Евгения Горская. Под защитой высших сил

   Курилка была пуста. Ракитин несколько раз затянулся, выбросил окурок, вернулся в кабинет и наконец-то принялся за дела.
   В десять ровно в кабинет постучали, и в дверях показалась начальница проектного отдела Татьяна Юрьевна Саморукова. Хорошо, что он запомнил, как ее зовут.
   – Денис Геннадьевич, – робко улыбаясь, напомнила Саморукова, – вы просили справку. Я принесла.
   – Здравствуйте, Татьяна Юрьевна. Зачем же на бумаге? Лучше бы по почте прислали. Я же вам вчера адрес продиктовал.
   – Но… – смешалась Саморукова, – я всегда… на бумаге.
   – Ну давайте, – вздохнул он и спохватился: – Садитесь, пожалуйста.
   Читать, когда сидящая напротив женщина ест его глазами, было трудно и неприятно, но он себя заставил.
   – Я не понял, – он поднял на нее глаза. Саморукова была хороша. Чуть полная блондинка с правильными чертами лица и прямыми волосами до плеч. То есть это он раньше подумал бы, что она хороша, пока не видел ожившую статую. Вот «статуя» хороша, это точно. – Почему на восьмом объекте стоит старая версия системы? Везде новая, а на восьмом старая?
   – Я… не знаю. Я… распоряжусь, – она так откровенно перепугалась, что ему стало ее жаль.
   – Не надо распоряжаться, вы мне просто объясните.
   Через пять минут стало ясно, что Саморукова в работе ею же самой возглавляемого отдела ничего не понимает. Он никогда не поверил бы, что такое может быть, если бы не наблюдал это сейчас собственными глазами. Чудеса! Кто же и за что выдвинул ее на столь ответственную должность?
   – Пожалуйста, пригласите ко мне ведущих разработчиков, – попросил он, – прямо сейчас.
   – Я все выясню, Денис Геннадьевич…
   – Не надо ничего выяснять. Пригласите ведущих разработчиков. – Он не любил дур. Тем более дур руководящих.
   Как он мог совсем недавно подумать, что она красива? Сейчас она казалась ему ущербной.
 
   Саморукова ворвалась в комнату, кипя от ярости. Она всегда приносила начальству подготовленные подчиненными документы, улыбалась и встречала ответные улыбки. Ей даже в голову не приходило, что кто-то может допрашивать ее, как студентку на экзамене.
   А почему? Потому что дура Берсеньева дурацкую справку не смогла как следует составить.
   – Настя, ты даже элементарную справку подготовить не в состоянии! – закричала Татьяна. – Я из-за тебя полчаса у руководства краснела! Отдел премии лишить могут, ты это понимаешь?
   «Надо увольняться, – с тоской подумала Настя, – надо немедленно увольняться».
   – Ты что, не слышишь?
   – Слышу. – Господи, только бы не заплакать.
   – Иди к новому заму!
   – Куда?
   – Что – куда? Я сказала, к новому заму!
   – А мы не знаем, где сидит новый зам, Татьяна Юрьевна, – улыбнулся Витя Торошин, оторвавшись от компьютера. – Мы работаем, нам некогда кабинеты начальства запоминать.
   – Торошин, – сразу успокоившись, улыбнулась Татьяна, – ты еще не знаешь, что означают записи в трудовой книжке. И не советую узнавать. Ничего хорошего не будет, поверь мне.
   – Перестань, Витя, – Настя поднялась из-за стола и повернулась к начальнице: – Так куда идти-то? Вы не сказали номер кабинета.
   Татьяна помедлила и, резко развернувшись, понеслась к лестнице на четвертый этаж.
   – А побыстрее нельзя? – сделав несколько шагов, повернулась она к отставшей Насте.
   – Можно, – Настя прибавила шагу.
   Новый заместитель генерального директора сидел в кабинете номер 417.
   Вчерашний мужчина в костюме и галстуке. Щеголь, который зачем-то отправился ее провожать.
   – Ракитин Денис Геннадьевич, – представился он, поднявшись из-за стола.
   – Берсеньева Анастасия Александровна, – мрачно отрапортовала Настя.
   – Можно, я вас буду звать Настей? – пристально ее разглядывая, спросил он.
   – Можно.
   – Татьяна Юрьевна, вы свободны, – он повернулся к замершей Саморуковой. – Спасибо.
   Татьяна вспыхнула, хотела что-то сказать, но под взглядом Ракитина сникла и исчезла за дверью.
   Нужно немедленно увольняться.
   – Садитесь, Настя. – Он дождался, когда она усядется, и сел сам. – Кто руководит проектами в вашем отделе?
   – Россман. Лев Владимирович. – Настя украдкой осмотрела кабинет. Она впервые была здесь. – Но он болеет давно, поэтому… я.
   Кабинет производил впечатление. Массивная мебель темного дерева, удобные стулья, даже потолки казались гораздо более высокими, чем в их отделе, хотя этого уж точно не могло быть, поскольку все этажи здания были спроектированы совершенно одинаково.
   – А… Саморукова?
   Настя пожала плечами.
   – Понял.
   Она покосилась на плотно сжатые губы Ракитина. Отчего-то ей показалось, что он и в самом деле все понял.
   – Почему на восьмом объекте стоит старая версия системы?
   – Мы делаем только часть объекта. Частично АСУ уже существует, и там стоит система. Старая версия. Ставить две нецелесообразно. Обслуживать дорого.
   Он спрашивал, она отвечала.
   У нее есть «гражданский» муж. Значит, у него нет никаких шансов.
   Ну и не надо.
 
   В отдел Настя вернулась не скоро, часа через полтора.
   У стола Инны Марковны сидела табельщица Антонина Ивановна, которой, как и Инне, давно полагалось быть на пенсии. Антонина Ивановна в новом пиджаке в соответствии с требуемым теперь стилем одежды сообщала Инне последние новости. Пиджак на невысокой и бесформенной Антонине сидел плохо, и Настя мимоходом ее пожалела.
   – Танечка в отпуск собирается. В Египет. Там сейчас хорошо, не жарко, – сказала Антонина.
   – Так она же была в отпуске, – удивилась Инна. – В июне.
   – Тогда она только две недели отгуляла.
   – Да? А по-моему, она отгуляла весь отпуск целиком. У нас тогда настоящая запарка была, конец квартала, четыре проекта одновременно сдавали, нам лишние руки очень были нужны, а Саморукова в отпуск отправилась.
   – Так это же хорошо, – подал голос Витя. – Не мешала, под ногами не путалась.
   – Да ну вас, – жалобно замахала рукой табельщица. – За что вы ее так не любите?
   «А ведь я тоже могу уйти в отпуск, – подумала Настя. – И спокойно искать работу».
   В этом году она не отдыхала. Летом стояла несусветная, невообразимая жара, и Борис жил с мамой на даче: там жара переносилась гораздо легче. У Насти дачи нет, и она жила в Москве. Дача есть у дяди Левы, вернее, даже не дача, а настоящий загородный дом на огромном участке. Дядя Лева был бы рад внучатой племяннице и в самую жару звонил каждый день и требовал, чтобы она немедленно ехала к нему «на природу». Настя не поехала. Не поехала потому, что родственники воспринимали их с Борисом как семью, а семьи у них не получилось, и признаться в этом Насте было стыдно. Ну как бы она объяснила дяде Леве, что приедет одна, потому что Боре и так неплохо с мамой за городом.
   Настя все лето ходила на работу. Не дома же сидеть одной. Здесь хотя бы кондиционер есть.
   – Антонина Ивановна, – окликнула табельщицу Настя. – Я хочу пойти в отпуск. Заявление на бланке писать или от руки?
   – В отпуск? – насторожилась Антонина. – Ты спроси у Татьяны. Все-таки конец года, самая сдача, а ты в отпуск собралась. Лучше возьми после Нового года.
   – После Нового года у Насти будет следующий отпуск, – напомнила Инна. – А недоделанных проектов она никогда не бросает. Все успеет, можешь не беспокоиться.
   – А почему Антонина Ивановна должна беспокоиться? – не понял Витя. – С каких пор это входит в функции табельщиц? Простите, Антонина Ивановна, я не хочу вас обидеть, но…
   – Не ищите смысла, Витя. У нас в отделе нет больше должностных инструкций, – объяснила Инна Марковна. – Если бы они были, начальника отдела пришлось бы немедленно снимать. За профессиональную непригодность.
   – Так заявление писать на бланке или от руки? – спросила Настя.
   – На бланке. Ну что вы все на Татьяну взъелись? Она работает, старается…
   – Угу. Старается. Перетрудилась и второй раз в отпуск идет? Не морочь мне голову, никаких дней от отпуска у нее остаться не могло. Я прекрасно помню, что она отгуляла все четыре недели.
   «Пойду в отпуск, точно. На Египет у меня денег нет, так хоть дома отдохну», – подумала Настя.
   Телефон в сумке заиграл неожиданно, и Настя только теперь вспомнила, что еще не разговаривала с Борей. Она, кажется, даже не вспомнила о нем за все сегодняшнее утро.
   А раньше думала о нем непрерывно.
   – Ты где, Настюша? В институте? – спросил он.
   – Да, Борь. Как самочувствие?
   – Так себе. Я работу на дом взял, но делать ничего не могу: голова тяжелая.
   – Ну и не делай.
   – Ты-то как? Не простудилась?
   – Нет. Я в порядке. Боря, я собираюсь пойти в отпуск.
   – Сейчас? – удивился он. – Время какое-то… неподходящее. А меня что же, одного бросишь?
   Насте вдруг стало противно. Не обидно, как иногда бывало, а именно противно, чего до сих пор не было ни разу.
   Он все полтора месяца адской жары просидел за городом, ему даже не пришло в голову предложить ей тоже отдохнуть на даче, а сейчас в его голосе слышалась обида маленького ребенка.
   – Я тебя не брошу, – пообещала она. – Я просто хочу посидеть дома.
   – Ну-у, не знаю. Странно это как-то. Неожиданно.
   – Почему неожиданно? – удивилась Настя. – Ты же знаешь, что я не была в отпуске в этом году.
   – Я думал, мы всегда будем вместе отдыхать…
   – Я тоже так думала.
   – Ты… меня упрекаешь? – напрягся он.
   – Нет, Боря. Я просто хочу отдохнуть. И больше ничего.
   – Ну, как знаешь.
   Он отключился, значит, обиделся всерьез. Она только не поняла, на что. Впрочем, это неважно. Когда он обижался, она обычно звонила ему до тех пор, пока обида совсем не исчезнет из его голоса. Раза три подряд как минимум.
 
   Время шло, а киллер так и не принял окончательного решения.
   Нет, он не дергался, не нервничал, не психовал, он спокойно просчитывал варианты, хваля себя за выдержку и хладнокровие.
   Он хвалил себя с той самой минуты, как человек, который тогда еще не был Заказчиком, протянул ему пачку фотографий. Тогда киллер не понял, что в них такого особенного, и удивленно посмотрел в холодные улыбающиеся глаза Заказчика.
   Что к чему, он сообразил через несколько минут. И тогда же до него дошло, что его прежней веселой жизни пришел конец.
   Сейчас он запретил себе отвлекаться на ненужные воспоминания.
   Сейчас ему предстоит выбирать.
   Вариантов было два. Несчастный случай с девушкой Анастасией, которую провожал накануне высокий мужик в дорогом плаще. Или несчастный случай с самим Заказчиком.
   Второй вариант киллеру нравился больше, но он был сложнее, потому что Заказчик далеко не дурак и наверняка постарается себя обезопасить.
 
   Почти перед самым обедом позвонила жена Игоря Лена. С ней Настя разговаривала редко, только когда они поздравляли друг друга на день рождения да на Новый год. И встречались редко, обычно в дни рождения дяди Левы и бабушки. Ну и Игоря, конечно. Тетю Лилю бабушка терпеть не могла и никогда после развода брата ее не приглашала, а к Игорьку относилась по-родственному и без него никакое семейное торжество не мыслила.
   Лена понравилась и Насте, и бабушке сразу же, когда Игорь привел ее познакомить с новыми родственниками, и с каждой новой встречей нравилась все больше. Немногословная Лена походила на Настиных родственников и на саму Настю больше шумного Игоря, разговаривать с ней было легко, и в их семье она сразу стала своей. Более своей, чем Игорь.
   – Настя, мне очень нужно с тобой поговорить. Давай встретимся, – предложила Лена.
   – Давай, – удивилась Настя. – А что случилось?
   Никогда раньше Лена не предлагала ей встретиться наедине, просто так.
   – Ничего, – с заминкой ответила Лена. – Ничего. Ты не волнуйся. Просто… у меня проблемы. Ты на работе?
   – Да.
   – Можно, я к тебе приеду? Ты ведь сможешь выйти?
   – Конечно. – Настя объяснила, где находится институт.
   – Я буду минут через двадцать, – пообещала Лена и отключилась.
   Доехала она еще быстрее, Настя не успела даже толком просмотреть предложения по очередному проекту, присланные ей из соседнего отдела по электронной почте.
   – Я внизу, – сообщила Лена. – В машине. Сижу рядом со входом.
   Настя накинула куртку и в дверях столкнулась с Саморуковой.
   – Я могу узнать, куда ты направляешься? – зло и ехидно улыбнулась начальница.
   – Можешь, – кивнула Настя, показала на висевшие над дверью часы и объяснила: – На обед. Половина первого – обеденное время.
   Придется увольняться, выносить Саморукову становилось все труднее с каждым днем.
   – Что-то случилось, Лен? – тревожно спросила Настя, залезая в серебристую «Хонду».
   Если бы у Насти были деньги, она тоже купила бы точно такую. Скромная и очень красивая машина удивительно шла бледной худощавой Лене с небрежно собранными в хвост светлыми волосами и в небрежно расстегнутом баснословно дорогом пальто.
   – Нет. – Лена быстро посмотрела на нее и отвела глаза. – Настя… Мне просто некому больше сказать… С Игорем что-то происходит в последнее время.
   Она замолчала, и Настя, покосившись на грустное Ленино лицо, поторопила ее:
   – Что? Что происходит?
   – Не знаю, – прошептала Лена, все так же глядя прямо перед собой. – Что-то его беспокоит. Понимаешь, с фирмой все в порядке, договоров много, прибыль нормальная, даже отличная, а он какой-то… озабоченный все время. Думает о чем-то…
   – Ну и что? – не поняла Настя. – Мало ли о чем человек может думать. Ты не фантазируешь?
   – Нет, – уверенно покачала головой Лена. – Не фантазирую. Его что-то беспокоит, и это связано с тобой.
   – Со мной?! Да мы с ним общаемся-то только по большим праздникам. По-моему, он обо мне и вспоминает только перед дядь-Левиным днем рождения. Лен, ну какое ему до меня дело? С чего бы ему из-за меня переживать?
   – Ну, во-первых, дело ему до тебя есть. Он тебя любит, я знаю, и относится к тебе как к сестре. Так что ерунду не говори.
   В том, что Игорь ее любит, Настя сомневалась. Иногда она сомневалась даже в том, что он вообще способен кого-то любить, кроме себя. Впрочем, к жене Игорь всегда относился с большой заботой. Да и к дяде Леве тоже.
   – А… с чего ты взяла, будто его что-то беспокоит в связи со мной?
   – Трудно объяснить. Он думает о чем-то, и лицо у него делается такое… тревожное. А потом заговаривает о тебе. Вот вчера… Весь вечер молчал, а потом сказал, что ты не отдыхаешь совсем. Что хорошо бы тебя в Африку отправить. Кстати, может, тебе действительно отпуск взять и съездить куда-нибудь?
   Насте никогда не пришло бы в голову, что Игорь помнит, была ли она в отпуске. Впрочем, она мало думала об Игоре.
   – В отпуск я действительно собираюсь. А ехать никуда не хочу. Дома буду.
   Лена понимающе кивнула. Настя никому не говорила, что Борис в отпуске уже был, но сейчас ей показалось, что чуткая Лена об этом догадывается.
   – Настя, у тебя никаких неприятностей нет?
   – Нет, – твердо уверила ее Настя.
   У нее нет никаких неприятностей. Если не считать того, что Боря болеет у мамы, и ей приходится возвращаться в пустую квартиру. А еще придется искать работу, потому что видеть и слышать Саморукову больше нет никаких сил.
   – Настя, ты подумай, – попросила Лена. – Ну из-за чего Игорь может нервничать?
   – Не из-за меня. Точно. Лен, а ты точно не фантазируешь? Он мне звонил вчера, и я не заметила, чтобы он нервничал. Балагурил, как всегда.
   – Зачем он тебе звонил?
   – Он собирается подарить дяде Леве камин. Советовался, – усмехнулась Настя.
   – Камин? Бред какой. Зачем дяде Леве камин?
   – Вот и я не знаю.
   – Может… это просто был повод? – Лена развернулась и посмотрела на нее в упор. Глаза у нее были тревожные, и Настя всерьез забеспокоилась.
   – Леночка, у меня нет ничего такого, из-за чего он мог бы волноваться. И делить мне с ним нечего. Если у него какие-то трудности, то это со мной никак не связано.
   – Ладно, – вздохнула Лена. – Ты извини, что я тебя с работы сорвала.
   – Да ну, ерунда какая. Я всегда рада тебя видеть.
   – Я тебя тоже. Надо нам почаще встречаться. Может, прямо в эти выходные? – оживилась Лена. – Приезжайте к нам с Борей.
   – Он болеет.
   – Ну так одна приезжай. Приезжай, Настя. Что тебе дома одной сидеть? А я рада буду, и Игорь тоже.
   И опять Настя поразилась ее проницательности. Как она догадалась, что Боря болеет у матери?
   – Приезжай обязательно, – велела Лена. – Хочешь, я за тобой заеду?
   – Спасибо, – улыбнулась Настя. – Это лишнее.
   – Значит, договорились. Мы тебя ждем. В субботу. Часа в три. Подходит?
   – Подходит, – опять улыбнулась Настя.
   Она ничего не планировала на выходные. Да и что было планировать? Стирку? Поход в магазин за продуктами? А ведь это здорово, провести субботний вечер в гостях. С чуткой Леной. С громогласным Игорем, который в присутствии жены становился совсем не шумным и не надоедливым. Вернее, не таким шумным, как обычно.
   Помахав Лене, Настя вернулась, зашла к Антонине Ивановне, взяла бланк на отпуск, написала, что берет двадцать четыре дня начиная с одиннадцатого ноября. Ровно через две недели с момента подачи заявления. Точно в соответствии с трудовым законодательством.
   Оставила заявление на столе у табельщицы и уселась перед компьютером, соображая, как за две недели закончить четыре больших проекта. Конечно, время будет и после отпуска, но вчерне все необходимо сделать до него.
   Татьяна ворвалась в комнату в самом конце рабочего дня, когда ни Вити, ни Инны Марковны уже не было: трудовая дисциплина в институте соблюдалась слабо.
   – Ты решила меня подставить, да? – выдохнула бывшая однокурсница с такой злобой, что Настя опешила.
   – Что я… решила?
   – Ты думаешь, уйдешь в отпуск, и отдел развалится, да? Без тебя никто ничего не сможет? – Татьяна перешла на визг.
   Такой Настя Саморукову еще не видела. Она часто говорила злые и оскорбительные слова, но обходилась без крика. В институте повышать голос было не принято.
   – Ты думаешь, я тебя упрашивать буду? Не надейся! Я подписала тебе заявление! Ты хочешь меня подсидеть, да?
   – Тань, ты в своем уме?
   – Я-то в своем! Это вы все здесь чего-то не понимаете. Инна ваша языком мелет, думает, я не знаю? Ей на пенсию захотелось? Так это я мигом устрою! Так ей и передай!
   – На пенсию ты ее, наверное, отправить можешь, хотя я сомневаюсь. Она здесь всю жизнь проработала, и ее директор знает получше тебя. Сообразит, я думаю, что такими специалистами не разбрасываются.
   – Не тебе решать, кем тут разбрасываются!
   – Что здесь происходит? – удивился новый зам Ракитин, появившись перед ними словно ниоткуда. Он спокойно переводил взгляд с одной женщины на другую и ждал объяснений.
   – Я вам нужна, Денис Геннадьевич? – Татьяна, мгновенно преобразившись, смотрела на него в меру ласково, без заискивания, говорила спокойно и негромко.
   Настя так не умела. Она знала, что теперь несколько дней будет вспоминать отвратительный разговор и уговаривать себя не обращать внимания.
   – Нет. Но я хотел бы знать, что здесь произошло.
   – Я собираюсь пойти в отпуск, а Татьяне Юрьевне это не нравится, – объяснила Настя.
   – Почему не нравится? – удивился зам. – Это ваше право.
   – Анастасия Александровна чего-то не поняла, – улыбнулась Татьяна. – Я подписала ей заявление.
   Денис Геннадьевич пожал плечами и повернулся к Насте:
   – Покурить не хотите? То есть курить не обязательно, даже не надо, – запутался он. – Просто мне надо с вами поговорить. Конфиденциально.
   Он весь день о ней думал. Это мешало работать и вообще было ни к чему, и Ракитин на себя злился. Она говорила мало, но каждое слово, ею сказанное, было ему абсолютно понятно, хотя обычно он женщин не понимал, даже Ларису. Объясняться с ней было для него сущим мучением. Он не понимал, почему она обижается, хотя ничего обидного он не сказал, или почему смеется, когда он говорит о вещах абсолютно серьезных и уж в любом случае совсем не смешных. С Настей, похожей на ожившую античную статую, он разговаривал, как с давно знакомым близким человеком, с которым можно обходиться почти без слов, и это было удивительно.
   Впрочем, сегодня она уже не напоминала ему статую. Сегодня у нее были накрашены глаза, совсем мало, почти незаметно, но он заметил и не знал, нравится ему это или нет. Утром у себя в кабинете он осторожно ее разглядывал, стараясь делать это не очень заметно, но так и не разглядел. Во всяком случае, ему хотелось смотреть на нее еще.
   «Я должен выяснить, ехала ли за ней машина, – объяснил он себе собственный интерес к чужой девице. – Если это так, ее надо хотя бы предупредить». Объяснение его устроило, и, направляясь в отдел проектирования, он чувствовал себя спокойно и уверенно, как обычно.
   Только услышав, как на нее орет Саморукова, он понял: что-то изменилось, потому что ощутил неожиданное и всепоглощающее желание защитить Настю. Никогда раньше у него такого желания не возникало. Может быть, потому, что женщины рядом с ним вполне могли постоять за себя сами.
   «Она мне этого не простит, – с тоской подумала Настя, посмотрев на замершую Саморукову. – Она никогда мне этого не простит».
   Искать работу и увольняться.
   Настя достала сигарету из лежащей на столе пачки и молча двинулась за Ракитиным. Он толкнул дверь и, как истинный джентльмен, посторонился, пропуская ее вперед.
   Настя молчала и на Ракитина не смотрела, только в курилке вопросительно подняла на него глаза.
   – Часто она так… бушует? – спросил он и затянулся сигаретным дымом.
   – Да нет. В первый раз. – Настя покрутила зажженную сигарету.
   Он подумал вдруг, что не хочет с ней расставаться, ему отчаянно захотелось провести с ней вечер. В ресторан сходить, например. Пить вино под негромкую музыку, шутить, рассказывать ей что-нибудь смешное. И чтобы она смеялась, а он, не стесняясь, на нее смотрел.
   Она ждала, когда он заговорит, и дольше тянуть было нельзя.
   – Я хочу вас проводить, – сказал он.
   – Зачем?
   – Не зачем. Почему, – решился Ракитин. Настя смотрела на него спокойно, и это его отчего-то разозлило. Нет, скорее обидело. – Настя, я прошу вас отнестись к моим словам серьезно. Вчера, когда вы шли к метро, за вами ехала машина.
   – Ну и что?
   – Она ехала медленно. Понимаете? Она ехала за вами.
   – Чушь какая! Извините, – опомнилась она.
   – Я бы тоже решил, что чушь, – согласился он. – Если бы не видел это собственными глазами.
   – Там могло быть сколько угодно машин, – объяснила Настя, – и ехать они могли куда угодно. Но ко мне это не имеет отношения. За мной некому ехать.
   – Это имеет отношение именно к вам.
   – Да почему?
   – Потому что, кроме вас, на улице никого не было. Никого. Только вы одна.
   – Да нет, ерунда какая-то. Вы поэтому пошли меня провожать? – Этого спрашивать было нельзя ни в коем случае. Она ведет себя как идиотка. Конечно, поэтому. Почему же еще? Неужели влюбился в нее с первого взгляда?
   – Не только. Мне просто захотелось вас проводить.
   Она точно идиотка, поставила и его и себя в глупое положение. Теперь ему придется как-то выкручиваться, чтобы ее не обидеть.
   – Я и сейчас вас провожу. Если позволите.
   – Нет, Денис Геннадьевич, – Настя решительно потушила только что раскуренную сигарету. – Спасибо. У меня есть… друг, и ему это будет неприятно.
   И этого говорить было нельзя. Получилось, что она расценивает его заботу как ухаживание.
   – Я помню. – Он тоже наклонился над урной, туша окурок. – У меня хорошая память. У вас есть гражданский муж. Но я все-таки хотел бы вас проводить.
   – Нет, – твердо отказалась она, – спасибо.
   Ракитин посмотрел на захлопнувшуюся за ней дверь, зло стукнул кулаком по стене и воровато покосился на камеру. К счастью, она по-прежнему была выключена: он не вспомнил о ней и не распорядился привести ее в порядок.
   Быстро сбежав по лестнице, он метнулся в свой кабинет, схватил плащ, наспех запер дверь и уже через несколько минут, выехав с автомобильной стоянки, пристроил машину рядом со входом в институтский двор.
   Как и вчера, Настя медленно вышла из решетчатой калитки, постояла на трамвайной остановке, подождала немного и побрела в сторону метро мимо уже облетевших голых деревьев – подобия скверика.
   Как и вчера, она была одна на безлюдной улице, только сегодня ни одна машина не тронулась за ней следом.
   Ракитин хотел развернуться, но почему-то проехал вперед, остановился в двух шагах перед ней, перегнулся через сиденье, открыл дверь и позвал:
   – Садитесь.
   Она, помедлив мгновение, послушно залезла в машину и кивнула – спасибо.
   До ее подъезда они ехали молча.
   – Спасибо, – поблагодарила она, вылезая, и, не оглядываясь, скрылась за железной дверью.
   Нужно было позвонить Боре, но звонить почему-то не хотелось.
   В подъезде Насте неожиданно стало очень грустно. А вот новый зам вряд ли обиделся бы, если б его жена решила взять законный отпуск. И сам он едва ли стал бы проводить отпуск без нее. Без жены. Если, конечно, у него есть жена. Обручального кольца на руке у него нет. Впрочем, какое ей дело до нового зама и его жены?
   Тут ей пришла в голову мысль настолько удивительная и неожиданная, что она замерла с ключом в руке. Как хорошо, что Бори нет дома, подумала Настя. Сейчас она отопрет дверь, найдет полузабытый детектив, поужинает, глядя в книжку, и не будет думать о том, как бы чем-то случайно не обидеть Борю. Она все последние годы боялась его обидеть, и сейчас ей стало за это стыдно.