Ёсимото Банана. Кровь и вода

   По весеннему озеру бесшумно скользили лодки. Тяжелое пасмурное небо, все обложенное облаками, низко нависло над водой. Мы пришли на двадцать минут раньше, чем договаривались, но отец уже стоял перед храмовыми воротами.
   «Как-то все слишком просто», — с чувством неудовлетворенности подумала я.
   Отчего-то мне никак не удавалось заставить себя подойти к отцу. Из укрытия я разглядывала его фигуру на фоне храма. Акира стоял рядом, все так же держа мою безвольную руку в своей, даже не пытаясь вытолкнуть меня навстречу отцу. Чем больше я смотрела на отцовский серый плащ, на его стоптанные черные туфли, полысевшую голову и характерную осанку, тем больше мне казалось, что я вот-вот сойду с ума
   Неожиданно начался дождь. Крупные капли с силой посыпались с неба.
   «Наверное, все лодки сейчас плывут по направлению к берегу», — вспомнилось мне вдруг озеро, невидимое из моего укрытия. Отец ждал меня, так и не раскрыв зонта, который держал в руке. Густой коричневый цвет храмовых построек, как бы дымясь и скрадывая пространство, клубился за спиной. Поблекшие разноцветные лавки грустно мокли под дождем. Отец стоял неподвижно, лишь взгляд его метался в поисках меня. Я видела его брови — полумесяцем, как и мои…
   Неожиданно Акира жалобно сказал, почти пропел:
   — Твой папа, старый Бэнтэн и голуби — все намокает под этим дождем.
   И тогда я подумала, что так оно и есть, и вышла из укрытия со словами: «Папа, папа». Я не плакала. Отец, увидев меня, радостно засмеялся, так что его глаза превратились в щелочки. Акира представился и сказал, что, пожалуй, ему пора возвращаться домой. Но мы силком потащили его поужинать вместе с нами. Отец передал мне мамино варенье. Вопреки моим ожиданиям, он не уговаривал меня вернуться. И я подумала, что, наверное, когда-нибудь в будущем я смогу поехать погостить у родителей в деревне. Мысль о том, чтобы поехать в гости, раньше даже не приходила мне в голову. Видимо, я слишком боялась возвращения в общину. Не то чтобы я запланировала поездку домой, нет-нет. Просто я поняла, что у меня теперь есть эта возможность, как у студентов, — съездить к родителям. И хотя я не знала, когда именно я поеду, у меня было хорошее предчувствие на этот счет.

   Дорогая Тикако!
   Я очень рад нашей недавней встрече. Ты живешь с хорошим человеком, и я спокоен за тебя. Твоя мама тоже считает, что теперь мы можем за тебя не беспокоиться. Передай, пожалуйста, Акире отдельное спасибо за вкусных жареных угрей.
   По пути к тебе мало того что самолет вылетел с опозданием, нас еще ужасно трясло всю дорогу. Пока ждали самолета, я разговаривал с пассажирами. Первый раз за много лет я общался не с верующими, а с простыми людьми. Это такая радость. Я вдруг почувствовал, что могу быть с ними откровенным. Там была девушка, которая летела навестить родственников в Токио, был молодой бизнесмен, возвращавшийся из командировки с подарками для жены и детей. Рядом со мной ожидали самолета молодой человек с туристским снаряжением, из тех, кто предпочитает путешествовать в одиночку, и приятная пожилая пара.
   После взлета нас вдруг начало резко трясти. Все ужасно заволновались. И когда стюардессы забегали туда-сюда с побледневшими до синевы лицами, паника охватила весь самолет. Это было очень неприятное ощущение. В конечном счете ничего страшного не произошло, но тряска была ужасной. В воздухе стоял запах смерти. Мне кажется, все пассажиры так или иначе почувствовали ее присутствие.
   Я начал читать сутры, пока не прошел страх. Я уже не боялся умереть. Мне просто было очень грустно. Люди, еще минуту назад улыбавшиеся, сидели на своих местах с искаженными от страха лицами. Некоторых рвало. И когда я подумал, что мое прощание с ними в аэропорту произойдет без единой улыбки, — у меня заболело сердце. Эти люди стали для меня столь же близкими, как жена или старый друг. Стали для меня столь же значимыми, как ты. Я старался все время помнить об их улыбающихся лицах, но от этого мне стало еще грустнее. И в этот самый момент впервые в жизни я понял, что сделал правильный выбор. Я не ошибся, избрав путь веры.
   Прежде я абсолютно не обращал внимания на подобные вещи. Но теперь я знаю, что в каждой вещи сокрыта сущность Будды.
   Мы с мамой живем здесь.
   А ты проживи свою жизнь там. Проживи как сможешь. Где бы ты ни была, ты всегда любима и прощена. И не только нами.
   Береги себя.

Твой папа.

   — Что за религиозная чушь! — Я была потрясена тем, что отец совсем не изменился за эти годы.
   — Разве тебе не понравилось? — спросил Аки-ра, по-прежнему глядя в экран.
   — А ты что, читал?
   — Нет, не читал. Просто смотрел на твое лицо, когда ты читала…
 
   Я гляжу на то, как моя строгая мягкость и Аки-рина мягкая строгость сосуществуют в закручивающемся вихре инь и ян. И даже если он потеряет свое умение и не сможет больше изготовлять амулеты — ну и что! Я не боюсь нищеты. В крайнем случае я всегда смогу подработать в баре.
   Страшно другое. Вот ветка ивы залита солнечным светом, но уже в следующую секунду ее рвет и терзает ветер. Сакура только распустилась и уже увяла. Я боюсь течения времени.
   Я боюсь прихода ночи, как всегда извещающей меня о разлуке с ним, уставившимся в телевизор.
   О разлуке с воздухом этой комнаты, пронизанной лучами заходящего солнца. Вот что самое печальное в нашем мире.
   Но вот Акира предлагает:
   — Слушай, давай сегодня поужинаем в «Хижине Тедзю». Там такая вкусная лапша
   — Давай, — радостно отвечаю я и в одну секунду забываю о вечной мировой скорби. Забываю о том, что скорбь эта никогда не исчезнет. И когда я уже окончательно обо всем забываю, мы вдвоем отправляемся лакомиться лапшой.