Страница:
И неотступно за мною, голодной, жалкой,
Мчится по взморью, песок топча.
Воском скрепленная, песню поет свирель,
Хочется сном забыться.
Горе мне, горе! В какие дали
Дальний мой путь ведет?
Крона дитя, в чем ты меня мог уличить,
Кару за что такую,
Горькой, послал? Словно слепень,
Страх и безумье жалят.
Огнем сожги меня, землей засыпь меня,
Плоть мою гадам морским скорми!
Слезной молитве, прошу,
Внемли, владыка!
Вдоволь скиталица наскиталась.
Ведать не ведаю, где конец
Этой муке великой.
Слышишь ли ты волнорогой девушки речь?
Как не услышать дочери Инаховой,
Слепнем гонимой, той, что сердце Зевса жжет
Любовью и в скитаньях нескончаемых
По воле Геры гневной коротает век?
Кто тебе имя отца моего открыл?
Кто ты, ответь мне, сжалься.
Кто тебе, бедный, о бедах Ио
Верную весть принес?
Назван тобой посланный мне богом недуг:
С места на место гонит,
Мучит меня жало мое.
Вскачь я сюда бежала.
Голод глодал меня, Гера гнала меня,
Мстительной злобой дыша, гнала.
Кто тот несчастный, чья боль
С этой сравнится?
Ясно скажи мне, какие муки
Ждут меня. Как побороть недуг,
Если знаешь, поведай.
Девушке бедной ответ, умоляю, дай.
Все, что узнать ты хочешь, расскажу тебе,
На все отвечу без загадок, попросту,
Как принято с друзьями разговаривать.
Я Прометей, который людям дал огонь.
На благо ты явился человечеству,
За что же, бедный Прометей, страдаешь так?
Я лишь недавно выплакал печаль свою.
Мне, значит, не окажешь этой милости?
О чем узнать ты хочешь? Все скажу тебе.
Кто к этому утесу приковал тебя?
Рука -- Гефеста, а решенье -- Зевсово.
А за какие платишься провинности?
Довольно! Хватит и того, что сказано.
Еще открой несчастной, чем окончатся
Ее скитанья и какой им срок сужден.
Не знать об этом лучше бы тебе, чем знать.
Нет, не скрывай мучений, предстоящих мне.
Не откажу тебе я в этой милости.
Так почему же медлишь все, как есть, сказать?
Сказать не жаль мне. Только огорчить боюсь.
Не будь ты так заботлив. Это лишнее.
Твое желанье выполняю. Слушай же.
Постой, мое желанье тоже выполни:
Сначала мы узнаем, в чем недуг ее.
Пускай сперва расскажет о беде своей,
А о дальнейших муках скажешь после ты.
Их просьбу, Ио, отвергать не следует.
Они же сестры твоего отца. Где плач
О жребии несчастном слезы горькие
И состраданье слушателей вызовет,
Там и помешкать можно, там и слов не жаль.
Не в силах вашей просьбе я противиться.
Из речи ясной все, что вы хотите знать,
Узнаете сейчас вы, хоть рассказывать
О том стыжусь я, как меня, несчастную,
Застигла буря божьего неистовства
И как она сгубила красоту мою.
Из ночи в ночь в мои покои девичьи
Сны приходили, и виденья вкрадчиво
Шептали мне: "О девушка счастливая,
Зачем хранишь ты девственность? Высокого
Сподобишься ты брака. Воспылал к тебе
Сам Зевс желаньем и Киприды сладкий труд
Делить с тобою хочет. Ложа Зевсова,
Дитя, не отвергай ты, а на сочный луг
Лернейский выйди, к стойлам и стадам отца,
Чтоб пламя страсти в Зевсовых очах унять".
Такими снами я томилась, горькая,
Все ночи напролет, и вот осмелилась
Отцу об этих призраках ночных сказать.
Тогда в Додону и Пифо гонцов своих
Стал посылать отец мой: он узнать хотел,
Как делом или словом угодить богам.
Гонцы, однако, приносили темные
Ответы, и неясен был вещаний смысл.
Но наконец понятного пророчества
Инах дождался, твердый получил приказ
Прогнать меня, чтоб, отчий дом и родину
Покинув, я скиталась на краю земли.
А не прогонит -- огнеглазой молнией
Ударит Зевс, и сгинет весь Инахов род.
И вот, поверив прорицанью Локсия,
Отец, несчастный сам, меня, несчастную,
Прогнал с порога дома. Покорился он
Узде, в которой держит нас всесильный Зевс.
И тотчас облик мой, как и душа моя,
Преобразился, -- видите рога? -- слепень
Меня ужалил, и прыжками буйными
Я побежала к чистым водам Керхнии,
К кринице Лерны. А за мной, бесчисленных
Глаз не сводя с моих следов, неистовый
Пастух, землей рожденный, по пятам гнался.
Его внезапно жребий неожиданный
Из жизни вырвал. А меня из края в край
Слепень безумья гонит. Это божий бич.
Теперь ты все услышал. Если что-нибудь
О предстоящем знаешь, не щади меня,
Скажи всю правду. Ничего постыднее
Неискренних, нечестных слов на свете нет.
О, погоди, помолчи!
Сниться не снилось мне, что таким
Странным рассказом смутят мой слух,
Невыносимо, невыразимо
Сердце мне, словно мечом, ледяным, двуострым,
Горечью, жалостью, ужасом, болью пронзят.
Доля ты, доля, горе ты, горе!
С дрожью на муки Ио гляжу.
Пугаешься и стонешь преждевременно:
Сначала остальное ты узнать должна.
Так говори же. Облегченье страждущим
Всю боль, что суждена им, наперед узнать.
Легко мне было просьбу вашу прежнюю
Исполнить. Вы хотели от нее самой
Сперва услышать повесть об ее беде.
Теперь о том, что волей Геры вытерпеть
Отроковице этой предстоит, скажу.
А ты, Инаха семя, ты слова мои
Впивай душою, чтоб конец пути узнать.
Отсюда ты сначала, на восток свернув,
Ступай вперед по землям нераспаханным
К кочевьям скифов, что в плетеных коробах,
Высоких, на колесах, с дальнострельными
Не расставаясь луками, привыкли жить.
Не подходи к ним, а скалистым берегом,
Где волны гулко стонут, дальше путь держи.
Там слева кузнецы, с железом дружные,
Живут, халибы. Этих опасайся ты:
Народ суровый, круты с чужеземцами.
К реке Дикарке выйдя, -- та и впрямь дика, --
Вброд не пускайся: брода не найти тебе,
Покуда до Кавказа, всем горам горы,
Не доберешься, где поток неистовый
С вершин летит. По кручам, что у самых звезд,
Пройдя, тебе дорогой прямо на полдень
Спуститься надо. К амазонкам, воинству,
Враждебному мужчинам, ты придешь (они
Близ Термодонта, в Темискире, некогда
Осядут, где коса у Салмидесса путь
Судам закрыла, мореходам мачеха).
Дорогу там покажут, не чинясь, тебе.
Ты выйдешь к перешейку Киммерийскому,
К воротам узким моря, безбоязненно
Пересечешь теснину Меотийских вод,
И вечно среди смертных славной памятью
Об этой переправе будет имя жить --
"Боспор" -- "Коровий брод". На материк придешь
Азийский из Европы. Не находите ль,
Что царь богов во всех своих деяниях
Равно жесток? Желая с этой смертною
Совокупиться, бог в такое странствие
Погнал ее. Любовник грозный, девушка,
Тебе достался. Все, что ты услышала,
Еще и не начало даже мук твоих.
Горе мне, горе мне!
Опять кричишь и стонешь. Что же сделаешь,
Когда узнаешь меру и дальнейших бед?
Ты, значит, ей предскажешь беды новые?
Бушующее море неизбывных мук.
На что мне жизнь? Зачем же я не бросилась
Без долгих сборов с этой вот скалы крутой,
Чтоб, рухнув наземь, навсегда избавиться
От всех печалей? Смерть принять единожды
Милей, чем каждый день в сплошном страданье жить.
Мои мученья ты едва ли б вынесла:
Ведь смерть и та судьбой мне не дарована,
А смерть освободила бы меня от мук,
Увы, конца терзаний не приходится
Мне ждать, покуда власти не лишится Зевс.
Возможно ль, что лишится Зевс владычества?
Ты, думаю, была бы рада этому.
Еще бы! Ведь от Зевса и беда моя.
Так знай же: это сбудется воистину.
Но кто отнимет у него державный жезл?
Сам и отнимет безрассудным замыслом.
Каким? Скажи мне, если не опасно знать.
Он вступит в брак, и в этом он раскается.
С богиней или смертной -- если тайны нет?
Не все ль едино? Это разглашать нельзя.
Его жена с престола свергнет, может быть?
Сын у нее родится посильней отца.
И Зевс никак от этой не уйдет судьбы?
Если свободу мне не возвратят, то нет.
Кто ж против воли Зевса это сделает?
Он из твоих потомков, избавитель мой.
Что говоришь ты? Отпрыск мой спасет тебя?
Да, в третьем поколенье от десятого.
Еще неясно мне твое пророчество.
Узнать свой жребий не старайся более.
Того, что посулил мне, не лишай меня.
Из двух пророчеств можешь услыхать одно.
Но из каких же двух? Скажи, дай выбрать мне.
Изволь, вот выбор: либо то, что вытерпишь,
Скажу тебе я, либо -- кто спасет меня.
Ей лучше окажи услугу первую,
А мне вторую, просьбе благосклонно вняв:
Ты ей поведай о дальнейших странствиях,
А я б узнать хотела, кто спаситель твой.
Коль вы того хотите, я противиться
Не стану, все, что вам угодно знать, скажу.
Начну с твоих метаний, Ио. В памяти
Души твоей ты это записать должна.
Поток у кромки двух материков проплыв,
К восходу солнца, на восток пылающий,
Ступай от моря шумного, и ты придешь
К полям Кистены, в край горгон, где древние
Живут Форкиды. Три на вид как лебеди,
Но с общим глазом, и один-единственный
У каждой зуб. Лучами никогда на них
Не смотрит солнце, месяц не глядит в ночи.
А рядом -- три горгоны змеекудрые,
Крылатые их сестры, людям страшные:
На них как взглянет смертный -- так и дух долой.
Об этом для острастки говорю тебе.
Теперь о страхе о другом сказать хочу.
Кусливых бойся грифов, Зевса бешеных
Собак, и бойся одноглазых конников
Из рати аримаспов, у Плутонова
Потока золотого обитающих.
Ты к ним не приближайся. В дальний край затем
Придешь, где племя черных возле утренней
Живет зари. Течет там Эфиоп-река.
Ее высоким берегом дойди потом
До водопада, где с отрогов Библоса
Нил многочтимый чистую струю стремит.
Тебя он в треугольную и выведет
Ту землю, Ио, где тебе с потомками
Вдали от мест родимых суждено осесть.
Коль непонятна иль туманна речь моя,
Переспроси, отвечу вразумительней:
Досуг, увы, мне больший, чем хотел бы, дан.
Что ж, если ты не кончил или что-нибудь
Забыл сказать ей о злосчастном странствии,
То говори. Но если все сказал, тогда
Припомни, что просили мы, и выполни.
Все о скитаньях ей поведал полностью,
Но чтоб тому, что слышала, поверила,
Я расскажу, что было с нею, прежде чем
Сюда явилась, -- в подтвержденье слов моих.
Большую часть событий, впрочем, выпущу
И о конце блужданья твоего скажу.
Итак, когда ты вышла на Молосскую
Равнину и к высотам у Додоны, где
Феспрота Зевса дом стоит пророческий
И вещие, о, диво, те дубы растут,
Которые, не обинуясь, явственно
Тебя супругой Зевсовою будущей
Назвали славной, -- что за честь, не правда ли?
Ты в исступленье вдруг метнулась к берегу,
К заливу Реи ринулась огромному
И вспять от взморья снова понеслась бегом.
Настанет время -- будет Ионическим
Залив тот называться, -- знай доподлинно, --
В напоминанье людям о твоем пути.
Вот ты и получила доказательство,
Что ум мой видит больше, чем увидит глаз.
Теперь и остальное вам и ей скажу,
На прежнюю вернувшись колею речей.
Каноб -- такой есть город на краю земли,
Близ устья Нила, у наносов илистых.
Там от безумья Зевс тебя и вылечит,
К тебе рукою прикоснувшись ласково,
И ты родишь Эпафа темнокожего,
Дитя прикосновенья. И землею всей,
Что Нил поит широкий, будет править он.
И пять колен пройдет, и пятьдесят сестер
Вернутся в Аргос, не желая с братьями
Двоюродными, крови той же, в брак вступить.
А те, пылая страстью и преследуя,
Как ястребы голубок, беглых девушек,
Свою добычу схватят, но нерадостной
Добыча будет эта. Бог расстроит брак.
Земля пеласгов примет женихов. Арес
Руками дев убьет их в ночь бессонную.
Да, каждая из жен у мужа каждого
Отнимет жизнь, двуострый в горло нож всадив.
Любовь такую и моим бы недругам!
Томясь желаньем, лишь одна из девушек
Растает, мужа не убьет. Погаснет в ней
Ее решимость. Слабой предпочтет прослыть,
Но никаким убийством не запятнанной,
И от нее аргосский царский род пойдет.
Рассказывать подробней -- дело долгое.
Но семя это даст того отважного
Стрелка из лука, что меня от мук моих
Избавит. Вот что мать давнорожденная
Фемида-Титанида предсказала мне.
А как и где -- об этом много времени
Речь заняла б, да и тебе что проку в том?
О, беда, о, беда!
Снова жгучая боль помутила ум,
Я опять бешусь, и горит в душе
Жаркое жало.
Сердце в страхе стучит, колотится в грудь,
Вкруговую, блуждая, пошли глаза,
Вихрь безумья с дороги гонит меня,
Языком не владею, бессвязная речь
Захлебнулась и тонет в волнах беды,
В исступленном прибое бреда.
(Убегает.)
Мудр, о, поистине мудр
Тот, кто впервые понял и вслух произнес:
С равными нужно
В браки вступать, чтоб счастье свое найти.
Если ты нищ и убог, то богатых, пресыщенных
И родовитых, надменных, напыщенных
Обходить старайся стороной.
О, никогда, никогда
Пусть не увидят Мойры на ложе меня
Зевсовой страсти
Или женой другого сына небес.
Страшно глядеть мне, как Ио, стыдливую девушку,
Топчет, и мучит, и гонит на бедствия
Геры сокрушительная злость.
эпод
Нисколько мне не страшно с равным в брак вступить,
Но не взглянул бы на меня
С неумолимой страстью бог высокий!
Безнадежна тут надежда, безвыходен выход.
Я не знаю, как жить тогда,
И не вижу, как мне уйти
От Зевсовой мудрой власти.
эксод
При всем своем тщеславье даже Зевс еще
Научится смиренью. Он готовится
К такой женитьбе, что во мрак безвестности
Его с престола сбросит. Тут и сбудется
Проклятье Крона полностью, которое,
С престолом расставаясь, произнес отец.
Как этих бед избегнуть, из богов никто
Сказать не может Зевсу. Только я бы мог.
Я знаю -- как. Пускай же он упорствует,
Кичась громами в небесах и пламенем
Пылающие стрелы с высоты меча.
Все это не поможет: от бесславного
И страшного паденья не спасется Зевс:
Непобедимо сильного противника,
Врага на диво сам себе готовит он.
Противник этот пламя жарче молнии
Придумает и грохот посильней, чем гром,
Трезубец Посейдона, что земную твердь
Трепал, как лихорадка, в море бросит он,
И Зевсу будет худо, и узнает Зевс,
Как непохоже рабство на владычество.
Отводишь душу, Зевса проклиная всласть.
О том твержу, что будет и чего хочу.
Неужто сладить с Зевсом сможет кто-нибудь?
Ему грозят мученья тяжелей моих.
Не страшно ли такие говорить слова?
Чего бояться? Смерть не угрожает мне.
А вдруг еще больнее мучить вздумает?
Пускай больнее. Я ведь ко всему готов.
Тот мудр, кто Немезиду чтит безропотно.
Робей пред всякой властью, льсти, заискивай,
А мне до Зевса дела никакого нет.
Пусть правит как угодно в свой короткий срок,
Ему недолго над богами властвовать.
Но вот я вижу, Зевсов к нам гонец спешит,
Прислужник верный самодержца нового.
С каким-нибудь известьем он пришел сюда.
Появляется Гермес.
К тебе, проныра и брюзга брюзгливейший,
Богов предатель, а людей, чей век как день,
Заступник-благодетель, огнекрад, спешу.
Отец велит о браке том, которым ты
Здесь похвалялся, браке, что владычества
Его лишит, поведать не намеками,
А ясно и подробно, чтобы мне сюда
Не возвращаться, Прометей. Уступчивей
От этого, ты знаешь, ведь не станет Зевс.
Полны высокомерья и надменности
Твои слова. На то ты и слуга богов.
Вам, новым, внове править и незыблемой
Твердыней власть сдается вам. Не два ль царя
С твердыни той упали на моих глазах?
А третьим, вскоре я увижу, нынешний
Падет позорно. Так ужели стану я
Богов бояться новых, трепетать, робеть?
Как бы не так! Дорогой, по которой ты
Сюда явился, возвратись назад скорей:
Ни на один вопрос твой не отвечу я.
Такая же строптивость безоглядная
Тебя уже метнула в эту гавань мук.
Но на твое холопство тяжкий жребий мой
Я променять, знай твердо, не согласен, нет.
Наверно, быть холопом камня этого
Милей, чем Зевсу преданным гонцом служить.
За оскорбленья платят оскорбленьями.
Ты рад, гляжу, такому обороту дел.
Я рад ему? Такой же точно радости
Врагам своим желаю, в их числе -- тебе.
В своих ты бедах, значит, и меня винишь?
Всех, говоря по правде, ненавижу я
Богов, что за добро мне отплатили злом.
Великим, вижу, болен ты безумием.
Да, болен, если ненависть к врагам -- болезнь.
Тебе бы да удачу -- ты б несносен был.
О, горе!
Зевс не знает слова этого.
Что ж, время, старясь, может научить всему.
Но ты умнее все еще не сделался.
А то б с тобой, холопом, говорить не стал.
Отцу, я вижу, отвечать не думаешь.
Я так ему обязан, так признателен...
Как над мальчишкой, надо мной глумишься ты.
Глупее ты мальчишки, коль надеешься
Хоть что-нибудь для Зевса от меня узнать.
Ни хитрости, ни пытки нет, которыми
Меня склонить удастся к откровенности,
Пока с меня он мерзких не сорвет цепей.
Пускай он мечет огненные молнии,
Пусть белокрылым снегом сыплет, громы пусть
На Землю рушит, все перевернет вверх дном -
Ничем он не добьется, чтобы выдал я,
Кто тот, который у него отнимет власть.
Какая польза в том тебе, подумал ты?
Все взвешено давно уж и продумано.
Пора, глупец, пора же наконец тебе
Разумно, трезво на свою беду взглянуть.
В ушах твоя навязла речь, как моря шум.
Не смей и думать, что решенья Зевсова
По-женски устрашусь я и, как женщина,
Заламывая руки, ненавистного
Просить начну тирана, чтоб от этих пут
Меня освободил он. Не дождется, нет!
Я много говорил, но, видно, попусту.
Не тронешь никакими увещаньями
Твоей души. Так сбрую необъезженный
Конь сбросить норовит и удила прогрызть.
Но как бессильно все твое неистовство!
Когда в упрямстве нет расчета трезвого,
Оно не стоит ровно ничего, пойми.
Совет мой отвергая, ты представь себе,
Какая буря и лавина бед каких
Неотвратимо грянет. Ведь сперва отец
Утес вот этот огнекрылой молнией
И громом раздробит и под обломками
Твое схоронит тело, навалив камней.
Когда же время истечет огромное,
Ты выйдешь на свет. И крылатый Зевсов пес,
Орел, от крови красный, будет с жадностью
Лоскутья тела твоего, за кусом кус,
Терзать и рвать и клювом в печень черную
Впиваться каждодневно, злой, незваный гость,
Конца страданьям этим до тех пор не жди,
Покуда некий бог великих мук твоих
Преемником не станет, в недра Тартара
И в мрак Аида черный пожелав уйти.
Вот и решайся. Это не хвастливые
Угрозы, нет, а твердое условие.
Лгать не умеет Зевс, и что уста его
Произнесли, свершится. Так размысли же,
Раскинь умом. Не думай, что упрямый нрав
Достойнее и лучше осторожного.
Мне речь Гермеса, право же, не кажется
Нелепой: призывает не упрямиться
И защищает осторожность мудрую.
Послушайся! Ведь промах мудреца срамит.
Я знал наперед, о чем возвестит
Мне этот гонец. Но муки терпеть
Врагу от врага -- совсем не позор.
Змеей расщепленной молния пусть
Метнется на грудь мне, пусть воздух дрожит
От грома, от бешенства бури, пускай
Земля содрогнется до самых глубин,
До самых корней под ветром тугим!
Пусть море, бушуя, взъярит валы
И хлынет на тропы небесных звезд,
Пускай в преисподнюю, в Тартар пусть
Во мрак непроглядный тело мое
Безжалостным вихрем швырнет судьба --
Убить меня все же не смогут!
Безумную речь услышали мы,
Рассудка туманного странный язык.
С ума он сошел. Его похвальба
Похожа на бред. Он болен душой!
А вы, о печальницы, горю его
Сочувствия полные, вы теперь
Из этих недобрых уйдите мест
Быстрее, не то оглушит вас удар
Небесного грозного грома.
Другой нам какой-нибудь дай совет,
Мы примем его. А эти слова
Не к месту. Несносна такая речь.
Как смеешь ты низости нас учить?
Что вытерпеть должно, вытерпим с ним.
Предателей мы ненавидим, и нет
Порока для нас
Гнусней и мерзей вероломства.
Что ж, помните, загодя вас остерег,
И, роком настигнутые, судьбу
Уже не кляните. Сказать, что Зевс
Нежданно обрушит на вас удар,
Теперь вы не вправе. О нет, себя
Вы губите сами, зная, на что
Идете. Беды безысходна сеть.
Но вас не манили в нее тайком.
Запутало вас безумье.
Гермес удаляется. Раздается гром и подземный грохот.
Уже дела пошли, не слова
Земля закачалась,
Гром грохочет, в глубинах ее глухим
Отголоском рыча. Сверкают огнем
Волны молний. Вихри взметают пыль
К небу. Ветер на ветер идет стеной,
И сшибаются, встретившись, и кружат,
И друг другу навстречу, наперерез
Вновь несутся. И с морем слился эфир.
Это явно Зевса рука меня
Буйной силой силится запугать.
О святая матерь, о всех и вся
Заливающий светом небес эфир,
Без вины страдаю -- глядите!
Удар молнии. Прометей проваливается под землю.
Мчится по взморью, песок топча.
Воском скрепленная, песню поет свирель,
Хочется сном забыться.
Горе мне, горе! В какие дали
Дальний мой путь ведет?
Крона дитя, в чем ты меня мог уличить,
Кару за что такую,
Горькой, послал? Словно слепень,
Страх и безумье жалят.
Огнем сожги меня, землей засыпь меня,
Плоть мою гадам морским скорми!
Слезной молитве, прошу,
Внемли, владыка!
Вдоволь скиталица наскиталась.
Ведать не ведаю, где конец
Этой муке великой.
Слышишь ли ты волнорогой девушки речь?
Как не услышать дочери Инаховой,
Слепнем гонимой, той, что сердце Зевса жжет
Любовью и в скитаньях нескончаемых
По воле Геры гневной коротает век?
Кто тебе имя отца моего открыл?
Кто ты, ответь мне, сжалься.
Кто тебе, бедный, о бедах Ио
Верную весть принес?
Назван тобой посланный мне богом недуг:
С места на место гонит,
Мучит меня жало мое.
Вскачь я сюда бежала.
Голод глодал меня, Гера гнала меня,
Мстительной злобой дыша, гнала.
Кто тот несчастный, чья боль
С этой сравнится?
Ясно скажи мне, какие муки
Ждут меня. Как побороть недуг,
Если знаешь, поведай.
Девушке бедной ответ, умоляю, дай.
Все, что узнать ты хочешь, расскажу тебе,
На все отвечу без загадок, попросту,
Как принято с друзьями разговаривать.
Я Прометей, который людям дал огонь.
На благо ты явился человечеству,
За что же, бедный Прометей, страдаешь так?
Я лишь недавно выплакал печаль свою.
Мне, значит, не окажешь этой милости?
О чем узнать ты хочешь? Все скажу тебе.
Кто к этому утесу приковал тебя?
Рука -- Гефеста, а решенье -- Зевсово.
А за какие платишься провинности?
Довольно! Хватит и того, что сказано.
Еще открой несчастной, чем окончатся
Ее скитанья и какой им срок сужден.
Не знать об этом лучше бы тебе, чем знать.
Нет, не скрывай мучений, предстоящих мне.
Не откажу тебе я в этой милости.
Так почему же медлишь все, как есть, сказать?
Сказать не жаль мне. Только огорчить боюсь.
Не будь ты так заботлив. Это лишнее.
Твое желанье выполняю. Слушай же.
Постой, мое желанье тоже выполни:
Сначала мы узнаем, в чем недуг ее.
Пускай сперва расскажет о беде своей,
А о дальнейших муках скажешь после ты.
Их просьбу, Ио, отвергать не следует.
Они же сестры твоего отца. Где плач
О жребии несчастном слезы горькие
И состраданье слушателей вызовет,
Там и помешкать можно, там и слов не жаль.
Не в силах вашей просьбе я противиться.
Из речи ясной все, что вы хотите знать,
Узнаете сейчас вы, хоть рассказывать
О том стыжусь я, как меня, несчастную,
Застигла буря божьего неистовства
И как она сгубила красоту мою.
Из ночи в ночь в мои покои девичьи
Сны приходили, и виденья вкрадчиво
Шептали мне: "О девушка счастливая,
Зачем хранишь ты девственность? Высокого
Сподобишься ты брака. Воспылал к тебе
Сам Зевс желаньем и Киприды сладкий труд
Делить с тобою хочет. Ложа Зевсова,
Дитя, не отвергай ты, а на сочный луг
Лернейский выйди, к стойлам и стадам отца,
Чтоб пламя страсти в Зевсовых очах унять".
Такими снами я томилась, горькая,
Все ночи напролет, и вот осмелилась
Отцу об этих призраках ночных сказать.
Тогда в Додону и Пифо гонцов своих
Стал посылать отец мой: он узнать хотел,
Как делом или словом угодить богам.
Гонцы, однако, приносили темные
Ответы, и неясен был вещаний смысл.
Но наконец понятного пророчества
Инах дождался, твердый получил приказ
Прогнать меня, чтоб, отчий дом и родину
Покинув, я скиталась на краю земли.
А не прогонит -- огнеглазой молнией
Ударит Зевс, и сгинет весь Инахов род.
И вот, поверив прорицанью Локсия,
Отец, несчастный сам, меня, несчастную,
Прогнал с порога дома. Покорился он
Узде, в которой держит нас всесильный Зевс.
И тотчас облик мой, как и душа моя,
Преобразился, -- видите рога? -- слепень
Меня ужалил, и прыжками буйными
Я побежала к чистым водам Керхнии,
К кринице Лерны. А за мной, бесчисленных
Глаз не сводя с моих следов, неистовый
Пастух, землей рожденный, по пятам гнался.
Его внезапно жребий неожиданный
Из жизни вырвал. А меня из края в край
Слепень безумья гонит. Это божий бич.
Теперь ты все услышал. Если что-нибудь
О предстоящем знаешь, не щади меня,
Скажи всю правду. Ничего постыднее
Неискренних, нечестных слов на свете нет.
О, погоди, помолчи!
Сниться не снилось мне, что таким
Странным рассказом смутят мой слух,
Невыносимо, невыразимо
Сердце мне, словно мечом, ледяным, двуострым,
Горечью, жалостью, ужасом, болью пронзят.
Доля ты, доля, горе ты, горе!
С дрожью на муки Ио гляжу.
Пугаешься и стонешь преждевременно:
Сначала остальное ты узнать должна.
Так говори же. Облегченье страждущим
Всю боль, что суждена им, наперед узнать.
Легко мне было просьбу вашу прежнюю
Исполнить. Вы хотели от нее самой
Сперва услышать повесть об ее беде.
Теперь о том, что волей Геры вытерпеть
Отроковице этой предстоит, скажу.
А ты, Инаха семя, ты слова мои
Впивай душою, чтоб конец пути узнать.
Отсюда ты сначала, на восток свернув,
Ступай вперед по землям нераспаханным
К кочевьям скифов, что в плетеных коробах,
Высоких, на колесах, с дальнострельными
Не расставаясь луками, привыкли жить.
Не подходи к ним, а скалистым берегом,
Где волны гулко стонут, дальше путь держи.
Там слева кузнецы, с железом дружные,
Живут, халибы. Этих опасайся ты:
Народ суровый, круты с чужеземцами.
К реке Дикарке выйдя, -- та и впрямь дика, --
Вброд не пускайся: брода не найти тебе,
Покуда до Кавказа, всем горам горы,
Не доберешься, где поток неистовый
С вершин летит. По кручам, что у самых звезд,
Пройдя, тебе дорогой прямо на полдень
Спуститься надо. К амазонкам, воинству,
Враждебному мужчинам, ты придешь (они
Близ Термодонта, в Темискире, некогда
Осядут, где коса у Салмидесса путь
Судам закрыла, мореходам мачеха).
Дорогу там покажут, не чинясь, тебе.
Ты выйдешь к перешейку Киммерийскому,
К воротам узким моря, безбоязненно
Пересечешь теснину Меотийских вод,
И вечно среди смертных славной памятью
Об этой переправе будет имя жить --
"Боспор" -- "Коровий брод". На материк придешь
Азийский из Европы. Не находите ль,
Что царь богов во всех своих деяниях
Равно жесток? Желая с этой смертною
Совокупиться, бог в такое странствие
Погнал ее. Любовник грозный, девушка,
Тебе достался. Все, что ты услышала,
Еще и не начало даже мук твоих.
Горе мне, горе мне!
Опять кричишь и стонешь. Что же сделаешь,
Когда узнаешь меру и дальнейших бед?
Ты, значит, ей предскажешь беды новые?
Бушующее море неизбывных мук.
На что мне жизнь? Зачем же я не бросилась
Без долгих сборов с этой вот скалы крутой,
Чтоб, рухнув наземь, навсегда избавиться
От всех печалей? Смерть принять единожды
Милей, чем каждый день в сплошном страданье жить.
Мои мученья ты едва ли б вынесла:
Ведь смерть и та судьбой мне не дарована,
А смерть освободила бы меня от мук,
Увы, конца терзаний не приходится
Мне ждать, покуда власти не лишится Зевс.
Возможно ль, что лишится Зевс владычества?
Ты, думаю, была бы рада этому.
Еще бы! Ведь от Зевса и беда моя.
Так знай же: это сбудется воистину.
Но кто отнимет у него державный жезл?
Сам и отнимет безрассудным замыслом.
Каким? Скажи мне, если не опасно знать.
Он вступит в брак, и в этом он раскается.
С богиней или смертной -- если тайны нет?
Не все ль едино? Это разглашать нельзя.
Его жена с престола свергнет, может быть?
Сын у нее родится посильней отца.
И Зевс никак от этой не уйдет судьбы?
Если свободу мне не возвратят, то нет.
Кто ж против воли Зевса это сделает?
Он из твоих потомков, избавитель мой.
Что говоришь ты? Отпрыск мой спасет тебя?
Да, в третьем поколенье от десятого.
Еще неясно мне твое пророчество.
Узнать свой жребий не старайся более.
Того, что посулил мне, не лишай меня.
Из двух пророчеств можешь услыхать одно.
Но из каких же двух? Скажи, дай выбрать мне.
Изволь, вот выбор: либо то, что вытерпишь,
Скажу тебе я, либо -- кто спасет меня.
Ей лучше окажи услугу первую,
А мне вторую, просьбе благосклонно вняв:
Ты ей поведай о дальнейших странствиях,
А я б узнать хотела, кто спаситель твой.
Коль вы того хотите, я противиться
Не стану, все, что вам угодно знать, скажу.
Начну с твоих метаний, Ио. В памяти
Души твоей ты это записать должна.
Поток у кромки двух материков проплыв,
К восходу солнца, на восток пылающий,
Ступай от моря шумного, и ты придешь
К полям Кистены, в край горгон, где древние
Живут Форкиды. Три на вид как лебеди,
Но с общим глазом, и один-единственный
У каждой зуб. Лучами никогда на них
Не смотрит солнце, месяц не глядит в ночи.
А рядом -- три горгоны змеекудрые,
Крылатые их сестры, людям страшные:
На них как взглянет смертный -- так и дух долой.
Об этом для острастки говорю тебе.
Теперь о страхе о другом сказать хочу.
Кусливых бойся грифов, Зевса бешеных
Собак, и бойся одноглазых конников
Из рати аримаспов, у Плутонова
Потока золотого обитающих.
Ты к ним не приближайся. В дальний край затем
Придешь, где племя черных возле утренней
Живет зари. Течет там Эфиоп-река.
Ее высоким берегом дойди потом
До водопада, где с отрогов Библоса
Нил многочтимый чистую струю стремит.
Тебя он в треугольную и выведет
Ту землю, Ио, где тебе с потомками
Вдали от мест родимых суждено осесть.
Коль непонятна иль туманна речь моя,
Переспроси, отвечу вразумительней:
Досуг, увы, мне больший, чем хотел бы, дан.
Что ж, если ты не кончил или что-нибудь
Забыл сказать ей о злосчастном странствии,
То говори. Но если все сказал, тогда
Припомни, что просили мы, и выполни.
Все о скитаньях ей поведал полностью,
Но чтоб тому, что слышала, поверила,
Я расскажу, что было с нею, прежде чем
Сюда явилась, -- в подтвержденье слов моих.
Большую часть событий, впрочем, выпущу
И о конце блужданья твоего скажу.
Итак, когда ты вышла на Молосскую
Равнину и к высотам у Додоны, где
Феспрота Зевса дом стоит пророческий
И вещие, о, диво, те дубы растут,
Которые, не обинуясь, явственно
Тебя супругой Зевсовою будущей
Назвали славной, -- что за честь, не правда ли?
Ты в исступленье вдруг метнулась к берегу,
К заливу Реи ринулась огромному
И вспять от взморья снова понеслась бегом.
Настанет время -- будет Ионическим
Залив тот называться, -- знай доподлинно, --
В напоминанье людям о твоем пути.
Вот ты и получила доказательство,
Что ум мой видит больше, чем увидит глаз.
Теперь и остальное вам и ей скажу,
На прежнюю вернувшись колею речей.
Каноб -- такой есть город на краю земли,
Близ устья Нила, у наносов илистых.
Там от безумья Зевс тебя и вылечит,
К тебе рукою прикоснувшись ласково,
И ты родишь Эпафа темнокожего,
Дитя прикосновенья. И землею всей,
Что Нил поит широкий, будет править он.
И пять колен пройдет, и пятьдесят сестер
Вернутся в Аргос, не желая с братьями
Двоюродными, крови той же, в брак вступить.
А те, пылая страстью и преследуя,
Как ястребы голубок, беглых девушек,
Свою добычу схватят, но нерадостной
Добыча будет эта. Бог расстроит брак.
Земля пеласгов примет женихов. Арес
Руками дев убьет их в ночь бессонную.
Да, каждая из жен у мужа каждого
Отнимет жизнь, двуострый в горло нож всадив.
Любовь такую и моим бы недругам!
Томясь желаньем, лишь одна из девушек
Растает, мужа не убьет. Погаснет в ней
Ее решимость. Слабой предпочтет прослыть,
Но никаким убийством не запятнанной,
И от нее аргосский царский род пойдет.
Рассказывать подробней -- дело долгое.
Но семя это даст того отважного
Стрелка из лука, что меня от мук моих
Избавит. Вот что мать давнорожденная
Фемида-Титанида предсказала мне.
А как и где -- об этом много времени
Речь заняла б, да и тебе что проку в том?
О, беда, о, беда!
Снова жгучая боль помутила ум,
Я опять бешусь, и горит в душе
Жаркое жало.
Сердце в страхе стучит, колотится в грудь,
Вкруговую, блуждая, пошли глаза,
Вихрь безумья с дороги гонит меня,
Языком не владею, бессвязная речь
Захлебнулась и тонет в волнах беды,
В исступленном прибое бреда.
(Убегает.)
Мудр, о, поистине мудр
Тот, кто впервые понял и вслух произнес:
С равными нужно
В браки вступать, чтоб счастье свое найти.
Если ты нищ и убог, то богатых, пресыщенных
И родовитых, надменных, напыщенных
Обходить старайся стороной.
О, никогда, никогда
Пусть не увидят Мойры на ложе меня
Зевсовой страсти
Или женой другого сына небес.
Страшно глядеть мне, как Ио, стыдливую девушку,
Топчет, и мучит, и гонит на бедствия
Геры сокрушительная злость.
эпод
Нисколько мне не страшно с равным в брак вступить,
Но не взглянул бы на меня
С неумолимой страстью бог высокий!
Безнадежна тут надежда, безвыходен выход.
Я не знаю, как жить тогда,
И не вижу, как мне уйти
От Зевсовой мудрой власти.
эксод
При всем своем тщеславье даже Зевс еще
Научится смиренью. Он готовится
К такой женитьбе, что во мрак безвестности
Его с престола сбросит. Тут и сбудется
Проклятье Крона полностью, которое,
С престолом расставаясь, произнес отец.
Как этих бед избегнуть, из богов никто
Сказать не может Зевсу. Только я бы мог.
Я знаю -- как. Пускай же он упорствует,
Кичась громами в небесах и пламенем
Пылающие стрелы с высоты меча.
Все это не поможет: от бесславного
И страшного паденья не спасется Зевс:
Непобедимо сильного противника,
Врага на диво сам себе готовит он.
Противник этот пламя жарче молнии
Придумает и грохот посильней, чем гром,
Трезубец Посейдона, что земную твердь
Трепал, как лихорадка, в море бросит он,
И Зевсу будет худо, и узнает Зевс,
Как непохоже рабство на владычество.
Отводишь душу, Зевса проклиная всласть.
О том твержу, что будет и чего хочу.
Неужто сладить с Зевсом сможет кто-нибудь?
Ему грозят мученья тяжелей моих.
Не страшно ли такие говорить слова?
Чего бояться? Смерть не угрожает мне.
А вдруг еще больнее мучить вздумает?
Пускай больнее. Я ведь ко всему готов.
Тот мудр, кто Немезиду чтит безропотно.
Робей пред всякой властью, льсти, заискивай,
А мне до Зевса дела никакого нет.
Пусть правит как угодно в свой короткий срок,
Ему недолго над богами властвовать.
Но вот я вижу, Зевсов к нам гонец спешит,
Прислужник верный самодержца нового.
С каким-нибудь известьем он пришел сюда.
Появляется Гермес.
К тебе, проныра и брюзга брюзгливейший,
Богов предатель, а людей, чей век как день,
Заступник-благодетель, огнекрад, спешу.
Отец велит о браке том, которым ты
Здесь похвалялся, браке, что владычества
Его лишит, поведать не намеками,
А ясно и подробно, чтобы мне сюда
Не возвращаться, Прометей. Уступчивей
От этого, ты знаешь, ведь не станет Зевс.
Полны высокомерья и надменности
Твои слова. На то ты и слуга богов.
Вам, новым, внове править и незыблемой
Твердыней власть сдается вам. Не два ль царя
С твердыни той упали на моих глазах?
А третьим, вскоре я увижу, нынешний
Падет позорно. Так ужели стану я
Богов бояться новых, трепетать, робеть?
Как бы не так! Дорогой, по которой ты
Сюда явился, возвратись назад скорей:
Ни на один вопрос твой не отвечу я.
Такая же строптивость безоглядная
Тебя уже метнула в эту гавань мук.
Но на твое холопство тяжкий жребий мой
Я променять, знай твердо, не согласен, нет.
Наверно, быть холопом камня этого
Милей, чем Зевсу преданным гонцом служить.
За оскорбленья платят оскорбленьями.
Ты рад, гляжу, такому обороту дел.
Я рад ему? Такой же точно радости
Врагам своим желаю, в их числе -- тебе.
В своих ты бедах, значит, и меня винишь?
Всех, говоря по правде, ненавижу я
Богов, что за добро мне отплатили злом.
Великим, вижу, болен ты безумием.
Да, болен, если ненависть к врагам -- болезнь.
Тебе бы да удачу -- ты б несносен был.
О, горе!
Зевс не знает слова этого.
Что ж, время, старясь, может научить всему.
Но ты умнее все еще не сделался.
А то б с тобой, холопом, говорить не стал.
Отцу, я вижу, отвечать не думаешь.
Я так ему обязан, так признателен...
Как над мальчишкой, надо мной глумишься ты.
Глупее ты мальчишки, коль надеешься
Хоть что-нибудь для Зевса от меня узнать.
Ни хитрости, ни пытки нет, которыми
Меня склонить удастся к откровенности,
Пока с меня он мерзких не сорвет цепей.
Пускай он мечет огненные молнии,
Пусть белокрылым снегом сыплет, громы пусть
На Землю рушит, все перевернет вверх дном -
Ничем он не добьется, чтобы выдал я,
Кто тот, который у него отнимет власть.
Какая польза в том тебе, подумал ты?
Все взвешено давно уж и продумано.
Пора, глупец, пора же наконец тебе
Разумно, трезво на свою беду взглянуть.
В ушах твоя навязла речь, как моря шум.
Не смей и думать, что решенья Зевсова
По-женски устрашусь я и, как женщина,
Заламывая руки, ненавистного
Просить начну тирана, чтоб от этих пут
Меня освободил он. Не дождется, нет!
Я много говорил, но, видно, попусту.
Не тронешь никакими увещаньями
Твоей души. Так сбрую необъезженный
Конь сбросить норовит и удила прогрызть.
Но как бессильно все твое неистовство!
Когда в упрямстве нет расчета трезвого,
Оно не стоит ровно ничего, пойми.
Совет мой отвергая, ты представь себе,
Какая буря и лавина бед каких
Неотвратимо грянет. Ведь сперва отец
Утес вот этот огнекрылой молнией
И громом раздробит и под обломками
Твое схоронит тело, навалив камней.
Когда же время истечет огромное,
Ты выйдешь на свет. И крылатый Зевсов пес,
Орел, от крови красный, будет с жадностью
Лоскутья тела твоего, за кусом кус,
Терзать и рвать и клювом в печень черную
Впиваться каждодневно, злой, незваный гость,
Конца страданьям этим до тех пор не жди,
Покуда некий бог великих мук твоих
Преемником не станет, в недра Тартара
И в мрак Аида черный пожелав уйти.
Вот и решайся. Это не хвастливые
Угрозы, нет, а твердое условие.
Лгать не умеет Зевс, и что уста его
Произнесли, свершится. Так размысли же,
Раскинь умом. Не думай, что упрямый нрав
Достойнее и лучше осторожного.
Мне речь Гермеса, право же, не кажется
Нелепой: призывает не упрямиться
И защищает осторожность мудрую.
Послушайся! Ведь промах мудреца срамит.
Я знал наперед, о чем возвестит
Мне этот гонец. Но муки терпеть
Врагу от врага -- совсем не позор.
Змеей расщепленной молния пусть
Метнется на грудь мне, пусть воздух дрожит
От грома, от бешенства бури, пускай
Земля содрогнется до самых глубин,
До самых корней под ветром тугим!
Пусть море, бушуя, взъярит валы
И хлынет на тропы небесных звезд,
Пускай в преисподнюю, в Тартар пусть
Во мрак непроглядный тело мое
Безжалостным вихрем швырнет судьба --
Убить меня все же не смогут!
Безумную речь услышали мы,
Рассудка туманного странный язык.
С ума он сошел. Его похвальба
Похожа на бред. Он болен душой!
А вы, о печальницы, горю его
Сочувствия полные, вы теперь
Из этих недобрых уйдите мест
Быстрее, не то оглушит вас удар
Небесного грозного грома.
Другой нам какой-нибудь дай совет,
Мы примем его. А эти слова
Не к месту. Несносна такая речь.
Как смеешь ты низости нас учить?
Что вытерпеть должно, вытерпим с ним.
Предателей мы ненавидим, и нет
Порока для нас
Гнусней и мерзей вероломства.
Что ж, помните, загодя вас остерег,
И, роком настигнутые, судьбу
Уже не кляните. Сказать, что Зевс
Нежданно обрушит на вас удар,
Теперь вы не вправе. О нет, себя
Вы губите сами, зная, на что
Идете. Беды безысходна сеть.
Но вас не манили в нее тайком.
Запутало вас безумье.
Гермес удаляется. Раздается гром и подземный грохот.
Уже дела пошли, не слова
Земля закачалась,
Гром грохочет, в глубинах ее глухим
Отголоском рыча. Сверкают огнем
Волны молний. Вихри взметают пыль
К небу. Ветер на ветер идет стеной,
И сшибаются, встретившись, и кружат,
И друг другу навстречу, наперерез
Вновь несутся. И с морем слился эфир.
Это явно Зевса рука меня
Буйной силой силится запугать.
О святая матерь, о всех и вся
Заливающий светом небес эфир,
Без вины страдаю -- глядите!
Удар молнии. Прометей проваливается под землю.