Страница:
В своих мемуарах Чурбанов счел нужным развеять миф о роскоши, в которой якобы купались Брежневы: «Все знают, что Леонид Ильич и Виктория Петровна, его супруга, имели квартиру на Кутузовском проспекте. Это пять или шесть комнат с обычной планировкой. Шум, гам – за окном обычная московская жизнь. Что и говорить, здесь не было необходимых условий для полноценного отдыха, поэтому свою московскую квартиру Леонид Ильич не любил и бывал здесь крайне редко, всего пять-шесть дней в году. В Подмосковье, в Одинцовском районе, у него была государственная дача. Он жил на ней круглый год. Пройдет время, и в самом конце 70-х годов Леониду Ильичу предложат новую, благоустроенную квартиру на улице Щусева. Конечно, тут было лучше, чем на Кутузовском проспекте, центр рядом, всего несколько минут езды, но то ли Леонид Ильич был однолюб, то ли еще что, – он посмотрел новую квартиру и сказал, что она для него чересчур большая. Скорее всего, она просто не понравилась ему своей казенностью, что ли, я не знаю. А квартира на Кутузовском была скромнее: это обычный московский дом старой постройки, потолки что-то около трех метров, комнаты в среднем 25—30 метров: столовая, небольшой рабочий кабинет, спальня, гостиная… Обслуживающий персонал – всего три человека: повар, готовивший пищу под руководством Виктории Петровны (она всегда подсказывала, что Леонид Ильич любит больше всего и как это получше приготовить), официантка и уборщица. Охраны здесь не было, она помещалась внизу, на первом этаже. В самом подъезде кроме семьи Брежневых и Юрия Владимировича Андропова, который жил двумя этажами ниже, были квартиры министров, партийных и советских работников, причем разного ранга, – то есть это не был дом Брежнева, это был обычный дом № 26, расположенный на Кутузовском проспекте. Здесь, в этой квартире, у Леонида Ильича была хорошая библиотека, и такая же, если не больше, находилась и на его даче… это был обычный трехэтажный кирпичный дом с плоской крышей. Наверху располагалась спальня Леонида Ильича и Виктории Петровны, они все время предпочитали быть вместе, и когда Леонид Ильич 10 ноября 1982 года принял смерть, Виктория Петровна спала рядом; небольшой холл, где он брился (сам, но чаще приглашая парикмахера). На втором этаже две или три спальни для детей, очень маленькие, кстати говоря, от силы 9—12 метров, с совмещенным туалетом и ванной. Мы спали на обычных кроватях из дерева. Внизу жилых комнат не было, там находились столовая, рядом кухня и небольшой холл. На третьем этаже Леонид Ильич имел уютный, но совсем крошечный кабинет. Там же была библиотека. Обычно он отдыхал здесь после обеда, и никто не имел права ему мешать. Всех посетителей Леонид Ильич принимал в основном на работе. На дачу приезжали только близкие товарищи, это было довольно редко, обычно гости собирались к ужину и разъезжались, как правило, часов в десять, в половине одиннадцатого, но не позже. Леонид Ильич старался жить по строгому распорядку, мы знали этот распорядок, и его никто не нарушал. В одиннадцать он уже спал. Леонид Ильич ложился с таким расчетом, чтобы проснуться не позже девяти. На всю дачу приходился один видеомагнитофон и один телевизор – советского производства, по-моему, «Рубин». Леонид Ильич всегда очень внимательно смотрел программу «Время», а потом уходил спать. На первом этаже был кинозал, в нем стоял бильярд, на котором Леонид Ильич почти не играл, – но это не кинотеатр, именно кинозал, где Леонид Ильич обычно смотрел документальные фильмы. Он их очень любил, особенно фильмы о природе. В доме был бассейн, где-то метров пятнадцать в длину, а в ширину и того меньше – метров шесть. Утром Леонид Ильич под наблюдением врачей делал здесь гимнастику. Рядом с домом был запущенный теннисный корт, на нем никто не играл, и он быстро пришел в негодность, зарос травой. Правда, весь дачный участок занимал довольно большую территорию, но не больше, чем у других членов Политбюро: после работы и в выходные дни Леонид Ильич очень любил пройтись по свежему воздуху. За пользование государственной дачей с него, так же как и со всех, высчитывали деньги, не знаю, сколько, но знаю, что за нее платили, так как Виктория Петровна, которая распределяла бюджет семьи, иногда «докладывала»: «Все в порядке, за дачу я заплатила на полгода вперед». На что Леонид Ильич посмеивался: «А как же, ведь мы здесь живем, платить-то надо». Разумеется, деньги платились и за квартиру на Кутузовском проспекте».
Мать Галины – Виктория Петровна – была по-своему смышленой, в Америке это называется street-wise – хитрой и разумной. Отец Галины, будущий лидер страны, был простым землемером, когда увел Вику у завидного ухажера Ивана. Согласно семейной легенде, когда она с женихом № 1 пошла в загс, тот был закрыт, а когда ее позвал Леня – был открыт.
Кстати, в этом же году с подачи Галины актриса Наталья Федотова вышла замуж за коллегу Олега Видова. А Юрий весьма приглянулся Брежневым-старшим, уже подуставшим от капризных цирковых увлечений своенравной и неугомонной дочери. Чурбанов выгодно выделялся в глазах будущих родственников на фоне своих несерьезных предшественников. Это вам не какой-то там недалекий акробат, разместившийся в кресле директора столичного цирка, не смазливый супериллюзионист. Нет, Юрий Михайлович одним лишь гренадерским обликом вполне подходил, казалось, для почетных званий и высоких орденов. А статная осанка темноглазого жениха с идеальным пробором намекала: эти широкие плечи не иначе как для погон величиной с ладонь. Будет, будет генералом! Недолго ждать. Он умел произвести впечатление. Рассказывал о своей юности и своих кумирах:
– Моим любимым писателем был Джек Лондон. Меня потрясли его герои. «Белое безмолвие», «Маленькая хозяйка большого дома», «Белый Клык». У отца была хорошая библиотека. Но у меня – очень плохой велосипед. Я мечтал прикрутить к нему гоночный руль. Я выкрал из дома полное собрание сочинений Маяковского и поехал в ближайший букинистический магазин. Тома я загнал какому-то барыге и сразу поехал в спортивный магазин на Кировской. Денег как раз хватило. Тогда отец мне страшную трепку задал, приговаривая: «Ты понимаешь, что нужно дорожить культурным наследием?» Маяковский для меня особой ценности тогда не представлял. Но если серьезно – меня формировало старшее поколение. Сильные ребята. Сейчас таких называют крутыми. Надо было уметь защищаться. Ведь каждые танцы обязательно кончались дракой. Я хотел быть самостоятельным, иметь свои деньги. В девятом классе я сколачивал ватагу, и мы с ребятами ходили на Московскую товарную дорогу разгружать вагоны. Однажды пришел семнадцатитонный вагон с болгарским виноградом «дамские пальчики» – узенький-узенький и превкусный. Мы сразу начали его лопать, а потом не могли разгрузить мешки. Но кое-как норму мы выполнили. И нам разрешили еще взять виноград с собой. Я тогда ходил в сатиновых шароварах, отцовской зеленой рубашке, а здесь, на щиколотках, – прочные резинки. Виноград я набил куда мог. А чтобы не раздавить, в метро стоял, как краб. Мама тогда упрекнула отца в том, что я, сын партийного работника, таким способом достаю деньги.
1971. Третья свадьба Галины Брежневой
1972. Спектакль «Ребят» из девятого управления КГБ
1974. Брежнев и авто
Мать Галины – Виктория Петровна – была по-своему смышленой, в Америке это называется street-wise – хитрой и разумной. Отец Галины, будущий лидер страны, был простым землемером, когда увел Вику у завидного ухажера Ивана. Согласно семейной легенде, когда она с женихом № 1 пошла в загс, тот был закрыт, а когда ее позвал Леня – был открыт.
Кстати, в этом же году с подачи Галины актриса Наталья Федотова вышла замуж за коллегу Олега Видова. А Юрий весьма приглянулся Брежневым-старшим, уже подуставшим от капризных цирковых увлечений своенравной и неугомонной дочери. Чурбанов выгодно выделялся в глазах будущих родственников на фоне своих несерьезных предшественников. Это вам не какой-то там недалекий акробат, разместившийся в кресле директора столичного цирка, не смазливый супериллюзионист. Нет, Юрий Михайлович одним лишь гренадерским обликом вполне подходил, казалось, для почетных званий и высоких орденов. А статная осанка темноглазого жениха с идеальным пробором намекала: эти широкие плечи не иначе как для погон величиной с ладонь. Будет, будет генералом! Недолго ждать. Он умел произвести впечатление. Рассказывал о своей юности и своих кумирах:
– Моим любимым писателем был Джек Лондон. Меня потрясли его герои. «Белое безмолвие», «Маленькая хозяйка большого дома», «Белый Клык». У отца была хорошая библиотека. Но у меня – очень плохой велосипед. Я мечтал прикрутить к нему гоночный руль. Я выкрал из дома полное собрание сочинений Маяковского и поехал в ближайший букинистический магазин. Тома я загнал какому-то барыге и сразу поехал в спортивный магазин на Кировской. Денег как раз хватило. Тогда отец мне страшную трепку задал, приговаривая: «Ты понимаешь, что нужно дорожить культурным наследием?» Маяковский для меня особой ценности тогда не представлял. Но если серьезно – меня формировало старшее поколение. Сильные ребята. Сейчас таких называют крутыми. Надо было уметь защищаться. Ведь каждые танцы обязательно кончались дракой. Я хотел быть самостоятельным, иметь свои деньги. В девятом классе я сколачивал ватагу, и мы с ребятами ходили на Московскую товарную дорогу разгружать вагоны. Однажды пришел семнадцатитонный вагон с болгарским виноградом «дамские пальчики» – узенький-узенький и превкусный. Мы сразу начали его лопать, а потом не могли разгрузить мешки. Но кое-как норму мы выполнили. И нам разрешили еще взять виноград с собой. Я тогда ходил в сатиновых шароварах, отцовской зеленой рубашке, а здесь, на щиколотках, – прочные резинки. Виноград я набил куда мог. А чтобы не раздавить, в метро стоял, как краб. Мама тогда упрекнула отца в том, что я, сын партийного работника, таким способом достаю деньги.
1971. Третья свадьба Галины Брежневой
Чурбанов в этом году рванул. Знакомство с «невестой СССР № 1», что бы за ним ни стояло, обернулось для перспективного и видного жениха головокружительным взлетом. 12 апреля в книге записей Гагаринского загса «произведена запись за № 469». Свадьбу справили на даче. Робеющих родителей жениха привезли на лимузине. С ними же приехали брат и сестра Чурбанова. Было и несколько его сослуживцев. Роль тамады взял на себя генсек. После регистрации упрямая Галина оставила себе фамилию первого супруга – Милаева, который продолжал неуклонно стричь купоны своего прежнего статуса, шантажируя бывшую тещу Викторию Петровну угрозами забрать у нее внучку – их с Галиной дочь Вику. Помню, много лет назад дежурные бригады центральных газет получили «тассовку» о присуждении звания Героя Соцтруда некоторым деятелям совцирка. Через пару часов по телетайпу пришел «отбой». А спустя еще некоторое время пришел новый список, дополненный фамилией «Милаев»… Предшествовал этому большой скандал.
Чурбанов тихо получает невинный презент – досрочное присвоение звания «полковник». Воинского, замечу, звания, и это имеет значение не только для будущей пенсии. Повышение, кстати, оформили задним числом. Официально, по документам, Чурбанов стал полковником в марте. Были и другие послесвадебные подарки. Щедрый тесть дарит Чурбанову роскошную «Шкоду»-1000». В тот же день она продана через «комиссионку». Не беда… Через пару недель Брежнев передает Юре новенький «Рено-16» с мощным, под стать красавцу зятю, мотором. Генсеку этот лимузин подарил президент Франции, и, по логике вещей, законное место подарка – в спецгараже. Но… Техпаспорт украсила виза главы крупнейшего государства мира: «Чурбанову. Ознакомиться». Видимо, зятю после ознакомления машина приглянулась.
В апреле Чурбанов награжден юбилейной медалью «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина». Следом – медаль ЧССР «За укрепление дружбы по оружию». Осенью еще две медали: «50 лет милиции МНР» и «За безупречную службу» III степени (приказ МВД от 25.10.71 г.).
Как-то утром, он вспоминал об этом во время следствия, ему позвонил Щелоков и спросил, не придумал ли он, Рябик, что-нибудь насчет чурбановского повышения. Иван Ильич резко отрезал о заме начальника отдела ИТУ: дескать, по Сеньке и шапка. Тогда Николай Анисимович напрямую выложил кадровику: вечером, на свадьбе, он хочет преподнести Галиному жениху увесистые полковничьи погоны и – заодно – новую должность. Щелоков доверительно рассказал своему подчиненному, что накануне к нему приходила расстроенная совершенно Галина Леонидовна и по-бабьи сетовала: как же так, зять генсека, а заниматься будет какими-то там тюрьмами.
Министр – не в категоричной, правда, форме – предложил Рябику оформить Чурбанова своим заместителем («сработаетесь, он парень ничего»), но опытный кадровик отказался. Как в воду, между прочим, глядел. Потому что в Юриных правилах было подсиживать начальство.
Чурбанов тихо получает невинный презент – досрочное присвоение звания «полковник». Воинского, замечу, звания, и это имеет значение не только для будущей пенсии. Повышение, кстати, оформили задним числом. Официально, по документам, Чурбанов стал полковником в марте. Были и другие послесвадебные подарки. Щедрый тесть дарит Чурбанову роскошную «Шкоду»-1000». В тот же день она продана через «комиссионку». Не беда… Через пару недель Брежнев передает Юре новенький «Рено-16» с мощным, под стать красавцу зятю, мотором. Генсеку этот лимузин подарил президент Франции, и, по логике вещей, законное место подарка – в спецгараже. Но… Техпаспорт украсила виза главы крупнейшего государства мира: «Чурбанову. Ознакомиться». Видимо, зятю после ознакомления машина приглянулась.
В апреле Чурбанов награжден юбилейной медалью «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина». Следом – медаль ЧССР «За укрепление дружбы по оружию». Осенью еще две медали: «50 лет милиции МНР» и «За безупречную службу» III степени (приказ МВД от 25.10.71 г.).
* * *
Иван Ильич Рябик исправно вроде бы проработал начальником отдела кадров МВД СССР – ровно 12 лет: с мая 1967-го по май 1979 года.Как-то утром, он вспоминал об этом во время следствия, ему позвонил Щелоков и спросил, не придумал ли он, Рябик, что-нибудь насчет чурбановского повышения. Иван Ильич резко отрезал о заме начальника отдела ИТУ: дескать, по Сеньке и шапка. Тогда Николай Анисимович напрямую выложил кадровику: вечером, на свадьбе, он хочет преподнести Галиному жениху увесистые полковничьи погоны и – заодно – новую должность. Щелоков доверительно рассказал своему подчиненному, что накануне к нему приходила расстроенная совершенно Галина Леонидовна и по-бабьи сетовала: как же так, зять генсека, а заниматься будет какими-то там тюрьмами.
Министр – не в категоричной, правда, форме – предложил Рябику оформить Чурбанова своим заместителем («сработаетесь, он парень ничего»), но опытный кадровик отказался. Как в воду, между прочим, глядел. Потому что в Юриных правилах было подсиживать начальство.
1972. Спектакль «Ребят» из девятого управления КГБ
Девятая пятилетка, если верить газетным передовицам, набирает темп. Выходит очередной том брежневского сочинения, названного «Ленинским курсом».
«Серый кардинал» генсека М. А. Суслов может поздравить себя со второй Золотой Звездой Героя Соцтруда. А «отец казахского народа» Д. А. Кунаев – с первой. Старинный приятель Генерального Н. А. Щелоков деловито организовывает роскошный магазинчик исключительно для членов своей семьи и их удачливых знакомых (эта лавка функционировала с ежегодным товарооборотом под сто тысяч рублей).
Вслед за нагрудным знаком «заслуженный работник МВД СССР» следует другой – «60 лет ВЧК – КГБ». И еще 19 отечественных орденов и медалей. Плюс 26 иностранных. Сам Ю.М. Чурбанов вспоминал об этом периоде:
– Кто-то, видимо, сказал Леониду Ильичу, что негоже получается: зять Генерального секретаря ЦК КПСС – и тюремщик. Тогда меня перевели заместителем начальника Политуправления внутренних войск МВД СССР, присвоив звание полковника. И хотя сейчас пишут, что сразу после женитьбы передо мной открылась головокружительная карьера, никто не обращает внимания на тот факт, что и в политотделе мест лишения свободы я занимал полковничью должность. Кстати, если уж говорить о перспективах, то на моей прежней работе их было гораздо больше… По складу характера Галина Леонидовна очень мягкий, очень добрый человек; вот эту мягкость, доброту, уважительное отношение к людям Галина Леонидовна взяла от Леонида Ильича. Сразу скажу, что у нее не было каких-то шикарных сверхтуалетов. Причем так: если дочь, приезжая к отцу и матери на дачу, была как-то вычурно одета, она получала от них нагоняй и в следующий раз одевалась уже так, чтобы не раздражать родителей. Конечно, драгоценные украшения, которые любит каждая женщина, у жены были и есть. Но ведь это дарили родители. С другой стороны, я все деньги приносил домой. Впрочем, о каких деньгах идет речь? Должностной оклад заместителя министра внутренних дел, я уже не говорю – первого заместителя министра, порядка 550 рублей. Выплата за генеральское звание – 120—130 рублей. Плюс выслуга лет. На момент увольнения у меня выслуга лет составляла 29 с хвостиком, то есть я расписывался в ведомости за 1100 рублей. Нам с женой, которая тоже работала и имела оклад 250 рублей, вполне хватало. Кроме того, как член коллегии, я имел талоны на питание. Детей у нас с Галиной Леонидовной не было. От зарплаты я оставлял себе деньги на уплату партвзносов, на питание в столовой и на сигареты; остальные деньги я в конверте приносил жене, у нас такая традиция была, никем не установленная: я их клал сверху на холодильник. Она распоряжались моими деньгами, плюс своих 250 рублей, но и родительская помощь, конечно, ее никто со счетов не сбрасывает. Почему же, спрашивается, не иметь хорошее украшение, которое идет женщине? Но никакой россыпи бриллиантов, о чем сейчас судачат на всех углах, у жены не было. Очень контактная по складу характера и излишне доверчивая, Галина Леонидовна быстро отзывалась на человеческие просьбы. Вот это, видимо, ее слабость, потому что она не всегда замечала, что за обычной, казалось бы, просьбой кроется какая-то гнильца. В общем, почти каждый человек пытался нажиться на этих просьбах, кого что интересовало – продвижение по службе или что-то еще, – а Галина Леонидовна не обладала гибкой ориентацией и всегда старалась помочь этим просителям. До своего замужества Галина Леонидовна жила с родителями, собственной квартиры у нее не было. Родители Галю не отпускали, были очень привязаны к ней, поэтому она всегда была под контролем. Каких-то больших шалостей – не прощали. Не знаю, как складывалась личная жизнь Галины Леонидовны до встречи со мной, была ли это счастливая жизнь, все ли в ней ладилось, – мы редко или почти не касались этой темы. Я давно заметил, что люди всегда охотнее говорят о настоящем, тем более если прошлое не оставило какой-то яркий след. Галина Леонидовна редко подчеркивала, что она дочь руководителя страны, у нас никогда не было уборщицы, квартиру убирала она, а уж посудомоечные дела целиком лежали на ее плечах. Так же как все, по выходным дням мы отвозили вещи в прачечную и химчистку, свободного времени почти не было, Галина Леонидовна работала до самой смерти отца, да и потом еще несколько лет: сначала редактором в Агентстве печати «Новости», потом – у Громыко в МИДе, где она занимала должность заместителя начальника отдела историко-архивного управления.
Сам Чурбанов недолго слыл темной лошадкой. Скоро его улыбчивая нахрапистость и мстительная несдержанность стали очевидны. Я думаю, что патологическая ревность Чурбанова к прочим любимцам и родственникам Леонида Ильича пестовалась в нем давно, еще во время комсомольской работы. Ведь все опытные, профессиональные аппаратчики пристально следят за «соседями по этажу», пресмыкаясь перед надменным «верхом» и презирая подрастающих «нижних». Главное – не дать себя обойти на очередном повороте. Без того, чтобы коварно не подставить одетую в лакированный ботинок ножку кому-нибудь из конкурентов, не шагнешь на очередную ступеньку этой самой ножкой. Юрий Михайлович быстро освоил искусство притоптывать начальственной стопой и сердито постукивать кованым кулаком по широкому столу. Он никого не хотел терпеть в качестве потенциального соперника. В начале 80-х наметился даже на неспокойное кресло министра внутренних дел, мечтая подсидеть состарившегося шефа. Следователь Вячеслав Миртов рассказывал мне, что Щелоков как-то за чаем признался: Леонид Ильич предлагал «освободить место».
Когда Чурбанов стал официальным зятем Брежнева, младший сын генсека работал в Швеции. Карьера Чурбанова исключала глянцевую перспективу заграничного жития-бытия. Однако его младшая сестра Светлана вместе со своим первым мужем, выпускником МАДИ, немало лет провела на Западе. Сначала в Италии, затем в Англии (куда позднее, накануне кончины деда, отправился на необременительную стажировку студент МГИМО Андрей Юрьевич Брежнев). Брат сановного зятя Игорь Чурбанов проработал четыре года в Женеве (незнание языков, как вспоминают его тогдашние коллеги, ему ничуть не мешало).
А сам Юрий Михайлович любил этак махнуть в заграничную инспекционную поездку. За одну из таких блиц-инспекций он даже получил правительственную награду. Но все это позднее. Осознанием собственной вельможной значимости бывший комсомольский работник проникался от звания к званию. Ведь он открыл немудрящую тайну служебного роста, эмпирически вычислил желанную формулу «как нравиться всем». И, не таясь, рассказывал знакомым о своем открытии:
– Нужно просто уметь пить. Пить как можно больше, но при этом держаться на ногах. Тогда выйдешь в люди.
Он пил. Не знаю уж, насколько с удовольствием, но с людьми разными. Вспоминал о реакции родителя:
– Однажды, когда я на заводе лихо отметил первую получку, врезал сильно. До сих пор не понимаю, как в тот вечер до дома дошел.
С директорами и генералами. Дипломатами и друзьями. Потом, когда обмелел алчный приток «соратников», когда надвинулся тяжелый, как похмелье, финал, приглашал в пьяную баньку и к широкому столу постовых милиционеров да знакомых шоферов. Пил, само собой, и в семейном кругу. До ругани, проклятий, рукоприкладства, размахиваний топором. И, полагаю, он довольно точно определил ту непонятную для досужих советологов силу, которая выталкивает людей недалеких, грубых умом и нравом на магистраль фанфарного служебного взлета. «Умение пить».
Один из бывших телохранителей Леонида Ильича рассказывал мне о странноватом, если не сказать больше, развлечении генсека. Речь – о последних годах его правления. Тяжелейший недуг, помноженный на преклонный возраст и возведенный в квадрат пьянящим напряжением властедержателя, превратил некогда ловкого стрелка и лихого гонщика в беспомощного старца. Во время регулярных поездок на ближайшую дачу, из месяца в месяц, словно на бредовом киносеансе, повторялась одна и та же до истерии, до анекдота нелепая сцена. Едва отъехав от резиденции, Леонид Ильич, любивший – в нарушение традиций – ездить на переднем сиденье рядом с водителем, грузно поворачивался к двум охранникам и игриво «предлагал»:
– Ребята, у меня рубль есть.
После чего победно доставал из нагрудного кармана пиджака заранее заготовленный целковый. Вот, мол, моя доля. Насколько я понял, он находился в святом неведении насчет того, что водка уже не стоила два восемьдесят семь. Получив всегдашнее согласие на лихую выпивательную акцию, Леонид Ильич весело командовал уже знавшему «нелегальный» маршрут шоферу:
– Отрываемся от них. Быстро. Давай, давай!
Далее буднично инсценировался якобы хулиганский отрыв от машин сопровождения. Для любителя езды с ветерком это были, уверен, восхитительные мгновения. Один из охранников, воровато озираясь, шмыгал в крохотный магазинчик, у которого, как и было ранее договорено, останавливался лимузин. Под прилавком заготовлена была одна-единственная поллитровка в зеленой бутылке. Ее-то, зелененькую, и распивали оба телохранителя посреди ближайшей полянки на глазах восхищенного патрона, которому здоровье, увы, не позволяло уже принимать реальное участие в подобного рода спектаклях.
Чурбанов письменно утверждал, что описанная мной сцена не соответствовала действительности. Однако у меня больше оснований верить ребятам из «девятки», с которыми мы виделись в достаточно неформальной обстановке на свадьбе дочери Гдляна, чем экс-зятю, которого практически насильно заставили со мной общаться (об этом позже).
А о том, что Брежнев был неприхотлив в своих кулинарных пристрастиях и не испытывал тяги к разным там кальвадосам и столь популярному у нынешней элиты «вискарику», рассказывал в одном из интервью внук генсека Андрей Юрьевич Брежнев:
– Я вам честно скажу: конечно, была возможность доставать какие-то продукты, которых многие в то время не могли достать. Но мои родители всегда просили в разумных пределах: в основном «что-нибудь вкусненькое». Многие не верят, но я в детстве сам ходил в магазин за хлебом, молоком, творогом. Если нужно было мясо, его всегда можно было купить на рынке – средства, слава богу, позволяли. Так что мы могли пользоваться «номенклатурными благами», но никогда ими не злоупотребляли. Кстати, то же касалось и самого Леонида Ильича: никто не знал, что после работы он возвращался домой, переодевался в тренировочный костюм и на ужин больше всего любил котлеты или сосиски с макаронами – помните, такие серые были при СССР? В общем, тот уровень благ ни в какое сравнение не шел с представлениями страны о том, «как жил Брежнев», и тем, что об этом было написано впоследствии. То, что Леонид Ильич не вечен, мы, конечно, понимали и хотели лишь одного – чтобы это произошло как можно позже. Но никто не думал, что что-то сильно изменится, поскольку работала система. К тому же наша бабушка – Виктория Петровна (за это ей хвала и честь) – всегда старалась приучать нас к тому, что все те привилегии, которыми мы пользуемся, это привилегии Леонида Ильича и мы ими пользуемся постольку-поскольку. Это ему положено по статусу, а не нам. Нам внушали, что, конечно, мы можем попросить, чтобы нам привезли колбасы или за нами заехала машина, но все это – льготы деда. Поэтому, когда его не стало, не могу сказать, что мы сильно пострадали.
«Серый кардинал» генсека М. А. Суслов может поздравить себя со второй Золотой Звездой Героя Соцтруда. А «отец казахского народа» Д. А. Кунаев – с первой. Старинный приятель Генерального Н. А. Щелоков деловито организовывает роскошный магазинчик исключительно для членов своей семьи и их удачливых знакомых (эта лавка функционировала с ежегодным товарооборотом под сто тысяч рублей).
Вслед за нагрудным знаком «заслуженный работник МВД СССР» следует другой – «60 лет ВЧК – КГБ». И еще 19 отечественных орденов и медалей. Плюс 26 иностранных. Сам Ю.М. Чурбанов вспоминал об этом периоде:
– Кто-то, видимо, сказал Леониду Ильичу, что негоже получается: зять Генерального секретаря ЦК КПСС – и тюремщик. Тогда меня перевели заместителем начальника Политуправления внутренних войск МВД СССР, присвоив звание полковника. И хотя сейчас пишут, что сразу после женитьбы передо мной открылась головокружительная карьера, никто не обращает внимания на тот факт, что и в политотделе мест лишения свободы я занимал полковничью должность. Кстати, если уж говорить о перспективах, то на моей прежней работе их было гораздо больше… По складу характера Галина Леонидовна очень мягкий, очень добрый человек; вот эту мягкость, доброту, уважительное отношение к людям Галина Леонидовна взяла от Леонида Ильича. Сразу скажу, что у нее не было каких-то шикарных сверхтуалетов. Причем так: если дочь, приезжая к отцу и матери на дачу, была как-то вычурно одета, она получала от них нагоняй и в следующий раз одевалась уже так, чтобы не раздражать родителей. Конечно, драгоценные украшения, которые любит каждая женщина, у жены были и есть. Но ведь это дарили родители. С другой стороны, я все деньги приносил домой. Впрочем, о каких деньгах идет речь? Должностной оклад заместителя министра внутренних дел, я уже не говорю – первого заместителя министра, порядка 550 рублей. Выплата за генеральское звание – 120—130 рублей. Плюс выслуга лет. На момент увольнения у меня выслуга лет составляла 29 с хвостиком, то есть я расписывался в ведомости за 1100 рублей. Нам с женой, которая тоже работала и имела оклад 250 рублей, вполне хватало. Кроме того, как член коллегии, я имел талоны на питание. Детей у нас с Галиной Леонидовной не было. От зарплаты я оставлял себе деньги на уплату партвзносов, на питание в столовой и на сигареты; остальные деньги я в конверте приносил жене, у нас такая традиция была, никем не установленная: я их клал сверху на холодильник. Она распоряжались моими деньгами, плюс своих 250 рублей, но и родительская помощь, конечно, ее никто со счетов не сбрасывает. Почему же, спрашивается, не иметь хорошее украшение, которое идет женщине? Но никакой россыпи бриллиантов, о чем сейчас судачат на всех углах, у жены не было. Очень контактная по складу характера и излишне доверчивая, Галина Леонидовна быстро отзывалась на человеческие просьбы. Вот это, видимо, ее слабость, потому что она не всегда замечала, что за обычной, казалось бы, просьбой кроется какая-то гнильца. В общем, почти каждый человек пытался нажиться на этих просьбах, кого что интересовало – продвижение по службе или что-то еще, – а Галина Леонидовна не обладала гибкой ориентацией и всегда старалась помочь этим просителям. До своего замужества Галина Леонидовна жила с родителями, собственной квартиры у нее не было. Родители Галю не отпускали, были очень привязаны к ней, поэтому она всегда была под контролем. Каких-то больших шалостей – не прощали. Не знаю, как складывалась личная жизнь Галины Леонидовны до встречи со мной, была ли это счастливая жизнь, все ли в ней ладилось, – мы редко или почти не касались этой темы. Я давно заметил, что люди всегда охотнее говорят о настоящем, тем более если прошлое не оставило какой-то яркий след. Галина Леонидовна редко подчеркивала, что она дочь руководителя страны, у нас никогда не было уборщицы, квартиру убирала она, а уж посудомоечные дела целиком лежали на ее плечах. Так же как все, по выходным дням мы отвозили вещи в прачечную и химчистку, свободного времени почти не было, Галина Леонидовна работала до самой смерти отца, да и потом еще несколько лет: сначала редактором в Агентстве печати «Новости», потом – у Громыко в МИДе, где она занимала должность заместителя начальника отдела историко-архивного управления.
* * *
По воспоминаниям родственников, Чурбанов придирчиво пересчитывал блестящие штучки на своей широкой груди главным образом потому, что затеял ревнивое соревнование со своим тезкой – младшим сыном Брежнева. Они по очереди то рвались в замы министра (Юрий Брежнев работал заместителем министра внешней торговли), то добивались депутатства в Верховном Совете страны, то стремились к парадным титулам прибавить еще и «кандидат в члены ЦК КПСС».Сам Чурбанов недолго слыл темной лошадкой. Скоро его улыбчивая нахрапистость и мстительная несдержанность стали очевидны. Я думаю, что патологическая ревность Чурбанова к прочим любимцам и родственникам Леонида Ильича пестовалась в нем давно, еще во время комсомольской работы. Ведь все опытные, профессиональные аппаратчики пристально следят за «соседями по этажу», пресмыкаясь перед надменным «верхом» и презирая подрастающих «нижних». Главное – не дать себя обойти на очередном повороте. Без того, чтобы коварно не подставить одетую в лакированный ботинок ножку кому-нибудь из конкурентов, не шагнешь на очередную ступеньку этой самой ножкой. Юрий Михайлович быстро освоил искусство притоптывать начальственной стопой и сердито постукивать кованым кулаком по широкому столу. Он никого не хотел терпеть в качестве потенциального соперника. В начале 80-х наметился даже на неспокойное кресло министра внутренних дел, мечтая подсидеть состарившегося шефа. Следователь Вячеслав Миртов рассказывал мне, что Щелоков как-то за чаем признался: Леонид Ильич предлагал «освободить место».
Когда Чурбанов стал официальным зятем Брежнева, младший сын генсека работал в Швеции. Карьера Чурбанова исключала глянцевую перспективу заграничного жития-бытия. Однако его младшая сестра Светлана вместе со своим первым мужем, выпускником МАДИ, немало лет провела на Западе. Сначала в Италии, затем в Англии (куда позднее, накануне кончины деда, отправился на необременительную стажировку студент МГИМО Андрей Юрьевич Брежнев). Брат сановного зятя Игорь Чурбанов проработал четыре года в Женеве (незнание языков, как вспоминают его тогдашние коллеги, ему ничуть не мешало).
А сам Юрий Михайлович любил этак махнуть в заграничную инспекционную поездку. За одну из таких блиц-инспекций он даже получил правительственную награду. Но все это позднее. Осознанием собственной вельможной значимости бывший комсомольский работник проникался от звания к званию. Ведь он открыл немудрящую тайну служебного роста, эмпирически вычислил желанную формулу «как нравиться всем». И, не таясь, рассказывал знакомым о своем открытии:
– Нужно просто уметь пить. Пить как можно больше, но при этом держаться на ногах. Тогда выйдешь в люди.
Он пил. Не знаю уж, насколько с удовольствием, но с людьми разными. Вспоминал о реакции родителя:
– Однажды, когда я на заводе лихо отметил первую получку, врезал сильно. До сих пор не понимаю, как в тот вечер до дома дошел.
С директорами и генералами. Дипломатами и друзьями. Потом, когда обмелел алчный приток «соратников», когда надвинулся тяжелый, как похмелье, финал, приглашал в пьяную баньку и к широкому столу постовых милиционеров да знакомых шоферов. Пил, само собой, и в семейном кругу. До ругани, проклятий, рукоприкладства, размахиваний топором. И, полагаю, он довольно точно определил ту непонятную для досужих советологов силу, которая выталкивает людей недалеких, грубых умом и нравом на магистраль фанфарного служебного взлета. «Умение пить».
Один из бывших телохранителей Леонида Ильича рассказывал мне о странноватом, если не сказать больше, развлечении генсека. Речь – о последних годах его правления. Тяжелейший недуг, помноженный на преклонный возраст и возведенный в квадрат пьянящим напряжением властедержателя, превратил некогда ловкого стрелка и лихого гонщика в беспомощного старца. Во время регулярных поездок на ближайшую дачу, из месяца в месяц, словно на бредовом киносеансе, повторялась одна и та же до истерии, до анекдота нелепая сцена. Едва отъехав от резиденции, Леонид Ильич, любивший – в нарушение традиций – ездить на переднем сиденье рядом с водителем, грузно поворачивался к двум охранникам и игриво «предлагал»:
– Ребята, у меня рубль есть.
После чего победно доставал из нагрудного кармана пиджака заранее заготовленный целковый. Вот, мол, моя доля. Насколько я понял, он находился в святом неведении насчет того, что водка уже не стоила два восемьдесят семь. Получив всегдашнее согласие на лихую выпивательную акцию, Леонид Ильич весело командовал уже знавшему «нелегальный» маршрут шоферу:
– Отрываемся от них. Быстро. Давай, давай!
Далее буднично инсценировался якобы хулиганский отрыв от машин сопровождения. Для любителя езды с ветерком это были, уверен, восхитительные мгновения. Один из охранников, воровато озираясь, шмыгал в крохотный магазинчик, у которого, как и было ранее договорено, останавливался лимузин. Под прилавком заготовлена была одна-единственная поллитровка в зеленой бутылке. Ее-то, зелененькую, и распивали оба телохранителя посреди ближайшей полянки на глазах восхищенного патрона, которому здоровье, увы, не позволяло уже принимать реальное участие в подобного рода спектаклях.
Чурбанов письменно утверждал, что описанная мной сцена не соответствовала действительности. Однако у меня больше оснований верить ребятам из «девятки», с которыми мы виделись в достаточно неформальной обстановке на свадьбе дочери Гдляна, чем экс-зятю, которого практически насильно заставили со мной общаться (об этом позже).
А о том, что Брежнев был неприхотлив в своих кулинарных пристрастиях и не испытывал тяги к разным там кальвадосам и столь популярному у нынешней элиты «вискарику», рассказывал в одном из интервью внук генсека Андрей Юрьевич Брежнев:
– Я вам честно скажу: конечно, была возможность доставать какие-то продукты, которых многие в то время не могли достать. Но мои родители всегда просили в разумных пределах: в основном «что-нибудь вкусненькое». Многие не верят, но я в детстве сам ходил в магазин за хлебом, молоком, творогом. Если нужно было мясо, его всегда можно было купить на рынке – средства, слава богу, позволяли. Так что мы могли пользоваться «номенклатурными благами», но никогда ими не злоупотребляли. Кстати, то же касалось и самого Леонида Ильича: никто не знал, что после работы он возвращался домой, переодевался в тренировочный костюм и на ужин больше всего любил котлеты или сосиски с макаронами – помните, такие серые были при СССР? В общем, тот уровень благ ни в какое сравнение не шел с представлениями страны о том, «как жил Брежнев», и тем, что об этом было написано впоследствии. То, что Леонид Ильич не вечен, мы, конечно, понимали и хотели лишь одного – чтобы это произошло как можно позже. Но никто не думал, что что-то сильно изменится, поскольку работала система. К тому же наша бабушка – Виктория Петровна (за это ей хвала и честь) – всегда старалась приучать нас к тому, что все те привилегии, которыми мы пользуемся, это привилегии Леонида Ильича и мы ими пользуемся постольку-поскольку. Это ему положено по статусу, а не нам. Нам внушали, что, конечно, мы можем попросить, чтобы нам привезли колбасы или за нами заехала машина, но все это – льготы деда. Поэтому, когда его не стало, не могу сказать, что мы сильно пострадали.
1974. Брежнев и авто
Специально под Брежнева собраны пять «спецволжанок» ГАЗ-24—95 – опытная полноприводная модификация, созданная с использованием агрегатов ГАЗ-69, характерная особенность конструкции – отсутствие рамы. Одна такая машина была приписана к охотничьему угодью Завидово; вторая некоторое время оставалась в заводском конструкторском бюро. Три попали в областные структуры – обком КПСС, Горьковское УВД и местный гарнизон.
Годом ранее Брежнев получил в дар Nissan President. Первый экземпляр этой модели стал служебным автомобилем японского премьер-министра, а вот второй собрали специально для генсека. Леонид Ильич лично катал на этом лимузине Ричарда Никсона и Генри Киссинджера. После смерти машина отошла Галине Леонидовне. В том же году Брежнев получил второй Rolls-Royce Silver Ghost в дар от Елизаветы II (первый Rolls-Royce Silver Ghost ему, напомню, подарил американец).
Завидовский экземпляр ГАЗ-24—95 тестировал лично Владимир Тимофеевич Медведев, который за год до этого возглавил личную охрану генсека (охранял его с 1968 года), сменив Бориса Давыдова: тот слишком много рассказывал о сиятельном подопечном своим друзьям и родным.
Позднее Медведев рассказал о своей работе не просто близким, но журналистам: «Рабочий день мой начинается в Заречье, на даче Генерального, в 8:30 утра. Принимаю смену, и уже с Леонидом Ильичом возвращаемся в Москву. В основной машине (раньше – «Чайка», позже – «ЗИЛ») впереди водитель и Генеральный, сзади, на откидных сиденьях, – мы с Рябенко. За нами – машина с «выездной охраной», еще дальше – сзади и впереди, метрах в трехстах, – трассовики. Задним работы немного, кроме обгона, ничего нам не грозит, передним забот побольше – затор, гололед, дерево упало, то есть все, что на трассе, – по их части.
Через Боровицкие ворота подъезжаем ко второму подъезду первого корпуса Кремля. К десяти часам Брежнев уже в кабинете. Кроме хорошо известных приемной и кабинета, было еще маленькое уютное помещение, около десяти квадратных метров, где он обедал, здесь же стоял стол с телефонами, за которым он иногда в тишине работал, дальше – такого же размера комната отдыха: тахта, зеркало, раковина для мытья рук – и, наконец, предбанник с вешалкой и туалетом. Сюда, в предбанник, мы и заходим через отдельный личный вход. Я помогаю Леониду Ильичу снять пальто и через коридор прохожу в приемную, здесь у меня своя отдельная дежурная комнатка (два на два метра) с прямой связью.
У входа в кабинет несет службу еще один сотрудник «выездной охраны».
Цековские апартаменты на Старой площади были скромнее – основной кабинет плюс комната, в которой стояли тахта и столы, кроме того – полки с книгами и туалет… Брежнев работал больше в Кремле. Как только мы приезжали, начальник охраны уходил, и я оставался один. Иногда сидел в приемной, так как Брежнев частенько вызывал меня. Если один звонок, значит – секретарю, два – мне… Первого мая и 7 Ноября служба охраны усиливается. И та смена, которая заканчивает дежурство, и та, которая заступает, – обе сопровождают Генерального на Красную площадь…
Выезжали мы с таким расчетом, чтобы без десяти десять быть на углу первого правительственного корпуса, возле Сенатской башни Кремля. Мавзолей – рядом… Без двух минут десять начинаем движение. Сначала мы, охрана, впереди, на подъеме в Мавзолей пропускаем Леонида Ильича вперед. На трибуне рядом с ним – члены Политбюро, за ними – кандидаты в члены Политбюро, еще дальше – секретари ЦК КПСС, еще-еще дальше – военачальники… Охрана располагается слева от Брежнева, позади него. В течение нескольких часов я не свожу глаз со своего подопечного, даже если смотрю по сторонам, его все равно вижу… Если кто-то меня отвлечет, второй «прикрепленный» не спускает глаз с генсека. В дальние зарубежные рейсы мы летали на Ил-62, поскольку он самый удобный, комфортабельный. Длинные перелеты внутри страны – на Ту-154. Эти самолеты большие, тяжелые, не каждый аэродром мог принять их, поэтому на короткие расстояния по Союзу мы летали на Ту-134. Было по три-четыре самолета каждого вида с гербами СССР, готовых к немедленному взлету.
Годом ранее Брежнев получил в дар Nissan President. Первый экземпляр этой модели стал служебным автомобилем японского премьер-министра, а вот второй собрали специально для генсека. Леонид Ильич лично катал на этом лимузине Ричарда Никсона и Генри Киссинджера. После смерти машина отошла Галине Леонидовне. В том же году Брежнев получил второй Rolls-Royce Silver Ghost в дар от Елизаветы II (первый Rolls-Royce Silver Ghost ему, напомню, подарил американец).
Завидовский экземпляр ГАЗ-24—95 тестировал лично Владимир Тимофеевич Медведев, который за год до этого возглавил личную охрану генсека (охранял его с 1968 года), сменив Бориса Давыдова: тот слишком много рассказывал о сиятельном подопечном своим друзьям и родным.
Позднее Медведев рассказал о своей работе не просто близким, но журналистам: «Рабочий день мой начинается в Заречье, на даче Генерального, в 8:30 утра. Принимаю смену, и уже с Леонидом Ильичом возвращаемся в Москву. В основной машине (раньше – «Чайка», позже – «ЗИЛ») впереди водитель и Генеральный, сзади, на откидных сиденьях, – мы с Рябенко. За нами – машина с «выездной охраной», еще дальше – сзади и впереди, метрах в трехстах, – трассовики. Задним работы немного, кроме обгона, ничего нам не грозит, передним забот побольше – затор, гололед, дерево упало, то есть все, что на трассе, – по их части.
Через Боровицкие ворота подъезжаем ко второму подъезду первого корпуса Кремля. К десяти часам Брежнев уже в кабинете. Кроме хорошо известных приемной и кабинета, было еще маленькое уютное помещение, около десяти квадратных метров, где он обедал, здесь же стоял стол с телефонами, за которым он иногда в тишине работал, дальше – такого же размера комната отдыха: тахта, зеркало, раковина для мытья рук – и, наконец, предбанник с вешалкой и туалетом. Сюда, в предбанник, мы и заходим через отдельный личный вход. Я помогаю Леониду Ильичу снять пальто и через коридор прохожу в приемную, здесь у меня своя отдельная дежурная комнатка (два на два метра) с прямой связью.
У входа в кабинет несет службу еще один сотрудник «выездной охраны».
Цековские апартаменты на Старой площади были скромнее – основной кабинет плюс комната, в которой стояли тахта и столы, кроме того – полки с книгами и туалет… Брежнев работал больше в Кремле. Как только мы приезжали, начальник охраны уходил, и я оставался один. Иногда сидел в приемной, так как Брежнев частенько вызывал меня. Если один звонок, значит – секретарю, два – мне… Первого мая и 7 Ноября служба охраны усиливается. И та смена, которая заканчивает дежурство, и та, которая заступает, – обе сопровождают Генерального на Красную площадь…
Выезжали мы с таким расчетом, чтобы без десяти десять быть на углу первого правительственного корпуса, возле Сенатской башни Кремля. Мавзолей – рядом… Без двух минут десять начинаем движение. Сначала мы, охрана, впереди, на подъеме в Мавзолей пропускаем Леонида Ильича вперед. На трибуне рядом с ним – члены Политбюро, за ними – кандидаты в члены Политбюро, еще дальше – секретари ЦК КПСС, еще-еще дальше – военачальники… Охрана располагается слева от Брежнева, позади него. В течение нескольких часов я не свожу глаз со своего подопечного, даже если смотрю по сторонам, его все равно вижу… Если кто-то меня отвлечет, второй «прикрепленный» не спускает глаз с генсека. В дальние зарубежные рейсы мы летали на Ил-62, поскольку он самый удобный, комфортабельный. Длинные перелеты внутри страны – на Ту-154. Эти самолеты большие, тяжелые, не каждый аэродром мог принять их, поэтому на короткие расстояния по Союзу мы летали на Ту-134. Было по три-четыре самолета каждого вида с гербами СССР, готовых к немедленному взлету.