Евгений Гришковец. Сатисфакция (сборник)

   Дима. Так что же ты развёлся?
   Саша. И это ужасно! Но когда мы развелись? Когда уже дети школу заканчивали. Ничего хорошего, конечно. Нанёс им страшную рану. И не собираюсь себя оправдывать.
   Дима. Дети – дело ответственное. Мне ещё рано.
   Саша. Если у мужчины до лет тридцати пяти не появился первый, именно первый ребёнок, то потом он – я сколько раз видел – потом либо не находит места этому ребёнку в уже сложившейся жизни, либо, наоборот, страшно залюбливает. У женщин по-другому. А вот у мужчины… Так что, может, уже и поздно.
   Дима. Ничего не поздно. Я просто пока не могу себе позволить.
   Саша. Что ты несёшь. Твой водитель может себе двоих позволить, а ты не можешь? Можешь не позволить себе такие часы или такую машину. Тут вопрос не в «можешь», а в хочешь или не хочешь. Даже говорить не хочется.
   Дима. Извините, пожалуйста! Не я эту тему предложил.
   Саша. Мне было интересно узнать твоё отношение.
   Дима. У меня нет отношения.
   Саша. Ну вот и узнал.

Сцена № 16 _ кухня _ макароны

   В кадре Миша и Паша, склонившиеся над кастрюлей.
 
   Миша. Съешь за пятьсот рублей?
 
   Паша смотрит несколько секунд в кастрюлю.
 
   Паша. За тысячу.
   Миша. За полторы, если ты при этом ещё выпьешь литр воды.
   Паша. А кетчуп можно?
   Миша. Минус двести.
   Паша. Согласен.
 
   Повар режет яблоко.
 
   Повар. Мы в армии шинель один раз съели. На спор.
   Настя. В смысле – «шинель»? Это такая фигура речи? «Шинель»?
   Повар. Какая ещё фигура! Настоящая шинель. Два взвода. Один говорит: «А спорим, что мы съедим шинель за месяц?» Мы им: «А мы съедим за полтора». Они – раз, за месяц. И тут мы говорим, что съедим за десять дней! Мы-то думали, они сейчас скажут, дескать, а мы за неделю. А они – раз, и кушайте, дорогие!
   Настя. И что? Съели?
   Повар. А как же! Был специальный наблюдающий, который следил, чтоб всё честно было. Сукно, подклад-то ничего. Мелко порезали и в кашу, а вот пуговицы… Взвод потом, знаешь, как назвали, – «моль»!
 
   Паша смеётся.
 
   Повар. А ты не отвлекайся! Ешь, ночь длинная! У нас-то десять дней было, и нас много, а ты тут один. Я тоже поучаствую! Ставлю еще пятьсот. Но ввожу временное ограничение. Ты должен съесть, пока они там пьют.
   Паша. А если они прямо сейчас прекратят пить? И что тогда?
   Миша. Тебе же русским языком сказали – будут пить до утра. Кетчуп какой? Жалко, камеры нет, такое снимать надо!
 
   Ставит на стол две бутылки с кетчупом, повар одновременно ставит тарелку с яблоком.
 
   Повар. Под виски.

Счена № 17 _ ресторан _ друзья _ и _ одиночество

   Дима. Что там у тебя дальше?
   Саша. Друзья.
   Дима. Хорошая тема.
 
   Чокаются, выпивают виски.
 
   Саша. У тебя много друзей?
   Дима. Много. Я знаю, что ты сейчас начнёшь продвигать, что друзей много не бывает и прочую моралистическую ерунду. Но, как видишь, бывает. У меня много друзей. Я легко схожусь с людьми. И ничего плохого в этом не вижу. А у тебя, конечно же, один-единственный преданный друг, угадал?
   Саша. Почти. У меня двое близких друзей. Что, я настолько предсказуем?
   Дима. Так ведь я тоже. Не переживай. Мы с тобой, видишь ли, хочешь ты этого или нет, сильно похожи. Я вот тебя, например, другом считаю. А ты меня нет.
   Саша. Я бы на твоём месте про нашу дружбу помолчал. Скажи-ка, Дима, а ты по каким таким критериям людей записываешь в друзья?
   Дима. У меня нет таких списков.
   Саша. Хорошо. Объясни, кого ты можешь назвать другом? Кто бывший одноклассник, кто коллега, а кто друг?
   Дима. Ты как, хочешь серьёзный ответ? Я особенно на эту тему не думал. Вот я с тобой семь лет работаю, конечно, ты мне друг.
   Саша. Ты мне не друг. Друзья – это те, кого я не опасаюсь.
   Дима. Как это, не друг? Друг, конечно.
   Саша. Почему ты так решил?
   Дима. Ну, во-первых, мы всё время вместе. Во-вторых, нам друг с другом интересно. Ты мне интересен, мне кажется, что я тебе тоже. Мы занимаемся одним делом. Ты мне нужен. А я тебе помогаю. И я многому у тебя учусь.
   Саша. Нет-нет. Это всё не то. С водителем я провожу гораздо больше времени, чем с тобой. И уж точно есть люди, с которыми мне интереснее. И ты мне не помогаешь. Ты помогаешь моей работе, а не мне. Ты мне лично ни разу не помог. А работник ты полезный. И вместе мы всегда только по работе.
   Дима. Всё правильно. В чём противоречие? Помогаю работе – значит, тебе. Моя жизнь – это и есть работа. Я всё время работаю. А кто тогда друзья? Одноклассники? Да, я их сто лет не видел никого! Какие друзья! Меня ужас как раздражают все эти перемалывания воспоминаний. Нет, ты мне вообще самый главный друг.
   Саша. Эх, бедный-бедный Дима. Если ты считаешь, что я тебе друг, значит, у тебя нет друзей.
 
   Пауза.
 
   Дима. А это нормально.
   Саша. Что нормально?
   Дима. Ты же не будешь спорить, что любовь бывает не взаимной? Можно кого-то любить, а тебя любить не будут, так? Я думаю, дружба тоже может быть не взаимной. Пусть я тебе не друг. Пусть. Но это не отменяет того, что я тебя считаю своим другом. В жизни всё может быть не взаимным. Понимаешь, о чём я?
   Саша. Понимаю. Это ты сейчас сильно… Я даже во многом с тобой согласен.
   Дима. Но…
   Саша. Что «но»? А! Но мне всё-таки маловато работать с человеком, чтобы этот человек стал автоматически моим другом.
   Дима. А кто тогда друзья?
   Саша. Это такие люди, которые мне нужны больше, чем я им. И уж точно между нами должна существовать не работа, а необходимость общения. Общения любой ценой, только эту цену никто не потребует.
   Дима. Только если я тебе не друг, то у тебя их тоже нет.
   Саша. Это неправда. Мне вот этот смешной, нелепый Георгий, он друг. И меня вовсе не раздражают мои бывшие сокурсники. Есть старые друзья, их остались единицы. Но есть ощущение, что они нужны. Тут ведь можно год не видеться, потом встретиться, и этого достаточно. Иногда кажется, что вообще ничего общего быть не может, что говорить не о чем. Но встречаемся, и говорим и говорим. Дружба – вещь таинственная, как и любовь. Ни о какой корысти здесь речь идти не может. Просто у двух людей существует необходимость друг в друге. И это всё. Я не хотел бы объяснять это рационально. Но точно не работа. Исчезнет общее дело – исчезнет необходимость видеться каждый день. И всё. Даже перезваниваться повода не будет.
   Дима. Хочешь сказать, что никогда не работал вместе с друзьями?
   Саша. Ну почему? У меня есть друг, который изначально возник по твоей схеме. То есть мы вместе работали. Вместе начинали.
   Дима. Это ты про Стрельцова, что ли?
   Саша. Да, про него. Многие начинают вдвоём, а потом расходятся. А мы как-то грамотно разошлись в делах. Сохранили дружбу.
   Дима. Как вы вообще познакомились?
   Саша. Как-то очень обыденно. На какой-то мелкой совместной работе. Дремучий был, ударения не так ставил, говорил коряво. Просил меня девушкам открытки писать. Я ему всё замечания делал. Исправляли эти «звонит», «тубаретка». Исправляли до тех пор, пока ему из-за меня зубы не повыбивали. У меня была цепочка золотая, я ему тогда отдал, чтобы он зубы вставил.
   Дима. Да ладно? У Стрельцова? Не может быть. Хочешь сказать, он так и ходит с золотыми зубами?
   Саша. А кстати нет. Точно, у него же давно керамика. Ни фига себе… это куда же он мою цепочку? А? Нет, ты смотри. Вот ведь! Надо спросить. Вот видишь – дружба! Спасибо Дима, что напомнил.
 
   Дима смеётся.
 
   Саша. Что смеёшься?
   Дима. Да я представил, как если б он тебе свои золотые зубы вернул. А у тебя фотографии есть? Стрельцова с золотыми зубами?
   Саша. Наверное, есть где-нибудь.
   Дима. Супер, покажешь потом, ладно?
   Саша. Конечно, вот пришлёшь мне свой новый адрес, я тебе сразу отправлю, по почте.
 
   От этой фразы оба сразу замолкают на какое-то время. Саша разливает очередную порцию, но пока не пьют.
 
   Дима. Верно… верно…
   Саша. А ты как думал?
 
   Дима встаёт и отходит от стола к витрине, в которой вращаются пирожные.
 
   Дима. А мне всё кажется в плохих ситуациях, что это сон.
   Саша. Я тебе уже снился?
   Дима. Нет, в первый раз.
   Саша. Ну и как? Страшный сон?
   Дима. Проснусь – расскажу. Пока не пойму.
 
   Дима берёт в руки табличку с надписью «reserved».
 
   Дима. Очень странный и всё-таки достаточно реальный, я бы сказал, цветной. Давай выпьем?
   Саша. Молодец, давай. Мы тут для этого и собрались.
 
   Дима возвращается, ставит табличку на стол, берёт рюмку.
 
   Саша. Не люблю текилу.
   Дима. И я не люблю.
   Саша. Рекомендую взять лимон.
 
   Выпивают.
 
   Саша (закашлявшись) . Какая гадость. Кто же от неё получает удовольствие?
   Дима. Мексиканцы. Что там у тебя дальше? Дай я выберу (Протягивает руку, берёт список.) Надо же, список написал, готовился. Хоть от руки, и то спасибо. Вот! Очень логично после темы «дружба» давай на тему «одиночество».
   Саша. Одиночество. Хорошо выбрал.
 
   Дима отходит к аквариуму, садится на стул.
 
   Дима. Я почти уверен, что ты эту тему поставил в расчёте на то, что я скажу, что мне, дескать, одиночество неведомо. И ты сразу на моём фоне сделаешь такую мудрую гримасу.
   Саша. И как? Мои ожидания оправдаются?
   Дима. Боюсь тебя разочаровывать, но нет. Я хорошо знаю, что такое одиночество. Я вообще куда больше нормальный человек, чем ты хочешь меня изобразить.
 
   Саша наливает два стакана виски и подходит к Диме, садится рядом, отдав ему один стакан.
 
   Саша. Перестань всё перекладывать на себя. Что за мания величия? Я ничего не пытаюсь изобразить.
   Дима. Мания величия? У меня? (Обводит всё вокруг.) А ты, видимо, социологический опрос проводишь. Из любопытства. Что тебя ещё интересует? Спрашивай.
   Саша. А что ты вообще понимаешь под одиночеством?
   Дима. Ну, точно не физическое состояние, если ты на это намекаешь. Неужели есть необходимость объяснять, что такое одиночество? То же, что и для тебя. Когда плохо. Иногда очень плохо.
   Саша. Я так и думал.
   Дима. Что на этот раз я не так сказал? Чем тебя мой ответ не удовлетворил? Только не говори, что ты получаешь страшное удовольствие от одиночества.
   Саша. Не страшное, но получаю. Иногда. Иногда это большое удовольствие.
   Дима. Нет, прости, совсем не могу согласиться. Одиночество – это всегда плохо. Что же хорошего быть одиноким? Ты просто путаешь два понятия. Побыть одному, одному – это да. Быть одному – согласен. Знаешь, я часто в Лондоне один гонял по улицам, ночью. Закрываю глаза и сразу представляю себе… Улицы, мягкий свет, весь Лондон освещён… редкие машины, свет от фар справа… в Лондоне я любил это ночное одиночество. Вообще, мне Лондон… Лондон – это просто любимый город.
   Саша. А знаешь, какой у меня любимый город? Гмюнд. Три тысячи жителей. Три. И два духовых оркестра, каждый житель умеет играть на каком-либо духовом инструменте, чистота. Все эти улочки, дома, садики – как иллюстрации к сказам. Жить там нереально. Но неделю там провести, поскучать. После этого всё по-другому. А ты говоришь, Лондон. Там дома красивые. А люди очень некрасивые. И невкусно ужасно. Не могу я. Не, Лондон, конечно, – город главный. Всё в порядке. И всё равно. Что в Лондоне, что в Гмюнде – это, когда ты один.
   Дима. Это где один? В Лондоне? Одиннадцать миллионов человек.
   Саша. Каких человек, Дима. Англичан! Ты что, англичанин? Это не одиночество. Одиночество – это когда вокруг слишком много людей, людей, а не англичан, когда всем что-то нужно от тебя, а ты сам не нужен никому. И тебе никто не нужен.
   Дима. Это как так?
   Саша. Ну вот так. Когда ты сам никого не любишь.
   Дима. Так не бывает. Я всегда кого-то люблю.
   Саша. В нашей ситуации это звучит двусмысленно.
   Дима. Да перестань ты меня всё время тыкать в эту историю! Сам только что мне тут говорил про детей! И теперь никого не любишь.
   Саша. Что дети! Дети. Дети – это я сам и есть. Ещё б они меня не любили. Дети! Я их привык любить, я их даже во сне люблю. Вот будут у тебя самого дети, тогда поговорим. Но в одиночестве точно может быть и удовольствие.
   Дима. И в чём?
   Саша. В одиночестве можно успокоиться. Знаешь, бывает усталость такая, что перестаёшь существовать. Когда никого не любишь, тебя никто не любит. И, представь, это надо хорошо представить, как ты сидишь на заднем сиденье своей машины, тебя везут мимо, мимо всей этой жизни, мимо всего. Едешь по знакомым улицам, к которым ты привык. Ты просишь сделать музыку погромче, можно открыть окно, чтобы чувствовать ветер. И в этот момент можно даже лечь. Свернуться и замереть. И можно вдруг ощутить ту тонкую грань, на которой ты ещё думаешь, но уже не задумываешься. И от этого может случиться такое спокойствие. И даже то, что ты никого не любишь, – в этот момент это тоже спокойствие.
   Дима. Это всё, конечно, очень красиво. Но неужели бывает так, что ты никого не любишь?
 
   Пауза.
 
   Саша. Да. В данный момент я никого не люблю.

Сцена № 18 _ Дима. остаётся _ один

   Саша. Ты куда?
   Дима. В туалет. Можно?
   Саша. Можно.
 
   Саша звонит в колокольчик. Подходит секундант.
 
   Дима. Не, ну ты же не… да брось ты это, я сам.
   Саша. Мы же договорились… мало ли как ты там…
   Дима. Господи…
 
   Дима с шумом отодвигает стул, уходит.
   Дима заходит в туалет, встаёт у писсуара. Заходит секундант, Дима смотрит на секунданта.
 
   Дима. Можно я? Я нормально… нормально!
 
   Дима коротко моет лицо. И долго смотрит на себя в зеркало. Лицо очень серьёзное, в глазах – понимание ситуации.

Сцена № 19 _ кухня _ фокус

   Кухня. Паша возвращается из зала и сразу начинает есть макароны.
 
   Паша. Там суп попросили.
   Миша. Подожди.
 
   Миша показывает повару карточный фокус. Вытаскивает карту из самой середины колоды, показывает повару.
 
   Миша. Она?
   Повар. Не понимаю. Давай ещё раз. Я опять не понял.
   Миша. Это фокус. Его не надо понимать. Надо получать удовольствие.
   Повар. Какое тут удовольствие. Ты что, садист? Вы тут все садисты. Я не понимаю, а они радуются!
   Настя. Они уже столько выпили, как не померли оба.
   Миша. А может, они и вправду уже того-с? Давно не зовут что-то.
   Девушка. Может, сходить посмотреть?
   Паша (не отрываясь от кастрюли с макаронами). Я занят.
   Повар. Иди сюда. Покажи ему. Фокус. Садись, давай, показывай.
 
   Миша тасует колоду, раскладывает веером.
 
   Миша. Загадай карту.
   Паша. Это детсадовский фокус. Я его знаю.
   Повар. Как знаешь! Они вон тоже знают! Что ж это такое! Я один, что ли, не понимаю? Давай ещё раз.
   Паша. Ты не слышал? Я говорю, там попросили суп.
   Повар. А что именно?
   Паша. Солянку.
   Повар. Прекрасно! Достаньте кто-нибудь и разогрейте. Там что-то оставалось. А ты не отвлекайся, раскладывай карты-то.
 
   Настя достаёт кастрюлю. Открывает крышку, нюхает.
 
   Настя. Я в нём не уверена. А без почек солянку разве можно?
   Миша. Так у них почки пока есть. Хотя будут так пить – не знаю… (Повару.) Эта карта?
   Повар. Как? Как ты это делаешь? Я сейчас с ума сойду! (Переводит взгляд на Настю.) Что сидим, кого ждём? Быстро чистить-резать. Почему вода ещё не стоит? (Мише.) Ты давай показывай.

Сцена № 20 _ ресторан _ эксперимент

   Дима (доедая суп). Дело не во мне, а в ней. Я знаю, где можно проявлять инициативу, а где нет. Так что, если б не она, то я бы и не полез. Но мне это всё равно видится по-другому, не так, как тебе. Мне кажется, тебе надо проще относиться ко всему. Она тебя если и не любит, то как-то выделяет. По-своему. Может, правильное слово тут «ценит».
   Саша. Говори прямо – использует. Ты же это слово хотел употребить? Она от меня зависит. И это всё.
   Дима. А это немало. Я и ты для неё понятия разного порядка. Поэтому ты зря так завёлся. Я для неё вообще ничто. Уверяю тебя, в её мозгу не бродит ни одной мысли обо мне. Я был для того, чтобы потешить её самолюбие, которое с тобой она потешить не может.
 
   Официант забирает грязные тарелки, меняет пепельницу.
 
   Саша. И как ты это мне докажешь?
   Дима. Нужен какой-то простой эксперимент. Например, можно, я не знаю… можно (Саша перебивает).
   Саша. Я предлагаю отправить ей цветы. Без подписи.
   Дима. Хочешь посмотреть, кому она позвонит? Давай, на это я согласен. Я точно знаю, что это буду не я.
   Саша. Как знать.
 
   Саша жестом подзывает одного из секундантов, пишет на листочке адрес. Пока он говорит с официантом, Дима отходит к аквариуму.
 
   Саша. Заедете в цветочный магазин, купите одиннадцать белых роз и отвезете по этому адресу. Прямо сейчас. Если спросят, от кого, скажете, что не знаете. Нет, подождите. Не розы. Она сразу поймёт. Не розы. Надо что-то другое. Скажи ты, Дима.(Видит перед собой пустое место.) Дима, Дима, ты где?
   Дима. Я здесь.
   Саша. Ты как?
   Дима. Нормально.
   Саша. Скажи, какие бы ты послал цветы.
   Дима. Откуда я знаю? Я никогда никакие цветы не покупаю. Я – вообще не про цветы.
   Саша. Вот поэтому ты и скажи.
   Дима. Не знаю, давай такие толстые, белые. Название такое, типа панды-панды!
   Саша. Какие панды?
   Дима. Ну, панды, такие цветы, панды!
   Саша. А, каллы?
   Дима. Да, коалы. Панды, коалы – какая разница, помню, что про медведей. Я же говорю, не разбираюсь.
   Саша. Выбор совершенно дикий. Так что эксперимент будет чистый. Вряд ли она подумает, что это я.
   Дима. Почему дикий? Мне они нравятся. Такие сочные. Всегда хотелось откусить.
   Саша. Хорошо. Каллы. Пять штук. (Вдогонку уходящему секунданту. ) Нет, семь!
   Дима. Ждём или продолжаем?
   Саша. Что у нас дальше?
   Дима. У тебя тут написано: «музыка».
   Саша. О! Видишь, как хорошо, когда всё заранее распланировано! Давайте! Может, пойдём пока на балкон, покурим? А, ты ж не куришь. Ну просто со мной постоишь. Кстати, надо не забыть включить телефоны для эксперимента.
 
   Дима достаёт подаренный Гио диск, перегибается через барную стойку, ставит. Начинает играть Верди.

Сцена № 21 _ балкон

   Оба стоят на балконе, слушают.
 
   Дима. Я правду сказал, что мне понравилось. Красивая музыка.
   Саша. Видишь, как хорошо бывает иногда просто поговорить. Оказывается, ты знаешь музыку. Любишь Верди. Молодец.
   Дима. А я в музыкальную школу ходил.
   Саша. На чём играл? Дай угадаю. Пианино или скрипка. (Дима отрицательно качает головой.) Неужели флейта? Кларнет? Арфа? (Дима жестом изображает баян.) Да ладно? На баяне? Ты на баяне? Вот не могу себе представить. Это как с балалайкой. Ты, Лондон и баян.
   Дима. Это был аккордеон.
   Саша. Да какая разница! Гармошка и есть гармошка! Ну и как тебе это в жизни помогло?
   Дима. Укрепило характер. И пальцы, конечно.
   Саша. Вот повеселил – ты с баяном. Дим, а ты сейчас-то как? Ручки помнят? А то что это мы какую-то оперу слушаем? Мы сейчас быстренько кого-нибудь за баяном-то организуем, а? Давай? Барыню сможешь? Ох смешно, порадовал прямо.
   Дима. Смешно будет, если она никому не позвонит. А нет! Смешно будет, если она вообще кому-нибудь третьему позвонит. (Смотрит вниз, облокотившись на балконное ограждение, видит внизу водителя, который вышел из машины и курит .) Вон ему, например.
   Саша. Замолчи сейчас же.
   Дима. А что? Запросто.
 
   Саша бледнеет.
 
   Саша. Я тебя очень прошу. Ты не представляешь, чем это может закончиться.
   Дима. Почему это я должен молчать? Что произойдёт? Что ещё может произойти? Ударишь? Так ведь это не по твоим правилам. А то давай (подставляет щеку). Давай бей! Не стесняйся! Пусть это будет самый легко заработанный миллион в моей жизни! Это же водитель, классика жанра. Сколько они времени наедине проводили? У тебя, что, не стоит камера в машине? Как непредусмотрительно! А ты его эсэмэски не читал? Что ж ты так, Сань!
 
   Саша медленно тушит сигарету.
 
   Дима. Ты что, до сих пор не понял, что это за женщина? Где? Где эти фотографии? (Уходит внутрь зала, хватает фотографии со стола, чуть ли не тыкает ими в лицо Саше.) Видишь? Это она! Ты что, ослеп? Это не только я. Это ещё и она! Посмотри внимательно! Вот она! Где ты тут разглядел крылья? Может, у неё нимб, а я не заметил? Ой, нет нимба! Смотри-ка, и крыльев нет! Даже какого-нибудь русалочьего хвоста нет! Того ангела, той феи, того чудесного создания, которого ты видишь, нет! Пойми ты это! Её не существует, ты её придумал! Она последняя сволочь! Просто хитрая тварь!
   Саша (указывая на пишущую камеру). Знаешь, я думаю, что теперь я это кое-кому покажу. Пусть посмотрит, послушает.
   Дима. Да пожалуйста!!! Мне вообще наплевать! Мне всё равно! Слышишь! Всё равно!!! Где эта чёртова камера?!
 
   Дима резко хватает камеру, разворачивает на себя объектив.
 
   Дима(на камеру). Смотри! Смотри!!! Всё из-за тебя! Как тебе? Всё из-за тебя, моя милая, всё из-за тебя! Так что полюбуйся! (Опять разворачивается на Сашу.) И как ты можешь! Ты, такой весь из себя умный, отказываешься признать то, что видят все.
   Саша. Мне всё равно. И чем больше ты всё это говоришь, тем меньше мне хочется объяснять. Ты пойми, я всё знаю. Знаю! Что хитрая, недобрая, использует. Но мне с ней хорошо. Именно с ней. Имею я право, чтобы мне было хорошо?
   Дима. Недобрая – это вообще ничего не сказать! Она ничтожество! И так со всеми твоими бывшими!
   Саша. Что ты сказал? Повтори. Что значит, со всеми?
   Дима. А ты как хотел? Не надо тут разыгрывать святую простоту! А то ты не знал! Со всеми, со всеми! Каждая! Поверь мне!
 
   Саша меняется в лице, губы становятся как будто тоньше.
 
   Дима. Давай-давай. Я же просил побыстрее! Что бы тебе ещё рассказать? Может, тебе нужны какие-то подробности? Я многое могу изобразить. В лицах. Тебе понравится. Ты же этого хочешь?
   Саша. Каждый раз это был ты…
 
   Саша сжимает бокал на уровне Диминого лица. Бокал разлетается. Дима сразу приходит в себя.
 
   Дима. Саш, ты что? Ты дурак? Ты думаешь… я? Ты что вообще? Я говорю, что каждая тебя использовала, а ты что? Что ты подумал? Ты вообще. Ну ты дурак. Дай я выпью… ну дурак…
 
   Саша садится на пол, оперевшись спиной о балконное ограждение. Дима уходит, возвращается с бокалами и бутылкой коньяка.
 
   Саша. Господи, как же я её любил. Как я её любил. Что бы я ни отдал, чтобы она была со мной.
   Дима. Она и так с тобой, просто она…
   Саша. Шестнадцать лет… представляешь, шестнадцать лет. Как я хочу все изменить. Невозможно. Уже всё невозможно. Кинь мне сигареты. (Ловит пачку, всё так же сидя на полу.) Спасибо. (Закуривает, пауза.) Всё прошло. Наверное, и слава богу, что прошло… Но иногда я так скучаю. Спрашивается, по чему скучаю? По молодости-юности, по нашей совместной жизни? Точно нет. Ничего хорошего там не было. Как быстро… как быстро…
   Дима. Что быстро?
   Саша. Прошла молодость. Очень быстро…
   Дима. Она была красивая?
   Саша. Да. Да, очень. Не такая, как… но очень красивая.
   Дима. Ты думаешь, вы были бы счастливы?
   Саша. Не знаю. Мне кажется, что… Не знаю… не знаю. Мы точно были счастливы, хотя и очень недолго. Я помню, помню, как было желание, прямо необходимость, чтобы у нас с ней была семья. Я был несколько раз влюблён, но никогда такой необходимости не испытывал. Только с ней. Такую-сякую, но семью. (Пауза, курит.) И это было не так, что вот будет семья, но я потеряю свободу. Было совсем по-другому. Не жертва, а потребность, необходимость лишиться части свободы. У меня была потребность дома. Как бы я ни старался… эта потребность есть и сейчас. Я потерял семью. (Пауза.) Сейчас – это уже не семья. Я это остро понимаю. Семья была там, и её больше нет. Я сам потерял её. Я понимаю, что теперь её не будет никогда. Как я скучаю… по дому… бывает так тошно. Знаешь, мне иногда жить не хочется.
   Дима. Саш, ты что? Ты чего, Саш?
 
   Звонит телефон. Дима, не глядя на телефон, протягивает его Саше.
 
   Дима. Это она? Она, да?
   Саша. Да.
 
   Саша нажимает отбой.
 
   Дима. Почему вы расстались?
   Саша. Всё просто. Я ей изменил.
   Дима. Как изменил? Ты же любил её?
   Саша. Изменил. Влюбился. Разумеется, много врал. Это дальше выносить было нельзя. Прежде всего она не могла больше находиться рядом со мной. Я сам её извёл. И себя, конечно. Но её больше. Вот я и создал прецедент.
   Дима. Но зачем?
   Саша. Ты не поймёшь. Я-то понять не могу. Вообще, для меня все эти воспоминания – это сплошное нагромождение чего-то стыдного и болезненного.
   Дима. И ты не придумал ничего лучше, как отомстить мне за то, что когда-то сам изменил? Сколько ты в себе это чувство вины копил, друг мой?
 
   Пауза.
 
   Саша. Ты меня разочаровываешь. Так же нельзя… Нельзя так буквально. Нельзя так в лоб связывать совсем разные вещи. Так нельзя… Всё не напрямую.
   Дима. Да брось ты! Не напрямую. В жизни, понятно, всё не просто. Но не в этом случае. Здесь всё белыми нитками шито. Тебя терзает комплекс вины. Ты не скучаешь, ты страдаешь от мучающей тебя совести. И вот ты выбираешь себе потенциальных изменщиц, чтобы они тебе изменяли, а ты страдал. И был не виноват! Скажи, мне просто интересно, а ты каждый раз разыгрываешь такой спектакль? Это, я погляжу, отработанная постановка?