Страница:
Сделав паузу на прикуривание десятой за трапезу сигареты, продолжает:
– Так я стал композитором фильма. Но музыки мне показалось мало, и я стал править тексты. И поправил я стихи Булата Шалвовича Окуджавы. Это не улучшило наших отношений, понятное дело. Хотя на тот период никаких отношений вообще-то не было. Мы познакомились значительно позже. Окуджава обиделся на Кончаловского, который позволил все это проделать. Хотя и ко мне у него претензии были. Ну вы представляете: где-то были не его тексты, но было написано – Окуджава. Потом, за несколько лет до его смерти, мы помирились. Дело было на каком-то банкете, как это у нас водится. Мы с ним сидели рядом с одним политиком, очень известным. Демократическим таким. И политик как-то некрасиво ел курицу. Приличный человек, все нормально, но как-то вот не получалось у него с этим делом. И весь он был какой-то измазанный и как-то очень жадно ее ел… И вот я смотрел на него искоса и вдруг поймал взгляд Окуджавы, который тоже смотрел на него. Таким же точно взглядом, как и я. И мы переглянулись. И подтекст того, как мы переглянулись, был такой: как они вообще нами управляют? с курицей справиться не могут… И потом, когда этот политик отошел куда-то в сторону, Окуджава посмотрел на меня и сказал: «А чего ты ко мне не заезжаешь?» Так вот сразу! Взаимопонимание – штука тонкая. Я говорю: «Булат Шалвович, я думал, вы на меня сердитесь за то, что было в „Романсе“». Он говорит: «Да ладно! Давай заезжай на дачу!» Я сказал: «Да, да, конечно, заеду!» И не заехал. О чем, конечно, сожалею. Но у меня все время такие вещи случаются, о которых я потом жалею. Но почему я не поехал, я не знаю.
Помимо Окуджавы, тексты которого дерзко оттюнинговал Саша, в ленте звучат стихи Николая Глазкова и Натальи Кончаловской и прекрасный вокал Валентины Толкуновой и Зои Харабадзе.
* * *
После окончания записи музыки к фильму, поздней весной 1974 года, композитор вместе с поэтессой Маргаритой Пушкиной принимается за «Стадион», который позиционирован как «эстрадно-песенная опера». Вдохновила его на эту работу публикация в «Иностранной литературе» об импровизированной тюрьме на стадионе чилийской столицы Сантьяго. Закончена работа в… 1985 году! Об этом ниже.
Градский. И друзья?
Градский не просто музыку сочиняет. Он творит Биографию. За это надо платить. Не бывает это безнаказанно. Валюта, которой проплачивается цельность, – астральное одиночество. У него есть поклонники. Родные есть. Приятелей достаточно. А вот друзей… друзей у людей такой масти не бывает. Сам он это про себя понимает.
– Есть знакомые, которых я очень давно знаю. И близкие знакомые, к которым я очень хорошо отношусь. Но друг… Наверное, мне это не дано. Может быть, потому, что я одинокий человек и люблю быть один.
В истории культуры всегда случались одиночки. Такие, которым не дано иметь последователей. Такие, которые как бы приходят ниоткуда. Такие, которые уходят в никуда. Это гонцы Вечности, сошедшие в нашу жизнь. Сошедшие, опередив свое время. Опередив и тем самым приговорив себя к творческой изоляции.
– Есть знакомые, которых я очень давно знаю. И близкие знакомые, к которым я очень хорошо отношусь. Но друг… Наверное, мне это не дано. Может быть, потому, что я одинокий человек и люблю быть один.
В истории культуры всегда случались одиночки. Такие, которым не дано иметь последователей. Такие, которые как бы приходят ниоткуда. Такие, которые уходят в никуда. Это гонцы Вечности, сошедшие в нашу жизнь. Сошедшие, опередив свое время. Опередив и тем самым приговорив себя к творческой изоляции.
Градский 1975
В 1975 году Градский поступает в Московскую консерваторию в класс композиции Тихона Хренникова и записывает свою «визитную карточку» – «Как молоды мы были».
Градский в этом году работал параллельно над несколькими кинолентами, участвуя в проектах разных авторов: Геннадия Гладкова и Эдуарда Колмановского, Марка Минкова и Марка Фрадкина. Последняя работа для кино – запись музыки и «серьезной песни о войне» («Песня о маятнике») для фильма Михаила Пташука «Момент истины (В августе сорок четвертого)» по произведению Владимира Богомолова. В саундтреке расписаны – и расписаны гениально – три великолепные темы. В этой музыке есть все: мистика, suspense и, конечно же, волшебная энергетика Маэстро.
Аркадий Петров во втором номере популярного тогда журнала «Юность» опубликовал эссе «Метаморфозы Александра Градского»: «Широкому слушателю Александр Градский был до сих пор известен по радиопередачам – его песни „Синий лес“, „Испания“ и другие много раз звучали в программах радиостанции „Юность“ и побеждали в разных песенных радиоконкурсах. Слушатели немедленно отреагировали на появление в эфире нового голоса, сильного и звонкого, оценили песни, простые, не банальные, выгодно отличающиеся от „среднеарифметической“ песни, преобладающей в радиопотоке. А теперь на экраны вышел новый двухсерийный фильм с музыкой Градского, „Романс о влюбленных“, снятый 37-летним кинорежиссером Андреем Михалковым-Кончаловским. Уже само название фильма – грустное и слегка сентиментальное – музыкально; не рассказ, не повесть – романс!
О молодежи, запечатленной на киноленте, спел ее сверстник. Спел, кстати говоря, все мужские песни картины („продублировав“ на звуковой дорожке фильма таких артистов, как Евгений Киндинов и Иннокентий Смоктуновский). Спел ясно, просто и достоверно. „Не скрою, – говорит режиссер «Романса», – мы пробовали и других певцов. Но оказалось, что лучше всех исполняет песни Градского сам Градский. Причем у нас была своя сложность – песни эти должны, конечно, звучать профессионально, и в то же время необходимо было создать иллюзию, что поет герой фильма, простой парень, ну, скажем, водитель автобуса. Создать иллюзию непрофессионализма. Градскому все эти перевоплощения удаются легко. Потому что он талантлив разнообразно…“ „Современная популярная музыка имеет ряд особенностей, – говорит Градский. – Например, она удобнее ложится на короткие английские слова, чем на длинные русские. Правда, это неудобство можно и обойти; например, в тухмановской песне «Жил-был я…» (на стихи С. Кирсанова) строчки состоят из коротких односложных слов: «Жил-был я…», «В порт плыл флот…» и так далее. Конечно, таких стихотворений в русской поэзии не слишком много. Значит, надо приспосабливаться. Все-таки хорошие стихи – это всегда хорошие стихи. Мне вот, например, кажется, что к современной эстраде очень подходит поэзия Пушкина. Очень нравятся стихи Гамзатова. Жаль, что в русском переводе они почти всегда ямбические…“
Градский сейчас на распутье: куда идти дальше, что делать?
„Знаешь, чем больше я думаю о будущем, тем сильнее склоняюсь к мысли покончить со всей этой эстрадой, песнями, битом, гитарами. Ведь я прежде всего оперный артист и хочу петь Большую Музыку – Германа, Фауста…“
Он говорит мне это, и я знаю, что ему действительно хочется попробовать себя в классическом репертуаре, но „всю эту эстраду“, как мне кажется, он уже не может бросить.
„Я легко вошел бы в любой ансамбль Рос– или Москонцерта. Но я не хочу становиться эстрадным артистом. Потому что там царят свои законы… там каждодневность диктует, как петь и что петь. Мне же хочется доказать свое право на видение мира, искусства, песни…“
Это уже ближе к истине.
„Над чем сейчас работаю сам? Много говорить не буду, работа не закончена, а в двух словах – «Стадион». Тот самый стадион в Сантьяго, где хунта истязала борцов за свободу, где погиб замечательный чилийский певец Виктор Хара. Произведение, в котором отдельные номера-песни будут чередоваться с речитативами, сквозным действием, хоровыми ансамблями. Эта «песенная опера» должна занять две стороны долгоиграющей пластинки. Сочиняю ее с упоением, но до конца, по правде говоря, еще далеко“.
Таков Градский».
– Случайно купил, по записи. В 1975 году. Мне как раз тогда деньги заплатили за кино. Еду в троллейбусе от «Киевской» на «Мосфильм», вижу возле окружного моста гигантскую очередь. Я тут же вышел, спрашиваю: что дают? Оказалось, за машинами запись идет. И стоит уже пять тысяч человек. Я махнул рукой и пошел обратно. Вдруг меня окликают: «Санек!» Оказалось, шестым или седьмым в этой очереди стоял мой знакомый – пловец, серебряный призер Олимпийских игр по плаванию. Он говорит мне: вставай передо мной, у нас тут один не пришел. Я и встал. Через час меня записали. А через две недели я уже на машине ездил. Третья модель. 7500 рублей стоила. Красная. В двадцать шесть лет на своей машине!
Градский в этом году работал параллельно над несколькими кинолентами, участвуя в проектах разных авторов: Геннадия Гладкова и Эдуарда Колмановского, Марка Минкова и Марка Фрадкина. Последняя работа для кино – запись музыки и «серьезной песни о войне» («Песня о маятнике») для фильма Михаила Пташука «Момент истины (В августе сорок четвертого)» по произведению Владимира Богомолова. В саундтреке расписаны – и расписаны гениально – три великолепные темы. В этой музыке есть все: мистика, suspense и, конечно же, волшебная энергетика Маэстро.
Аркадий Петров во втором номере популярного тогда журнала «Юность» опубликовал эссе «Метаморфозы Александра Градского»: «Широкому слушателю Александр Градский был до сих пор известен по радиопередачам – его песни „Синий лес“, „Испания“ и другие много раз звучали в программах радиостанции „Юность“ и побеждали в разных песенных радиоконкурсах. Слушатели немедленно отреагировали на появление в эфире нового голоса, сильного и звонкого, оценили песни, простые, не банальные, выгодно отличающиеся от „среднеарифметической“ песни, преобладающей в радиопотоке. А теперь на экраны вышел новый двухсерийный фильм с музыкой Градского, „Романс о влюбленных“, снятый 37-летним кинорежиссером Андреем Михалковым-Кончаловским. Уже само название фильма – грустное и слегка сентиментальное – музыкально; не рассказ, не повесть – романс!
О молодежи, запечатленной на киноленте, спел ее сверстник. Спел, кстати говоря, все мужские песни картины („продублировав“ на звуковой дорожке фильма таких артистов, как Евгений Киндинов и Иннокентий Смоктуновский). Спел ясно, просто и достоверно. „Не скрою, – говорит режиссер «Романса», – мы пробовали и других певцов. Но оказалось, что лучше всех исполняет песни Градского сам Градский. Причем у нас была своя сложность – песни эти должны, конечно, звучать профессионально, и в то же время необходимо было создать иллюзию, что поет герой фильма, простой парень, ну, скажем, водитель автобуса. Создать иллюзию непрофессионализма. Градскому все эти перевоплощения удаются легко. Потому что он талантлив разнообразно…“ „Современная популярная музыка имеет ряд особенностей, – говорит Градский. – Например, она удобнее ложится на короткие английские слова, чем на длинные русские. Правда, это неудобство можно и обойти; например, в тухмановской песне «Жил-был я…» (на стихи С. Кирсанова) строчки состоят из коротких односложных слов: «Жил-был я…», «В порт плыл флот…» и так далее. Конечно, таких стихотворений в русской поэзии не слишком много. Значит, надо приспосабливаться. Все-таки хорошие стихи – это всегда хорошие стихи. Мне вот, например, кажется, что к современной эстраде очень подходит поэзия Пушкина. Очень нравятся стихи Гамзатова. Жаль, что в русском переводе они почти всегда ямбические…“
Градский сейчас на распутье: куда идти дальше, что делать?
„Знаешь, чем больше я думаю о будущем, тем сильнее склоняюсь к мысли покончить со всей этой эстрадой, песнями, битом, гитарами. Ведь я прежде всего оперный артист и хочу петь Большую Музыку – Германа, Фауста…“
Он говорит мне это, и я знаю, что ему действительно хочется попробовать себя в классическом репертуаре, но „всю эту эстраду“, как мне кажется, он уже не может бросить.
„Я легко вошел бы в любой ансамбль Рос– или Москонцерта. Но я не хочу становиться эстрадным артистом. Потому что там царят свои законы… там каждодневность диктует, как петь и что петь. Мне же хочется доказать свое право на видение мира, искусства, песни…“
Это уже ближе к истине.
„Над чем сейчас работаю сам? Много говорить не буду, работа не закончена, а в двух словах – «Стадион». Тот самый стадион в Сантьяго, где хунта истязала борцов за свободу, где погиб замечательный чилийский певец Виктор Хара. Произведение, в котором отдельные номера-песни будут чередоваться с речитативами, сквозным действием, хоровыми ансамблями. Эта «песенная опера» должна занять две стороны долгоиграющей пластинки. Сочиняю ее с упоением, но до конца, по правде говоря, еще далеко“.
Таков Градский».
* * *
В этом же году появилась у композитора первая машина. «Жигули». Он вспоминал:– Случайно купил, по записи. В 1975 году. Мне как раз тогда деньги заплатили за кино. Еду в троллейбусе от «Киевской» на «Мосфильм», вижу возле окружного моста гигантскую очередь. Я тут же вышел, спрашиваю: что дают? Оказалось, за машинами запись идет. И стоит уже пять тысяч человек. Я махнул рукой и пошел обратно. Вдруг меня окликают: «Санек!» Оказалось, шестым или седьмым в этой очереди стоял мой знакомый – пловец, серебряный призер Олимпийских игр по плаванию. Он говорит мне: вставай передо мной, у нас тут один не пришел. Я и встал. Через час меня записали. А через две недели я уже на машине ездил. Третья модель. 7500 рублей стоила. Красная. В двадцать шесть лет на своей машине!
Градский 1976
Женитьба на Анастасии Вертинской. АБГ рассказывал:
– Познакомились на вечеринке в одном доме. Я пытался за ней приударить, но из этого ничего не вышло. Зато полгода спустя у меня был концерт в спортивном лагере МЭИ под Алуштой. Настя же, как выяснилось, отдыхала в соседней деревеньке с сестрой и друзьями, и кто-то ей рассказал про концерт. Ну а Крым, жара, вино, море – сами понимаете, как они действуют… Она вышла на дорогу, поймала попутный грузовик – ЗИЛ-130 – и приехала ко мне в лагерь. В это время я, вполне кирной после ночных возлияний, сидел на берегу моря в рассуждении, не броситься ли в воду, дабы охладиться. Вдруг рядом возникает девушка в домашнем халате, поддатая, в треснутых, как у булгаковского персонажа, очках: «Вот так мы, значит, отдыхаем?» Я поначалу даже не понял, кто это такая. А когда понял, то очень удивился. Словом, у нас как-то сразу, без напряжения, без усилий с чьей-либо стороны, начался роман. Мы как бы слились в крымском экстазе. Попали на какую-то безумную пьянку в лагере, шатались по горам, ели барана, пили вино, прилично бухие гуляли по лесным тропинкам и просто очень сблизились… Потом я укатил в Москву – я был на своей машине, – а она должна была прилететь через пару дней. Договорились, что я ее встречу. Однако, немного не доехав до московской окружной дороги, я вдребезги разбил автомобиль, который перевернулся от полувстречного удара в грузовик. После чего пришлось послать Насте телеграмму, предупредив, что встретить не могу, поскольку Аннушка разлила подсолнечное масло, но я жив и здоров. Короче говоря, ее встретил и привез домой Олег Николаевич Ефремов, она тут же пересела в свою машину и приехала за мной. А мы с друзьями как раз выпивали по случаю чудесного спасения от неминуемой гибели; она посадила меня в машину и увезла к себе. Так я у нее и остался…. С кем у меня сохранились прекрасные отношения, так это с ее сыном Степой. Я, конечно, был «маминым мужем», очень неопытным по части воспитания детей, но сразу инстинктивно почувствовал, что парень нуждается в общении с настоящим отцом. Пару раз я даже разговаривал с Никитой Михалковым – в том смысле, что неплохо бы ему зайти… Я, конечно, старался быть Степе приятелем, но какие-то вещи тогда просто не мог понимать и, наверное, допускал ошибки в общении. Самое интересное, что по прошествии многих лет Степа пришел ко мне за кулисы после концерта и неожиданно наговорил массу хороших слов: что он меня всегда вспоминал и так далее. Я думаю, это еще и потому, что у нас с ним был общий друг – его бабушка Наталья Петровна Кончаловская, мама Никиты и Андрона.
«В адрес „Звуковой дорожки“ приходят письма с просьбой встретиться с популярным композитором и певцом Александром Градским. Мы пригласили его в наш клуб и попросили ответить на те вопросы, которые вы задаете в своих письмах.
Итак, отвечает Александр Градский.
Над чем сейчас он работает?
– Закончена работа над рок-оперой „Стадион“, и сейчас ведутся переговоры о постановке. На ее создание ушло три года. Дело в том, что для рок-оперы собиралось много фактического материала, положенного в основу либретто. На сборы его, собственно, и ушла основная масса времени. Свою работу я посвятил событиям, происшедшим в Чили, и последним дням жизни Виктора Хары. Либретто оперы мы написали вместе с молодой московской поэтессой Маргаритой Пушкиной…»
В интервью по радио Градский рассказывал о том, что он много работает на киностудии „Союзмультфильм“:
– Участвую в новом мультипликационном фильме «Легенда о маяке». В нем мне пришлось выступить не только как автору музыки, но и петь.
Поет ли Градский чужие песни или только свои?
– Да, иногда я исполняю песни других композиторов. Это бывает или в тех случаях, когда я автор слов, или же если музыка другого композитора вызывает интерес попробовать себя в непривычной плоскости. Сейчас вышел мультфильм, как мне кажется, очень удачный, сценарий к которому написал Ю. Энтин. Он же автор слов к песням на музыку Г. Гладкова. Называется лента «Голубой щенок». Там я исполняю партию доброго моряка и партию рыбы-пилы. Над этой картиной работали также такие известные и талантливые актеры, как А. Миронов, поющий за кота, М. Боярский – он злой пират, А. Фрейндлих, поющая за главного героя – голубого щенка.
Записал несколько песен композитора А. Пахмутовой на слова Н. Добронравова.
Буквально на днях фирма «Мелодия» посылает меня на конкурс песни «Братиславская лира», где я буду петь специально подготовленную чехословацкую песню и песню советского молодого композитора В. Фельцмана «Элегия». Стихи к ней написаны мною в содружестве с поэтом И. Резником.
Собираюсь подготовить цикл романсов на стихи Андрея Белого. Но главное, готовлюсь к работе над комической камерной оперой по первой редакции драмы М. Ю. Лермонтова «Маскарад». Кстати, первая редакция драмы действительно имела комический уклон».
– Познакомились на вечеринке в одном доме. Я пытался за ней приударить, но из этого ничего не вышло. Зато полгода спустя у меня был концерт в спортивном лагере МЭИ под Алуштой. Настя же, как выяснилось, отдыхала в соседней деревеньке с сестрой и друзьями, и кто-то ей рассказал про концерт. Ну а Крым, жара, вино, море – сами понимаете, как они действуют… Она вышла на дорогу, поймала попутный грузовик – ЗИЛ-130 – и приехала ко мне в лагерь. В это время я, вполне кирной после ночных возлияний, сидел на берегу моря в рассуждении, не броситься ли в воду, дабы охладиться. Вдруг рядом возникает девушка в домашнем халате, поддатая, в треснутых, как у булгаковского персонажа, очках: «Вот так мы, значит, отдыхаем?» Я поначалу даже не понял, кто это такая. А когда понял, то очень удивился. Словом, у нас как-то сразу, без напряжения, без усилий с чьей-либо стороны, начался роман. Мы как бы слились в крымском экстазе. Попали на какую-то безумную пьянку в лагере, шатались по горам, ели барана, пили вино, прилично бухие гуляли по лесным тропинкам и просто очень сблизились… Потом я укатил в Москву – я был на своей машине, – а она должна была прилететь через пару дней. Договорились, что я ее встречу. Однако, немного не доехав до московской окружной дороги, я вдребезги разбил автомобиль, который перевернулся от полувстречного удара в грузовик. После чего пришлось послать Насте телеграмму, предупредив, что встретить не могу, поскольку Аннушка разлила подсолнечное масло, но я жив и здоров. Короче говоря, ее встретил и привез домой Олег Николаевич Ефремов, она тут же пересела в свою машину и приехала за мной. А мы с друзьями как раз выпивали по случаю чудесного спасения от неминуемой гибели; она посадила меня в машину и увезла к себе. Так я у нее и остался…. С кем у меня сохранились прекрасные отношения, так это с ее сыном Степой. Я, конечно, был «маминым мужем», очень неопытным по части воспитания детей, но сразу инстинктивно почувствовал, что парень нуждается в общении с настоящим отцом. Пару раз я даже разговаривал с Никитой Михалковым – в том смысле, что неплохо бы ему зайти… Я, конечно, старался быть Степе приятелем, но какие-то вещи тогда просто не мог понимать и, наверное, допускал ошибки в общении. Самое интересное, что по прошествии многих лет Степа пришел ко мне за кулисы после концерта и неожиданно наговорил массу хороших слов: что он меня всегда вспоминал и так далее. Я думаю, это еще и потому, что у нас с ним был общий друг – его бабушка Наталья Петровна Кончаловская, мама Никиты и Андрона.
* * *
В мае «МК» публикует оригинально скроенное интервью:«В адрес „Звуковой дорожки“ приходят письма с просьбой встретиться с популярным композитором и певцом Александром Градским. Мы пригласили его в наш клуб и попросили ответить на те вопросы, которые вы задаете в своих письмах.
Итак, отвечает Александр Градский.
Над чем сейчас он работает?
– Закончена работа над рок-оперой „Стадион“, и сейчас ведутся переговоры о постановке. На ее создание ушло три года. Дело в том, что для рок-оперы собиралось много фактического материала, положенного в основу либретто. На сборы его, собственно, и ушла основная масса времени. Свою работу я посвятил событиям, происшедшим в Чили, и последним дням жизни Виктора Хары. Либретто оперы мы написали вместе с молодой московской поэтессой Маргаритой Пушкиной…»
В интервью по радио Градский рассказывал о том, что он много работает на киностудии „Союзмультфильм“:
– Участвую в новом мультипликационном фильме «Легенда о маяке». В нем мне пришлось выступить не только как автору музыки, но и петь.
Поет ли Градский чужие песни или только свои?
– Да, иногда я исполняю песни других композиторов. Это бывает или в тех случаях, когда я автор слов, или же если музыка другого композитора вызывает интерес попробовать себя в непривычной плоскости. Сейчас вышел мультфильм, как мне кажется, очень удачный, сценарий к которому написал Ю. Энтин. Он же автор слов к песням на музыку Г. Гладкова. Называется лента «Голубой щенок». Там я исполняю партию доброго моряка и партию рыбы-пилы. Над этой картиной работали также такие известные и талантливые актеры, как А. Миронов, поющий за кота, М. Боярский – он злой пират, А. Фрейндлих, поющая за главного героя – голубого щенка.
Записал несколько песен композитора А. Пахмутовой на слова Н. Добронравова.
Буквально на днях фирма «Мелодия» посылает меня на конкурс песни «Братиславская лира», где я буду петь специально подготовленную чехословацкую песню и песню советского молодого композитора В. Фельцмана «Элегия». Стихи к ней написаны мною в содружестве с поэтом И. Резником.
Собираюсь подготовить цикл романсов на стихи Андрея Белого. Но главное, готовлюсь к работе над комической камерной оперой по первой редакции драмы М. Ю. Лермонтова «Маскарад». Кстати, первая редакция драмы действительно имела комический уклон».
Градский 1977
К осени 1977 года закончена работа, основанная на свободном использовании русского фольклорного материала, – «Русские песни». Выпущены на виниле лишь три года спустя.
Градский 1978
Озорной «Монолог батона за 28 копеек из муки высшего сорта» сделан в глубоко застойном 1978 году:
«На мой взгляд, жанр ВИА – это своеобразное „гитарно-современное“ преломление одной или нескольких сторон всем нам хорошо знакомой массовой песни. Видимо, поэтому наши ведущие композиторы-песенники так быстро нашли общий язык с вокально-инструментальными ансамблями. Но отсюда же, на мой взгляд, и общая „похожесть“ ВИА – ведь выделяются среди них, как правило, коллективы, берущие за основу своих песенных композиций народный музыкальный материал.
Я лично знаком со многими музыкантами ВИА и твердо могу сказать, что и их больше устраивала бы возможность сочинять самим. Именно таким образом могут возникать коллективы, каждый с собственным репертуаром, имеющие по нескольку лидеров-авторов, то есть творческих индивидуальностей. Но быть просто творческой индивидуальностью мало, надо еще обладать и незаурядным профессиональным мастерством. А то ведь молодые ансамбли, не имеющие массовой популярности, но желающие ее получить, часто стремятся исполнять уже известный, „ходовой“ репертуар, ошибочно полагая при этом, что публика лучше принимает песни узнаваемые и те, что попроще. Конечно, доля истины в этом есть, однако очевидно, что в этом случае молодой ансамбль идет по пути наименьшего сопротивления и желаемого успеха у публики иметь не будет. Ему похлопают, конечно. Но песне или ансамблю? Думаю, что песне.
К слову сказать, сейчас у слушательской аудитории наметилась тенденция задумываться над сложной музыкальной формой, хорошими стихами, вложенными в эту форму, увлекаться искусством интерпретатора, его интеллектом. И вместе с тем по-прежнему растет популярность и к посещению развлекательных (но высококачественных в художественном отношении) программ. Слушатели часто сетуют на так называемую чрезмерную громкость современных вокально-инструментальных ансамблей. Мне же кажется, что их следует упрекнуть даже не столько за чрезмерную громкость, сколько за отсутствие нюансов в исполнении ими различных произведений. Как известно, в музыке должны присутствовать различные по характеру и силе краски звучания. Любая музыка построена на контрастах звучания, на кульминационных взлетах и спадах динамики. Конечно, это несколько схематичное объяснение построения музыкального произведения, но даже и такой простой «схеме» исполнение песен вокально-инструментальными ансамблями не соответствует.
Хочется еще сказать, что термины „чужеродная музыка“ или „чужеродный жанр“ лично для меня вообще неприемлемы, так как многие жанры современной музыки (опера, симфония, оратория, балет), рожденные на иной почве, лишь позднее получили в нашей стране свою „постоянную прописку“ благодаря творениям таких мастеров, как Глинка, Мусоргский, Чайковский, Прокофьев, Шостакович. Объективно реален советский джаз. И если (как мне кажется, просто из-за недостатка информации) кто-то думает, что хорошие стихи и бит несовместимы, что ж, я уважаю чужие мнения, однако сам уже давно знаю, что это не так. Для меня советский бит – объективная и уже около десяти лет существующая реальность, которую создают на профессиональной сцене как джаз-рок А. Козлова и ансамбль „Скоморохи“, в котором я участвую, так и некоторые самодеятельные бит-группы, в которых, как ни странно, играют многие профессиональные музыканты. Всем этим коллективам также необходима широкая реклама на радио, телевидении и на пластинке, ибо они пропагандируют в основном серьезную, подчеркиваю, серьезную музыку, вокруг которой возникают шумные споры. Повторяю: пусть существуют на радио, телевидении, на пластинке, пусть развиваются все жанры и направления – философская музыка и развлекательная, и бит, и ВИА, и массовая песня, и творчество отдельных солистов и исполнителей. Только в этом случае слушатели будут иметь возможность выбрать что-то интересное для себя, подходящее под настроение».
Но Россия знает лучше,
кто, когда и что получит,
и на сей особый случай
есть неписаный закон.
* * *
«Будет музыка» – так озаглавлена реплика маэстро, опубликованная газетой «Советская культура» 1 августа 1978:«На мой взгляд, жанр ВИА – это своеобразное „гитарно-современное“ преломление одной или нескольких сторон всем нам хорошо знакомой массовой песни. Видимо, поэтому наши ведущие композиторы-песенники так быстро нашли общий язык с вокально-инструментальными ансамблями. Но отсюда же, на мой взгляд, и общая „похожесть“ ВИА – ведь выделяются среди них, как правило, коллективы, берущие за основу своих песенных композиций народный музыкальный материал.
Я лично знаком со многими музыкантами ВИА и твердо могу сказать, что и их больше устраивала бы возможность сочинять самим. Именно таким образом могут возникать коллективы, каждый с собственным репертуаром, имеющие по нескольку лидеров-авторов, то есть творческих индивидуальностей. Но быть просто творческой индивидуальностью мало, надо еще обладать и незаурядным профессиональным мастерством. А то ведь молодые ансамбли, не имеющие массовой популярности, но желающие ее получить, часто стремятся исполнять уже известный, „ходовой“ репертуар, ошибочно полагая при этом, что публика лучше принимает песни узнаваемые и те, что попроще. Конечно, доля истины в этом есть, однако очевидно, что в этом случае молодой ансамбль идет по пути наименьшего сопротивления и желаемого успеха у публики иметь не будет. Ему похлопают, конечно. Но песне или ансамблю? Думаю, что песне.
К слову сказать, сейчас у слушательской аудитории наметилась тенденция задумываться над сложной музыкальной формой, хорошими стихами, вложенными в эту форму, увлекаться искусством интерпретатора, его интеллектом. И вместе с тем по-прежнему растет популярность и к посещению развлекательных (но высококачественных в художественном отношении) программ. Слушатели часто сетуют на так называемую чрезмерную громкость современных вокально-инструментальных ансамблей. Мне же кажется, что их следует упрекнуть даже не столько за чрезмерную громкость, сколько за отсутствие нюансов в исполнении ими различных произведений. Как известно, в музыке должны присутствовать различные по характеру и силе краски звучания. Любая музыка построена на контрастах звучания, на кульминационных взлетах и спадах динамики. Конечно, это несколько схематичное объяснение построения музыкального произведения, но даже и такой простой «схеме» исполнение песен вокально-инструментальными ансамблями не соответствует.
Хочется еще сказать, что термины „чужеродная музыка“ или „чужеродный жанр“ лично для меня вообще неприемлемы, так как многие жанры современной музыки (опера, симфония, оратория, балет), рожденные на иной почве, лишь позднее получили в нашей стране свою „постоянную прописку“ благодаря творениям таких мастеров, как Глинка, Мусоргский, Чайковский, Прокофьев, Шостакович. Объективно реален советский джаз. И если (как мне кажется, просто из-за недостатка информации) кто-то думает, что хорошие стихи и бит несовместимы, что ж, я уважаю чужие мнения, однако сам уже давно знаю, что это не так. Для меня советский бит – объективная и уже около десяти лет существующая реальность, которую создают на профессиональной сцене как джаз-рок А. Козлова и ансамбль „Скоморохи“, в котором я участвую, так и некоторые самодеятельные бит-группы, в которых, как ни странно, играют многие профессиональные музыканты. Всем этим коллективам также необходима широкая реклама на радио, телевидении и на пластинке, ибо они пропагандируют в основном серьезную, подчеркиваю, серьезную музыку, вокруг которой возникают шумные споры. Повторяю: пусть существуют на радио, телевидении, на пластинке, пусть развиваются все жанры и направления – философская музыка и развлекательная, и бит, и ВИА, и массовая песня, и творчество отдельных солистов и исполнителей. Только в этом случае слушатели будут иметь возможность выбрать что-то интересное для себя, подходящее под настроение».
Градский 1979
С 1979 года сам преподавал вокал в Училище им. Гнесиных, а с конца 80-х появились ученики и в одноименном институте.
– Мы посчитали: 65 человек пришло в 26-метровую квартиру! Лена Коренева привела какого-то парня итальянского с огромной собакой, которую напоили шампанским. Большой-большой дог пятнистый, заплетался на ходу, поэтому он всем мешал, его все дразнили, потом действительно он уже спился окончательно. А Лешка Белов залез на шкаф! Взял себе салатики, курицу, вино и со шкафа за всем этим наблюдал. Через год моя бабушка почуяла какой-то запах неприятный, в ее комнате это было, в маленькой, он на шкафу оставил тарелку и в конце концов «это» стало источать замечательный запах, ну все ржали, конечно. Макар, я и Миша Боярский что-то на три голоса пели. Сейчас таких дней рождения уже нет, как-то все это стало солидно. Собрались все, кто должен был прийти. После концерта. Ну, отметили, выпили и где-то в четыре-полпятого разошлись. Ко мне запросто могут прийти на день рождения люди, которые таскали у меня аппаратуру 25 лет тому назад. Так что… у нас никогда не было: я вот Градский, а он таскает аппаратуру. Всегда было уважительное отношение, поэтому, видимо, люди это сохранили.
* * *
Про свой 30-летний юбилей вспоминал:– Мы посчитали: 65 человек пришло в 26-метровую квартиру! Лена Коренева привела какого-то парня итальянского с огромной собакой, которую напоили шампанским. Большой-большой дог пятнистый, заплетался на ходу, поэтому он всем мешал, его все дразнили, потом действительно он уже спился окончательно. А Лешка Белов залез на шкаф! Взял себе салатики, курицу, вино и со шкафа за всем этим наблюдал. Через год моя бабушка почуяла какой-то запах неприятный, в ее комнате это было, в маленькой, он на шкафу оставил тарелку и в конце концов «это» стало источать замечательный запах, ну все ржали, конечно. Макар, я и Миша Боярский что-то на три голоса пели. Сейчас таких дней рождения уже нет, как-то все это стало солидно. Собрались все, кто должен был прийти. После концерта. Ну, отметили, выпили и где-то в четыре-полпятого разошлись. Ко мне запросто могут прийти на день рождения люди, которые таскали у меня аппаратуру 25 лет тому назад. Так что… у нас никогда не было: я вот Градский, а он таскает аппаратуру. Всегда было уважительное отношение, поэтому, видимо, люди это сохранили.
Градский 1980
Расторжение брака с Анастасией Вертинской, хотя последние два года пара фактически не жила вместе. В этом же году Саша взял в жены юную красавицу Ольгу Фартышеву. 30 марта следующего года она родила ему сына Даню. Оля очень красивая. То, что она на протяжении почти четверти века была женой Гения, в известной степени было непростой повинностью. В том смысле, что привлекательная девушка была лишена радостей невинного флирта: я сам был свидетелем, как начинающие делать комплименты и строить глазки молодые люди сливались бесследно, узнав, за чьей женой они пытаются ухаживать. Да, у Саши была суровая репутация «великого и ужасного». Даже когда он был мальчишкой (он, по моему убеждению, абсолютным мальчиком и остался, но об этом ниже).
Когда они поженились, Оля была совсем юным созданием, эффектной нимфеткой. У нее есть младшая сестра Люда. Ростом чуть пониже, улыбкой загадочней, нравом отрывистей… Как, собственно, и Наталья Семеновна, старшая сестра Ольги, матери единственных Сашиных детей (так что понятно, в кого дочь Маша). В те времена, когда слова «силикон» не было в лексиконе москвичей, все было по-честному. Если ты видел у девушки грудь, ты знал, что это дар природы, а не труд пластического хирурга. Причем с Фартышевой-младшей я познакомился вовсе не через Градских. Мир тесен. А тусовка еще теснее. С юной восьмиклассницей Людмилой меня познакомил Женя Федоров, тогда еще студент, как и я. Позднее Федоров был ведущим знаменитой «Звуковой дорожки» легендарного «МК» и, насколько помню, не очень часто писал там про своих старших приятелей: Андрея Макаревича и Сашу Градского, хотя выпивали мы вместе постоянно.
Потом Люда Фартышева вышла замуж за американца и уехала в Нью-Йорк. И тогда, в 1980-м, Саша встретил ту, с кем прошел самую значительную (в хронологическом аспекте, как минимум) часть своего пути. Мне жаль, что они расстались. Многие Сашины ровесники из социально значимых слили «советских» жен и женились на длинноногих старлетках. В случае с Градским расклад иной. Ольга не самым лучшим образом поступила, расставшись с мужем, как я считаю. Я незнаком с ее, теперь уже бывшим, избранником, но подозреваю, что после масштабов Борисыча в чем-то ей легче, в чем-то тоскливей. Они сохранили дружеские отношения, хотя многие Сашины друзья (я беседовал, например, на эту тему с его новоглаголевскими соседями Анатолием Малкиным и Кирой Прошутинской) Ольгу Семеновну сурово осуждали. Но дети и после развода родителей дружат с матерью, хотя пока живут вместе с отцом. Летом 2012 года Маша с Ольгой снова вместе каникулярничали в Италии. По-моему, то, что они стали подружками, очень прикольно.
Саша вспоминал:
– Я только-только расстался с Настей. Мой приятель пригласил меня на спектакль в театральное училище, где играла подруга его девушки. «Пойдем, – говорит, – на спектакль в Щукинское, там много красивых девушек. Может, и ты себе кого-то откопаешь». У меня было полно знакомых красивых девушек, но он сказал, что Щукинское – это цветник, и я пошел. И почти сразу же через несколько мест от себя увидел совершенно изумительной красоты восемнадцатилетнюю девушку. И проглядел на нее все глаза. Потом наступил перерыв, мы познакомились, а после спектакля поехали всей компанией ко мне выпивать.
Мы с Олей стали общаться, и постепенно получилось так, что все остальные девушки, которые у меня в то время были, отошли на второй план. Потом – на третий план, потом – на пятый. А потом мы с ней стали проводить практически каждый день и каждый вечер, наутро ей не хотелось ехать в университет.
Романом с перспективой женитьбы я это никак не считал. И вдруг я узнаю, что Оля ждет ребенка. У нее так получалось по физиологии: первого обязательно надо рожать. Передо мной встал вопрос: то ли отказываться от неожиданного ребенка, то ли жениться? А я наконец официально развелся с Настей, наконец свободен, хотя горький осадок в душе остался, и что же – опять в ярмо?! Оля, однако, на меня не «наезжала», хотя у нее возникала куча проблем: жила-то она в общежитии МГУ, училась на экономическом факультете… У меня квартира ужасная… Как-то утром мы проспали ее первую пару, я посадил ее в машину, мы выехали на Ленинский проспект, и я притормозил у загса. Она вышла: «Ну и ну! Ты что, жениться надумал?» – «А ты возражаешь?» – «Нет, не возражаю». В ноябре мы поженились, а в марте у нас родился ребенок. Все это считаю замечательным решением и прекрасным действием, хоть и спонтанным…
Две работы 1980 года – «Песня о друге» и «Памяти поэта» – посвящены Владимиру Семеновичу Высоцкому, с которым автор, кстати, лично знаком не был. На вопрос, сожалеет ли, что так и не познакомился лично с Высоцким, отвечает:
– Знаком, увы, не был. У нас были общие даже девушки (иногда). А сами познакомиться как-то не удосужились. Это типично русское ощущение, что вся жизнь еще впереди. У нас был один администратор. Нас возил один и тот же менеджер на гастроли…
Один раз я сидел в холле гостиницы «Интурист», а он мимо меня прошел, очевидно, в бар купить сигареты. А перед этим один наш общий знакомый сказал мне, что Володя Высоцкий послушал мои вещи, ему они очень понравились и он хочет со мной познакомиться… И обратно он шел уже с сигаретами, и я встал со своего места и сказал: «Владимир, я бы… хотел…» Но он почти крикнул на меня: «Нет, нет, нет! Никаких автографов!» И побежал куда-то. Я так про себя подумал: «Да пошел ты!» А потом я понял, что он меня просто не знал в лицо и принял за какого-то очередного поклонника, которые его уже достали. Позднее кто-то из знакомых сказал ему: «Ну, что же ты? Хотел с Сашей познакомиться, он к тебе подошел, а ты?!» Он: «Да что ты! Ну ты передай, что я извиняюсь. Я не знал, как он выглядит…» Так и не встретились.
Мне далеко не все у Высоцкого нравилось. Первые годы его работы… Мне казалось, это довольно мелкая история по сравнению с Галичем и Окуджавой. Но после 75-го года у него совершенно гениальный период начался… С песен «Кто поверил, что землю сожгли», «Кто-то высмотрел плод». Я помню, как я бешено ржал на пляже, первый раз услышав из рядом стоящего магнитофончика «Песню о Бермудском треугольнике». Это было так смешно, что я не мог остановиться. И я все время их просил перекручивать снова и снова… И вот у него пошла эта замечательная серия из 25–30 совершенно гениальных вещей. Одна другой лучше. И я понял, наверное, что с ним произошло. Конечно, Высоцкий для меня – это песни с 75-го по 80-й. До этого – про заповедных и дремучих – все это игра. Они немножко по-другому сейчас смотрятся, потому что человек умер, мы только теперь находим проблески большого таланта в его первых вещах…
Когда они поженились, Оля была совсем юным созданием, эффектной нимфеткой. У нее есть младшая сестра Люда. Ростом чуть пониже, улыбкой загадочней, нравом отрывистей… Как, собственно, и Наталья Семеновна, старшая сестра Ольги, матери единственных Сашиных детей (так что понятно, в кого дочь Маша). В те времена, когда слова «силикон» не было в лексиконе москвичей, все было по-честному. Если ты видел у девушки грудь, ты знал, что это дар природы, а не труд пластического хирурга. Причем с Фартышевой-младшей я познакомился вовсе не через Градских. Мир тесен. А тусовка еще теснее. С юной восьмиклассницей Людмилой меня познакомил Женя Федоров, тогда еще студент, как и я. Позднее Федоров был ведущим знаменитой «Звуковой дорожки» легендарного «МК» и, насколько помню, не очень часто писал там про своих старших приятелей: Андрея Макаревича и Сашу Градского, хотя выпивали мы вместе постоянно.
Потом Люда Фартышева вышла замуж за американца и уехала в Нью-Йорк. И тогда, в 1980-м, Саша встретил ту, с кем прошел самую значительную (в хронологическом аспекте, как минимум) часть своего пути. Мне жаль, что они расстались. Многие Сашины ровесники из социально значимых слили «советских» жен и женились на длинноногих старлетках. В случае с Градским расклад иной. Ольга не самым лучшим образом поступила, расставшись с мужем, как я считаю. Я незнаком с ее, теперь уже бывшим, избранником, но подозреваю, что после масштабов Борисыча в чем-то ей легче, в чем-то тоскливей. Они сохранили дружеские отношения, хотя многие Сашины друзья (я беседовал, например, на эту тему с его новоглаголевскими соседями Анатолием Малкиным и Кирой Прошутинской) Ольгу Семеновну сурово осуждали. Но дети и после развода родителей дружат с матерью, хотя пока живут вместе с отцом. Летом 2012 года Маша с Ольгой снова вместе каникулярничали в Италии. По-моему, то, что они стали подружками, очень прикольно.
Саша вспоминал:
– Я только-только расстался с Настей. Мой приятель пригласил меня на спектакль в театральное училище, где играла подруга его девушки. «Пойдем, – говорит, – на спектакль в Щукинское, там много красивых девушек. Может, и ты себе кого-то откопаешь». У меня было полно знакомых красивых девушек, но он сказал, что Щукинское – это цветник, и я пошел. И почти сразу же через несколько мест от себя увидел совершенно изумительной красоты восемнадцатилетнюю девушку. И проглядел на нее все глаза. Потом наступил перерыв, мы познакомились, а после спектакля поехали всей компанией ко мне выпивать.
Мы с Олей стали общаться, и постепенно получилось так, что все остальные девушки, которые у меня в то время были, отошли на второй план. Потом – на третий план, потом – на пятый. А потом мы с ней стали проводить практически каждый день и каждый вечер, наутро ей не хотелось ехать в университет.
Романом с перспективой женитьбы я это никак не считал. И вдруг я узнаю, что Оля ждет ребенка. У нее так получалось по физиологии: первого обязательно надо рожать. Передо мной встал вопрос: то ли отказываться от неожиданного ребенка, то ли жениться? А я наконец официально развелся с Настей, наконец свободен, хотя горький осадок в душе остался, и что же – опять в ярмо?! Оля, однако, на меня не «наезжала», хотя у нее возникала куча проблем: жила-то она в общежитии МГУ, училась на экономическом факультете… У меня квартира ужасная… Как-то утром мы проспали ее первую пару, я посадил ее в машину, мы выехали на Ленинский проспект, и я притормозил у загса. Она вышла: «Ну и ну! Ты что, жениться надумал?» – «А ты возражаешь?» – «Нет, не возражаю». В ноябре мы поженились, а в марте у нас родился ребенок. Все это считаю замечательным решением и прекрасным действием, хоть и спонтанным…
* * *
На Всесоюзном радио записана вокальная сюита на стихи русского поэта Саши Чёрного «Сатиры» (о ней позже).Две работы 1980 года – «Песня о друге» и «Памяти поэта» – посвящены Владимиру Семеновичу Высоцкому, с которым автор, кстати, лично знаком не был. На вопрос, сожалеет ли, что так и не познакомился лично с Высоцким, отвечает:
– Знаком, увы, не был. У нас были общие даже девушки (иногда). А сами познакомиться как-то не удосужились. Это типично русское ощущение, что вся жизнь еще впереди. У нас был один администратор. Нас возил один и тот же менеджер на гастроли…
Один раз я сидел в холле гостиницы «Интурист», а он мимо меня прошел, очевидно, в бар купить сигареты. А перед этим один наш общий знакомый сказал мне, что Володя Высоцкий послушал мои вещи, ему они очень понравились и он хочет со мной познакомиться… И обратно он шел уже с сигаретами, и я встал со своего места и сказал: «Владимир, я бы… хотел…» Но он почти крикнул на меня: «Нет, нет, нет! Никаких автографов!» И побежал куда-то. Я так про себя подумал: «Да пошел ты!» А потом я понял, что он меня просто не знал в лицо и принял за какого-то очередного поклонника, которые его уже достали. Позднее кто-то из знакомых сказал ему: «Ну, что же ты? Хотел с Сашей познакомиться, он к тебе подошел, а ты?!» Он: «Да что ты! Ну ты передай, что я извиняюсь. Я не знал, как он выглядит…» Так и не встретились.
Мне далеко не все у Высоцкого нравилось. Первые годы его работы… Мне казалось, это довольно мелкая история по сравнению с Галичем и Окуджавой. Но после 75-го года у него совершенно гениальный период начался… С песен «Кто поверил, что землю сожгли», «Кто-то высмотрел плод». Я помню, как я бешено ржал на пляже, первый раз услышав из рядом стоящего магнитофончика «Песню о Бермудском треугольнике». Это было так смешно, что я не мог остановиться. И я все время их просил перекручивать снова и снова… И вот у него пошла эта замечательная серия из 25–30 совершенно гениальных вещей. Одна другой лучше. И я понял, наверное, что с ним произошло. Конечно, Высоцкий для меня – это песни с 75-го по 80-й. До этого – про заповедных и дремучих – все это игра. Они немножко по-другому сейчас смотрятся, потому что человек умер, мы только теперь находим проблески большого таланта в его первых вещах…