Евгения Савченко. Пороки

Примета № 4. Лгать можно, нужно лишь держать пальцы «крестиком»

   Утро 7 октября
   Раннее утро было чересчур свежим. То ли действительно наступала осень, то ли ночной дождь оставил на улице сырость и запах озона.
   Когда я вошла в Дом, Где Никогда Не Запирается Дверь, там было тихо. Едва слышные голоса раздавались из Песочной Комнаты. Они не спорили, а скорее просто неспешно болтали. Я и не ожидала найти здесь такое умиротворение. Казалось, при первом моем шаге всё взорвется и обрушится на мою бестолковую голову как кара за тот невежливый, последний уход. Побег, если быть честной.
   Но вот шаг сделан, и нет ни взрывов, ни воплей, ни осколков, ни грохота рушащихся стен. Никто и не заметил, что я посмела придти сюда вновь.
   В Песочной Комнате всё было на своих местах. Юлий, прислонив подушку к стене, навалился на неё спиной и положил ноги на небольшую стопку книг. Он был в тёмно-синей майке и изодранных джинсах. Закинув руки за голову, Серый Кардинал с закрытыми глазами слушал разговор своих гостей, чувствуя себя полноправным хозяином дома.
   Тод медленно ходил из стороны в сторону, рассуждая вслух, иногда помогая себе высказаться бесконтрольными жестами:
   – Понять это не сложно, нужно всего лишь попробовать. Лучше сделать и жалеть, чем жалеть и не сделать. А я не жалею. Мне кажется, я даже цвета стал воспринимать иначе – ярче, выразительнее. Стало приятно открывать глаза, смотреть на этот Мир, который на самом деле красив.
   – Но ты же не художник, Тод, не художник… – Ему возражал незнакомый мне парень, сидевший на полу: – А если бы ты присмотрелся к Миру, то увидел бы, что живем мы все в помойной яме, где даже дышать противно. И все эти теории о Тотеме – сплошная ересь, потому что ничто так не разрушает жизнь как понимание, зачем ты живешь и для чего. Продолжай любоваться цветными картинками, Тод, продолжай… Я лишь не понимаю, для чего тогда тебе нужен был Тотем, ведь получается, что ты принял его напрасно.
   Тотем?..
   Этот человек говорил удивительным голосом. Бас, смешанный с мальчишеским криком. Одет он был в клетчатую рубашку поверх белой майки и ветхие джинсы. Сидя на полу, он вытянул одну ногу и согнул другую, упершись локтём в колено. Скорее всего, парень был очень высоким: он напоминал согнутую металлоконструкцию. С первого взгляда было заметно, что он немного сутулится.
   Я нерешительно остановилась в дверном проеме.
   – Впервые слышу, чтобы кто-то, употребляющий наркотики, рассуждал о напрасных поступках других людей. – Тод вдруг озлобился, словно собеседник был прав.
   В разговор вмешался Юлий:
   – Если ты хочешь задеть его, то не получится. – Он сонно поднял взгляд на меня: – Доброе утро, Кнопка. Тебя давно не было. Проходи.
   Внутри всё похолодело, но как можно не принять приглашение Серого Кардинала?
   – Знакомься, – Юлий указал на странного человека: – Этого ленивца зовут Наркоман.
   Наркоман посмотрел на меня безразлично-потухшим взглядом:
   – Мне жаль их. Ещё одна твоя марионетка?
   – Ну… – Осуждающе протянул Серый Кардинал: – Ты не должен так говорить. И о Тотеме тоже.
   – Да я вообще здесь ничего говорить не должен, – Наркоман удобно улёгся на спину, подобно Юлию подложив руки под голову: – Я же лишний.
   – Брось. Одиночество же… Эх, то есть Фред, – Юлий раздраженно поднялся и подошел к окну: – Мне не надоело, но я хотел бы оставить сейчас всё как есть и просто остановиться.
   – Ты не можешь, – на лице Наркомана играла довольная улыбка: – Кроме того, они совершенно не понимают, о чём мы говорим. Эй, как там тебя… Кноп… ка. Кнопка, спроси у Юлия, что тебя заинтересовало в нашем разговоре.
   Юлий повернулся ко мне лицом, и я нерешительно взглянула на него.
   – Ну же? – Серый Кардинал пристально смотрел на меня.
   – Что такое Тотем? – С трудом выдавила я.
   Наркоман засмеялся, а Юлий с облегчением вздохнул:
   – Это такая магическая вещь, Кнопка. Ты веришь в магию? Нет, не веришь. А между тем, я нашел способ, как сделать наше сознание более восприимчивым и широким. Для этого и нужен Тотем.
   – И как это работает? – Мне не была понятна его мысль.
   – В тебе сосуществует два «Я». Твое сознание и твоя душа…
   – Три, по Фрейду.
   – Закрой рот, – заткнул меня Юлий и продолжил, отвернувшись к окну. – Душу можно заточить в Тотем. Ты уже видела у меня такой на запястье, – он поднял руку, демонстрируя браслет с маленьким резным деревянным идолом-уродцем: – Душа живет вне тела, а это – дополнительные возможности. Ты начинаешь чувствовать, ощущать Мир, в котором живешь, более полно. Обостряется интуиция, ощущение времени, чувства… иными словами, меняется всё.
   Наркоман, лежащий на полу, перебил его на полуслове:
   – Что же ты тогда своей девчонке Тотем не дашь, скажи мне? Если всё так прекрасно, так хорошо, что можно слюни пускать, – Наркоман приподнял голову и зло посмотрел на Юлия: – Почему же ты её не сделаешь такой же, как они?
   Вместо ответа Серый Кардинал отрицательно покачал головой, по-прежнему смотря в окно.
   – Это не по правилам, – сказал Наркоман.
   – Правил нет. – Голос Юлия прозвучал опустошенно и грустно.
   Стоя посреди комнаты и не понимая, о чём говорят эти двое, я рассматривала лицо своего нового знакомого.
   Высокие скулы, белая кожа. Отросшие русые волосы закрывают уши и лоб. Строгое, чуть грубоватое лицо, словно вытесанное из камня, объемный подбородок. Широкая, красивая улыбка. Но только она и привлекала внимание, если не считать чудных голубых глаз со светлыми ресницами. Только глаза его чаще всего были закрыты русой челкой, так что оставалась только улыбка.
   – Я не могу сделать Сатиру такой, как все остальные, я не могу дать ей Тотем. – Юлий заговорил тихо, но комната и так была полна молчания, поэтому каждое его слово было отчетливо слышно. – Она мне обещала всегда такой быть. Не как все остальные. Это то, что держит нас вместе. Когда мы познакомились, она сразу спросила меня, какую девушку я хотел бы видеть рядом с собой. Она тогда ещё и Сатирой-то не была. А другой, совсем другой. И вот я ей описал свой идеал: послушная и тихая, не спорящая, всегда ждущая и верная – ну, как стандартная домохозяйка, что ли. А она взяла и сделала всё наоборот. Большая половина того, что она делает – это розыгрыш, комедия. Но ведь все в это верят. Да и я сам перестаю со временем различать, какие выходки её собственные, а какие она проделывает для поддержания своей роли. Иногда, даже наперекор её собственной, живой натуре. – Юлий повернулся к Наркоману, его голос стал тревожным, убедительным. – Она ещё больше кукла, чем все остальные, но она живая кукла. Кукла с душой. Она не боится выглядеть смешно и глупо, потому что знает, что в этом и есть смысл игры. Совершать абсурдные поступки, но уметь обыгрывать их перед другими так, чтобы все поверили, что это нормально, что так и нужно, что всё правильно. Она с этим сталкивается каждый день, она актриса, у которой выше всех жанров идет импровизация, потому что иначе меня бы рядом с ней не было. И я благодарен ей за то, что она может удержать меня рядом с собой.
   – Ммм… Богиня… – Простонал Наркоман: – Как же ты из всего этого выпутываться будешь, друг?
   А Юлий словно не слышал его слов, он с умилением уже рассказывал самому себе:
   – Она даже привычки для себя придумала глупые. И фобии. Боится запаха больниц. И зиму. Она вообще зимой на улицу не выходит, моя Сатира.
   Мы с Тодом переглянулись. Я вопросительно подняла брови. Он едва заметно пожал плечами.
   Вошедшая в комнату Сатира обнаружила полную тишину. При её появлении Наркоман снова сел в то же положение, в каком его застала я.
   – Молчите так, будто говорили обо мне, – Сатира нежно обняла Серого Кардинала и, приподнявшись на носочки, поцеловала его в подбородок.
   – Мы говорили о тебе. Помнишь Наркомана? – Юлий кивнул в его сторону, и вместе с Сатирой уселся на полу. Она устроилась позади него, обняв Юлия со спины руками и ногами. Тонкие шпильки едва не пронзали его живот.
   Я невольно посмотрела на свои безопасные и удобные балетки.
   Сатира была в короткой юбке. В чересчур короткой для положения, в котором она сейчас сидела. Черно-синий шёлк в клетку свободными волнами ложился по вихрям упругой черной сетки, которая придавала юбке объем. Корсета сегодня не было. Грудь была перевязана ярко-синим атласным шарфом, кончики которого выглядывали из-под крохотной белой рубашки, подобранной строго по фигуре. Рубашка была застегнута лишь на две пуговки чуть ниже груди. Сатира была стройной, но не миниатюрной, и всё же, её вполне можно было бы принять за роскошную дорогую обворожительную куклу в человеческий рост.
   Стоя рядом с Тодом, я чувствовала дискомфорт. К Богу пришла его Богиня. Царапина на её лице уже совсем затянулась, но в том, что Сатира помнит о нашем столкновении, я не сомневалась.
   Вдруг Тод осторожно толкнул меня локтем и взглядом указал на Сатиру. Она весьма приветливо улыбалась Наркоману, обольстительно поигрывая глазами. И пока Юлий разговаривал со своим другом, она подмигнула ему. Наркоман ответил.
   Во мне зародилось странное чувство. Внутренний голос протяжно-сладко жалел Серого Кардинала: «Тебя обманывают, Юлий. Но ничего. Я окажусь рядом, когда будет нужно. Я помогу. Я подберу тебя, если так случится, что ей ты станешь не нужен. Я никогда не оставлю тебя. Я всегда смогу тебя понять. Я такая же, как и ты. Как ты…».
   Я – жалкое, циничное, мелочное существо.
   – Мне пора, – прервал мои мысли Наркоман.
   – Да, ты прав, – тон голоса Юлия стал чуть холодноватым. Враждебным.
   Когда Наркоман проходил мимо меня и Тода, он даже слова не сказал на прощание. Словно мы были декорациями, являющимися частью заднего плана. Не заметил. Не счёл нужным обратить на нас внимание.
   Сатира слетела со спины Юлия, как только захлопнулась входная дверь дома. Она села напротив Серого Кардинала, демонстрируя ему запястье левой руки. На нем было столько металлических звенящих подвесками браслетов, что я удивилась, как она вообще может поднять руку. Сатира с восторгом восклицала:
   – Посмотри, вот этот мне нравится, на нем звездочки… а здесь розы, затертые под старину! Смотри, этот серебряный, на нем подвеска в виде листочков клена, а на этом в виде цветков незабудки с синей эмалью… Юлий, тебе не нравится?..
   Он серьезно посмотрел на нее:
   – Какие у тебя дела с Наркоманом?
   Я вспомнила, что уже видела эту её реакцию на трудности, которые стоит обдумать: морщинки на секунду собираются на лбу и снова расправляются. На этот раз их сменяет маска обидчивого недоумения. Но теперь-то я знаю то, что знает и Юлий: это всего лишь маска. Даже голос её не выдавал:
   – С Наркоманом? Любимый, ты ревнуешь?
   Стоило просто посмотреть в лицо Серого Кардинала, чтобы понять: на данный момент шутки не уместны.
   И она поняла:
   – Ничего. – Сухо, без всякого флирта, смеха и игры.
   – Хорошо.
   Серый Кардинал поднялся, чтобы выйти из Песочной Комнаты. Тод заспешил следом. Теперь только я исполняла роль немой декорации.
   – Ты что, сердишься? – Сатира задала вопрос уже с улыбкой, игриво поправляя коротенькую юбку.
   – Нет. Мне понравился синий, с эмалью. – Он даже не повернулся, чтобы ответить ей. Следующие слова предназначались мне, но смотрел он куда-то вперед, рассредоточенный взгляд Юлия выдавал его задумчивость: – Сегодня будет интересно. Проведем какой-нибудь обряд. Ты же не веришь в магию. Приходи вечером. – Он вышел, сопровождаемый Тодом.
   На минуту мне показалось, что всё обошлось.
   Сатира медленно поднялась и прогулочной походкой направилась ко мне. Взглянув ей в глаза, я не увидела ненависти, злости. Ничего, что могло бы меня отпугнуть.
   Она дала мне пощечину так уверенно, будто она не исполняла роль, а действительно была той, кем казалась. В любом случае, я понимала: она права. Как бы странно это ни смотрелось на первый взгляд. Сатира, как никто другой, понимала, что я до сих пор делаю здесь, зачем я вернулась.
   Она тоже вышла из комнаты молча, оставив меня наедине со своими размышлениями и с опущенной головой.

Примета № 5. Разбитое зеркало предупреждает о скорой смерти близкого человека

   Вечер 7 октября
   Наступившие сумерки невольно расставили всё по своим местам.
   Когда я вошла в дом, ни намека на тишину не было. Разношерстая толпа галдела, курила, жгла благовония. Серый Кардинал, как ни в чем не бывало, сидел на одном из Там-Тамов. Сверху на нём устроилась Сатира, беспрерывно облизывая и кусая его – то за губы, то за нос, за уши. А Юлий, ни на кого не обращая внимания, запустил руки под ее короткую волнистую юбку.
   Здесь был и Наркоман. Я едва не столкнулась с ним, когда входила в дом. Но он не обратил на меня внимания, проломился в дверь, словно меня и не было.
   – Эй, Кнопка, верни его обратно! – Выкрикнула мне Сатира, оторвавшись на минуту от Юлия.
   Грубовато. Но, всё же, я вышла следом за Наркоманом. Он стоял недалеко от дома и, широко по-детски раскрыв рот, смотрел на звёздное небо. Мне вспомнился наш разговор с Тодом, и ночь сразу же перестала казаться такой необыкновенно красивой. Нам обоим под этим небом было не место.
   – Какие чудовищные звёзды, – сказал он вслух неизвестно кому, и только спустя минут пять после этого обернулся ко мне.
   Обернулся за секунду до того, как я дотронулась рукой до его плеча:
   – Наркоман? Не уходи, ты…
   – Я знаю, я слышал голос Сатиры.
   – Давай вернёмся в дом.
   Но он указал пальцем в небо:
   – Ты тоже видишь такие звезды?
   – Да, я вижу…
   – Не, вот эти, – он продолжал упрямо тыкать пальцем вверх, повторяя своим удивительным голосом: – Такие звёзды, вот эти!..
   – Я вижу, вижу, пойдём, а?
   – Да посмотри же ты на звёзды! – Он стал сердиться, и я, не зная, что мне делать, тоже задрала голову вверх.
   – Ну да, звёзды. Всё как всегда.
   – Ааа… – Он устало махнул на меня рукой и как-то диковато побрел к Дому, Где Никогда Не Запирается Дверь.
   А я ошарашено продолжала стоять, смотря то на небо, то на уходящего парня. Понадобилось несколько минут, чтобы я поняла произошедшее. Все зовут его Наркоманом. Значит… Наркоман и есть наркоман?.. Он просто что-то принял, и теперь видит звёзды «несколько иначе».
   Успокоив так саму себя, я направилась к двери. Обстановка изменилась. В Комнате Там-Тамов уже никого не было. Они ушли куда-то, оставив после себя сумрачные вихри одурманивающего дыма. Комната была наполнена оранжевым светом тусклых свечей. Всё это производило угнетающее впечатление. Особенно появление Сатиры из-за двери Песочной Комнаты.
   Но она обратилась ко мне так, словно мы никогда и не были врагами:
   – А где твоя подруга? Почему ты одна?
   Ее спокойный сдержанный голос меня удивил. Не было ни намека на издёвку.
   – Никки не хочет приходить сюда.
   – Вы с ней поссорились, Кнопка? – Сатира сочувственно изогнула брови: – Прости, привязалось к тебе это прозвище.
   – Ничего, – я покачала головой: – По правде говоря, мы не общались с Никой уже неделю. С того самого случая.
   – Почему? Моя гадкая шутка испортила ваши отношения? – Ее глаза не лгали. Сатира была сейчас на самом деле искренна и проста в общении.
   – Ты лишь вывернула всё наружу. Слишком многое между нами перекрутилось, перегорело. И Тод в тот день сошел с ума. Предложил мне секс…
   Она печально улыбнулась, склонив голову набок:
   – Он часто суётся туда, куда не следует. И понятия неприкосновенности для него не существует, теперь ты знаешь. Не позволяй ему лезть в твою постель, он ведь даже грязную обувь не снимет.
   – Вы бы хоть не забывали, что я всё ещё здесь. – Возмутилось тело, лежащее на барабанах, раскинув руки в стороны. Наркоман так удачно вписывался в интерьер комнаты, что был незаметен. И если бы он не подал голос, ни Сатира, ни я так и не узнали бы, что нас кто-то нечаянно подслушал.
   – А ты бы убрался к Юлию, пока они не начали обряд! – Ее голос звучал рассерженно.
   – Только после дам! – Наркоман, довольный тем, что ему удалось досадить хозяйке дома, взмахнул руками, одним рывком поднимаясь с Там-Тамов: – По следам!
   Сатира навела порядок всего двумя жестами: щелкнула пальцами и указала Наркоману на дверь, ведущую в кафельный коридор. В ответ на его неадекватную улыбку, расползающуюся всё шире, она повелительно добавила:
   – Быстро!
   Состроив раздосадованное лицо пятилетнего мальчика, Наркоман вяло поплелся в указанном направлении.
   Дверь закрылась, и Сатира уже кивком пригласила меня последовать за ним. Пропустив меня вперед, она лишь легонько дотронулась ладонями до моих плеч, прошептав своим неземным голосом:
   – Ты заинтересовала меня. И теперь тебе не стоит меня слушать.
   Когда мы входили в коридор, я услышала, как она глубоко и нервозно вздыхает позади меня. Может быть, я понадобилась ей как живая передвижная ширма. На мгновение спрятавшись за моей спиной, Сатира вошла в свой привычный образ.
   – Мы не можем решить, какой обряд нам провести, – Обратился Серый Кардинал к Сатире. – Лично мне хочется чего-то банального, детского. Самые страшные кошмары зарождаются в детстве и навещают нас потом всю жизнь. В образах друзей, прохожих… – Он на минуту задумался, поняв, что слишком увлекся рассуждениями. Затем добавил: – Но мы сделаем так, как захочешь ты.
   Сатира сдвинула меня в сторону, проходя по коридору нарочито кошачьей походкой. Она шла к Юлию, чтобы снова стать не самой собой.
   – Раз уж хочется детства тебе, Мой Удивительный, сыграем в одну забавную игру. Я делала так, когда была малышкой. Идем, нам нужны книги.
   Немногие любопытствующие, включая меня, направились следом за ними в последнюю комнатку коридора – туда, где стоял стеллаж с потрепанными томиками. Большинство, заскучав, остались стоять – кто прислонившись к стенам, кто в дверном проеме, кто сидя на полу. Все комнаты сегодня были открыты, за исключением двери напротив библиотеки.
   Блондинка провела ладонью по пыльным корешкам:
   – Называй номер полки, номер книги в ряду, страницу и номер строки.
   – Четное число – нехорошо. – Поморщился Тод.
   – Я не к тебе обращаюсь, – Сатира даже не взглянула на него, пристально, с улыбкой следя за выражением лица Серого Кардинала: – Называй.
   – Три, одиннадцать, двадцать три, четыре.
   Она быстро нашла книгу и, распахнув ее на названной странице, игриво прочла вслух фразу, показавшуюся мне в исполнении Сатиры жуткой:
   – «Мэри, Мэри, что растет в твоем саду?» – Её сумасшедший смех заставлял невольно вздрагивать остальных.
   – Отлично! – Серый Кардинал подошел к столу и, сметя с него стопку увесистых книг, поднял небольшое, в четверть столешницы, зеркало: – Сатира, там, на стене, есть ещё одно, ты знаешь, в чёрной раме.
   Сатира вылетела из библиотеки, и толпа ринулась за ней. Всё это происходило быстро, суматошно, ярко. Как у детей, увлеченных лишь им одним понятной игрой.
   На зеркалах рукой Сатиры красной помадой были нарисованы непонятные знаки. А может, она просто не умела рисовать…
   Они с Юлием стояли по разные стороны коридора, ловя отражение зеркал в руках друг друга. Толпа разошлась по дверным проходам, углам, комнатам. Люди старались не мешать. Я с небольшой группой незнакомцев стояла за спиной Серого Кардинала. Наркоман, скрестив руки на груди, находился в ближайшем к нам дверном проеме. Он, кажется, уже начинал приходить в себя после дозы наркотика.
   Серый Кардинал внимательно следил за отражением в зеркале Сатиры. Когда им удалось создать в отражениях коридор зеркал, в комнате чуть похолодало; стекло в руках Юлия треснуло, а потом посыпалось на пол градом острых длинных осколков.
   Сатира медленно положила свое зеркало на пол. Довольно улыбаясь, она оглядывалась по сторонам.
   Мне стало действительно жутко лишь тогда, когда в коридоре раздался мелодичный холодный смех, который принадлежал вовсе не Сатире. Это словно бы был смех маленькой девочки.
   Все мгновенно перевели взгляды на одну из дверей комнат, которая была закрыта. Но это не была комната в конце коридора. Она располагалась почти в центре, и возле нее никто не стоял.
   Предупреждающе прижав палец к губам, словно прося сохранять тишину, Сатира подошла к закрытой двери, резко распахнула её одним движением:
   – Входи, Мэри, поиграй с нами!
   Раздался ещё смех, на этот раз из темного угла коридора. Я понимала, что всё это может оказаться лишь банальным дурацким розыгрышем, но происходящее всё равно сводило с ума, заставляя вспомнить, как в детстве мы вызывали Пиковую Даму, искренне веря, что если не стереть вовремя ступеньки, нарисованные на зеркале, то всех нас задушат страшные чёрные руки ведьмы.
   Детские страхи всплывали вновь, взрослея вместе со мной. И не на что было опереться в окружающей действительности.
   Приглушенный неразборчивый шепот раздался где-то в конце коридора, и незнакомая мне высокая девушка отчаянно закричала, схватившись за голову, словно кто-то яростно растрёпывал ей волосы. Несколько друзей бросились ей на помощь, и через пару минут в коридоре снова повисла немая тишина, нарушаемая лишь редкими всхлипами жертвы.
   Тягостно было не понимать, что происходит. Назойливый холодный сквозняк поглаживал меня по шее, забираясь под одежду. Сделав несколько шагов, замерла и Сатира. Звон ее каблуков по кафелю разрезал всеобщее молчание.
   – А?!.. – Тод, стоявший посреди коридора, вдруг обернулся. Но тут же закрыл лицо руками, которые отчаянно тряслись.
   Тонкий холодный смешок пролетел порывом ветра по полу и растворился в воздухе. Когда Тод отнял ладони от лица, все увидели, что из уголков его глаз стекают кровавые капли.
   – Не страшно, капилляры лопнули, – Юлий снова внимательно осмотрелся по сторонам, негромко предупредив: – Не оборачивайтесь, если она задаст вам вопрос!
   Что же за существо могли вызвать эти двое? Какого холодного призрака они пригласили и зачем? Всё это уже не слишком напоминало забавную детскую игру. Неужели Юлий и правда развлекается магией? И называет себя Серым Кардиналом… «Серый Кардинал» – это тот, кто незаметно манипулирует людьми из-за угла. Манипулирует в своих интересах, для достижения собственных целей. Это марионеточник, способный вести тонкую игру среди своих кукол, умеющий вести себя так, чтобы они не догадывались, кто дергает за ниточки, внушая им свои желания, свои мысли, свои пороки.
   А он в открытую называет себя Серым Кардиналом. И несмотря на это, толпа набитых ливером кукол приходит сюда каждый день.
   Меленькая холодная ладошка легла на моё левое предплечье, заставив мысли испариться, оставляя место только для размышления над вопросом:
   – Чего ты желаешь? – Голос, несомненно, принадлежал существу, что так звонко и страшно смеялось в темном углу коридора.
   Ответ нашелся быстро, бедной маленькой холодной Мэри не пришлось долго ждать. Не оборачиваясь, приглушенным уверенным голосом мои губы произнесли:
   – Я хочу Серого Кардинала.
   Слишком многое происходило в тот момент. Ныла потрепанная девушка, Юлий подошел к Сатире, чтобы взять её за руку, Тод негромко матерился, стирая с лица запекшуюся уже кровь. Мои слова не должен был услышать никто, но Наркоман, стоявший немного в отдалении, резко обернулся, ошарашено посмотрел на меня. Нерешительность испарилась, и я ответила ему упрямым открытым взглядом.
   Сквозняк унёс с собой мертвый детский смех; зеркало Сатиры, лежащее на полу, треснуло и само по себе разбилось с мелодичным ярким звоном. Осколки подлетели над опустевшей рамой. Тишина снова окутала стоящих в коридоре людей.
   – Кто загадал желание? – Юлий вопросительно осматривал толпу, желая увидеть «счастливчика».
   Наркоман направился ко мне, приподнял мою левую руку, чтобы рассмотреть ядовито-красный отпечаток ладошки, оставленный мне на память зазеркальным существом.
   Серый Кардинал подошел к нам, взглянул на след на моей руке:
   – Добро пожаловать в наш клуб, Кнопка.