Евгений Гришковец. Боль (сборник)

   – А вот это тост! – ловко ввернул Вадим. – Столько не живут. Это точно… Давай за нас! И уж кто-кто, а я буду последним, кто тебя боится. И другим прикажу не бояться! А вот опасаться – посоветую. – И Вадим поднял бокал. Боря покачал головой, едва улыбнулся и поднял свой.
   – Ох и ловок ты, Вадя! Ох и ловок! – сказал Боря, и они выпили по доброму глотку. Боря скривился сильнее прежнего, и стало хорошо видно, что он пьян. Тоненькая струйка коньяка вытекла у него из угла рта. Он тут же утёр её ладонью: – Так чего хотел? Чего пёрся в такую даль ко мне?
   Вадима передёрнуло от выпитого. Он поискал на столе, чем бы закусить, хотя до этого в закуске не нуждался, нашёл нарезанный лимон, ухватил один кругляшок, сунул в рот и с удовольствием сморщился.
   – Да что мои дела? – жуя лимон и морщась, сказал он. – Я же не знал, что Митя вернулся. Знал бы, тогда совсем по-другому…
   – Митя – не твоё дело! – сказал Боря совершенно стальным тоном.
   Это был тот самый тон, на который Вадим всегда реагировал одинаково. Тон, до которого выпивший Боря непременно доходил в их разговорах с глазу на глаз. А опьяневший Вадим на него откликался, как на вызов к поединку. И этот Борин тон случался тогда, когда они оба ощущали себя ещё вполне трезвыми, здравомыслящими и рассудительными.
   – Что-о-о?! – чувствуя, как белеет в глазах от обиды, протянул Вадим. – Митя – не моё дело? А чьё это тогда дело?
   – Моё! Мой сын – моё дело. Это просто, – стараясь изображать спокойствие, сказал Боря. – Понимаешь? Просто!
   – Да-а-а? А чего ж ты его хер знает куда отправил, с глаз долой? А теперь причитаешь. – Вадим скроил кислую физиономию и продолжил издевательски писклявым голосом: – Ой! Сынок вернулся домой чужим!
   Ой, он говорить со мной не хочет… Боится меня…
   Вадим, как всегда, сорвался, и его понесло. Понесло сразу. С ним такое случалось только с Борей. Он часто ругал себя за эти срывы, но объяснял их сам себе тем, что не мог не ответить на вызов. Не мог потому, что Борино огромное состояние не давало Боре права вести себя и говорить оскорбительно. Вадим даже считал, что своими спорами на равных он отстаивает их старую дружбу, в которой количество денег и власти ничего не значат.
   Но совсем редко, с похмелья, после ссор с Борей, Вадим мог откровенно сам с собой признать, что своими срывами он доказывал себе своё равноправие и мстил Боре за свою же трезвую робость перед ним и его богатством, мстил за желание быть приятным, угодливым, за своевременные поздравления с днём рождения Бори, Оли, Мити, поздравления с Новым годом и прочее… Мстил за Борины дорогие подарки ему, жене и дочерям – если тот не забывал, мстил за то, что сам любил и ждал эти подарки.
   Их споры всегда получались долгими, с попытками примирения в процессе и новыми вспышками вслед. Ни тот ни другой не могли остановиться, пока их не разнимали или пока Вадим не хлопал Бориной дверью. Сам Боря на дверь обычно не указывал. Ну а если и указывал, то Вадим не спешил дверью воспользоваться – из гордости и противоречия.
   В этот раз случилось, как обычно. Они быстро заискрили, повысили голоса до предела, потом спустились до ледяного шёпота, попрепирались, повскакивали несколько раз с мест, поразмахивали руками, почти разошлись… Но неведомо как на столе появилась новая бутылка коньяку, и разговор пошёл почти спокойный, но происходящий на минном поле.
   – Я вообще не понимаю, зачем давать сыну в Англии юридическое образование, – сильно наклонившись вперёд и тряся правой рукой, говорил Вадим, – если ты не хочешь, чтобы он там остался жить дальше! На кой ему английская юриспруденция здесь? Это же его время и твои деньги на ветер! Если тебе денег не жалко, так хоть Митино время…
   – А ты мои деньги не считай. Без тебя есть кому посчитать… – пьяно расслабив нижнюю губу, сказал Боря.
   – Да не считаю я твои деньги, успокойся! Если бы я их считал, то уже давно либо сошёл с ума, либо убил тебя и ограбил. Боря, друг мой, я ж совсем про другое… Хотя, что я распинаюсь опять?! Ты же услышишь только то, что хочешь слышать, – сказал Вадим и махнул рукой.
   – Вот и не распинайся! Своими займись! И детьми своими… Катьке сколько? Скоро пятнадцать? Вот и занимайся…
   – Мои девочки при мне! Я их с глаз долой не отправляю… И не тешу себя, мол, там безопасно, там спокойно… Я дыры в воспитании деньгами не затыкаю, понял?!
   – Давно понял, Вадик! Давно! Потому что затыкать нечем. Ты Костю давно видел, а? Ты вообще знаешь, как он, что он? А Катя? Она чего по жизни хочет, кроме того, что ты от неё хочешь? Думаешь, она хочет всю жизнь пиликать на… этой… чёрт… – Боря защёлкал пальцами, вспоминая.
   – На виолончели, – ехидно напомнил Вадим.
   – Да понятно, что не на скрипке! – тоже ехидно ответил Боря. – Эту виолончель ей кто купил? Папа родимый? Не-е-ет! Папа родимый как бы случайно при тупом друге Боре начал скулить: ой, доченьке надо хороший инструмент купить, на дровах она играть не может, надо австрийский брать, а он стоит, как самолёт… Помнишь? – И Боря на этих словах прищурился. – А?! Думаешь, ты самый хитрый… Да тебя с твоими мелочными хитростями насквозь видно. И гонор твой…
   Вадим аж задохнулся от обиды, стыда и гнева. Он отлично помнил ту историю с покупкой виолончели, но надеялся, что Боря про это забыл.
   – Я тебе очень за это благодарен… – сквозь зубы процедил Вадим. – Сколько тебя можно благодарить? Мне на коленки встать? Или что? В ножки покланяться?…
   – Вадик! Не смей тут шута из себя корчить и бедного родственника. Катьке надо было инструмент хороший – я купил. Только зачем было при мне спектакль разыгрывать? Спросил бы… Попросил бы! Дело же простое, хорошее. Ребёнку купить хороший инструмент.
   – А Митьке почему не купил? Сколько он тебя просил… Я тебя уговаривал, сам хотел купить… Ты же запретил! Запретил парню делать то, что он хочет! – Вадим весь побледнел и теперь неотрывно смотрел прямо Боре в глаза. Он даже перестал моргать. – Ты чего боялся? Что, если парень возьмёт гитару или сядет за барабан, то и человеком не станет? Мужика из него не выйдет, по твоим понятиям? А чего ж ты со мной якшался, когда я был музыкантом? Тёрся рядом? Весело тебе было со мной. Интересно! Конечно!!! Запчасти продавать не весело, но деньги. Попродавал – и бегом ко мне! Забыл?! – Вадим уже орал громким шёпотом. – Забыл?! А сыну своему радости не дал! Зассал! Гитара нужна была простенькая, и всё… Парень счастлив был бы. Но ты зассал, что он будет не такой, как ты… Что насрать ему будет на твоё величие!.. И что теперь? Что? Митька – лондонский юрист! Так? Белая кость и воротничок! Какая ему гитара? Секс, наркотики, рок-н-ролл… И чего? Насчёт секса не знаю, рок-н-ролла нет, зато наркотики…
   Боря с грохотом опустил кулак на стол.
   – Я ссал, – сказал Боря страшно ровным голосом, – что он в кабаке играть будет. Вспоминал, как ты до кабака доигрался, и ссал. У меня ты… твоя суета постоянная живым примером перед глазами стояла… По мне, он пусть хоть дурь жрёт тоннами… Только не будет, как ты! Понял?!
   У Вадима от этих слов совсем побелело в глазах. Он перешёл на крик, Боря тоже. Потом Вадим не мог вспомнить, что он кричал и что орал в ответ Боря. Но на их крик прибежали какие-то люди, Борины охранники или прислуга. Боря принялся их прогонять, но Вадим воспользовался этим, вышел из-за стола и, как ему казалось, ровным и гордым шагом направился к воротам Бориной усадьбы. Боря что-то ещё выкрикнул вслед, но Вадима уже выпускали за ворота, на дорогу между заборами других усадеб.
   На этой дороге Вадим немного опомнился, хотя сердце от гнева билось где-то в горле. Он вспомнил, что до города далеко, и до трассы, где можно поймать машину, тоже не близко… И ещё больше преисполнился благородным гневом и жалостью к себе.
   Вадим шёл быстро, но ушёл недалеко. Минут через пять его догнал автомобиль. Вадим услышал шум двигателя и колёс, увидел свет фар и шагнул на обочину, но автомобиль не обогнал его, а поравнялся и остановился. Дверца открылась.
   – Вадим Сергеевич! – услышал Вадим знакомый голос. – Вадим Сергеевич!
   Вадим, который успел пройти немного вперёд, оглянулся и разглядел Валеру, Бориного водителя и охранника с незапамятных времён. Крепкого, лысого мужика в возрасте, хорошо за пятьдесят. Он всегда нравился Вадиму своей вежливостью и спокойствием в любой ситуации.
   – Вадим Сергеевич, – снова позвал Валера, – давайте я вас до дома довезу!
   – Спасибо, Валера! Не стоит. Сам дойду. Прогуляюсь, – как можно беззаботнее сказал Вадим.
   – Тут вам до утра гулять придётся.
   – Вот и славно. Вспомню юность. – Вадим усмехнулся. – А шефу скажи, что я не нуждаюсь.
   – Борис Юрьевич не знает, что я поехал. Я на своей. Не переживайте. Он не узнает, что я вас довёз.
   Садитесь. Всякое бывает… Правда далеко.
   Когда Валера подъезжал к дому Вадима, тот успел задремать и даже всхрапывал во сне.
 
   Вадим брал деньги у Бори лишь однажды. Давно. Не хватало на покупку той самой квартиры, в которой Вадим и жил. Тогда подвернулся удачный и просто роскошный вариант. Он устал жить с женой и маленькой Катей в съёмной квартире с компромиссными обоями, мебелью и шторами. А тут подвернулся вариант, какие случаются редко, если не раз в жизни. Нужно было платить быстро, но необходимых денег не было. Вадим всё перебрал и решил обратиться к Боре с просьбой дать денег в долг на полгода, а лучше на год, чтобы как можно скорее сделать ремонт и жить по-человечески.
   Вадим обратился к Боре с ответственной просьбой. От отчётливо понимал, что точно сможет вернуть деньги, и сумму определил как реальную. Сроки тоже.
   Деньги Вадим получил, но решил к Боре по поводу денег больше никогда не обращаться.
   Боря так напрягся из-за той просьбы. Так подробно расспросил, почему и зачем деньги понадобились. Ужасно недоверчиво и дотошно всё изучил, посмотрел даже документы на квартиру, подключил своих юриста и риэлтора. Больше всего его беспокоила причина просьбы, состояние дел Вадима, а главное – не собирается ли Вадим на этом заработать, не хочет ли впоследствии квартиру продать, сдать или сделать некий бизнес.
   Вадим на всё ответил, оформил расписку, всё гарантировал на любой случай. Ему та канитель показалась унизительной и обидной. Он не готов был к такому подходу со стороны старого друга. К тому же Вадим понимал необходимую ему сумму смехотворной для Бори, который легко тратил бо́льшие суммы на праздники, аренду яхт, путешествия и подарки.
   На совместном отдыхе или в ресторане Боря не давал Вадиму платить. Да Вадим и не пытался изображать, что достаёт бумажник. Боря всё равно не дал бы воспользоваться деньгами. Боря даже сердился, если Вадим при нём собирался за что-то платить.
   Боря любил делать дорогие подарки и был внимателен к тому, пользуются этими подарками или нет. Он не забывал приглядеться, носит ли Вадим те часы, что он подарил, и не забывает ли надевать дорогущие запонки. Самому Боре сделать подарок было трудно. К тому же он относился к подаркам невнимательно, благодарен не был никогда. Точнее, был, но весьма формально. Внимания же Боря к себе требовал. С годами стал Боря обидчив на невнимание и ревнив.
   Те унизительные проверки, что устроил Боря перед тем как нужную сумму дать, Вадим объяснил себе Бориным богатством и недоверием богатого человека, боящегося, что им просто воспользуются и будут с ним неискренними. Вадим знал, что, разбогатев, Боря часто выказывал опасения, что с ним дружат, любезничают, соглашаются во всём и набиваются в приятели только из-за денег. Вадим то презирал это в друге, то сочувствовал ему, то не мог понять, почему сам терпит Борины выходки и демарши. Вадим иногда задавал себе вопрос: неужели он терпит Борю из-за таинственной сути огромного его состояния и власти?
   Но больше всего в ситуации с тем долгом Вадима задело и даже оскорбило то, как Боря принял деньги обратно.
   Вадим вернул долг в срок. Всё сполна и в срок. Ему это далось нелегко. Случилась полоса неудач, жена сильно болела, дела шли не очень, разбил машину.
   Вадим тогда ужасно напрягся, чтобы вернуть деньги в срок. Остановил ремонт квартиры, ездил на плохонькой служебной машине, отказался от мало-мальски летнего отдыха, что-то даже перезанял по мелочи. Но всё же он справился и гордился собой.
   Вадим в назначенный день возврата долга позвонил Боре и попросил о встрече. Тот предложил приехать к нему в офис днём. Вадим приехал в условленное время, долго ждал, беседовал с Настей, Бориной помощницей, пил кофе. Потом Боря освободился и позвал Вадима к себе в огромный кабинет. С ходу стал рассказывать о том о сём, показал фотографии катера, который заказал за границей. Катер был красивый и, по словам Бори, очень быстрый. Ещё Боря вполне формально поинтересовался делами Вадима и в конце концов спросил, зачем тот пришёл. Когда Вадим сказал, что пришёл вернуть долг, что нынче как раз назначенный срок, Боря озадаченно наморщил лоб, и стало видно, что он быстро пытается сообразить, о чём идёт речь. Потом он сообразил и сказал: «А-а-а-а! Точно! А то я вижу, ты какой-то серьёзный и официальный. Подумал: не стряслось ли чего. Ну, слава богу! Насте отдашь».
   Вадим понял, что Боря уже и забыл или не совсем забыл, но точно об этом давно не вспоминал и определённо не держал в голове даты возврата долга. Очевидно было, что то, над чем Вадим бился последние пару месяцев, все его усилия и старания собрать деньги вовремя, для Бори не значат ничего, а большая, весомая для Вадима сумма просто ничтожна для Бори. Эта сумма была недостойна его внимания в момент возврата. «Насте отдашь», – прозвучало для Вадима как пощёчина.
   Вадим тогда растерялся. А у Бори стал названивать телефон. Боря ответил, извинился и прикрыл трубку ладонью.
   – Дружище! Что-то ещё? Прости, тут важно. Надо поговорить, – сказал Боря, явно намереваясь проститься.
   – Да, понятно, – ответил Вадим и переступил с ноги на ногу.
   – Так что-то ещё? – поторапливая, спросил Боря.
   – Просто… расписка… – выдавил из себя Вадим.
   – Расписка?.. Ах да!.. У Насти возьми. Она найдёт… Забери себе. Порви, если хочешь.
 
   Тогда Вадим решил: что бы ни стряслось, как бы ни прижало, больше к Боре за деньгами не обращаться.
   Но прошли с тех пор годы. Боря стал ещё богаче и, казалось, стал адекватнее своему состоянию и положению в обществе. Как-то поутих он с демонстрациями своего величия, практически оставил барские замашки, и окружающие его друзья-приятели тоже про эти замашки позабыли.
   А Вадим не забыл. Ему думалось, что он знает Борю лучше и глубже остальных. Он подозревал, что Боря не изменился, просто вся его некогда показная суть ушла вглубь: обладая звериной интуицией и житейским чутьём, Боря просто научился себя вести. Вадим даже восхищался этой Бориной способностью всегда соответствовать ситуации. Да и что скрывать: никого интереснее, ярче и масштабнее Бори в жизни Вадима не было. Вадим вполне осознавал это. То с гневом, то с тоской, но осознавал.
   А знал Вадим так много людей, что можно было бы знать и поменьше. Но именно с Борей были связаны многие важнейшие этапы и события его жизни. Боря как появился в этой жизни давно, так и остался, несмотря на все их ссоры, разницу взглядов и непримиримость позиций. А ещё Вадим был уверен, что он Боре тоже жизненно необходим. Необходим то как совесть, то как связь с юностью и чем-то земным и настоящим в заоблачном и часто нереальном мире больших денег.
   Вадим мог многих назвать друзьями, знал же он буквально всех сколько-нибудь заметных в городе людей. Знал политиков и прокуроров, знал спортсменов и артистов, знал врачей и учителей. Знал жён и мужей, знал любовниц и знал детей. В свою очередь, Вадима знал весь город.
   Его знали как человека, который с давних пор был заметной и яркой фигурой, ездил на экстравагантных машинах, одевался явно не по местным меркам, водил знакомство со столичными артистами и музыкантами. Вадим был известен тем, что если его пригласить на ужин, то ужин получится весёлым. Он славился тем, что знал массу анекдотов, а главное – умел их рассказывать, его тостов ждали, он мог неожиданно спеть, что-то придумать и спасти самую скучную и вялую вечеринку. К Вадиму относились в городе с улыбкой, то есть не особо серьёзно, но с теплотой. Его рестораны и клуб были какое-то время популярны, успешны и любимы. С Вадимом многие хотели быть знакомы.
   Когда после успеха пришли трудные времена и Вадиму пришлось закрыть несколько своих заведений, он стал зарабатывать тем, что организовывал и проводил разные мероприятия и праздники – свадьбы, юбилеи, новогодние торжества. Сначала делал это редко и только для знакомых и заметных в городе людей. Потом понял, что это существенные и не трудные деньги, если отбросить излишнюю гордость и щепетильность. Вадим провёл массу свадеб и произнёс тысячи тостов на многих днях рождения. Так что многие считали себя с Вадимом чуть ли не закадычными друзьями, хотя он не мог их припомнить. И очень многие полагали, что имеют право похлопать Вадима по плечу и обратиться на «ты», несмотря на значительную разницу в возрасте.
   Вадим не позволял фамильярности со стороны малознакомых людей из числа гостей той или иной свадьбы или юбилея и пресекал панибратство.
   Вообще, в городе его воспринимали как весёлого, эксцентричного, говорливого светского персонажа. Те же, кто знал его лучше, относились к нему как к не особо серьёзному, но честному человеку, гордому и неуравновешенному, способному на сильные вспышки как гнева, так и доброты. У него была репутация не очень делового, но деятельного бизнесмена. В партнёры он никогда никому не набивался, и никто не искал партнёрства с ним, так как знали, что Вадим неуживчив, деспотичен, непоследователен в действиях и не очень удачлив. Всё это Вадим и сам про себя знал.
   Но всё же никто и никогда не смог бы обвинить Вадима в деловой нечестности, в жульничестве, серьёзной лжи или вероломстве. И у давних знакомых Вадима на памяти не было таких примеров. Его даже считали уж слишком решительным борцом за справедливость. А несправедливость ему мерещилась всюду и везде. Короче говоря, у Вадима была хорошая репутация в городе.
 
   Последние три года дела шли совсем скверно. Как это обычно бывает с ресторанами, особенно в городах, которые и с натяжкой мегаполисом назвать нельзя, сначала после открытия вся местная публика, склонная к посещению ресторанов, устремляется в новое заведение, а потом обрекает его либо на быструю, либо на медленную смерть. Лишь некоторые рестораны самым странным и не анализируемым образом живут многие годы, практически не меняясь.
   С заведениями Вадима случилось как обычно. Когда он прибрал к рукам тот ресторан, в котором играл для публики на бас-гитаре, и, продав с себя всё, вложился в его реконструкцию, ему повезло. В целом время было удачное. Как-то спокойно было в стране, люди почувствовали себя теми, кто может планировать спокойную старость. Многие хотели веселиться. А Вадим представил городу обновлённый до неузнаваемости, но старый и известный всем ресторан. Городу он пришёлся по душе. Вадим пережил первый свой финансовый успех.
   Потом он купил кафе в центре, переделал. Туда повалила местная чистенькая молодёжь с хорошими карманными деньгами. Кафе стало модным… Потом ещё кафе, ресторан, клуб.
   Был период, когда Вадим поражался цифрам доходов от своих заведений. В детали финансовой жизни он не особенно вникал. Догадывался, что воруют, но в целом был доволен сотрудниками и положением дел. Себя же он ощущал богатым человеком, хотя все деньги пускал на развитие, на себя и на семью брал немного. Квартирный вопрос всё откладывал и оставлял на потом. Разве что путешествовал да позволил себе машину такую же, как у Бори, но не чёрную, а яркого радостного цвета.
   Но мода прошла. Не быстро, но прошла. К тому же хорошие времена, как водится, резко сменились плохими, и те, кто заглядывал в спокойную старость, уже не могли из вторника заглянуть в четверг. По ресторанам это ударило сильно, по коллективу и сотрудникам тоже. Выявились проблемы организации и устройства дел, цифры доходов оказались цифрами. Дела Вадима из идущих хорошо превратились в идущие из рук вон. В разгар всего этого Вадим купил квартиру, одолжившись у Бори. Он даже машину хотел продать, к тому же Боря успел сменить несколько автомобилей, а Вадим ездил всё на той же. Однако машину Вадим разбил.
   С тех пор дела уже так чудесно, как вначале, не шли. Были взлёты, отдельные и кратковременные успехи, но большого и уверенного успеха не случалось.
   Меняющееся время требовало серьёзных изменений методов работы и подходов к ней. Вадиму надо было менять как сотрудников, так и интерьеры, оборудование и суть своих заведений. Но прежде всего ему надо было сменить свой образ и способ ведения дел. Надо было стать гораздо более подробным и жёстким. Однако Вадим пуще прежнего суетился, пытался все свалившиеся задачи решать сам и только какими-то разговорами. Затыкал дыры деньгами, которые зарабатывал свадьбами и праздниками… В итоге всё начало рушиться и растаскиваться. В какой-то момент Вадим с ужасом понял и сам себе сознался в том, что завёл свои дела в тупик и подвёл их к краху.
   Клуб. Только старый, с давних пор любимый городом клуб жил своей жизнью. В этот клуб вслед за родителями приходили дети, многие благодаря этому клубу и родившиеся. Вадим и Боря когда-то сами жили клубом. Заполучив его, Вадим отнёсся к нему со всем уважением и почтением. Он ощущал его как старого товарища и коллегу. Каждый уголок клуба, от коридора возле туалетов до сцены, на которой Вадим не раз стоял, был связан с каким-то событием, с какими-то лицами и именами. Он любил клуб и гордился тем, что стал его хозяином, обладателем и хранителем.
   Но вот и над клубом нависла угроза.
   Вадим поехал к Боре просить денег в долг, потому что надо было спасать клуб. Срочно!
   У Вадима, кроме клуба, остался только один, самый первый ресторан. Остальные заведения он продал, какие-то удачно, какие-то неудачно, а какое-то закрыл и помещение сдал в аренду.
   Оставшийся ресторан требовал серьёзной реконструкции. С момента полной переделки и открытия всё в нём устарело во всех смыслах, и очередной освежающий ремонт был бы мерой явно недостаточной. Однако ресторан всё же жил. Доходов он Вадиму не приносил, но и убытками не огорчал. К нему привыкли, и эта привычка держала заведение на плаву.
   Вадиму предлагали за ресторан хорошие деньги. Молодые, нахрапистые ребята с Кавказа скупали в городе всё, скупали не вникая.
   Их предложение было щедрым. Но Вадим отказался. Он видел, кто хочет купить его самый первый и самый важный в жизни ресторан. Он понимал, что, если продать его именно этим покупателям, ресторан моментально исчезнет. На его месте появится кавказское нечто – с другой едой, музыкой, людьми. Для Вадима это было как продать свою биографию тем, кто её не понимает, не знает и не ценит. Вадим хотел сохранить ресторан и, как только позволят средства, сразу поставить его на большую реконструкцию. Он хотел снова порадовать город обновлённым, любимым многими местом. Он хотел снова пережить незабываемый успех. Вадим связывал с этим много планов, а главное – надежд.
   В клубе же стряслась беда: приключился пожар. Пожар небольшой, не в зале, а на складе и не в рабочий день. Посетителей не было. Клуб был закрыт. Пострадал только сторож: отравился дымом, не сильно. Сгорело немного, но проблем получилось много.
   К Вадиму в клуб нагрянули комиссии за комиссиями. И все находили нарушения и недочёты. Особенно пожарные.
   Противопожарные системы клуба устарели, многое не соответствовало новым, постоянно меняющимся нормам и инструкциям. По множеству причин ему грозили огромные штрафы. Клуб моментально закрыли. И только доброе имя Вадима, наработанное годами, знакомства и уважение необходимых людей, проявленная энергия и своевременная, но жуткая Вадимова суета спасли клуб от окончательного закрытия. Его закрыли временно – до устранения замечаний.
   На устранение замечаний у Вадима было немного времени. Неработающий клуб превратился из кормильца в грабителя. Времени было мало, а денег на быстрое устранение замечаний нужно было много.
   У Вадима этих денег не было. Катастрофически не было! И взять их было неоткуда. Доходов, кроме как от клуба, он не имел. Продать было нечего. Арендаторы, которым он сдавал пару помещений, заплатить за аренду вперёд отказались и выкупить площади по неприлично низкой цене тоже. Кредит взять Вадим не мог, потому что на нём висело несколько. Да ещё разгар лета. Город опустел.
   Времена же настали такие, что просить в долг было просто неприлично, даже под проценты, даже под хорошие. Никто не понимал, что будет не только с рублём, но и с теми валютами, которые ещё недавно казались слонами, на которых держится Земля.
   Вадим весь извёлся и издёргался. Он отчаянно хотел спасти клуб, свой образ жизни, не продавая ресторан. Не хотел продавать свою личную историю и надежды.
   Он приходил домой, когда жена и дочери спали. Говорил дома, что у него очень трудный период. Просиживал много времени за телефонными разговорами, мотался по встречам. Подолгу ждал в приёмных людей, от которых зависело решение проблем закрытого клуба.
   Но при всём том выглядел Вадим бодро. Усталость выдавали только глаза… Одет был всегда свежо, независимо и гордо. Никто, кроме посвящённых, даже не догадывался о том, что творится в его жизни. Вадим выглядел настолько благополучно, что кто-то даже обратился к нему с просьбой дать денег в долг. Он отказал, сказал правду, что выручить не может. Но ему показалось, что просивший не поверил и обиделся.