Страница:
– В общем, из хитровских этот Поликарп. Так же, как и бандит Иннокентий Никаноров по кличке Крестовый, принадлежащий к той же группировке сестер Вайсман. Известный домушник. Крестовый работает в паре с Евстафием Дубининым. Это их рук дело – ограбление купеческой лавки Верхоглядова, если помните.
– Как же не помнить? – Генерал причмокнул губами.
– Так вот, – продолжил Пороховицкий. – Доподлинно известно, что взлом замков в лавке осуществлял тот же медвежатник, что вскрыл банковские сейфы. То есть Поликарп Скороходов. А Крестовый в паре с Дубининым обчистили лавку.
– Да, Петр Лазаревич, дела! – вновь повторил генерал, с нескрываемым интересом слушая доклад обер-полицмейстера.
– В архивах накопился кое-какой материал еще об одном бандите. Это марвихер, ваше сиятельство. Зовут преступника Павлуша Знаменцев. По кличке Змей. Весьма интересный тип… И откуда только такой на Хитровке объявился? По имеющимся агентурным данным, Змей пришел в Москву с Волги. Красив наружностью. Бывает в клубах. «Охотничьем», «Купеческом», даже «Английском». Воспитан. Знакомится в основном с состоятельными дочерьми богатых купчих. Бывает, что и с курсистками. Заманивает их с помощью обольщения в нумера и после со всем их состоянием уходит. Так-то! А ведь часто, особенно купчихи, не скупятся на украшения… Доход приличный от таких знакомств выходит.
– Да что же это такое? – неожиданно оборвал полковника Бездомников. – Коли все сие известно, так почему же преступники до сих пор в острог не заперты?
Генерал посмотрел на Пороховицкого так, будто перед ним был не главный полицмейстер Москвы, а воспитанник юнкерского училища.
– Они, как угри, ваше сиятельство. Попробуй, поймай их в московских трущобах! Рвань их покрывает, потому что они ей смертоубийством грозят. Так они умеют в подворотнях и дворах московских затеряться, что и следа потом не сыщешь. Но мы на них управу найдем, ваше сиятельство, Кирилл Матвеевич. Не будь я Пороховицким!
– Надеюсь, Петр Лазаревич. – Взгляд генерала несколько смягчился. – Надеюсь… А то мы с вами главнейшие, так сказать, чины в Москве перед самим царем-батюшкой ответ будем держать за порядок. На днях в Петербург отбываю. Так его величество, государь, как пить дать, осведомляться станет про все дела наши. Ну и по части порядка испросит. Сами знаете, что по моей части касательно, то с вашей теснейшим образом, так сказать, связано.
Пороховицкий, несколько лет знавший Кирилла Матвеевича, прекрасно изучил характер последнего. Добродушный по своей природе, генерал страдал от того, что по роду службы ему приходилось быть жестким и даже жестоким. Именно от этого Кирилл Матвеевич частенько «закладывал за воротник». Вот и сегодня Бездомников явно успел принять «легкий завтрак». Пороховицкий отчетливо уловил легкое амбре, когда генерал, встав со стула, принялся ходить по своему кабинету.
– Ну и какие же у вас планы, Петр Лазаревич? Как вы думаете остановить бесчинства этих бандитов? – Генерал показал Пороховицкому на стул для посетителей, приставленный к своему столу. – Да вы садитесь. И обстоятельно со мной поделитесь вашими планами.
Полковник сел.
– Во-первых, в нескольких ресторанах Москвы, где любят знатные господа откушать, под видом праздных посетителей будут дежурить полицейские урядники и околоточные. И как только преступники появятся, полиция их тут же и схватит. К тому же планируем провести облавы на Хитровке в ближайшие дни. Есть у меня кое-какие сведения о местонахождении некоторых бандитов.
– Давайте-давайте, батенька. – Генерал одобрительно покачал головой. – Бог, как говорится, вам в помощь, Петр Лазаревич! Одно только могу сказать: знатная Москва не потерпит, чтобы над ней глумилась стайка каких-то хитрованских оборванцев! Будь то бандиты из группировки Вайсман или этот ваш шут гороховый. Как его там, забываю…
– Мартынов, – подсказал Пороховицкий.
– Да, Мартынов. Точно так. Шут этот Мартынов. Я возлагаю на вас большие надежды, батенька. А теперь, ступайте, полковник. Меня другие дела ждут. Не менее важные. А как новости у вас какие будут, без промедления мне докладывайте.
Глава 3
Глава 4
– Как же не помнить? – Генерал причмокнул губами.
– Так вот, – продолжил Пороховицкий. – Доподлинно известно, что взлом замков в лавке осуществлял тот же медвежатник, что вскрыл банковские сейфы. То есть Поликарп Скороходов. А Крестовый в паре с Дубининым обчистили лавку.
– Да, Петр Лазаревич, дела! – вновь повторил генерал, с нескрываемым интересом слушая доклад обер-полицмейстера.
– В архивах накопился кое-какой материал еще об одном бандите. Это марвихер, ваше сиятельство. Зовут преступника Павлуша Знаменцев. По кличке Змей. Весьма интересный тип… И откуда только такой на Хитровке объявился? По имеющимся агентурным данным, Змей пришел в Москву с Волги. Красив наружностью. Бывает в клубах. «Охотничьем», «Купеческом», даже «Английском». Воспитан. Знакомится в основном с состоятельными дочерьми богатых купчих. Бывает, что и с курсистками. Заманивает их с помощью обольщения в нумера и после со всем их состоянием уходит. Так-то! А ведь часто, особенно купчихи, не скупятся на украшения… Доход приличный от таких знакомств выходит.
– Да что же это такое? – неожиданно оборвал полковника Бездомников. – Коли все сие известно, так почему же преступники до сих пор в острог не заперты?
Генерал посмотрел на Пороховицкого так, будто перед ним был не главный полицмейстер Москвы, а воспитанник юнкерского училища.
– Они, как угри, ваше сиятельство. Попробуй, поймай их в московских трущобах! Рвань их покрывает, потому что они ей смертоубийством грозят. Так они умеют в подворотнях и дворах московских затеряться, что и следа потом не сыщешь. Но мы на них управу найдем, ваше сиятельство, Кирилл Матвеевич. Не будь я Пороховицким!
– Надеюсь, Петр Лазаревич. – Взгляд генерала несколько смягчился. – Надеюсь… А то мы с вами главнейшие, так сказать, чины в Москве перед самим царем-батюшкой ответ будем держать за порядок. На днях в Петербург отбываю. Так его величество, государь, как пить дать, осведомляться станет про все дела наши. Ну и по части порядка испросит. Сами знаете, что по моей части касательно, то с вашей теснейшим образом, так сказать, связано.
Пороховицкий, несколько лет знавший Кирилла Матвеевича, прекрасно изучил характер последнего. Добродушный по своей природе, генерал страдал от того, что по роду службы ему приходилось быть жестким и даже жестоким. Именно от этого Кирилл Матвеевич частенько «закладывал за воротник». Вот и сегодня Бездомников явно успел принять «легкий завтрак». Пороховицкий отчетливо уловил легкое амбре, когда генерал, встав со стула, принялся ходить по своему кабинету.
– Ну и какие же у вас планы, Петр Лазаревич? Как вы думаете остановить бесчинства этих бандитов? – Генерал показал Пороховицкому на стул для посетителей, приставленный к своему столу. – Да вы садитесь. И обстоятельно со мной поделитесь вашими планами.
Полковник сел.
– Во-первых, в нескольких ресторанах Москвы, где любят знатные господа откушать, под видом праздных посетителей будут дежурить полицейские урядники и околоточные. И как только преступники появятся, полиция их тут же и схватит. К тому же планируем провести облавы на Хитровке в ближайшие дни. Есть у меня кое-какие сведения о местонахождении некоторых бандитов.
– Давайте-давайте, батенька. – Генерал одобрительно покачал головой. – Бог, как говорится, вам в помощь, Петр Лазаревич! Одно только могу сказать: знатная Москва не потерпит, чтобы над ней глумилась стайка каких-то хитрованских оборванцев! Будь то бандиты из группировки Вайсман или этот ваш шут гороховый. Как его там, забываю…
– Мартынов, – подсказал Пороховицкий.
– Да, Мартынов. Точно так. Шут этот Мартынов. Я возлагаю на вас большие надежды, батенька. А теперь, ступайте, полковник. Меня другие дела ждут. Не менее важные. А как новости у вас какие будут, без промедления мне докладывайте.
Глава 3
Малина на Хитровке
Пролетка с сидящим на козлах кучером скользила по хитросплетениям улиц Хитрова рынка как тень. Опытный и искушенный в подобных вопросах возница профессионально выбирал маршрут потемнее и понеприметнее. Но тем не менее находившийся в пролетке Крестовый все равно то и дело оглядывался через плечо. Улицы были пустынными.
Крестовый поднялся во весь рост.
– Придержи, Емельян!
– Тпру! – Кучер слегка натянул поводья, но не позволил двум запряженным в пролетку вороным полностью остановиться.
Крестовый спрыгнул на булыжную мостовую, а экипаж с Емельяном тут же скрылся в ночи. На небе поблескивали отдельные звездочки. Луны почти не было видно за сиренево-дымчатыми облаками.
Крестовый вновь оглянулся через плечо, привычно держа правую руку в кармане длинного черного пальто. Пальцы Кеши уверенно сомкнулись на холодной рукоятке «нагана».
Из ближайшей подворотни вынырнула высокая худощавая фигура человека в заломленной на бок фуражке. Глаза Крестового сошлись в подозрительном прищуре, но уже через секунду он позволил себе расслабиться. Этого человека Кеша отлично знал. Жердь вышел из беспризорников, рожденных когда-то здесь же на улицах Хитровки, но, несмотря на свои тридцать лет, так и не сумел подняться по иерархической лестнице криминального московского мира. Он жил и питался тем, что «держал тучу». Воры иногда брали Жердь с собой на дело, но лишь в самых крайних случаях. Да и то в качестве человека, остающегося на стреме.
– Привет, Крестовый! – Голос Жердя звучал глухо и надтреснуто из-за перенесенной еще в детские годы ангины. – Как прошел денек? Наваристо?
Кеша не подал руки для приветствия. Мазнув коротким взглядом по нескладной фигуре бывшего беспризорника, он снова всмотрелся в темноту переулков. Дом, который был нужен Крестовому, располагался всего в паре кварталов отсюда, и опытный урка прекрасно понимал, что присутствие Жердя тут явно неспроста.
– На шухере, что ли, стоишь?
Жердь кивнул. Его гнилые зубы сжимали нераскуренную папиросу. Большой крючковатый нос скрывал едва ли не половину лица.
– Да, птичка насвистела, что облава может быть в любую минуту. Легавые рвут и мечут. Все подступы к Хитровке перекрыты. Ты бы поостерегся, Крестовый. Говорят, уж шибко до тебя дело у легавых имеется.
– Ничего, прорвемся. – Крестовый приподнял воротник пальто и пробежался рукой по небритому подбородку. – Сестры здесь?
– Только Капитолина.
– Хорошо.
Крестовый двинулся по переулку. Теперь оглядываться и держать руку на оружии ему было ни к чему. Если хитровские выставили по периметру надежные кордоны, ни одна мышь не проскочит на территорию незамеченной.
Кеша остановился у двухэтажного дома с фасадом из желтого кирпича, закурил и решительно распахнул дверь.
– Какие люди! Кеша!
– Вот кого нам не хватало!
– Иди к нам, Крестовый! Перекинемся в колотушки!
– Да чего вы привязались к человеку? Дайте лисаку отдышаться. И плесните-ка лучше самогончику! Садись, Крестовый!
На малине собралось человек десять. Не считая марух, кочевавших с колен одного завсегдатая на колени другому. В основном зале шла игра в карты. Банк метал маленький лысый тип с косым шрамом поперек правой щеки. Крестовому уже приходилось видеть его прежде, и он знал, что квалификация лысого – жирмач. Но личного знакомства они не водили. Кеша не знал даже его клички.
Жирмач был уже изрядно навеселе. Карты неловко скользили у него между пальцев. Впрочем, в таком же состоянии были практически и все остальные. Стол не ломился от изобилия яств, но со спиртным проблем не было.
Кто-то протянул Крестовому наполненный всклинь граненый стакан. Кеша залпом осушил его, поморщился и подхватил с ближайшей тарелки малосольный огурец.
– Другое дело, а! Сразу видно – наш человек!
На плечах у Крестового тут же повисла маруха. Он скинул ее. Лунолицая девица с ярко подведенными большими глазами обиженно надула губки и отступила. За столом засмеялись.
Кеша еще раз обвел взглядом присутствующих и остановил его на вихрастом парне лет двадцати пяти с побитым оспой лицом. Тот занимал место не за общим столом, а в полутемном углу залы на кривоногом турецком диванчике. Все внимание вихрастого было сосредоточенно на молоденькой белокурой девушке с двумя заплетенными косами, сидевшей у него на коленях. Запустив руку под платье марухи, парень, с похотливой улыбкой на губах, исследовал проворными юркими пальцами молоденькое девичье тело. На появление Крестового он, казалось, и не обратил ни малейшего внимания.
Кеша криво усмехнулся и прямиком двинулся к вихрастому.
– Бог в помощь, Евстафий!
Парень вздрогнул и поднял глаза на Крестового. Рука вынырнула из-под платья девицы.
– А, привет! Что-то ты поздненько, Кеша.
– Пошли. – Крестовый чуть качнул головой в направлении широкой дубовой лестницы, ведущей в апартаменты второго этажа. – Разговор у меня к тебе имеется.
– Ты один? – живо поднялся на ноги Евстафий. – А Поликарп где?
– Поликарпа сегодня не будет, – ответил Крестовый.
Они вместе поднялись по лестнице. В полутемном холле второго этажа Кеша остановился и прислушался. При пьяном гомоне, доносившемся снизу, разобрать что-то еще было практически невозможно. Евстафий указал другу на дубовую массивную дверь в Розовую гостиную.
Крестовый вошел первым. Евстафий, наскоро пригладив вихрастые непослушные волосы, последовал за ним.
В комнате царил чисто парижский интерьер. Бордово-пурпурная гамма, роскошные пушистые ковры, множество ламп и светильников с разноцветными абажурами, а на противоположной от входа стене, как последний шик моды, японские гравюры с гейшами и актерами театра кабуки.
Капитолина Вайсман, женщина тридцати пяти лет, с копной роскошных темных волос и заостренными греческими чертами лица, вольготно расположилась в глубоком кресле с газетой в руках и неизменной табакеркой на подлокотнике. Привычка Капитолины нюхать табак давно уже стала притчей во языцех. Так же как и ее страсть к коллекционированию прессы, освещавшей криминальные хроники столицы.
При появлении Кеши и Евстафия Вайсман отложила газету и приветствовала вошедших легким и почти величественным наклоном головы. Подниматься она не стала. Крестовый сам приблизился к ее креслу, склонился и галантно поцеловал Капитолине руку. Полы его длинного пальто коснулись ворса ковра.
– Мое почтение, мама.
Капитолина недовольно поморщилась:
– Ты сам еще не устал от своего сарказма?
Евстафий негромко хмыкнул и опустился на диванчик рядом со входом.
– Какой сарказм, Капочка? – Крестовый скинул пальто и остался в белой рубахе навыпуск. Из нагрудного кармана свисали золотые часы на цепочке. – Ты же мама для всех нас. Так уж получилось. И мое напоминание только…
– Хватит, – небрежно оборвала его Вайсман. – Садись уже, фигляр. Что расскажешь?
Крестовый не заставил Капитолину повторять свою просьбу. Придвинув ногой стул, он лихо оседлал его верхом и уперся острым подбородком в высокую деревянную спинку. Расположившись по центру гостиной, Кеша имел возможность отлично видеть и Капитолину, и сидящего на диване Евстафия. Он обратился к ним обоим.
– Есть одна хорошая наводка. Можем снять с дела сразу несколько десятков тысяч. Золотом и камушками. Сбыт я беру на себя. Уже договорился.
Капитолина взяла понюшку табака. Ее воздушное платье пурпурного цвета как нельзя лучше сочеталось с парижским интерьером гостиной.
– Что это за наводка? – спросила она.
– Ювелирная лавка на Сретенке. Владелец некий Войнович. Из евреев. Я сам лично все проверил на месте, Капочка. Только что оттуда. На ночь Войнович убирает весь свой товар в сейф. – Крестовый презрительно усмехнулся. – Хотя сейфом его допотопную коробочку можно назвать с огромной натяжкой. Открывается при помощи фомки. Одним легким нажатием. Нам в этом деле даже не понадобится Поликарп.
– Вот так все просто? – В голосе Вайсман скользнуло недоверие.
Она стряхнула с платья оброненные крошки табака. Затем взяла со спинки кресла персидскую шаль и набросила ее себе на плечи.
– Не совсем, – с улыбкой признался Крестовый. – В лавчонке сторож имеется.
– Старик? – живо подключился к дискуссии до сих пор хранивший сосредоточенное молчание Евстафий.
Кеша видел, как азартно загорелись глаза его подельника.
– Нет, не старик. Ему лет сорок. Крепкого телосложения. Да и двустволка у него под рукой все время. Так что лезть на рожон мы не будем. Я все продумал. Слышали про волчью разводку?
– Чего? – Евстафий удивленно вскинул брови.
Капитолина промолчала.
Крестовый пружинисто поднялся на ноги и прошелся по комнате. Невольно бросил взгляд на газету, отложенную Вайсман на журнальный столик. Заголовок на первой полосе гласил: «Дерзкое ограбление купеческой лавки Верхоглядова!» Кеша усмехнулся. Сам он газет не читал, но со слов Капитолины прекрасно знал, насколько часто газетчики склонны к разного рода преувеличениям. И это его забавляло. Лавку того же Верхоглядова, например, не так давно брал лично он сам. В паре с Евстафием. И ничего особо дерзкого там не было. А пресса!.. Она наверняка подаст это дело так, что на Верхоглядова напала хорошо вооруженная банда как минимум из десяти налетчиков. Так писалось всегда.
– Волчья разводка. – Крестовый остановился у окна, слегка отогнул занавеску и выглянул на улицу. – Сколько стоящих сторожевых псов погорело на этом. Не счесть. Но это лишний раз подтверждает, насколько умный народ – волки.
– Ты нам расскажешь, что это такое, или нет? – не вытерпела Капитолина.
Крестовый обернулся:
– К псу подходит только волчица. Одна. И начинает заигрывать с ним. Дурачок виляет хвостом и не замечает момента, когда самка подает сигнал двум или трем самцам, сидящим в засаде. Те приближаются к жертве сзади и – раз! Пес даже пикнуть не успевает. В считаные секунды от него остаются одни обглоданные кости.
Евстафий снова хмыкнул. Мысль подельника стала для его предельно ясна. Он покрутил в руках все ту же нераскуренную папиросу, но в зубах ее уже не пристроил. Убрал в нагрудный карман сюртука.
– Ты предлагаешь нам таким образом избавиться от сторожа ювелирной лавки?
– Не совсем. – Крестовый покачал головой. – Мы же все-таки не волки. Достаточно будет оглушить его. И тем самым вывести из игры. Он и не очухается до того момента, пока мы не вынесем оттуда все подчистую.
На некоторое время в гостиной повисла пауза. И Капитолина, и Евстафий прекрасно знали, что ни один план ограбления Кеша не предлагает с бухты-барахты. Если он открывает очередную наколку, то, значит, уверен в успехе налета на сто процентов. Не в правилах приемного сына ныне покойного Михайло Вайсмана идти на неоправданный риск. Ни лихости, ни отчаянности в поступках Крестовому, конечно, было не занимать, но Капитолина видела, как он с каждым годом матереет все больше и больше. Недалек тот час, когда Кеша сможет на законных правах сместить ее с позиции «мамы». И Вайсман не имела ничего против этого. Груз ответственности давил на нее. Если бы не папенькина светлая память, кто знает, может, она давно бы уже передала бразды правления кому-нибудь другому. Но кому? Только Крестовому. Он будет готов. В самом ближайшем будущем.
– Ну хорошо, – с улыбкой молвила Капитолина, поплотнее запахивая на груди шаль. – И кому же в своем плане ты отводишь роль волчицы? Неужто мне, Кешенька?
Он ответил ей точно такой же открытой и располагающей улыбкой. Ряд ровных белоснежных зубов задорно сверкнул в лучах настенных светильников.
– А почему бы и нет? Тебе вполне по силам справиться с такой задачей…
– О чем речь, господа? – раздался с порога гостиной мелодичный меццо-сопрано. – С какой это такой задачей могла бы справиться Капа, с какой не смогла бы совладать я? Это, право, обидно, Крестовый.
– Лиза! – Кеша широко раскинул руки в стороны.
Евстафий порывисто поднялся с дивана. Его и без того розовые от природы щеки залились прямо-таки багряным румянцем. В присутствии младшей из сестер Вайсман двадцатипятилетний налетчик чувствовал себя крайне скованно и стеснительно… Впрочем, Лиза нравилась не только ему одному. Лиза нравилась всем.
Миленькое овальное личико, близко посаженные друг к другу выразительно-голубые глаза, рассыпчатые светлые волосы, гораздо более пышные, чем у старшей сестры, рельефно выступающие скулы и маленькая очаровательная ямочка на чуть заостренном подбородке. Лиза словно сошла с пушкинских строк, в которых великий поэт уходящего столетия воспевал своих бесчисленных возлюбленных.
– Не пригласите меня в ваше милое общество?
– Садись, Лиза. – Капитолина приветливо кивнула сестре. – Кеша рассказывал нам тут о волчьей разводке.
– Что это такое?
Элегантным движением поправив платье, Лиза опустилась на диван и картинно сложила руки на коленях. Евстафий остался стоять рядом с ней, с удовольствием взирая на девушку сверху вниз.
Крестовому пришлось еще раз озвучить душещипательную историю о бесславном конце многих сторожевых псов, а Лиза, слушая его с повышенным вниманием, сосредоточенно кивала.
– Я согласна, – сказала она, когда Кеша замолчал и вновь занял прежнее место на стуле.
– Согласна на что?
– Исполнить для вас роль волчицы. Кто еще идет на дело?
Крестовый с опаской покосился на Капитолину, словно ожидал решения именно от нее. Кеше уже приходилось работать с Лизой, но каждый раз на это требовалось соизволение старшей из сестер. Все знали, что Капитолина оберегает Лизу, как свою дочь. Хотя разница в возрасте между сестрами Вайсман была всего восемь лет.
Капитолина чуть склонила голову в знак согласия, и Крестовый снова обернулся к Лизе.
– Я собирался взять с собой Евстафия и Капу. Но если ты хочешь заменить сестру, я ничего не имею против.
– Да, хочу! – решительно произнесла Лиза.
Евстафий зарделся еще больше. Работать с такой девушкой, как Елизавета Вайсман, было для него пределом мечтаний. Это тебе не марухи какие-нибудь. И не кокотки. Положение Лизы и ее внешность…
– Добро, – подвел черту Крестовый, и тут же подхватил со спинки стула длиннополое пальто.
– Ты уже уходишь? – попыталась задержать его Капитолина.
– Да, у меня еще дела. Увидимся завтра.
– Знаю я твои дела, Кеша, – старшая Вайсман лукаво улыбнулась.
Крестовый на это ничего не ответил. Глубоко сунув руки в карманы, он лишь невыразительно пожал плечами и покинул Розовую гостиную.
Крестовый поднялся во весь рост.
– Придержи, Емельян!
– Тпру! – Кучер слегка натянул поводья, но не позволил двум запряженным в пролетку вороным полностью остановиться.
Крестовый спрыгнул на булыжную мостовую, а экипаж с Емельяном тут же скрылся в ночи. На небе поблескивали отдельные звездочки. Луны почти не было видно за сиренево-дымчатыми облаками.
Крестовый вновь оглянулся через плечо, привычно держа правую руку в кармане длинного черного пальто. Пальцы Кеши уверенно сомкнулись на холодной рукоятке «нагана».
Из ближайшей подворотни вынырнула высокая худощавая фигура человека в заломленной на бок фуражке. Глаза Крестового сошлись в подозрительном прищуре, но уже через секунду он позволил себе расслабиться. Этого человека Кеша отлично знал. Жердь вышел из беспризорников, рожденных когда-то здесь же на улицах Хитровки, но, несмотря на свои тридцать лет, так и не сумел подняться по иерархической лестнице криминального московского мира. Он жил и питался тем, что «держал тучу». Воры иногда брали Жердь с собой на дело, но лишь в самых крайних случаях. Да и то в качестве человека, остающегося на стреме.
– Привет, Крестовый! – Голос Жердя звучал глухо и надтреснуто из-за перенесенной еще в детские годы ангины. – Как прошел денек? Наваристо?
Кеша не подал руки для приветствия. Мазнув коротким взглядом по нескладной фигуре бывшего беспризорника, он снова всмотрелся в темноту переулков. Дом, который был нужен Крестовому, располагался всего в паре кварталов отсюда, и опытный урка прекрасно понимал, что присутствие Жердя тут явно неспроста.
– На шухере, что ли, стоишь?
Жердь кивнул. Его гнилые зубы сжимали нераскуренную папиросу. Большой крючковатый нос скрывал едва ли не половину лица.
– Да, птичка насвистела, что облава может быть в любую минуту. Легавые рвут и мечут. Все подступы к Хитровке перекрыты. Ты бы поостерегся, Крестовый. Говорят, уж шибко до тебя дело у легавых имеется.
– Ничего, прорвемся. – Крестовый приподнял воротник пальто и пробежался рукой по небритому подбородку. – Сестры здесь?
– Только Капитолина.
– Хорошо.
Крестовый двинулся по переулку. Теперь оглядываться и держать руку на оружии ему было ни к чему. Если хитровские выставили по периметру надежные кордоны, ни одна мышь не проскочит на территорию незамеченной.
Кеша остановился у двухэтажного дома с фасадом из желтого кирпича, закурил и решительно распахнул дверь.
– Какие люди! Кеша!
– Вот кого нам не хватало!
– Иди к нам, Крестовый! Перекинемся в колотушки!
– Да чего вы привязались к человеку? Дайте лисаку отдышаться. И плесните-ка лучше самогончику! Садись, Крестовый!
На малине собралось человек десять. Не считая марух, кочевавших с колен одного завсегдатая на колени другому. В основном зале шла игра в карты. Банк метал маленький лысый тип с косым шрамом поперек правой щеки. Крестовому уже приходилось видеть его прежде, и он знал, что квалификация лысого – жирмач. Но личного знакомства они не водили. Кеша не знал даже его клички.
Жирмач был уже изрядно навеселе. Карты неловко скользили у него между пальцев. Впрочем, в таком же состоянии были практически и все остальные. Стол не ломился от изобилия яств, но со спиртным проблем не было.
Кто-то протянул Крестовому наполненный всклинь граненый стакан. Кеша залпом осушил его, поморщился и подхватил с ближайшей тарелки малосольный огурец.
– Другое дело, а! Сразу видно – наш человек!
На плечах у Крестового тут же повисла маруха. Он скинул ее. Лунолицая девица с ярко подведенными большими глазами обиженно надула губки и отступила. За столом засмеялись.
Кеша еще раз обвел взглядом присутствующих и остановил его на вихрастом парне лет двадцати пяти с побитым оспой лицом. Тот занимал место не за общим столом, а в полутемном углу залы на кривоногом турецком диванчике. Все внимание вихрастого было сосредоточенно на молоденькой белокурой девушке с двумя заплетенными косами, сидевшей у него на коленях. Запустив руку под платье марухи, парень, с похотливой улыбкой на губах, исследовал проворными юркими пальцами молоденькое девичье тело. На появление Крестового он, казалось, и не обратил ни малейшего внимания.
Кеша криво усмехнулся и прямиком двинулся к вихрастому.
– Бог в помощь, Евстафий!
Парень вздрогнул и поднял глаза на Крестового. Рука вынырнула из-под платья девицы.
– А, привет! Что-то ты поздненько, Кеша.
– Пошли. – Крестовый чуть качнул головой в направлении широкой дубовой лестницы, ведущей в апартаменты второго этажа. – Разговор у меня к тебе имеется.
– Ты один? – живо поднялся на ноги Евстафий. – А Поликарп где?
– Поликарпа сегодня не будет, – ответил Крестовый.
Они вместе поднялись по лестнице. В полутемном холле второго этажа Кеша остановился и прислушался. При пьяном гомоне, доносившемся снизу, разобрать что-то еще было практически невозможно. Евстафий указал другу на дубовую массивную дверь в Розовую гостиную.
Крестовый вошел первым. Евстафий, наскоро пригладив вихрастые непослушные волосы, последовал за ним.
В комнате царил чисто парижский интерьер. Бордово-пурпурная гамма, роскошные пушистые ковры, множество ламп и светильников с разноцветными абажурами, а на противоположной от входа стене, как последний шик моды, японские гравюры с гейшами и актерами театра кабуки.
Капитолина Вайсман, женщина тридцати пяти лет, с копной роскошных темных волос и заостренными греческими чертами лица, вольготно расположилась в глубоком кресле с газетой в руках и неизменной табакеркой на подлокотнике. Привычка Капитолины нюхать табак давно уже стала притчей во языцех. Так же как и ее страсть к коллекционированию прессы, освещавшей криминальные хроники столицы.
При появлении Кеши и Евстафия Вайсман отложила газету и приветствовала вошедших легким и почти величественным наклоном головы. Подниматься она не стала. Крестовый сам приблизился к ее креслу, склонился и галантно поцеловал Капитолине руку. Полы его длинного пальто коснулись ворса ковра.
– Мое почтение, мама.
Капитолина недовольно поморщилась:
– Ты сам еще не устал от своего сарказма?
Евстафий негромко хмыкнул и опустился на диванчик рядом со входом.
– Какой сарказм, Капочка? – Крестовый скинул пальто и остался в белой рубахе навыпуск. Из нагрудного кармана свисали золотые часы на цепочке. – Ты же мама для всех нас. Так уж получилось. И мое напоминание только…
– Хватит, – небрежно оборвала его Вайсман. – Садись уже, фигляр. Что расскажешь?
Крестовый не заставил Капитолину повторять свою просьбу. Придвинув ногой стул, он лихо оседлал его верхом и уперся острым подбородком в высокую деревянную спинку. Расположившись по центру гостиной, Кеша имел возможность отлично видеть и Капитолину, и сидящего на диване Евстафия. Он обратился к ним обоим.
– Есть одна хорошая наводка. Можем снять с дела сразу несколько десятков тысяч. Золотом и камушками. Сбыт я беру на себя. Уже договорился.
Капитолина взяла понюшку табака. Ее воздушное платье пурпурного цвета как нельзя лучше сочеталось с парижским интерьером гостиной.
– Что это за наводка? – спросила она.
– Ювелирная лавка на Сретенке. Владелец некий Войнович. Из евреев. Я сам лично все проверил на месте, Капочка. Только что оттуда. На ночь Войнович убирает весь свой товар в сейф. – Крестовый презрительно усмехнулся. – Хотя сейфом его допотопную коробочку можно назвать с огромной натяжкой. Открывается при помощи фомки. Одним легким нажатием. Нам в этом деле даже не понадобится Поликарп.
– Вот так все просто? – В голосе Вайсман скользнуло недоверие.
Она стряхнула с платья оброненные крошки табака. Затем взяла со спинки кресла персидскую шаль и набросила ее себе на плечи.
– Не совсем, – с улыбкой признался Крестовый. – В лавчонке сторож имеется.
– Старик? – живо подключился к дискуссии до сих пор хранивший сосредоточенное молчание Евстафий.
Кеша видел, как азартно загорелись глаза его подельника.
– Нет, не старик. Ему лет сорок. Крепкого телосложения. Да и двустволка у него под рукой все время. Так что лезть на рожон мы не будем. Я все продумал. Слышали про волчью разводку?
– Чего? – Евстафий удивленно вскинул брови.
Капитолина промолчала.
Крестовый пружинисто поднялся на ноги и прошелся по комнате. Невольно бросил взгляд на газету, отложенную Вайсман на журнальный столик. Заголовок на первой полосе гласил: «Дерзкое ограбление купеческой лавки Верхоглядова!» Кеша усмехнулся. Сам он газет не читал, но со слов Капитолины прекрасно знал, насколько часто газетчики склонны к разного рода преувеличениям. И это его забавляло. Лавку того же Верхоглядова, например, не так давно брал лично он сам. В паре с Евстафием. И ничего особо дерзкого там не было. А пресса!.. Она наверняка подаст это дело так, что на Верхоглядова напала хорошо вооруженная банда как минимум из десяти налетчиков. Так писалось всегда.
– Волчья разводка. – Крестовый остановился у окна, слегка отогнул занавеску и выглянул на улицу. – Сколько стоящих сторожевых псов погорело на этом. Не счесть. Но это лишний раз подтверждает, насколько умный народ – волки.
– Ты нам расскажешь, что это такое, или нет? – не вытерпела Капитолина.
Крестовый обернулся:
– К псу подходит только волчица. Одна. И начинает заигрывать с ним. Дурачок виляет хвостом и не замечает момента, когда самка подает сигнал двум или трем самцам, сидящим в засаде. Те приближаются к жертве сзади и – раз! Пес даже пикнуть не успевает. В считаные секунды от него остаются одни обглоданные кости.
Евстафий снова хмыкнул. Мысль подельника стала для его предельно ясна. Он покрутил в руках все ту же нераскуренную папиросу, но в зубах ее уже не пристроил. Убрал в нагрудный карман сюртука.
– Ты предлагаешь нам таким образом избавиться от сторожа ювелирной лавки?
– Не совсем. – Крестовый покачал головой. – Мы же все-таки не волки. Достаточно будет оглушить его. И тем самым вывести из игры. Он и не очухается до того момента, пока мы не вынесем оттуда все подчистую.
На некоторое время в гостиной повисла пауза. И Капитолина, и Евстафий прекрасно знали, что ни один план ограбления Кеша не предлагает с бухты-барахты. Если он открывает очередную наколку, то, значит, уверен в успехе налета на сто процентов. Не в правилах приемного сына ныне покойного Михайло Вайсмана идти на неоправданный риск. Ни лихости, ни отчаянности в поступках Крестовому, конечно, было не занимать, но Капитолина видела, как он с каждым годом матереет все больше и больше. Недалек тот час, когда Кеша сможет на законных правах сместить ее с позиции «мамы». И Вайсман не имела ничего против этого. Груз ответственности давил на нее. Если бы не папенькина светлая память, кто знает, может, она давно бы уже передала бразды правления кому-нибудь другому. Но кому? Только Крестовому. Он будет готов. В самом ближайшем будущем.
– Ну хорошо, – с улыбкой молвила Капитолина, поплотнее запахивая на груди шаль. – И кому же в своем плане ты отводишь роль волчицы? Неужто мне, Кешенька?
Он ответил ей точно такой же открытой и располагающей улыбкой. Ряд ровных белоснежных зубов задорно сверкнул в лучах настенных светильников.
– А почему бы и нет? Тебе вполне по силам справиться с такой задачей…
– О чем речь, господа? – раздался с порога гостиной мелодичный меццо-сопрано. – С какой это такой задачей могла бы справиться Капа, с какой не смогла бы совладать я? Это, право, обидно, Крестовый.
– Лиза! – Кеша широко раскинул руки в стороны.
Евстафий порывисто поднялся с дивана. Его и без того розовые от природы щеки залились прямо-таки багряным румянцем. В присутствии младшей из сестер Вайсман двадцатипятилетний налетчик чувствовал себя крайне скованно и стеснительно… Впрочем, Лиза нравилась не только ему одному. Лиза нравилась всем.
Миленькое овальное личико, близко посаженные друг к другу выразительно-голубые глаза, рассыпчатые светлые волосы, гораздо более пышные, чем у старшей сестры, рельефно выступающие скулы и маленькая очаровательная ямочка на чуть заостренном подбородке. Лиза словно сошла с пушкинских строк, в которых великий поэт уходящего столетия воспевал своих бесчисленных возлюбленных.
– Не пригласите меня в ваше милое общество?
– Садись, Лиза. – Капитолина приветливо кивнула сестре. – Кеша рассказывал нам тут о волчьей разводке.
– Что это такое?
Элегантным движением поправив платье, Лиза опустилась на диван и картинно сложила руки на коленях. Евстафий остался стоять рядом с ней, с удовольствием взирая на девушку сверху вниз.
Крестовому пришлось еще раз озвучить душещипательную историю о бесславном конце многих сторожевых псов, а Лиза, слушая его с повышенным вниманием, сосредоточенно кивала.
– Я согласна, – сказала она, когда Кеша замолчал и вновь занял прежнее место на стуле.
– Согласна на что?
– Исполнить для вас роль волчицы. Кто еще идет на дело?
Крестовый с опаской покосился на Капитолину, словно ожидал решения именно от нее. Кеше уже приходилось работать с Лизой, но каждый раз на это требовалось соизволение старшей из сестер. Все знали, что Капитолина оберегает Лизу, как свою дочь. Хотя разница в возрасте между сестрами Вайсман была всего восемь лет.
Капитолина чуть склонила голову в знак согласия, и Крестовый снова обернулся к Лизе.
– Я собирался взять с собой Евстафия и Капу. Но если ты хочешь заменить сестру, я ничего не имею против.
– Да, хочу! – решительно произнесла Лиза.
Евстафий зарделся еще больше. Работать с такой девушкой, как Елизавета Вайсман, было для него пределом мечтаний. Это тебе не марухи какие-нибудь. И не кокотки. Положение Лизы и ее внешность…
– Добро, – подвел черту Крестовый, и тут же подхватил со спинки стула длиннополое пальто.
– Ты уже уходишь? – попыталась задержать его Капитолина.
– Да, у меня еще дела. Увидимся завтра.
– Знаю я твои дела, Кеша, – старшая Вайсман лукаво улыбнулась.
Крестовый на это ничего не ответил. Глубоко сунув руки в карманы, он лишь невыразительно пожал плечами и покинул Розовую гостиную.
Глава 4
Почетный гость
Красный фонарь, вывешенный у подъезда невзрачного флигелька на Сухаревке, красноречиво извещал москвичей о назначении данного заведения. В этих местах каждая собака знала публичный дом известной некогда на всю Москву марухи Федотьи Бобрыкиной.
В лучшие свои годы Федотья вполне могла соперничать с первыми красавицами Москвы. А ее муж Тимьян, отъявленный уркаган, ценил ее больше жизни и услаждал всевозможными подношениями. Федотья не нуждалась ни в чем. Бриллиантов и золота у нее было столько, сколько иной сухаревский урка и за всю жизнь не видывал. Так продолжалось до того момента, когда душегуба Тимьяна отправили на сибирскую каторгу, где он и нашел свой последний приют.
Федотья осталась одна. Денег, накопленных за жизнь с Тимьяном, хватило лишь на то, чтобы купить небольшой дом, в котором она и поселилась. А так как Бобрыкина в силу обстоятельств ничему, кроме как обходиться с мужчинами, за всю свою жизнь не научилась, то и род ее занятий был заранее предрешен. Во флигеле открылся публичный дом, о котором знали поначалу только сухаревские бродяги да бандиты.
Но с годами дом Бобрыкиной приобрел славу изысканного борделя. Причем флигель по-прежнему привлекал сухаревскую рвань, а «господа почище» ходили прямо в дом к Федотье. Мало кто знал о том, что именно находится во втором этаже ее дома. Но те, кто знали, умели ценить гостеприимный хозяйкин очаг. Бог весть, где Бобрыкина собирала лучших проституток со всей Москвы. К ней ходили не только уркаганы, но и знатные господа. Последние, как правило, являлись только под покровом ночи, когда ни одна живая душа не смогла бы распознать в господине в неприметном темном пальто какого-нибудь высокопоставленного чиновника. Но был у Федотьи один особый клиент, к которому состарившаяся маруха особенно благоволила. Арсений, в отличие от сереньких толстосумов-чинуш, всегда являлся в дом Бобрыкиной шумно, на тройке, извещая о своем приезде всю округу.
Мартынов, по обыкновению своему, был облачен в щегольское полупальто, наброшенное поверх черной шелковой рубахи.
– Здравствуй, Арсеньюшка. – Хозяйка сама вышла встречать дорогого гостя.
Первый этаж дома пустовал. Везде чисто, прибрано. По всему было видно, что гостя здесь ждали.
– Давненько ты к нам не хаживал. Соскучиться успели по тебе мои девки… Да и я, знаешь ли, вспоминала.
Бобрыкина пыталась скрыть волнение за широкой, не потерявшей еще обворожительного обаяния улыбкой.
– Я тоже рад, Федотья.
Мартынов опустился на широкую оттоманку, поставленную по центру роскошно обставленной гостиной.
– Рад, а редко заходишь, – посетовала она.
– Не сердись, хозяйка, я тебе кое-что принес.
Мартынов жестом подозвал к себе Егора.
Юный рыжеволосый подельник Мартынова тут же поставил перед ним на ковер персидского рисунка небольшой саквояж. Мартынов вынул из кармана крохотный ключик, и через мгновение саквояж был открыт. Взглядам присутствующих предстала чарующая картина. Саквояж был полон драгоценностей.
Федотья даже ахнула.
– Ну что ты, милая! Обижаешь. – Мартынов с улыбкой посмотрел на женщину.
Бобрыкина тут же растаяла. Под властным магнетическим взглядом Арсения не могла устоять ни одна женщина.
Мартынов вынул из саквояжа золотую фероньерку с прикрепленным к золотому обручу сапфиром.
– Красавец ты наш! – Глаза Федотьи наполнились слезами. – Прелесть-то какая!
Мартынов самолично подошел к хозяйке притона и аккуратно надел ей на лоб украшение.
– Арсений… – прошептала Бобрыкина, но Мартынов, казалось, уже не слышал ее.
Он придвинул саквояж к оттоманке и принялся выкладывать на диван украшения. Серьги с сердоликом, бриллиантовые подвески, медальоны с локонами, браслеты, брошки и камеи ложились в аккуратные ряды. Черный и белый жемчуг, агаты и ониксы, топазы и гранаты образовывали заметно возвышающиеся на поверхности дивана горки.
– Федотья! Ты Косого позвала? Просил я тебя давеча.
Мартынов захлопнул саквояж.
– Конечно, Арсеньюшка. Нешто мы твоего слова ослушаемся?
Бобрыкина быстро вышла из гостиной, а через минуту явилась вновь в сопровождении хромого старичка. Один глаз у него был прищурен. Другой, напротив, широко раскрыт, будто он смотрел через монокль.
– А ну, Косой, примени свое искусство. Разбери-ка добро. Да оцени золотишко. – Арсений встал с дивана, уступив свое место ювелиру.
– Как же, сейчас сделаем, голубчик ты родненький. Все как есть и оценим, и рассмотрим все внимательно.
Старик неспешно уселся на оттоманку, приладил монокль и принялся за свое дело.
– Чем попотчевать тебе сегодня, Арсеньюшка? – Федотья заискивающе посмотрела на гостя.
– Глашку подай! И друзей моих уважь. Лучших марух для них приготовь. В долгу не останемся.
Мартынов направился к выходу.
– Арсеньюшка, куда же ты? Нешто не останешься? У меня во втором этаже ведь для тебя завсегда нумерок забронирован…
– Да мы по-простому. Зачем нам перины-то барские? Мне бы Глашку да бокал шампанского. Больше нам ничего не надобно.
Мартынов вышел из дома. Его подельники молча последовали за ним.
Действительно, в доме Бобрыкиной один из номеров всегда пустовал. Комната была обставлена роскошной, из красного дерева мебелью. Широкая, с мягкой периной кровать всегда застелена новым постельным бельем. Однако Мартынов неизменно предпочитал шумный и грязный притон с полуразвалившейся мебелью. Единственным, что отличало Мартынова от грязных посетителей этого заведения, было то, что в номер ему всегда приносили по распоряжению хозяйки самое дорогое шампанское. И всегда, в любое время дня и ночи, к нему являлась по первому его требованию Глафира, толстогубая деревенская девка с длинной золотоволосой косой.
– Да уж как же! В долгу-то не останетесь. Мы к вам со всей душой, а вы. Ах ты, горюшко. – Еле слышно причитая, Федотья скрылась за тяжелой дубовой дверью одного из номеров.
– Поля! Поля! – с порога закричала хозяйка притона.
На ее голос из глубины комнаты вышла тощая девка из бывших крепостных, служившая у Бобрыкиной распорядительницей.
– Поля, где Глафира? Вели быть срочно! – зашептала хозяйка притона Полине. – Арсений ее тотчас велит подать. Беги, достань ее из-под земли, коли хочешь хлебом с маслом впредь лакомиться. Не приведешь, сегодня же на улицу выкину! И чтобы через пять минут была здесь. Чистая и мытая. Во всей красе. Как Арсений любит.
– Да как же это, Федотья Николаевна? Где же я ее теперь возьму? Глашку купец Ломакин сторговал. – Полина захлопала длинными белесыми ресницами. – Уже час, как в нумера удалились…
В лучшие свои годы Федотья вполне могла соперничать с первыми красавицами Москвы. А ее муж Тимьян, отъявленный уркаган, ценил ее больше жизни и услаждал всевозможными подношениями. Федотья не нуждалась ни в чем. Бриллиантов и золота у нее было столько, сколько иной сухаревский урка и за всю жизнь не видывал. Так продолжалось до того момента, когда душегуба Тимьяна отправили на сибирскую каторгу, где он и нашел свой последний приют.
Федотья осталась одна. Денег, накопленных за жизнь с Тимьяном, хватило лишь на то, чтобы купить небольшой дом, в котором она и поселилась. А так как Бобрыкина в силу обстоятельств ничему, кроме как обходиться с мужчинами, за всю свою жизнь не научилась, то и род ее занятий был заранее предрешен. Во флигеле открылся публичный дом, о котором знали поначалу только сухаревские бродяги да бандиты.
Но с годами дом Бобрыкиной приобрел славу изысканного борделя. Причем флигель по-прежнему привлекал сухаревскую рвань, а «господа почище» ходили прямо в дом к Федотье. Мало кто знал о том, что именно находится во втором этаже ее дома. Но те, кто знали, умели ценить гостеприимный хозяйкин очаг. Бог весть, где Бобрыкина собирала лучших проституток со всей Москвы. К ней ходили не только уркаганы, но и знатные господа. Последние, как правило, являлись только под покровом ночи, когда ни одна живая душа не смогла бы распознать в господине в неприметном темном пальто какого-нибудь высокопоставленного чиновника. Но был у Федотьи один особый клиент, к которому состарившаяся маруха особенно благоволила. Арсений, в отличие от сереньких толстосумов-чинуш, всегда являлся в дом Бобрыкиной шумно, на тройке, извещая о своем приезде всю округу.
Мартынов, по обыкновению своему, был облачен в щегольское полупальто, наброшенное поверх черной шелковой рубахи.
– Здравствуй, Арсеньюшка. – Хозяйка сама вышла встречать дорогого гостя.
Первый этаж дома пустовал. Везде чисто, прибрано. По всему было видно, что гостя здесь ждали.
– Давненько ты к нам не хаживал. Соскучиться успели по тебе мои девки… Да и я, знаешь ли, вспоминала.
Бобрыкина пыталась скрыть волнение за широкой, не потерявшей еще обворожительного обаяния улыбкой.
– Я тоже рад, Федотья.
Мартынов опустился на широкую оттоманку, поставленную по центру роскошно обставленной гостиной.
– Рад, а редко заходишь, – посетовала она.
– Не сердись, хозяйка, я тебе кое-что принес.
Мартынов жестом подозвал к себе Егора.
Юный рыжеволосый подельник Мартынова тут же поставил перед ним на ковер персидского рисунка небольшой саквояж. Мартынов вынул из кармана крохотный ключик, и через мгновение саквояж был открыт. Взглядам присутствующих предстала чарующая картина. Саквояж был полон драгоценностей.
Федотья даже ахнула.
– Ну что ты, милая! Обижаешь. – Мартынов с улыбкой посмотрел на женщину.
Бобрыкина тут же растаяла. Под властным магнетическим взглядом Арсения не могла устоять ни одна женщина.
Мартынов вынул из саквояжа золотую фероньерку с прикрепленным к золотому обручу сапфиром.
– Красавец ты наш! – Глаза Федотьи наполнились слезами. – Прелесть-то какая!
Мартынов самолично подошел к хозяйке притона и аккуратно надел ей на лоб украшение.
– Арсений… – прошептала Бобрыкина, но Мартынов, казалось, уже не слышал ее.
Он придвинул саквояж к оттоманке и принялся выкладывать на диван украшения. Серьги с сердоликом, бриллиантовые подвески, медальоны с локонами, браслеты, брошки и камеи ложились в аккуратные ряды. Черный и белый жемчуг, агаты и ониксы, топазы и гранаты образовывали заметно возвышающиеся на поверхности дивана горки.
– Федотья! Ты Косого позвала? Просил я тебя давеча.
Мартынов захлопнул саквояж.
– Конечно, Арсеньюшка. Нешто мы твоего слова ослушаемся?
Бобрыкина быстро вышла из гостиной, а через минуту явилась вновь в сопровождении хромого старичка. Один глаз у него был прищурен. Другой, напротив, широко раскрыт, будто он смотрел через монокль.
– А ну, Косой, примени свое искусство. Разбери-ка добро. Да оцени золотишко. – Арсений встал с дивана, уступив свое место ювелиру.
– Как же, сейчас сделаем, голубчик ты родненький. Все как есть и оценим, и рассмотрим все внимательно.
Старик неспешно уселся на оттоманку, приладил монокль и принялся за свое дело.
– Чем попотчевать тебе сегодня, Арсеньюшка? – Федотья заискивающе посмотрела на гостя.
– Глашку подай! И друзей моих уважь. Лучших марух для них приготовь. В долгу не останемся.
Мартынов направился к выходу.
– Арсеньюшка, куда же ты? Нешто не останешься? У меня во втором этаже ведь для тебя завсегда нумерок забронирован…
– Да мы по-простому. Зачем нам перины-то барские? Мне бы Глашку да бокал шампанского. Больше нам ничего не надобно.
Мартынов вышел из дома. Его подельники молча последовали за ним.
Действительно, в доме Бобрыкиной один из номеров всегда пустовал. Комната была обставлена роскошной, из красного дерева мебелью. Широкая, с мягкой периной кровать всегда застелена новым постельным бельем. Однако Мартынов неизменно предпочитал шумный и грязный притон с полуразвалившейся мебелью. Единственным, что отличало Мартынова от грязных посетителей этого заведения, было то, что в номер ему всегда приносили по распоряжению хозяйки самое дорогое шампанское. И всегда, в любое время дня и ночи, к нему являлась по первому его требованию Глафира, толстогубая деревенская девка с длинной золотоволосой косой.
– Да уж как же! В долгу-то не останетесь. Мы к вам со всей душой, а вы. Ах ты, горюшко. – Еле слышно причитая, Федотья скрылась за тяжелой дубовой дверью одного из номеров.
– Поля! Поля! – с порога закричала хозяйка притона.
На ее голос из глубины комнаты вышла тощая девка из бывших крепостных, служившая у Бобрыкиной распорядительницей.
– Поля, где Глафира? Вели быть срочно! – зашептала хозяйка притона Полине. – Арсений ее тотчас велит подать. Беги, достань ее из-под земли, коли хочешь хлебом с маслом впредь лакомиться. Не приведешь, сегодня же на улицу выкину! И чтобы через пять минут была здесь. Чистая и мытая. Во всей красе. Как Арсений любит.
– Да как же это, Федотья Николаевна? Где же я ее теперь возьму? Глашку купец Ломакин сторговал. – Полина захлопала длинными белесыми ресницами. – Уже час, как в нумера удалились…