Евтушенко Алексей Анатольевич. Имя для героя

   Запах плесени и сырой земли Светящийся экран монитора. Зажженная свеча на столе.
   И трое в комнате.
   Двое у стола на диване и один за компьютером.
   В полутьме как следует не разглядеть, но сразу видно, что с ними что-то не так. С ними что-то совсем не так…
   Лохмотья полуистлевшей одежды едва прикрывают до костей съеденные могильным гниением тела. Лысые, плотно обтянутые высохшей кожей черепа, с которых свисают длиннющие и редкие остатки волос, скалятся безгубыми ртами и молча таращатся на вошедшего пустыми и черными провалами глазниц. Мертвецы.
   Двое у стола сидят в полной неподвижности, а третий, за компьютером, не оборачиваясь, проворно стучит по клавишам, и Десятник отсюда, с порога кабинета, видит, что мертвец работает в программе Word, и на экране строчка за строчкой появляется какой-то текст.
   — Что?.. кто вы?.. — Превозмогая ужас, он попытался войти в кабинет и не смог.
   Что-то не пускало его внутрь. С удивлением Юрий отошел на шаг и снова попробовал войти. И снова был остановлен. Словно прозрачная невидимая стена выросла в дверном проеме. И эта стена явно не собиралась немедленно исчезать и пропускать хозяина дома в его законные владения.
   А еще был страх.
   Не тот, что возник в глубинах души Юрия Десятника еще на веранде и при виде мертвецов попытался вырваться и захватить контроль над чувствами и разумом, — с тем страхом писатель справился довольно быстро. Нет. Этот новый страх исходил непосредственно из кабинета. Он накатывался волнами, проникал сквозь глаза, ноздри и уши, казалось, в сердцевину каждой нервной клеточки тела и начинал терзать ее изнутри беззвучным, но пронзительно-оглушающим криком: «Уходи! Беги, идиот!! Спасайся немедленно!!! Здесь — смерть!!!»
   И с этим, внешним страхом было куда труднее бороться.
   С полминуты Десятник еще умудрялся оказывать сопротивление (опьянение покинуло его окончательно в первые же секунды), но напор усиливался, и в какой-то момент Юрий понял, что еще чуть-чуть, и он просто-напросто сойдет с ума. Вернее, понял даже и не он сам, а какая-то часть его глубинной сущности, отвечающая за самосохранение. И эта часть отшвырнула его от двери, заставила выскочить на улицу и, не разбирая дороги, кинуться со всех ног в черноту ночи, подальше от собственного дома.
   Чем хорошо паническое бегство — оно все-таки приводит человека в чувство. Рано или поздно. Задыхаясь и хрипя, Юрий Десятник остановился и бросил за спину затравленный взгляд. Полная луна, как бы специально оказывая писателю услугу, вышла из-за облаков и осветила окрестности призрачным светом. Его никто не преследовал. Тогда сочинитель посмотрел вперед — туда, куда он в полном беспамятстве только что несся, и вздрогнул. В полусотне метров, прямо по курсу, начиналось кладбище.
   Идиот, нашел куда бежать! А впрочем…
   Чувствуя, как понемногу успокаивается сердце и приходит в норму дыхание, он нащупал в кармане сигареты и закурил.
   Так. Надо подумать. Бежал-то я чисто интуитивно? Несомненно. Интуитивней и не бывает. А своей интуиции я доверяю. Она у меня хорошая, отточенная годами писательского ремесла. Выхоленная и взлелеянная. Главное — вовремя ее услышать. Вовремя услышать и правильно понять, что она тебе подсказывает. Итак, начнем с главного. Верю ли я своим глазам? Верю. Иначе можно сразу идти сдаваться в дурдом. Да и как не верить, если о живых мертвецах я сегодня только и слышал разговоры. И вот — на тебе, они у меня дома. Непосредственно. Может, подсознание художническое шутки шутит? Типа наслушался, водки выпил — получи, что заказывал. Хм, тогда все-таки нужно будет признать, что мне действительно пора сдаваться врачам-психиатрам. А этот вариант я решительно отбрасываю. Тогда что? С чего все началось?
   Профессиональная память литератора быстро открутила назад ленту воспоминаний, и перед Юрием, словно наяву, предстал сначала тот день, когда не слишком трезвый друг Жора Игнатенко подбросил ему идею похода на кладбище за именами и фамилиями для литературных героев. И тут же — день следующий, когда он, писатель Юрий Десятник, на кладбище и отправился с целью эту самую идею осуществить. И осуществил.
   Нет, быть этого не может. Да, я использовал несколько показавшихся мне очень удачными имен и фамилий. И что? Бред. Так не бывает. Сила написанного слова… Я отнюдь не гений и прекрасно знаю себе цену. Да если бы даже был и гением… Бред, бред и еще раз бред. Но тогда — откуда? И почему именно у меня в доме? Да еще и за компьютером?! Хм. Есть только один способ проверить. Сходить и посмотреть. Прямо сейчас. Хуже уже все равно не будет. Или подождать до завтра? Нет. завтра, чует мое сердце, может быть уже поздно. Там ведь был еще этот непонятный старик! Погоди, как он тогда сказал… Захочешь — придешь. Явный намек. Я, разумеется, не внял. Зато теперь… Ну что, идти или не идти? Надо идти. Если сейчас не посмотрю, до утра с ума сойду, пожалуй. Эх, жаль, фонарика нет. Нуда ничего, авось луна подсобит. Вон, кажется, и небо от облаков очищается. Весьма кстати.
   Ночное кладбище — не лучшее место для прогулок. Но Десятник гулять и не собирался. Целенаправленно и быстро, стараясь не глазеть по сторонам и выбирая только широкие асфальтированные дорожки, он пересек сначала новую, не слишком устроенную часть погоста, затем обихоженный центр и подошел к старой, запущенной части кладбища. Спасительница луна светила ярко, а дорожку, которой он воспользовался тем злополучным днем, Юрий помнил хорошо. И он даже не очень удивился, когда буквально через десять минут не слишком тщательных поисков он вышел к знакомой могиле и обнаружил на ней при лунном свете свежеразрытую землю…
   Прямо сейчас, иначе испугаюсь….
   Он перешагнул через невысокую ограду, присел у могильной плиты и чиркнул зажигалкой. «Топич Ерофей Казимирович» — успел прочитать он, прежде чем огонь больно лизнул его большой палец.
   — Пришел? — мрачно осведомились сзади.
   Внутренне Десятник был готов к чему-то подобному, но все равно вздрогнул и резко обернулся.
   В двух метрах от него, опираясь на палку, стоял дед. Тот самый.
   — Пришел, — согласился Юрий и сам удивился своему неожиданно спокойному голосу. — Здравствуйте.
   — И ты здравствуй. Ну, что делать будешь?
   — Не знаю. У меня дома… там…
   — Я знаю, — прервал старик. — Что они делают?
   — Двое просто сидят. А третий… Он что-то печатает на моем компьютере. Какой-то текст.
   — Вот как! И быстро печатает?
   — Быстро. Профессионально, я бы сказал.
   — Совсем обнаглели… Ладно, придется вмешаться. А то это далеко может зайти.
   — А… — Десятник облизнул пересохшие губы. — Что они делают?
   — То же, что и ты. Пишут. Роман твой продолжают. С нужными им именами и фамилиями. Я же тебя предупреждал, а ты не послушался. Одно дело, когда случайное совпадение, и совсем иное, когда вот так — напрямую. Взял с могилы и вставил. Никогда не слышал разве, что в имени человеческом великая сила заключена?
   — Слышал, но…
   — Вот тебе и «но». Наперед будет тебе урок. Подойди сюда.
   — А вы… вы кто, дедушка? — решился спросить писатель, медля с выполнением просьбы-приказа загадочного старика.
   — Я — Страж, — строго ответил дед. — Как раз для таких вот случаев и поставлен. Ну и для других… всяких разных. Кладбище — место особое. Без Стража никак нельзя. А больше тебе ничего знать и не нужно. Ну, иди сюда. Время уходит.
   Юрий перешагнул ограду и подошел.
   — Наклонись, — приказал дед.
   Десятник наклонился.
   Старик коснулся его лба сухими прохладными пальцами, и тут же сочинитель почувствовал, что на него наваливается тяжелый, неодолимый сон.
 
   Городское кладбище — не лучшее место для того, чтобы там проснуться.
   Матеря шепотом вчерашние пиво, водку, дружков-журналистов и себя самого, писатель Юрий Десятник выбрался из кустов и торопливо направился к дому. Часы на руке показывали половину шестого утра. Чистое небо и полное сил, недавно поднявшееся солнце обещали прекрасный день.
   Это ж надо было так надраться идиоту, думал Юрий, ускоряя шаг. Ни черта не помню. Давненько со мной ничего подобного не случалось. Да что там — давненько… Никогда не случалось! И за каким, спрашивается, хером меня понесло на кладбище?! Нет, пора завязывать. Эдак недолго и в какую-нибудь серьезную историю влипнуть. Надежда российской словесности, мля… Кажется, в холодильнике было пиво. Или нет? Ладно, возьму в ночном ларьке. Неудобно, конечно, меня тут все знают, но — ладно. Типа бывает. Пивка и — спать. В кровати, а не на кладбище. Отключить, на хрен, телефоны… Нет, ну почему на кладбище, а не к бабе, например, какой-нибудь?! Это симптом. Как есть симптом…
   Размышляя таким образом и чуть ли не шипя от злости и стыда на самого себя, Юрий выполнил все, что наметил. Купил пива, пришел домой, выпил две бутылки, разделся и лег спать. Он проспал до двенадцати часов дня и проснулся свежим и отдохнувшим.
   А через час обнаружил, что недавно и успешно начатый им новый роман исчез из памяти компьютера. Все три дискеты, на которые он для страховки сбрасывал текст, также оказались чистыми, а распечатка написанных глав бесследно пропала.
   Милицейское расследование ни к чему не привело — сыщикам не удалось обнаружить даже малейшего следа неизвестных злоумышленников. Восстановить текст в памяти компьютера и на дискетах тоже не вышло — профессионалы-компьютерщики, поколдовав некоторое время над машиной, лишь вздохнули и развели руками.
   Пришлось напрягать собственную память.
   Через две недели написанная часть была восстановлена. Оказалось, что Юрий довольно хорошо помнит сюжетные ходы и особенности персонажей…
   К началу зимы новый роман был закончен. Он увидел свет весной и разошелся небывалым для Юрия Десятника тиражом. Вот только критики, говоря о несомненных достоинствах нового произведения, дружно отмечали крайне неудачный подбор имен и фамилий для героев.