Страница:
Вещий жырау говорил и с каждым словом все больше убеждался, что это напрасно и участь бедного раба решена.
Юный табунщик смотрел прямо в лицо своими немигающими глазами. По спине у жырау невольно пробежал холодок. "Какие все-таки у него глаза: как у змеи! - подумал он. Так же блестят и то же бесстрастие. Откуда это? Наверное, от вампира-деда, которого не называют иначе, как Аблай-Кровопийца. И конечно же не преминет он ужалить этого доброго человека, спасшего ему жизнь. Одна из мудростей чингизидов в том, чтобы не оставлять в живых свидетелей собственного позора или бесславия, а то и просто людей, много знающих о них. О боже, как спасти несчастного человека?.."
Его раздумья прервал хан Абулхаир. Он-то задал этот вопрос, который никому не давал покоя в степи:
- Как же случилось, мой жырау, что докатились мы до такой беды? Почему, словно сайгаки, побежали наши племена и роды перед джунгарами? Где наша былая сила?..
Нелегкий был этот вопрос, и жырау только угрюмо покачал головой. Но хан Абулхаир не отставал:
- Тебя называют хранителем нашего прошлого, жырау. Слава о твоей мудрости идет по всей степи. Скажи же, почему все это происходит? Неужели после Касым-хана не родилось в нашем народе ни одного человека, который мог бы предвидеть такую беду и заставил бы людей подготовиться к отпору врагу!..
- Почему же, были такие люди!.. - Бухар-жырау махнул рукой. - Но одно дело - желание, другое - умение управлять людьми в степи. Кочевники мы, и всякий, коль не по нраву ему что-нибудь садится на коня и едет на все четыре стороны. Сам Касым-хан не смог до конца справиться со своеволием родовых старшин. Разве не погиб от рук тех же ногайлинских биев, которых хотел сплотить в одно ханство? И туркестанские города, за которые воевал он всю жизнь, разве не переходили потом из рук в руки? Пока сам народ не поймет, что в единстве его спасение, никому не под силу справиться с этим делом!..
- Так ли это?!
Сам хан Абулхаир, не обращавший до сих пор внимания на хозяев юрты, с удивлением обернулся. Этот вопрос тихим, то твердым голосом задал юноша-табунщик. И тогда, чтобы отвлечь от него внимание, быстро заговорил жырау:
- Да, это так. И в доказательство, если позволит мой хан, я расскажу вам историю Хакназара, который пошел дорогой своего отца Касыма, но споткнулся и погиб в самом конце пути...
- Да, конечно, поведай нам про это, жырау! - сказал Абулхаир, отворачиваясь от странного юноши-табунщика, осмелившегося говорить на равных с благородными гостями.
- Тогда слушайте!
Бухар-жырау опустил руки на колено, смежил веки и замер, словно пытаясь увидеть что-то сквозь толщу лет. И когда он начал говорить, то сразу раздвинулись прокопченные стены бедной чабанской юрты, и все присутствующие тоже увидели живые, зримые образы минувшего...
- Что в этом бренном мире горше раскаяния? Смерти подобно, когда, упустив превосходящей силе противника, ты изведаешь горечь поражения. Невыносимо это чувство для сердца, - начал Бухар-жырау. - Но еще горше, еще невыносимей, когда, ослепленный сознанием собственного могущества, ты поддаешься презренному великодушию и возвращаешь свободу врагу. А враг этот, облагодетельствованный тобой, вонзает тебе в спину нож, и тогда ты плачешь не от боли, а от позора за недостойное мягкосердие!..
Ни шутки и прибаутки, ни звонкий молодой смех, которым наполнена была до краев огромная двенадцатикрылая юрта, не могли рассеять мрачные мысли хана Хакназара. Самые красивые девушки и самые лихие и веселые джигиты собрались у него. Это всегда помогало в таких случаях, словно пропитывая все вокруг вечной, быстро забывающей горе юностью. Но на этот раз рана оказались слишком глубокой.
Он хмуро молчал, лишь порою рассеянно смотрел на огромный кувшин выше человеческого роста, где на древнетюркском языке было написано:
Этот кувшин должен наполниться золотом.
Или чистым звонким серебром.
Или сладким густым вином.
Если не ими, то горькими человеческими слезами.
Хан оставался нем даже к милому щебетанию своей будущей свояченицы, всеми избалованной красавицы Акбалы, которая, нежно навалившись на его правое колено, нашептывала ему прямо в ухо безобидные колкости.
- О мой царствующий зять! - С малиновым смехом, она больно ущипнула его за бедро сквозь расшитые золотом бархатные штаны. - Хоть улыбнулись бы, великий хан, хоть пару слов подарили бы нам. А то собрали гостей и сидите подобно Кульмес-хану, который за всю жизнь ни разу не улыбнулся людям!
Шаловливая родственница, по всем степным законам, имеет на это право, но он должен ответить в том же духе, чтобы не испортить проходящие сейчас свадебные торжества. И он тоже легонько притянул к себе за талию свояченицу. Но в глазах его стояла ночь, а в груди словно были насыпаны красные жаркие угли. Мысли неумолимо возвращались к тому известию, которое привез гонец-шабарман. Времени, равного одной кобыльей дойке, еще не пришло с тех пор...
Снова где-то под ухом звонко засмеялась неугомонная Акбала, подергала его за рукав:
- Про вас говорили, что вы бесстрашнее тигра в бою, а испугались девушек Сарайчика Не бойтесь, мы не питаемся мрачными властителями!
И тут только хан Хакназар вспомнил, где сейчас находится и как должен себя вести... Да, он в Сарайчике!
***
На руинах Золотой Орды поднялись три ханства: Казанское, Крымское и Астраханское. А великий Сарай на Едиле, куда сходились торговые дороги, куда со всех сторон земли шли караваны с неслыханными богатствами и откуда полмира ждало ханского приказа, погиб. Вместо него теперь Сарайчик небольшой городок на берегу Жаика. Запущенными выглядят белокаменные караван-сараи, поблекли и потрескались голубые купола мечетей и дворцов, где обитают сейчас астраханские и ногайлинские бии и мурзы. В крепостях вокруг города осели стены, обвалились башни. И все же жизнь не замерла здесь. По-прежнему идут через город караваны, полнятся верующими мечети и блестят при солнце и луне золоченые полумесяцы. Чего же не хватает этому городу, чтобы вернуть себе былую мощь?..
Ногайлинские бии, в основном из главенствующего рода мангит, сделали после падения Золотой Орды Сарайчик своей столицей. Потом к Ногайлинскому ханству присоединились многочисленные казахские племена и роды, кочевавшие вдоль Едиля и Жаика, и Сарайчик стал центром большой разноплеменной страны. Передравшиеся между собой ногайлинские вожди вместе со своими подданными постепенно разошлись в разные стороны: одни в Казань, другие в Астрахань, некоторые в Синюю Орду, но многие остались и смешались с казахами в единую Белую Орду, а от некогда могущественного Ногайлинского ханства осталось лишь древнее название да этот город - Сарайчик. Так обстоит дело теперь, когда он хан казахской Белой Орды, Хакназар, прибыл сюда из своей восточной столицы Сыгнака с большим войском, имея тайную цель, которой ни с кем не делился...
Его отец, хан Касым, отобрал у потоков Абулхаира и Хромого Тимура древние казахские земли по нижнему течению Сейхундарьи, зеленые поймы Каратала, Сайрама, Таласа и Чу, прихватив попутно и часть киргизских, каракалпакских и ногайлинских владений, которые остались без сильных покровителей. И хоть сам хан Касым обычно сидел в неказистом Каратале, его конница могла в короткий срок пересечь казахскую степь в любом направлении и обрушиться на непокорных или тех, кто зарился на подвластные ему области. Подобно своему пращуру Чингисхану, он раздал подвластные земли своим сыновьям, близким родственникам и приближенным, не позволив никому до конца его дней нарушить ханскую волю. И все же погиб хан Касым в междоусобной борьбе, когда во главе большого войска прибыл сюда, в ногайлинские пределы, усмирять непокорных, которые захотели переметнуться из-под власти сурового хана к астраханскому владыке.
После этого в 1537 году узбекский хан Абдуллах и хан Моголистана Абдрашит объединились, вторглись в казахские земли и поделили их значительную часть между собой. Большинство казахов откочевало тогда на еще свободные земли Сары-Арки.
Но вечен народ, как и сказочный алмазный меч. И разве упрячешь его в котомку? Прошел всего лишь год нашествия, и в глубине Казахской степи, у подножья древней горы Улытау, оставшиеся племена и роды подняли на белой кошме тридцатилетнего Хакназара - младшего сына хана Касыма...
Да, так ничего и не смог сделать Абдуллах-хан. В собственном войске его назревало брожение, и опасно было посылать узбекских ополченцев в глубь степи на борьбу с родственным народом. Лишь часть Семиречья, заселенная киргизско-казахскими племенами, осталось под властью Абдуллах-хана, да и то до крепости Жадан. Оставшуюся часть взял себе в качестве платы за помощь моголистанский хан Абдрашит.
Не обошлось и без предательства, наглядно показавшего, что очень часто узкофеодальные интересы властителей становятся выше общегосударственных и народных. В то время, когда казахские роды и племена находились на грани уничтожения, Шагай-султан сын старшего сына Касым-хана Жадика, снюхался с завоевателями и, отделив от завещанного отцом ханства часть Туркестана, провозгласил себя самостоятельным правителем. Ясно было всем, что самостоятельность его была лишь видимой...
***
Да, немало лет прошло с тех пор, но как один большой и трудный день кажутся они сейчас хану Хакназару. И на триста лет хватило бы многим другим, укрытым горами или защищенным морями, государствам того, что случилось за эти три десятка лет с незащищенными никакими границами степным ханством. Как отец его и дед, как все другие степные властители до него, молодой хан сразу же настойчиво взялся за объединение разрозненных казахских родов и племен. Казалось, что после страшного разгрома все придется начинать с самого начала. Однако он радовался и тому, что вечные враги - китайские богдыханы, занятые междоусобицами, оставили на время казахский народ в покое. Но ничто в истории не проходит бесследно. Не прошла напрасно и та вековая работа по объединению народа, которую провели до него наиболее дальновидные деятели. Остались в памяти народной те песни, зовущие к объединению, которые пели великие народные певцы. Зерно уже было брошено. Хоть земля, куда оно упало, была жесткой и слежавшейся казахской целиной, доброе зерно проросло, как только пролились в степи новые дожди!..
Так или иначе, снова пришлось ему собирать под единое знамя казахские и родственные им киргизские и каракалпакские роды и племена. Жестокая борьба с самовластными степными биями и султанами, бесчисленные кровавые стычки и большие войны - все это пришлось пережить на пути к поставленной цели. Особенно больших жертв потребовала борьба за освобождение древних казахских городов по Сейхундарье, захваченных в свое время шейбанидскими ханами. После смерти грозного Мухаммеда-Шейбани его ханство было ослаблено внутренними раздорами и не решалось тревожить казахские земли, страшась стремительной конницы Касым-хана. Но к началу ханствования Хакназара золотой трон в Бухаре занял Абдуллах-султан - прямой потомок Абулхаира. Этот молодой барс был внешне похож на могущего прадеда и во всем старался подражать ему, в том числе и в набегах на степь. Заручившись поддержкой своего старшего брата Убайдуллы-султана, он стал совершить поход за походом, считая своими все земли, завоеванные некогда грозным Абулхаиром и Мухаммедом-Шейбани. Но бодливой корове Бог рог не дает: тяжелым грузом повисли у него на руках многочисленные двоюродные и троюродные братья, которые также хотели славы и власти. Распри, которые считались уже нормальным явлением, превратились в самую настоящую войну. Она стала еще острее, когда в нее вмещались казахские ханы и султаны. Это бывало всегда, когда возникла война в древних земледельческих оазисах, так случилось и на это раз...
Захвативший часть Туркестана и отделившийся от основного казахского ханства Шагай-султан поддерживал в этой борьбе Абулхаирова потомка Абдуллах-хана. Хакназар, снова объединяющий казахов, взял сторону его врага - Баба-султана, тоже из рода Абулхаира, но связанного близким родством также и с тимуридами. И чем ожесточеннее шла борьба между Баба-султаном и Абдуллахом, тем больше укреплялся в степи Хакназар.
Ядовитой занозой в теле возрождающегося государства сидел в своих отделившихся землях Шагай-султан. Это были наиболее развитые районы ханства, где производились столь необходимые кочевникам товары, осуществлялись торговля и культурные связи с южными соседями. Мешали полному объединению и непрерывные раздоры между присоединившимися к ханству киргизскими и каракалпакскими племенными вождями. И тогда, по примеру предыдущих ханов-объединителей, Хакназар ушел в глубь степи, к Улытау и Аргынаты. Роды и племена, населяющие эти места, а также долины рек Есиля, Иртыша, Тобола и Нуры, прибрежные земли Голубого моря - Балхаша, стали, как и в давние времена, костяком объединения. Однако у них явно не хватало сил для предстоящей длительной и тяжелой борьбы с потомками Абулхаира - шейбанидами, не говоря уже о никогда не прекращающейся джунгаро-китайской угрозе. Как только наступало ослабление степи, сразу же, по подсказке великоханьских советников, усиливали свои набеги на казахские аулы со стороны Джунгарии и Алтая ойротские контайчи. Где-то там, на северо-западе, за широким Едилем, возникали очертания великой русской державы, и хан Хакназар все чаще поворачивал голову в ту сторону. Когда правишь в открытой степи, нужно иметь тонкий нюх и предвидеть все на многие годы вперед. Кто знает, чего ждать с той стороны: нового врага или опору в битве со всеми барсами, волками и тиграми, которые рычат с трех сторон на обескровленное ханство?..
Вот тогда и решил двинуться к Едилю со всем своим войском хан Хакназар. Прежде чем вступить в решительную схватку с потомками Абулхаира шейбанидскими ханами - за города Сейхундарьи, следовало навести порядок здесь, а заодно выяснить, чего можно ожидать в ближайшее время от нового могучего соседа. Казанское и Астраханское ханства находятся между Русью и его ханством, но то, что новая грозная сила появилась на Едиле, можно было заметить по неожиданной мягкости и сговорчивости казанских и астраханских властителей, по нервозности крымских Гиреев...
Повод всегда найдется, были бы войска, которые можно привести с собой. А войск хан Хакназар взял тогда с собой не берега Жаика немало. Вся пойма реки в обе стороны от Сарайчика до самого горизонта дымилась кострами. Люди смотрели на скачущих всадников в полном боевом снаряжении и молчали. Что же великий хан Белой Орды в кои веки прибыл помолиться над прахом своего отца грозного Касым-хана. И не приличествует ему разъезжать по степи одному. Чем больше всадников с ним, тем большее уважение вызывает он у подданных и соседей. Таковы законы степи...
Но разве Бог не услышит шепот, как говорят в степи. Кочующие в пойме Жаика и Едиля роды и племена мангит, алшин, байулы, алимулы, жагалбайлы прекрасно понимали, что ханская набожность всегда связана с земными интересами. Вечерами в кочевьях гадали, что влечет за собой для их аулов прибытие хана. Наиболее недальновидные и горячие головы считали себя свободными от любого подчинения и думали прожить в таком неспокойном краю сами по себе, без чьей бы то ни было помощи и поддержки. Другие считали себя подданными астраханских ханов, которые, впрочем, сами числились в подданстве Белой Орды. Но в самом Астраханском ханстве после смерти Тимур-бея уже десять лет происходили смуты и волнения...
Свое веское слово произнес тогда знаменитый народный певец Шалкииз.
- Как бы по-разному ни думали все мы, ближе всего нам по духу и родству Белая Орда! - сказал мудрый жырау. - Встретим же как близкого родственника Хакназара и послушаем, что он скажет нам...
Хана и сопровождающих его людей поселили в главном дворце ногайлинских биев, быстро приведя его в порядок. Прямо на берегу Жаика, кроме того, были разбиты белые юрты, потому что не привыкли степные властители к каменным стенам и чувствовали себя лучше в привычной обстановке. Огромные табуны коней, тысячные отары овец пригнали для пропитания войска. И, как всегда, устроили состязания джигитов с последующими празднествами, где соревновались уже певцы и сказители. А пока все это отвлекало внимание, в тишине велись переговоры с местными биями и султанами...
Издревле в стране казахов подобные переговоры начинают мудрые бии. Где бы это ни происходило: в Сары-Арке, в Семиречье-Джетысу или в присырдаринских кочевьях, первым берет слово тобе-бий, то есть верховный бий. И сидит он в соответствии со своим положением на возвышенном месте. За ним начинают говорить толе-бий, то есть его помощники. То же самое происходило и здесь, на берегах Жаика, только главный бий назывался в этих краях бас-бием или казык-бием, а помощники его - урымтал-бием и ушымды-бием. В задачу урымтал-бия входило примечать слабости в позиции другой договаривающейся стороны и острым словом выделять их из общего строя переговоров. Стремительный ушымды-бий должен был немедленно подхватывать мысль напарника и развивать ее в выгодном направлении.
Так как престарелый Шалкииз-жырау к этому времени уже не участвовал в таких советах, его место занял главный столбовой бий Ногайлинского края - по имени Койсары-бий из рода алшин.
***
- Окунешься в пучину мыслей, и сразу сжимается сердце от душевных страданий, теряется сон и есть не хочется. Окунешься в море веселья, и сердце расправляется, спишь спокойно и ешь с радостью!.. - так начал этот непревзойденный мастер слова свою речь. - Вот уже много лет мы живем в дружбе и радости с вами, дорогой хан Хакназар. Дружны наши пастухи на джайляу, дружны наши караванщики в дальних странствиях. Вот почему мы не спрашиваем действительную причину твоего появления в наших краях с таким большим войском. Я не хочу начинать свою речь с вопросов дорогому гостю. К тому же мои старые уши уловили людскую молву, что пришел ты сюда с достойной целью помолиться на отцовской могиле и построить над ней мавзолей с куполами, как это приличествует высокому хану...
Все присутствующие бии из местных родов согласно закивали головами:
- Все правильно, наш высокий бий!..
- Хорошо сказал наш златоуст!..
- Да, если был тебе отцом великий Касым-хан, то мы чтили его и как покровителя страны Ногайлы. Посмотри, мы не дали потускнеть полумесяцу на его могиле! - Койсары-бий протянул руку в ту сторону, где покоились ханы и мудрецы ногайлинцев, тонко намекнув таким образом гостю, что ради украшения отцовской могилы не стоило бы приводить с собой такое большое войско. - К нашему несчастью, мы не смогли когда-то уберечь его. Но разве быстротечное время и ненасытная земля щадят кого-нибудь? Мало ли поглотила она великих людей, с тех пор, как стоит мир? Каков бы ни был длинен путь, впереди все равно смерть!..
Грустно завздыхали, закачали головами бии и аксакалы. А Койсары-бий, выждав положенное время, приступил к следующему колену своей речи.
- Не будем же говорить о прошлом, о всех неприятностях и тяжбах, которые случались между нами. Пора подумать о грядущем. Вся наша надежда на будущее. И мы думаем: именно для того, чтобы поговорить о будущем над старыми могилами, проделали такой длинный и тяжкий путь через всю степь наши братья. Благословим же их приход!..
И все знатные и уважаемые люди из местных родов и племен коснулись руками бород, зашептали божье благословение.
Потом слов взял тюбе-бий Белой Орды Аксопы-бий:
- Очень удачно начал ты свою речь, Койсары-бий, напомнив о минувших временах. Мы знаем, что некоторым недалеким людям показалось, что растаяло в тумане времен единое Казахское ханство, за которое проливали кровь наши и ваши предки. Но когда превращается в бурелом могучий бор, то разве не остаются от него черенки? И разве не зазеленеет он первыми дождями? Будет это, и на вершине самого могучего дуба, как и прежде, угнездится степной орел с сильными неутомимыми крыльями... А если иссякло море, то только слепец не видит того родника, который остался и шумит, предвещая в будущем могучие волны!.. Умирает аргамак, но остается тонконогий жеребенок, который растет и скачет все дальше и дальше в степь!..
Разве не по тем же законам живем мы, казахи?.. Почил вечным сном в этой земле орел Белой Орды Касым-хан, но оседлал его коня Хакназар-оглан. Родные мои казахи - с севера и юга, с востока и запада, все вы видели, как свирепый ураган ломал стойки юрты нашей Белой Орды, которую ставили Джаныбек, Керей и Касым-хан. Стены уже начали разверзаться, и черный вихрь подхватил белое войлочное покрытие, чтобы унести его в небо. И тогда, в самую трудную минуту, достойный сын Касым-хана взялся сильной рукой за остов, поставил твердую подпорку к накренившемуся вбок решетчатому куполу, и уцелел наш общий дом...
Немало лет прошло с тех пор. И не успели мы еще наложить заплаты на прорванные стены, как новые ветры зарождаются по границам степи. Много желающих поживиться обломками наших кочевий. А первый среди них - шейбанид Абдуллах-хан Бухарский, сумевший взять верх над другими владыками в своих землях и уже грозящий нашим кочевьям на востоке полным порабощением. С ним идут не только хищные потомки хана Абулхаира и многие тимуриды, но и наш брат Шагай-султан. Вы можете сказать, что наши дома и пастбища далеки от этого коварного и беспощадного врага. Но и Улытау также далек от нас. А кто из вас не понимает, аксакалы, что если на протяжении столетия не уничтожили здесь нас могущественные враги, то только потому, что в глубине степи всегда наготове была грозная конница Белой Орды. И они знали, наши здешние враги, что эта конница в ту же минуту двинется к нам на выручку, считая нас частью единого Казахского ханства!.. Я спрашиваю вас, бии и аксакалы, что станет завтра с нами, если падет там в Сары-Арке, наше общее знамя под ударами хищных шейбанидов?!
Наступило молчание. Бии и аксакалы ногайлинских кочевий думали. И вдруг раздался относительно молодой голос:
- Все хорошо ты сказал, мудрый Аксопы-бий. Но зачем для того, чтобы сказать нам это, они привели с собой такое большое войско?
Осуждающе качнулись головы у аксакалов. Все они прекрасно понимали, что от века в степи не имели силы самые мудрые слова и добрые пожелания, если не стояло за ними войско. И теперь кто-то из них проявил свою глупость, выразив сомнение в этом непреложном правиле.
- О нет, дорогой бий... - Тонкая улыбка появилась на губах у Аксопы-бия, когда тот повернулся к спросившему. - Если мы пришли сюда с войском, то это не для того, чтобы напугать вас, а лишь для того, чтобы обрадовать своих братьев нашей силой и могуществом!
И все головы одобрительно склонились, приветствуя такой мудрый и вежливый ответ.
- Мы безмерно рады вашему прибытию! - сказал Койсары-бий широко повел рукой, показывая тем самым, что местные роды и племена готовы восстановить тот союз, который существовал между ними и Белой Ордой в предшествующее столетие.
После него говорили бии, выступая по старшинству, за ними пришла очередь простых аксакалов и батыров. Три дня еще продолжались эти разговоры, ибо по-настоящему не обговоренное дело считалось необязательным. Лишь в конце произнес свою речь сам Хакназар.
- Хивинские и бухарские владыки хотят навсегда растоптать наше ханство, - сказал он, указывая на юг. - От наших колен происходят все они, ибо из нашей степи пришли туда Абулхаир и Хромой Тимур. Но такие дети всегда полны неблагодарности, и нечего ждать нам от них пощады. Другая жизнь у них и другие интересы. Нам же некуда уходить из своей степи!
***
Так была улажена старая распря, связанная со смертью Касым-хана, который погиб когда-то именно здесь от рук ногайлинских казахов. Десять тысяч всадников обязались выделить здешние кочевья для борьбы за присырдарьинские земли и города с Абдуллах-ханом. Принятое решение как бы подтверждало воссоединение этих земель с Казахским ханством. А в знак верности и незыблемости союза самый богатый и родовитый человек Карасай из рода жагалбайлы согласился выдать свою дочь за Хакназар-хана. Так повелось от предков...
От знатных башкирских родов были жагалбайлы, и девушки из этого рода всегда отличались неотразимой красотой. Но дочери Карасая - Акторгын и Акбала, казалось, затмили все слухи и легенды. Такие тонкие талии, такие ниспадавшие от пят толщиной в руку косы, такой жгучий румянец на щеках и огромные лучистые глаза были у обеих, что невольно вспоминались древние сказания о небесных девах, разивших могучих батыров одним своим видом...
Одну из них, старшую, черноокую Акторгын, ногайлинцы решили отдать за хана Белой Орды как выкуп за некогда убитого его отца.
Но почему же столь озабочен сейчас хан Белой Орды?.. Исполнилось то, ради чего двинулся он сюда со своим войском. Страна Ногайлы, населенная разнородными степными племенами, снова признала свое подданство Белой Орды и выставляет десять тысяч воинов для общего дела. И произошло это без обычного кровополития, а по доброму согласию. Во всяком случае, хан увидел, что наиболее дальновидные и мудрые люди здесь отлично понимают важность сохранения единого Казахского ханства для всех без исключения степных родов и племен.
Сегодня утром начались свадебные торжества. Как растревоженный улей выглядел Сарайчик. На невиданные цветы были похожи разодетые в шелка девушки и джигиты. Из всех караван-сараев и подворий неслись звуки труб и барабанов. А на свободных площадках уже происходили состязания борцов, неизменные конные игры с козлодранием, стрельбы из лука по мешочкам с золотом и серебром.
Юный табунщик смотрел прямо в лицо своими немигающими глазами. По спине у жырау невольно пробежал холодок. "Какие все-таки у него глаза: как у змеи! - подумал он. Так же блестят и то же бесстрастие. Откуда это? Наверное, от вампира-деда, которого не называют иначе, как Аблай-Кровопийца. И конечно же не преминет он ужалить этого доброго человека, спасшего ему жизнь. Одна из мудростей чингизидов в том, чтобы не оставлять в живых свидетелей собственного позора или бесславия, а то и просто людей, много знающих о них. О боже, как спасти несчастного человека?.."
Его раздумья прервал хан Абулхаир. Он-то задал этот вопрос, который никому не давал покоя в степи:
- Как же случилось, мой жырау, что докатились мы до такой беды? Почему, словно сайгаки, побежали наши племена и роды перед джунгарами? Где наша былая сила?..
Нелегкий был этот вопрос, и жырау только угрюмо покачал головой. Но хан Абулхаир не отставал:
- Тебя называют хранителем нашего прошлого, жырау. Слава о твоей мудрости идет по всей степи. Скажи же, почему все это происходит? Неужели после Касым-хана не родилось в нашем народе ни одного человека, который мог бы предвидеть такую беду и заставил бы людей подготовиться к отпору врагу!..
- Почему же, были такие люди!.. - Бухар-жырау махнул рукой. - Но одно дело - желание, другое - умение управлять людьми в степи. Кочевники мы, и всякий, коль не по нраву ему что-нибудь садится на коня и едет на все четыре стороны. Сам Касым-хан не смог до конца справиться со своеволием родовых старшин. Разве не погиб от рук тех же ногайлинских биев, которых хотел сплотить в одно ханство? И туркестанские города, за которые воевал он всю жизнь, разве не переходили потом из рук в руки? Пока сам народ не поймет, что в единстве его спасение, никому не под силу справиться с этим делом!..
- Так ли это?!
Сам хан Абулхаир, не обращавший до сих пор внимания на хозяев юрты, с удивлением обернулся. Этот вопрос тихим, то твердым голосом задал юноша-табунщик. И тогда, чтобы отвлечь от него внимание, быстро заговорил жырау:
- Да, это так. И в доказательство, если позволит мой хан, я расскажу вам историю Хакназара, который пошел дорогой своего отца Касыма, но споткнулся и погиб в самом конце пути...
- Да, конечно, поведай нам про это, жырау! - сказал Абулхаир, отворачиваясь от странного юноши-табунщика, осмелившегося говорить на равных с благородными гостями.
- Тогда слушайте!
Бухар-жырау опустил руки на колено, смежил веки и замер, словно пытаясь увидеть что-то сквозь толщу лет. И когда он начал говорить, то сразу раздвинулись прокопченные стены бедной чабанской юрты, и все присутствующие тоже увидели живые, зримые образы минувшего...
- Что в этом бренном мире горше раскаяния? Смерти подобно, когда, упустив превосходящей силе противника, ты изведаешь горечь поражения. Невыносимо это чувство для сердца, - начал Бухар-жырау. - Но еще горше, еще невыносимей, когда, ослепленный сознанием собственного могущества, ты поддаешься презренному великодушию и возвращаешь свободу врагу. А враг этот, облагодетельствованный тобой, вонзает тебе в спину нож, и тогда ты плачешь не от боли, а от позора за недостойное мягкосердие!..
Ни шутки и прибаутки, ни звонкий молодой смех, которым наполнена была до краев огромная двенадцатикрылая юрта, не могли рассеять мрачные мысли хана Хакназара. Самые красивые девушки и самые лихие и веселые джигиты собрались у него. Это всегда помогало в таких случаях, словно пропитывая все вокруг вечной, быстро забывающей горе юностью. Но на этот раз рана оказались слишком глубокой.
Он хмуро молчал, лишь порою рассеянно смотрел на огромный кувшин выше человеческого роста, где на древнетюркском языке было написано:
Этот кувшин должен наполниться золотом.
Или чистым звонким серебром.
Или сладким густым вином.
Если не ими, то горькими человеческими слезами.
Хан оставался нем даже к милому щебетанию своей будущей свояченицы, всеми избалованной красавицы Акбалы, которая, нежно навалившись на его правое колено, нашептывала ему прямо в ухо безобидные колкости.
- О мой царствующий зять! - С малиновым смехом, она больно ущипнула его за бедро сквозь расшитые золотом бархатные штаны. - Хоть улыбнулись бы, великий хан, хоть пару слов подарили бы нам. А то собрали гостей и сидите подобно Кульмес-хану, который за всю жизнь ни разу не улыбнулся людям!
Шаловливая родственница, по всем степным законам, имеет на это право, но он должен ответить в том же духе, чтобы не испортить проходящие сейчас свадебные торжества. И он тоже легонько притянул к себе за талию свояченицу. Но в глазах его стояла ночь, а в груди словно были насыпаны красные жаркие угли. Мысли неумолимо возвращались к тому известию, которое привез гонец-шабарман. Времени, равного одной кобыльей дойке, еще не пришло с тех пор...
Снова где-то под ухом звонко засмеялась неугомонная Акбала, подергала его за рукав:
- Про вас говорили, что вы бесстрашнее тигра в бою, а испугались девушек Сарайчика Не бойтесь, мы не питаемся мрачными властителями!
И тут только хан Хакназар вспомнил, где сейчас находится и как должен себя вести... Да, он в Сарайчике!
***
На руинах Золотой Орды поднялись три ханства: Казанское, Крымское и Астраханское. А великий Сарай на Едиле, куда сходились торговые дороги, куда со всех сторон земли шли караваны с неслыханными богатствами и откуда полмира ждало ханского приказа, погиб. Вместо него теперь Сарайчик небольшой городок на берегу Жаика. Запущенными выглядят белокаменные караван-сараи, поблекли и потрескались голубые купола мечетей и дворцов, где обитают сейчас астраханские и ногайлинские бии и мурзы. В крепостях вокруг города осели стены, обвалились башни. И все же жизнь не замерла здесь. По-прежнему идут через город караваны, полнятся верующими мечети и блестят при солнце и луне золоченые полумесяцы. Чего же не хватает этому городу, чтобы вернуть себе былую мощь?..
Ногайлинские бии, в основном из главенствующего рода мангит, сделали после падения Золотой Орды Сарайчик своей столицей. Потом к Ногайлинскому ханству присоединились многочисленные казахские племена и роды, кочевавшие вдоль Едиля и Жаика, и Сарайчик стал центром большой разноплеменной страны. Передравшиеся между собой ногайлинские вожди вместе со своими подданными постепенно разошлись в разные стороны: одни в Казань, другие в Астрахань, некоторые в Синюю Орду, но многие остались и смешались с казахами в единую Белую Орду, а от некогда могущественного Ногайлинского ханства осталось лишь древнее название да этот город - Сарайчик. Так обстоит дело теперь, когда он хан казахской Белой Орды, Хакназар, прибыл сюда из своей восточной столицы Сыгнака с большим войском, имея тайную цель, которой ни с кем не делился...
Его отец, хан Касым, отобрал у потоков Абулхаира и Хромого Тимура древние казахские земли по нижнему течению Сейхундарьи, зеленые поймы Каратала, Сайрама, Таласа и Чу, прихватив попутно и часть киргизских, каракалпакских и ногайлинских владений, которые остались без сильных покровителей. И хоть сам хан Касым обычно сидел в неказистом Каратале, его конница могла в короткий срок пересечь казахскую степь в любом направлении и обрушиться на непокорных или тех, кто зарился на подвластные ему области. Подобно своему пращуру Чингисхану, он раздал подвластные земли своим сыновьям, близким родственникам и приближенным, не позволив никому до конца его дней нарушить ханскую волю. И все же погиб хан Касым в междоусобной борьбе, когда во главе большого войска прибыл сюда, в ногайлинские пределы, усмирять непокорных, которые захотели переметнуться из-под власти сурового хана к астраханскому владыке.
После этого в 1537 году узбекский хан Абдуллах и хан Моголистана Абдрашит объединились, вторглись в казахские земли и поделили их значительную часть между собой. Большинство казахов откочевало тогда на еще свободные земли Сары-Арки.
Но вечен народ, как и сказочный алмазный меч. И разве упрячешь его в котомку? Прошел всего лишь год нашествия, и в глубине Казахской степи, у подножья древней горы Улытау, оставшиеся племена и роды подняли на белой кошме тридцатилетнего Хакназара - младшего сына хана Касыма...
Да, так ничего и не смог сделать Абдуллах-хан. В собственном войске его назревало брожение, и опасно было посылать узбекских ополченцев в глубь степи на борьбу с родственным народом. Лишь часть Семиречья, заселенная киргизско-казахскими племенами, осталось под властью Абдуллах-хана, да и то до крепости Жадан. Оставшуюся часть взял себе в качестве платы за помощь моголистанский хан Абдрашит.
Не обошлось и без предательства, наглядно показавшего, что очень часто узкофеодальные интересы властителей становятся выше общегосударственных и народных. В то время, когда казахские роды и племена находились на грани уничтожения, Шагай-султан сын старшего сына Касым-хана Жадика, снюхался с завоевателями и, отделив от завещанного отцом ханства часть Туркестана, провозгласил себя самостоятельным правителем. Ясно было всем, что самостоятельность его была лишь видимой...
***
Да, немало лет прошло с тех пор, но как один большой и трудный день кажутся они сейчас хану Хакназару. И на триста лет хватило бы многим другим, укрытым горами или защищенным морями, государствам того, что случилось за эти три десятка лет с незащищенными никакими границами степным ханством. Как отец его и дед, как все другие степные властители до него, молодой хан сразу же настойчиво взялся за объединение разрозненных казахских родов и племен. Казалось, что после страшного разгрома все придется начинать с самого начала. Однако он радовался и тому, что вечные враги - китайские богдыханы, занятые междоусобицами, оставили на время казахский народ в покое. Но ничто в истории не проходит бесследно. Не прошла напрасно и та вековая работа по объединению народа, которую провели до него наиболее дальновидные деятели. Остались в памяти народной те песни, зовущие к объединению, которые пели великие народные певцы. Зерно уже было брошено. Хоть земля, куда оно упало, была жесткой и слежавшейся казахской целиной, доброе зерно проросло, как только пролились в степи новые дожди!..
Так или иначе, снова пришлось ему собирать под единое знамя казахские и родственные им киргизские и каракалпакские роды и племена. Жестокая борьба с самовластными степными биями и султанами, бесчисленные кровавые стычки и большие войны - все это пришлось пережить на пути к поставленной цели. Особенно больших жертв потребовала борьба за освобождение древних казахских городов по Сейхундарье, захваченных в свое время шейбанидскими ханами. После смерти грозного Мухаммеда-Шейбани его ханство было ослаблено внутренними раздорами и не решалось тревожить казахские земли, страшась стремительной конницы Касым-хана. Но к началу ханствования Хакназара золотой трон в Бухаре занял Абдуллах-султан - прямой потомок Абулхаира. Этот молодой барс был внешне похож на могущего прадеда и во всем старался подражать ему, в том числе и в набегах на степь. Заручившись поддержкой своего старшего брата Убайдуллы-султана, он стал совершить поход за походом, считая своими все земли, завоеванные некогда грозным Абулхаиром и Мухаммедом-Шейбани. Но бодливой корове Бог рог не дает: тяжелым грузом повисли у него на руках многочисленные двоюродные и троюродные братья, которые также хотели славы и власти. Распри, которые считались уже нормальным явлением, превратились в самую настоящую войну. Она стала еще острее, когда в нее вмещались казахские ханы и султаны. Это бывало всегда, когда возникла война в древних земледельческих оазисах, так случилось и на это раз...
Захвативший часть Туркестана и отделившийся от основного казахского ханства Шагай-султан поддерживал в этой борьбе Абулхаирова потомка Абдуллах-хана. Хакназар, снова объединяющий казахов, взял сторону его врага - Баба-султана, тоже из рода Абулхаира, но связанного близким родством также и с тимуридами. И чем ожесточеннее шла борьба между Баба-султаном и Абдуллахом, тем больше укреплялся в степи Хакназар.
Ядовитой занозой в теле возрождающегося государства сидел в своих отделившихся землях Шагай-султан. Это были наиболее развитые районы ханства, где производились столь необходимые кочевникам товары, осуществлялись торговля и культурные связи с южными соседями. Мешали полному объединению и непрерывные раздоры между присоединившимися к ханству киргизскими и каракалпакскими племенными вождями. И тогда, по примеру предыдущих ханов-объединителей, Хакназар ушел в глубь степи, к Улытау и Аргынаты. Роды и племена, населяющие эти места, а также долины рек Есиля, Иртыша, Тобола и Нуры, прибрежные земли Голубого моря - Балхаша, стали, как и в давние времена, костяком объединения. Однако у них явно не хватало сил для предстоящей длительной и тяжелой борьбы с потомками Абулхаира - шейбанидами, не говоря уже о никогда не прекращающейся джунгаро-китайской угрозе. Как только наступало ослабление степи, сразу же, по подсказке великоханьских советников, усиливали свои набеги на казахские аулы со стороны Джунгарии и Алтая ойротские контайчи. Где-то там, на северо-западе, за широким Едилем, возникали очертания великой русской державы, и хан Хакназар все чаще поворачивал голову в ту сторону. Когда правишь в открытой степи, нужно иметь тонкий нюх и предвидеть все на многие годы вперед. Кто знает, чего ждать с той стороны: нового врага или опору в битве со всеми барсами, волками и тиграми, которые рычат с трех сторон на обескровленное ханство?..
Вот тогда и решил двинуться к Едилю со всем своим войском хан Хакназар. Прежде чем вступить в решительную схватку с потомками Абулхаира шейбанидскими ханами - за города Сейхундарьи, следовало навести порядок здесь, а заодно выяснить, чего можно ожидать в ближайшее время от нового могучего соседа. Казанское и Астраханское ханства находятся между Русью и его ханством, но то, что новая грозная сила появилась на Едиле, можно было заметить по неожиданной мягкости и сговорчивости казанских и астраханских властителей, по нервозности крымских Гиреев...
Повод всегда найдется, были бы войска, которые можно привести с собой. А войск хан Хакназар взял тогда с собой не берега Жаика немало. Вся пойма реки в обе стороны от Сарайчика до самого горизонта дымилась кострами. Люди смотрели на скачущих всадников в полном боевом снаряжении и молчали. Что же великий хан Белой Орды в кои веки прибыл помолиться над прахом своего отца грозного Касым-хана. И не приличествует ему разъезжать по степи одному. Чем больше всадников с ним, тем большее уважение вызывает он у подданных и соседей. Таковы законы степи...
Но разве Бог не услышит шепот, как говорят в степи. Кочующие в пойме Жаика и Едиля роды и племена мангит, алшин, байулы, алимулы, жагалбайлы прекрасно понимали, что ханская набожность всегда связана с земными интересами. Вечерами в кочевьях гадали, что влечет за собой для их аулов прибытие хана. Наиболее недальновидные и горячие головы считали себя свободными от любого подчинения и думали прожить в таком неспокойном краю сами по себе, без чьей бы то ни было помощи и поддержки. Другие считали себя подданными астраханских ханов, которые, впрочем, сами числились в подданстве Белой Орды. Но в самом Астраханском ханстве после смерти Тимур-бея уже десять лет происходили смуты и волнения...
Свое веское слово произнес тогда знаменитый народный певец Шалкииз.
- Как бы по-разному ни думали все мы, ближе всего нам по духу и родству Белая Орда! - сказал мудрый жырау. - Встретим же как близкого родственника Хакназара и послушаем, что он скажет нам...
Хана и сопровождающих его людей поселили в главном дворце ногайлинских биев, быстро приведя его в порядок. Прямо на берегу Жаика, кроме того, были разбиты белые юрты, потому что не привыкли степные властители к каменным стенам и чувствовали себя лучше в привычной обстановке. Огромные табуны коней, тысячные отары овец пригнали для пропитания войска. И, как всегда, устроили состязания джигитов с последующими празднествами, где соревновались уже певцы и сказители. А пока все это отвлекало внимание, в тишине велись переговоры с местными биями и султанами...
Издревле в стране казахов подобные переговоры начинают мудрые бии. Где бы это ни происходило: в Сары-Арке, в Семиречье-Джетысу или в присырдаринских кочевьях, первым берет слово тобе-бий, то есть верховный бий. И сидит он в соответствии со своим положением на возвышенном месте. За ним начинают говорить толе-бий, то есть его помощники. То же самое происходило и здесь, на берегах Жаика, только главный бий назывался в этих краях бас-бием или казык-бием, а помощники его - урымтал-бием и ушымды-бием. В задачу урымтал-бия входило примечать слабости в позиции другой договаривающейся стороны и острым словом выделять их из общего строя переговоров. Стремительный ушымды-бий должен был немедленно подхватывать мысль напарника и развивать ее в выгодном направлении.
Так как престарелый Шалкииз-жырау к этому времени уже не участвовал в таких советах, его место занял главный столбовой бий Ногайлинского края - по имени Койсары-бий из рода алшин.
***
- Окунешься в пучину мыслей, и сразу сжимается сердце от душевных страданий, теряется сон и есть не хочется. Окунешься в море веселья, и сердце расправляется, спишь спокойно и ешь с радостью!.. - так начал этот непревзойденный мастер слова свою речь. - Вот уже много лет мы живем в дружбе и радости с вами, дорогой хан Хакназар. Дружны наши пастухи на джайляу, дружны наши караванщики в дальних странствиях. Вот почему мы не спрашиваем действительную причину твоего появления в наших краях с таким большим войском. Я не хочу начинать свою речь с вопросов дорогому гостю. К тому же мои старые уши уловили людскую молву, что пришел ты сюда с достойной целью помолиться на отцовской могиле и построить над ней мавзолей с куполами, как это приличествует высокому хану...
Все присутствующие бии из местных родов согласно закивали головами:
- Все правильно, наш высокий бий!..
- Хорошо сказал наш златоуст!..
- Да, если был тебе отцом великий Касым-хан, то мы чтили его и как покровителя страны Ногайлы. Посмотри, мы не дали потускнеть полумесяцу на его могиле! - Койсары-бий протянул руку в ту сторону, где покоились ханы и мудрецы ногайлинцев, тонко намекнув таким образом гостю, что ради украшения отцовской могилы не стоило бы приводить с собой такое большое войско. - К нашему несчастью, мы не смогли когда-то уберечь его. Но разве быстротечное время и ненасытная земля щадят кого-нибудь? Мало ли поглотила она великих людей, с тех пор, как стоит мир? Каков бы ни был длинен путь, впереди все равно смерть!..
Грустно завздыхали, закачали головами бии и аксакалы. А Койсары-бий, выждав положенное время, приступил к следующему колену своей речи.
- Не будем же говорить о прошлом, о всех неприятностях и тяжбах, которые случались между нами. Пора подумать о грядущем. Вся наша надежда на будущее. И мы думаем: именно для того, чтобы поговорить о будущем над старыми могилами, проделали такой длинный и тяжкий путь через всю степь наши братья. Благословим же их приход!..
И все знатные и уважаемые люди из местных родов и племен коснулись руками бород, зашептали божье благословение.
Потом слов взял тюбе-бий Белой Орды Аксопы-бий:
- Очень удачно начал ты свою речь, Койсары-бий, напомнив о минувших временах. Мы знаем, что некоторым недалеким людям показалось, что растаяло в тумане времен единое Казахское ханство, за которое проливали кровь наши и ваши предки. Но когда превращается в бурелом могучий бор, то разве не остаются от него черенки? И разве не зазеленеет он первыми дождями? Будет это, и на вершине самого могучего дуба, как и прежде, угнездится степной орел с сильными неутомимыми крыльями... А если иссякло море, то только слепец не видит того родника, который остался и шумит, предвещая в будущем могучие волны!.. Умирает аргамак, но остается тонконогий жеребенок, который растет и скачет все дальше и дальше в степь!..
Разве не по тем же законам живем мы, казахи?.. Почил вечным сном в этой земле орел Белой Орды Касым-хан, но оседлал его коня Хакназар-оглан. Родные мои казахи - с севера и юга, с востока и запада, все вы видели, как свирепый ураган ломал стойки юрты нашей Белой Орды, которую ставили Джаныбек, Керей и Касым-хан. Стены уже начали разверзаться, и черный вихрь подхватил белое войлочное покрытие, чтобы унести его в небо. И тогда, в самую трудную минуту, достойный сын Касым-хана взялся сильной рукой за остов, поставил твердую подпорку к накренившемуся вбок решетчатому куполу, и уцелел наш общий дом...
Немало лет прошло с тех пор. И не успели мы еще наложить заплаты на прорванные стены, как новые ветры зарождаются по границам степи. Много желающих поживиться обломками наших кочевий. А первый среди них - шейбанид Абдуллах-хан Бухарский, сумевший взять верх над другими владыками в своих землях и уже грозящий нашим кочевьям на востоке полным порабощением. С ним идут не только хищные потомки хана Абулхаира и многие тимуриды, но и наш брат Шагай-султан. Вы можете сказать, что наши дома и пастбища далеки от этого коварного и беспощадного врага. Но и Улытау также далек от нас. А кто из вас не понимает, аксакалы, что если на протяжении столетия не уничтожили здесь нас могущественные враги, то только потому, что в глубине степи всегда наготове была грозная конница Белой Орды. И они знали, наши здешние враги, что эта конница в ту же минуту двинется к нам на выручку, считая нас частью единого Казахского ханства!.. Я спрашиваю вас, бии и аксакалы, что станет завтра с нами, если падет там в Сары-Арке, наше общее знамя под ударами хищных шейбанидов?!
Наступило молчание. Бии и аксакалы ногайлинских кочевий думали. И вдруг раздался относительно молодой голос:
- Все хорошо ты сказал, мудрый Аксопы-бий. Но зачем для того, чтобы сказать нам это, они привели с собой такое большое войско?
Осуждающе качнулись головы у аксакалов. Все они прекрасно понимали, что от века в степи не имели силы самые мудрые слова и добрые пожелания, если не стояло за ними войско. И теперь кто-то из них проявил свою глупость, выразив сомнение в этом непреложном правиле.
- О нет, дорогой бий... - Тонкая улыбка появилась на губах у Аксопы-бия, когда тот повернулся к спросившему. - Если мы пришли сюда с войском, то это не для того, чтобы напугать вас, а лишь для того, чтобы обрадовать своих братьев нашей силой и могуществом!
И все головы одобрительно склонились, приветствуя такой мудрый и вежливый ответ.
- Мы безмерно рады вашему прибытию! - сказал Койсары-бий широко повел рукой, показывая тем самым, что местные роды и племена готовы восстановить тот союз, который существовал между ними и Белой Ордой в предшествующее столетие.
После него говорили бии, выступая по старшинству, за ними пришла очередь простых аксакалов и батыров. Три дня еще продолжались эти разговоры, ибо по-настоящему не обговоренное дело считалось необязательным. Лишь в конце произнес свою речь сам Хакназар.
- Хивинские и бухарские владыки хотят навсегда растоптать наше ханство, - сказал он, указывая на юг. - От наших колен происходят все они, ибо из нашей степи пришли туда Абулхаир и Хромой Тимур. Но такие дети всегда полны неблагодарности, и нечего ждать нам от них пощады. Другая жизнь у них и другие интересы. Нам же некуда уходить из своей степи!
***
Так была улажена старая распря, связанная со смертью Касым-хана, который погиб когда-то именно здесь от рук ногайлинских казахов. Десять тысяч всадников обязались выделить здешние кочевья для борьбы за присырдарьинские земли и города с Абдуллах-ханом. Принятое решение как бы подтверждало воссоединение этих земель с Казахским ханством. А в знак верности и незыблемости союза самый богатый и родовитый человек Карасай из рода жагалбайлы согласился выдать свою дочь за Хакназар-хана. Так повелось от предков...
От знатных башкирских родов были жагалбайлы, и девушки из этого рода всегда отличались неотразимой красотой. Но дочери Карасая - Акторгын и Акбала, казалось, затмили все слухи и легенды. Такие тонкие талии, такие ниспадавшие от пят толщиной в руку косы, такой жгучий румянец на щеках и огромные лучистые глаза были у обеих, что невольно вспоминались древние сказания о небесных девах, разивших могучих батыров одним своим видом...
Одну из них, старшую, черноокую Акторгын, ногайлинцы решили отдать за хана Белой Орды как выкуп за некогда убитого его отца.
Но почему же столь озабочен сейчас хан Белой Орды?.. Исполнилось то, ради чего двинулся он сюда со своим войском. Страна Ногайлы, населенная разнородными степными племенами, снова признала свое подданство Белой Орды и выставляет десять тысяч воинов для общего дела. И произошло это без обычного кровополития, а по доброму согласию. Во всяком случае, хан увидел, что наиболее дальновидные и мудрые люди здесь отлично понимают важность сохранения единого Казахского ханства для всех без исключения степных родов и племен.
Сегодня утром начались свадебные торжества. Как растревоженный улей выглядел Сарайчик. На невиданные цветы были похожи разодетые в шелка девушки и джигиты. Из всех караван-сараев и подворий неслись звуки труб и барабанов. А на свободных площадках уже происходили состязания борцов, неизменные конные игры с козлодранием, стрельбы из лука по мешочкам с золотом и серебром.