Евгений «Краев» Костюченко. Русские флибустьеры

   – Что ж, союзника мы, конечно, в беде не оставим. Но прямого столкновения России с англичанами, я уверен, не будет.
   – Прямого, возможно, и не будет. А вот японской дубинкой англичане вас огреют сплеча. Как только ваши крейсера бросили якорь в бухте Порт-Артура~
   Порыв ветра заглушил разговор. А потом голоса стали звучать неразборчиво, видимо, говорящие присели за какое-то укрытие.
   Орлов вспомнил то далекое время, когда он целые дни проводил за изучением газет. Правда, он выискивал в них технические новости, а не политические сенсации. Но подслушанный разговор заинтересовал его. И он обрадовался, когда до него снова стали долетать голоса Ильи и его собеседника.
   – ~не самый удачный выбор. Внутренняя гавань тесна и мелководна. Из нее только один выход, причем узкий и мелкий. Чтобы завести крупный корабль, приходится дожидаться прилива, к тому же не обойтись без помощи буксиров. Но главная беда даже не в том, что Порт-Артур не защищен ни с суши, ни с моря. А в том, что эта база абсолютно не нужна флоту. Думаю, это шаг не стратегический, а демонстрационный. Политический, я бы сказал. Следовательно, обсуждать его с военной точки зрения бессмысленно.
   – Да я в военном деле и не понимаю ничего, – говорил Остерман. – Но я понимаю, что японцы не потерпят такого соседства. Знаете, как в Нью-Йорке было в свое время? У каждой банды был свой район. Брали дань с торгашей и проституток, чистили карманы ротозеям, пьяных раздевали до нитки – но строго в своем районе. И если какая-то шайка вдруг начинала действовать на соседней территории, то разворачивалась настоящая война, со стрельбой, осадами и штурмами. Сдается мне, что с Порт-Артуром будет то же самое.
   – Не с Порт-Артуром, а вообще с Кореей, с Маньчжурией, с Китаем. Мы слишком рано туда вошли. Нам бы сначала на Амуре закрепиться, железные дороги проложить, поселения обустроить. Но – нет. Вперед и вперед.
   – Что поделать. Вы же сами говорите, идет передел мира. Когда делят мир, каждому государству хочется оттяпать свой кусок.
   – Да, конечно. Беда только в том, что Англия считает весь мир своим. И оттяпать, как вы говорите, все хотят именно у нее.
   – Так значит, я прав? – торжествующе спросил Остерман. – Будет война с Англией?
   Снова открылась рубка, и Кирилл подвел к Орлову молчаливого рыжебородого крепыша.
   – Сдавай вахту.
   – Что так рано?
   Орлов удивился, но, оглядевшись, понял, что скоро рассвет. Ночная чернота неба сменилась густой синевой, на горизонте протянулась серая полоса, и стало видно волны. Выходит, он и не заметил, как пролетело время самой тяжелой вахты.
   Добравшись до места отдыха, он обнаружил, что его гамак уже снова расправлен, и на нем лежит свернутое одеяло. В соседней шлюпке возился, укладываясь, Остерман.
   – Как отстоял, Паша?
   – Как положено.
   – А я, знаешь, первое время, когда пришлось с Кирой походить по морям-океанам, все боялся морской болезни. Мы тогда мальчишками были, нанялись на пароходик. Шатались до Феодосии и обратно. Иногда заштормит чуть-чуть, а пассажиров как начнет полоскать! Нам – ничего, а их выворачивает. И ничего тут не поделаешь. Морская болезнь – она и есть болезнь. Но некоторых она не трогает. Тебя, значит, тоже?
   – Не знаю, – сказал Орлов. – Некоторых и в седле укачивает.
   Он устроился в гамаке и накрылся одеялом, предвкушая блаженство короткого, но такого необходимого сна. Ему хотелось спросить у Ильи, кто такой этот Виктор Гаврилович. Но капитан Орлов удержался от вопроса.
   Разговоры о неизбежности войны с Англией Орлов слышал на протяжении всей своей службы в Генштабе. А сразу после турецкой кампании он едва не попал в ахалтекинскую экспедицию генерала Скобелева, которая должна была наконец-то в открытом бою столкнуться с англичанами. Но – не сложилось. Орлова отправили в противоположном направлении: сначала в Гибралтар, а затем в Америку. Впрочем, и Скобелев так и не добрался русским штыком до английских мундиров: взяв Ашхабад, он не пошел дальше на юг, остановленный не британскими винтовками, а собственным правительством.
   Да, разговоры о войне с англичанами были когда-то привычны для Орлова – но он никак не ожидал снова услышать их здесь, посреди Карибского моря.

* * *

   Дневную вахту Орлова отправили нести на бак, впередсмотрящим. На горизонте виднелись темные бугорки, чуть выступающие над светлой водой. То ли острова, то ли облака – неважно, потому что они все равно оставались слева по борту. «Паллада» сменила курс и сейчас, заметно сбросив скорость, шла строго на юг. Это не радовало Орлова, потому что он понимал – они идут мимо Кубы. Возможно, к Ямайке. А то и к Пуэрто-Рико. «К островам» – понятие растяжимое.
   Он заметил на горизонте какие-то серые хлопья и поднес к глазам подзорную трубу.
   – Вижу дым по левому борту!
   – На руле! Зюйд-ост-тень-ост! – отозвался Кирилл из рубки.
   Шхуна накренилась, поворачиваясь левым бортом к ветру. Орлов поднял воротник матросской брезентовой куртки, прикрывая лицо от брызг.
   Дым на горизонте становился все более отчетливым. Он стелился над морем, а левее его темнела короткая полоска. Она казалась соринкой на бескрайнем лазурном поле. Но эта соринка скоро стала величиной со спичку, и в подзорную трубу Орлов мог разглядеть паровое судно, шедшее наперерез шхуне.
   – Вижу пароход под американским флагом, – доложил он. – И еще какие-то флаги между мачтами висят, я в них не разбираюсь.
   – Это сигнал такой, – отозвался Кирилл, поднимая бинокль.
   Орлов вспомнил, что на пароходах вывешивались целые гирлянды разноцветных флажков. Каждый из них соответствовал какой-то букве, и таким образом составлялись целые фразы.
   – Что они сообщают? – спросил он.
   – Просят остановиться. Вежливо так просят. «Остановитесь, не то откроем огонь».
   Орлов снова вгляделся в силуэт низкого парохода с высоко задранным носом и косой трубой.
   – Какой огонь? Это гражданское судно.
   – Мобилизованное, – сказал Кирилл. – Здесь сейчас много таких шатается. Боевые корабли воюют. А эти шастают туда-сюда. Вроде как блокаду держат. Петрович! Ложимся в дрейф!
   Боцман откашлялся, покряхтел, поднимаясь на бак, и пробормотал:
   – Опять болтаться? Вот уж плаванье так плаванье. Кому рассказать – засмеют.
   – Нам спешить некуда, – ответил ему Кирилл, выходя из рубки.
   Петрович разгладил бороду, выпятил грудь и гаркнул:
   – Грот и фок на гитовы!
   Орлов, продолжая следить за пароходом, услышал за спиной стрекотание лебедки. Заскрипели блоки, зашуршала грубая ткань, и в спину Орлову вдруг ударил ветер, от которого он до сих пор был укрыт за парусами.
   – Виктор Гаврилович! – позвал Кирилл. – Господин Беренс! Выставляйте свою амуницию напоказ.
   – Уже выставляю.
   Орлов не справился с искушением и оглянулся, прервав наблюдение, – уж больно хотелось ему увидеть загадочного Виктора Гавриловича.
   Беренс выглядел весьма невзрачно. Невысокий и седоватый, с аккуратной бородкой клинышком, да еще со своими круглыми очками он гораздо уместнее смотрелся бы за кафедрой университета, чем на палубе шхуны. Однако по этой шаткой палубе он двигался весьма уверенно, и не только двигался, а еще и устанавливал на борт какое-то мудреное приспособление, вроде удочки с лебедкой. С непостижимой ловкостью он вскочил на планширь и подцепил на крюк своей «удочки» не меньше дюжины стеклянных банок, а потом, плавно вертя маховик, опустил эту сверкающую гирлянду в морскую пучину.
   Затем Виктор Гаврилович поднес к глазам бинокль, вгляделся в приближающийся пароход и произнес с нескрываем презрением:
   – Вот же пехота! Кирилл Андреич, вы обратили внимание на их сигнал? Си-Ай-Ди!
   – Наверно, у них других флажков не нашлось.
   – А они не боятся, что их самих могут принять за флибустьеров? Суда, занятые в блокаде морских путей, обязаны особо тщательно соблюдать этикет. Во всяком случае, могли бы не грозиться, а просто предложить лечь в дрейф для досмотра. Экая беспардонность. Может, вывесим в ответ «Подай назад»?
   Пароход приближался, пыхтя и отфыркиваясь. Над носовым ограждением торчал ствол пушки. Рядом сгрудились моряки в темной униформе и белых кургузых шляпках, с карабинами, нацеленными на шхуну. Среди них выделялась фигура в белом кителе. Видимо, то был командир. Он поднял рупор и прокричал, перекрывая рокот машины:
   – Команду выстроить на палубе! Люки открыть! Подать трап для досмотровой группы!
   Из-за кормы парохода показалась шлюпка с четверкой гребцов. Пятый стоял на носу, опираясь коленом о переднюю банку. Когда лодка подошла к борту шхуны, он взялся за штормтрап, но не стал сразу взбираться по нему, а сказал:
   – Я – старшина Пирс, береговая охрана Соединенных Штатов. Разрешите подняться на борт?
   Орлов подивился такой деликатности. Однако Кирилл, стоявший у борта, тоже ответил вполне приветливо, словно не замечая ни пушки, ни наведенных на него карабинов:
   – Капитан Смит. Добро пожаловать на «Палладу».
   Пирсу, седому и грузному, на вид было за пятьдесят, но через фальшборт он перемахнул легко, и они с Кириллом пожали руки.
   – Давно не видел русского флага в этих водах. А было время, барки с хлебом из Одессы шли в Новый Орлеан один за другим.
   – Да, было время, – согласился Кирилл. – Сейчас американцы не покупают хлеб, а сами его продают. Пройдемте в рубку, старшина. Кажется, вы обязаны заглянуть в судовой журнал.
   – Пустое, – отмахнулся Пирс. – Я и так вижу, что вы не везете оружие испанцам. Что в трюмах? Не беглые негры?
   – Только балласт.
   Старшина присел над открытым люком и глянул вниз.
   – Сказать по правде, капитан и не останавливал бы вас. Но у нас на борту важная шишка. Сенатор. Пятые сутки идем от Флориды и никого чужих не встретили. Он аж подскочил, когда вас увидел. Придем в Гуантанамо, небось, побежит на флагман, докладывать о своих подвигах. Я ему сразу сказал, что тут не может быть никакой контрабанды. Но ему охота покомандовать. А что за вымпел у вас на грот-мачте?
   – Императорское Географическое общество. У нас научное судно.
   – Да я вижу. – Старшина прошелся вдоль борта и остановился возле приспособления, установленного Беренсом. – Что это за хрень?
   – Это самая научная хрень из всей хрени на этом судне, – гордо заявил Виктор Гаврилович, щеголяя безупречным матросским произношением. – Мы берем пробы воды с различных глубин. Измеряем температуру и плотность. И таким образом составляем карты морских течений.
   – Полезное дело, – кивнул старшина. – Я бы дорого дал за такую карту. Особенно если б на ней были указаны течения между островами. Если надумаете идти к Ямайке, держите южнее, тогда вас никто больше не остановит. К Кубе идти не советую. Там сейчас теснота, не протолкнуться. Весь флот сгрудился у Сантьяго, да еще орава таких же, как этот китобой, мобилизованных. А там, где нет наших, можно напороться на испанские канонерки. Они попрятались на мелководье среди островов.
   – У нас нейтральный флаг, – сказал Кирилл.
   – Испанцы его могут не разглядеть. Так что держитесь южнее. Потом, когда кончится война, будете изучать течения вокруг островов. А сейчас не стоит рисковать.
   – Спасибо, старшина.
   – А разве война еще не кончилась? – спросил Беренс.
   – Черт ее знает. Говорят, у испанцев не осталось ни одного боевого корабля. Говорят, в Сантьяго нет ни одного солдата, и наши комендоры долбят по гражданским. Говорят, у нас уже серьезные потери: не боевые, а из-за лихорадки и дизентерии. Если это называть войной, то она еще не кончилась. Черт его знает, что это за война. Но вы все же держитесь южнее.
   Он еще раз пожал руку Кириллу и ловко спустился обратно в шлюпку.
   Пароход коротко и сипло прогудел, забухтел машиной и пошел себе дальше.
   – Дрейфуем до темноты, – сказал Кирилл. – Ночью выйдем на траверс Сьенфуэгоса, с рассветом пойдем к берегу.
   – А если этот вернется? – спросил Петрович, провожая пароход недобрым взглядом.
   – Ему незачем возвращаться. Ты же слышал: весь флот собран к Сантьяго-де-Куба.
   – Тогда чего ради он тут оказался?
   – Вы же слышали, Лука Петрович: везет сенатора к месту боевых действий, – сказал Беренс. – Сейчас каждый политик обязан отметиться на войне. Тяжкое бремя патриотизма.

4

   Ночью на горизонте порой мелькали сполохи. Орлов поначалу принял их за далекую грозу. Но потом увидел, как по облакам словно белая спица прошлась. Он понял, что там, вдалеке, работают мощные корабельные прожектора. И порадовался тому, что «Паллада» направлялась совсем в другую сторону.
   Рассвет уже тлел на горизонте, когда Орлов снова встал к штурвалу.
   – Норд-ост, – сказал ему рулевой. – Да не зевай, землей пахнет.
   Это были первые слова, услышанные Орловым от него. В команде «Паллады», кроме Остермана и кока Макарушки, состояли еще трое молчаливых здоровяков. По виду – родные братья. Все рыжие, с курчавыми бородами, с наколками на руках. Боцманские команды выполнялись ими ловко, слаженно. И молча. Ни между собой, ни с коком, ни с Петровичем они не перекинулись ни словечком. Орлов даже поначалу решил, что они какие-нибудь датчане либо исландцы – на кораблях кого только не встретишь.
   Но сейчас, сдавая вахту, одному из рыжих пришлось заговорить. И оказалось, что Остерман не обманывал, когда заявлял, что на борту все русские.
   – Есть норд-ост, – ответил Орлов.
   Он прикинул, где сейчас должна находиться шхуна. Весь день «Паллада» дрейфовала, и весь день Беренс с Кириллом только и делали, что определяли местонахождение. На закате подняли паруса и, вопреки рекомендациям старшины Пирса, взяли курс к северу. По всем расчетам Орлова выходило, что где-то рядом уже должна быть Куба. Значит, осталось недолго. Насколько он понял из услышанного, на Кубе им надо будет кого-то взять на борт, чтобы доставить в Галвестон. Причем на этот раз шхуне не придется кружить и топтаться на месте, вызывая ворчание Петровича. На этот раз все будет проделано с наибольшей возможной скоростью. До сих пор «Паллада» подкрадывалась к Кубе, словно кошка к пичуге – медленно, двигаясь в сторону от цели и даже не глядя на нее, чтобы потом настичь одним внезапным броском. Но, перешагнув невидимую линию морской блокады, медлить было уже нельзя.
   Почему-то до сих пор Орлову не приходило в голову, что он направляется в край, охваченный войной. Да, на Кубе шла война, и шла уже давно. Еще во время службы в рейнджерах Орлов не раз подумывал о том, чтобы сменить горы и пески Техаса на кубинские пляжи и пальмы. И, если бы не встретил Веру, наверняка уехал бы на Кубу, помогать повстанческой армии, как сделали некоторые из его знакомых. Нет, он вовсе не разделял энтузиазма американских газетчиков, пишущих о героической борьбе кубинского народа против бесчеловечных извергов-испанцев. Наверно, газетчикам хорошо платили те, кто собирался освоить Кубу так же, как они освоили Колумбию, Панаму, Гондурас, да и Мексику тоже. Испанцы уйдут, и у сахарных плантаций появятся новые хозяева – из Техаса и Флориды. В кубинских городах откроются лавки, торгующие товарами из Иллинойса, Огайо и Пенсильвании. А в кубинских портах обоснуются броненосцы под звездно-полосатым флагом, перекрывая входы в Мексиканский залив. Стратегические итоги этой войны абсолютно не волновали Орлова. Кроме того, он знал, что основную часть так называемой освободительной армии составляют мелкие банды, которые занимались поджогами плантаций и фабрик, а также грабили население, чтобы прокормиться. И действия испанцев по наведению порядка, в принципе, были законны и необходимы. Больше того, Орлов даже испытывал некоторое сочувствие к испанцам, как к стороне, обреченной на поражение. И если бы получил от них предложение, вполне мог бы занять место, скажем, советника по борьбе с диверсионными группами.
   Сказать по правде, Орлову тогда было все равно, за кого воевать. Ему просто хотелось оказаться на новом для себя театре военных действий. У него был небольшой опыт войны в горах, в пустынях, в лесу. Но то, что он слышал и читал о кубинской войне, порождало в нем множество вопросов. Как вести бой во влажных тропиках? Как проводить разведку в непроглядных зарослях? Как организовать передвижение войск и обозов там, где любой шаг дается с трудом? Как высаживать с кораблей пехоту и артиллерию на мангровом побережье? Он мог найти ответ только там, на Кубе. А потом изложить свои новые познания в каком-нибудь «Военном вестнике». Может быть, русской армии когда-нибудь пригодятся его советы? Если в Зимнем дворце мечтают увидеть царский штандарт на берегу Индийского океана, то в Генеральном Штабе вместо мечтаний надлежит заниматься разработкой планов. Брать штурмом горы – привычное дело для русского солдата. А вот пройдут ли наши полки сквозь джунгли? Пройдут, конечно – если будут подготовлены.
   Он так и не уехал на Кубу. А потом встретил Веру, и его жизнь наполнилась новым смыслом. Война в его сознании отодвинулась куда-то на самые дальние тыловые позиции. Он почти забыл о ней – и вдруг она сама напомнила о себе. Не просто напомнила, а шагнула ему навстречу. И кто знает, удастся ли ему вовремя отступить, увернуться, избежать новой крови~
   Слева по борту показались острова. Орлов поначалу принимал их за надвигающиеся тучи – пока солнце не высветило в утреннем небе настоящие облака. Чем ярче разгорался рассвет, тем больше островов можно было разглядеть. Их неясные силуэты тянулись по горизонту неровной цепочкой: одни повыше, другие пониже, одни длиннее, другие короче. «Мы идем к островам», – вспомнились слова Остермана.
   – На руле! – послышался голос Кирилла. – Взять строго на ост!
   – Есть строго на ост!
   Орлов перестал любоваться морем, переведя взгляд на компас. А когда снова оглянулся на острова, их цепочка заметно поредела. Наконец, последнее пятнышко скрылось за горизонтом, и вместе с ним растаяла надежда Орлова на скорое окончание рейса.
   Куба, Куба~ Где же ты, Куба?
   – Вот и Куба, – услышал он голос Беренса из капитанской рубки. – Сколько на хронометре, Кирилл Андреевич?
   – Семь двадцать две.
   – Двигаемся с опережением. Позвольте ваш бинокль~ Нет, отсюда не понять, где мы. Еще с полчаса такого хода, и должен появиться маяк. Тогда и решим. Пока держите прежний курс.
   – Может быть, взять к норду?
   – Нет-нет, пока нет причин сомневаться в наших расчетах.
   Орлову очень хотелось бросить хотя бы один взгляд на долгожданный берег, но со своего места он видел только бескрайнее и пустое море справа и слева, да стену надстройки перед собой, да тумбу с компасом. («Нактоуз, а не тумба!» – поправил он сам себя.) Впрочем, если земля показалась прямо по курсу, значит, скоро ее станет видно отовсюду. К тому же до конца вахты осталось не так много времени.
   Вся немногочисленная команда шхуны уже носилась по палубе, выполняя команды боцмана. Орлов, сдав штурвал Макарушке, прошел вперед, на бак, нетерпеливо вглядываясь в зеленую выпуклость на горизонте. Она была едва различима под низкими облаками. И вдруг в разрывах туч показались лиловые вершины гор. Они словно парили над морем.
   – Ялик на воду! – рявкнул Петрович.
   Остерман схватил Орлова за локоть:
   – Что стоишь? Ялик – по нашей части. Бегом на корму.
   – Отчего такая спешка?
   – Никакой спешки. На кораблях все – бегом.
   Вдвоем они спустили на воду небольшую шлюпку, висевшую на кормовых рострах, и она побежала за шхуной, как жеребенок за кобылой.
   – А ялик зачем спускали?
   – Чтобы потом время не терять, когда он потребуется, – пояснил Илья. – Дно промерить, якорь занести или еще для чего. Как придем на место, еще и вельбот спустим, народ возить.
   – Какой народ?
   – Ой, Паша, чего прицепился! – поморщился Илья. – Давай лучше – по глоточку перед завтраком.
   Он достал из-за пазухи плоскую фляжку и протянул ее Орлову.
   – Нет, спасибо.
   – А я не утерплю. – Илья основательно приложился к фляге и вытер губы рукавом. – Зря ты отказываешься. Так и простыть недолго. А впереди-то, глянь, дождь.
   Орлов поглядел вперед. Над далеким берегом нависли тяжелые тучи, затушевав косым дождем белую полоску прибоя и зеленую стену леса.
   – Вижу маяк! – крикнул наблюдатель.
   – Беру пеленг! – отозвался Беренс.
   Через минуту Кирилл скомандовал:
   – На руле! Курс тридцать семь!
   Илья снова отвинтил колпачок фляги:
   – Ну, теперь держись. Давай, Паша, тяпнем за удачу. Ты когда-нибудь садился на риф? Выпьем, чтобы все рифы прошли мимо нас~
   – Орлов! – рявкнул Петрович. – Готовь вельбот! Барахло выкинуть, весла собрать, парус расчехлить, живо! Илюшка! Лотовым встанешь!
   Приборка в вельботе, который, видимо, использовался как склад для всякого хлама, отняла много времени. Орлов отвлекся от работы только тогда, когда услышал грохот и рев близкого прибоя. Он глянул на море и увидел пенную полосу рифа. Над ней висела стена брызг, море словно кипело над невидимой преградой. Шхуна долго шла вдоль рифа, набирая ход с попутным ветром, а потом круто свернула к берегу.
   Виктор Беренс забрался на переднюю мачту и оттуда выкрикивал короткие команды. За штурвалом стоял Кирилл, и, подчиняясь ему, «Паллада» лавировала, лихо проносясь между рифами. Берег, однако, оставался все еще вдалеке. Но ветер порой уже приносил оттуда запахи влажного леса. И этот запах пьянил не хуже, чем джин.
   – Слава тебе, Господи, – проговорил Макарушка, заглянув к Орлову в вельбот. – Пронесло. Ты-то как, управился? Далее-то уж полегче будет. Теперь можно и печку растопить, уж дергать туда-сюда не станут. Приказано готовить с запасом. Принеси-ка мне рису мешок из трюма. А потом – водицы свежей.
   Орлов закрепил весла, уложил вдоль борта свернутый парус и выпрыгнул из вельбота на палубу. Помогая коку, он снова перестал следить за берегом. И вдруг, услышав громкие крики чаек, оглянулся.
   Совсем рядом, в двух сотнях шагов, кудрявые бурые деревья стояли прямо в воде, и волны гасли, набегая на них.
   Илья, стоя на носу шхуны, наклонялся и распрямлялся, работая с лотом. Время от времени он выкрикивал:
   – Двенадцать футов – чисто!
   – Лево руля! – закричал вдруг Беренс с мачты. – Круче лево, еще круче! Грот к ветру!
   – Десять футов!
   Снасти взвыли от резкой смены курса.
   – Восемь футов! Семь футов!~ Восемь!~ Десять! Двенадцать футов – чисто!
   – На руле! Так держать!
   Макарушка перекрестился:
   – Шли бы с грузом~ Да если бы не прилив – точно сели бы на камни. Пронесло.
   Не сбавляя ход, «Паллада» стремительно приближалась к скалистому выступу берега, окруженного полукольцом рифов. Орлов ничего не смыслил в морском деле, но и ему было ясно, что спустя какое-то время шхуна неизбежно врежется в эти скалы, либо сядет на рифы. И вдруг берег словно раздвинулся, и между отвесными склонами показалась изумрудная гладь лагуны. Шхуна резко накренилась, целясь носом в узкий проход.
   – Человек в море! – закричал кто-то с кормы. – По левому борту! Человек на рифе!
   Наверно, в этот миг только Беренс и Кирилл не оглянулись влево, поглощенные своей работой.
   – Где? Да вот он, рукой машет! Пропал! Нет, держится! Разобьется! Петрович, что делать-то будем? Пропадет человек!
   – Цыть! Ход потеряем – сами пропадем! – прикрикнул боцман. – Кирила Андреич, твое слово!
   – Одного в ялик! – отозвался Кирилл, не оборачиваясь. – Подберешь, и к берегу, тут близко, не заплутаешь.
   «В ялик? Это он про меня», – подумал Орлов, а Петрович уже протянул ему бутылку в джутовой оплетке:
   – Анкерок с водой – под задней банкой. Дашь напиться, а потом сразу джину влей, для сугреву. Да куртку-то, куртку возьми!
   Орлов поддернул ялик ближе к шхуне и спрыгнул в него. Сверху ему сбросили пару курток, и он принялся работать веслами.
   – Нос левей! – подсказывал боцман. – Еще! Так и держи! Так! Возьми створ на берегу! И держи прямо! Выйдешь точно на риф, а там увидишь!
   Шхуна отдалялась с удивительной быстротой, и голос Петровича уже едва доносился, заглушаемый плеском воды и свистом ветра над волнами. Орлов зацепился взглядом за пару береговых ориентиров, стоящих на одной линии, – огромный валун, выступающий из прибоя, и пальма с раздвоенным стволом. Он греб, порой хватая веслами воздух, когда легкий ялик подскакивал на волне. За спиной все слышнее становился шум воды, разбивающейся о риф. «Как бы самому не застрять», – с опаской подумал Орлов и оглянулся. Он не увидел ничего, кроме мелькания волн и пены.
   Ему казалось, что ялик стоит на месте и только переваливается через набегающие волны. Но нет. Он не стоял на месте – его сносило мощным приливным течением. Глядя на берег поверх низкой кормы, Орлов сильнее заработал правым веслом, чтобы снова совместить на одной линии валун и пальму.
   Со шхуны риф казался ближе. И безопаснее. А для хрупкого ялика встреча с острыми подводными камнями могла закончиться весьма плачевно.
   Едва Орлов подумал об этом, как в шуме волн услышал какие-то удары. Он повернул голову и увидел недалеко от себя разбитую лодку. Точнее, только ее заднюю половину. Перевернутая, с проломленным бортом, она вздымалась вместе с волной, но не уносилась с места, а обрушивалась вниз, с грохотом падая на невидимые отсюда камни.
   Орлов бросил весла и привстал, держась за натянутый носовой конец, словно за поводья шального жеребца. Он огляделся. В белой кутерьме волн мелькнула черная точка. Голова?
   Он свистнул, и над головой показалась рука. Донесся прерывистый выкрик:
   – Эй! Я здесь!
   – Сейчас подойду! – крикнул Орлов.