Фарджон Элинор. Я качаю свою детку

   - Ш-ш, тише, - сказала миссис Гринтоп, поскольку мимо двери проходила Гризельда, неся купать Ричарда, и тихонько ворковала с ним.
   - Ты у меня такая добрая, - сказал мистер Гринтоп и нежно ущипнул жену за ушко. - А теперь оставим пустяки, потому что, если я не ошибаюсь, в дверь звонят.
   Это приехали гости, и после того, как расцеловались, первое, что Маргарет сказала миссис Гринтоп:
   - Можно я посмотрю на Ричарда?
   - Его как раз купают, - сказала миссис Гринтоп.
   - Какое счастье, - воскликнула Маргарет и без лишних слов побежала наверх в детскую.
   Миссис Гринтоп побежала за ней, чтобы посмотреть, как будет смотреть Маргарет на ее безупречного малыша, и крикнула профессору через плечо:
   - А вы не хотите взглянуть, Джеймс?
   - Конечно же, не хочет, дорогая, - сказал мистер Гринтоп с нетерпением.
   Но профессор покладисто сказал:
   - Конечно же, хочу! - и оба джентльмена пошли наверх за дамами.
   Но у дверей детской они застали миссис Гринтоп, которая держала дверь настежь и прижимала палец к губам, поскольку над воркотней Малыша Ричарда и плеском воды в ванночке звенел чистый, как серебро, голосок Гризельды Кёфью:
   Баю, баю, бай,
   Я качаю свою детку,
   Я качаю свою детку,
   Баю, баю, бай.
   - О, это абсолютно прелестно! - шепнула Маргарет.
   Но профессор вдруг быстро протиснулся в дверь и, ринувшись к ванночке, спросил у Гризельды:
   - Что это за песня, дитя? Откуда взялась эта мелодия? Ты знаешь, что ты поешь?
   Гризельда испуганно подняла глаза и вся покраснела, а вытащив брыкавшегося Малыша из воды, сказала:
   - Да, сэр, это то, что я пою, когда укладываю спать свою бабулю. Не пищи, зайчик, будь хорошей деткой. Вот послушай: "Я качаю свою детку, я качаю свою детку", - опять запела Гризельда, покачивая закутанного в полотенце Ричарда у себя на коленке.
   - Кто тебя научил этой песне? - допытывался профессор.
   - Да в чем дело, Джим? - спросила Маргарет.
   - Помолчи, Пегги, - сказал профессор. - Кто научил тебя словам и мелодии, Гризельда?
   - Никто не учил, сэр. Бабуля когда-то ее пела моему дедушке, а потом моему папе, а потом мне, а теперь я сама ее пою бабуле и Малышу.
   - А кто ее пел твоей бабуле?
   - Ее бабуля.
   - А кто ее пел бабуле твоей бабули?
   - Оставь эти глупости, Джим, - засмеялась Маргарет. - Откуда ребенку знать? Ты так можешь дойти до царствования Вильяма и Мэри.
   - Я и дальше дойду, если понадобится, - сказал профессор. - А теперь, Гризельда - Гризельда, Боже, твоя прабабушка называла тебя Гриззель?
   - Гриззи, сэр.
   - Отлично, сойдет и Гриззи. Скажи, а как зовут твою бабушку?
   - Мою бабулю зовут Гризельда, и ее бабушку звали Гризельда. Мы все Гризельды, из-за этой песни. Она называется "Песня Гриззель", сэр.
   - Да, я знаю, - сказал профессор, весьма всех удивив.
   - И это наша песня, - сказала Гризельда, осторожно промокая все складочки у Ричарда.
   - Прелесть ты моя, - сказала Маргарет, наклоняясь его поцеловать.
   - Не перебивай, Пегги, - сказал профессор. - Что ты имеешь в виду, Гризельда, "наша песня" - твоя песня?
   - Она была написана для нас, - ответила Гризельда. - Для одной из нас, из Гризельд, много лет тому назад, но я не знаю, для какой именно.
   - А ты знаешь, кто написал ее?
   - Мистер Деккер, сэр!
   - Именно! - торжествующе сказал профессор.
   - Из-за чего ты так разволновался, Джеймс? - спросила Маргарет.
   - Замолчи же, Пегги. Послушай, Гризельда, как ты узнала, что мистер Деккер написал эту песню, да еще для "одной из вас"?
   - Потому что это есть в книге, сэр.
   - В какой книге?
   - В бабулиной. Ну, в той, где плохое правописание и печать такая диковинная.
   - А, печатная книга, - в голосе профессора прозвучало некоторое разочарование.
   - Да, сэр. Но песня написана от руки, на обратной стороне обложки, а под ней приписано "Моей детке Гриззель. Т.Деккер", и день, и месяц, и год.
   - А какой месяц, какой год?
   - Октябрь одиннадцатого дня, одна тысяча шестьсот третьего года, - сказала Гризельда.
   - Эврика, - провозгласил профессор.
   - Никак ты с ума сошел, Джеймс? - вопросила Маргарет.
   Но профессор уже задавал новый вопрос:
   - А где эта книга сейчас?
   - Думаю, Белла сидит на ней, сэр.
   - Белла?
   - Моя кукла, сэр. Книга хорошая для нее подпорка.
   - А где же Белла? - спросил профессор, обегая глазами комнату.
   - Я оставила ее у бабули в Приюте, сэр, чтобы ей не было скучно.
   - Ага, так ты уступила свою детку другому, не так ли. Терпеливая Гриззель? Завтра мы вместе пойдем в Приют навещать твою бабулю.
   У Гризельды разгорелись глаза; тем временем она застегивала пижамку с пушистым начесом на Ричарде, но сказала она лишь:
   - "Терпеливая Гриззель" - так называется книга, сэр.
   - Да, я знаю, - сказал профессор, - я знаю.
   На следующий день профессор заехал за Гризельдой и повез ее в Приют для престарелых. Он приехал раньше того, как Ричард справился со своей первой бутылочкой молока, и миссис Гринтоп заметила:
   - О, ты ранняя пташка, Джеймс.
   На что профессор ответил:
   - Кто рано встает, тому Бог дает.
   Они застали Прабабушку Кёфью еще в" постели, сидящей в подушках, около нее была Белла, подсматривавшая из-под лоскутного одеяла. Прабабушка с живостью взглянула на Гризельду и сразу сказала:
   - Что, Гриззи, идем домой?
   - Этот джентльмен хочет взглянуть на твою книгу, бабуля.
   - А вот она, на окне, пусть глядит, если хочет.
   Профессор взял старую книгу в кожаном переплете, бережно открыл ее: сначала он посмотрел на титульную страницу, потом на обратную сторону обложки. И оба раза кивнул головой, как будто чем-то довольный, а потом присел на постель Прабабушки Кёфью, точь-в-точь как доктор, и сказал:
   - Расскажите мне об этой книге, миссис Кёфью. Вы что-нибудь помните из того, что вам о ней говорили?
   - Помню ли я? - негодующе вскричала Прабабушка Кёфью. - Конечно, помню! То, что мне рассказывала моя бабушка про то, что ей рассказывала ее бабушка, я помню так, будто это было вчера. За кого вы меня принимаете? За старую калошу, вроде Эмили Дин, у которой мозги, как решето?
   - Ну, конечно, нет, миссис Кёфью. Расскажите мне в точности, что вы помните,- попросил профессор.
   Глаза у Прабабушки Кёфью загорелись как никогда, стоило им обратиться в прошлое.
   - Моя бабушка, - сказала она, заговорив так внятно, как Гризельда не слышала чтобы она говорила раньше, - родилась, когда на троне сидел король Вильям Оранжский, благослови его Бог, а её бабушке было тогда девяносто три года, хотя она прожила не больше ста четырех, бедняжка, но одиннадцать лет она пела бабушке эту песню, которая в книге, которую сочинил для нее ее собственный папа, когда она родилась, и напечатал в книге, и написал от руки.
   - Мистер Томас Деккер, - сказал профессор.
   - Именно так его звали, сэр.
   - Это был ваш пра-пра-пра-прадедушка?
   - Смею сказать, сэр.
   - Он был знаменитым человеком, миссис Кёфью.
   - Не удивляюсь, сэр.
   - А как звали бабушку вашей бабушки, миссис Кёфью?
   - Гризельдой, сэр.
   - А как вас зовут, миссис Кёфью?
   - Гризельдой, сэр.
   - И эту девчушку тоже зовут Гризельдой?
   - А то как же, сэр. Бог ты мой, - прыснула Прабабушка Кёфью - столько вопросов про то же самое имя.
   - Миссис Кёфью, я хочу вам сказать, что этой книге большая цена. И я хотел бы купить ее у вас.
   Прабабушка Кёфью взглянула на него и улыбнулась своей милой, лукавой, жадной улыбкой.
   - Большая цена? Десять шиллингов?
   Профессор заколебался:
   - Гораздо больше, миссис Кёфью.
   Неожиданно Гризельда собралась с мужеством заговорить:
   - Как вы думаете, она стоит тридцать пять фунтов, сэр?
   Профессор опять заколебался, а потом сказал:
   - Я думаю, она вполне стоит пятьдесят фунтов, Гризельда. Во всяком случае, я могу заплатить пятьдесят фунтов твоей бабушке, если она захочет ее мне продать.
   - О, - выдохнула Гризельда, - спасибо, сэр!
   - За что ты благодаришь джентльмена, Гриззи? - спросила Прабабушка Кёфью с едкостью. - Это моя книга, а не твоя.
   - Да, да, бабуля, - беспокойно согласилась Гризельда.
   - И я ее ему не продам... - упрямо продолжала старая дама.
   - Бабуля, о...
   - ...меньше, чем за десять шиллингов, - закончила Прабабушка Кёфью.
   Профессор засмеялся, а Гризельда чуть не заплакала от радости.
   - Ну, Гриззи, довольно всякой чепухи, - сказала миссис Кёфью. - Почему ты не поднимешь и не оденешь меня? Что сделалось с твоими волосами, детка?
   - Меня остригли, когда я была в больнице.
   - А ты была в больнице?
   - Да, бабуля, разве ты не помнишь?
   Прабабушка Кёфью тоскливо уставилась на короткие волосы Гризельды.
   - Мне так не нравится, - сказала она наконец. - Не надо было делать без моего разрешения.
   Вдруг она совсем сникла:
   - Одень меня, Гриззи. Я хочу домой.
   - Сегодня вечером, прямо сегодня вечером, бабуля, - пообещала Гризельда. Она сунула "Терпеливую Гриззель", написанную Томасом Деккером, в руки профессору и бросилась бежать со всех ног. В кабинет сквайра ввалилась без стука совершенно запыхавшаяся Гризельда и крикнула:
   - Прошу вас, сэр, прошу, фермер Лоусон дает вам тридцать фунтов за наш домик, а мы вам заплатим тридцать пять, мы вам заплатим пятьдесят...
   Вот почти и вся история. Вскоре вслед за Гризельдой приехал профессор, и всё разъяснилось. А когда мистер Гринтоп поверил, что Прабабушка Кёфью действительно обладает целым состоянием в пятьдесят фунтов, и когда он услышал, как Гризельда, разом смеясь и плача, умоляет его привезти прабабушку домой, обещая всю жизнь нянчить Малыша Ричарда, когда станет больше не нужной своей бабуле - мистер Гринтоп тут же сдался и сказал:
   - Ну ладно, Гризельда, я согласен, вы получите домик за тридцать пять фунтов, а пятнадцать я вложу в какое-нибудь дело и буду вам давать понемногу, когда вам понадобится.
   В тот же самый вечер Гризельда съездила в Приют в коляске миссис Гринтоп, за ней следовала еще и подвода. В коляску она усадила Прабабушку Кёфью, вместе с ее Библией, ее шалью, ее чайником, ее лоскутным одеялом, и Беллу, а на подводу пристроила ее кресло-качалку, ее часы и ее маленький деревянный сундучок с одеждой; и тронулись они обратно к самому последнему дому в Переулке, где уже горел в камине огонь и была постлана свежая постель. Курочки кудахтали, пчелы гудели, розы все распустились, и вот первое, что Прабабушка Кёфью сказала:
   - Если ты меня посадишь у кустов смородины, Гриззи, я буду отгонять птиц, пока ты заваришь чай.
   Поздно вечером, когда счастливая Гризельда укладывала свою бабушку в постель, она отмывала ее иссохшие пальцы от красных пятнышек и говорила:
   - А теперь ты выпьешь лекарство.
   - Нет, Гриззи, не буду, лекарство горькое.
   - Будешь-будешь, бабуля. А потом я тебе дам конфетку.
   - А две конфетки дашь? - спрашивала бабушка. - А сказку расскажешь?
   - Расскажу. Я расскажу тебе сказку про великаншу, у которой было три головы и которая жила в медном замке.
   - Эта мне нравится. Сдается мне, старая Эмили Дин сегодня счастливицей будет.
   - Ну, бабуля, выпей лекарство.
   - А Белла уже пила?
   - Пила и даже не поморщилась. А вот твоя конфетка, а вот еще одна. Дай я подоткну тебе одеяло. А теперь лежи тихо и слушай. Однажды жила-была великанша.
   - Ага, - сказала Прабабушка Кёфью.
   - И было у нее ТРИ ГОЛОВЫ!
   - Ага!
   - И жила она В МЕДНОМ ЗАМКЕ!
   - Ага, - и Прабабушка Кёфью закрыла глаза.
   - Баю, баю, бай, - пела счастливая Гризельда. - Я качаю свою детку! Я качаю свою детку!