Евгений Лукин
Портрет кудесника в юности
(Баклужинские истории)

   Игорю Шахину, колдуну и чертвертологу


   А вы на земле проживёте,
   Как черви слепые живут:
   Ни сказок о вас не расскажут,
   Ни песен о вас не споют!
Максим Горький

Глушилка

   И тут я включаю свой аппарат! Они в страхе, в ужасе, как перепуганные овцы!
Рэй Брэдбери

   – Вот такая ты падла… – ворчливо упрекнул заказчика старый колдун Ефрем Нехорошев, выслушав до конца его горестную историю. – Не любишь, значит, когда народ душой отдыхает?
   Выходя из запоя, он всегда бывал грубоват в общении, но хамил настолько добродушно, что на него почти не обижались.
   А тут попался такой клиент – спичку не поднеси. Дёрганый, руки бессмысленно перепархивают с места на место, острый кадык выставлен жертвенно и вызывающе, как у гугенота в канун Варфоломеевской ночи: нате, режьте!
   – Я, между прочим, тоже народ! – завёлся он с пол-оборота. – И еще неизвестно, кого больше: таких, как я, или…
   Чародей взгоготнул.
   – Больше, меньше… – лениво молвил он. – Кто громче – тот и народ, понял?
   Гость стиснул зубы. Скулы и впалые бледные щёки его пошли пятнами. На мгновение показалось даже, что встанет сейчас и хлопнет дверью.
   Не встал. Сдержался.
   – Ладно! – бросил он. – Будь по-вашему. Такая я падла… Но в принципе-то их заткнуть можно вообще?
   – Да можно… – хмуро отозвался ведун, чувствуя, что не отвяжется клиент, ох, не отвяжется. А бить кудесы с похмелья Нехорошев страсть как не любил. – Всё можно… Почему ж нельзя? Наложу на тебя заклятие…
   – На меня?!
   – Ну не на себя же! Чик-пок – и все дела. И не будешь ты их больше слышать…
   Пару секунд посетитель пребывал в оцепенении.
   – Ну нет, – сказал он наконец. – Я зачем дачу покупал? Чтобы в мёртвой тишине сидеть?.. А скворцы? А лягушки?.. Опять же здороваться надо, если сосед окликнет…
   – Так я ж тебя не совсем оглушу… – поморщившись, успокоил кудесник. – Лягушек будешь слышать, скворцов… соседей… если поздороваются…
   Заказчик метнул быстрый недоверчивый взгляд на колдуна и погрузился в тревожное раздумье.
   – Хм… Я-то думал, вы на других заклятие наложите… – с сомнением пробормотал он. – Или уж сразу на всю территорию…
   – На территорию – дорогонько станет, – заметил старый чудодей.
   Помолчали, соображая. На мониторе, свесив сонную морду на пыльный, слепой, чуть ли не паутиной подёрнутый экран, распростёрся лохматый котяра, но не чёрный, как можно было бы предположить, а белый с серыми пятнами. Зверюга, видимо, линял, потому что ковёр в захламлённой комнатёнке чародея являл собой подобие плохо убранного хлопкового поля.
   – Одного не понимаю, – пожаловался клиент. – Зачем они с собой динамики на природу тащат? Неужели в городе не наслушались? С соседями тоже повезло… Справа Дмитро Карабастов, слева Валерка Прокопьев, а дачные участки узенькие, ленточками нарезанные, чтобы у каждого выход к озеру был…
   Хозяин комнатёнки делал вид, что слушает, даже временами кивал с сочувствием, сам же прикидывал, как бы это ему схитрить и обойтись каким-нибудь колдовством подешевле да попроще, чтобы особо мозги не напрягать. Муторно было Ефрему, маятно. А на порог заказчику тоже не укажешь – примета плохая.
   – И вот как врубят они с двух сторон!.. – простонал клиент.
   Кот на мониторе со скукой раззявил розовую пасть и, потянувшись, извернулся до кончика хвоста. Клиентов он видывал всяких.
   – Ну хорошо, не можешь ты без грохота в ушах, – с надрывом продолжал гость. – Ну и купи себе дебильник с наушниками! Но зачем же всю округу-то глушить?..
   При слове «глушить» старый чародей встрепенулся, мутные глазёнки вспыхнули. Стало быть, осенило.
   – Во! – вскричал он. – Точно! Поди купи дебильник… простенький, без наворотов…
   – Вы что, издеваетесь?! – Клиент всё-таки вскочил.
   – Ты знай слушай! Луна сейчас в первой четверти, так? Выйдешь сегодня из дому ровно в полночь, дебильник держи за пазухой. И следи, чтобы месяц всё время был за левым плечом. Потом поплюй на четыре стороны и проводки с наушничками, слышь, пооборви… Прям под корешок, не стесняясь. Только, смотри, не вздумай выбросить – я из них потом на дебильнике наузы навяжу, понял?
   – Что-что навяжете?
   – Наузы. Узлы такие с наговором… И начнёт он у тебя работать как глушилка. Дёшево и сердито! Гектар покроет запросто, а тебе ведь больше и не надо, верно? Сколько у тебя там участок? Соток шесть?..
* * *
   Высадившись из дребезжащего разболтанного автобусика на конечной остановке «Хуливы хутора», Егор Надточий обогнул селение и двинулся дубравой в направлении дачного посёлка. Кончался апрель. С корявых веток в изобилии свисали светло-зелёные червячки на взблёскивающих исчезающе-тонких шелковинках, и Егору то и дело приходилось между ними лавировать.
   Он шёл, не пряча язвительной улыбки, и время от времени оглаживал глубокий карман шорт, где таился зачарованный дебильник с наузами из проводков. Проще говоря, глушилка. Постановщик помех. Нужды в нем пока не было: ни приёмника окрест, ни телевизора. Обирая сухие веточки, сердито потявкивал невидимый дятел – надо полагать, не та личинка пошла. Справа в промежутках между стволами пошевеливала серым расплавом листвы осиновая роща, слева синело небо да пучилось плотное белокочанное облако.
   «Ох, попрыгаете вы у меня, господа… – предвкушал Егор, проныривая под очередным светло-зелёным червячком. – Ох и попрыгаете…»
   Прямо по курсу воссияли заливные луга, и тут же, отразившись от водной глади, ясный женский голос из отдалённого динамика ликующе объявил: «А теперь в исполнении казачьего хора послушайте песню на слова поэта Гийома Аполлинера „Под мостом Мирабо тихо Сена текёть…“»
   Впереди заголосили, задишканили – с гиканьем, топотом и присвистом. Егор содрогнулся.
   Вскоре показались первые дачи. Аудиодуэль Карабастова и Прокопьева была слышна издали. От взрывов тяжелого рока вдребезги разлетался среброголосый хор мальчиков из неблагополучных семей, а на противоположном конце посёлка кто-то оглушительно пел навзрыд «Очи чёрные», причем врал, как даже цыган не соврёт, продавая лошадь.
   Пожалуй, пора… Егор достал дебильник и развернул бумажку, на которой вдохновенно всклокоченным почерком старого чародея Ефрема Нехорошева начертан был текст пускового заговора. Старательно произнёс всё до последнего словечка – и с выражением крайнего злорадства на остром, как штевень, лице утопил помеченную магическим крестиком кнопку.
   Не подведи, колдун, сделай милость…
   И колдун не подвёл. Уже в следующий миг все динамики в округе разразились по волшебству мерзким прерывистым воем. Будь Егор Надточий постарше лет этак на пятьдесят, он бы, конечно, узнал это беспощадное тупое взрёвывание, сквозь которое с переменным успехом пытались когда-то пробиться «Голос Америки», «Свобода» и прочие вражьи радиостанции, призванные сеять сомнения в честных и простых сердцах советских граждан.
   – Ну, посмотрим, посмотрим, надолго ли вас хватит… – глумливо молвил Егор, отправляя глушилку в карман шорт.
   Насмерть перепуганная жуткими звуками, от которых, казалось, вибрировал уже весь посёлок, метнулась с истошным карканьем встрёпанная ворона, но дачники – народ упрямый – всё никак не могли поверить, что это всерьёз и надолго.
   Ничего-ничего. Ещё минут пять-десять – и кинутся они, родимые, в город – чинить аппаратуру. А в городе им скажут: в чём проблема-то? Всё исправно, всё работает…
   За штакетником, опершись натруженными руками на бульбу штыковой лопаты, высился Дмитро Карабастов и с тяжким недоумением слушал завывания, рвущиеся из утробы стоящего перед ним на табуретке радиоприёмника.
   – Здорово, сосед! – осторожно окликнул Егор.
   Дмитро покосился на него из-под насупленной брови.
   – Здорово, здорово… – мрачно отозвался он, после чего вновь озадаченно уставился на бесноватый приёмник. – Что хотят, то творят! Ты такое когда-нибудь слышал?
   Думая лишь о том, как бы нечаянно себя не выдать, Егор Надточий приподнял плечи и испуганно затряс головой.
   – Нет, не понимаю я современной музыки, – удручённо признался Дмитро. – Раньше какие песни были! Раздольные, задушевные… А это что такое? Ни слов, ни мелодии – рёв один…
   Покряхтел и, безнадёжно махнув рукой, прибавил громкость.

Тридцать три головы молодецкие

   – Попробуй меня, Фроим, – ответил Беня, – и перестанем размазывать белую кашу по чистому столу.
Исаак Бабель

   Как и подобает истому интеллигенту, во дни безденежья Аркадий Залуженцев принимался угрюмо размышлять об ограблении банка. Примерно с тем же успехом какой-нибудь матёрый взломщик, оказавшись на мели, мог задуматься вдруг: а не защитить ли ему диссертацию?
   Кстати сказать, диссертацию Аркадий так и не защитил. Тема подвела. «Алиментарный маразм в сказочном дискурсе: креативный фактор становления национального архетипа». Собственно, само-то исследование образа Иванушки-дурачка в свете детского недоедания никого не смутило, однако в название темы вкрались ненароком несколько общеупотребительных слов, что в глазах учёной комиссии граничило с разглашением военно-промышленных секретов.
   Над парковой скамьёй пошевеливалась листва. За витиеватой чугунной оградкой белели пузатенькие колонны учреждения, на взлом которого мысленно замахивался Аркадий Залуженцев. Вернее, уже и не замахивался…
   Придя сюда, он совершил ошибку. Он убил мечту. Как было славно, давши волю воображению, расправляться в домашних условиях с архетипами сейфов, и как надменно, неприступно смотрела сквозь вычурные завитки чугунного литья твердыня банка в натуре! Затосковавшему Аркадию мигом вспомнилось, что ремеслом грабителя он, ясное дело, не владеет, духом – робок, телом – саранча сушёная.
   Во всём, конечно, виноваты были родители, по старинке, а может, по скупости подарившие дошколёнку Аркашику взамен компьютера набор кубиков с буквами и оставившие малыша наедине с запылённой дедовской библиотекой. Видно, не попалось им ни разу на глаза предостережение Лескова, позже повторённое Честертоном, что самостоятельное чтение – занятие опасное. Оба классика, правда, говорили исключительно о Библии, но сказанное ими вполне приложимо и к любой другой книге. Действительно, без объяснений наставника постоянно рискуешь понять всё так, как написано.
   Низкий поклон тем, кто приводит нас к единомыслию, то есть к одной мысли на всех, но за каждым, сами знаете, не уследишь. На секунду представьте, зажмурясь, в каком удручающем виде оттиснется наше славное прошлое в головёнке малолетнего читателя, которого забыли предупредить о том, что «Война и мир» – патриотическое произведение, а Наташа Ростова – положительная героиня!
   Хорошо ещё подобные особи в большинстве своём отягощены моралью и легко становятся жертвой общества, а не наоборот. От дурной привычки докапываться до сути прочитанного мозг их сморщился, пошёл извилинами. А ведь был как яблочко наливное…
   Мимо скамейки проколыхалась дама с нашлёпкой тренажёра на правом виске. Вот вам прямо противоположный пример! Последнее слово техники: гоняет импульс по обоим полушариям, избавляя от необходимости думать самому. Этакий оздоровительный массаж, чтобы клетки не отмирали. Удобная штука, а по нашим временам просто необходимая, учитывая возросшую мощь динамиков, в результате чего каждый сплошь и рядом испытывает примерно ту же нагрузку на череп, что и профессиональный боксёр в бою за титул. Какие уж тут к чёрту мысли!
   «Зря я здесь расселся, – тревожно подумалось Аркадию. – У них же там, перед банком, наверное, и камеры слежения есть…»
   – Снаружи только две, – негромко сообщили поблизости.
   Там, где прочие вздрагивают, Залуженцев обмирал. Обмер он и теперь. Потом дерзнул скосить глаз и увидел, что на дальнем конце скамьи сидит и тоже искоса поглядывает на него коротко стриженный юноша крепкого сложения. Должно быть, подсел, когда Аркадий смотрел вослед даме с нашлёпкой.
   – Вы, простите… о чём?.. – с запинкой осведомился захваченный врасплох злоумышленник.
   – Ну… очи чёрные… – пояснил неожиданный сосед. – Их там две штуки на входе. Но они только за тротуаром следят…
   После этих поистине убийственных слов Аркадий был уже не властен над собственным лицом. Субъектов с подобным выражением надлежит немедленно брать в наручники. Что собеседник каким-то образом проник в его мысли, Залуженцева скорее ужаснуло, чем удивило: молодой человек наверняка имел отношение к органам, а от них, как известно, всего можно ждать. Подобно многим культурным людям Аркадий с негодованием отвергал бытовые суеверия, но в инфернальную сущность спецслужб верил истово и безоглядно.
   – Но вы же… не подумали, надеюсь… – с нервным смехом проговорил уличённый, – что я всерьёз собрался…
   Юноша встал, однако для того лишь, чтобы подсесть поближе.
   – «Воздух» кончился? – участливо спросил он вполголоса.
   Воздух и впрямь кончался, накатывало удушье. Аркадий был уверен, что сейчас из-за тёмно-зелёных плотных шпалер по обе стороны аллеи поднимутся ещё несколько рослых парней с такими же выдающимися подбородками – и начнётся задержание…
   – А на пару дельце слепить? – еле расслышал он следующий интимно заданный вопрос.
   Ответил не сразу. Со стороны могло показаться даже, что Аркадий Залуженцев всерьёз обдумывает внезапное предложение. На самом деле услышанное только ещё укладывалось в сознании.
   Уложилось.
   – Нет… – торопливо произнёс Аркадий. – Я… э-э… я – волк-одиночка, я… И потом, знаете, – соврал он, – банки не моя специальность…
   Или не соврал? Пожалуй, что не соврал… В любом случае был чертовски польщён. За равного приняли.
   Юноша посмотрел на него с изумлением.
   – Слышь! – одёрнул он. – Волк-одиночка! Пробки перегорели?.. – Обиделся, помолчал. – Короче, так… Тайничок один вскрыть надо… за городом.
   – Чей тайничок? – заискивающе спросил пристыжённый отповедью Залуженцев.
   – Да хрен его знает, чей… Ничей пока.
   – Что-нибудь ценное?
   – Не-ет… Так, чепуха. На статью не тянет…
   Кажется, Аркадия сманивали в чёрные археологи. Кстати, кладоискательство было во дни безденежья вторым его бзиком. Как-то раз он даже пробовал овладеть начатками лозоходства, предпочитая, правда, более наукообразный термин – биолокация. Добром это, ясное дело, не кончилось: согласно самоучителю, следовало предварительно прогреть Муладхару-чакру путём ритмичного втягивания в себя ануса. Ну и перестарался от волнения – пришлось потом к проктологу идти…
   – А в одиночку – никак?
   – В одиночку – никак. Напарник нужен. Даю сто баксов.
   – А в чём, простите, будет заключаться…
   – Копать.
   – Много? – деловито уточнил Аркадий.
   – Аршин. Там уже раз десять копали…
   – М-м… – усомнился вербуемый. – Копать – копали, а до тайника не добрались?
   – Меня не было, – сухо пояснил странный юноша.
   – Простите… – спохватился Аркадий. – А с кем я вообще говорю? Вы сами по себе или на кого-то работаете?
   Собеседник поглядел многозначительно и таинственно. А может, просто выбирал, на который вопрос ответить.
   – На одного колдуна, – с достоинством изронил он.
   Оторопелое молчание длилось секунды две.
   – Э-э… В смысле – на экстрасенса?
   – Можно и так…
   Ну вот и прояснилась чертовщина с чтением мыслей! Аркадий Залуженцев перевёл дух. Честно сказать, колдунов, гадалок и прочих там нигромантов он не жаловал, подозревая в них откровенных мошенников, хотя под напором общественного мнения и признавал с неохотой, что встречаются иногда среди этой публики подлинные самородки.
   – И-и… давно вы на него…
   – Недавно.
   – Тогда ещё один вопрос, – решительно сказал Аркадий. – Землекоп я, сами видите… неопытный… Тем не менее обратились вы именно ко мне. Просто к первому встречному или…
   Юноша усмехнулся.
   – Или, – ласково молвил он. – К кому попало я бы не обратился…
* * *
   Так уж складывалась у Глеба Портнягина жизнь, что древнее искусство врать без вранья он волей-неволей освоил ещё в отрочестве. На первый взгляд, ничего мудрёного. Основное правило: отвечай честно и прямо, но только о чём спросили, ни слова сверх того не прибавляя. И собеседник неминуемо начнёт обманывать сам себя своими же вопросами.
   Высший пилотаж подобной диалектики приведён, конечно, в третьей главе Книги Бытия, где искуситель лжёт с помощью истины, а Творец изрекает истину в виде лжи.
   Назвавшись представителем колдуна, Глеб Портнягин опять-таки не погрешил против правды ни на йоту. Действительно, сегодня утром он ходил проситься в ученики к самому Ефрему Нехорошеву – и пережил при этом лёгкое потрясение, когда, достигши промежуточной площадки между четвёртым и пятым этажами, увидел, как из двери нужной ему квартиры выносят вперёд ногами кого-то завёрнутого в дерюжку.
   «Опоздал», – просквозила горестная мысль.
   Впрочем, на похоронную команду выносившие не очень-то и походили: кто в лабораторном халате, кто в костюме и при галстуке. Физии у всех, следует заметить, были малость ошарашенные. Потом дерюжка нечаянно оползла – и глазам содрогнувшегося Глеба явились стальные хромированные ступни. Из квартиры кудесника вытаскивали всамделишного робота. Ну надо же!
   Отступив к стене, Портнягин пропустил скорбную процессию. Затем взбежал по лестнице, постучал в незапертую дверь – и, не дождавшись отзыва, рискнул войти. Старый колдун Ефрем Нехорошев в халате и шлёпанцах сутулился у стола на табурете.
   – Вот химики-то, прости Господи! – посетовал он в сердцах, нисколько не удивившись появлению малознакомого юноши.
   – А что такое? – не понял тот.
   – Умудрились: три закона роботехники выдумали, – сокрушённо покачивая кудлатой головой, известил престарелый чародей. – И, главное, сами же теперь удивляются, почему не работает…
   – Три закона… чего?
   – Да я бы их уже за один первый закон всех поувольнял, четырёхглазых! – распаляясь, продолжал кудесник. – Вот послушай: оказывается, робот не имеет права своим действием или бездействием причинить вред человеку! А теперь прикинь: выходит робот на площадь, а там спецназовцы несанкционированный митинг дубинками разгоняют. Да у него сразу все мозги спекутся, у робота…
   – Н-ну… запросто, – моргнув, согласился Глеб.
   – А второй закон того хлеще: робот обязан выполнять приказы человека, если они (ты слушай, слушай!) не противоречат первому закону… А? Ни хрена себе? Да как же она будет работать, железяка ваша, если каждый приказ – либо во вред себе, либо ближнему своему!
   – А, скажем, яму выкопать? – не удержавшись, поддел чародея Портнягин.
   – Кому? – угрюмо уточнил тот.
   Глеб посмотрел на него с уважением.
   – А третий закон?
   – Ну, третий ладно, третий куда ни шло… – вынужден был признать колдун. – Робот должен заботиться о собственной безопасности. Но опять же! Через первые-то два не перепрыгнешь… Они б ещё в гранатомёт эти свои законы встроили!
   – И что ты им посоветовал? – не упустив случая перейти на «ты», полюбопытствовал Портнягин.
   – А ну-ка марш под койку! – сурово насупив кудлатые брови, повелел хозяин кому-то незримому, ползком подбирающемуся к пришельцу. – Я т-тебе!.. – Выждал, пока невидимка вернётся под кровать, и снова покосился на Глеба. – А что тут советовать? Как мы законы соблюдаем – так и роботы пускай… А иначе… – Спохватился, нахмурился. – Погоди! Ты кто?
   – Вот… пришёл… – как мог объяснил Портнягин.
   – И чего надо? Отворожить, приворожить?
   То ли с похмелья был колдун, то ли всегда такой.
   В двух словах Глеб изложил цель визита.
   – В ученики? – слегка привизгнув от изумления, переспросил Ефрем Нехорошев. – Ко мне? А не круто берёшь, паренёк?
   – Круто! – с вызовом согласился Глеб. – А ты что? Одних лохов колдовать учишь?
   Услышав дерзкий ответ, кудесник расстроился, почесал лохматую бровь и, уныло поразмыслив, кивнул на свободный табурет. Ладно, мол, присаживайся. Куда ж от тебя такого денешься!
   Неприбранная комнатёнка была напоена одуряющими запахами сеновала, источник которых обнаружился в углу, где теребимые струёй воздуха от напольного вентилятора сохли связки трав. Ещё в глаза лезли теснящиеся на самодельном стеллаже ветхие корешки древних книг, а из мебели – замшелая зловещая плаха, которой явно чего-то недоставало. Глеб огляделся. Тронутого ржавчиной палаческого топора он нигде не приметил, зато обратил внимание, что у вентилятора отсутствует шнур и, кажется, мотор.
   – Ну и чего это ради тебя вдруг в колдуны понесло? – ворчливо осведомился хозяин. – Думаешь, жизнь сладкая пойдёт? Нет, мил человек. Каторжная пойдёт жизнь… – Замолчал, всмотрелся. – А-а… – понимающе протянул он. – Ну, ясно… По какой, говоришь, статье срок отбывал?
   Глеб молча достал и предъявил справку о досрочном освобождении. Специфика документа, похоже, ничуть не смутила старого чародея. Многие известнейшие маги начинали именно с правонарушений. Собственно, оно и понятно: кто преступает законы общества, тот и с законами природы, скорее всего, чикаться не станет. Сами кудесники, естественно, с этим ни за что не согласятся – напротив, будут клятвенно уверять, что действуют в согласии с мирозданием… словом, повторят примерно то же, что говорили на суде, прося о снисхождении.
   – Ладно, – разочарованно молвил колдун, возвращая справку. – Устрою я тебе екзамент… – умышленно исковеркал он умное зарубежное слово.
   – Экзамен? – насторожился Глеб.
   – А ты как хотел? Ко мне, брат, в ученики попасть не просто. Вот слушай: есть за городом тайничок… Где – не скажу, сам по записи прочтёшь… Только не вслух, уразумел?
   – А что так секретно?
   – А то так секретно, что подслушать могут. И клад тут же на аршин в землю уйдёт! А тот, кто подслушал, другому скажет – это, считай, ещё на аршин… Понял, в чём клюква?
   – Ага… – сообразил Глеб. – Рыл-рыл, ничего не вырыл, а потом доказывай, что не разболтал?
   Старый колдун Ефрем Нехорошев долго, внимательно смотрел на юношу.
   – Нет, ты-то вроде не разболтаешь… – произнёс он, словно бы помыслил вслух. – Только ведь с тайничком этим ещё одна загвоздка…
* * *
   По лестнице Портнягин спускался в глубокой задумчивости. Не иначе хочет от него отделаться старикан. «Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что…» Хотя с заданием сказочного самодержца Глеб как раз справился бы играючи. Ещё в раннем детстве он, помнится, искренне удивлялся, зачем богатыри отправлялись на край света, разные чудеса искали. Делов-то! Принеси какую-нибудь фигню помельче – и пусть попробует царь-батюшка угадает, где ты весь день шлялся и что у тебя в кулаке зажато.
   Достигнув городского парка, испытуемый присел на скамью, достал полученную от колдуна бумагу, именуемую записью, и внимательнейшим образом перечёл. Тайничок был заныкан неподалёку от точки слияния Чумахлинки с Ворожейкой. Земли те издавна почитались гиблыми, аномальными. Сгинули там две археологические экспедиции, а в 1991 году, если не врут, ушёл под воду целый населённый пункт. До сих пор в безветренные дни со дна озера красные флаги просвечивают и пение чудится.
   Будучи воспитан бабушкой, Глеб сызмальства наслушался от неё всяческих страстей о тех краях. «Бегать на Колдушку» настрого запрещалось, поэтому, само собой разумеется, гибельную местность он излазал пацаном вдоль и поперёк – до последнего овражка.
   Дурман-бугор… Не было там никакого Дурман-бугра! Может, раньше так назывался, а потом переназвали?..
   Ладно. Бугор по записи найдём, а вот с самим тайничком что делать? Условия, поставленные старым хрычом, были просты, как три закона роботехники, и так же, как они, неисполнимы.
   Ночь в канун Ивана Купала случилась неделю назад – значит, вариант с цветком папоротника отпадает. Не ждать же в самом деле следующего раза! Другой вариант, если верить колдуну, был равен самоубийству. Третий прямиком приводил в объятия одной из самых неприятных статей уголовного кодекса, не говоря уже о неминуемых угрызениях совести.
   Кто-то сел на ту же скамейку. Портнягин на всякий случай убрал запись в карман, недовольно посмотрел на соседа – и заинтересовался. Это была весьма примечательная личность хрупкого, чтобы не сказать, ломкого телосложения, и она грезила наяву. Присутствия Глеба подсевший не заметил, отрешённый взгляд его пронизал вычурную чугунную оградку и принялся ласкать пузатенькие колонны банка. Щёки чудика впали, кожа облегла скулы.
   Как всегда, жизнь сама подсказала Портнягину искомое решение. Теперь оставалось лишь удостовериться, что рядом с ним сидит именно тот, кто ему нужен. Вскоре незнакомец поник, приуныл, на устах его застыла растерянная улыбка завязавшего алкоголика. Затем начал бредить вслух.
   – У них же там, перед банком, наверное, и камеры слежения есть… – боязливо пробормотал он.
   Пора было приступать к разговору.
   – Снаружи только две, – сказал Портнягин.
* * *
   Заброшенная железнодорожная ветка, проложенная чуть ли не Павкой Корчагиным в незапамятные времена, пребывала в жутком состоянии, но, как ни странно, ещё использовалась кем-то по назначению. В поросшем бурьяном тупике стояла грузовая платформа, и возле этого тронутого ржавчиной и мазутом многоколёсного чудища мало-помалу собирался с утречка народ. Кто с удочками, кто с металлодетектором. Многие в накомарниках.