Страница:
– Всем приготовиться, – скомандовал он, обернувшись к бойцам, – передвигаться максимально тихо, не курить, не разговаривать.
Практически в полной тишине они двинулись дальше. Красин с мрачным видом достал из кармана небольшую фляжку с коньяком и незаметно отхлебнул. Но у Тарасенко словно на затылке глаза имелись.
– Отставить, – зашипел он со злостью, приблизившись к начальнику окрисполкома.
– Все, – пообещал Красин недовольно.
В этот момент что-то насторожило Тарасенко. Он остановился и посмотрел в глубину леса. Трефилов и Дудницкий вопросительно посмотрели на командира, потом на Красина. Красин пожал плечами, так как сам ничего не понимал.
И вдруг из леса прозвучали выстрелы. Один, другой, третий.
– К бою! – заорал Тарасенко, резко развернув коня. Сам выхватил из кобуры пистолет и ответил неприятелю десятком пуль. Красин также выхватил оружие, но не знал, в кого стрелять Противник оставался для него невидимым. Бойцы отряда кто залег, кто спрятался за деревом, кто за телегой, но все как один открыли огонь из всех видов оружия по лесу. На телегах развернули пулеметы. Свинцовый шквал косил кусты, папоротники. Пули обезображивали и расщепляли стволы деревьев.
– Отставить огонь, – заорал изо всех сил Тарасенко, перезаряжая свой пистолет. Бойцы неоправданно расходовали боезапас, а неприятель тем временем прекратил всякую деятельность. Может, это была небольшая группа бандитов, возвращавшихся в логово, и сейчас они уже лежат мертвые, а бойцы отряда в это время молотят пулями просто по лесу. Выстрелы стихли. Наступила звенящая тишина. Надо было проверить лес. Тарасенко обернулся к начальнику милиции: – Трефилов, возьмите с собой пятнадцать бойцов и проверьте лес.
– Есть проверить, – буркнул хмурый Трефилов. Идти в лес, где их черт знает что ожидало, ему не хотелось, но возражать приказу не стал. Выбрав из отряда солдат Дудницкого, он приказал им растянуться в цепь. Сам встал впереди с «наганом» и, скомандовав «вперед», повел цепь в чащу, туда, откуда по ним до этого стреляли. Они шли, продираясь сквозь ветки, однако ничего подозрительного не обнаруживалось – ни следов, ни трупов. В какой-то момент Трефилов потерял из виду солдата, шедшего справа. Тот скрылся за кустами и как в воду канул. – Эй, – окликнул Трефилов растерянно. Повернулся и увидел, что солдат слева от него тоже исчез. Секунду назад был, а потом словно в воздухе растворился.
– Что за черт? – пробурчал он.
И тут совершенно бесшумно стрела пробила ему плечо. Если бы он не повернулся, то получил бы прямо в сердце. Изумленный Трефилов схватился за древко, торчавшее из тела, попятился, сделал, как пьяный, несколько шагов в сторону и, споткнувшись, упал. Следующая стрела пролетела у него над головой и вонзилась в ствол дерева. Перекатившись через поваленный ствол, Трефилов едва не провалился в яму, дно которой было утыкано кольями. Боец, который исчез, висел там, пронзенный насквозь в трех местах. В пяти метрах он увидел другого бойца – его пригвоздило двумя стрелами к дереву.
Ведь знал, что не надо идти в лес, с тоской подумал Трефилов, судорожно водя стволом пистолета по сторонам. Кричать было бессмысленно. Он пополз на животе и уткнулся в натянутую между деревьями струну. Струна вела к противопехотной мине, укрепленной на дереве. Трефилов опознал в мине малый шрапнельный фугас образца 1915 г. Такие использовались еще в Первую мировую для обороны проволочных заграждений. Фугас представлял собой небольшой жестяной цилиндр с двойными стенками. Во внутреннем пространстве помещался заряд, а в междустенном пространстве – куски железа. В середине фугаса имелся канал для вкладывания ударного воспламенителя. Трефилов присмотрелся. От чеки воспламенителя шли проволоки к другим деревьям, поперек направления приближения противника от дороги. При спуске ударника от натягивания проволоки происходил сигнальный взрыв. «Хитро рассчитали, черти», – подумал он с заледеневшим сердцем, удивляясь тому, что никто из них до сих пор не взорвался. Он бы мог разминировать мину, но в этом не было смысла. Самым правильным было ползти к дороге.
– Что-то они долго не возвращаются, – пробормотал обеспокоенный Тарасенко себе под нос. Он выждал еще три минуты и громко крикнул: – Трефилов, назад! Приказываю возвращаться!
В ответ на его голос справа в лесу послышался треск веток. Все онемели, увидев окровавленного солдата с торчащими из груди стрелами, который, шатаясь, шел к ним.
Тарасенко хотел подать команду, но не мог сообразить, что он, собственно, хотел скомандовать. Вдруг позади бойца из земли со свистом вылетел фугас, приведенный в действие, скорее всего, растяжкой. В доли секунды Тарасенко разглядел жестяной цилиндр, натянувшуюся из земли цепочку, которая выдернула терочный запал. Он хотел крикнуть, чтобы все ложились, но успел только открыть рот, как его снесло взрывной волной с лошади. Шрапнельный снаряд, снаряженный тремя фунтами шнейдерита и десятью фунтами лома металла, заменяющего пули, выплюнул наружу свою смертельную начинку. Тарасенко защитила лошадь. Все осколки достались ей. Зам. начальника окротдела ОГПУ лежал на спине и видел, как вокруг, обливаясь кровью, падают иссеченные люди. Он едва успел отстраниться от упавшей лошади. Послышались дикие вопли, хрипы и стоны умирающих. Лес заволокло дымом.
Кто-то крикнул, что надо отступать.
– Бежим, нас окружают, – поддержали его с двух сторон, и добровольцы беспорядочной толпой рванулись назад по дороге.
– Стоять! – не своим голосом заорал Тарасенко, поднимаясь с пистолетом в руке. Он выстрелил несколько раз в воздух. Чекисты, замыкавшие колонну, встали на пути убегавших и также начали стрелять в воздух. Это отрезвило людей. Они остановились.
– Всем держаться вместе, – скомандовал Тарасенко, – эти сволочи только и ждут, чтобы мы дрогнули, побежали, чтобы добить поодиночке. Если побежите, то никто живым из леса не выберется. Стройся в колонну! Четверо к пулеметам! Держите лес под прицелом. Помогите раненым! Медикаменты в телегах.
Он обернулся и с облегчением увидел, что и Красин и Дудницкий живы, а погибших было меньше, чем ожидал. Человек пятнадцать лежали в зоне поражения фугаса, не подавая признаков жизни. От бойца, который привел мину в действие, мало что осталось. На ветвях висели окровавленные тряпки.
Красин, покрытый пылью с ног до головы, подошел к нему и потребовал скомандовать отступление, пояснив:
– Мы не сможем идти дальше. У нас раненые и убитые.
– Назад в такой ситуации идти тоже нельзя, – спокойно возразил Тарасенко, – сейчас бандиты сбежали, но они будут нас преследовать и бить исподтишка. Я знаю эту тактику. Мы разделим отряд. Раненые останутся здесь, а остальные пойдут вперед. Они не ожидают, что мы продолжим наступление. Быстрый марш-бросок, и мы накроем их логово.
– Я не согласен, – попытался было возразить начальник окрисполкома и осекся, увидев, как чекист демонстративно передернул затвор пистолета.
– Кто не с нами, тот против нас, – криво усмехнулся Тарасенко, прозрачно намекая на то, что будет при невыполнении приказа.
– Я думаю, что нужно продолжить наступление, – поддержал чекиста Дудницкий, – осталось всего-то ничего.
– Вы останетесь с ранеными, – приказал Тарасенко Красину, а затем поймал бегавшую рядом лошадь, которая осталась без седока, запрыгнул в седло и скомандовал: – Стройся!
Окрвоенком на своей лошади встал рядом с ним и тут же получил пулю в голову, которая предназначалась командиру отряда. Одинокий выстрел прозвучал из леса. Кровь брызнула из простреленной головы. Дудницкий уткнулся лицом в лошадиную гриву и мешком свалился на землю. Быстро пригнувшись, Тарасенко выстрелил наугад в сторону леса. Его примеру последовали остальные.
– Не стрелять, – быстро опомнился Тарасенко, – берегите патроны. Выдвигаемся вперед.
Из леса снова прозвучал одиночный выстрел. Чекист вздрогнул, но, похоже, на этот раз стреляли не в них. В глубине леса кто-то вскрикнул. Затем все затихло. Красин стоял на коленях у тела убитого товарища и пытался нащупать пульс, потом понял, что напрасно. Уцелевший глаз окрвоенкома остекленело таращился в небо. Дудницкий был мертв.
– Вперед! Шагом марш, – отрывисто командовал Тарасенко и, пригибаясь к лошади, проехал вперед вдоль колонны.
– Оставьте нам хотя бы один пулемет, – возопил Красин, увидев, как телеги с пулеметными расчетами тоже уезжают. Тарасенко не удостоил его ответом.
Теперь они быстро двигались к Синему озеру. Султанко Ершиков и Чухла Вогалхов несли на носилках тело убитого охотника. Федор и седой крепкий манси, которого все называли Кучумом, шли сзади, прикрывая. На поясах охотников красовались свежеснятые скальпы красноармейцев. Чуть дальше на поляне у болота паслись их лошади, привязанные к деревьям. К седлу жеребца Федора был приторочен мощный фугас. Его он оставил напоследок. До озера оставалось два километра. Это расстояние на лошадях они покрыли в два счета. У выхода дороги к озеру Федор решил установить гостинец для красных. Чухла повез убитого в лагерь, а остальные спешились и принялись копать яму справа от дороги. Выкопанную землю осторожно складывали на расстеленную шкуру. Глубины в полметра было достаточно. Перед установкой фугаса в яму Федор вывинтил из дна устройства пороховую коробку с запалом и через открывшееся отверстие вытянул и расправил цепочку с разъемным ушком-карабином. Затем он поставил фугас крышкой на землю. В петлю вытяжной трубки просунул конец проволочного карабина, который затем сжал настолько, чтобы один конец его заскочил за другой, и повернул карабин так, чтобы место сгиба пришлось у петли вытяжной трубки. Осторожно вводя колодочку с вытяжной трубкой и капсюлем в центральное отверстие в дне снаряда, Федор наблюдал, чтобы головки двух винтов по бокам отверстия прошли через полукруглые вырезы в шайбе колодочки. Затем он ослабил оба винта отверткой, повернул ключом шайбу на одну четвертую круга, чтобы края ее пришлись под головками винтов, и завернул винты до отказа. Вытер со лба выступивший пот и продолжил работу, думая о подходивших врагах. Он должен успеть до их появления уничтожить все следы и замаскировать мину.
Выверенным движением Федор повернул фугас боком и уложил всю цепочку в пространство между донцами корпуса и снаряда, следя, чтобы она не выходила за края отверстия в дне корпуса. Снял с пороховой коробки предохранительную жестяную крышку и ввинтил руками коробку в дно фугаса до отказа. Растяжки крепить не стал, а вместо этого снял с заряда замыкатель Стендера, реагировавший на натяжение проволоки, напрямую прирастил к проводникам от запала провода от сети к подрывной машинке, которая была пригодна для взрывов искровых и платиновых запалов. После, продев в нижнее кольцо фугаса палку длиною около метра, опустил фугас вместе с палкой в яму, закрепил его там и тщательно заполнил землей промежутки между стенками фугаса и ямы до самой крышки, аккуратно утрамбовывая ее, чтобы грунт лежал плотно. Закончив с этим, отогнул вниз концы лапок, придерживающих крышку фугаса к корпусу, засыпал яму землей окончательно и замаскировал ее, уложив на место срезанный дерн, расправил траву, присыпал немного прелой листвой и пожелтевшими хвойными иголками. Провода разматывали сообща. Федор разматывал полевой провод с катушки, Султанко копал канавку, Чухла укладывал в нее провод, а шедший следом Кучум засыпал и замаскировывал. Работа была не из простых. До укрепленных блиндажей на холме провода не хватило. Федору пришлось искать укрытие у подножия холма. Прикинув, он залег за поваленным деревом, примостил рядом подрывную машинку и достал из кобуры пистолет. Охотники полезли вверх, доложить атаманше об успехах.
– Должно быть, показалось, – сказал он сам себе и крепче сжал рукоятку револьвера – это да еще две гранаты – весь его арсенал. У остальных и того хуже. Кто с винтовкой, кто с револьвером. Патронов у всех в обрез. Треск веток повторился, но на этот раз ближе.
Если бандиты попрут на них, то останется только сдаваться и надеяться, что им оставят жизнь, в панике подумал Красин, схватившись за гранату. Затем пришла другая мысль, от которой у него все похолодело внутри: может, кого-то и пощадят, но только не его. Начальника окрисполкома все знали в лицо. Он руководил карательными операциями против бунтовщиков, лично расстреливал бандитов, вредителей, организовывал аресты и вывоз кулаков и их семей, подавал списки на раскулачивание куда следует. Его знали и ненавидели многие, а среди бандитов было полно беглых крестьян, которые не пожелали вступить в колхоз. Нет, не будет ему пощады.
Боец у соседней сосны насторожился, вскинул ружье и выкрикнул в лес:
– Стой, кто идет!
Придурок, так тебе и ответили, тоскливо подумал Красин, вырвав чеку из гранаты. Выхода не было. Завопив: «Умри, сволочь!», – он выскочил из укрытия, швырнул наугад в кусты гранату, затем бросился на землю, после чего грянул взрыв. Сверху посыпались комья земли, всякий мусор, листья, ветки.
– Стреляйте в них! Огонь! – надрывно заревел Красин бойцам. Те не очень понимали, что происходит и где враг, однако нервы у всех были на пределе, поэтому повторять приказ дважды не пришлось. Стреляли из всего, из чего можно было стрелять, пока не кончились патроны. Красин, потеряв остатки самообладания, лежал, уткнувшись лицом в землю. Он зажал ладонями уши и тихо стонал, повторяя про себя отрывок какой-то молитвы, который его заставляли учить в детстве. Наконец, вдалеке затихло эхо последнего выстрела, и наступила тишина. Только пороховой дым пеленой полз над дорогой да шумели деревья.
– Не стреляйте, суки, это я, Трефилов, – заорал не своим голосом из кустов чуть в стороне от места взрыва гранаты оглохший начальник милиции.
– Гаврила? – удивленно переспросил Красин, поднимаясь.
– Отставить стрелять, вашу мать, – рявкнул Трефилов и, пошатываясь, вышел из кустов. В плече у него торчала стрела. Фуражки не было. Черные курчавые волосы забиты листьями и веточками. На щеке ссадина. – Совсем охренели! – В изнеможении Трефилов привалился к сосне, осел по ней на землю и закрыл глаза.
– Ты жив, жив, чертяка, – пролепетал счастливый Красин. С появлением милиционера в его душе появилась надежда и животный страх несколько притупился. Теперь он был не один. Теперь они могут что-нибудь придумать. Перебежав от одного ствола дерева к другому, Красин оказался рядом с начальником милиции и заботливо спросил: – Ты ранен?
Трефилов покосился на него, но ничего не ответил. Осторожно он исследовал стрелу, засевшую в плече, обломил наконечник, скривился от боли, а затем рывком выдернул древко из раны. Новая кровь выплеснулась на побуревшую гимнастерку.
– Вот так, – Красин прижал рану носовым платком.
– Бинт, – прохрипел Трефилов.
Сидевший рядом худенький парнишка в серой кепке, с простреленной ногой, бросил ему остатки бинта, которым он перевязывал себе ногу. Красин помог начальнику милиции остановить кровь, перевязать рану, пока тот рассказывал, что он успел увидеть в лесу.
– Да, дали мы маху, Павел Игнатьевич, они хорошо подготовлены, вооружены, а мы вот так, сломя голову, бросились напролом… В лесу везде ловушки. Наверное, они окружили ими весь свой лагерь. И еще мины. Откуда только достали, сволочи? Вон как фугас долбанул.
– Они, наверное, нашли в лесу старый склад боеприпасов, что беляки оставили, отступая, – предположил Красин.
– Скорее всего, – кивнул Трефилов, – но от этого не легче. Зря Тарасенко пошел дальше. Людей только положит. Надо было вернуться и подготовиться.
– Я предлагал отступить, – вздохнул Красин, – но ему разве докажешь. Хрен с ним. Надо самим выбираться. Гаврила, что думаешь?
– Красные идут сюда, больше полсотни. Через полчаса будут. Некоторые на лошадях впереди. Воевать не умеют. У нас одного убили, а мы у них два десятка. И еще бомбой взорвали. Много раненых. Они там их в лесу оставили…
– А чего Федор сам не доложил? – хмуро спросила Евдокия, недовольная поведением подчиненного.
– Он там со своей адской машинкой возится, взорвать красных опять хочет, – пояснил Кучум, – мы большую бомбу там у дороги закопали.
– Ладно, иди, – махнула рукой Евдокия и повернулась к своим военачальникам. Пакин с десятью головорезами должен был держать правый фланг, Серый со своими парнями – левый, а она с Патрикеем собиралась биться в блиндаже по центру. С ними было еще десять человек. Все опытные, проверенные бойцы. Итого тридцать пять человек.
– Что думаете, господа? – поинтересовалась Евдокия.
– Я предполагал, что так все и будет, – бойко ответил Пакин, – люди у них плохо подготовлены, бьюсь об заклад, и вооружены кое-как. Им нас не взять здесь.
– Надо биться так, чтобы они подумали, что у нас тут лагерь, иначе они будут искать и рано или поздно найдут крепость, – напомнил всем Патрикей, поглаживая бороду. – Если что, отойдем и рассеемся по лесу. Пусть попробуют сыскать.
– Да мы их раньше разобьем, – уверенно возразил Серый, хорохорясь перед атаманшей.
– Предупреждаю, никому на рожон не лезть, – строго сказала Евдокия, – потери должны быть минимальными. Бить из укрытия. В атаку не ходить! Мне геройства не надо! Будет еще время для этого.
Когда все разошлись по своим местам, Патрикей тихо сказал атаманше с хитрым прищуром:
– Ведь разобьем этот, красные пришлют другой отряд, побольше…
– А мы и тот разобьем, – уверенно заявила Евдокия. Однако на самом деле уверенности в ее душе не было, особенно после слов сестры. Права была Анисья: вечно это продолжаться не может.
– Главное в лесу – смотрите под ноги, соблюдайте тишину и держитесь вместе, не растягивайтесь, – напутствовал он ударные группы, – теперь шагом марш! Помните, чтобы выбраться, мы должны победить этих сволочей…
Группы бойцов, каждая из двадцати человек, скрылись в зарослях по обе стороны от дороги. С ним осталось около тридцати человек. Трое легкораненых. Построив остатки отряда, Тарасенко повел бойцов дальше. Впереди среди деревьев над дорогой замаячил просвет. В воздухе пахло влагой и болотной тиной.
– Приготовиться, – скомандовал Тарасенко и пересел с лошади на телегу с пулеметом, тащившуюся сзади. Колонна рассыпалась. Еще двадцать метров, и Тарасенко скомандовал: – Вперед!
Бойцы в едином порыве ринулись вперед с оружием на изготовку. Лошади в телегах пошли рысью. Показалось озеро. Рядом был холм, поросший кривыми деревцами. Удалось пройти еще с десяток метров, когда с холма открыли прицельный огонь такой плотности, что атакующие мгновенно залегли. Кто не успел – был сражен в первые секунды боя. Затем бойцы открыли ответный огонь по бандитам. Телеги с пулеметами развернули, и пулеметы зло хлестнули очередями с двух сторон по холму. Пригибаясь от свистевших вокруг пуль, Тарасенко взглянул в бинокль. Противник расположился в трех укрепленных блиндажах. Позиции были оборудованы по всем правилам, и чекист с досадой подумал, что выкурить с холма бандитов будет очень не просто. Он ожидал чего угодно, только не этого. Его бойцы гибли один за другим. Смерть товарищей деморализовала добровольцев. Кто-то кричал, что он ранен, кто-то выкрикивал, что такой-то убит или что у него кончились патроны. Все это добавляло паники в ряды наступавших.
– Молчать, экономить патроны, – свирепо заорал Тарасенко, чувствуя, что еще мгновение, и бойцы не выдержат.
В этот момент в бой вступили фланговые группы, но пробить оборону бандитов им тоже не удалось. Те будто знали все наперед и ответили из всех стволов. Чекисты, шедшие впереди, были убиты сразу же, а остальные залегли.
– Мать твою, – простонал Тарасенко, глядя на то, как гибли его люди. В эту секунду они потеряли последний шанс на победу. Рядом с ним с телеги упал пулеметчик с пробитым глазом. Другой боец, что подавал патроны, лежал на ящике. В его затылке зияла дырка, а все лицо было залито кровью. Сжав зубы, Тарасенко запрыгнул на телегу, в бешеном темпе перезарядил «максим» и ударил по позициям противника, поддерживая атаку, организованную старшим уполномоченным ОГПУ Давыдовым. Он решил пройти по центру, пока противник сосредоточил все внимание на флангах. Поднявшись во весь рост, Давыдов выстрелил в воздух и закричал: «За мной!» – затем бросился вперед. За ним пошли остальные чекисты. Глядя на них, стали подниматься и добровольцы, но атака быстро захлебнулась, несмотря на поддержку. Давыдову под ноги упала граната. Взрывом его изуродованное тело отбросило назад. Осколки скосили еще троих чекистов. Остальных скосили пули. Добровольцы отхлынули хаотично назад.
– Сволочи! – заорал в исступлении Тарасенко, заряжая новую ленту в пулемет. – Сволочи!
Добровольцы бежали к лесу, падали, сраженные пулями, натыкались на колья, замаскированные в кустах, лезли в озеро и погибали там под шквальным огнем. Пули вспенивали красную от крови воду, настигая людей.
Тарасенко навел пулемет на ближайший блиндаж, но дать очередь не успел. Земля рядом гулко рыкнула и дрогнула. Это рванул фугас, приведенный в действие электроимпульсом. От телеги на другой стороне ничего не осталось. Даже лошадь разорвало на куски. Телегу, в которой находился Тарасенко, перевернуло. Оглушенный и контуженый, он отлетел метров на десять в сторону, ударился о ствол дерева и потерял сознание. Озеро заволокло дымом.
Практически в полной тишине они двинулись дальше. Красин с мрачным видом достал из кармана небольшую фляжку с коньяком и незаметно отхлебнул. Но у Тарасенко словно на затылке глаза имелись.
– Отставить, – зашипел он со злостью, приблизившись к начальнику окрисполкома.
– Все, – пообещал Красин недовольно.
В этот момент что-то насторожило Тарасенко. Он остановился и посмотрел в глубину леса. Трефилов и Дудницкий вопросительно посмотрели на командира, потом на Красина. Красин пожал плечами, так как сам ничего не понимал.
И вдруг из леса прозвучали выстрелы. Один, другой, третий.
– К бою! – заорал Тарасенко, резко развернув коня. Сам выхватил из кобуры пистолет и ответил неприятелю десятком пуль. Красин также выхватил оружие, но не знал, в кого стрелять Противник оставался для него невидимым. Бойцы отряда кто залег, кто спрятался за деревом, кто за телегой, но все как один открыли огонь из всех видов оружия по лесу. На телегах развернули пулеметы. Свинцовый шквал косил кусты, папоротники. Пули обезображивали и расщепляли стволы деревьев.
– Отставить огонь, – заорал изо всех сил Тарасенко, перезаряжая свой пистолет. Бойцы неоправданно расходовали боезапас, а неприятель тем временем прекратил всякую деятельность. Может, это была небольшая группа бандитов, возвращавшихся в логово, и сейчас они уже лежат мертвые, а бойцы отряда в это время молотят пулями просто по лесу. Выстрелы стихли. Наступила звенящая тишина. Надо было проверить лес. Тарасенко обернулся к начальнику милиции: – Трефилов, возьмите с собой пятнадцать бойцов и проверьте лес.
– Есть проверить, – буркнул хмурый Трефилов. Идти в лес, где их черт знает что ожидало, ему не хотелось, но возражать приказу не стал. Выбрав из отряда солдат Дудницкого, он приказал им растянуться в цепь. Сам встал впереди с «наганом» и, скомандовав «вперед», повел цепь в чащу, туда, откуда по ним до этого стреляли. Они шли, продираясь сквозь ветки, однако ничего подозрительного не обнаруживалось – ни следов, ни трупов. В какой-то момент Трефилов потерял из виду солдата, шедшего справа. Тот скрылся за кустами и как в воду канул. – Эй, – окликнул Трефилов растерянно. Повернулся и увидел, что солдат слева от него тоже исчез. Секунду назад был, а потом словно в воздухе растворился.
– Что за черт? – пробурчал он.
И тут совершенно бесшумно стрела пробила ему плечо. Если бы он не повернулся, то получил бы прямо в сердце. Изумленный Трефилов схватился за древко, торчавшее из тела, попятился, сделал, как пьяный, несколько шагов в сторону и, споткнувшись, упал. Следующая стрела пролетела у него над головой и вонзилась в ствол дерева. Перекатившись через поваленный ствол, Трефилов едва не провалился в яму, дно которой было утыкано кольями. Боец, который исчез, висел там, пронзенный насквозь в трех местах. В пяти метрах он увидел другого бойца – его пригвоздило двумя стрелами к дереву.
Ведь знал, что не надо идти в лес, с тоской подумал Трефилов, судорожно водя стволом пистолета по сторонам. Кричать было бессмысленно. Он пополз на животе и уткнулся в натянутую между деревьями струну. Струна вела к противопехотной мине, укрепленной на дереве. Трефилов опознал в мине малый шрапнельный фугас образца 1915 г. Такие использовались еще в Первую мировую для обороны проволочных заграждений. Фугас представлял собой небольшой жестяной цилиндр с двойными стенками. Во внутреннем пространстве помещался заряд, а в междустенном пространстве – куски железа. В середине фугаса имелся канал для вкладывания ударного воспламенителя. Трефилов присмотрелся. От чеки воспламенителя шли проволоки к другим деревьям, поперек направления приближения противника от дороги. При спуске ударника от натягивания проволоки происходил сигнальный взрыв. «Хитро рассчитали, черти», – подумал он с заледеневшим сердцем, удивляясь тому, что никто из них до сих пор не взорвался. Он бы мог разминировать мину, но в этом не было смысла. Самым правильным было ползти к дороге.
– Что-то они долго не возвращаются, – пробормотал обеспокоенный Тарасенко себе под нос. Он выждал еще три минуты и громко крикнул: – Трефилов, назад! Приказываю возвращаться!
В ответ на его голос справа в лесу послышался треск веток. Все онемели, увидев окровавленного солдата с торчащими из груди стрелами, который, шатаясь, шел к ним.
Тарасенко хотел подать команду, но не мог сообразить, что он, собственно, хотел скомандовать. Вдруг позади бойца из земли со свистом вылетел фугас, приведенный в действие, скорее всего, растяжкой. В доли секунды Тарасенко разглядел жестяной цилиндр, натянувшуюся из земли цепочку, которая выдернула терочный запал. Он хотел крикнуть, чтобы все ложились, но успел только открыть рот, как его снесло взрывной волной с лошади. Шрапнельный снаряд, снаряженный тремя фунтами шнейдерита и десятью фунтами лома металла, заменяющего пули, выплюнул наружу свою смертельную начинку. Тарасенко защитила лошадь. Все осколки достались ей. Зам. начальника окротдела ОГПУ лежал на спине и видел, как вокруг, обливаясь кровью, падают иссеченные люди. Он едва успел отстраниться от упавшей лошади. Послышались дикие вопли, хрипы и стоны умирающих. Лес заволокло дымом.
Кто-то крикнул, что надо отступать.
– Бежим, нас окружают, – поддержали его с двух сторон, и добровольцы беспорядочной толпой рванулись назад по дороге.
– Стоять! – не своим голосом заорал Тарасенко, поднимаясь с пистолетом в руке. Он выстрелил несколько раз в воздух. Чекисты, замыкавшие колонну, встали на пути убегавших и также начали стрелять в воздух. Это отрезвило людей. Они остановились.
– Всем держаться вместе, – скомандовал Тарасенко, – эти сволочи только и ждут, чтобы мы дрогнули, побежали, чтобы добить поодиночке. Если побежите, то никто живым из леса не выберется. Стройся в колонну! Четверо к пулеметам! Держите лес под прицелом. Помогите раненым! Медикаменты в телегах.
Он обернулся и с облегчением увидел, что и Красин и Дудницкий живы, а погибших было меньше, чем ожидал. Человек пятнадцать лежали в зоне поражения фугаса, не подавая признаков жизни. От бойца, который привел мину в действие, мало что осталось. На ветвях висели окровавленные тряпки.
Красин, покрытый пылью с ног до головы, подошел к нему и потребовал скомандовать отступление, пояснив:
– Мы не сможем идти дальше. У нас раненые и убитые.
– Назад в такой ситуации идти тоже нельзя, – спокойно возразил Тарасенко, – сейчас бандиты сбежали, но они будут нас преследовать и бить исподтишка. Я знаю эту тактику. Мы разделим отряд. Раненые останутся здесь, а остальные пойдут вперед. Они не ожидают, что мы продолжим наступление. Быстрый марш-бросок, и мы накроем их логово.
– Я не согласен, – попытался было возразить начальник окрисполкома и осекся, увидев, как чекист демонстративно передернул затвор пистолета.
– Кто не с нами, тот против нас, – криво усмехнулся Тарасенко, прозрачно намекая на то, что будет при невыполнении приказа.
– Я думаю, что нужно продолжить наступление, – поддержал чекиста Дудницкий, – осталось всего-то ничего.
– Вы останетесь с ранеными, – приказал Тарасенко Красину, а затем поймал бегавшую рядом лошадь, которая осталась без седока, запрыгнул в седло и скомандовал: – Стройся!
Окрвоенком на своей лошади встал рядом с ним и тут же получил пулю в голову, которая предназначалась командиру отряда. Одинокий выстрел прозвучал из леса. Кровь брызнула из простреленной головы. Дудницкий уткнулся лицом в лошадиную гриву и мешком свалился на землю. Быстро пригнувшись, Тарасенко выстрелил наугад в сторону леса. Его примеру последовали остальные.
– Не стрелять, – быстро опомнился Тарасенко, – берегите патроны. Выдвигаемся вперед.
Из леса снова прозвучал одиночный выстрел. Чекист вздрогнул, но, похоже, на этот раз стреляли не в них. В глубине леса кто-то вскрикнул. Затем все затихло. Красин стоял на коленях у тела убитого товарища и пытался нащупать пульс, потом понял, что напрасно. Уцелевший глаз окрвоенкома остекленело таращился в небо. Дудницкий был мертв.
– Вперед! Шагом марш, – отрывисто командовал Тарасенко и, пригибаясь к лошади, проехал вперед вдоль колонны.
– Оставьте нам хотя бы один пулемет, – возопил Красин, увидев, как телеги с пулеметными расчетами тоже уезжают. Тарасенко не удостоил его ответом.
* * *
Федор Лопухов был не только отличным охотником, но еще и сапером. Он служил в царской армии, дослужился до штабс-капитана, потом получил тяжелое ранение и ушел на гражданку. Через год случилась революция. Когда к городу подошли красные, он ушел в леса и так там и жил, пока не примкнул к банде. В бандитских набегах он не участвовал, так как не любил кровь и насилие, однако когда пришло известие, что красные снарядили в лес отряд для уничтожения банды, Федор согласился дать бой. Во время своих скитаний по тайге Лопухов обнаружил небольшой склад с боеприпасами в пещере, который, по всей видимости, остался от отступавшей армии Колчака. Атаманша выделила ему четверых человек, местных манси, охотников, и они вместе перевезли из пещеры в лес с десяток мощных противопехотных мин. Заминировав обочину дороги, они стали ждать появления отряда. Все прошло как по нотам. За исключением того, что красные прошли мимо мин. Только одна сработала. Устанавливая заряды, Лопухов рассуждал как охотник, выбирал наиболее удобные для движения места, а красноармейцы просто тупо растянулись в цепь и пошли напролом. Пришлось поработать руками. Несколько бойцов попали в ловушки. Остальных бесшумно убивали стрелами и ножами. Лишь командир разведгруппы красных вывернулся. Избежав стрел, он убил одного из группы Лопухова. Все из-за варварской привычки охотников снимать скальпы с убитых. Погибший раньше времени решил захватить трофей, служивший показателем статуса воина, доказательством его доблести, и поплатился за это. Федор принял решение не преследовать выжившего противника, отступить, чтобы поспешить к озеру. Отряд красных разделился на две части, и большая часть бойцов продолжала движение по маршруту, поэтому следовало подготовить им встречу. Федор попытался было убить командира отряда, облаченного в ненавистную форму ГПУ, но тому поразительно повезло. Пуля поразила другого, а Лопухову пришлось срочно ретироваться из-под шквального огня.Теперь они быстро двигались к Синему озеру. Султанко Ершиков и Чухла Вогалхов несли на носилках тело убитого охотника. Федор и седой крепкий манси, которого все называли Кучумом, шли сзади, прикрывая. На поясах охотников красовались свежеснятые скальпы красноармейцев. Чуть дальше на поляне у болота паслись их лошади, привязанные к деревьям. К седлу жеребца Федора был приторочен мощный фугас. Его он оставил напоследок. До озера оставалось два километра. Это расстояние на лошадях они покрыли в два счета. У выхода дороги к озеру Федор решил установить гостинец для красных. Чухла повез убитого в лагерь, а остальные спешились и принялись копать яму справа от дороги. Выкопанную землю осторожно складывали на расстеленную шкуру. Глубины в полметра было достаточно. Перед установкой фугаса в яму Федор вывинтил из дна устройства пороховую коробку с запалом и через открывшееся отверстие вытянул и расправил цепочку с разъемным ушком-карабином. Затем он поставил фугас крышкой на землю. В петлю вытяжной трубки просунул конец проволочного карабина, который затем сжал настолько, чтобы один конец его заскочил за другой, и повернул карабин так, чтобы место сгиба пришлось у петли вытяжной трубки. Осторожно вводя колодочку с вытяжной трубкой и капсюлем в центральное отверстие в дне снаряда, Федор наблюдал, чтобы головки двух винтов по бокам отверстия прошли через полукруглые вырезы в шайбе колодочки. Затем он ослабил оба винта отверткой, повернул ключом шайбу на одну четвертую круга, чтобы края ее пришлись под головками винтов, и завернул винты до отказа. Вытер со лба выступивший пот и продолжил работу, думая о подходивших врагах. Он должен успеть до их появления уничтожить все следы и замаскировать мину.
Выверенным движением Федор повернул фугас боком и уложил всю цепочку в пространство между донцами корпуса и снаряда, следя, чтобы она не выходила за края отверстия в дне корпуса. Снял с пороховой коробки предохранительную жестяную крышку и ввинтил руками коробку в дно фугаса до отказа. Растяжки крепить не стал, а вместо этого снял с заряда замыкатель Стендера, реагировавший на натяжение проволоки, напрямую прирастил к проводникам от запала провода от сети к подрывной машинке, которая была пригодна для взрывов искровых и платиновых запалов. После, продев в нижнее кольцо фугаса палку длиною около метра, опустил фугас вместе с палкой в яму, закрепил его там и тщательно заполнил землей промежутки между стенками фугаса и ямы до самой крышки, аккуратно утрамбовывая ее, чтобы грунт лежал плотно. Закончив с этим, отогнул вниз концы лапок, придерживающих крышку фугаса к корпусу, засыпал яму землей окончательно и замаскировал ее, уложив на место срезанный дерн, расправил траву, присыпал немного прелой листвой и пожелтевшими хвойными иголками. Провода разматывали сообща. Федор разматывал полевой провод с катушки, Султанко копал канавку, Чухла укладывал в нее провод, а шедший следом Кучум засыпал и замаскировывал. Работа была не из простых. До укрепленных блиндажей на холме провода не хватило. Федору пришлось искать укрытие у подножия холма. Прикинув, он залег за поваленным деревом, примостил рядом подрывную машинку и достал из кобуры пистолет. Охотники полезли вверх, доложить атаманше об успехах.
* * *
Красин успел много раз пожалеть, что ввязался в этот поход против банды, грабившей поезда. Сидел бы он сейчас в своем кабинете и ждал донесений из лесов о ходе операции. Пусть бы Тарасенко командовал, если ему так нравится. Но он пошел и теперь сидел посреди непролазной тайги с десятком израненных бойцов практически без оружия, а вокруг тем временем бродили кровожадные убийцы, мечтавшие перерезать им горло и снять скальпы. Бойцы сидели, прислонившись к стволам деревьев, по обочине дороги с оружием наготове и бинтовали раны. Трупы никто не убирал. Тарасенко распорядился, чтобы всех убитых сложили в одно место, собрали оружие, документы, но Красин и не подумал отдать такой приказ. Возможно, в лесу оставались еще бандиты. Он не хотел рисковать оставшимися людьми попусту. Трупы никуда не денутся. Где-то рядом треснула ветка. Прижимаясь к стволу громадной сосны и обливаясь потом, Красин быстро выглянул из-за укрытия, затем спрятался назад, не заметив ничего подозрительного.– Должно быть, показалось, – сказал он сам себе и крепче сжал рукоятку револьвера – это да еще две гранаты – весь его арсенал. У остальных и того хуже. Кто с винтовкой, кто с револьвером. Патронов у всех в обрез. Треск веток повторился, но на этот раз ближе.
Если бандиты попрут на них, то останется только сдаваться и надеяться, что им оставят жизнь, в панике подумал Красин, схватившись за гранату. Затем пришла другая мысль, от которой у него все похолодело внутри: может, кого-то и пощадят, но только не его. Начальника окрисполкома все знали в лицо. Он руководил карательными операциями против бунтовщиков, лично расстреливал бандитов, вредителей, организовывал аресты и вывоз кулаков и их семей, подавал списки на раскулачивание куда следует. Его знали и ненавидели многие, а среди бандитов было полно беглых крестьян, которые не пожелали вступить в колхоз. Нет, не будет ему пощады.
Боец у соседней сосны насторожился, вскинул ружье и выкрикнул в лес:
– Стой, кто идет!
Придурок, так тебе и ответили, тоскливо подумал Красин, вырвав чеку из гранаты. Выхода не было. Завопив: «Умри, сволочь!», – он выскочил из укрытия, швырнул наугад в кусты гранату, затем бросился на землю, после чего грянул взрыв. Сверху посыпались комья земли, всякий мусор, листья, ветки.
– Стреляйте в них! Огонь! – надрывно заревел Красин бойцам. Те не очень понимали, что происходит и где враг, однако нервы у всех были на пределе, поэтому повторять приказ дважды не пришлось. Стреляли из всего, из чего можно было стрелять, пока не кончились патроны. Красин, потеряв остатки самообладания, лежал, уткнувшись лицом в землю. Он зажал ладонями уши и тихо стонал, повторяя про себя отрывок какой-то молитвы, который его заставляли учить в детстве. Наконец, вдалеке затихло эхо последнего выстрела, и наступила тишина. Только пороховой дым пеленой полз над дорогой да шумели деревья.
– Не стреляйте, суки, это я, Трефилов, – заорал не своим голосом из кустов чуть в стороне от места взрыва гранаты оглохший начальник милиции.
– Гаврила? – удивленно переспросил Красин, поднимаясь.
– Отставить стрелять, вашу мать, – рявкнул Трефилов и, пошатываясь, вышел из кустов. В плече у него торчала стрела. Фуражки не было. Черные курчавые волосы забиты листьями и веточками. На щеке ссадина. – Совсем охренели! – В изнеможении Трефилов привалился к сосне, осел по ней на землю и закрыл глаза.
– Ты жив, жив, чертяка, – пролепетал счастливый Красин. С появлением милиционера в его душе появилась надежда и животный страх несколько притупился. Теперь он был не один. Теперь они могут что-нибудь придумать. Перебежав от одного ствола дерева к другому, Красин оказался рядом с начальником милиции и заботливо спросил: – Ты ранен?
Трефилов покосился на него, но ничего не ответил. Осторожно он исследовал стрелу, засевшую в плече, обломил наконечник, скривился от боли, а затем рывком выдернул древко из раны. Новая кровь выплеснулась на побуревшую гимнастерку.
– Вот так, – Красин прижал рану носовым платком.
– Бинт, – прохрипел Трефилов.
Сидевший рядом худенький парнишка в серой кепке, с простреленной ногой, бросил ему остатки бинта, которым он перевязывал себе ногу. Красин помог начальнику милиции остановить кровь, перевязать рану, пока тот рассказывал, что он успел увидеть в лесу.
– Да, дали мы маху, Павел Игнатьевич, они хорошо подготовлены, вооружены, а мы вот так, сломя голову, бросились напролом… В лесу везде ловушки. Наверное, они окружили ими весь свой лагерь. И еще мины. Откуда только достали, сволочи? Вон как фугас долбанул.
– Они, наверное, нашли в лесу старый склад боеприпасов, что беляки оставили, отступая, – предположил Красин.
– Скорее всего, – кивнул Трефилов, – но от этого не легче. Зря Тарасенко пошел дальше. Людей только положит. Надо было вернуться и подготовиться.
– Я предлагал отступить, – вздохнул Красин, – но ему разве докажешь. Хрен с ним. Надо самим выбираться. Гаврила, что думаешь?
* * *
У Синего озера на вершине были наспех вырыты и обустроены три блиндажа с бойницами. Напряженная работа кипела все утро вплоть до момента, когда из леса появилась группа разведчиков, возглавляемая Федором Лопуховым. Через минуту перед Евдокией держал отчет Кучум:– Красные идут сюда, больше полсотни. Через полчаса будут. Некоторые на лошадях впереди. Воевать не умеют. У нас одного убили, а мы у них два десятка. И еще бомбой взорвали. Много раненых. Они там их в лесу оставили…
– А чего Федор сам не доложил? – хмуро спросила Евдокия, недовольная поведением подчиненного.
– Он там со своей адской машинкой возится, взорвать красных опять хочет, – пояснил Кучум, – мы большую бомбу там у дороги закопали.
– Ладно, иди, – махнула рукой Евдокия и повернулась к своим военачальникам. Пакин с десятью головорезами должен был держать правый фланг, Серый со своими парнями – левый, а она с Патрикеем собиралась биться в блиндаже по центру. С ними было еще десять человек. Все опытные, проверенные бойцы. Итого тридцать пять человек.
– Что думаете, господа? – поинтересовалась Евдокия.
– Я предполагал, что так все и будет, – бойко ответил Пакин, – люди у них плохо подготовлены, бьюсь об заклад, и вооружены кое-как. Им нас не взять здесь.
– Надо биться так, чтобы они подумали, что у нас тут лагерь, иначе они будут искать и рано или поздно найдут крепость, – напомнил всем Патрикей, поглаживая бороду. – Если что, отойдем и рассеемся по лесу. Пусть попробуют сыскать.
– Да мы их раньше разобьем, – уверенно возразил Серый, хорохорясь перед атаманшей.
– Предупреждаю, никому на рожон не лезть, – строго сказала Евдокия, – потери должны быть минимальными. Бить из укрытия. В атаку не ходить! Мне геройства не надо! Будет еще время для этого.
Когда все разошлись по своим местам, Патрикей тихо сказал атаманше с хитрым прищуром:
– Ведь разобьем этот, красные пришлют другой отряд, побольше…
– А мы и тот разобьем, – уверенно заявила Евдокия. Однако на самом деле уверенности в ее душе не было, особенно после слов сестры. Права была Анисья: вечно это продолжаться не может.
* * *
Они приближались к стоянке бандитов. Сверившись с картой, Тарасенко переместился из начала колонны ближе к середине. На душе у него было неспокойно. Бандиты готовили им сюрприз. Нужно было что-то предпринять. Он еще раз посмотрел на карту. Судя по отметкам на ней, у озера располагался небольшой холм. Бандиты будут укрываться за ним и бить с господствующей высоты. Но если их окружить и ударить сразу с нескольких сторон, то это снимет преимущество обороняющихся. Очень интересовало Тарасенко, что представляет собой сам бандитский лагерь. Либо это какие-то шалаши, либо землянки, либо срубы. Поджечь их не составит труда. Он приказал бойцам наломать у дороги сучьев и изготовить факелы. Потом разделил отряд на три части. Две группы должны были обойти неприятеля с флангов, а он с основной группой пойдет в лобовую атаку, отвлекая внимание.– Главное в лесу – смотрите под ноги, соблюдайте тишину и держитесь вместе, не растягивайтесь, – напутствовал он ударные группы, – теперь шагом марш! Помните, чтобы выбраться, мы должны победить этих сволочей…
Группы бойцов, каждая из двадцати человек, скрылись в зарослях по обе стороны от дороги. С ним осталось около тридцати человек. Трое легкораненых. Построив остатки отряда, Тарасенко повел бойцов дальше. Впереди среди деревьев над дорогой замаячил просвет. В воздухе пахло влагой и болотной тиной.
– Приготовиться, – скомандовал Тарасенко и пересел с лошади на телегу с пулеметом, тащившуюся сзади. Колонна рассыпалась. Еще двадцать метров, и Тарасенко скомандовал: – Вперед!
Бойцы в едином порыве ринулись вперед с оружием на изготовку. Лошади в телегах пошли рысью. Показалось озеро. Рядом был холм, поросший кривыми деревцами. Удалось пройти еще с десяток метров, когда с холма открыли прицельный огонь такой плотности, что атакующие мгновенно залегли. Кто не успел – был сражен в первые секунды боя. Затем бойцы открыли ответный огонь по бандитам. Телеги с пулеметами развернули, и пулеметы зло хлестнули очередями с двух сторон по холму. Пригибаясь от свистевших вокруг пуль, Тарасенко взглянул в бинокль. Противник расположился в трех укрепленных блиндажах. Позиции были оборудованы по всем правилам, и чекист с досадой подумал, что выкурить с холма бандитов будет очень не просто. Он ожидал чего угодно, только не этого. Его бойцы гибли один за другим. Смерть товарищей деморализовала добровольцев. Кто-то кричал, что он ранен, кто-то выкрикивал, что такой-то убит или что у него кончились патроны. Все это добавляло паники в ряды наступавших.
– Молчать, экономить патроны, – свирепо заорал Тарасенко, чувствуя, что еще мгновение, и бойцы не выдержат.
В этот момент в бой вступили фланговые группы, но пробить оборону бандитов им тоже не удалось. Те будто знали все наперед и ответили из всех стволов. Чекисты, шедшие впереди, были убиты сразу же, а остальные залегли.
– Мать твою, – простонал Тарасенко, глядя на то, как гибли его люди. В эту секунду они потеряли последний шанс на победу. Рядом с ним с телеги упал пулеметчик с пробитым глазом. Другой боец, что подавал патроны, лежал на ящике. В его затылке зияла дырка, а все лицо было залито кровью. Сжав зубы, Тарасенко запрыгнул на телегу, в бешеном темпе перезарядил «максим» и ударил по позициям противника, поддерживая атаку, организованную старшим уполномоченным ОГПУ Давыдовым. Он решил пройти по центру, пока противник сосредоточил все внимание на флангах. Поднявшись во весь рост, Давыдов выстрелил в воздух и закричал: «За мной!» – затем бросился вперед. За ним пошли остальные чекисты. Глядя на них, стали подниматься и добровольцы, но атака быстро захлебнулась, несмотря на поддержку. Давыдову под ноги упала граната. Взрывом его изуродованное тело отбросило назад. Осколки скосили еще троих чекистов. Остальных скосили пули. Добровольцы отхлынули хаотично назад.
– Сволочи! – заорал в исступлении Тарасенко, заряжая новую ленту в пулемет. – Сволочи!
Добровольцы бежали к лесу, падали, сраженные пулями, натыкались на колья, замаскированные в кустах, лезли в озеро и погибали там под шквальным огнем. Пули вспенивали красную от крови воду, настигая людей.
Тарасенко навел пулемет на ближайший блиндаж, но дать очередь не успел. Земля рядом гулко рыкнула и дрогнула. Это рванул фугас, приведенный в действие электроимпульсом. От телеги на другой стороне ничего не осталось. Даже лошадь разорвало на куски. Телегу, в которой находился Тарасенко, перевернуло. Оглушенный и контуженый, он отлетел метров на десять в сторону, ударился о ствол дерева и потерял сознание. Озеро заволокло дымом.