Езерский Милей. Каменотёс Нугри

   - Я доволен тобой, начальник садовников, - сказал Рамзес, - и жалую тебя участком обработанной земли с людьми, скотом и постройками на ней.
   В это время из беседки послышались звуки арф, лир, лютен и флейт. Появились девушки и стали исполнять веселую восточную пляску. Фараон смотрел на них несколько мгновений. Вдруг он махнул рукой и, круто повернувшись, направился ко дворцу.
   Было время обеда, и Рамзес торопился. Состарившись, он пристрастился к еде. Он пил чужеземные вина из синей чаши, изображавшей лотос. Самыми любимыми из них были золотистые вина Сирии и густые красные вина с острова Кипра.
   Всевозможные кушанья лежали из золотых и серебряных блюдах. Фараон ел золотой ложкой с ручкой из слоновой кости, на которой была вырезана водяная лилия.
   Он любил жареных гусей, уток, антилоп и газелей, печенье, фрукты и сладкие жареные стебли молодого лотоса. Кушая, он поглядывал на сосуд с любимым кипрским вином. На стенках сосуда был изображен поющий жрец; он шел во главе юношей, и его упитанное лицо сияло торжеством.
   За столом сидели сыновья фараона, жрецы, писцы и волшебники. Они любовались длиннохвостой мартышкой и чернокожим карликом, которые дразнили друг друга. Раздраженный карлик пытался ударить мартышку, но она, убегая, бросала в него объедками плодов.
   Фараон, отведавший уже немало вин, развеселился. Обратившись к волшебникам, он спросил, кто из них мог бы позабавить его так же, как мартышка и карлик. Старый волшебник вызвался показывать фокусы. Взяв чашу, он наполнил ее вином, подбросил и поймал на лету; в чаше не оказалось ни капли вина. Потом он связал мартышку и карлика, облив их вином из пустой чаши, которую всем показал, и бросил на пол. Карлик и мартышка вспыхнули ярким пламенем. Затем, проткнув их мечом, он накинул на них плащ: мартышка и карлик, как прежде, бегали, дразня друг друга.
   Фараон взглянул на волшебника с суеверным страхом:
   - Твои фокусы, чародей, воистину удивительны! Проси у меня, чего хочешь.
   - Не смею, бог и владыка мира!
   - Я дарю тебе столько золота, сколько ты весишь. Налей золотого вина.
   И рамзес протянул ему синюю чашу.
   Волшебник наполнил ее сирийским вином и подал царю. Фараон взял ее трясущейся рукой и поднес к губам. Вдруг чаша выскользнула у него из рук. Он упал бы, если бы Мернепта не поддержал его.
   Рамзеса отнесли в спальню. Был еще день, и солнце освещало широкой полосой реку, изображенную на полу: между водяных лилий и водорослей виднелась разинутая пасть крокодила. А в открытое окно проникал из сада запах цветов.
   Фараон лежал на широком ложе, поддерживаемом бычьими ногами, вытесанными из слоновой кости. Он смотрел на потолок, на котором искусной рукой было изображено звездное небо с луною. Стебли папируса поднимались по стенам от реки, как бы поддерживая небесный свод.
   Глаза Рамзеса обратились к статуе отца. Грозно стоял воинственный Сети во весь рост; его вставные глаза из горного хрусталя блестели, а из полураскрытого рта, казалось, готов был вырваться боевой клич.
   Вскоре спальня наполнилась людьми: Мернепта вызвал верховного жреца Амона, военачальников и сановников. Осмотрев фараона, жрец признал положение его безнадежным. Он приказал глашатаям и гонцам разнести печальную весть о болезни царя по всему Египту.
   - Что повелишь, вечноживущий бог Миамун и владыка наш? - спросил верховный жрец.
   - Мое величество требует, - приподнявшись, вымолвил Рамзес, требует...
   Больше он не сказал ни слова, упав навзничь.
   11
   Получив письмо от отца, Аба переселил братьев и сестер из деревушки в свой дом. Он жил неподалеку от дворца наместника, исполнял должность заведующего амбарами. Он был строг, взяток не брал, однако требовал подати с богатого и бедного.
   Земледельцы привозили из деревень пшеницу, ячмень, виноград, овощи. Мелкие писцы отмечали в списках людей и выдавали им расписки в получении податей.
   Каждый день Аба составлял отчет о всех поступлениях податей и посылал своему начальнику.
   Однажды Аба уличил в вымогательствах писца, вместе с которым учился в школе. Наместник повелел отрезать виновному нос и сослать его в отдаленный город. Это было обычное наказание за взятки. Обезображенный писец кончил жизнь самоубийством. Смерть его взволновала Абу. Но закон был суров, и мог ли Аба обойти его, зная о строгих законах фараона Тутмоса III, боровшегося со взяточниками?
   Он был опекуном братьев и сестер. Семья ни в чем не нуждалась: Аба пользовался почетом, богател.
   Приближалось время окончания работ в Долине царских гробниц, и Аба с нетерпением ждал возвращения отца.
   12
   Однажды, когда начальник зодчих собирался распустить людей, из Фив прискакал гонец с письмом. Сломав печать, старый писец смотрел на папирус и не мог вымолвить ни слова. Вдруг он притворно зарыдал и стал бить себя руками по лицу.
   - О горе нам, горе! - вопил он. - Наш бог и отец, великий Рамзес-Миамун отправился в закатный край.
   Это означало, что фараон умер.
   - Слышишь? - шепнул Нугри, толкнув Кени в бок. - Само боги покровительствуют нам.
   - После смерти Мимуты ты молчал о своем замысле.
   - И ты решил, что я раздумал?
   - Нет, я решил, что тебе не до этого.
   - И ты ошибся, Кени! Смерть Мимуты - моя боль, мое дело. А ведь мы говорили о деле общем.
   Приближалось время похорон Рамзеса II. Десятки тысяч людей были уже распущены по домам. За труд они получили по четыре хлеба и по два кувшина вина на человека. Люди роптали, иные громко проклинали писцов.
   - Не насмешка ли над бедняками эта подачка? - говорил Нугри. - Лучше бы ничего не дали, чем так обижать людей!
   - Разве мы не ко всему привыкли? - возразил Кени. - Кто мы? Рабы.
   - Или вьючный скот, - злобно вымолвил Нугри.
   Узнав, что каменотесы и каменщики будут задержаны для дополнительных работ, Нугри повеселел.
   - Что скажете, друзья? - обратился он к Кени и Тинро. - Я уверен, что сам трижды величайший Тот будет нашим путеводителем по запутанным коридорам гробницы.
   - Да, боги милостивы к нам, - сказал старый Тинро.
   Утром рабочие были разбужены гулом голосов. Высунувшись из шатра, Нугри увидел, что Долина царских гробниц оцеплена войсками. Медленно приближалось похоронное шествие.
   Нугри выбежал из шатра. Кени и Тинро не отставали от него.
   Впереди шли рабы с жертвенными дарами. За ними тянулись люди с домашней утварью. Медленно выступали слуги, несшие оружие, скипетр, священных жуков скарабеев, статуэтки и золотого ястреба с человеческой головой, изображавшего душу. Дальше следовали плакальщицы. Наконец появилась ладья на полозьях, запряженная волами. На ней лежала мумия фараона, закрытая от глаз прохожих деревянными стенками. У египтян был обычай сохранять тела умерших, не допускать их до гниения - бальзамировать их. Такие тела назывались мумиями.
   Позади ладьи шли царевич Мернепта и царица с детьми. За ними толпились сановники в праздничных одеждах, писцы и народ.
   Вой плакальщиц и плач писцов и сановников не утихали.
   - О бог, царь, господин и отец наш! - причитали плакальщицы, ударяя себя в грудь и царапая себе лица. - Ты уходишь от нас в край закатный, и сами боги оплакивают тебя...
   А погонщик, подгоняя волов, говорил с притворной грустью в голосе:
   - На Запад, волы, везущие ладью, на Запад!
   - На Запад! - подхватили друзья и принялись восхвалять покойника.
   А заунывные голоса плакальщиц слышались все ближе и ближе.
   Шествие остановилось.
   Мумию сняли с ладьи и поставили на ноги у входа в гробницу, лицом к людям, спиной к стене. Началось прощание с фараоном. Царица и дети украсили мумию цветами и целовали ее по очереди. Слышались слова молитв, произносимых жрецами. Жертвенный дым расстилался вокруг покойника.
   Царица заплакала, и вслед за ней заплакали писцы и сановники. А плакальщицы вопили:
   - Плачьте, плачьте!
   Верховный жрец Амона совершил курение ладаном и возлияние двойнику Озириса. Так называли египтяне духа, который, по их верованию, был неотделим не только от тела, но даже от неодушевленных предметов. Двойник мог лишь временно покинуть тело, как, например, во время сна, обморока и смерти.
   - Двойнику твоему, Озирис-Рамзес, бог наш, перед лицом великого бога! - возгласил жрец, опуская воздетые руки.
   Это было знаком нести мумию.
   Два служителя взяли ее и понесли в гробницу.
   - Эй вы, каменотесы, - обратился жрец к Нугри и Кени, стоявших у входа. - Помогите слугам да заодно покажите им дорогу.
   Согнувшись, носильщики шли по невысокому коридору, который выходил на мощеный двор. Миновав три опускные двери из гранита, стоявшие в стороне, они вошли в царское жилище. Оно состояло из заупокойного храма, преддверья, горницы с тремя нишами и покоя с саркофагом [саркофаг каменный гроб, в который клали мумию]. Заупокойный храм - это жилище двойника умершего. Пока тело лежит в саркофаге, дух живет, по верованию египтян, в своих покоях. Он будет приходить в свой храм, куда вход всем воспрещен, во время жертвоприношений и праздников.
   На стенах заупокойного храма были изображены пашня, жатва, посев, уборка хлебов, обед, пляска женщин, охота, рыбная ловля. Начальник рисовальщиков сдержал свое слово - картины были сделаны изумительно. Казалось, земледельцы, повара, плясуньи и охотники остановились лишь на мгновенье. Но прекраснее всех картин было величественное изображение битвы при Кадеше [Кадеш - город в Сирии]. Окруженный азиатскими колесницами, фараон, доблестно сражаясь, опрокидывает врагов в реку.
   Носильщики поставили мумию Рамзеса на кучу песка в глубине храма. Затем жрецы освободили фараона от савана, закрепили за ним молитвами и заклинаниями его двойника.
   Совершив обряд, жрецы отошли. Приблизились священные резники, ведя быка. Бык беспокойно мотал головой. Старший резник зашел сзади и ударил быка обухом по голове. Другие резники бросились на быка, опрокинули его и закололи. Потом рассекли его для жертвоприношения.
   Могильщики бережно подняли мумию, покрытую венками. Они понесли ее в покой, где находился саркофаг.
   Туда входили уже рабы. Они приносили и складывали на пол драгоценные сосуды, сундуки, золотую утварь, запасы продовольствия.
   Нугри не сводил глаз с драгоценностей. Кени тихонько толкнул его:
   - Осторожно! Жрец смотрит на нас.
   Верховный жрец Амона прочитал последнюю молитву. Удаляясь, он сделал знак Нугри, Кени и Тинро следовать за ним.
   Жрец остановился перед заупокойным храмом. Он заставил трех человек поклясться, что о виденном и слышанном они будут молчать до самой смерти.
   - Кончайте работу, - заключил жрец, - я выдам вам награду, и вы возвратитесь на родину. Там вы получите именем вечноживущего бога и отца нашего Рамзеса землю, скот, жилище. И будете спокойно жить до конца дней ваших. Но горе вам, - возвысил он голос, - если ваш язык отважится раскрыть кому-либо тайну. Он будет вырван у вас и брошен на съедение собакам, а сами вы будете казнены.
   Отпустив каменотесов, жрец удалился. Тинро принялся возводить кирпичную стену возле преддверья. Нугри и Кени запирали коридор опускными дверями. Но они оставляли незаметные щели, чтобы можно было поднять двери.
   Когда работа была кончена, Нугри сказал:
   - Вверху на площадке рабы готовят поминки. Пойдем на пиршество?
   - А отчего не пойти? - согласились Кени и Тинро.
   На почетном месте находилась статуя покойного фараона. Распорядитель пиршества подходил сперва к статуе, а затем уже к гостям. Он клал ей в сосуд долю каждого блюда.
   - Ешь, господин наш Рамзес-Миамун, великий царь, вечноживущий, как Солнце, - говорил распорядитель, низко кланяясь.
   Люди ели и пили, смотрели на пляски женщин, слушали пение. Наконец наступила тишина. Пиршество кончилось.
   Арфист подошел к статуе фараона и запел гимн под аккомпанемент своего инструмента.
   Нугри нетерпеливо слушал певца. А припев повторялся, казалось, без конца:
   - Мир - вечная смена и обновление...
   Когда все разошлись, верховный жрец Амона сказал Нугри:
   - Делай свое дело.
   Оставалось завалить плитой вход в гробницу, который находился ниже поверхности земли. Нугри и Кени ловко вложили плиту в отверстие и заделали щели.
   Осмотрев работу, жрец остался доволен.
   - В Фивах я выдам вам награду, - повторил он. - Иди с миром.
   13
   Притаившись в овраге за кучами песку, они дожидались ночи. Тинро держал мешочек со смоляными факелами, захваченный в гробнице. Кени высекал искры и отбирал самые твердые кремни, а Нугри отправился на разведку.
   Солнце садилось, и долина, казалось, была залита алой краской. От реки веяло прохладой.
   Укрывшись за песчаным бугром, Нугри наблюдал за местностью. Люди разошлись. Только два замешкавшихся служителя садились на коней, торопясь уехать. Они боялись злых духов, которые, по верованию египтян, бродили возле могилы.
   Наконец служители уехали. Нугри добрался ползком до гробницы. Он опасался, что верховный жрец Амона приставил к ней сторожей. Но кругом было тихо и безлюдно.
   Нугри принялся подражать крикам ястреба, ибиса, мычанью коровы, вою хищных зверей. И вдруг резко захлопал в ладоши, взвизгнул. Он надеялся, что испугает этими звуками сторожей и они разбегутся.
   Крадучись Нугри подошел к гробнице, притаился возле статуи Рамзеса. Ни души.
   Солнце зашло, наступила темнота. Крупные золотые звезды зажглись на темном небе. Когда Нугри возвращался к друзьям, было холодно.
   Набросив на плечи теплые покрывала, которые служили также одеялами, друзья тронулись в путь. Шли на большом расстоянии друг от друга.
   Впереди чернел вход, смутно выделяясь в темноте. Он находился выше уровня земли, и добраться до него можно было лишь с обрыва.
   Нугри и Кени проворно взобрались на скалу. Тинро остался внизу сторожить. Он не видел, как друзья добрались до замурованного входа. Только слышал шопот и упорную работу над своей головой. Вглядываясь, он не мог различить друзей.
   "Скорее, скорее!" волновался Тинро, опасаясь неожиданного появления сторожей или воинов.
   Вверху все затихло. Как ни прислушивался Тинро, не мог уловить ни звука.
   Вдруг он вздрогнул: кто-то ухватил его за плечо.
   - Не бойся, - шепнул Нугри. - У нас все готово. Факелы с тобой?
   - Вот они.
   - Идем. Кени высек огонь.
   Нугри помог старику подняться по выступам скалы. Дважды Тинро чуть не обрывался, но сильная рука Нугри поддерживала его.
   Очутившись у входа, Нугри подтолкнул Старика.
   - Иди. Только осторожно, не ушибись.
   - Ничего не вижу.
   - И мы не видим. Пробирайся ощупью.
   Впереди сверкнули искры. Тинро понял, что это Кени высекает огонь.
   - Ничего не выходит? - спросил старик, подходя к другу. - Дай сюда кремни. Я зажгу сено быстрее тебя.
   Он присел на корточки и взял кремни. Ему посчастливилось: сено вспыхнуло веселым желтым пламенем.
   Тинро оглянулся на Кени, но тот уже исчез.
   Слушая, как Нугри и Кени ставили плиту на место, старик задумался. Мелькнула страшная мысль: "Разве днем не увидят, что вход был открыт?"
   С факелом в руке он подошел к Нугри и высказал ему свои соображения.
   Нугри растерянно переглянулся с Кени.
   - А ведь правда, - тихо вымолвил он. Мы не подумали об этом. К счастью, есть другой выход, который ведет с поверхности холма в гробницу. Эй, живо, Кени, давай засыпать щели у плиты!
   Работали торопливо.
   - Жаль, что пропала ночь, - вздохнул Кени.
   Кончив работу, они поднялись на поверхность холма и поползли к тайному входу. Дверь оказалась скрытой за кучами песку. Нугри и Кени разрыли песок, чтобы можно было пройти, замели следы и подошли к двери.
   Уже светало, когда они подняли дверь и проникли в гробницу. Вдруг послышалось ржание лошади.
   - Скорее, - сказал Нугри.
   Опустив дверь, они прислушались.
   Всходило солнце, и с ним оживала долина. Друзья различили приближавшиеся голоса.
   - Идите вперед, я вас догоню, - шепнул Нугри и притаился у двери.
   Слышно было, как скрипел песок под ногами людей.
   - Тебе показалось, будто ты видел ночью свет у входа в чертог вечности, - говорил верховный жрец (Нугри узнал его по голосу). - Мы осмотрели с тобой вход - все в целости. Не мог же вор войти внутрь и замазать камень снаружи!
   - Твоя правда, господин и повелитель, - ответил старческий голос. Злые духи блуждают у могил в виде огоньков. Клянусь Амоном, это были они. Ведь ночью я слышал крики птиц и зверей.
   - А скажи, нет ли другого входа в чертог вечности?
   - Был еще один вход, - сказал начальник зодчих (теперь Нугри не сомневался, что это старый писец), - но я велел засыпать его.
   - Внутри?
   - Внутри и снаружи.
   - А где этот вход?
   - Мы стоим возле него.
   Нугри затаил дыхание.
   Верховный жрец подошел к двери.
   - Разве это работа? - сказал он с раздражением. - Вход легко обнаружить. Не помнишь, кто работал?
   - Это можно установить у писцов по их книгам.
   - Узнай, какие люди работали и откуда они родом. Не поднять ли нам дверь? Вор мог пройти здесь.
   - Невозможно, господин! На песке были бы следы. Но если бы вор и проник, ему оттуда не выбраться. Он погибнет с голоду, прежде чем доберется до места, где лежит наш бог, царь и господин великий Рамзес-Миамун.
   Нугри, волнуясь, слушал их беседу.
   - Истина говорит твоими устами, - согласился верховный жрец. - Здесь он не выйдет, потому что мы сами засыплем дверь.
   - Сами? - вскричал начальник зодчих.
   - Да, сами, - подтвердил верховный жрец. - Звать землекопов нельзя, я не доверяю им: проболтаются.
   - Можно уничтожить их.
   - Это неразумно. Разнесутся слухи об убийстве, народ будет волноваться.
   Верховный жрец помолчал.
   - Чем будем носить песок? - спросил он.
   - Плащами.
   - Не скоро мы закончим работу. А нам нужно быть в Фивах пополудни. Ведь царевич-наследник, сын Рамзеса-Миамуна, повелел нам явиться сегодня во дворец.
   Нугри прислушивался, как они сыпали песок в щели опускной двери, и сердце у него сжималось.
   "Теперь не поднять дверь, - думал он. - Здесь выход нам отрезан. Осталась надежда на главный вход."
   Не желая расстраивать друзей, он решил не передавать им беседу жреца с писцом. На душе его было тяжело.
   Сумрачный, он догнал друзей в конце коридора и сказал:
   - В путь! Нужно поскорее добраться до заупокойного храма.
   14
   Нугри шел впереди со смоляным факелом. Узкий коридор почти отвесно спускался вниз, а потом упирался в стену, в которой были высечены ступеньки. Они поднимались вертикально и терялись в темноте. Нугри стал взбираться, сделав знак друзьям следовать за собою. Чем выше он поднимался, тем ступеньки становились шире. Наконец Нугри уперся головой в потолок. Осмотрев его при свете факела, он обнаружил, что над ним плита. Передав факел Кени, взбиравшемуся за ним, Нугри уперся руками в плиту и сдвинул ее.
   Они проникли в темный коридор. Боги и богини, высеченные из гранита, с головами львов, кошек и собак, встречали их на каждом шагу. Иногда попадались статуи богов из зеленого базальта [базальт - горная порода вулканического происхождения] или кедрового дерева. Тинро казалось, что боги удивлялись дерзости людей.
   Вдруг Нугри отшатнулся, факел дрогнул в его руке. На повороте, как бы преграждая путь, возвышалась мраморная статуя Озириса. Бог сидел на камне. Он был с узенькой бородой, в руках держал бич и скипетр. На голове его красовалась египетская корона со страусовыми перьями. Кени и Тинро с суеверным ужасом смотрели на бога. В глаза им бросилась дощечка с надписью: "Горе святотатцам и ворам!"
   - Идем, - решительно сказал Нугри, - нас не запугать!
   И он с вызовом взглянул на Озириса.
   Дальше шел светлый коридор, облицованный белым мрамором, с черными и желтыми сфинксами, хранителями гробницы. Сфинксы были с туловищем льва и лицом Рамзеса. Черный базальт и желтый мрамор резко выделялись на белом фоне.
   Вскоре они поняли, что подходят к заупокойному храму. Виднелись колонны, высеченные из красноватого гранита. Большая статуя Изиды с Озирисом на коленях, изваянная из алебастра, светлела впереди.
   Войдя в храм, они направились к кирпичной стене, воздвигнутой Тинро.
   - Нужно ломать, - сказал Нугри.
   - Я думал об этом, - ответил Тинро. - Но шум будет слышен снаружи.
   Нугри вспомнил беседу верховного жреца с начальником зодчих. Несомненно, за гробницей установлено наблюдение. Ведь ночью был замечен свет факела и слышны были крики птиц и животных.
   - Стену надо разобрать без шума, - сказал Нугри. - Начинай, Тинро!
   Работали осторожно, потихоньку откладывая кирпичи в сторону. Когда образовалось широкое отверстие, Нугри пролез в него. Кени подал ему мешки.
   Смоляной факел осветил саркофаг и драгоценности, наваленные на полу. Нугри бросился к самому большому сундуку и попытался взломать его. Окованный бронзовыми обручами, сундук казался неуязвимым. Как ни бился над ним Нугри, ничего не получалось. Пришлось кликнуть Кени.
   Посоветовавшись, друзья решили ломать кедровое дерево. После часа упорной работы крышка была сломана. Груда золота и драгоценных камней засверкала перед их глазами.
   Обезумев, Нугри и Кени плясали вокруг сундука. Они что-то бормотали и смеялись, хлопая в ладоши. Глаза их блестели.
   - Тише, - окликнул их Тинро. - Что случилось?
   Он подошел к сундуку и всплеснул руками. Гортанный смех вырвался из его горла. Старик опустился на колени и перебирал драгоценности дрожащими руками.
   Первый опомнился Нугри.
   - Так можно с ума сойти! - воскликнул он. Успокойтесь, друзья! Наполняйте мешки - и в путь!
   Но Кени и Тинро не слушали его, не спуская глаз с камней.
   Нугри встряхнул друзей за плечи.
   - Скорее! Пора выбираться отсюда!
   Кени и Тинро все еще не могли опомниться. Нугри сгребал драгоценности и полными горстями бросал их в мешок. Он тоже был взволнован, но владел собою. Минутная слабость, охватившая его при виде сокровищ, пропала. Это было не равнодушие к золоту и камням, а разумное спокойствие.
   Наконец Кени опомнился. Он принялся помогать Нугри. Но Тинро долго еще не мог притти в себя. Добыча казалась ему собственностью троих. Дрожа, он наполнял мешок жадными руками.
   - Все мое, - говорил Тинро, прижимаясь к мешку.
   - В этих мешках нет ничего нашего! - крикнул Нугри.
   - Как бы не так! - спорил старик. - Разве я полез бы в чертог вечности?
   - Опомнись, Тинро! Неужели ты забыл Ани? Разве он не бедствовал и не страдал у тебя на глазах?
   - Ани... Ани...
   - Он погиб. Так же гибнут тысячи. И ты должен во имя Ани подумать о бедняках.
   - Да, да, - заплакал старик. - Бери мой мешок... жизнь... золото... Зачем мне все это, когда у меня нет Ани?... Ничего мне не надо.
   Наполнив мешки, они взвалили их себе на плечи. Всех драгоценностей взять они не могли. Предусмотрительный Нугри предложил захватить с собой продовольствие.
   "Еще неизвестно, когда мы выберемся отсюда, - думал он. - Лучше взять еду и питье, чем тащить лишнюю тяжесть. Эти золотые чаши и сосуды только оттянут плечи. Было бы нас пятеро или шестеро, все бы взяли! Но, если боги нам помогут, мы еще вернемся сюда".
   Нугри обернулся к друзьям.
   - В путь! - воскликнул он.
   И они пошли, сгибаясь под тяжестью ношей.
   15
   По расчетам Нугри, они давно уже должны были дойти до выхода, а коридору не было конца. За статуями, казалось, мелькали тени, и суеверный ужас охватывал людей.
   Нугри остановился.
   - Мы топчемся на одном месте... заблудились, - сказал он. - Помнишь, Кени, до выхода было совсем близко. Мумию Рамзеса несли не так уж долго.
   - Нужно вернуться на старое место и попытаться найти правильную дорогу.
   - Ты советуешь, Кени, итти к храму? - вскричал Тинро. - Но это такой путь... такой путь...
   - Мы очевидно, повернули вправо или влево, вместо того чтобы итти прямо.
   - Не слушай его, - сказал Нугри. - Ты прав, Кени! Нужно вернуться.
   Тинро сбросил мешок со спины.
   - Я устал таскать на себе эту тяжесть, - сказал он. - Вы, молодые, сильнее старика... А были бы на моем месте...
   - Отдохни, потом и пойдем, - прервал его Нугри. - Нужно поскорее добраться до храма.
   Тинро молчал, не желая возражать, но он сомневался в удаче.
   Опять они шли с мешками на плечах. Нугри был впереди с факелом в руках.
   Вдруг он остановился. Путь преграждала темная фигура. Кени и Тинро вскрикнули.
   - Кто ты? - спросил Нугри, и сердце его забилось.
   Ответа не было.
   Нугри подошел ближе. Это была черная базальтовая статуя Тота. Бог мудрости с головой ибиса стоял, устремив на людей блестящие агатовые глаза. В протянутой к ним руке он держал дощечку, на которой писал грифелем.
   - Да ведь мы здесь не проходили! - вскричал Кени с испугом в голосе. - Куда ты привел нас, Нугри?
   - Снова сбились с дороги, - подхватил Тинро и швырнул мешок на пол. Нет, не выбраться нам отсюда! Если ты, Нугри, не знал, куда итти, зачем взялся нас вести?
   Нугри вспыхнул.
   - Если дорога тебе известна, бери факел и веди нас!
   Старик взял факел и свернул влево.
   Нугри и Кени молча шли за ним. Нугри думал о том, что Тинро идет наугад и тоже заблудится. А Кени зорко присматривался к статуям духов и богов. Он убеждался с каждым шагом, что старик ведет их по местам, где они не проходили. Так они блуждали очень долго. Еды у них давно уже не было, и они голодали. Но все шли вперед.
   Когда они дошли до стены, на которой была надпись: "Стойте, грабители! Еще шаг - и вы умрете", Нугри остановил Тинро:
   - Ты тоже, друг, не знаешь дороги.