Федор Березин. Война 2011. Против НАТО

   – Да, Олег Дмитриевич, – очень серьезно кивает полковник танковых войск. – Будущее важнее.

* * *

 
Я просто цель и средство.
Для чего?
Не в том щас дело – действие вершится.
Красотка, губы сквозь экран просунув,
Прикрытым выменем раздвинула зрачки,
Подобно катапульте, вбившей в нутро
Ворота города.
По щепкам, через ров,
Пехота в латах, стражу опрокинув,
Причем бесшумно, не подняв тревоги,
Топча убитых, с тылу заходя,
Нацеливает тусклое железо
В защитников бойниц.
 

5. Майна! Вира!

   Кто бы докумекал во времена конквистадоров, будто колонии можно использовать и таким образом тоже? В самом деде, даже когда некто чуть погодя предположил, что со временем, с ростом урбанизации, Лондон покроется слоем навоза ледниковой толщины, даже тогда не предсказали, что эти транспортно-отходные заморочки надо вывезти в какую-нибудь Новую Зеландию. Никакого воображения, понимаешь? Хотя чего тут эдакого гениального? Любая биологическая штуковина – «выдох-вдох». Тут скушали, там выбросили – не в себе же хранить? Биоценоз Золотого Миллиарда – та еще био-машина, помещенная на большом теле маленького прыща, несущегося по эллипсу вокруг пылающего газового светильника мощью в триста восемьдесят восемь септиллионов ватт. Лучшим вариантом, конечно же, стало бы сбрасывание этого самого навоза именно туда, на светильник полуторамиллионокилометрового поперечника. Пусть перемелется, добавит окраса в спектральную составляющую. Помещенные в галактических далях сверхцивилизации выпучат глаза, разглядывая маркеры в спектре, даже зауважают за разнообразие мусора. Однако настоящий навоз уж тем паче, но даже радионуклиды и то нерентабельно. Пока эту трехступенчатую вавилонскую башню разгонишь до второй космической, пока… Так еще, не дай Яхве, сотворит пакость как «Челленджер». Не хватало распылить над любезной, давно и досконально очищенной от семинолов, Флоридой тонн, эдак, тридцать ОЯТ – отработанно ядерного топлива, в смысле. Так что делаем вдох-выдох в ближайшее окружение. Конечно, тут свои тонкости.
   Допустим, те же ОЯТ-ы просто так, куда ни попади, не вывезешь. Нужна, понимаешь, первичная инфраструктура. Но не самим же ее создавать, в самом деле? Разные Сомали годятся для многого, но не здесь. Удобно, когда туземцы не просто меж пальм с автоматами голопузят, а поколение-два ранее значились чуток поумней, то есть, всякие ЖД-дороги, портовые пакгаузы и промышленную базу хоть какую сами предварительно соорудили. Ибо вот только теперь можно, наконец, засаживать туда тяжеленные контейнеры «Холтек». Будет там местный бетон и даже сварочный аппарат, да и некоторое количество обученных стропальщиками аборигенов.
   У «Холтека», конечно с контейнерами еще та песня. Попытка выковырять бонус относительно честными методами провалилась с треском. Наивняк из Атомно-Энергетического агентства требуется гнать метлой. Сами ж в курсе, что российско-германская технология хранения куда круче в плане безопасности и вообще. Спелись птенчики. Куда смотрит ЦРУ? Этих дружков давненько не стравливали. Пора бы. Пусть подерутся за чего-нибудь. К примеру, за Калининград. Но Атомное агентство надо, и правда, вычистить. Даже несведущему дебилу покажи мультиком метод транспортировки, то есть как в конкурентном – русско-прусском проекте кран берет с корабля контейнер, ставит на ЖД-платформу, а потом, по прибытию, уже другой, не портовый, а простой автокран подхватывает тот же контейнер и спокойно кладет на автотягач. Никакой мороки, понимаешь? А у «Холтека» еще та песня-баллада. При перекладывании с корабля на ЖД, сделай смену тары. Во время перестановки на прицеп, опять же волоки спец-тару другого образца. Последнему дурню ясно, что утечка неизбежна; недаром поезд отогнан на совсем заброшенную ветку-апедникс, а все вокруг в спецзащите, даже одноразовые стропальщики.
   В случае Чернобыльского хранилища, в ста км реликвия, занесенная в каталоги Юнеско – Печерская Лавра. Может, для альтернативы, в Фивах, прямо в пирамиды сложить? А что? Там слой гранита с песчаником такой, что никакая альфа-частица не выпрыгнет, а гамма-квант заблудится во входных лабиринтах. Ладно, делов-то. Потом по другому министерству пошлем прокламацию: «Не рекомендуем туристам «Made in United States of America» прохлаждаться вблизи Печерской Лавры, а так же Софийского собора и вообще в городе Киеве. Ищите экстремальные удовольствия в других, менее радиационно-проблемных местностях». Допустим… Вот город-герой Львов, например. Тоже по старине продвинут ой-ой. И старина та, между прочим, приемлемой, католической направленности. Да кстати, если уж совсем с дальним прицелом, то когда какие-то местные недоперевоспитанные экстремисты-коммунисты развопятся, у правительства будет повод перетащить столицу куда-нибудь в более подходящие, в смысле человеко-популяции, западные области. Тот же Львов, допустим. Почему «нет»? Он, в конце-концов, расположен куда более безопасно, в плане грядущего освободительного похода НАТО на Юго-Восточном ТВД. Однако об этом ни-ни. Покуда о «Холтеке».
   Естественно, все для блага человека, независимо от цвета кожи и… Кстати, о цвете кожи! Есть научные данные, что деление на расы – чушь собачья. И хочется сказать, что это правильно. В самом деле, на этих аборигенов Хрещатика посмотришь, ну никак не отличить от расово полноценного американца, а на самом деле… Во-во. Короче, по сути, им от атомного хранилища под столицей хуже не будет. Им даже лучше… В эмоциональном плане, например. В натуре! Ведь раньше, в «до-холтековские» времена, отстегивали этим клятым москалям по шестьдесят семь миллионов зеленых бумаг «кожєн рік»^[6]. Сумасшедшие деньжища! За что, спрашивается! За какие-эдакие заслуги? Подумаешь, где-то в своей малозаселенной Сибири складируют шлак от атомных станций. На фик нам вообще эти атомные станции? Заберите и их тоже! Ладно, покуда рано. Несознательный, расово… ну, в смысле, либерально не сложившийся народ еще не готов жить воистину вольно, расселившись по лесам, полям и дубравам, на свежем ветру, вдыхая свободу полной грудью. Он, до сей поры, все еще привязан к скученности мегаполисов. Ничего, вот со временем, когда страшные наследия тоталитарного прошлого, в виде пятиэтажек и девятиэтажек с горячей водой и ванной, и многочисленность как таковая, наконец-то канут в историю… В смысле, мимо, ибо негоже вольному казацкому народу в шароварах грустить о какой-то майданной толкотне и сберкассовых очередях за пенсиями.
   Так вот, покуда атомные чудища во всяких «запорожьях» и прочих местах дуют радиоактивный пар по первичным и вторичным контурам, отработанную нечисть надобно куда-то девать. С одной стороны, вот для москаликов как раз и не жалко, однако платить… Сколько можно, в самом деле? Вот если бы они нам, тогда… Ладно, уж теперь-то есть альтернатива – милый сердцу «Холтек». Тихонечко даем ему миллиард долла… Что значит, много? Кто такой-сякой высказался? Найти, обезвре… Люди, понимаешь, трудились, изобретали контейнер, старались для нас как могли. Проект же совместный, общечеловеческий! Главное, москалям ни копейки более. Пусть свою Сибирь засевают чем хотят. А проект многоплановый. Вначале, значит, со всяких «запорожских» АЭС-ов складируем, затем, вторым этапом, начинается завозка контейнеров из-за океана. А что? Там разве не люди? Они не могут сюда чего-нибудь привезти? Опять же, увеличение товарооборота с Америкой. Он же совсем слабенький, на тоненьких ножульках. Тут мы его и… Славный порт Одесса: не зря ж за него борьба? И вот еще доброе дело. Охрана природы, заповедные места, ГРИНПИС и… Да не, не у нас. В штате Монтана развернут зону охраны ландшафтов и диких зверюг. Раньше планировали очередной могильник, а ныне вот, пожалуйста, для народа. Что значит, для какого народа? Для общечеловеческого народа! Каждый волен приехать, погостить, посмотреть, полюбоваться. Нет, вот на контейнеры не каждый. Тут зона охраняемая, десять тысяч милиционеров по разнарядке в цепочку. Возможно, пятнадцать. А что такого? Наоборот, занятость среди молодежи повысится. Силовые структуры – это почетно и возжелательно. А вы, говорите, платить. Как не стыдно, как не общечеловечно, не по гринписовски мудро даже.
   И вообще, безопасность столицы требует некоторых жертв. Не, не в смысле жертв по-настоящему. Жертв, в плане того, что милиции не жалко. Пусть хоть тридцатью тысячами стоит по кругу и бережет как зеницу ока каждый контейнер. Какие выбросы? Так потому и надо много на круг, что без скафандров и свинцовых бронеплит, а просто с дозиметром карманным. Радиус-то оцепления увеличен, и скафандр не потребен, так вот. Вы что ж думаете, президенты у нас геометрические круги не учили? В советских тоталитарных школах алгебры-математики были ого-го! Все математические олимпиады мы… Да, о чем это? Ага, вы думаете, что́ от выбросов бережет? Глупость какая. Контейнер «Холтек» сам себя от выбросов бережет. Он же их сбрасывает во внешнюю украин… во внешний слой атмосферы. Что значит, какой внешний? Вы «Природознавство»^[7] не читали «николы»^[8]? Вся атмосфера – она с внешней стороны Земли. Да, великий польский, между прочим, астроном Коперник доказал, и что крутится тоже. И вот, милиция никак от фона не защищает. Она сама… В смысле, защищена, потому как отбор по здоровью, уму и…
   Да, зачем она вообще? А вы что забыли? Наша ридна Ненька когда-то будет в НАТО. А НАТО – оно мир во всем мире. В плане и смысле, несет. А когда оно несет его высоко… ну там, В-2, В-1… то всякие несознательные, шахидские люди… Они начинают террористически вооружатся. Ядерной «зброи»^[9] у них нет. Потому как Ирану и Южной Корее, обоим им немножко вставили килдык… Сделали миротворческую операцию. Вот нужной «зброи» и нет. А тут, понимаешь, в НАТО новый мирный член. А у него, оказывается, около столицы… Так что никак не жалко, хоть тридцать, хоть пятьдесят тысяч милиционеров в оцепление. Дабы никакая шахидская… В общем, чтобы никто к контейнерам «Холтек» никак ни-ни. Только специалисты в скафандрах. А что, будем платить. И за скафандры и за обслуживание, и командировочные, и билет на самолет в выходные, и мед страховку. Да, не милиции, не милиции. Чего ей платить? У них есть служба и долг. Не им, и не нашим вообще. Рассмешили тоже. А? Что? Какой расово отмененный заокеанский специалист будет… Свои? Извините! Свои уже когда-то в Чернобыле наработали, ой, наработали. Пора за дело браться нормальным специалистам. Только «Холтек» и его гении – без вариантов.
   – Майна! Вира!

* * *

 
Не скрипнет дерево, никто не обернется.
Кулек без щелей тянут на лицо,
Какое-то лото, и приз, ненужный,
Зато блестящий сильно,
Может деньги?
Причем огромной кучей…
Интеллект?
Имеет отношение?
Как будто.
 

6. Неуставные примочки

   Дежурящий на КПП солдат не нравится танкисту Первушину категорически. Точнее, солдат может быть и ничего, но выглядит… Под глазом ссадина, по виду довольно свежая, смотрит затравленно, одежда явно и давно жаждет стирки и глажки, в разговоре запинается, сапоги… Лучше не смотреть. Похоже у него еще что-то со щекой. Может, выбит зуб? Обращается, кстати, на «мове»^[10], с коей явно не дружит.
   – Ты б уж лучше на русском, – чешет подбородок Первушин.
   – А что, можно, пан старший лейтенант? – страшно удивленно и очень тихо произносит рядовой, и впервые поднимает взгляд на Первушина.
   – То, что не запрещено, то – разрешено, – сообщает Первушин неизвестно где слышанную когда-то фразу. Губа у горе-солдатика и вправду припухшая.
   – Весело у вас тут да, боец… Как фамилия-то, не расслышал я как-то.
   – Рядовый Еремин, пан старший лейтенант.
   – Ты откуда будешь, боец Еремин?
   – Так это… Из… З Луганську.
   – С Луганска? А… Но с русским у тебя тяжело, да?
   В это время из-за ближнего деревянного сарая, крашенного последний раз примерно в год разоблачения культа личности, вываливает какой-то детина в форме. Басит он достаточно громко:
   – Эй, Еря! Що там такє?! Ти альбом доколюровав?^[11]
   Антон Первушин поворачивается на голос и смотрит прищурившись.
   – Сюда подрулите, младший сержант.
   – Що таке? – спрашивает тот довольно громко, но с приличной дистанции.
   – Младший сержант! Ко мне! – рявкает Первушин.
   Детина мнется. Он в тридцати шагах и в голове происходят некоторые процессы.
   – Мне повторить или подойти? – интересуется старший лейтенант.
   Детина все же решает, что подойти к этому оборзевшему чужаку в черной робе все равно надо. Может он даже и офицер, но напялил на себя какую-то хрень. Заодно и выяснится, чего он тут делает на КПП. Движется сержант вперевалочку. Вблизи оказывается, что у чужого и вправду офицерские погоны: звездочки блеклые, зеленые, на танковой спецовке сразу и не разглядишь.
   – Младший сєржант Коломіець прибув! – сообщает детина. Смотрит нагло, мол: «Чего ты приперся?».
   – Старший лєйтенант Первушин! – сообщает Первушин тоже переходя на мову, но тут же выруливая обратно на русский. – Чого рахсрыстанный, сержант? Пуговички-то застегните на вороте.
   – Що таке? – кривится младший сержант Коломиец. – Я – що – днювальний?^[12]
   – Поубавил бы ты тон, а младшой, – подмигивает ему Первушин.
   – Да ні, пан лейтенант, я не зрозумів, що я молодий, чи…^[13] – он насмехается над этим пришлым оборзевшим офицериком каких-то чужих, вроде бы танковых – судя по петлицам – войск. Все еще стоящий рядом рядовой по КПП Еремин бледен как полотно. В самом деле, старший лейтенант Первушин росточком не слишком вышел, как и положено танкисту, Коломиец же, где-то метр восемьдесят два, и достаточно упитан. Короче…
   Антон Первушин переходит из статики в подвижность где-то со скоростью звуковой волны. Пространство схлопывается и отстоящий от него примерно метрах в трех Коломиец оказывается в сантиметре, но дистанция тут же исчезает совсем. Происходит еще что-то быстрое. От удивления у рядового Еремина приоткрывается рот.
   Вообще-то раньше, в годы тоталитаризма и отсутствия демократии, когда спортивные секции были доступны всем юношам забесплатно, такое называлось «бросок через бедро». Ноги младшего сержанта взлетают куда-то выше головы, и вот уже сам он со всей дури грохается на… Благо не бетонную плиту, а вытоптанную землицу. Падение на спину плашмя штука страшно неприятная: весь воздух из легких выталкивается с уханьем. Возможно, он маскирует перелом ребер. Однако это еще не весь цирк. Теперь откуда-то сверху – по ударному давлению, подозревается, что приблизительно с крыши того самого сарая – на грудную клетку Коломийца сваливается неожиданно страшно тяжелый, да еще и ужасно твердый, старший лейтенант Первушин.
   Его прищуренные глаза фокусируются совсем в щелки. Младший сержант Коломиец закрывает собственные в ужасе, ибо ожидает… ударов так, двадцать-тридцать по лицу с близкой дистанции. Восстановление дыхания – дело бесполезное. Именно поэтому он не может вымолвить ни единого слова, дабы простить пощады хоть как, пусть даже на «клятій москальскої мові».
   Но товарищ первый коммунист – Христос – милостив. Откуда-то доносится чей-то беспокойный голос:
   – Первушин, что там стряслось?
   – Да вот, – мигом, как ни в чем не бывало, вскакивает Первушин, расправляя черную робу, – солдатик свалился, пан подполковник. Жарища ж, солнышко припекло и вот. Думаю, дышит – не дышит?
   – И как? – подполковник Корташов тоже пересекает КПП и оказывается на территории объекта. Все еще приоткрывший рот рядовой Еремин опомнился и спешно отдает честь.
   – Вольно, казак, – кивает ему Владимир Иванович.
   В это время здоровяк Коломиец уже несколько отдышался, он поднимается. Видит знакомые, идентичные со своими, авиационные петлицы, и две крупные звезды на погоне.
   – Что болит, казачек? – голос у Корташова отеческий донельзя. Коломиец счастлив до слез.
   – Вони… ото, пане полковнику… – младший сержант интуитивно отодвигается подальше от Первушины. – Вони б’ють.^[14]
   – Кто ж воны? – интересуется Корташев, как добрая старенькая медсестра аттестиирующая детскому доктору на амбулаторном приеме.
   – Вони, – косится на Первушина Коломиец и несмело тычет пальцем. – Б’ють, дуже^[15] б’ють.
   – Бьють? – переспрашивает Владимир Иванович. – Ну-кс, піди сюди.
   Он манит большого Коломийца несколько в сторону. Младший сержант донельзя рад отодвинуться подальше от маленького тарантула Первушина.
   – Б’ють нізащо, – сообщает он подполковнику. – Нічого не зробив, а б’ють.^[16]
   – Бьють? – голосом добрейшей нянечки снова переспрашивает командир «первого» дивизиона, и вдруг несколько меняет ноту. – А чого ж ты расхрыстанан до пупа, а, воин?
   Младший сержант ПВО теряется:
   – Вони ж б’ють, – повторяет он несмело.
   – Чего расхрыстан до пупа?! – цедит Корташов совсем другим тоном. Тут на его лицо словно рывком накладывается какая-то новая, зверская маска. Он делает быстрый удар правой без замаха и вскидывания, зато ловит сержанта на вдохе. Тот скрючивается – внезапные втык в солнечное сплетение это серьезное дело. Так можно и вообще укокошить. Однако Корташов прожил жизнь, он опытен.
   – Эй, казак! – подзывает он дневального по КПП. – Этот воин кто по должности?
   – Так это… Він молодший сержант.
   – Я не про звание, казак, – терпеливо поясняет подполковник. – Должность какая? И не парься ты на мове. Ни хрена ж не выходит, сам видишь. Должность его.
   Сам подопытный о котором говорят, все еще сидит на земле в скрюченном положении.
   – Колома – он оператор, – соображает наконец несколько приторможенный Еремин.
   – Оператор? Это хуже, – констатирует Корташов. – Слышь, Антон Иванович, оператор! – сообщает он Первушину. – А какой станции?
   – Этой, как ее блин… «Пэ-восемнадцать», пан подполковник, – вспоминает Еремин.
   – Понятненько, – кивает Владимир Иванович Корташов. – А сам… Сам, кто по должности?
   – Оператор приемных систем «Пэ-четырнадцать», – докладывает рядовой. – Но я еще не… это…
   – Мало служишь?
   – Так^[17], пан подполковник.
   – И на своей станции еще ничего не знаешь?
   – Такі так, – признает рядовой Еремин, в свою очередь ожидая зуботычины.
   – Твоею бого в качель, – сообщает командир ракетного дивизиона. – Всего год в этой армии служат, с весны уж сколько месяцев, а солдат своего рабочего места «ні бачив ні звідкіля»^[18]. И ты б тоже заправился, рядовой, а то я добрый, добрый, но могу и ввалить под горячую руку. У нас то «губы»^[19] нет – демократия, так что в замену, для профилактики.
   Покуда солдат Еремин спешно приводит себя хоть в сколько-то надлежащий вид, Корташов наклоняется над сержантов.
   – Ну что, оператор, оклемался? Солнце, и вправду, собака, печет безбожно. Даже люди падают, надо же. У вас тут дедовщина в разгуле, да, сержант Колома?
   – Коломиец он! – подсказывает Первушин. – Колома – это кличка, так понимаю.
   – Вставай-ка, оператор всех систем! – распоряжается Корташов. – А то сейчас еще добавлю. И с какого кренделя «дедуют», как думаешь, Антон Иванович? Ведь год всего-то служить, да и то, минус отпуск. Где командир объекта, младший сержант?
   – Так він же, капітан Жмара, він же… Так він же виїхав звідсі^[20], – Коломиец всхлипывает, то ли о любезном начальнике, то ли о своей бедолажной доле.
   – Кто за него?
   – Та, нікого немае, пане подполковнику. Нікого з офіцерів зовсі. Тільки прапорщик Пацюк, тільки він.
   – А ще офіціри? Невжеж^[21] одна людина?
   – Старший лейтенант Пагодин у відпусткці^[22], – поясняет Коломийцев; он все еще всхлипывает: сам-то он всегда не прочь, но вот самого его давненько не лупцевали.
   – Понял. Веди уж к прапору, – соглашается Корташов.

* * *

 
И вот – рекламный блок —
Затягивают петлю,
Фитиль подводят к башне арсенальной,
Бежит огонь, какой-то порошок —
Стиральный, и такая же машина,
Наверно, для промытия мозгов,
А может быть – спрямления извилин?
Хотя не говорят, об этом вроде
И больше все смеются, губы тянут
К ушам,
да тараторят что-то —
Не пойму.
Похоже, этот порошок,
Иль суп, получше… Но чего?
 

7. Сдача вторсырья с перевыполнением

   Когда-то небо над этой местностью было на надежнейшем замке. По всей округе было понатыкано столько всяческого убийственного для чуждых самолетов, да еще и хитрющего, железа, что какая-нибудь раскинутая вдоль опасного моря Ливия могла только завидовать. Причем, в здешнем мелковатом внутреннем море, в отличие от перенасыщенного авианосными группировками Средиземного, таких хищников отродясь не водилось, а дабы они в те времена сюда сунулись, то пребыстро обратились бы в четко помеченные на лоцманских картах рифы искусственного происхождения. Причем, что интересно, данные рифы еще долго не оставили бы без усиленного внимания. Ихтиологи всяческих ведомств, в чине не ниже майора, ныряли бы в здешние воды ночи и дни напролет, лишь бы достать из покореженных трюмов какую-нибудь чудну́ю электронную штуковину, для последующего копированья и размножения на многочисленных электромеханических заводах.
   Но те времена выветрились и из истории и из голов, ныне все было по-новому. Две огромные, переполненные городами и промышленным наследством, области прикрывали всего три ракетные комплекса. Как водится в наше, открывшее рот перед американским гением, время, ЗРК принадлежали к военно-воздушным силам, то есть, расчеты носили синеватые, по-нынешнему «блакитьні»^[23] погоны. Однако на самом деле совсем вроде недавно эти комплексы относились даже не к упраздненным, как вид вооруженных сил, ПВО, а вообще к сухопутным войскам. Все ведь догадываются, что в навсегда канувшей в былины, в гости к Добрыне Никитичу, Советской армии любой танковый полк прикрывался от нападок воздушных стервятников: выводы из сорок первого пусть и с опозданием, но все ж-таки были извлечены. Однако когда на ниве преобразований и «боротьби»^[24] с «минучим»^[25] тоталитаризмом из войск ПВО повычищали всяческую древнюю «рухлядь» типа С-75, -125 и -200, внезапно выяснилось, что в примятой траве-мураве, на месте выдранных с корнем систем, почему-то не выросли никакие доблестные цацы «Пэтриотов» и даже чуть посмоктанные временем «Хоки». Приблизительно в таком же положении очутился когда-то Буратинко, ныне обзываемый по первоисточнику Пиноккио, когда наутро, прибыв с мешком собирать золотые, не встретил даже желудей. Но ведь старое, доблестное советское железо уже укатило в пункты приема «чермета», а особо везучее во всяческие не в шутку готовящиеся к расширению территорий «грузии». И тогда небо над Луганской и Донецкой областями полностью оголилось.
   Впрочем, что там о небе. Кто под веселым оранжевым солнцем о нем вообще думает? Эдакая идиллия по полной очистке атмосферы от гипотетических ракетных пируэтов могла чего доброго инициировать волну подражательства. В самом деле, а чего, разве в каком-нибудь С-300П железо хуже режется сваркой на компактные, удобные для захвата вручную и забрасывания в кузов части? И разве абсолютно все генералы уже построили себе удобные трехэтажные хоромы? Тем не менее, это только собравшиеся на покой и достигшие пика карьеры генеральчики мыслят столь узко, и не эксплуатируют Золотую Рыбку далее. Настоящие карьеристы, с толстыми извилинами, светят озарением куда ширше. Если вообще всю ракетную механику слить в металлолом, то тогда и должности начальников всяческих ВВС могут упраздниться, или, по крайней мере, ужаться в цене. Не получится стать Владычицей Морскою и Атмосферною – на маршальский погон подчиненного воинства может и не достать. И потому…
   Решение правильное. Поскольку никто более не планирует контрудары по Европе в отместку за прибытие из-за Ледовитого океана «Минитменов», то почему бы запасу вторсырья танковых полков не постоять в боксах без прикрытия с воздуха? Приданные же им гусеничные «Буки» переназначить в авиацию, и вместо марширующих дивизий заставить защищать раскинувшиеся вширь донбасские мегаполисы, то еще наследие колониального прошлого.
   К сожалению даже «Буков» отыскалось в округе не слишком привольное количество – всего-то три штукенции. Пришлось расставить их не столь плотно, по штучке на город. То есть, на Донецк, Мариуполь и еще на один областной центр – Луганск. Само собой, кое-кто грамотный вспомнил о всяческих сухопутных «Кругах» и «Кубах». Однако таких вундеркиндов быстренько подчистили из штатных списков. Нашлись умники-разумники. Не понимают, что генералы-сухопутчики тоже должны были на что-то построить трехэтажные «хатиночки»^[26]. «Цветмет», «чермет» – все работают не покладая рук. Жаль боевым полит-подругам – странам лимитрофорам Прибалтики ничего не перепадает. У Нэньки-Украины свой большой порт для перекачки подарков схороненной намедни Золотой Рыбки – СССР – Одесса-Мама.