Евгений Васильевич Клюев. От мыльного пузыря до фантика (сборник)

   – Сорванный-то Вы как раз и вымрете. Сорванные быстро вымирают, – вздохнул Старший Муравей.
   Ландыш задумался.
   – Стало быть, я так и так вымру? Тогда расползайтесь в разные стороны и не терзайте мне душу на этой крохотной, но жутковатой поляне!
   – Не надо волноваться, гражданин Ландыш, – спокойно сказал Старший Муравей. – Вымереть никогда не поздно, не будем спешить. Давайте попробуем по-другому.
   Скоро все муравьи расположились вокруг Ландыша кольцом. Они образовали как бы маленькую изгородь, денно и нощно сторожа Ландыш от вымирания. Когда же поблизости появлялась опасность, они грозно рычали, словно крошечные, но свирепые тигры – и опасность тут же начинала миновать и, как правило, миновала.
   А Ландыш дорос до неба и оттуда, с неба, обратился с речью к другим ландышам:
   – Не надо волноваться, граждане ландыши! Вымереть никогда не поздно, не будем спешить.
   Тогда другие ландыши сразу подчинились и перестали спешить вымирать: они подумали, что это Бог говорил с ними с неба.

Удивительное рядом

   Каждый знает, что удивительное рядом. Но спросите у него, откуда он это знает, – и каждый сначала задумается на некоторое время, а потом, наверное, вздохнёт и ответит:
   – Не помню…
   – Может быть, Вы ошибаетесь, – начнёте приставать вы к каждому, – и на самом деле удивительное не рядом?
   А каждый тут же запротестует, как сумасшедший, и примется ещё горячей уверять вас:
   – Да нет, почему же это я ошибаюсь? Удивительное и на самом деле рядом!
   Так что вам ничего не останется, как только поверить каждому: удивительное рядом.
   Вот и Зубная Щётка на полочке в ванной поверила, а поверив, тут же и заявила во всеуслышание:
   – Удивительное рядом.
   – Где, где? – немедленно засуетились все вокруг. – Где удивительное?
   – Здесь, – уточнила Зубная Щётка и добавила: – Рядом.
 

 
   И многие принялись, конечно, изо всех сил озираться по сторонам – Розовое Мыло даже внезапно выскользнуло из мыльницы и, проехавшись по кафельному полу, остановилось у самой двери ванной комнаты.
   – Там рядом с Вами, дорогое Розовое Мыло, есть что-нибудь удивительное? – крикнуло со своего крючка Полосатое Махровое Полотенце.
   – Ровным счётом ничего, – отчиталось Розовое Мыло. – Тут у двери стоит стиральный порошок, но он не удивительный, а просто белый.
   – Как, совсем белый? – с отвращением спросило Полосатое Махровое Полотенце.
   – Совсем, – уныло откликнулось Розовое Мыло. И замолчало.
   И все замолчали вместе с ним. А потом с недоверием взглянули на Зубную Щётку: ведь это она сказала, что удивительное рядом.
   – Удивительное рядом, – упрямо повторила она и опустила реснички.
   – Вовсе не рядом, – очень уверенно произнесла насквозь пропитанная водой Импортная Губка. – В ванной вообще не бывает ничего удивительного. – И добавила со знанием дела:
   – Где угодно, но не в ванной. В ванной только моются – и всё. И чистят зубы – зубными щётками. – Последнее заявление прозвучало особенно безжалостно.
   – Значит, Ваши слова ложь, – заключило Полосатое Махровое Полотенце и строго посмотрело на Зубную Щётку.
   – Лучше бы Вы молчали – так, как делали это раньше.
   Так Зубная Щётка и замолчала. И больше никогда не произносила ни единого слова – тем более слов «удивительное рядом». Потому что в ванной действительно не может быть ничего удивительного. Это единственное место на свете, где удивительному вообще не положено быть. Тут только моются – и всё. И чистят зубы – зубными щётками. Зубными щётками, которые молчат. Как рыбы.
   Трудно сказать, полностью ли устраивала обитателей ванной такая жизнь, но однажды совсем уже маленький кусочек Розового Мыла снова выскользнул из мыльницы.
   – Что случилось, дорогое Розовое Мыло? – спросило Полосатое Махровое Полотенце – на сей раз из Большого Таза, в который его положили стирать.
   – Ничего, – тихонько ответил совсем уже маленький кусочек Розового Мыла. – Просто вспомнилась какая-то глупость… чья-то фраза: «Удивительное рядом».
   – Да-да-да… – булькнуло из таза мокрое до нитки Полосатое Махровое Полотенце. – Что-то в этом роде мне тоже приходилось слышать однажды. – Оно тяжело вздохнуло. – Каких только глупостей не наслушаешься за свою долгую жизнь! Хорошо, что я умею забывать о них… забудьте и Вы, дорогое Розовое Мыло!
   – Не могу, – откликнулись с пола. – Хочу забыть, но не могу. Вот и жизнь почти прошла, я таю на глазах, а нет-нет, да придёт на память: удивительное, дескать, рядом!.. Вот оно как.
   – Вам это просто приснилось, – проскрипела откуда-то сбоку совершенно высохшая Импортная Губка, которой давно уже не пользовались. – Никто на моей памяти не произносил у нас в ванной ничего подобного, а уж на мою-то память можно положиться. Я бы никогда не забыла подобной чепухи – и уж никому не спустила бы, вздумай он только произнести: «Удивительное рядом»! Потому что ничего удивительного рядом нет. В ванной вообще не бывает ничего удивительного. Где угодно, но не в ванной. В ванной только моются – и всё. И чистят зубы – зубными щётками.
   – Вспомнил! – пискнул с пола совсем уже маленький кусочек Розового Мыла. – Зубная Щётка – вот кто произнёс эти слова.
   И все посмотрели на Зубную Щётку – сильно облысевшую с одной стороны: ей явно и давно уже пора было на покой. Она ведь тоже почти прожила свою жизнь – такую же скучную, как у них у всех. В той же самой ванной. Да ещё и промолчала всё время…
   – Зубная… гм… дорогая Зубная Щётка, – почему-то с трепетом позвал её с пола совсем уже маленький кусочек Розового Мыла. – Теперь, когда прошла, прошла жизнь… что Вы скажете?
   – Удивительное рядом, – тихо отозвалась Зубная Щётка и улыбнулась.
   Почему она всё ещё была так уверена в этом – Бог ей судья!..

Сучок и Задоринка

   Сучок и Задоринка очень любили вмешиваться в чужие дела: выберут какое-нибудь дело, которое хорошо сделано, – и вмешиваются. И сразу то дело, которое было хорошо сделанным, кажется плохо сделанным – или даже вовсе не сделанным никак: ни хорошо, ни плохо.
   Все, конечно, знают, что говорят про хорошо сделанное дело: «Дело, – говорят, – сделано без сучка и задоринки». Про плохо же сделанное дело иногда и вовсе ничего не говорят – только морщатся да головой качают. Но Сучок и Задоринка при этом всё равно где-то поблизости находятся – уж будьте уверены. Притаятся себе в сторонке и молча наблюдают за тем, как все недовольны. Наблюдают, а сами посмеиваются.
   А тут случилось, что Сказке одной пора было сочиняться – про что Сказке, не скажу пока… Иногда, кстати, это совсем неважно – про что сказка, зато всегда важно, хорошая это сказка или нет. Здесь, стало быть, следует уточнить, что пора было хорошей сказке сочиняться: такой, чтобы всё начиналось как всегда, а заканчивалось как никогда. И Сказка уже начала было сочиняться – сама собой, конечно. Так оно всегда бывает: это глупости говорят, что сказки кем-то сочиняются! Все сказки всегда сами собой сочиняются, и ни одна живая душа в этом не участвует. А если участвует, то только мешает.
 

 
   Вот Сказка и сочинялась сама собой: куда хотела, туда и брела. В лес хотела – в лес брела, в город хотела – в город брела… а хотела на небо – летела на небо… никто ей ничего не запрещал, потому что и не было вокруг никого. Но когда Сказка начала приближаться к одному замку, обозначились в тумане около замка два силуэта и сказали:
   – Простите, пожалуйста, Вы не покажете нам дорогу на восток?
   Сказка, конечно, прекратила сочиняться и объяснила, как идти на восток, потому что сказки-то прекрасно знают, в какой стороне какая сторона света находится. И силуэты пошли было на восток, но, сделав шага три, вернулись и закричали:
   – Какой же это восток, когда это не восток никакой, а юг!
   Тут Сказка опять прекратила сочиняться и, можно сказать, растерялась вся: с каких это, дескать, пор у нас восток на юге находится?
   – Ну хорошо… – в растерянности произнесла она, – если юг там – значит, восток… – и она показала, где тогда восток, если юг там.
   Силуэты бодрее прежнего отправились на восток, а Сказка принялась было снова сочиняться… да силуэты уже маячили рядом!
   – Какой же, – возмущались они, – там восток, когда там север!
   Разумеется, Сказке пришлось ещё раз прекратить сочиняться: у неё даже голова закружилась от всего этого… Она хорошенько подумала и сказала:
   – Вот что, дорогие мои и милые… если юг действительно там, где вы его нашли в первый раз, то север не может быть там, откуда вы сейчас пришли. Все стороны света взаимосвязаны… – и если ты знаешь, где хотя бы одна из них, ты знаешь и где остальные три. Вы уверены в том, что в первый раз пришли с юга?
   – Мы вообще никогда и ни в чём не уверены! – признались силуэты. – Мы уверены только в том, что всё вокруг неправильно.
   Тут Сказка решила, что на этом разговор закончен, и хотела уже сочиняться дальше, но почему-то не смогла. Оно и понятно: как можно сочиняться, когда не знаешь, где восток! Или когда перестаёшь знать, где восток… что ещё хуже!
   – Но где же у нас теперь будет восток? – вслух озаботилась Сказка.
   – Восток у нас теперь будет там! – закричали два силуэта и показали на запад.
   Сказке пришлось даже схватиться за какой-то куст – совершенно дикий, – чтобы устоять на ногах, потому что весь мир поплыл перед её глазами.
   Правда, она тут же пришла в себя и, теперь зная, стало быть, где восток, продолжила сочиняться дальше, но вскоре совсем заблудилась. В лес захотела – прибрела в город, в город захотела – прибрела в лес, а уж на небо захотела – так в такое место прибрела, что хоть плачь… Сказке оставалось только сломя голову мчаться назад, а там всё те же двое, только хламиды свои на землю сбросили – и превратились из силуэтов в Сучка и Задоринку. Сказка их – без хламид-то! – сразу узнала. Да и чему тут удивляться: кто ж не узнает Сучка и Задоринку!
   А Сучок и Задоринка ещё и говорят:
   – Привет, – говорят, – это мы Вам нарочно голову морочили. Извините, конечно, но мы так всегда делаем, а почему – никто не знает!
   Сказка, понятное дело, вздохнула и поняла, что ей уже не сочиниться как следует… Она ещё раз попробовала двинуться – в одну сторону, в другую, только всё напрасно.
   Хотя, скорее всего, и не судьба ей была как следует сочиниться! Во-первых, никто не знает, что такое «как следует», когда речь о сказках идёт. Во-вторых, Сказка-то наша с самого начала всё равно про Сучок и Задоринку сочинялась… а ведь Сказки про Сучок и Задоринку без Сучка и Задоринки быть не может – это уж вы кого угодно спросите!

Замок со сломанной дужкой

   Уже по названию этой истории понятно, что речь у нас о грустном пойдёт.
   О грустном она и пойдёт, поскольку Замок-со-Сломанной Дужкой – зрелище совсем невесёлое. И тут уж никому не надо объяснять, почему оно невесёлое: если у замка дужка сломана, на него ничего не запрёшь. Между тем замки существуют только и исключительно для того, чтобы на них запирали: другого назначения замкам никто пока, увы, не придумал – сколько ни думали.
   Как уж случилось, что дужку сломали, – неизвестно. Но теперь замок повесили на дверную ручку – и дужка у него крутилась во все стороны, не желая входить в положенное ей отверстие.
   – Что это у Вас, дорогой Замок, дужка-то всё крутится и крутится? Вы бы как-нибудь остановили её… – недоумевала Дверная Ручка.
 

 
   – Да как же мне её остановить, когда она сломана? – в отчаянии восклицал Замок-со-Сломанной-Дужкой – пытаясь, правда, время от времени добиться того, чтобы дужка всё-таки входила в положенное ей отверстие.
   Но та не входила, а только крутилась дальше.
   – Скорее всего, это безнадёжно! – трагическим шёпотом сказала наконец Дверная Ручка. – Типичный случай. Я знаю такие случаи…
   – Какие случаи? – испуганно спросил Замок-со-Сломанной-Дужкой.
   – Нууу… – нерешительно продолжала Дверная Ручка, – случаи, когда наступает болезнь души.
   – Душа-то тут при чём? – опешил Замок-со-Сломанной-Дужкой.
   – Как – «при чём»? – в свою очередь, опешила Дверная Ручка. – У больших предметов – душа, а у маленьких, как Вы, – душка, правильно?
   – Вроде, правильно… – не очень уверенно ответил Замок-со-Сломанной-Дужкой.
   – Значит, – продолжала Дверная Ручка, – то, что у других называется «болезнь души», у Вас называется «болезнь душки», правильно?
   – Вроде, правильно, – опять пришлось согласиться Замку-со-Сломанной-Дужкой.
   – Что и требовалось доказать! – воскликнула Дверная Ручка.
   – Что и требовалось доказать… – грустно повторил за ней Замок-со-Сломанной-Дужкой.
   – Ну и всё, – подытожила Дверная Ручка.
   – Как это – «всё»? Что значит – «всё»? – ужаснулся Замок-со-Сломанной-Дужкой.
   – Что знааачит, что знааачит… – передразнила его Дверная Ручка. – Вам в больницу надо, вот это что значит! В больницу для душевнобольных. Я слышала, что есть такие больницы. Их ещё иногда называют, – тут Дверная Ручка опять перешла на трагический шёпот, – «сумасшедшие дома»… правда, те, кто хорошо воспитан, такого названия не употребляют. Так что считайте, я этого – не говорила!
   – Как же не говорили, когда только что сказали! – растерялся Замок-со-Сломанной-Дужкой.
   – Не говорила! – заупрямилась Дверная Ручка. – А сказала только для того, чтобы Вы поняли, насколько Ваше положение серьёзно.
   – Мое положение серьёзно, – опять повторил за ней Замок-со-Сломанной-Дужкой и стал мрачнее тучи.
   – Вот теперь у Вас правильная реакция! – одобрила его Дверная Ручка. – Давайте вызывать Скорую Помощь.
   И она вызвала Скорую Помощь.
   Скорая Помощь приехала мгновенно и, даже не заходя в дом, спросила:
   – Где больной?
   – Вот он! – показала Дверная Ручка на Замок-со-Сломанной-Дужкой.
   – Что с Вами? – так и не заходя в дом, опять спросила Скорая Помощь.
   – Я сумасшедший, – набравшись смелости, ответил Замок-со-Сломанной-Дужкой. – Меня нужно отвезти в сумасшедший дом.
   – Заметьте, что это сказала не я, – обратилась к Скорой Помощи Дверная Ручка. – Это он сам сказал!
   – Я заметила, что это не Вы сказали! – заверила Дверную Ручку Скорая Помощь и с состраданием посмотрела на Замок-со-Сломанной-Дужкой. – А откуда Вы знаете, что Вы сумасшедший?
   – Знаю от Дверной Ручки, – глядя прямо в глаза Скорой Помощи, признался Замок-со-Сломанной-Дужкой.
   – А Вы откуда знаете, что он – сумасшедший? – поинтересовалась Скорая Помощь подозрительно.
   – Да Вы только посмотрите на него! – воззвала к Скорой Помощи Дверная Ручка. – У него же душка во все стороны крутится – ив отверстие не попадает, сколько он ни старается…
   – Интере-е-есно… – задумалась Скорая Помощь. – Интересно, только непонятно, какое отношение сломанная дужка имеет к сумасшествию? На основании чего Вы, уважаемая Дверная Ручка, поставили такой диагноз?
   – На основании того, что это типичный случай! – заявила Дверная Ручка.
   Тут Скорая Помощь ещё сильнее задумалась, а потом спросила у Замка-со-Сломанной-Дужкой.
   – У Вас, дорогой Вы мой, где душа расположена?
   – У меня не душа, – поправил Скорую Помощь Замок-со-Сломанной-Дужкой. – Это у больших предметов – душа. А у маленьких – таких, как я, – душка.
   – Что ещё за глупости? – нахмурилась Скорая Помощь. – У каждого – душа, а никакая не «душка»: это не зависит от того, большой предмет или маленький! У больших предметов – душа, и у маленьких тоже – душа, причём душа у всех – одинаковых размеров. Ну-с… так где у Вас всё-таки душа расположена?
   Замок-со-Сломанной-Дужкой как следует подумал и сказал:
   – Мне кажется, что у меня душа там расположена, где замочная скважина… То есть, внутри – как у всех.
   – Совершенно верно, – согласилась Скорая Помощь.
   – Ничего не верно, – закричала Дверная Ручка, – ничего не верно: у Замка-со-Сломанной-Дужкой не душа, а душка, и эта душка расположена у него на голове!
   – Вот Вами-то, любезнейшая, мы и займёмся, – сказала Скорая Помощь и ловко надела на Дверную Ручку смирительную рубашку, Потом погрузила пациентку в свой фургон и обратилась к Замку-со-Сломанной-Дужкой, который еще до того перевесила на его законное место:
   – Эта Дверная Ручка сошла с ума, и я сейчас отвезу её в больницу для душевнобольных. А Вам, дорогой Замок-со-Сломанной-Дужкой, надо было не Скорую Помощь вызывать, а Скобяных Дел Мастера: скорее всего, Вас надо просто смазать хорошим маслом.
   И Скорая Помощь, приветливо помахав Замку-со-Сломанной-Дужкой, уехала.
   Говорят, когда хозяева вернулись домой, они очень расстроились, не обнаружив на двери ручки. Потому что дверью без ручки пользоваться ужасно трудно!..

Как верёвочка вилась

   Это будет непросто: рассказать, как Верёвочка вилась, – больно уж замысловато она вилась… Честно говоря, я и сам не видел никогда, чтобы та или иная верёвочка вилась так замысловато! Большинство верёвочек ведь как вьётся: виток вправо – остановка, виток влево – остановка, виток вокруг – остановка… и никаких тебе перемен. А эта Верёвочка вилась просто как Бог на душу положит. И не признавала она ни вправо, ни влево, ни вокруг: начнёт, стало быть, виток вправо, а уйдёт влево – и поминай как звали! А уж об остановках и говорить нечего: не было никаких остановок.
   – Так верёвочки не вьются, – строго замечал Дедушка, наблюдавший за тем, как Верёвочка вилась. Уж кто-кто, а Дедушка-то всё про верёвочки знал: он таких верёвочек на своём веку сотни, а может быть, и тысячи перевидал.
   Потому-то Дедушке и верили: раз говорит, что верёвочки так не вьются, значит, не вьются!..
 

 
   А Верёвочка – вилась! И возникало впечатление, что дедушкины слова для неё ничего не значат. И ещё возникало впечатление, что ей всё равно, как верёвочки вьются….
   – Дедушка, – говорили все вокруг, – да что ж у нас тут получается? Ты говоришь, верёвочки так не вьются, а она вьётся и вьётся!
   В ответ на это Дедушка только пожимал плечами и бормотал себе под нос:
   – Просто чепуха какая-то получается! А больше ничего не получается…
   Сказать по совести, Верёвочка иногда на минутку останавливалась и говорила себе: «Скорее всего, это чистая правда, что так верёвочки не вьются. Скорее всего, мне давно пора перестать так виться, а то прямо даже и неловко…» И она уже было совсем начинала переставать, и она уже было почти переставала, но, в конце концов, забывала переставать – и опять вилась как Бог на душу положит, потому что замечательное это было занятие – виться как Бог на душу положит!..
   – Простите, Вы где учились виться? – спросил вдруг у Верёвочки некто… некто в белом.
   – С кем имею честь? – растерялась Верёвочка: она никак не могла разглядеть говорившего.
   – Мотылёк, – представился еле видный собеседник. – Мотылёк из породы однодневок.
   – Рада познакомиться, – сказала Верёвочка и тоже представилась: – Верёвочка. Верёвочка из породы… – Тут она хорошенько подумала и исправилась: – Беспородная. А виться… виться я нигде не училась: у меня оно как-то само вьётся.
   – А у меня как-то само не вьётся, – вздохнул Мотылёк. – Нет, конечно, у меня тоже как-то вьётся… но только не так здорово, как у Вас.
   Тогда Верёвочка смутилась и сказала по секрету:
   – Самой-то мне иногда кажется, что не так уж и здорово… Дедушка вон всё время недоволен: говорит, так верёвочки не вьются. Уж кто-кто, а Дедушка-то всё про верёвочки знает!
   – Это точно, – согласился Мотылёк. – Дедушка знает.