьмы. Адрес Анжелики в Новокосино она знала — номер дома и квартиры, а также название улицы были написаны на листке, который она получила от Владимира Исааковича Каца.
В студии пока работы не было, обиженный Алмаз взял тайм-аут и уехал вместе со спонсором на Карибы, поэтому Святогор круглые сутки паял какие-то провода и устанавливал новые программы на свой компьютер.
Татьяна, решив провести опознание ухажера Анжелики с помощью Святогора, который единственный видел перекупщика, насильно забрала звукооператора из студии, не дав ему допаять схему, и потащила с собой в Новокосино. План ее был прост — попытаться выманить из дома того мужчину, чтобы Святогор его увидел и опознал. Если этот Анжеликин ухажер и играл роль перекупщика, то наверняка он знает и того, кому они вместе с Анжеликой передали музыкальный материал.
Татьяна и Святогор подъехали к дому, указанному на листке. Святогор всю дорогу в машине не выпускал фото Анжелики из своих рук, любуясь на возлюбленную в бикини и вздыхая. Татьяна остановила машину в пространстве между гаражами, куда не падал свет фонарей. Был уже поздний вечер, редкие прохожие спешили домой к телевизорам, но в основном улица была пустынной.
— И все-таки Анжелика — это лучшее, что было в моей жизни, — с печалью в голосе произнес Святогор.
— Дай сюда, — выхватила у него фото Татьяна. Она посмотрела на листок и набрала номер, по которому вчера звонил ее отец. Снова ответил тот же мужик, только на этот раз он был трезв, разговаривал внятно и почти без матов.
— Я от Анжелики, — сказала Татьяна, — она попросила меня забрать у вас ее вещи…
— Что она просила? — вспылил мужчина. — Что эта сука просила? А деньги, которые она у меня сперла, она мне передала обратно, эта сука?
— Она дала мне какой-то толстый конверт, — быстро нашлась Татьяна, — сказала, отдать его вам, мол, там лежит то, что она вам должна. Я жду вас около вашего дома, внизу около гаражей-ракушек, только, пожалуйста, соберите все вещи.
Мужик бросил трубку. Непонятно было — выйдет он или нет. Татьяна и Святогор стали наблюдать за подъездом. Минут через двадцать металлическая дверь открылась, и из нее вышел широкоплечий мужчина лет тридцати с большой сумкой, закинутой на плечо, которую он придерживал левой рукой. А правую руку он засунул под куртку и там держал. Татьяна процентов на девяносто была уверена, что под полой этот мужик с уголовной мордой держит то самое оружие, из которого палила по ним Анжелика. Дело принимало не слишком приятный оборот.
Выйдя из подъезда, мужик остановился и пристально огляделся вокруг, не спеша выходить на дорогу, а уличный фонарь хорошо освещал его. Святогор приник к биноклю, который еще с прошлого раза оставил в машине Татьяны Григорий Иванович и, разглядев лицо мужчины, закивал головой:
— Да, это он! Точно он! Он был тогда с ней, когда я ему музыкальный материал передал! А он мне деньги заплатил, которые потом Анжелика забрала.
Мужик шагнул на дорогу, по-волчьи озираясь и держа руку под полой наготове.
— На хрена нам тогда сдалась Анжелика? — спросила у себя Татьяна.
И приняла решение действовать немедленно, не дожидаясь помощи отца. Она резко нажала на газ, и «Лексус» рванул вперед прямо на мужика с сумкой. Тот увидел мчащуюся на него машину, выдернул правую руку из-под куртки, в которой, как и предполагала Татьяна, оказался револьвер. Видимо, мужчина и не рассчитывал на благоприятный исход встречи, если заранее вооружился, но никак не предполагал, что его будут таранить иномаркой. Он замешкался — не зная, то ли стрелять, то ли бежать, — и оттого проиграл время.
— Что ты делаешь, ты задавишь его!!! — закричал испуганный Святогор.
— А то! — сквозь зубы произнесла Татьяна, сильно давя на педаль газа.
Растерянный мужик решился стрелять, бросил сумку и вскинул руку с револьвером в направлении мчащегося на него «Лексуса». Но выстрелить не успел, Татьяна снесла невысокий деревянный заборчик у подъезда, и ударила бампером стрелка раньше, чем тот успел нажать на спусковой крючок. Его от удара закинуло на капот, Татьяна вдавила тормоз в пол, мужик, соскользнув с капота «Лексуса», упал на асфальт и прокатился метров на пять вперед. Святогор от резкого торможения съехал с сиденья и ударился лбом о ветровое стекло.
— Я знал, что ты ненормальная, — едва придя в себя, сказал он, — но не знал, что настолько. Ты же убила его!
— Хватит скулить, — ответила Татьяна, открывая дверь «Лексуса», — живой он. Лучше помоги мне загрузить его в машину.
Сбитый ими мужик в самом деле оказался живым и даже в сознании. Когда они волокли его в салон «Лексуса», он матерился и скрипел зубами от боли, но сопротивления оказать не мог. Запихав его на заднее сиденье, Татьяна подобрала сумку с вещами Анжелики и револьвер. Оружие сунула Святогору в руки и приказала стрелять, если мужчина надумает дурить. Звукооператор, который никогда раньше оружия в руках не держал, стал отнекиваться, но Татьяне уговаривать его было некогда, она гневно взглянула на него, и звукооператор понял, что лучше подчиниться, взял револьвер в правую руку, а Татьяна завела мотор, и они помчались подальше с этого места.
— А-а, как больно, — стонал сзади мужчина, — вы, твари, суки, падлы, вы ответите за это!
Но призвать никого к ответственности он не мог, похоже, действительно сильно пострадал при столкновении с машиной, потому мог только скрипеть зубами и стонать. Святогор паниковал, что сбитый ими мужчина умрет, но Татьяна махнула рукой — мол, ничего страшного — от пары переломов еще никто не умирал. Остановившись на обочине, Татьяна сказала стонущему мужчине, что они отвезут его в больницу лишь в том случае, если он сейчас быстро, как на духу, расскажет им, кто заказал ему и Анжелике украсть музыкальный материал. Но тот матюгнулся и потерял сознание.
— Черт, что делать теперь? — засуетился Святогор. — Нас посадят в тюрьму за преднамеренное убийство! Я не хочу в тюрьму, там таких, как я, интеллигентов не особо жалуют!
— Да замолчи ты! — рассердилась Татьяна. — Отвезем его на студию, там сейчас тетя Шура уборщица убирается. Она до пенсии была врачом-травматологом, причем не простым, а заслуженным. Пусть посмотрит его и скажет, что нам с ним делать.
— А если он умрет по дороге? — паниковал Святогор.
— Если умрет, то мы камень ему на шею прицепим и в Москву-реку с моста сбросим, — спокойно ответила Татьяна, — на корм рыбам-мутантам.
— А-а-а-а, — затрясся от страха звукооператор, — я на это не пойду, я не убийца…
— Ладно, успокойся, шучу я, — сказала Татьяна, — я тоже не убийца.
И она вырулила свою машину на улицу, которая вела в Центр, туда, где находилась их студия.
Глава 15
— Если бы я женщин не замечал, то как бы ты на свет появилась? — парировал Краб. — Хотя вот тут на днях, когда я на Украину ездил, прокололся. Одна женщина понравилась мне, маму твою в молодости напомнила. Отвлекся я на нее, а мне потом все ребра пересчитали. Видишь, ссадины на лице?
— Вижу, — кивнула Татьяна, — сразу заметила, только спрашивать не стала, думала, сам расскажешь. А я-то думала, что ты непобедимый, а тебе, значит, на Украине наваляли по самое не хочу?
— Не все коту Масленица, — усмехнулся в ответ отец, — бывает и метлой под зад.
Он еще раз взглянул на бумажку с домашним телефоном Анжелики и стал набирать номер. В трубке раздались длинные гудки. На пятый или шестой гудок нетрезвый мужской голос что-то пробурчал в трубку. Краб поздоровался и попросил пригласить к телефону Анжелику.
— А ее нет, этой суки, — ответил мужчина, — и передай ей, пусть за вещами лучше не приходит, пока все деньги украденные мне не вернет! А если сам найду ее — убью! А вообще, кто ее спрашивает, а? Ты кто вообще, ты чего звонишь? Ухарь ее новый, что ли? Или старый какой козел на «Мерседесе»?
Краб вежливо ответил, что он-де не козел на «Мерседесе» и на руку и сердце Анжелики не претендует, он всего-навсего менеджер модельного агентства и хочет пригласить Анжелику на очередной показ французского белья. На это нетрезвый мужчина ответил, что она здесь больше не живет, а потом выдал в адрес Анжелики целую тираду ругательных слов. Краб поинтересовался, а кто, собственно, с ним разговаривает — муж ее, что ли?
— А тебе не все равно, падла, кто я такой? — спросил мужчина. — Или ты меня вместо нее хочешь на показ нижнего белья позвать?
И он снова стал ругаться матом, теперь уже в адрес звонившего. Краб благоразумно не стал вступать в перепалку, а просто выключил трубку, повернулся к Татьяне и сказал:
— Похоже, она там больше ни живет…
— Я знаю, слышала, — нахмуренно буркнула в ответ Татьяна.
Анжелика была какой-то неуловимой. Вот и ухажера своего обставила — у него деньги украла. Может быть, Татьяне и правда не стоило затевать это расследование, а положиться на отца, который уже очень близко подобрался к Магниту?
Но назавтра к вечеру Татьяне пришла в голову умная, на ее взгляд, мысль. Она подумала — а если тот самый нетрезвый мужик, что ответил по телефону ее отцу, и есть перекупщик, что в паре с Анжеликой провернул эту сделку по одурачиванию влюбленного Святогора и похищению музыкального материала Татьяны? Эту версию сначала следовало проверить, а потом уже звонить отцу и обращаться к нему за помощью, чтобы зря его не дергать. К тому же и страшные маски латексные она уже купила — страшную маску ночного вурдалака с волчьей головой для отца и для себя — злобной ведьмы. Адрес Анжелики в Новокосино она знала — номер дома и квартиры, а также название улицы были написаны на листке, который она получила от Владимира Исааковича Каца.
В студии пока работы не было, обиженный Алмаз взял тайм-аут и уехал вместе со спонсором на Карибы, поэтому Святогор круглые сутки паял какие-то провода и устанавливал новые программы на свой компьютер.
Татьяна, решив провести опознание ухажера Анжелики с помощью Святогора, который единственный видел перекупщика, насильно забрала звукооператора из студии, не дав ему допаять схему, и потащила с собой в Новокосино. План ее был прост — попытаться выманить из дома того мужчину, чтобы Святогор его увидел и опознал. Если этот Анжеликин ухажер и играл роль перекупщика, то наверняка он знает и того, кому они вместе с Анжеликой передали музыкальный материал.
Татьяна и Святогор подъехали к дому, указанному на листке. Святогор всю дорогу в машине не выпускал фото Анжелики из своих рук, любуясь на возлюбленную в бикини и вздыхая. Татьяна остановила машину в пространстве между гаражами, куда не падал свет фонарей. Был уже поздний вечер, редкие прохожие спешили домой к телевизорам, но в основном улица была пустынной.
— И все-таки Анжелика — это лучшее, что было в моей жизни, — с печалью в голосе произнес Святогор.
— Дай сюда, — выхватила у него фото Татьяна. Она посмотрела на листок и набрала номер, по которому вчера звонил ее отец. Снова ответил тот же мужик, только на этот раз он был трезв, разговаривал внятно и почти без матов.
— Я от Анжелики, — сказала Татьяна, — она попросила меня забрать у вас ее вещи…
— Что она просила? — вспылил мужчина. — Что эта сука просила? А деньги, которые она у меня сперла, она мне передала обратно, эта сука?
— Она дала мне какой-то толстый конверт, — быстро нашлась Татьяна, — сказала, отдать его вам, мол, там лежит то, что она вам должна. Я жду вас около вашего дома, внизу около гаражей-ракушек, только, пожалуйста, соберите все вещи.
Мужик бросил трубку. Непонятно было — выйдет он или нет. Татьяна и Святогор стали наблюдать за подъездом. Минут через двадцать металлическая дверь открылась, и из нее вышел широкоплечий мужчина лет тридцати с большой сумкой, закинутой на плечо, которую он придерживал левой рукой. А правую руку он засунул под куртку и там держал. Татьяна процентов на девяносто была уверена, что под полой этот мужик с уголовной мордой держит то самое оружие, из которого палила по ним Анжелика. Дело принимало не слишком приятный оборот.
Выйдя из подъезда, мужик остановился и пристально огляделся вокруг, не спеша выходить на дорогу, а уличный фонарь хорошо освещал его. Святогор приник к биноклю, который еще с прошлого раза оставил в машине Татьяны Григорий Иванович и, разглядев лицо мужчины, закивал головой:
— Да, это он! Точно он! Он был тогда с ней, когда я ему музыкальный материал передал! А он мне деньги заплатил, которые потом Анжелика забрала.
Мужик шагнул на дорогу, по-волчьи озираясь и держа руку под полой наготове.
— На хрена нам тогда сдалась Анжелика? — спросила у себя Татьяна.
И приняла решение действовать немедленно, не дожидаясь помощи отца. Она резко нажала на газ, и «Лексус» рванул вперед прямо на мужика с сумкой. Тот увидел мчащуюся на него машину, выдернул правую руку из-под куртки, в которой, как и предполагала Татьяна, оказался револьвер. Видимо, мужчина и не рассчитывал на благоприятный исход встречи, если заранее вооружился, но никак не предполагал, что его будут таранить иномаркой. Он замешкался — не зная, то ли стрелять, то ли бежать, — и оттого проиграл время.
— Что ты делаешь, ты задавишь его!!! — закричал испуганный Святогор.
— А то! — сквозь зубы произнесла Татьяна, сильно давя на педаль газа.
Растерянный мужик решился стрелять, бросил сумку и вскинул руку с револьвером в направлении мчащегося на него «Лексуса». Но выстрелить не успел, Татьяна снесла невысокий деревянный заборчик у подъезда, и ударила бампером стрелка раньше, чем тот успел нажать на спусковой крючок. Его от удара закинуло на капот, Татьяна вдавила тормоз в пол, мужик, соскользнув с капота «Лексуса», упал на асфальт и прокатился метров на пять вперед. Святогор от резкого торможения съехал с сиденья и ударился лбом о ветровое стекло.
— Я знал, что ты ненормальная, — едва придя в себя, сказал он, — но не знал, что настолько. Ты же убила его!
— Хватит скулить, — ответила Татьяна, открывая дверь «Лексуса», — живой он. Лучше помоги мне загрузить его в машину.
Сбитый ими мужик в самом деле оказался живым и даже в сознании. Когда они волокли его в салон «Лексуса», он матерился и скрипел зубами от боли, но сопротивления оказать не мог. Запихав его на заднее сиденье, Татьяна подобрала сумку с вещами Анжелики и револьвер. Оружие сунула Святогору в руки и приказала стрелять, если мужчина надумает дурить. Звукооператор, который никогда раньше оружия в руках не держал, стал отнекиваться, но Татьяне уговаривать его было некогда, она гневно взглянула на него, и звукооператор понял, что лучше подчиниться, взял револьвер в правую руку, а Татьяна завела мотор, и они помчались подальше с этого места.
— А-а, как больно, — стонал сзади мужчина, — вы, твари, суки, падлы, вы ответите за это!
Но призвать никого к ответственности он не мог, похоже, действительно сильно пострадал при столкновении с машиной, потому мог только скрипеть зубами и стонать. Святогор паниковал, что сбитый ими мужчина умрет, но Татьяна махнула рукой — мол, ничего страшного — от пары переломов еще никто не умирал. Остановившись на обочине, Татьяна сказала стонущему мужчине, что они отвезут его в больницу лишь в том случае, если он сейчас быстро, как на духу, расскажет им, кто заказал ему и Анжелике украсть музыкальный материал. Но тот матюгнулся и потерял сознание.
— Черт, что делать теперь? — засуетился Святогор. — Нас посадят в тюрьму за преднамеренное убийство! Я не хочу в тюрьму, там таких, как я, интеллигентов не особо жалуют!
— Да замолчи ты! — рассердилась Татьяна. — Отвезем его на студию, там сейчас тетя Шура уборщица убирается. Она до пенсии была врачом-травматологом, причем не простым, а заслуженным. Пусть посмотрит его и скажет, что нам с ним делать.
— А если он умрет по дороге? — паниковал Святогор.
— Если умрет, то мы камень ему на шею прицепим и в Москву-реку с моста сбросим, — спокойно ответила Татьяна, — на корм рыбам-мутантам.
— А-а-а-а, — затрясся от страха звукооператор, — я на это не пойду, я не убийца…
— Ладно, успокойся, шучу я, — сказала Татьяна, — я тоже не убийца.
И она вырулила свою машину на улицу, которая вела в Центр, туда, где находилась их студия.
Глава 15
Уже в студии звукозаписи, в комнате отдыха на диване, куда Святогор и Татьяна положили сбитого ухажера Анжелики, уборщица тетя Шура — бывший врач — профессионально осмотрела пострадавшего и вынесла вердикт, что жить он будет, сильных повреждений у него нет. А ушибы или переломы заставили его потерять сознание — это покажет рентген, она на глаз определить не может. Потом она вколола пострадавшему обезболивающее средство из аптечки, которую всегда носила с собой.
Женщиной тетя Шура была мудрой, расспрашивать у Татьяны, что случилось и кто этот пострадавший, не стала — зачем ей лишние проблемы, если своих достаточно, взяла пылесос и пошла убираться дальше. Мужик тем временем пришел в себя, увидел, что лежит на кожаном диване в каком-то помещении, явно не похожем на больницу, заскрипел зубами и снова стал угрожать Татьяне и Святогору расправой.
Но Татьяна, не обращая на него внимания, принялась копаться в большой сумке с вещами Анжелики. Там были дорогие шмотки из бутиков — платья, нижнее белье, блузки, кофточки и все в таком духе. Все вещи были порезаны ножницами и испачканы чем-то мокрым и отвратительно воняющим. До Татьяны дошло, чем воняет из сумки. Она повернулась к скрипящему зубами мужику и спросила:
— Ты что, в сумку нагадил, что ли?
— Ха-ха, — с гримасой боли ответил мужик и снова стал поносить и Анжелику, и Татьяну со Святогором.
Татьяне после проверки сумки пришлось идти мыть с мылом руки, а когда она вернулась из туалета, то застала в комнате, где стонал и матерился сбитый ими мужик, опешившего и бледного Бальгана, который в резких тонах выговаривал Святогору:
— Эта бандитка вся в своего отца, с нее спроса ноль, но ты-то, Святогор, ты же разумный человек! Как ты мог на такое пойти?!
Святогор с поникшей головой выслушивал продюсера. Татьяна прошла мимо трясущегося то ли от злости, то ли от страха Бальгана и сказала:
— Этот человек в сговоре с Анжеликой украл у нас наш альбом, а значит, и наши деньги. У него был револьвер, а мы были безоружными. Мне ничего не оставалось сделать, как только сбить его машиной.
— О горе мне!!! — воскликнул Бальган. — Ты что, на Диком Западе живешь, что позволяешь себе сама выносить приговор? Хорошо еще, что папашка твой умотал обратно в свой Североморск, а то я представляю, что бы вы тут затеяли! Он хоть не собирается приехать опять, ты его не вызывала?
— Нет, ему не до этого, у него учения, — соврала Татьяна, памятуя о том, что отец велел никому вообще не говорить, что он остался в городе.
И отец был прав — никто не мог гарантировать, что, например, тот же Алмаз не связан с Магнитом, даже Бальгана Татьяна стала подозревать, хотя этому-то толстячку какой смысл у себя воровать?
— А если бы мне тетя Шура не позвонила и я бы не приехал, — продолжал разглагольствовать продюсер, — ты бы его каленым железом пытать начала? Ты, Татьяна, всех нас под монастырь подведешь! Человек лежит тут с переломами, ему медицинская помощь нужна.
— Он преступник, — ответила певица, — он украл у меня то, над чем я работала целый год. И заслужил наказание. Теперь у него будет время полежать и подумать — все ли он правильно делал в своей жизни?
— А если он сам заявит на тебя, что ты его сбила машиной? — всплеснул руками Бальган. — Тебя же посадят, и у тебя будет время посидеть и подумать, все ли правильно ты делала в своей жизни!
— Не заявлю я, — прохрипел мужик, вмешавшись в их перепалку, — я с ментами, с этими суками, не связываюсь никогда. Да и сам я в розыске нахожусь с позапрошлого года за грабеж. Так что мне и в больницу нельзя, меня сразу из нее на нары проводят. Лучше уж выбросите меня где-нибудь под мостом, я сам «дойду».
— Ладно, — смягчился Бальган, услышав, что у сбитого Татьяной мужика «рыльце в пушку», — я размещу тебя в частной клинике, где никто с тебя паспорта не спросит и личностью твоей не поинтересуется. А ты, за то, что мы тебя не сдадим в милицию, когда тебе станет полегче, расскажешь, кому ты передал наш материал.
— Нет, пусть он сейчас все рассказывает, — возразила Татьяна. — Знаю я таких проныр. Когда ему станет полегче, он из клиники деру даст, и фиг мы его больше увидим!
Бальган стал возражать, что человеку плохо, ему нужно в клинику, что Татьяна жестокая и бессердечная, Святогор отмалчивался, но Татьяна не уступала. И тогда сбитый ей мужик, чтобы прекратить лишние споры, сказал, что он все расскажет сейчас.
Оказалось, зовут его Федор, род занятий был определенным — он всю свою жизнь конфликтовал с законом. Но его биография отношения к делу не имела, поэтому он начал с того, что осел в Москве после того, как в одном из городов России был объявлен в розыск за грабеж, и стал сутенером. Будучи человеком предприимчивым, он приступил к делу по-ленински, вооружившись лозунгом: «Лучше меньше, да лучше». Не стал набирать себе целый гарем, а нашел двух провинциальных красоток — Анжелику и Снежану и стал поставлять их богатым клиентам.
Поскольку обе девицы хорошо проявили себя не только как жрицы любви, но еще и имели талант облапошивать клиентов: влюблять в себя богачей и тянуть из них все соки вместе с деньгами, то Федор стал жить припеваючи до той поры, пока две его «рабыни» между собой не порешили, что он им, собственно говоря, не нужен.
А жил Федор попеременно то с одной, то с другой. Но вот однажды, проснувшись, обнаружил, что лишился не только всех своих сбережений, но и «лошадок», на которых он пахал, зарабатывая себе на хлеб насущный. Анжелика и Снежана покинули его, оставив без гроша в кармане. И случилось это как раз после того, как Анжелика «развела» дурачка-звукооператора и заставила его украсть со студии музыкальный материал Татьяны.
— Я не дурачок, я просто влюбился, — возразил Святогор.
— Только дурачок может влюбиться в шлюху, — усмехнулся Федор.
Видимо, обезболивающее, которое ему вколола тетя Шура, подействовало, и он перестал скрипеть зубами и даже начал ерничать.
— Кому ты передал мой музыкальный материал? — спросила Татьяна.
— Я этого человека не сильно хорошо знаю, — ответил Федор, — мы всего-то пару раз и встречались, он у меня несколько раз Анжелику заказывал для своих любовных утех. Зовут его Циклоп, ему лет пятьдесят, он раньше, по слухам, был «жучилой» у Большого театра, спекулировал билетами, а теперь поднялся — на «Мерседесе» ездит с личным водителем. Найти его можно в кафе «Пьяная вишня», он там почти каждый вечер зависает с актрисами всякими. Пару раз я с ним там и встречался. Но ни телефона, ни адреса его не знаю, он мне сам звонил на мобильный, но номер его не определялся. Хитрый гад. Вот он мне и посоветовал это дельце провернуть и заплатил хорошо, когда все выгорело, а Анжелика, сука, все «подмела»! Так что если хотите найти Магнита, ищите сначала Циклопа.
— А откуда я могу знать, что ты всю эту историю на ходу сейчас не придумал? — спросила Татьяна. — Может быть, никакого Циклопа и не существует.
— Существует, — ответил Федор, — я думаю, что и Анжелика со Снежаной теперь где-то возле него кормятся. Наверняка это он их переманил к себе, заставив меня бросить. Я думал, это он, сука, меня выманивает из дома, хочет убить, поэтому и револьвер с собой взял. А это вы…
Повисла пауза. Похоже было, что Федор говорил правду. Бальган сказал, что слышал о билетном жучиле по кличке Циклоп, но лично с ним не знаком. Святогор в напряжении грыз ногти и поглядывал на лежащего на диване Федора.
— А что, Анжелика часто вот так работала, как вы говорите? — наконец решился поинтересоваться он.
— А ты думаешь, волосатик, что она каждый вечер из твоей квартирки в библиотеку философию изучать ездила на такси? — спросил Федор. — А по утрам на семинары по микродинамике? Дурачок ты наивный, она жирдяев обслуживала в паузах между тобой. Она же подстилка последняя!..
Святогор, не в силах слышать такого жестокого глумления над своими возвышенными чувствами к Анжелике, выскочил прочь. Бальган заторопился, сказал, что сам отвезет раненого в частную клинику. Как и предполагала Татьяна, из этой самой частной клиники, куда Бальган поместил Федора, он через три дня сбежал. Но это для Татьяны уже не имело значения, ей удалось самой выйти на Циклопа.
И едва он подумал о Вене, как на его трубке замигал дисплей и зазвенел звонок. Это звонил Веня, голос у него был недовольным и даже злым. Новый начальник приказал Крабу приезжать немедленно, мол, проблемы есть кое-какие, их надо решать. Краб прыгнул в машину и поехал в офис. Он играл на грани фола. А вдруг «пиратам» каким-то образом удалось узнать, кто он есть на самом деле, и что он совсем не мичман Карабузов, и теперь Веня готовит над ним расправу — слишком уж сурово звучал его голос. Благоразумнее, конечно, было бы не ехать, но тогда вся работа, проделанная за несколько последних дней, пошла бы насмарку. Играя по-крупному, приходится по-крупному и рисковать.
Когда Краб вошел к своему начальнику в кабинет, тот выглядел удрученно, сидел за столом совершенно один и постукивал ручкой по поверхности стола. Краб сел напротив, стараясь быть спокойным, но он был готов к любому развитию событий.
— У нас еще одна «крыса» завелась, — сказал Веня, глядя прямо в глаза Крабу, — кто-то сдал Загорскому наши склады, офисы и пути наших «караванов».
Краб взгляда не отвел, не стал изображать ни удивления, ни смятения, ни вообще каких-либо чувств. Он был готов слушать и не позволял себе ни жестом, ни взглядом выдать подступающего к горлу ощущения опасности. Краб специально сел так, чтобы контролировать входную дверь и успеть выхватить пистолет, если вдруг в кабинет вбегут нерасторопные Венины бойцы.
— На кого думаешь? — поинтересовался Краб.
— Думаю, что это либо Львович нам пакостит, либо Гоша Граммофон, — ответил Веня, — за то, что я их наказал. Но я теперь, Петруччо, никому не верю, потому думаю, что это и Рома Валидол может быть, и Дима Шуруп. Ты, кстати, заметил, что он на Ди Каприо в старости похож? Я таким смазливым красавчикам никогда не доверял.
Краб молча кивнул и сказал:
— Тогда ты и меня в подозреваемые запиши тоже, раз ты Валидола и Шурупа к ним причислил. Шуруп и Валидол оба нормальные мужики, им соскакивать с рельсов вообще ни к чему.
— Я бы и тебя записал, — ответил Веня, — да ты недавно у нас появился, откуда тебе знать обо всех складах и о прочих мелочах? Нет, об этом знали только четверо, и кто-то из них слил всю информацию капитану Загорскому.
— Если меня ни в чем не подозреваешь, то зачем ко мне «хвост» приставил? — спросил Краб. — Кабана и какого-то худого парня, которого я раньше не видел. Не дали мне даже кино досмотреть.
Веня поморщился, как от зубной боли, когда Краб его больно «уколол», и ответил, что, мол, приставил он не «хвост», а тайную охрану на всякий случай. Краб поблагодарил Веню за такую «заботу» и попросил освободить его от такой охраны. Веня кивнул. По всему было видно, что ему неприятно было, что Краб его «хвост» разоблачил.
— Так что теперь будет? — спросил Краб. — Загорский пошлет на склады отряды УБОПа, и нашему бизнесу конец?
Веня ухмыльнулся нехорошей улыбкой и сказал, что если бы какой-то капитан Загорский мог что-то решать и предпринимать, то давно бы уже с контрафактными дисками и кассетами было покончено. Да только над Загорским есть еще люди, к которым капитан вынужден ходить на доклад. И вот к такому человеку как раз и попала информация, которая каким-то образом вытекла из их тесного круга. Этот человек спустил информацию в унитаз, не дал ей хода, а капитану Загорскому пришлось выписать бюллетень. Когда он шел с работы домой, у самого подъезда его подстрелили. Не насмерть, конечно, но для ума.
— Так что теперь капитан Загорский долго не сможет мешать нашей работе, — довольный собой, сказал Веня.
Нехорошее чувство охватило Краба. Выходило так, что это он сам, послав Загорскому документы, которые ему давал смотреть Львович, подставил капитана под пули. Правда, хорошо, что Загорского не убили, а только ранили. Но и это уже показывает, что «игра» начинает переходить грани дозволенного. И Краб подумал — кто же тот человек, к которому вынужден был пойти на доклад Загорский и который, как выразился Веня, смыл эту информацию в унитаз?
Кличку его Краб знал — Гомункул, — но неплохо было бы знать и «мирское» имя этого «оборотня в погонах». Краб мгновенно припомнил фамилию и звание непосредственного начальника Загорского, на которого он ссылался, когда они беседовали в его кабинете, — полковник Багров, кажется. Скорее всего, этот Багров и есть тот самый Гомункул. Но услышать бы об этом от самого Вени, да вряд ли он проболтается — каленый, как железо. Но все же Краб решил осторожно «забросить сети».
— С такой крышей, как у тебя, Веня, и горя не знать, — сказал Краб, — можно на легальную основу переходить с таким покровителем, как Гомункул. А подумай — если на место Загорского какого хваткого опера поставят, который и самого Гомункула разоблачит и за решетку упечет?
— Откуда про Гомункула знаешь? — поинтересовался Веня.
— Люди говорят, — расплывчато ответил Краб.
— Люди слишком много болтают, — нахмурился Веня, — а Гомункула, я тебе скажу, фиг посадишь, у него связи такие, что за него потянешь — и сразу вытащишь всех тех, кто с ним из одного корыта хлебает, — и депутатов, и губернаторов, и директоров заводов и фабрик всяких. Все они в одну цепочку завязаны, на них власть держится и с их подачи кормится. Кто позволит их тронуть? Как в народе говорится — ворон ворону глаз не выклюет. Капитаны Загорские будут меняться, а Гомункул как сидит в своем кресле, так и будет сидеть, пока его не застрелят, не дай бог, конечно. Нет у недругов другого способа убрать его со своего места, кроме физического устранения. Да и сил таких нет пока, чтобы этой касте противостоять. Поэтому, Петруччо, мы были, есть и будем есть. Так вот что я тебе предложу, Петруччо, давай-ка ты подумай о том, чтобы навсегда в Москву перебраться. На хрена тебе эта бригада морской пехоты, что она тебе дает при твоей подготовке? Ты в моей бригаде нужен, будешь кушать и пить сладко, ездить на хорошей тачке. Да, я думаю, ты и сам все это уже понял. Как мыслишь?
— Пока не знаю, — ответил Краб, — вроде неплохо тут у тебя, да все равно как-то кажется, что время «бригад» проходит. А вдруг все-таки Гомункула устранят физически, как ты говоришь, и полетят тогда и твоя, и моя головы?
— И кто мне это говорит, мичман морской пехоты, который присягу давал Родину защищать? — воскликнул Веня. — А представь — завтра приказ, и пошлют тебя вместе с твоей бригадой на никому не нужную войну куда-нибудь на очередной Кавказ? И подохнешь ты в окопе где-нибудь в горячей точке из-за амбиций политиков-идиотов. Какая разница тогда, скажи мне, как подыхать? Тут хоть поживешь в свое удовольствие.
Если бы сам Краб отвечал Вене, то он бы сказал, что одно — подохнуть за жадность свою и глупость, а другое — голову сложить за Родину, но, поскольку играл он роль мичмана Петра Карабузова, то махнул рукой и сказал:
— А ладно, уговорил ты меня, Веня! Завтра же телеграфирую в Североморск, что увольняюсь, буду на тебя работать!
Веня явно был доволен, что заполучил к себе в команду такого подготовленного и умного бойца. Он встал, прошелся по кабинету и сказал:
— Не хотелось тебя огорчать, Петруччо, но я кабана посылал в твою бригаду, чтобы удостовериться, что ты нам не врешь и тот, за кого себя выдаешь. И знаешь, он там у тебя в бригаде поспрашивал, ему сказали, что твоя жена гуляет направо и налево. Ты бы бросил ее, а, Петруччо? Мы тебе тут такую телку найдем, закачаешься!
Женщиной тетя Шура была мудрой, расспрашивать у Татьяны, что случилось и кто этот пострадавший, не стала — зачем ей лишние проблемы, если своих достаточно, взяла пылесос и пошла убираться дальше. Мужик тем временем пришел в себя, увидел, что лежит на кожаном диване в каком-то помещении, явно не похожем на больницу, заскрипел зубами и снова стал угрожать Татьяне и Святогору расправой.
Но Татьяна, не обращая на него внимания, принялась копаться в большой сумке с вещами Анжелики. Там были дорогие шмотки из бутиков — платья, нижнее белье, блузки, кофточки и все в таком духе. Все вещи были порезаны ножницами и испачканы чем-то мокрым и отвратительно воняющим. До Татьяны дошло, чем воняет из сумки. Она повернулась к скрипящему зубами мужику и спросила:
— Ты что, в сумку нагадил, что ли?
— Ха-ха, — с гримасой боли ответил мужик и снова стал поносить и Анжелику, и Татьяну со Святогором.
Татьяне после проверки сумки пришлось идти мыть с мылом руки, а когда она вернулась из туалета, то застала в комнате, где стонал и матерился сбитый ими мужик, опешившего и бледного Бальгана, который в резких тонах выговаривал Святогору:
— Эта бандитка вся в своего отца, с нее спроса ноль, но ты-то, Святогор, ты же разумный человек! Как ты мог на такое пойти?!
Святогор с поникшей головой выслушивал продюсера. Татьяна прошла мимо трясущегося то ли от злости, то ли от страха Бальгана и сказала:
— Этот человек в сговоре с Анжеликой украл у нас наш альбом, а значит, и наши деньги. У него был револьвер, а мы были безоружными. Мне ничего не оставалось сделать, как только сбить его машиной.
— О горе мне!!! — воскликнул Бальган. — Ты что, на Диком Западе живешь, что позволяешь себе сама выносить приговор? Хорошо еще, что папашка твой умотал обратно в свой Североморск, а то я представляю, что бы вы тут затеяли! Он хоть не собирается приехать опять, ты его не вызывала?
— Нет, ему не до этого, у него учения, — соврала Татьяна, памятуя о том, что отец велел никому вообще не говорить, что он остался в городе.
И отец был прав — никто не мог гарантировать, что, например, тот же Алмаз не связан с Магнитом, даже Бальгана Татьяна стала подозревать, хотя этому-то толстячку какой смысл у себя воровать?
— А если бы мне тетя Шура не позвонила и я бы не приехал, — продолжал разглагольствовать продюсер, — ты бы его каленым железом пытать начала? Ты, Татьяна, всех нас под монастырь подведешь! Человек лежит тут с переломами, ему медицинская помощь нужна.
— Он преступник, — ответила певица, — он украл у меня то, над чем я работала целый год. И заслужил наказание. Теперь у него будет время полежать и подумать — все ли он правильно делал в своей жизни?
— А если он сам заявит на тебя, что ты его сбила машиной? — всплеснул руками Бальган. — Тебя же посадят, и у тебя будет время посидеть и подумать, все ли правильно ты делала в своей жизни!
— Не заявлю я, — прохрипел мужик, вмешавшись в их перепалку, — я с ментами, с этими суками, не связываюсь никогда. Да и сам я в розыске нахожусь с позапрошлого года за грабеж. Так что мне и в больницу нельзя, меня сразу из нее на нары проводят. Лучше уж выбросите меня где-нибудь под мостом, я сам «дойду».
— Ладно, — смягчился Бальган, услышав, что у сбитого Татьяной мужика «рыльце в пушку», — я размещу тебя в частной клинике, где никто с тебя паспорта не спросит и личностью твоей не поинтересуется. А ты, за то, что мы тебя не сдадим в милицию, когда тебе станет полегче, расскажешь, кому ты передал наш материал.
— Нет, пусть он сейчас все рассказывает, — возразила Татьяна. — Знаю я таких проныр. Когда ему станет полегче, он из клиники деру даст, и фиг мы его больше увидим!
Бальган стал возражать, что человеку плохо, ему нужно в клинику, что Татьяна жестокая и бессердечная, Святогор отмалчивался, но Татьяна не уступала. И тогда сбитый ей мужик, чтобы прекратить лишние споры, сказал, что он все расскажет сейчас.
Оказалось, зовут его Федор, род занятий был определенным — он всю свою жизнь конфликтовал с законом. Но его биография отношения к делу не имела, поэтому он начал с того, что осел в Москве после того, как в одном из городов России был объявлен в розыск за грабеж, и стал сутенером. Будучи человеком предприимчивым, он приступил к делу по-ленински, вооружившись лозунгом: «Лучше меньше, да лучше». Не стал набирать себе целый гарем, а нашел двух провинциальных красоток — Анжелику и Снежану и стал поставлять их богатым клиентам.
Поскольку обе девицы хорошо проявили себя не только как жрицы любви, но еще и имели талант облапошивать клиентов: влюблять в себя богачей и тянуть из них все соки вместе с деньгами, то Федор стал жить припеваючи до той поры, пока две его «рабыни» между собой не порешили, что он им, собственно говоря, не нужен.
А жил Федор попеременно то с одной, то с другой. Но вот однажды, проснувшись, обнаружил, что лишился не только всех своих сбережений, но и «лошадок», на которых он пахал, зарабатывая себе на хлеб насущный. Анжелика и Снежана покинули его, оставив без гроша в кармане. И случилось это как раз после того, как Анжелика «развела» дурачка-звукооператора и заставила его украсть со студии музыкальный материал Татьяны.
— Я не дурачок, я просто влюбился, — возразил Святогор.
— Только дурачок может влюбиться в шлюху, — усмехнулся Федор.
Видимо, обезболивающее, которое ему вколола тетя Шура, подействовало, и он перестал скрипеть зубами и даже начал ерничать.
— Кому ты передал мой музыкальный материал? — спросила Татьяна.
— Я этого человека не сильно хорошо знаю, — ответил Федор, — мы всего-то пару раз и встречались, он у меня несколько раз Анжелику заказывал для своих любовных утех. Зовут его Циклоп, ему лет пятьдесят, он раньше, по слухам, был «жучилой» у Большого театра, спекулировал билетами, а теперь поднялся — на «Мерседесе» ездит с личным водителем. Найти его можно в кафе «Пьяная вишня», он там почти каждый вечер зависает с актрисами всякими. Пару раз я с ним там и встречался. Но ни телефона, ни адреса его не знаю, он мне сам звонил на мобильный, но номер его не определялся. Хитрый гад. Вот он мне и посоветовал это дельце провернуть и заплатил хорошо, когда все выгорело, а Анжелика, сука, все «подмела»! Так что если хотите найти Магнита, ищите сначала Циклопа.
— А откуда я могу знать, что ты всю эту историю на ходу сейчас не придумал? — спросила Татьяна. — Может быть, никакого Циклопа и не существует.
— Существует, — ответил Федор, — я думаю, что и Анжелика со Снежаной теперь где-то возле него кормятся. Наверняка это он их переманил к себе, заставив меня бросить. Я думал, это он, сука, меня выманивает из дома, хочет убить, поэтому и револьвер с собой взял. А это вы…
Повисла пауза. Похоже было, что Федор говорил правду. Бальган сказал, что слышал о билетном жучиле по кличке Циклоп, но лично с ним не знаком. Святогор в напряжении грыз ногти и поглядывал на лежащего на диване Федора.
— А что, Анжелика часто вот так работала, как вы говорите? — наконец решился поинтересоваться он.
— А ты думаешь, волосатик, что она каждый вечер из твоей квартирки в библиотеку философию изучать ездила на такси? — спросил Федор. — А по утрам на семинары по микродинамике? Дурачок ты наивный, она жирдяев обслуживала в паузах между тобой. Она же подстилка последняя!..
Святогор, не в силах слышать такого жестокого глумления над своими возвышенными чувствами к Анжелике, выскочил прочь. Бальган заторопился, сказал, что сам отвезет раненого в частную клинику. Как и предполагала Татьяна, из этой самой частной клиники, куда Бальган поместил Федора, он через три дня сбежал. Но это для Татьяны уже не имело значения, ей удалось самой выйти на Циклопа.
* * *
Краба, после того как он встретился с Татьяной, она подвезла к кинотеатру «Космос», где стоял его «БМВ». Они подъехали с тыльной стороны кинотеатра, на тот случай, если два олуха, посланные Веней, еще караулили его возле машины. Краб подошел к «БМВ» и заметил, что «Опеля» соглядатаев уже нет. Видимо, все-таки поняли они, что ему удалось от них улизнуть. То-то их сейчас Веня, наверное, распекает!И едва он подумал о Вене, как на его трубке замигал дисплей и зазвенел звонок. Это звонил Веня, голос у него был недовольным и даже злым. Новый начальник приказал Крабу приезжать немедленно, мол, проблемы есть кое-какие, их надо решать. Краб прыгнул в машину и поехал в офис. Он играл на грани фола. А вдруг «пиратам» каким-то образом удалось узнать, кто он есть на самом деле, и что он совсем не мичман Карабузов, и теперь Веня готовит над ним расправу — слишком уж сурово звучал его голос. Благоразумнее, конечно, было бы не ехать, но тогда вся работа, проделанная за несколько последних дней, пошла бы насмарку. Играя по-крупному, приходится по-крупному и рисковать.
Когда Краб вошел к своему начальнику в кабинет, тот выглядел удрученно, сидел за столом совершенно один и постукивал ручкой по поверхности стола. Краб сел напротив, стараясь быть спокойным, но он был готов к любому развитию событий.
— У нас еще одна «крыса» завелась, — сказал Веня, глядя прямо в глаза Крабу, — кто-то сдал Загорскому наши склады, офисы и пути наших «караванов».
Краб взгляда не отвел, не стал изображать ни удивления, ни смятения, ни вообще каких-либо чувств. Он был готов слушать и не позволял себе ни жестом, ни взглядом выдать подступающего к горлу ощущения опасности. Краб специально сел так, чтобы контролировать входную дверь и успеть выхватить пистолет, если вдруг в кабинет вбегут нерасторопные Венины бойцы.
— На кого думаешь? — поинтересовался Краб.
— Думаю, что это либо Львович нам пакостит, либо Гоша Граммофон, — ответил Веня, — за то, что я их наказал. Но я теперь, Петруччо, никому не верю, потому думаю, что это и Рома Валидол может быть, и Дима Шуруп. Ты, кстати, заметил, что он на Ди Каприо в старости похож? Я таким смазливым красавчикам никогда не доверял.
Краб молча кивнул и сказал:
— Тогда ты и меня в подозреваемые запиши тоже, раз ты Валидола и Шурупа к ним причислил. Шуруп и Валидол оба нормальные мужики, им соскакивать с рельсов вообще ни к чему.
— Я бы и тебя записал, — ответил Веня, — да ты недавно у нас появился, откуда тебе знать обо всех складах и о прочих мелочах? Нет, об этом знали только четверо, и кто-то из них слил всю информацию капитану Загорскому.
— Если меня ни в чем не подозреваешь, то зачем ко мне «хвост» приставил? — спросил Краб. — Кабана и какого-то худого парня, которого я раньше не видел. Не дали мне даже кино досмотреть.
Веня поморщился, как от зубной боли, когда Краб его больно «уколол», и ответил, что, мол, приставил он не «хвост», а тайную охрану на всякий случай. Краб поблагодарил Веню за такую «заботу» и попросил освободить его от такой охраны. Веня кивнул. По всему было видно, что ему неприятно было, что Краб его «хвост» разоблачил.
— Так что теперь будет? — спросил Краб. — Загорский пошлет на склады отряды УБОПа, и нашему бизнесу конец?
Веня ухмыльнулся нехорошей улыбкой и сказал, что если бы какой-то капитан Загорский мог что-то решать и предпринимать, то давно бы уже с контрафактными дисками и кассетами было покончено. Да только над Загорским есть еще люди, к которым капитан вынужден ходить на доклад. И вот к такому человеку как раз и попала информация, которая каким-то образом вытекла из их тесного круга. Этот человек спустил информацию в унитаз, не дал ей хода, а капитану Загорскому пришлось выписать бюллетень. Когда он шел с работы домой, у самого подъезда его подстрелили. Не насмерть, конечно, но для ума.
— Так что теперь капитан Загорский долго не сможет мешать нашей работе, — довольный собой, сказал Веня.
Нехорошее чувство охватило Краба. Выходило так, что это он сам, послав Загорскому документы, которые ему давал смотреть Львович, подставил капитана под пули. Правда, хорошо, что Загорского не убили, а только ранили. Но и это уже показывает, что «игра» начинает переходить грани дозволенного. И Краб подумал — кто же тот человек, к которому вынужден был пойти на доклад Загорский и который, как выразился Веня, смыл эту информацию в унитаз?
Кличку его Краб знал — Гомункул, — но неплохо было бы знать и «мирское» имя этого «оборотня в погонах». Краб мгновенно припомнил фамилию и звание непосредственного начальника Загорского, на которого он ссылался, когда они беседовали в его кабинете, — полковник Багров, кажется. Скорее всего, этот Багров и есть тот самый Гомункул. Но услышать бы об этом от самого Вени, да вряд ли он проболтается — каленый, как железо. Но все же Краб решил осторожно «забросить сети».
— С такой крышей, как у тебя, Веня, и горя не знать, — сказал Краб, — можно на легальную основу переходить с таким покровителем, как Гомункул. А подумай — если на место Загорского какого хваткого опера поставят, который и самого Гомункула разоблачит и за решетку упечет?
— Откуда про Гомункула знаешь? — поинтересовался Веня.
— Люди говорят, — расплывчато ответил Краб.
— Люди слишком много болтают, — нахмурился Веня, — а Гомункула, я тебе скажу, фиг посадишь, у него связи такие, что за него потянешь — и сразу вытащишь всех тех, кто с ним из одного корыта хлебает, — и депутатов, и губернаторов, и директоров заводов и фабрик всяких. Все они в одну цепочку завязаны, на них власть держится и с их подачи кормится. Кто позволит их тронуть? Как в народе говорится — ворон ворону глаз не выклюет. Капитаны Загорские будут меняться, а Гомункул как сидит в своем кресле, так и будет сидеть, пока его не застрелят, не дай бог, конечно. Нет у недругов другого способа убрать его со своего места, кроме физического устранения. Да и сил таких нет пока, чтобы этой касте противостоять. Поэтому, Петруччо, мы были, есть и будем есть. Так вот что я тебе предложу, Петруччо, давай-ка ты подумай о том, чтобы навсегда в Москву перебраться. На хрена тебе эта бригада морской пехоты, что она тебе дает при твоей подготовке? Ты в моей бригаде нужен, будешь кушать и пить сладко, ездить на хорошей тачке. Да, я думаю, ты и сам все это уже понял. Как мыслишь?
— Пока не знаю, — ответил Краб, — вроде неплохо тут у тебя, да все равно как-то кажется, что время «бригад» проходит. А вдруг все-таки Гомункула устранят физически, как ты говоришь, и полетят тогда и твоя, и моя головы?
— И кто мне это говорит, мичман морской пехоты, который присягу давал Родину защищать? — воскликнул Веня. — А представь — завтра приказ, и пошлют тебя вместе с твоей бригадой на никому не нужную войну куда-нибудь на очередной Кавказ? И подохнешь ты в окопе где-нибудь в горячей точке из-за амбиций политиков-идиотов. Какая разница тогда, скажи мне, как подыхать? Тут хоть поживешь в свое удовольствие.
Если бы сам Краб отвечал Вене, то он бы сказал, что одно — подохнуть за жадность свою и глупость, а другое — голову сложить за Родину, но, поскольку играл он роль мичмана Петра Карабузова, то махнул рукой и сказал:
— А ладно, уговорил ты меня, Веня! Завтра же телеграфирую в Североморск, что увольняюсь, буду на тебя работать!
Веня явно был доволен, что заполучил к себе в команду такого подготовленного и умного бойца. Он встал, прошелся по кабинету и сказал:
— Не хотелось тебя огорчать, Петруччо, но я кабана посылал в твою бригаду, чтобы удостовериться, что ты нам не врешь и тот, за кого себя выдаешь. И знаешь, он там у тебя в бригаде поспрашивал, ему сказали, что твоя жена гуляет направо и налево. Ты бы бросил ее, а, Петруччо? Мы тебе тут такую телку найдем, закачаешься!