В Монреале Светлана, ошалевшая от смены часовых поясов и пересадок, узнав, что теперь нужно лететь в США, спросила:
   – А из Сан-Франциско – куда? В Шанхай?
   – Светик, успокойся, – обезоруживающе улыбнулся Варяг.
   – А из Шанхая – куда? – не унималась Светлана. – В Воронеж? У-у-у! Обманщик.
 
   Варяг не случайно решил приобрести дом вблизи Сан-Франциско, уютно расположенный на побережье. Лучшие годы жизни он провел в переполненных камерах деревянных бараков, где целыми днями зэкам приходилось смотреть на стену с проржавевшей колючей проволокой. Теперь хотелось простора. Большой сад его нового жилища напоминал бухту, где он мог не только переждать надвигающийся шторм, но и набраться сил. Раньше, приходя домой, Варяг по-настоящему расслаблялся, гуляя по выложенным камнями дорожкам.
   Но вот уже который день его не могли успокоить ни благоухание цветущего сада, ни прохлада бассейна, ни домашний уют, созданный руками Светланы. А тишина и вовсе действовала на него раздражающе. Света ощущала неожиданную перемену в любимом, робко подходила к нему, ласково обнимала, но он всякий раз мягко освобождался от ее объятий.
   Варяг чувствовал угрозу.
   Опасностью наполнилось все окружающее пространство, казалось, воздух наэлектризован до такой степени, что даже среди ясного неба можно было ожидать сверкания молний. И тогда Света, не выдержав гнетущего напряжения, спросила напрямик:
   – Владик, что с тобой происходит? Последнее время ты какой-то… отчужденный.
   Варяг долго молчал, глядя в окно.
   – Не знаю… Это у меня бывает. Наваждение какое-то. Все будто бы хорошо. Но все-таки что-то не вяжется.
   Чувство опасности у Владислава Геннадьевича было развито неимоверно. Оно было сродни инстинкту животного, уловившего в воздухе едва различимый незнакомый запах. Еще в России Варяга трижды пытались убить, но всякий раз, предупреждая фатальный исход, он успевал опередить убийцу.
   Вот и сегодня он вышел из машины буквально за секунду до того, как ее разорвало на части.
   Эту черту характера он выработал за долгие годы, проведенные в заключении, когда приходилось быть каждую минуту предельно осторожным. Любое опрометчивое слово, любой неверный жест в камере могли обернуться жестокой расправой, а то и резней.
   Мир, в котором ему довелось прожить почти половину своей жизни, оказался очень сложным. А вор такого масштаба, каким являлся Варяг, должен обладать особым чутьем на людей. И на опасность.
   Конечно, несколько последних лет сильно отличались от тех, которые он провел в лагерях. Но и в этих условиях Варягу постоянно приходилось быть начеку. Мир вокруг менялся сокрушительно быстро. Менялась и жизнь законных. Держать ситуацию под контролем становилось все сложнее и сложнее. Законники не сидели на одном месте, как это было раньше. Сейчас, в окружении многочисленной свиты, они с удовольствием раскатывали не только по своим владениям, с которых снимали дань, но охотно наведывались и к соседям, где подобные встречи напоминали официальные визиты. На этих светских раутах перемалывались косточки смотрящим, создавались новые союзы и даже кроились границы контролируемых ими суверенных территорий. Неугодному положенцу после состоявшегося обмена мнений чаще всего в качестве неприятного сюрприза подкладывали под водительское кресло взрывное устройство, способное разрешить не только любой спорный вопрос, но и избавить от возможного конкурента.
   Мир становился все более тесным. Новые российские законники теперь так же легко разъезжали по всему свету, как некогда при «совке» это делала лишь партийная номенклатура. Западная публика удивлялась невиданному доселе размаху русской души. Вдруг выяснилось, что «новые русские» не умеют мыться в бане в отдельных номерах – тесно им там, а потому снимают всю баню целиком. Ужиная или обедая в ресторане, «новые русские» не ограничиваются отдельным столиком, а склонны заказывать сразу весь зал или даже ресторан. Когда русские ребята появляются в каком-либо публичном доме, все девушки знают: грядет потрясающий заработок, и оказывают «новым русским» самый радушный прием.
   Живя за границей, Варяг часто был свидетелем того, как иной законный, хлопая швейцара по плечу, давал «на чай» стодолларовую купюру. Обалдевший от такой щедрости швейцар не мог знать о том, что давать на «гостинец» деньги меньшего достоинства среди братвы так же неуместно, как раскатывать по родной столице на стареньком «жигуленке».
   Варягу нередко приходилось наблюдать за гуляющими в американском городе русскими законниками. Он ловил себя на том, что испытывает ностальгическую грусть по ушедшим временам. А отдыхающая братва вряд ли могла признать в нем, проходящем мимо элегантном незнакомце, живую легенду воровского мира.
   Хотя однажды Варягу все же показалось, что на одной из оживленных улиц Сан-Франциско он выхватил в людской массе чей-то очень знакомый, умный, настороженный взгляд. Поток машин помешал тогда Варягу рассмотреть человека. Но это послужило для него первым сигналом.
 
   В комнату вошла Светлана с подносом и прервала размышления Владислава:
   – Владик, вот твое молоко и бисквит с цукатами, – сказала она с улыбкой, ставя поднос на низенький столик у окна.
   Варяг встал с кровати, подошел к столику и опустился в кресло.
   – Мне совсем не хочется есть, нет аппетита.
   Светлана внимательно посмотрела на мужа.
   – Все же что с тобой происходит? Ты опять сегодня стонал во сне… У тебя неприятности? Может, ты нездоров? Я должна знать. В конце концов, я медицинский работник и вижу: ты чем-то сильно обеспокоен и угнетен…
   – Не стоит задавать лишних вопросов. Лучше иди ко мне, медицинский работник, я скажу тебе на ушко, что меня тревожит.
   – Владик, я серьезно!
   – Я тоже. Сынишка спит?
   – Да, спит. И все же, скажи мне, что с тобой?
   – Что со мной? Просто на сердце у меня одна длинноногая блондинка, и я хочу ее. Хочу ее. Сейчас.
   – Как ты можешь, Владик? Я волнуюсь, а ты…
   – Медицинский работник Игнатова, ваши препирательства непременно скажутся на моем здоровье, и вы об этом пожалеете!
   – Да ну тебя! – засмеялась Светлана, игриво распахивая пеньюар и обнажая красивую грудь и изящный животик. – Я, конечно, слабая женщина, и мне хочется верить, что у тебя все в порядке.
   Не отрывая влюбленного взгляда от Владислава, она медленно сняла трусики, сбросила на пол пеньюар и замерла, обнаженная. А он смотрел на ее стройное тело и думал о том, что никогда не покажется женщине скучным и унылым тот, кто хоть что-нибудь делает ради нее – будь это даже самая простенькая комедия. Стой на голове, болтай всякую чепуху, хвастай, как павлин, будь последним дураком или пошляком, но избегай одного – не будь деловит! Не будь рассудочен, тем более в эти минуты.
   Светлана подошла к сидящему в кресле Владиславу. Привстав, он стащил с себя халат. Она села к нему на колени, положила ладони на плечи, а ногами обвила его за талию. Поерзав на сиденье, он слегка сполз, а она потерлась ягодицами о густую поросль вокруг его члена. Он стал ласкать ее, обхватил ладонями упругую грудь. Она наклонялась к нему, подставляя его губам набухшие от возбуждения соски, вздрагивала от прикосновения, снова поднималась. Ее пальцы нежно ласкали головку напряженного члена. Потом она погрузила его к себе внутрь, вздрогнув от наслаждения.
   Через мгновение их тела совершали плавные волнообразные движения.
   – Ты потрясающая, – шептал он, выходя и входя в нее. – Ты чудо!
   – Любимый мой! Любимый мой! – повторяла она громким шепотом.
   Закусив от удовольствия губку, запрокинув голову, то поднимаясь, то опускаясь над Владиславом, прогибаясь всем телом, Светлана постанывала, всхлипывала, а потом, забывшись, кричала:
   – Милый, милый, милый! Сильнее, сильней! Ну же!..
   Ритмические сокращения ее оргазма подвели к пику и его. Он яростно вбивал в нее всего себя. Светлана застонала, содрогнулась, замерла и вдруг расслабилась.
   Расслабился и он. И стало спокойно. Мир преобразился. Из раскрытого окна доносились ночные приглушенные звуки. Резко пахло цветами.
   Светлана медленно наклонилась к любимому. Долго целовала его губы, шею, грудь. Он обнимал ее сильными руками, целовал, гладил нежную кожу. Потом поднял ее на руки и отнес на кровать.
   Они уснули в объятиях друг друга.

Глава 5

   Длинный телефонный звонок разорвал ночную тишину и непрошеным гостем ворвался в уютную спальню.
   Вот оно! – сквозь сон с тревогой подумал Владислав. Поднял трубку и, стараясь не разбудить Светлану, хриплым голосом тихо произнес:
   – Хэлло!
   Его плохо скрываемое раздражение эхом отозвалось на другом конце телефонного провода.
   – А ты, Варяг, не больно-то ласков. Видать, западный харч тебе не впрок.
   – Кто это?!
   – Значит, не признал меня? Забыл? А жаль! Я вот тебя частенько вспоминал…
   – Что за игра в прятки? Кто это?!
   – А такое погоняло, как Артист, тебе ничего не говорит?
   – Артист?! – не сумел сдержать изумления Варяг. – Неужели ты здесь?
   – А где же мне еще быть? Или ты меня рассчитывал встретить на том свете?
 
   С Артистом Варяг был знаком по малолетке. Задорный, никогда не унывающий, он умел легко очаровывать собеседника, чем не однажды пользовался, когда занимался квартирными кражами. В колонию, где сидел Варяг, он попал после очередного побега, и лагерное начальство, желая наказать строптивого воспитанника, перевело его из «сучьей» зоны в воровскую. Именно этого Артист и добивался, и воровская зона, где сидели его подельники, встретила беглеца как героя.
   Артист и вправду был необычный вор. Привлекательный внешне, с мягкими аристократичными чертами лица, с телом, как у античных богов, он был неотразим, а обворожительная улыбка и вкрадчивые манеры действовали сильнейшим гипнозом на его многочисленных подруг. Даже фамилию и имя он имел необыкновенные – Модест Разумовский. Артист неоднократно хвастал тем, что был назван в честь своего прадеда, который будто бы держал в Москве гостиницу «Славянский базар». Он с гордостью утверждал, что в его жилах течет не только благородная кровь польских шляхтичей, но также отъявленного мошенника времен нэпа Котьки Лазаря, сумевшего продать здание губчека заезжему американскому банкиру.
   Погоняло Артист к Модесту пристало еще с «сучьей» зоны, когда однажды перед отбоем он пропел монолог Мефистофеля «Люди гибнут за металл», удивив своими вокальными данными не только лагерное начальство, но и собственных приятелей.
   – Это у нас наследственное, – скромничал Модест. – Мой прадед, потомственный столбовой дворянин Модест Игнатьевич Разумовский, покровительствовал молоденьким хористкам в императорских театрах, а какой он был ухажер, об этом знали семь ведущих балерин, от которых он имел десять наследников.
   Потомившись полгода в колонии, Артист был переведен в воры и занял на малолетке едва ли не самую верхнюю ступень в уголовной иерархии зоны. С воли через него шел грев, который справедливо делился между остальными ворами. Но скоро он ушел «в бега» и этим разочаровал не только «кума», успевшего привязаться к Артисту – как сердобольный папаша к нерадивому ребенку, – но удивил и собственных друзей. Впрочем, Модест любил преподносить сюрпризы и делал это с изыском ревнителя искусства. А изловили его не где-нибудь в глухой «малине» в окружении изящных длинноногих фей, не в ресторане, где он, напившись, мог разодраться с оравой беспредельщиков, а в городской библиотеке, где Модест терпеливо в уюте читального зала «вкручивал мозги» молоденькой первокурснице, рассказывая ей о суровых буднях российской колонии.
   Побег из зоны – это всегда событие. А если исчезал такой вор, как Артист, то оно знаменательно вдвойне. Об удачном побеге мгновенно узнает вся тюремная братия, и даже через много лет об этом вспоминают как об исключительном происшествии, обрастающем многими невероятными подробностями. А это значило, что родилась еще одна легенда.
   Однако случалось и другое. Лагерное начальство, обозленное на беглеца, делало все, чтобы натравить на него воспитанников – запрещало передачу посылок, лишало свиданий. В таких случаях бывало, что вчерашний герой не только подвергался жестоким побоям, но частенько разделял судьбу самой обиженной касты заключенных.
   От беспредела Артиста спасло вмешательство Варяга – к тому времени он уже был авторитетным вором в колонии. И когда к нему явилась делегация воспитанников, чтобы он позволил разобраться с Модестом, Варяг спокойно выслушал крикунов, а потом твердо заявил, что не допустит в «воровских» зонах «сучьих» порядков. А если нечто подобное повторится, то в дальнейшем судьбу беспредельщиков будет решать суд «пацанов».
   Артист «уходил в бега» еще четыре раза, и это только прибавляло ему веселости – порой казалось, что он не перестанет улыбаться даже в том случае, если обнаружит во лбу дырку от расплавленного свинца. К его многочисленным побегам привыкло даже лагерное начальство, а на ежедневных поверках, в ответ на его фамилию, остряки выкрикивали:
   – Пошел в городскую библиотеку!
   После малолетки пути Артиста и Варяга разошлись. Однако Владислав не переставал интересоваться делами Модеста и не удивлялся, когда в своем воровском промысле тот использовал трюки с переодеванием. Однажды он представился агентом известной певицы и, разъезжая по городам, собирал щедрый аванс за предстоящие выступления. В другой раз был таможенным начальником и лихо брал взятки; в третий – налоговым инспектором. Но особенно он любил форму сотрудников милиции и появлялся в ней не только на пустынных дорогах, высматривая дорогие автомобили, – он заявлялся на квартиры к антикварам и преуспевающим бизнесменам.
   Поговаривали, что он сумел сколотить приличное состояние, которого хватило бы на несколько воровских жизней. Возможно, поэтому Модест был одним из первых, кто решился съехать на Запад, и даже его мрачноватое прошлое не помешало израильскому посольству широко распахнуть перед ним двери.
 
   – До меня дошли слухи, Модест, что ты сделал обрезание и подался на историческую родину.
   – Я тоже о тебе немало знаю, Варяг, но мое обрезание в сравнении с твоим образованием сущий пустяк, – расхохотался Модест собственной шутке. – Впрочем, ты не одного меня удивлял своей сообразительностью.
   – Откуда тебе известно обо мне?
   – Думаешь, если я разговариваю на иврите, так не бываю на своей многострадальной родине?
   – И какие последние новости ты привез с родины?
   – Вижу, ты газет не читаешь, Варяг. В России стреляют. И наиболее дальновидные законные давным-давно обзавелись хозяйством на цивильном Западе.
   Разговор затягивался. Варяг посмотрел на Свету. Она, разметавшись, посапывала на просторной кровати и казалась ему особенно привлекательной – нежный румянец, разлившийся во всю щеку, добавлял ей очарования.
   – Что ты мне хотел сказать? Модест, думаю, ты позвонил не для того, чтобы пожелать мне спокойной ночи. У нас тут, знаешь, скоро утро.
   – Спокойной ночи? О чем ты говоришь? Сейчас в Тель-Авиве светит солнце. Кто бы мог подумать, что своим звонком я побеспокою такого уважаемого господина?
   Это было в характере Артиста – он умел не только заболтать, но еще и подсыпать в разговор перца.
   Варяг хотел завершить разговор, но, поразмыслив, решил дать возможность Артисту исполнить его сольный номер.
   – Кончай базар, Артист.
   – Сколько лет я тебя не видел, Варяг, а ты все такой же. Хотя мне говорили, будто бы ты изменился… поменял не только фамилию, но и лицо.
   – Что еще ты знаешь?
   – Я знаю все, Варяг, – сменил тон Модест. – У меня к тебе долгий разговор.
   – Так в чем же дело, слушаю тебя.
   – Это не совсем тот случай. Трепаться через океан не в моем стиле. Жди меня завтра, я прибываю утренним рейсом. Помню, помню твое радушие, но встречать не надо, доберусь сам.
   – Дорогу найдешь?
   – Да уж как-нибудь.
   Некоторое время Владислав продолжал сжимать в ладони телефонную трубку. Одно к одному. Вот так, беда никогда не ходит одна, подумал он. Бережно, будто это не кусок пластмассы, а нечто тонкое и хрупкое, положил трубку на рычаг и, обернувшись, увидел, что Светлана не спит.
   – Что случилось? – спросила она с тревогой в голосе.
   – Все хорошо… Спи!
   – Я тебя очень хорошо знаю, Владик! Ты что-то недоговариваешь.
   Светлана никогда не вмешивалась в его дела. Она жила своими женскими заботами. Воспитывала двухгодовалого сына. Конечно, о многом догадывалась, но его бизнес был для нее некой заповедной зоной, куда она не имела права ступить. Светлана занималась домом. Она обладала талантом создать уют там, где находилась, и всегда стремилась сделать так, чтобы любимому было легко в ее присутствии, а этот дар Варяг ценил в ней особенно.
   Он внимательно посмотрел на Светлану. Неужели она попыталась нарушить негласное табу? Но, не увидев в ее глазах ничего, кроме беспокойства, ласково ответил:
   – Нет, все замечательно, просто я получил привет из России… на который не рассчитывал.
   – Это твои прежние друзья?
   – Да.
   – Но как они нашли тебя?
   – Не знаю… Не надо больше вопросов, Света, спи, – прошептал Варяг и усыпил ее поцелуем.
   А сам, отбросив простыню, лежал в темноте с открытыми глазами, воскрешая в памяти события последних лет.

Глава 6

   Владислав довольно быстро освоился в США. Другой бы на его месте годами приноравливался к новому месту жительства. У Варяга на это не было времени. С первых дней он взялся за дела, и сейчас они шли как нельзя лучше. Фирма, созданная им, процветала, обороты увеличивались. Живи и радуйся. Однако спокойная и размеренная жизнь была не для такого человека, как Варяг. Привычки, приобретенные в молодости в суровых условиях российской колонии, невозможно вытравить ни респектабельностью, ни умными речами, ни роскошью апартаментов, ни дорогими автомобилями. Всматриваясь в довольные, сытые лица своих американских партнеров, ворочающих миллионами долларов, он, старый опытный вор, часто с раздражением думал о том, что пора запустить руку в глубокий карман этих самодовольных гонористых америкашек. Воровская закалка не давала покоя Варягу – он жаждал действий.
 
   Варягу не спалось. Он встал с кровати, подошел к окну и отдернул занавеску. По небу ползли черные тучи, порывистый ветер задирал подолы деревьям, неподалеку тяжело дышал Тихий океан.
   Варяг приоткрыл окно. С берега пахнуло водорослями. Этот запах напомнил ему юные годы.
   Все-таки жизнь – удивительная штука! Помотала его неслабо. Казахстан, Сибирь, Дальний Восток, Магаданская область. И вот на тебе. В конце концов оказался в Сан-Франциско. Красивый город. Собственный особняк в богатом районе, любимая женщина. Отличный бизнес. Мощная силовая структура. Огромные перспективы. Что еще надо?
   Варяг оглянулся на спящую Светлану. Ему хорошо с этой женщиной. Можно ли все это назвать счастьем? Видимо, да! Хотя счастье – самая неопределенная и дорогостоящая вещь на свете. Эта мысль принадлежала академику Нестеренко. Да! Егор Сергеевич уникальный человек. Именно он подготовил два года назад их со Светланой отъезд из России.
   Варяг опустился в глубокое кресло у окна и закрыл глаза.
 
   Отъезд готовился несколько месяцев. Даже ближайшее окружение не подозревало о его истинных намерениях. С академиком Нестеренко они обсудили все тонкости операции. О многом они тогда говорили. Мысленно он видел Егора Сергеевича, дающего указания своим обычным невозмутимым тоном:
   – Владислав, нам нужны положение, власть, расширение влияния. Для этого потребуются деньги, и немалые. В швейцарских банках у нас кое-что есть. И тебе, бизнесмену Игнатову, бывшему ученому и депутату по фамилии Щербатов, мы переведем куда надо приличную сумму.
   – А стоит ли, Егор Сергеевич? Может, я лучше на месте кое с кого сниму долги? Там ведь много чего накопилось!
   – Это потом. Эти деньги от нас никуда не уйдут, сначала нужно научиться вести бизнес. У американцев есть чему поучиться, и прежде всего как правильно вкладывать деньги, чтобы они работали на полную мощность. А уж потом можно и должников пощипать. Ты посмотри, «новыми русскими» в России стали не те, кто производит, не те, кто вкалывает, мозгами шевелит, чтобы дело организовать, работу дать, а те, кто на нефтяной и газовой трубах «сидят», кто чужие деньги из кармана в карман перекладывают: банкиры всякие, финансисты хреновы. Благодаря инфляции они за минимальное время заработали максимум денег. Только ленивый не заработал на инфляции. На общенародной нефти, на газе. А государственные чиновники погрели руки будь здоров как, в том числе и на производственниках. Н-да!.. Вполне по-русски ведут себя наши нувориши. Вместо производства гоняют деньги из лузы в лузу, затыкают дыры то тут, то там. Это не наш путь. Это политика одного дня. Мы построим и пустим в ход другую мощную машину. Начнем с малого. Ты создашь в Штатах фирму под названием «Интеркоммодитис». Будем вкладывать деньги прежде всего в экономику, в том числе западную, сегодня нам нельзя замыкаться только на местных национальных рынках, будем торговать и с Западом и с Востоком. Ты обязан заявить о нас масштабами деятельности фирмы, обороты ее должны впечатлять. Имеющиеся у нас сотни и сотни миллионов долларов в твоих руках должны работать на наше общее дело и через год, два, три превратить фирму в мощную империю.
   – Егор Сергеевич, раскрутка такого дела в Штатах потребует немалых официальных вложений. Как быть с американской налоговой полицией?
   – Не будем мелочиться, ибо все, что можно уладить с помощью денег, как ни парадоксально, обходится дешевле. А потом не забывай: оборот и прибыль – вещи разные. Оборот на слуху, а прибыль в кармане. Приумножение общака – благородное дело.
   – Чем должна заниматься фирма конкретно?
   – Производство, торговля, то есть все, что продается в количестве. Скажем, металл, лес, нефтепродукты, отходы всевозможные химические и всякие прочие «коммодитис». Автомобили. И прежде всего нужно обратить внимание на производство ширпотреба – вечная тема. Кстати, не только сигареты, но и зубная паста, женские гигиенические прокладки – потрясающий бизнес, я уж не говорю о памперсах и жевательной резинке. – Нестеренко подмигнул Варягу и довольно крякнул.
   – Кстати, Егор Сергеевич, а не качнуть ли нам нефти через Прибалтику? Со мной ребята из Риги вели разговоры об этом. Не все же только чиновникам зарабатывать на российских недрах.
   – Ну что ж, отличная мысль! Как говорили древние, «сапиенти сат», что означает: «умному достаточно», – улыбнулся Нестеренко. – Ты очень умный, Владик.
   – Простите, Егор Сергеевич, но «очень» и «самых» умных не бывает. Это дураки встречаются разных уровней и на любой вкус. Ум, как деньги, либо есть, либо нет.
   – Ну-ну!
   – Между прочим, Егор Сергеевич, получается, нам придется нарушать основной воровской принцип «не работать»?
   – Принципы, мой друг, как раз и существуют для того, чтобы их нарушать, а то какое же от принципов удовольствие. – Академик потрепал Варяга по плечу. – Мы, к твоему сведению, наладим систему «финансы – сырье – товар – финансы». Смекаешь? Ведь никто из братвы до этого еще не додумался. Эти лохи все пытаются заработать деньги топорными методами, в лоб, а мы с тобой будем заниматься высоким искусством. Из российского, заметь, сырья делаем готовую продукцию. Продаем ее. Накапливаем капиталы. Дальше покупаем акции, скажем, металлургических и прочих алюминиевых комбинатов, к примеру, в Сибири, при этом обеспечивая там работой и зарплатой работяг. Это всенепременно должно свести нас с руководителями регионов и государства. Мощные деловые связи, как говорится, не во вред здоровью. Как сказал один мой знакомый: «Все должны делиться, и чиновники в том числе».
   – Должны, это верно. Но, кажется, не всегда делятся?
   – Делятся, делятся. Особенно когда берешь кого-нибудь за горло. Тогда все идет как по маслу.
   – С этим я согласен.
   – Вот именно! Пошли дальше. Ты, конечно, понимаешь, Владик, одному тебе там не справиться. Ни один крупный бизнесмен никогда не работает в одиночку, всегда в упряжке. Ты будешь коренник, а уж пристяжных я тебе подберу – будь уверен! Но ты с ними обязан считаться, как со мной, а иначе возок опрокинется. «Интеркоммодитис» – это монстр. Филиалы «Интеркоммодитис» появятся везде: в Бостоне, в Лос-Анджелесе, в Майами, в Нью-Йорке. Словом, ты будешь управлять всем, что делается по нашей схеме, и в центре, и на обоих побережьях США. Главное – не робей! Америка – страна оптимистов. Пора и нам, русским, стать оптимистами. Устанавливай связи, крепи ряды. Там много наших соотечественников, которые с удовольствием пойдут к тебе на любую работу, поскольку загибаются от скуки и безысходности.
   – Согласен с вами. Наши ребята предпочитают умереть на чужбине от тоски по родине, чем от злости у себя дома.
   – Варяг, ты становишься философом!
   – Егор Сергеевич, каков учитель, таков и ученик.

Глава 7

   Этот разговор Варяг вспоминал неоднократно, живя в Сан-Франциско. Он не переставал удивляться проницательности Нестеренко. Старик ни в чем не ошибся. Все эти два года в США Варяг жил по тому плану, какой перед его отъездом из России они наметили с Егором Сергеевичем. Отъезд готовился основательно и держался в большом секрете. Именно тогда Егор Сергеевич посоветовал Владиславу поселиться в Сан-Франциско, купить дом, где не только легче скрывать личную жизнь, но и удобно проводить деловые встречи.