Фаулер Кристофер. Спанки

   Я уже приближаюсь к концу своего повествования — если, конечно, столь возвышенное слово применимо к стопке жалких листков бумаги. Еще я просил сестру-ирландку принести мне что-нибудь твердое — подложить под листы бумаги, но она, похоже, постоянно забываете моей просьбе.
   Итак, на чем я остановился?
   Ах да!
   Я бежал.
   Бежал, выбиваясь из последних сил.
   Нескончаемый дождь доканал меня, а в желудке поселилась постоянная ноющая боль, взрывавшаяся с новой силой при каждой попытке убыстрить бег. Я так толком и не понял, то ли Спанки специально затруднял мои действия, перекручивая мне все внутренности, то ли дело было в том, что на протяжении последних двадцати четырех часов я находился в беспрестанном движении, к тому же со сломанными ребрами.
   Забраться в переполненный автобус оказалось намного проще, чем я предполагал, поскольку большинство пассажиров, едва заметив меня, мгновенно расступились. Что и говорить, к тому времени я успел основательно перепачкаться в грязи, вываляться в мокрой траве и, помимо всего прочего, наверняка источал омерзительный запах. С автобуса я сошел за два квартала от квартиры Лотти, прекрасно понимая, что Спанки все равно окажется там раньше меня. Так было всегда.
   У меня не оставалось никаких сомнений в том, что даже если я сдамся, он все равно убьет Лотти, как говорится, из чисто спортивного интереса. И все же я не мог стоять и спокойно наблюдать за тем, как она умирает.
   Наконец добравшись до ее дома, я увидел, что входная дверь чуть приоткрыта, а из холла на пустынный палисадник падает прямоугольник желтого света. На ступеньках лестницы, ведущей к ее квартире, виднелись мокрые следы. Дверь в квартиру тоже оказалась открытой. Замок не был взломан, все предметы оставались на своих местах, однако по мере приближения к ее комнате, находившейся в конце коридора, я снова ощутил знакомое чувство страха.
   Шторы на окнах были задернуты, но мне все же удалось разглядеть лежащую на кровати Лотти. Она спала, голубое одеяло на груди легонько вздымалось в такт ее дыханию. И в тот же миг я ощутил у себя за спиной присутствие Спанки — обернувшись, я увидел его сидящим в кресле в изножье кровати. Он прижал палец к губам и чуть склонил голову.
   — Смешно все-таки смотреть на спящего человека, — прошептал он. — Обычно ты называл ее “чудачкой Лотти”, хотя лично мне она кажется самой что ни на есть обычной. И все же посмотри, какой безмятежный у нее вид, не правда ли?
   Лотти слегка шевельнулась во сне, и Спанки кончиками пальцев прошелся по ее волосам, невольно напомнив мне сцену ее воображаемого истязания в парке.
   — А тебе не хотелось бы увидеть ее еще более умиротворенной?
   Он поднял глаза и скользнул взглядом куда-то поверх ее головы. Я проследил за его взглядом. Поначалу я ничего не заметил в царившем здесь полумраке, но, приглядевшись, увидел его, отчетливо выделявшегося на фоне обоев. Это был черный паук, спускавшийся с потолка на тонкой серебристой нити. У паука были длинные членистые ноги, вздутое брюшко, и я сразу же узнал в нем знаменитую “черную вдову”.
   Я попытался было смахнуть его в сторону, но Спанки схватил меня за руку и оттащил к своему креслу.
   — На сей раз это уже окончательно и всерьез, Мартин. В твоем распоряжении остается всего несколько секунд.
   Паук тем временем уже опустился на лицо Лотти и принялся ползать по нему, словно изучая последовательно веки, затем щеку и, наконец, ноздри.
   Моя реакция оказалась настолько стремительной, что даже Спанки не успел среагировать, когда я метнулся в сторону лежавшей на кровати фигуры, одновременно протянув руку, чтобы смахнуть с лица Лотти мерзкое насекомое. Однако оно все же успело юркнуть в сторону, а я со всего размаха шлепнулся на спящую девушку...
   ...для того лишь, чтобы увидеть, как подо мной лопнула туго натянутая кожа, разлетевшаяся на сотни тысяч клочков липкой паутины, облепившей мне лицо и грудь, заклеившей глаза и наполнившей мой истошно вопящий рот влажным теплом миллиона крохотных черных яиц, выплеснувшихся из содержащей их оболочки на пол.
   Я открыл глаза.
   И увидел свое совершенно обнаженное тело.
   Я висел в темноте, медленно поворачиваясь на толстой, обмотанной вокруг горла нейлоновой веревке. Шея моя была сломана, о чем свидетельствовало обжигающее удушье. Подвешенный за эту удавку, я продолжал парить в толще смрадного воздуха.
   Глянув вниз, я увидел странных безволосых животных, карабкавшихся друг на друга из лужи какой-то отвратительной жижи и издававших истошные, рыкоподобные звуки. Очевидно, у них наступило время кормежки. Широкие желтые рыла явно учуяли мой запах, и теперь их слюнявые челюсти распахнулись в вожделенном ожидании.
   Веревка надо мной внезапно лопнула, и я испытал жуткое чувство падения...
   ...в залитый лунным светом переулок, по которому бежала очередная банда головорезов. Исторгая кровожадные вопли и громыхая железными прутьями по металлической ограде, они стремительно мчались за мной. Я свернул за угол и увидел прямо перед собой замызганную бетонную лестницу, ведущую в никуда.
   Я повернулся, чтобы оказаться лицом к атакующим, и тут же на мою голову посыпались удары, а сердце под сломанными ребрами стало буквально разрываться на части. Я изобразил гримасу, долженствовавшую означать жуткую боль от сердечного приступа, плотно смежил веки, а когда снова открыл глаза, то обнаружил...
   ...что Спанки держит меня за руку и мы вместе летим над звездами к единственно безопасному месту, к теплому очагу моей разделенной души. Его бледный, обнаженный торс колыхался под моими ласкающими руками, то и дело меняя свой пол, отчего у него появлялись то груди и выпуклое лоно, а то эректированный бугор возбужденного сатира. Он был самым верным моим путем, самой надежной тропой, источником самого чистого света. И я пригласил Спанки внутрь себя, окунув его замерзающую оболочку в перегретый жар собственного тела, томясь в ожидании ледяного очищающего огня полного растворения, однако уже в следующее мгновение мой мозг взбунтовался и я решительно оттолкнул его прочь, чтобы снова стать свободным...
   ...и оказаться по-прежнему обнаженным, но теперь уже привязанным к деревянному столу в пустой комнате, обитой ржавыми, приклепанными к стенам и полу металлическими пластинами. А снаружи все так же бушевала Вселенная, испещренная следами от звезд, так похожими на пенистые буруны за кормой корабля.
   Я лежал распластанный, привязанный веревками за руки и ноги к осклизлой колоде мясника. Ценой нечеловеческого напряжения мне все же удалось чуть-чуть приподнять голову. Прямо надо мной висела циркулярная пила, рядом с которой теснились ряды конусовидных стальных дротиков, образовывавших нечто, напоминающее приспособление для создания акустического эффекта.
   Один из дротиков, висевших прямо над моим обнаженным животом, заскользил вниз из отверстия в потолке.
   У меня за спиной послышалось эхо хихиканья. Повернув голову насколько это было возможно, я увидел Спанки — ослепительного в своем сверкающем изумрудно-зеленом костюме, его рука пробиралась под юбку Сары. Она же была обнажена по пояс, и ее матовые груди белели в сиянии стальной комнаты.
   — Мартин, я пригласил Сару для того, чтобы она помогла мне как следует наказать тебя. Ты находишься в моей камере пыток, где каждая минута может быть растянута до размеров вечности.
   Сара обвила рукой талию Спанки и притянула его к себе.
   — Это научит тебя, Мартин, обращаться с женщинами, паршивец ты эдакий.
   Она с силой топнула по полу, стальной дротик окончательно выскользнул из отверстия в потолке и, рассекая тугой воздух, стал падать, готовый в любой миг вонзиться мне в живот и накрепко пригвоздить меня к столу. Между тем три дротика уже торчали у меня в животе, а этот четвертый вонзился в мое левое бедро, разрывая плоть и приковывая меня...
   Все это ненастоящее, он всего лишь пытается заставить тебя потерять контроль над собой. Он проскользнет внутрь тебя, как только ты издашь агонизирующий вопль, проникнет в твой мозг и пообещает снять всю боль, а ты разрешишь ему сделать что угодно, лишь бы прекратить муки, хотя на самом деле все это ненастоящее, ненастоящее, ненастоящее, не...
   ...насквозь промокший, я стоял в центре забитой транспортом улицы на углу Гайд-парка.
   Оглушенный ревом автобусного клаксона, я побежал к спасительному противоположному тротуару, поскользнулся на мокром асфальте и едва не угодил прямо под колеса грузовика. Даже несмотря на дождь, воздух был пропитан выхлопными газами. Наконец я оказался на земле, разбив лоб об угол бетонного мусорного ящика, и продолжал так сидеть, пытаясь хоть немного отдышаться.
   Да что же со мной происходит, черт побери? Стекло моих наручных часов лопнуло, отчего стрелки сошлись вместе. Я взглянул на волны облаков, проплывавших по темному небу. Вечер, похоже, был в самом разгаре. Итак, минуло еще несколько часов. Я побывал в комнате Лотти. Пауки во рту. Вкус плоти даэмона. Экстаз собственной гибели...
   Но где же Спанки?
   Я протянул руку, почувствовав рядом с собой твердь холодного грязного тротуара. Все это было самым что ни на есть настоящим: дождь; бетонная сточная канава с пустым пакетом из-под сырных и луковых хлебцев; горожане, возвращающиеся домой в своих пыхтящих машинах; неоновая вывеска о продаже на вынос жареных цыплят на углу Оксфорд-стрит. Все это было абсолютно реальным.
   Но где, черт побери, я находился в течение последних нескольких часов?
   Я смекнул, что Спанки, скорее всего, опять пытался сбить меня с толку своими галлюцинациями — а я тем временем так и бродил по улицам подобно наркоману, одуревшему от зелья, потерявшемуся в своем внутреннем галлюцинаторном полете. Мои джинсы порваны на коленях и измазаны кровью, кожа на обеих ладонях содрана, а в правом предплечье — кровавая рана. Спину жутко саднило, и теперь она походила на сплошную огромную рану.
   Но где, черт побери, Спанки?
   Далеко уйти он не мог, это я знал наверняка. Попытался было встать, но не позволила боль в ногах. У меня было такое чувство, словно я пробежал марафонскую дистанцию с разбитыми коленями — впрочем, в данный момент меня это ничуть не волновало. Я ощупал собственное тело и понял, что пока не сдался. Продержаться бы еще самую малость, и тогда я наконец окажусь на свободе. Впрочем, трудно было сказать, так ли уж много останется от меня к полуночи.
   Ухватившись за край мусорного бака, я все же ухитрился подняться и принять вертикальное положение. Слава Богу, Спанки уже не вызывал меня на очередную схватку, поскольку в подобном положении я не смог бы противостоять и пятилетнему ребенку. Мне необходимо было добраться до телефона-автомата и выяснить, что на самом деле случилось с Лотти. Весь день я только тем и занимался, что сражался с призраками, и сейчас чувствовал себя подобно пьянице, то и дело спотыкающемуся и падающему. В голове пульсировала дикая боль, а вокруг раненого глаза уже образовалась новая корка из запекшейся крови.
   Я доковылял до станции подземки, так и не решившись в очередной раз перейти улицу. Там я зашел в общественный туалет, смыл с лица и рук кроваво-черные потеки, хотя даже после этого мое отражение в зеркале производило довольно жуткое впечатление.
   Потратив еще полчаса на то, чтобы добраться до телефона-автомата, я обнаружил, что в моих карманах совершенно не осталось денег. Прибегнув к угрозам, мне удалось без всякого труда заполучить десять пенсов у некой японки, возвращавшейся из магазина, и я набрал номер Лотти. Ответила ее соседка Сьюзен: оказывается, она только что вернулась с дежурства и пока еще не видела Лотти. Мне показалось, что женщина не меньше меня сбита с толку.
   — А вы хотя бы приблизительно не представляете, где она может быть? — спросил я, стараясь говорить как можно более спокойным тоном.
   — Нет, однако далеко она уйти не могла — ее сумочка лежит на месте.
   Неужели мне и в самом деле удалось настолько долго ускользать от психологического натиска Спанки, что я все же успел предупредить Лотти, чтобы она скрылась? Мое ближайшее прошлое представляло собой сплошную трясину, заполненную смутно различимыми видениями и приглушенными воплями, стремительно затухающими в моем перегруженном сознании, подобно тому как выходят из строя при перегрузках электропредохранители. Я повесил трубку и побрел в направлении огней Оксфорд-стрит. Если верить часам над Селфриджем, было около половины десятого.
   Значит, оставались еще два с половиной часа.
   Сто пятьдесят минут.
   С каждой секундой человеческая плоть Уильяма Бомона все настойчивее приближалась к своему распаду, и это наполняло Спанки новой силой, делало его менее уязвимым, готовым к совершению решающего шага.
   Но почему его нет рядом со мной? Почему он не продолжает преследовать меня? Ведь его срок пребывания на Земле стремительно близится к концу. Я сделал глубокий вдох, впуская в легкие холодный, пропитанный выхлопными газами воздух, и потряс головой, пытаясь вышвырнуть из нее последние остатки воспоминаний о недавних страстных объятиях Спанки. А потом увидел — он уже поджидал меня.
   Перед грандиозным финалом он решил надеть смокинг. Тот самый, который был на нем в день нашей первой встречи. Ну что ж, очень даже неглупо.
   Он стоял, небрежно прислонившись к стене у входа все еще открытого в этот поздний час торгового центра на Оксфорд-стрит. Внутри помещения виднелись теплые тела людей и целые стены стекла. Плохое сочетание.
   — Что это ты припозднился? — приветливо улыбаясь, спросил Спанки. — Не годится опаздывать к своему собственному возрождению.

Глава 37
Трансмутация

   Торговый центр на Оксфорд-стрит.
   Пять этажей из стекла и металла, удерживаемых прочным стальным каркасом, благодаря чему достигается индустриальный вариант сочетания приятного с полезным — лично мне он всегда представлялся одним из вульгарнейших воплощений духа восьмидесятых годов. В данный момент в торговом центре царило оживление: один из отделов объявил о специальных условиях продажи своих товаров, в результате чего к нему выстроилась длиннющая очередь покупателей, желавших поглазеть на древнюю американскую знаменитость. Подтянутая и тщательно подкрашенная, чтобы казаться не старше пятидесяти лет, она щедро раздавала автографы каждому, кто был готов выложить сорок пять фунтов за пузырек с ее тошнотворным ароматом.
   Шагая впереди меня, Спанки быстро прокладывал путь сквозь толпу покупателей, мгновенно расступавшихся передо мной. Я же по-прежнему плелся, нетвердо держась на ногах, не в силах прийти в себя после недавнего галлюцинаторного путешествия. Мне все казалось каким-то нереальным, особенно здесь, среди витрин, в которых были выставлены цветные фотографии имеющихся красоток, застывших в вызывающе похабных позах, ласкающих свои загорелые бедра, и кружащих вокруг смущенных молодых мамаш и растолстевших на пиве папаш в безвкусных, отвратно сшитых костюмах.
   Как ни странно, оказавшись на этой европейской имитации торгового Диснейленда, Спанки чувствовал себя как дома. Возможно, вся эта мишура и суматоха в полной мере соответствовали его представлениям об аде на Земле. И все же мне было странно, что он выбрал именно это место — чересчур светло, слишком много народа, — однако довольно скоро до меня все же дошло, что именно это ему и требовалось.
   — Совершенно верно, — согласился он. Мы поднялись на второй этаж. Спанки стоял наверху у эскалатора на фоне громадного, усаженного фикусами крытого портика. К тому времени у меня настолько разболелись ноги, что я удивлялся, как вообще еще ухитряюсь стоять.
   — Какой прекрасный образчик современной культуры! Поистине настоящий храм для новых одержимых. И какая теплая, дружеская, человеческая атмосфера. Ты только посмотри на этих людей! — Он указал на толпу, окружившую теле знаменитость, которая стояла за аляповато оформленным прилавком с парфюмерией, размещенным у самого входа в магазин. — Как ты думаешь, сколько сейчас там людей? Тридцать пять? Сорок?
   — Что ты собираешься...
   — Разумеется, предложить тебе очередную сделку. Теперь нам уже нельзя терять ни минуты. Итак, их жизни в обмен на твою собственную. Честное деловое предложение, без обмана, обсчета и всякого прочего мухляжа. Что ты на это скажешь?
   — Ты ничего не сможешь им сделать, — проговорил я вслух, причем довольно громко, чем заставил какую-то женщину поспешно прижать к себе случайно оказавшегося на моем пути ребенка. — Ты не способен подвергнуть гипнозу так много людей одновременно.
   — А при чем здесь какой-то гипноз? Все будет происходить наяву. Итак, для начала надо посеять немного паники.
   Он сделал глубокий вдох, с силой потер ладони и разжал их. Разделявший нас воздух обожгла ревущая вспышка белого пламени, так что я невольно отпрянул назад. Где-то в вышине тотчас же заверещали сирены пожарной сигнализации.
   Открытые стеллажи с товарами исключали применение пенных огнетушителей.
   Только что державшиеся отчужденно люди внезапно начали переговариваться друг с другом, глядя на потолок, словно ожидая увидеть там какие-то инструкции.
   — Я заранее закрыл все двери наглухо. Так что никаких галлюцинаций, а всего лишь старая, добрая и многократно проверенная химия. На этом этаже находятся специальные переходы в соседнее здание, — Спанки указал на сбитую с толку, мечущуюся из стороны в сторону толпу, — поэтому сейчас все бросятся к эскалаторам.
   Прорезиненные пластины напольного покрытия уже начинали куриться смолистым черным дымом. Стоя на балконе, я отлично видел, как десятки людей кинулись к эскалаторам.
   Движения Спанки всегда отличались плавной грациозностью, отчего со стороны могло показаться, будто все чудеса даются ему без малейших усилий. Теперь же он явно сконцентрировался, закрыв глаза, так что у виска даже забилась тоненькая голубая жилка.
   — Что ты делаешь?! — заорал на него я. — Скажи, что ты делаешь?
   Глядя на Спанки, я на какой-то короткий миг вдруг понял, что именно творилось в его голове, увидел то, что наблюдал он сам. Моему мысленному взору предстала начинка какого-то механического агрегата, смазанные маслом детали которого медленно вращались относительно друг друга — и вот одна из них неожиданно треснула, издав похожий на выстрел звук. Я подбежал к балкону и посмотрел вниз в тот самый момент, когда переполненный эскалатор застыл на месте, отчего стоявшие на нем люди стали с воплями валиться друг на друга. Престарелые женщины, дети падали вперед; грузные отцы семейств, складные тележки и беременные женщины валились друг на друга, заглушая своими криками даже душераздирающий вой пожарной сирены.
   Спанки все так же стоял, сомкнув веки и плотно сжав зубы. Он еще не закончил. Громадное стекло одной из ближайших к нам магазинных витрин треснуло по диагонали, и обе половины его угрожающе закачались в оконной раме. Наконец одна из них, как бы лениво отделившись от другой, стала падать вперед, накрывая собой бегущего ребенка.
   Я метнулся вперед, однако так и не успел ничего сделать, поскольку уже через долю секунды послышался взрывоподобный грохот разбившегося стекла. Мне хотелось дотянуться до вопящего от боли и ужаса ребенка, но рука Спанки крепко вцепилась мне в плечо и оттащила в сторону.
   Не имея ни малейшей возможности противостоять ему, я принялся искать в кармане джинсов оставленный Лотти перочинный нож. Но как воспользоваться им? Попытаться вонзить лезвие в сердце Спанки? Но ведь он же чувствовал буквально каждое мое движение. Он был неуязвим, всемогущ и мог без малейших колебаний убить столько людей, сколько захотел бы.
   Именно в тот момент я понял, что все кончено.
   — Спанки, прекрати немедленно. Я сделаю, как ты хочешь.
   Его глаза широко распахнулись, так что на какую-то долю секунды мне показалось, что я вижу одни лишь белки, но затем медленно и как-то даже смущенно стали выплывать знакомые мне изумрудные зрачки. Когда он заговорил, его голос не намного отличался от гортанного хрипа — судя по всему, реальные физические явления истощали даже даэмона.
   — Хорошо, — пробормотал он чуть заилившимся голосом. — Я всегда знал, что ты примешь мое предложение.
   — Немедленно прекрати все это! Отключи сигнализацию.
   Он посмотрел на потолок — электронное завывание разом смолкло.
   — И что теперь будет?
   Итак, я принял на себя вполне конкретное обязательство. Оглядываясь назад, я порой прихожу к выводу, что мы оба с самого начала знали, что в итоге я все же буду вынужден подчиниться ему. В конце концов, он не раз говорил мне, что мы с ним были единым существом, разве что его двумя диаметрально противоположными сторонами. А разве с другими людьми все обстоит как-то иначе?
   — Не сейчас. Здесь нельзя.
   Поводя головой из стороны в сторону, он окидывал взглядом представшую перед ним картину всеобщего хаоса.
   — Нам нужно местечко поспокойнее. Пошли.
   Он открыл замок аварийного выхода на втором этаже, и мы покинули вопящую людскую мешанину, образовавшуюся у основания забитого эскалатора.
   Дождь к тому времени перешел в мелкую изморось, разносимую усиливающимся ветром. Обойдя стороной Оксфорд-стрит, куда уже начали прибывать полицейские и пожарные машины, мы направились к одной из площадей, позади главной городской магистрали.
   Проходя под голубыми неоновыми часами, я увидел, что они показывают всего лишь одиннадцать часов вечера, хотя мне казалось, что сейчас гораздо больше времени. Мой же план — если нечто подобное вообще могло родиться в гудящих остатках моего разума — заключался как раз в том, чтобы любым способом продержаться до полуночи, и в данную минуту я был почти уверен, что до заветного срока оставалось каких-то несколько минут. В подобном случае я, уж конечно, смог бы удержать его на безопасном расстоянии, пока не наступит желанный миг.
   И вот теперь выяснилось, что еще слишком рано, и он, разумеется, также это прекрасно понимал.
   Ведь мне противостоял не какой-то вампир, которому с восходом солнца отрезали путь к спасительному гробу, а самый настоящий человек-дух, к тому же обладающий мгновенной реакцией, и мне никогда бы не удалось водить его за нос, поскольку он досконально знал мои мысли. Тем более что в данный момент я с огромным трудом справлялся со значительно более простой задачей, сводившейся к тому, чтобы просто устоять на ногах. В глазах двоилось, я то и дело терял равновесие. У меня было такое чувство, будто желудок и мочевой пузырь содрогались от напора переполнявшей их теплой бурлящей жидкости.
   Тем временем мой напарник-даэмон продолжал идти все дальше и дальше, здоровый и бодрый, являя собой гротескное подобие британского туриста, наслаждающегося свежим воздухом и купанием в холодной воде, который тащит за собой своего вымотанного человеческого призрака, похожего на дворнягу, спасаемую от газовой камеры.
   Я явно не поспевал за ним; мои веки смыкались, а рассудок, того и гляди, готов был соскользнуть в манящую бездну сна. Теперь мне хотелось лишь одного — чтобы все это как можно быстрее закончилось. Спанки завладеет моим телом, заполонит мой разум, а я как таковой попросту перестану существовать. И пускай потом устанавливает на всей Земле столь желанный ему хаос — меня это уже нисколько не волновало. Я снимал с себя всякую ответственность перед остальным миром, которая, кстати сказать, мне и с самого начала была совершенно не нужна. Пусть теперь кто-то другой спасает человечество, я от этого занятия слишком устал.
   Мне хотелось умереть.
   И вот мы оказались перед воротами парка — в том самом месте, где все это когда-то начиналось, вернулись в мою прежнюю жизнь, казавшуюся теперь столь же далекой, как и мое первое воплощение на этой Земле. Я брел по траве, следуя за своим поводырем, и чувствовал, как ветер треплет мой изодранный свитер.
   — Здесь, — возвестил Спанки, поворачиваясь и указывая на место в траве, футах в трех от себя. — Встань вот сюда.
   Мои часы были разбиты, хотя я и без них прекрасно знал, что с того момента, как мы покинули объятый паникой магазин, прошло не более пятнадцати минут. Ни продержаться оставшееся время, ни повернуть назад я уже не мог. Я понял, что мой план рухнул, и что теперь мне предстоит лишь пройти оставшуюся часть пути.
   Услышав шорох чьих-то шагов по траве, я обернулся, и мне даже показалось, что в глубине шелестящих кустов мелькнула человеческая фигура, однако на самом деле там конечно же никого не было. Шел двенадцатый час, однако ждать помощи мне было неоткуда.
   — Сними с себя всю одежду.
   — Что, в такую холодину? Да я до смерти замерзну под дождем и тогда уж точно буду тебе не нужен.
   — Сними с себя всю одежду, — повторил он. От крови и грязи свитер успел плотно прилипнуть к моему израненному телу. Наконец я с трудом стащил с себя джинсы, после чего принялся аккуратно складывать их, сосредоточенно думая о чем-то совершенно постороннем.
   — Брось их вон туда, — сказал Спанки и, поджидая меня, беззаботно глянул на часы. — А теперь тебе надо очистить свой разум. Постарайся вообще ни о чем не думать.
   И вот я снова оказался голым, словно только что появился на свет, стоя под шумящей листвой деревьев в самом центре Риджент-парка. Никогда еще мой контакт с природой не был столь тесным, как сейчас, а сам я застыл в ожидании момента, когда меня возьмут, словно некую пародийную жертвенную девственницу, которой в действительности суждено было стать хозяином некого существа, находящегося вне пределов моей воли и даже самого обычного понимания.