Страница:
- Ага! Всё те же, и заводила, как всегда, Марфа Крюкова. - Кот вытащил из холёной шерсти толстую амбарную книгу, раскрыл ее примерно посередине и сдул со страницы пыль. - Так и запишем: Крюкова Марфа Индриковна, девяносто пятое серьёзное предупреждение за неделю. - В лапе его уже торчала древняя перьевая ручка и скрипела, ёрзая по бумаге. Еще пять серьёзных предупреждений, и висеть тебе, Марфа Крюкова, на Доске отстающих. - Он пристально посмотрел на бабку, зевнул и добавил нехотя: - Со всеми вытекающими последствиями.
Андрей Т. почувствовал укор совести - ещё бы, ни с того ни с сего подвести старого человека. Он сглотнул, хотел сказать что-то вроде: "Стойте! Гражданка не виновата!", - но его опередила старуха. Она затрясла губой, сделалась совсем маленькой и несчастной и слезливо запричитала:
- Да уж, если что - вали всё на бабку Мару. Мара стерпит, Мара - бабка привычная. В прошлый раз, когда Кащеево яйцо спёрли, сразу все на кого на Крюкову. А на кой мне ляд Кащеево яйцо, раз яичницу из него не сваришь. Справедливость, где она, ваша хвалёная справедливость?
Лица многих при слове "яичница" затянули грусть и печаль, губы оросила слюна. Кот с шумом захлопнул книгу.
- Так, - сказал он сурово. - О справедливости поговорим в другой раз. Разойдитесь, всем разойтись. Делом лучше займитесь, нечего языком чесать. А вы пройдите со мной. - Кот лапой указал на Андрея Т.. Тот с виноватой улыбкой двинулся за ним следом.
- Тиран! - послышалось за спиной. Кот даже не обернулся.
ГЛАВА 4
- Мур, ты-то здесь как? - Андрей Т. шел теперь с котом вровень, радостно ему улыбаясь и норовя погладить по шёрстке.
- Простите, мы не знакомы. - Кот обдал его равнодушным взглядом и увернулся от проявлений нежности.
- То есть как это? - Андрей Т. ничего не понял. - Мурзила, это же я, твой хозяин. - Он пристально вгляделся в кота.
- Вы меня с кем-то путаете, - Кот упорно не желал быть на "ты" и держался сухо и чопорно, как на строгом официальном приёме.
- Здрасьте вам, - вздохнул Андрей Т. и только тут, наконец, заметил некоторые отклонения и странности во внешности своего четвероногого спутника, которых не замечал раньше.
Во-первых, уши. У Мурзилы-IV-а уши были окраса ровного, пепельного, с золотой проседью. У этого же на самых кончиках шерсть была чёрно-бурой. Далее - хвост. В детстве, в дошкольном возрасте, когда Мурзила-IV-а играл во дворе в песочнице, на него однажды напал чей-то неизвестный бульдог. Перепуганный Мурзила кинулся от пса на газон, а тут, как назло, газонокосилка. Мурзила, конечно, спасся, но маленький кусочек хвоста так и остался там, среди скошенной зеленой травы, во дворе их старого дома. Хвост кота, шедшего рядом, был вполне нормальной длины и не имел никаких изъянов.
Так, в сомнениях - с одной стороны, и в равнодушии и покое - с другой, они приблизились к незаметной двери, на которой было написано: "Канцелярия".
- Минуточку подождите здесь. - Кот лапой остановил Андрея, сам же исчез за дверью.
- Милый, ты там того... - За спиной его топталась старуха. Лицо ее было, как пряник, - сахарное и гладкое. - Замолви им за меня словечко. Я ж добрая, ты не думай. А что иногда вспылю - это же не со зла. Трудное детство, поганое отрочество, гнилая юность. И эта... как её... - Бабка постучала концом клюки по голому островку черепа, затерявшемуся в седом океане ее спутанных, давно не мытых волос. - Черепно-мозговая контузия, одним словом. У меня и справка имеется. - Старуха полезла копаться в складках своего экзотического халата, видимо, чтобы найти справку, но дверь в это время скрипнула и кот попросил Андрея Т. пройти внутрь.
Кабинет был как кабинет, ничего особенного. На канцелярию, правда, он походил мало - ни тебе стеллажей с папками, ни столов со всяким бумажным хламом, ни устойчивого запаха пыли, обычного для подобных мест; всё здесь было чистенько и пристойно, за исключением непонятных веников, связками висевших по стенам, ржавой доисторической алебарды, скучающей у дальней стены, да самого хозяина кабинета, сидящего за столом у окна.
Он, то есть хозяин, был какой-то суетливый и нервный; постоянно дёргаясь и кривляясь, он пытался делать одновременно чёртову тучу дел, как то: пальцем левой руки набивать что-то на клавиатуре компьютера; правой - поливать из миниатюрной лейки чахлое кривое растение, ютящееся в цветочном горшке на широком крашеном подоконнике и напоминающее декоративный крест; ногой, правой, чесать коленную чашечку левой; левой же гонять таракана, кружащегося возле ножки стола и норовящего забиться от страха в любую щель. Спина его при этом тёрлась о спинку стула, язык пытался найти дорогу в непроходимой чаще усов, разросшихся на половину лица, один глаз косил, второй, подражая первому, косил тоже, но, кося, переигрывал и фальшивил, на голове его лежала подушка, должно быть в качестве грелки.
Андрея Т. он поначалу не замечал, и тот стоял тихонечко у порога, наблюдая за хозяином кабинета.
Хозяин кончил набивать текст, и заработал принтер. Из щели с медленным и протяжным скрипом полезли белые полоски берёсты; они скручивались, падали на пол и раскатывались по всему кабинету. Один такой докатился до ног Андрея, тот нагнулся, чтобы его поднять, и в это время хозяин заговорил.
- Ну и что же, спрашивается, мне с вами делать? - Голова его была повёрнута влево, чтобы косящий и подражающий косящему глаз в упор смотрели на посетителя. Гоняющая таракана нога на секунду задержалась на месте, и измученное домашнее насекомое получило секундную передышку. - Не вовремя вы, ой как вы к нам не вовремя, и число сегодня нечётное, и магнитная буря в воздухе, и голова раскалывается с утра, и отчётный этот концерт сегодняшний... - Он сорвал с головы подушку и вытер ею озабоченный лоб; потом снова воздвиг подушку на место. - Ладно, раз уж вы здесь, так и не быть вам ни в каком другом месте, кроме как в Заповеднике.
Андрей Т. решил, наконец, высказаться, чтобы прояснить ситуацию и определить свое положение в этой нереальной реальности.
- Я вообще-то у вас по делу, мне вообще-то... - "Нужно увидеть Генку" хотел сказать он этому беспокойному человеку, но сказать не успел.
Человек замахал руками, разбрызгивая из лейки воду и гоняя по полу таракана:
- Все вообще-то у нас по делу, а отдыхать - пожалуйста, на Елагин остров, в бывший Парк культуры и отдыха имени товарища Кирова. Можно подумать, я здесь с девушками гуляю, конфеты кушаю. Я несу здесь тяжкую трудовую повинность, я здесь спину гну ради таких, как вы, я здесь... - Он откинулся на стуле, вновь сорвал с головы подушку и с размаху приложил её к сердцу. Потом скомкал и отбросил к стене. Подушка, перелетев помещение, мирно нацепилась на гвоздь и устроилась рядом с вениками. - Так на чем мы, я извиняюсь, остановились? Ах да, на проблеме трудоустройства. Палец хозяина кабинета станцевал на клавиатуре польку. Морщин на его лбу стало больше. - Как же мне вас оформить? Каким веком, годом, месяцем и числом? И кем, вот в чём вопрос?
- А зачем? - робко выдавил из себя ничего не понимающий Андрей Т.
- То есть как зачем? - удивленно посмотрел на него хозяин кабинета. Вот вы, когда устраивались в Эрмитаж электриком, разве не проходили через отдел кадров?
"Откуда он знает про Эрмитаж?", - удивился Андрей Т., но виду не показал.
- Такой порядок, - продолжал между тем работник канцелярского фронта. - Каждого свежеприбывшего "эмпе", материализованного персонажа то есть, в течение часа с момента прибытия в Заповедник следует оформить и поставить на учёт и довольствие, как требуют того правила и законы местной и федеральной служб. Только как же мне вас оформить, если все места в Заповеднике расписаны на четыре года вперёд? - Он задумался, потом хлопнул каблуком по полу. Таракан нервно повел усами и испуганно задрожал на бегу. - Придумал! А оформлю-ка я вас как мумию жреца Петесу из "Сказки об оживающей мумии". Она ж, в смысле жрец, насколько я помню, тоже из Эрмитажа. - Он обрадованно потер ладони. Потом помрачнел и сник. - Со жрецом ничего не выйдет. Его ж, в смысле мумию, в Москву затребовали, в филиал, на предмет возможного приобретения АОЗТ "Мавзолей".
- Садко, - подсказал кот. Все это время он держался чуть сбоку, по правую от Андрея сторону, выступая то ли в роли конвойного, то ли ожидая от хозяина кабинета каких-то особых распоряжений.
- Разговорчики! - осадило кота начальство. - Много вас развелось, умников-то. Как мусор с пола собрать, так нету их никого. А как советы давать руководству, так сразу воронья туча. Значит, Садко, говоришь? Палец его опять радостно пробежался по клавишам. - Вы подводным спортом не занимались? - Вопрос был к Андрею Т. - Или хотя бы в детстве с вышки ныряли? Вот и ладненько, что ныряли. Значит, будете у нас числиться как Садко. На гуслях играть умеете? Научитесь, это дело простое, не сложнее, чем играть на пиле. Походите на курсы к Бояну. Самоучитель возьмёте, в конце концов...
- Я что-то не понимаю. - У Андрея Т. уже голова шла крутом от всех этих загадочных разговоров. - Причем тут Садко? И гусли? И вообще, я не...
- А тут и понимать нечего. - Глаза хозяина кабинета вдруг резко перестали косить и сделались пронзительными и строгими. Он поднялся, раздавил ногой таракана, поставил на подоконник лейку и руки уложил на груди. - Базильо, - сказал он, обращаясь к коту, - покажи господину Богатому гостю выход. Господин не знает дорогу. Господин только что прибывши. Милости просим, - он в фальшивом театральном привете распростёр руки, - в наши гостеприимные Палестины. Извините, но время вышло. У меня квартальный отчёт. У меня комиссия из Минфина. У меня Горынычиха рожает. Базильо! - Он щёлкнул пальцами. - Товарищ не понимает. Проводите товарища. До свидания.
ГЛАВА 5
Андрей Т. вернулся в толчею коридора. В голове его роились вопросы, и первый из них был - "зачем мне всё это нужно?". Да, Генка, конечно. Друг в опасности, друга надо спасать. Но кто ему дал знать об опасности? Конь Кобылыч. А какова его слову цена? Копейка в базарный день. Вот именно что копейка. Может быть, действительно Генка-Абрикос здесь, числится какимнибудь Иваном Коровьим сыном, и прячут его от людских глаз в стенах этого казённого заведения. Тогда опять вопрос - для чего? И сам Андрей Т. здесь - для чего? Тьма египетская вопросов, а ответов пока не видно. Единственное, что почему-то приходило на ум, - какие-то древние рекрутские наборы, старая унылая Англия, вербовка в матросы Королевского флота, когда людей поили до полусмерти в кабаке, а наутро закованный в кандалы новобранец просыпался от пинков капитана за несколько миль от берега.
Всем вокруг почему-то уже было известно, что Андрей - былинный герой Садко, а значит, гость богатый и важный, и, видимо, по этой причине возле него вертелись всякие неблагополучные личности - в чешуе, в дурно пахнущих рыбачьих сетях вместо одежды, с трезубцами, увитыми водорослями, а один, в чалме, при серьгах и с бусами на тщедушном теле, назойливо, как бомж в переходе, что-то мямлил Андрею на ухо - то ли просил на водку, то ли предлагал какую-то аферу с алмазами, которых, как он клялся, не счесть в каких-то там каменных пещерах.
Андрею Т. насилу удалось от него отделаться - помог недавний знакомый, волк; он рыкнул на прилипчивого субъекта, и тот, мелко кланяясь и юля, растворился в прогуливающейся толпе.
- Здрасьте, - кивнул зачем-то Андрей потрепанному серому хищнику, хотя виделись они с ним недавно.
Волк стоял, закинув лапы на подоконник, и с какой-то неизбывной тоской вглядывался в заоконный пейзаж.
- Солнце садится... Август. - Волк вздохнул и прикрыл глаза. Потом открыл их и печально продолжил: - В лесу сейчас хорошо, покойно. Душицей пахнет, паутина в ветвях блестит, белки по стволам бегают. А то и лось на полянку выйдет, протрубит - и обратно, в чащу. Лось... - Волк опять вздохнул. - Мне бы сейчас хоть кильки в томате. Хоть селёдочных голов полкило.
- Да уж, кильки - оно конечно, - приличия ради согласился с ним Андрей Т. Потом, помедлив, спросил: - Что, так и сидите здесь взаперти?
- Так и сидим, - вяло ответил волк.
- Не выпускают?
- Выпускают, да толку! Мы же ведь только здесь реальные, в этих стенах. А там, на воле, мы - сказки.
Андрей кивнул, хотя, говоря по правде, ни слова не понял из туманного объяснения хищника. Он пристроился рядом на подоконнике и стал смотреть на вид за окном. Никакого леса он не увидел. И закатного солнца тоже. Какие-то чахлые деревца были, и что-то мутное, как лампочка в подворотне, пряталось в рыжеватом облаке, но ничего бунинского, тургеневского Андрею Т. эти картины не навевали. Разбитая асфальтовая площадка, окантованная пыльными клумбами с гигантскими пожухлыми сорняками; бетонные колонны ограды с редкими чугунными пиками, в ней прорехи шириной в шкаф; за оградой, за распахнутыми воротами, с десять соток сильно пересеченной местности - крапива вперемежку с чертополохом, невысокие пирамиды щебня, залежи бытового мусора, черепа домашних животных, лужи в мазутной плёнке, воробьи на свисающих проводах. От ворот, чуть заметная среди этой неразберихи, вела грунтовая, вся в выбоинах, дорога, доходила до зарослей ивняка и терялась за каменистой насыпью. Горизонт тоже был неказистый.
Андрей Т. подавил зевок и хотел уже отойти от окна, как вдруг увидел клубящееся облако пыли и плывущий в этом облаке "мерседес". Машина миновала ворота, въехала на разбитый асфальт, снесла по дороге урну и остановилась под самыми окнами. Все четыре дверцы одновременно раскрылись, и из них полезла на белый свет удивительная компания.
Была здесь омерзительного вида старуха в сером штопаном балахоне, который вздымался у нее на спине двумя острыми горбами разной величины. Физиономия у неё тоже была серая, нос загибался ястребиным клювом, правый глаз горел кровавым огнём наподобие катафота, а на месте левого тускло отсвечивал большой шарикоподшипник.
Был здесь страхолюдный толстяк в бесформенном костюме в краснобелую шашечку и с лицом, похожим на первый блин.
Был здесь и мужчина, похожий на покосившуюся вешалку для одежды. Выбравшись из машины, он стоял пугалом на асфальте, подпертый костылём спереди и еще двумя по бокам. Пальто горохового цвета висело на нем нараспашку; из-под него виднелись свисающий до полу засаленный шёлковый шарф, свободно болтающиеся полосатые брюки и шерстяной полосатый свитер, не содержащий внутри себя ничего, кроме некоторого количества спертого воздуха.
И был здесь ещё недобитый фашист в мундире без пуговиц и на скрипучей деревянной ноге. И хмырь с челюстью и без шеи, в пятнистой майке, в татуировке и с руками-вилами, которыми он рассеянно разгибал и сгибал железный дворницкий лом. И эстрадная халтурщица. И кого только еще в "мерседесе" не было; Андрей Т. насчитал не менее двух десятков экзотических экспонатов, которым самое место в Кунсткамере или в какомнибудь серпентарии со стенками из пуленепробиваемого стекла. Непонятно даже, как вся эта чудовищная орава поместилась в машине и вдобавок не сожрала друг друга в пути.
Андрея Т. в момент прошиб пот. Он вспомнил роковую площадку, окружённую железными стенками, и стоящего посерёдке Генку, и себя со шпагой в руке, спешащего на защиту друга. И ухмыляющуюся толпу уродов, напирающую плотной стеной...
Наваждение. Не может такого быть. Ведь тогда ему всё прибредилось, он же в лёжку лежал, болел, фолликулярная ангина и все такое.
Но компания за окном явно подавала все признаки самой что ни на есть объективной реальности. Ругалась, плевалась, собачилась друг с другом на выходе, щёлкала железными челюстями, размахивала в воздухе костылём.
Чтобы как-нибудь себя успокоить, Андрей Т. обратился к волку, показывая ему за окно:
- Простите, но вы только что говорили, что на воле, вне Заповедника, все, кто в этих стенах живут, не более чем сказочные герои. То есть там вас, вроде, не существует. А если так, то кто же тогда вон эти, которые внизу, под окном?
- Явились, не запылились. - В глазах волка полыхнул огонёк. Видимо, он только сейчас заметил прибывшую компанию. - Чтоб им всем ни дна ни покрышки. - Он щелкнул зубастой пастью и снял передние лапы с подоконника. - Эти к нам не относятся. Эти здесь подселённые. Они вообще не из сказок, они из снов. Знать бы только, какой такой вше в коросте эта нежить могла присниться, я бы того поганца во сне загрыз. Чтобы не просыпался. - Волк вонзил когти в линолеум и оставил в нем глубокие борозды.
Андрей Т. стоял и молчал, поглаживая ладонями щеки. Он чувствовал багрянец стыда и острые иголочки совести, пронзающие изнутри сердце. Уж он-то отлично знал, кому приснилась вся эта нежить, все эти ходячие пугала и разлагающиеся на глазах трупы. Но почему они воплотились в явь? И почему они оказались здесь? И не связано ли его прибытие в Заповедник с этой похоронной командой, которую он сам когда-то и породил? А ГенкаАбрикос лишь наживка, на которую его сюда приманили.
ГЛАВА 6
Пока он обо всем этом думал, в броуновском движении по коридору наметились целенаправленные потоки. Загуляли по толпе шепотки; те, кто побойчей да понахальней, уже расталкивали локтями соседей и спешили куда-то вдаль.
Давешний общипанный петушок, что работал при Дадоне в охране, щёлкая прозрачными крылышками, перелетал с головы на голову и кричал простуженным криком: "Дорогу! Дорогу ветерану охранных войск! У меня бронь! Я имею право, право, право... кирикуку!.." Его бодали, его хватали, но он не давался в руки, отмахивался, отклёвывался и нахально пёр через головы.
Слон, как большой таран, прокладывал себе лбом дорогу; маленькая стервозная собачонка, видимо, та самая Моська, кусала исподтишка окружающих, тявкала на них мелко и злобно и пряталась под слоновьей тушей.
Мимо Андрея Т. проскочил какой-то бойкий чертёнок; лоб его пересекала бандана; хвост был завязан бантиком; к синей негритянской губе прилепилась замусоленная цигарка; но не это удивило Андрея, не это его вывело из себя. "Спидола"! Памятник его отроческой отваги. Маленький допотопный приёмничек, принявший на себя когда-то смертельный удар Кобылыча и выживший, дотянувший до сегодняшних дней. У чертенка в когтистой лапе был его спасительный талисман.
Спиха! Спидлец! Спидолушка! Андрей Т. чувствовал себя подлецом. Как он мог позабыть о Спихе! Да, оправдания были - вихрь неожиданных впечатлений, безумная обстановка вокруг, безумные эти встречи и разговоры... Нет, не было ему оправданий!
Он ввернулся коловоротом в толпу и устремился за бесовским отродьем.
Чертёнка он разглядел не сразу. Тот был наглый, черный и голый, а таких в спешащей толпе было, почитай, большинство. Наконец он его заметил, вернее заметил сначала хвост, завязанный модным бантиком; Андрей Т., не сильно смущаясь, ухватил чертяку за хвост и намотал его на запястье.
- Стой! - сказал он чертёнку. - Нехорошо зариться на чужое.
- В чем дело, дядя? - Чертёнок слегка опешил. К разговорам на моральные темы он явно был не приучен. - О чём базар? Я что, корову твою украл?
- Приёмник, - Андрей Т. показал на "Спидолу", - он разве твой? Ну-ка, отвечай честно: как он к тебе попал?
- А, это... - Чертёнок недоумённо посмотрел на приёмник. - Надо же, изза такой рухляди здоровья человека лишать! Хвосты ему отрывать с корнем! А еще говорят - черти! Злые, неумытые, вредные. Да вы, люди, по сравнению с нами, чертями, - как акулы по сравнению с морскими свинками.
- Ты чего это к малолетке пристал? - Рядом уже толклись любопытные. Толстый одноглазый верзила с заросшей щетиной физиономией почёсывал волосатые кулаки и искоса поглядывал на Андрея: - Думаешь, раз большой да богатый, так, значит, можно над сирыми и убогими измываться?
- Граждане, это не я. Это он у меня "Спидолу" украл. А я ничего, всё честно. Да чертёнок вам и сам подтвердит. Ведь, правда, это моя "Спидола"?
- Не брал я никакую "Спидолу". Это тятька мне на Вальпургиеву ночь подарил. Вон и дырка в ней - моя дырка. Специальная, чтобы подглядывать, когда в прятки водишь.
Андрей Т. буквально остолбенел от такого поворота событий. Нахрапистое хамство чертёнка, перемешанное с откровенным враньём, лишило Андрея сил. Он даже хвост выпустил из руки, а зря. Чертёнок только того и ждал. Он пыхнул табачным дымом, сделал Андрею нос и растворился в толчее коридора. Вместе с несчастным Спихой.
Звонко пропел звонок. Все заголосили, затопали, толпа подхватила Андрея, протащила его по коридору волоком, пропустила через мясорубку дверей и выбросила помятого, но живого, в освещенный актовый зал.
Зал был наполнен зрителями. Они гроздьями свисали с балконов, запрудили тесный партер, некоторые устраивались в проходе на малиновой ковровой дорожке и маленьких раскладных стульях.
Звонок пропел во второй раз, затем в третий, последний, но шум в зале не утихал. Наконец, на ярко освещённую сцену вышел знакомый Андрею кот. Тот самый, которого он спутал с Мурзилой. На нем был бархатный зелёный кафтан, на голове шляпа с павлиньим пером, из рукавов торчали длинные кружевные манжеты, задние лапы утопали в ботфортах с широкими блестящими пряжками, за поясом из морёной кожи был заткнут жуткий разбойничий пистолет с раструбом на конце ствола. Кот грозно оглядел зал. Публика вела себя вызывающе. Тогда он вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил. Зал наполнили грохот, дым и огонь. Публика зааплодировала. Когда аплодисменты утихли, кот заткнул пистолет за пояс и объявил программу.
Андрей Т. сидел в середине зала, ряду, примерно, в десятом, стиснутый с обеих сторон угрюмыми подозрительными субъектами. Кота он слушал вполуха, все больше косясь на соседей и на всякий случай подстраховывая карманы, хотя, кроме горстки мелочи да пары полинялых десяток, в карманах ничего не было.
Эти двое, между которыми он оказался, оба были бледные и худые и похожи друг на друга как две капли воды. Лица их были рыбьи, губы сильно вытянуты вперед и постоянно будто что-то жевали. И запах от них шел рыбий, и это последнее обстоятельство раздражало Андрея Т. больше всего. Пересесть он уже не мог, зал был набит битком, да и эти, что его подпирали, при малейшей попытке Андрея хотя бы пошевелиться, вдавливались в него плотнее и держали в жёстких тисках.
Программа, которую огласил кот, была какая-то дробная и размытая. Никакого определенного стержня в предлагаемых на вечере номерах Андрей, как ни старался, не уловил. Возможно, его отвлекали соседи. Все, что происходило в зале, называлось очень длинно и вычурно: "Плановое ежегодное отчётно-показательное концертно-массовое мероприятие..." и так далее. Что "так далее", Андрей Т. не запомнил.
Из объявленных котом номеров ему запомнились следующие:
"Падение Икара", театрально-мифологическая сцена; "Полёт шмеля", музыкально-драматическая композиция; "Папанинцы на льдине", вольная сценическая интерпретация народной былины; "Ёлка в Сокольниках", балетная композиция; "Рассвет над Елдыриной слободой", оратория для хора и балалайки с оркестром, часть первая и вторая; "Амур и Психея", альковная сцена из Лафонтена. А также - в части "Массовые игрища и забавы" - соревнование по перетягиванию каната, бег в мешках, выливание воды на скорость, коллективное отгадывание загадок и прочие культурноспортивные мероприятия. Развлечения из части массовой должны были равномерно перемежаться с выступлениями самодеятельных коллективов.
Вечер обещал быть насыщенным. Единственное, о чем сожалел ведущий, - так это об отсутствующем директоре. Но возможно - кот особо выделил это слово - возможно, господин директор и будут. Если сложатся соответствующие метеоусловия. А пока его заменит уважаемый господин Пахитосов. Кот коротко и вяло проаплодировал.
Откуда-то из-за левой кулисы на сцену выкатился тот самый хмырь, что принимал Андрея Т. в канцелярии. Он весь был расфранчённый и расфуфыренный, в строгом костюме с блёстками и с зачёсанными на пробор волосами. Он раскланивался и расшаркивался и посылал в зал воздушные поцелуи, как какой-нибудь третьесортный конферансье из окраинного Дома культуры. Поюродствовав пару минут на сцене и бросив в публику невнятные поздравления, он сбежал по лесенке в зал и устроился где-то в первом ряду партера.
Вслед за ним покинул сцену и кот.
Представление началось.
На сцену вышли два странных малых. Один был лысый, с пристяжной бородой, другой - стриженный под горшок подросток; оба были в мятых рубахах, перехваченных в поясе ремешками. Тот, что был лысый и с бородой, нес в руках какую-то ветошь. У второго руки были пустые. "О сын мой, - сказал лысый и бородатый, - ты знаешь, что я великий изобретатель. Это я изобрел топор, штопор и паруса. А этой ночью, пока ты спал, я изобрел крылья, чтобы летать, как птица. Вот они". Лысый протянул свою ношу стриженному под горшок пареньку. "О отец мой, - отвечал ему паренёк, - я поистине восхищен божественной смелостью твоего ума, но в одном я смею с тобою не согласиться". Тогда взял слово лысый и бородатый. Он трагически наморщил лицо и сурово обратился к подростку: "О сын мой, в чем же причина твоего со мной несогласия?" Молодой человек потупился. Он покрылся краской стыда. Он готов был провалиться сквозь сцену и активно это показывал, большим пальцем правой ноги ковыряя под собой пол. "Ну же?" - торопил его с ответом изобретатель. Наконец, выдержав паузу, молодой человек решился. "О отец мой, - сказал он с пафосом, - ты сказал, что этой ночью я спал. Ты не прав. - Он посмотрел на отца. - Всю ночь я овладевал знаниями". Он вытащил из-за пазухи книжку с таблицами логарифмов и торжественно помахал ею в воздухе.
Далее они лили слезы и вымаливали друг у друга прощение, отец, восхищенный сыном, разрешал ему часок полетать, сын привязывал себе к плечам крылья, сверху опускался канат, сына поднимали над сценой и на время он исчезал из виду; затем под барабанную дробь откуда-то из-под театральных небес раздавался истошный крик, сверху летели перья, и что-то грузное и человекообразное с хлюпаньем падало на подмостки и, с секунду поизвивавшись в агонии, замирало, испустив дух.
Андрей Т. почувствовал укор совести - ещё бы, ни с того ни с сего подвести старого человека. Он сглотнул, хотел сказать что-то вроде: "Стойте! Гражданка не виновата!", - но его опередила старуха. Она затрясла губой, сделалась совсем маленькой и несчастной и слезливо запричитала:
- Да уж, если что - вали всё на бабку Мару. Мара стерпит, Мара - бабка привычная. В прошлый раз, когда Кащеево яйцо спёрли, сразу все на кого на Крюкову. А на кой мне ляд Кащеево яйцо, раз яичницу из него не сваришь. Справедливость, где она, ваша хвалёная справедливость?
Лица многих при слове "яичница" затянули грусть и печаль, губы оросила слюна. Кот с шумом захлопнул книгу.
- Так, - сказал он сурово. - О справедливости поговорим в другой раз. Разойдитесь, всем разойтись. Делом лучше займитесь, нечего языком чесать. А вы пройдите со мной. - Кот лапой указал на Андрея Т.. Тот с виноватой улыбкой двинулся за ним следом.
- Тиран! - послышалось за спиной. Кот даже не обернулся.
ГЛАВА 4
- Мур, ты-то здесь как? - Андрей Т. шел теперь с котом вровень, радостно ему улыбаясь и норовя погладить по шёрстке.
- Простите, мы не знакомы. - Кот обдал его равнодушным взглядом и увернулся от проявлений нежности.
- То есть как это? - Андрей Т. ничего не понял. - Мурзила, это же я, твой хозяин. - Он пристально вгляделся в кота.
- Вы меня с кем-то путаете, - Кот упорно не желал быть на "ты" и держался сухо и чопорно, как на строгом официальном приёме.
- Здрасьте вам, - вздохнул Андрей Т. и только тут, наконец, заметил некоторые отклонения и странности во внешности своего четвероногого спутника, которых не замечал раньше.
Во-первых, уши. У Мурзилы-IV-а уши были окраса ровного, пепельного, с золотой проседью. У этого же на самых кончиках шерсть была чёрно-бурой. Далее - хвост. В детстве, в дошкольном возрасте, когда Мурзила-IV-а играл во дворе в песочнице, на него однажды напал чей-то неизвестный бульдог. Перепуганный Мурзила кинулся от пса на газон, а тут, как назло, газонокосилка. Мурзила, конечно, спасся, но маленький кусочек хвоста так и остался там, среди скошенной зеленой травы, во дворе их старого дома. Хвост кота, шедшего рядом, был вполне нормальной длины и не имел никаких изъянов.
Так, в сомнениях - с одной стороны, и в равнодушии и покое - с другой, они приблизились к незаметной двери, на которой было написано: "Канцелярия".
- Минуточку подождите здесь. - Кот лапой остановил Андрея, сам же исчез за дверью.
- Милый, ты там того... - За спиной его топталась старуха. Лицо ее было, как пряник, - сахарное и гладкое. - Замолви им за меня словечко. Я ж добрая, ты не думай. А что иногда вспылю - это же не со зла. Трудное детство, поганое отрочество, гнилая юность. И эта... как её... - Бабка постучала концом клюки по голому островку черепа, затерявшемуся в седом океане ее спутанных, давно не мытых волос. - Черепно-мозговая контузия, одним словом. У меня и справка имеется. - Старуха полезла копаться в складках своего экзотического халата, видимо, чтобы найти справку, но дверь в это время скрипнула и кот попросил Андрея Т. пройти внутрь.
Кабинет был как кабинет, ничего особенного. На канцелярию, правда, он походил мало - ни тебе стеллажей с папками, ни столов со всяким бумажным хламом, ни устойчивого запаха пыли, обычного для подобных мест; всё здесь было чистенько и пристойно, за исключением непонятных веников, связками висевших по стенам, ржавой доисторической алебарды, скучающей у дальней стены, да самого хозяина кабинета, сидящего за столом у окна.
Он, то есть хозяин, был какой-то суетливый и нервный; постоянно дёргаясь и кривляясь, он пытался делать одновременно чёртову тучу дел, как то: пальцем левой руки набивать что-то на клавиатуре компьютера; правой - поливать из миниатюрной лейки чахлое кривое растение, ютящееся в цветочном горшке на широком крашеном подоконнике и напоминающее декоративный крест; ногой, правой, чесать коленную чашечку левой; левой же гонять таракана, кружащегося возле ножки стола и норовящего забиться от страха в любую щель. Спина его при этом тёрлась о спинку стула, язык пытался найти дорогу в непроходимой чаще усов, разросшихся на половину лица, один глаз косил, второй, подражая первому, косил тоже, но, кося, переигрывал и фальшивил, на голове его лежала подушка, должно быть в качестве грелки.
Андрея Т. он поначалу не замечал, и тот стоял тихонечко у порога, наблюдая за хозяином кабинета.
Хозяин кончил набивать текст, и заработал принтер. Из щели с медленным и протяжным скрипом полезли белые полоски берёсты; они скручивались, падали на пол и раскатывались по всему кабинету. Один такой докатился до ног Андрея, тот нагнулся, чтобы его поднять, и в это время хозяин заговорил.
- Ну и что же, спрашивается, мне с вами делать? - Голова его была повёрнута влево, чтобы косящий и подражающий косящему глаз в упор смотрели на посетителя. Гоняющая таракана нога на секунду задержалась на месте, и измученное домашнее насекомое получило секундную передышку. - Не вовремя вы, ой как вы к нам не вовремя, и число сегодня нечётное, и магнитная буря в воздухе, и голова раскалывается с утра, и отчётный этот концерт сегодняшний... - Он сорвал с головы подушку и вытер ею озабоченный лоб; потом снова воздвиг подушку на место. - Ладно, раз уж вы здесь, так и не быть вам ни в каком другом месте, кроме как в Заповеднике.
Андрей Т. решил, наконец, высказаться, чтобы прояснить ситуацию и определить свое положение в этой нереальной реальности.
- Я вообще-то у вас по делу, мне вообще-то... - "Нужно увидеть Генку" хотел сказать он этому беспокойному человеку, но сказать не успел.
Человек замахал руками, разбрызгивая из лейки воду и гоняя по полу таракана:
- Все вообще-то у нас по делу, а отдыхать - пожалуйста, на Елагин остров, в бывший Парк культуры и отдыха имени товарища Кирова. Можно подумать, я здесь с девушками гуляю, конфеты кушаю. Я несу здесь тяжкую трудовую повинность, я здесь спину гну ради таких, как вы, я здесь... - Он откинулся на стуле, вновь сорвал с головы подушку и с размаху приложил её к сердцу. Потом скомкал и отбросил к стене. Подушка, перелетев помещение, мирно нацепилась на гвоздь и устроилась рядом с вениками. - Так на чем мы, я извиняюсь, остановились? Ах да, на проблеме трудоустройства. Палец хозяина кабинета станцевал на клавиатуре польку. Морщин на его лбу стало больше. - Как же мне вас оформить? Каким веком, годом, месяцем и числом? И кем, вот в чём вопрос?
- А зачем? - робко выдавил из себя ничего не понимающий Андрей Т.
- То есть как зачем? - удивленно посмотрел на него хозяин кабинета. Вот вы, когда устраивались в Эрмитаж электриком, разве не проходили через отдел кадров?
"Откуда он знает про Эрмитаж?", - удивился Андрей Т., но виду не показал.
- Такой порядок, - продолжал между тем работник канцелярского фронта. - Каждого свежеприбывшего "эмпе", материализованного персонажа то есть, в течение часа с момента прибытия в Заповедник следует оформить и поставить на учёт и довольствие, как требуют того правила и законы местной и федеральной служб. Только как же мне вас оформить, если все места в Заповеднике расписаны на четыре года вперёд? - Он задумался, потом хлопнул каблуком по полу. Таракан нервно повел усами и испуганно задрожал на бегу. - Придумал! А оформлю-ка я вас как мумию жреца Петесу из "Сказки об оживающей мумии". Она ж, в смысле жрец, насколько я помню, тоже из Эрмитажа. - Он обрадованно потер ладони. Потом помрачнел и сник. - Со жрецом ничего не выйдет. Его ж, в смысле мумию, в Москву затребовали, в филиал, на предмет возможного приобретения АОЗТ "Мавзолей".
- Садко, - подсказал кот. Все это время он держался чуть сбоку, по правую от Андрея сторону, выступая то ли в роли конвойного, то ли ожидая от хозяина кабинета каких-то особых распоряжений.
- Разговорчики! - осадило кота начальство. - Много вас развелось, умников-то. Как мусор с пола собрать, так нету их никого. А как советы давать руководству, так сразу воронья туча. Значит, Садко, говоришь? Палец его опять радостно пробежался по клавишам. - Вы подводным спортом не занимались? - Вопрос был к Андрею Т. - Или хотя бы в детстве с вышки ныряли? Вот и ладненько, что ныряли. Значит, будете у нас числиться как Садко. На гуслях играть умеете? Научитесь, это дело простое, не сложнее, чем играть на пиле. Походите на курсы к Бояну. Самоучитель возьмёте, в конце концов...
- Я что-то не понимаю. - У Андрея Т. уже голова шла крутом от всех этих загадочных разговоров. - Причем тут Садко? И гусли? И вообще, я не...
- А тут и понимать нечего. - Глаза хозяина кабинета вдруг резко перестали косить и сделались пронзительными и строгими. Он поднялся, раздавил ногой таракана, поставил на подоконник лейку и руки уложил на груди. - Базильо, - сказал он, обращаясь к коту, - покажи господину Богатому гостю выход. Господин не знает дорогу. Господин только что прибывши. Милости просим, - он в фальшивом театральном привете распростёр руки, - в наши гостеприимные Палестины. Извините, но время вышло. У меня квартальный отчёт. У меня комиссия из Минфина. У меня Горынычиха рожает. Базильо! - Он щёлкнул пальцами. - Товарищ не понимает. Проводите товарища. До свидания.
ГЛАВА 5
Андрей Т. вернулся в толчею коридора. В голове его роились вопросы, и первый из них был - "зачем мне всё это нужно?". Да, Генка, конечно. Друг в опасности, друга надо спасать. Но кто ему дал знать об опасности? Конь Кобылыч. А какова его слову цена? Копейка в базарный день. Вот именно что копейка. Может быть, действительно Генка-Абрикос здесь, числится какимнибудь Иваном Коровьим сыном, и прячут его от людских глаз в стенах этого казённого заведения. Тогда опять вопрос - для чего? И сам Андрей Т. здесь - для чего? Тьма египетская вопросов, а ответов пока не видно. Единственное, что почему-то приходило на ум, - какие-то древние рекрутские наборы, старая унылая Англия, вербовка в матросы Королевского флота, когда людей поили до полусмерти в кабаке, а наутро закованный в кандалы новобранец просыпался от пинков капитана за несколько миль от берега.
Всем вокруг почему-то уже было известно, что Андрей - былинный герой Садко, а значит, гость богатый и важный, и, видимо, по этой причине возле него вертелись всякие неблагополучные личности - в чешуе, в дурно пахнущих рыбачьих сетях вместо одежды, с трезубцами, увитыми водорослями, а один, в чалме, при серьгах и с бусами на тщедушном теле, назойливо, как бомж в переходе, что-то мямлил Андрею на ухо - то ли просил на водку, то ли предлагал какую-то аферу с алмазами, которых, как он клялся, не счесть в каких-то там каменных пещерах.
Андрею Т. насилу удалось от него отделаться - помог недавний знакомый, волк; он рыкнул на прилипчивого субъекта, и тот, мелко кланяясь и юля, растворился в прогуливающейся толпе.
- Здрасьте, - кивнул зачем-то Андрей потрепанному серому хищнику, хотя виделись они с ним недавно.
Волк стоял, закинув лапы на подоконник, и с какой-то неизбывной тоской вглядывался в заоконный пейзаж.
- Солнце садится... Август. - Волк вздохнул и прикрыл глаза. Потом открыл их и печально продолжил: - В лесу сейчас хорошо, покойно. Душицей пахнет, паутина в ветвях блестит, белки по стволам бегают. А то и лось на полянку выйдет, протрубит - и обратно, в чащу. Лось... - Волк опять вздохнул. - Мне бы сейчас хоть кильки в томате. Хоть селёдочных голов полкило.
- Да уж, кильки - оно конечно, - приличия ради согласился с ним Андрей Т. Потом, помедлив, спросил: - Что, так и сидите здесь взаперти?
- Так и сидим, - вяло ответил волк.
- Не выпускают?
- Выпускают, да толку! Мы же ведь только здесь реальные, в этих стенах. А там, на воле, мы - сказки.
Андрей кивнул, хотя, говоря по правде, ни слова не понял из туманного объяснения хищника. Он пристроился рядом на подоконнике и стал смотреть на вид за окном. Никакого леса он не увидел. И закатного солнца тоже. Какие-то чахлые деревца были, и что-то мутное, как лампочка в подворотне, пряталось в рыжеватом облаке, но ничего бунинского, тургеневского Андрею Т. эти картины не навевали. Разбитая асфальтовая площадка, окантованная пыльными клумбами с гигантскими пожухлыми сорняками; бетонные колонны ограды с редкими чугунными пиками, в ней прорехи шириной в шкаф; за оградой, за распахнутыми воротами, с десять соток сильно пересеченной местности - крапива вперемежку с чертополохом, невысокие пирамиды щебня, залежи бытового мусора, черепа домашних животных, лужи в мазутной плёнке, воробьи на свисающих проводах. От ворот, чуть заметная среди этой неразберихи, вела грунтовая, вся в выбоинах, дорога, доходила до зарослей ивняка и терялась за каменистой насыпью. Горизонт тоже был неказистый.
Андрей Т. подавил зевок и хотел уже отойти от окна, как вдруг увидел клубящееся облако пыли и плывущий в этом облаке "мерседес". Машина миновала ворота, въехала на разбитый асфальт, снесла по дороге урну и остановилась под самыми окнами. Все четыре дверцы одновременно раскрылись, и из них полезла на белый свет удивительная компания.
Была здесь омерзительного вида старуха в сером штопаном балахоне, который вздымался у нее на спине двумя острыми горбами разной величины. Физиономия у неё тоже была серая, нос загибался ястребиным клювом, правый глаз горел кровавым огнём наподобие катафота, а на месте левого тускло отсвечивал большой шарикоподшипник.
Был здесь страхолюдный толстяк в бесформенном костюме в краснобелую шашечку и с лицом, похожим на первый блин.
Был здесь и мужчина, похожий на покосившуюся вешалку для одежды. Выбравшись из машины, он стоял пугалом на асфальте, подпертый костылём спереди и еще двумя по бокам. Пальто горохового цвета висело на нем нараспашку; из-под него виднелись свисающий до полу засаленный шёлковый шарф, свободно болтающиеся полосатые брюки и шерстяной полосатый свитер, не содержащий внутри себя ничего, кроме некоторого количества спертого воздуха.
И был здесь ещё недобитый фашист в мундире без пуговиц и на скрипучей деревянной ноге. И хмырь с челюстью и без шеи, в пятнистой майке, в татуировке и с руками-вилами, которыми он рассеянно разгибал и сгибал железный дворницкий лом. И эстрадная халтурщица. И кого только еще в "мерседесе" не было; Андрей Т. насчитал не менее двух десятков экзотических экспонатов, которым самое место в Кунсткамере или в какомнибудь серпентарии со стенками из пуленепробиваемого стекла. Непонятно даже, как вся эта чудовищная орава поместилась в машине и вдобавок не сожрала друг друга в пути.
Андрея Т. в момент прошиб пот. Он вспомнил роковую площадку, окружённую железными стенками, и стоящего посерёдке Генку, и себя со шпагой в руке, спешащего на защиту друга. И ухмыляющуюся толпу уродов, напирающую плотной стеной...
Наваждение. Не может такого быть. Ведь тогда ему всё прибредилось, он же в лёжку лежал, болел, фолликулярная ангина и все такое.
Но компания за окном явно подавала все признаки самой что ни на есть объективной реальности. Ругалась, плевалась, собачилась друг с другом на выходе, щёлкала железными челюстями, размахивала в воздухе костылём.
Чтобы как-нибудь себя успокоить, Андрей Т. обратился к волку, показывая ему за окно:
- Простите, но вы только что говорили, что на воле, вне Заповедника, все, кто в этих стенах живут, не более чем сказочные герои. То есть там вас, вроде, не существует. А если так, то кто же тогда вон эти, которые внизу, под окном?
- Явились, не запылились. - В глазах волка полыхнул огонёк. Видимо, он только сейчас заметил прибывшую компанию. - Чтоб им всем ни дна ни покрышки. - Он щелкнул зубастой пастью и снял передние лапы с подоконника. - Эти к нам не относятся. Эти здесь подселённые. Они вообще не из сказок, они из снов. Знать бы только, какой такой вше в коросте эта нежить могла присниться, я бы того поганца во сне загрыз. Чтобы не просыпался. - Волк вонзил когти в линолеум и оставил в нем глубокие борозды.
Андрей Т. стоял и молчал, поглаживая ладонями щеки. Он чувствовал багрянец стыда и острые иголочки совести, пронзающие изнутри сердце. Уж он-то отлично знал, кому приснилась вся эта нежить, все эти ходячие пугала и разлагающиеся на глазах трупы. Но почему они воплотились в явь? И почему они оказались здесь? И не связано ли его прибытие в Заповедник с этой похоронной командой, которую он сам когда-то и породил? А ГенкаАбрикос лишь наживка, на которую его сюда приманили.
ГЛАВА 6
Пока он обо всем этом думал, в броуновском движении по коридору наметились целенаправленные потоки. Загуляли по толпе шепотки; те, кто побойчей да понахальней, уже расталкивали локтями соседей и спешили куда-то вдаль.
Давешний общипанный петушок, что работал при Дадоне в охране, щёлкая прозрачными крылышками, перелетал с головы на голову и кричал простуженным криком: "Дорогу! Дорогу ветерану охранных войск! У меня бронь! Я имею право, право, право... кирикуку!.." Его бодали, его хватали, но он не давался в руки, отмахивался, отклёвывался и нахально пёр через головы.
Слон, как большой таран, прокладывал себе лбом дорогу; маленькая стервозная собачонка, видимо, та самая Моська, кусала исподтишка окружающих, тявкала на них мелко и злобно и пряталась под слоновьей тушей.
Мимо Андрея Т. проскочил какой-то бойкий чертёнок; лоб его пересекала бандана; хвост был завязан бантиком; к синей негритянской губе прилепилась замусоленная цигарка; но не это удивило Андрея, не это его вывело из себя. "Спидола"! Памятник его отроческой отваги. Маленький допотопный приёмничек, принявший на себя когда-то смертельный удар Кобылыча и выживший, дотянувший до сегодняшних дней. У чертенка в когтистой лапе был его спасительный талисман.
Спиха! Спидлец! Спидолушка! Андрей Т. чувствовал себя подлецом. Как он мог позабыть о Спихе! Да, оправдания были - вихрь неожиданных впечатлений, безумная обстановка вокруг, безумные эти встречи и разговоры... Нет, не было ему оправданий!
Он ввернулся коловоротом в толпу и устремился за бесовским отродьем.
Чертёнка он разглядел не сразу. Тот был наглый, черный и голый, а таких в спешащей толпе было, почитай, большинство. Наконец он его заметил, вернее заметил сначала хвост, завязанный модным бантиком; Андрей Т., не сильно смущаясь, ухватил чертяку за хвост и намотал его на запястье.
- Стой! - сказал он чертёнку. - Нехорошо зариться на чужое.
- В чем дело, дядя? - Чертёнок слегка опешил. К разговорам на моральные темы он явно был не приучен. - О чём базар? Я что, корову твою украл?
- Приёмник, - Андрей Т. показал на "Спидолу", - он разве твой? Ну-ка, отвечай честно: как он к тебе попал?
- А, это... - Чертёнок недоумённо посмотрел на приёмник. - Надо же, изза такой рухляди здоровья человека лишать! Хвосты ему отрывать с корнем! А еще говорят - черти! Злые, неумытые, вредные. Да вы, люди, по сравнению с нами, чертями, - как акулы по сравнению с морскими свинками.
- Ты чего это к малолетке пристал? - Рядом уже толклись любопытные. Толстый одноглазый верзила с заросшей щетиной физиономией почёсывал волосатые кулаки и искоса поглядывал на Андрея: - Думаешь, раз большой да богатый, так, значит, можно над сирыми и убогими измываться?
- Граждане, это не я. Это он у меня "Спидолу" украл. А я ничего, всё честно. Да чертёнок вам и сам подтвердит. Ведь, правда, это моя "Спидола"?
- Не брал я никакую "Спидолу". Это тятька мне на Вальпургиеву ночь подарил. Вон и дырка в ней - моя дырка. Специальная, чтобы подглядывать, когда в прятки водишь.
Андрей Т. буквально остолбенел от такого поворота событий. Нахрапистое хамство чертёнка, перемешанное с откровенным враньём, лишило Андрея сил. Он даже хвост выпустил из руки, а зря. Чертёнок только того и ждал. Он пыхнул табачным дымом, сделал Андрею нос и растворился в толчее коридора. Вместе с несчастным Спихой.
Звонко пропел звонок. Все заголосили, затопали, толпа подхватила Андрея, протащила его по коридору волоком, пропустила через мясорубку дверей и выбросила помятого, но живого, в освещенный актовый зал.
Зал был наполнен зрителями. Они гроздьями свисали с балконов, запрудили тесный партер, некоторые устраивались в проходе на малиновой ковровой дорожке и маленьких раскладных стульях.
Звонок пропел во второй раз, затем в третий, последний, но шум в зале не утихал. Наконец, на ярко освещённую сцену вышел знакомый Андрею кот. Тот самый, которого он спутал с Мурзилой. На нем был бархатный зелёный кафтан, на голове шляпа с павлиньим пером, из рукавов торчали длинные кружевные манжеты, задние лапы утопали в ботфортах с широкими блестящими пряжками, за поясом из морёной кожи был заткнут жуткий разбойничий пистолет с раструбом на конце ствола. Кот грозно оглядел зал. Публика вела себя вызывающе. Тогда он вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил. Зал наполнили грохот, дым и огонь. Публика зааплодировала. Когда аплодисменты утихли, кот заткнул пистолет за пояс и объявил программу.
Андрей Т. сидел в середине зала, ряду, примерно, в десятом, стиснутый с обеих сторон угрюмыми подозрительными субъектами. Кота он слушал вполуха, все больше косясь на соседей и на всякий случай подстраховывая карманы, хотя, кроме горстки мелочи да пары полинялых десяток, в карманах ничего не было.
Эти двое, между которыми он оказался, оба были бледные и худые и похожи друг на друга как две капли воды. Лица их были рыбьи, губы сильно вытянуты вперед и постоянно будто что-то жевали. И запах от них шел рыбий, и это последнее обстоятельство раздражало Андрея Т. больше всего. Пересесть он уже не мог, зал был набит битком, да и эти, что его подпирали, при малейшей попытке Андрея хотя бы пошевелиться, вдавливались в него плотнее и держали в жёстких тисках.
Программа, которую огласил кот, была какая-то дробная и размытая. Никакого определенного стержня в предлагаемых на вечере номерах Андрей, как ни старался, не уловил. Возможно, его отвлекали соседи. Все, что происходило в зале, называлось очень длинно и вычурно: "Плановое ежегодное отчётно-показательное концертно-массовое мероприятие..." и так далее. Что "так далее", Андрей Т. не запомнил.
Из объявленных котом номеров ему запомнились следующие:
"Падение Икара", театрально-мифологическая сцена; "Полёт шмеля", музыкально-драматическая композиция; "Папанинцы на льдине", вольная сценическая интерпретация народной былины; "Ёлка в Сокольниках", балетная композиция; "Рассвет над Елдыриной слободой", оратория для хора и балалайки с оркестром, часть первая и вторая; "Амур и Психея", альковная сцена из Лафонтена. А также - в части "Массовые игрища и забавы" - соревнование по перетягиванию каната, бег в мешках, выливание воды на скорость, коллективное отгадывание загадок и прочие культурноспортивные мероприятия. Развлечения из части массовой должны были равномерно перемежаться с выступлениями самодеятельных коллективов.
Вечер обещал быть насыщенным. Единственное, о чем сожалел ведущий, - так это об отсутствующем директоре. Но возможно - кот особо выделил это слово - возможно, господин директор и будут. Если сложатся соответствующие метеоусловия. А пока его заменит уважаемый господин Пахитосов. Кот коротко и вяло проаплодировал.
Откуда-то из-за левой кулисы на сцену выкатился тот самый хмырь, что принимал Андрея Т. в канцелярии. Он весь был расфранчённый и расфуфыренный, в строгом костюме с блёстками и с зачёсанными на пробор волосами. Он раскланивался и расшаркивался и посылал в зал воздушные поцелуи, как какой-нибудь третьесортный конферансье из окраинного Дома культуры. Поюродствовав пару минут на сцене и бросив в публику невнятные поздравления, он сбежал по лесенке в зал и устроился где-то в первом ряду партера.
Вслед за ним покинул сцену и кот.
Представление началось.
На сцену вышли два странных малых. Один был лысый, с пристяжной бородой, другой - стриженный под горшок подросток; оба были в мятых рубахах, перехваченных в поясе ремешками. Тот, что был лысый и с бородой, нес в руках какую-то ветошь. У второго руки были пустые. "О сын мой, - сказал лысый и бородатый, - ты знаешь, что я великий изобретатель. Это я изобрел топор, штопор и паруса. А этой ночью, пока ты спал, я изобрел крылья, чтобы летать, как птица. Вот они". Лысый протянул свою ношу стриженному под горшок пареньку. "О отец мой, - отвечал ему паренёк, - я поистине восхищен божественной смелостью твоего ума, но в одном я смею с тобою не согласиться". Тогда взял слово лысый и бородатый. Он трагически наморщил лицо и сурово обратился к подростку: "О сын мой, в чем же причина твоего со мной несогласия?" Молодой человек потупился. Он покрылся краской стыда. Он готов был провалиться сквозь сцену и активно это показывал, большим пальцем правой ноги ковыряя под собой пол. "Ну же?" - торопил его с ответом изобретатель. Наконец, выдержав паузу, молодой человек решился. "О отец мой, - сказал он с пафосом, - ты сказал, что этой ночью я спал. Ты не прав. - Он посмотрел на отца. - Всю ночь я овладевал знаниями". Он вытащил из-за пазухи книжку с таблицами логарифмов и торжественно помахал ею в воздухе.
Далее они лили слезы и вымаливали друг у друга прощение, отец, восхищенный сыном, разрешал ему часок полетать, сын привязывал себе к плечам крылья, сверху опускался канат, сына поднимали над сценой и на время он исчезал из виду; затем под барабанную дробь откуда-то из-под театральных небес раздавался истошный крик, сверху летели перья, и что-то грузное и человекообразное с хлюпаньем падало на подмостки и, с секунду поизвивавшись в агонии, замирало, испустив дух.