Федор Вихрев. Третий фланг. Фронтовики из будущего

   А не наводит ли вас, товарищ Карбышев, на грустные размышления тот факт, что многие руководящие посты в Советской России занимают граждане с нерусскими фамилиями?
   Особенно теперь, после ознакомления с национальными чертами грузинского характера. Да, да, теми самыми чертами, что в мире наших гостей проявили себя с очень неприятной, даже страшненькой стороны?
   А вы не думаете, что, носи высшее должностное лицо государства русскую фамилию, наше государство стало бы милосерднее?
   С другой стороны, а вы, товарищ Карбышев, кто вы по национальности? Но при этом вы не согласны со многими действиями Сталина. Так при чем тогда национальность?
   М-да. Опять задачка из разряда не имеющих однозначного решения.
   Когда за мной затворилась дверь кабинета Сталина, я доложил:
   – Товарищ Верховный Главнокомандующий, генерал-лейтенант Карбышев по вашему приказанию прибыл.
   Сталин секунд десять разглядывал меня, после чего, указав трубкой на стул, сказал:
   – Присаживайтесь, товарищ Карбышев. Мне доложили, что вы не вполне правильно себя вели в отношении, – Сталин на мгновение замялся, – наших товарищей из будущего.
   Мне показалось, что товарищами называть гостей из будущего ему не хотелось. Да, умеет задавать вопросы Иосиф Виссарионович.
   – Товарищ Сталин, в своих действиях я исходил из условия проявления Феномена, не относящегося к нашему миру.
   – Ви называете это фэномен? А окажись они в лапах фашистов, что могло произойти, ви представляете? Или интересы страны вас не беспокоили, товарищ генерал-лейтенант?
   Что в этом? Игра или взвинченность до крайности уставшего человека? Скорее всего, и то и другое, оттого и прорезавшийся грузинский акцент.
   – Товарищ Верховный Главнокомандующий, вас интересует то, чем я руководствовался, или нечто иное? – выговорив это, я внутренне похолодел. А собственно, о чем еще можно и следует говорить?
   – А вы не на философском диспуте, товарищ Карбышев, и вас не на дискуссию вызвали. Нам надо выслушать ответ по существу заданного вопроса.
   По тому, как это было сказано, я понял, что Сталин сумел преодолеть свой эмоциональный взрыв.
   – Товарищ Сталин, столкнувшись с появлением данного явления и убедившись в его полной реальности, я оказался перед фактом невероятной везучести наших гостей из будущего, так я их называю. Эта везучесть проявилась во множестве фактов. Прежде всего, наши гости из будущего натолкнулись на разрозненные группы красноармейцев, оказавшиеся в фашистском тылу. Тут я отмечаю первую ненормальность: никто из красноармейцев не воспринял их как противников, ни даже как просто нечто опасное. Подчеркну – никто из примерно двухсот красноармейцев и младших командиров не насторожился.
   – А может, так сложились обстоятельства, товарищ Карбышев, что попались люди недалекие, не наблюдательные? – перебил меня Сталин.
   – Я проверял это, товарищ Сталин, практически все опрошенные бойцы отмечали необычность наших гостей. Некоторые из опрошенных строили предположения об их эмигрантском происхождении, но это никого не насторожило. Это первое, что бросается в глаза. В то же самое время их внешний вид, лексика и формы речи, наконец, мимика и выражения лиц – все указывает на русских и, одновременно, инородцев.
   – А можно подробнее, товарищ Карбышев, на какие детали вы обратили внимание? – задал уточняющий вопрос Верховный.
   – Я очень хорошо помню свое первое впечатление: передо мной русские, но не наши. Первоначальную мысль об эмигрантах я практически сразу отмел, мы говорим иначе.
   – Товарищ Карбышев, а вы разве эмигрант или вам приходится вести беседы с эмигрантами? – В глазах Иосифа Виссарионовича мелькнуло что-то хищное.
   – Извините, товарищ Сталин, оговорился. Я имел в виду, что их речь – безусловно, русская, но совершенно иная, не похожая на речь моих бывших сослуживцев, с кем я не встречался более двадцати лет. Они иначе ставят ударения, а многие слова произносят в соответствии с написанием. Например, они не произносят «кофЭ» или «музЭй», но «кофЕ» и «музЕй». И примеров таких – множество. Их присказки повергают в недоумение, а порой поражают своей нелепостью. Например, «забей» применяется в значении «не обращай внимания». Я был свидетелем, когда один из наших гостей, отчитывая красноармейца, высказался: «Конь педальный, чтоб ты срать ходил колючей проволокой». Все это произносится так, как если это обиходная речь.
   После этой части моего рассказа Сталин откинулся на спинку и, слегка улыбнувшись, спросил:
   – Ну, карашо, а вторая необычность?
   – Вторая необычность – это отсутствие ожидаемой реакции противника. В начальный период, еще до моего появления в отряде, многое можно было объяснить головокружением противника от успехов и нестандартными поступками наших гостей. Например, после уничтожения Гудериана они, вопреки обычной логике окруженных, совершают моторизованный бросок в сто пятьдесят километров к Брестской крепости. В этот период их действия отличаются исключительной дерзостью. Сводной колонной, составленной из отбитой у противника бронетехники и наших танков, совершают несколько успешных операций. Уничтожают два крупнейших штурмовых орудия гитлеровцев, без которых осада Брестской крепости значительно затянулась. В итоге – после освобождения временного концлагеря с нашими пленными – в сводном отряде насчитывается почти тысяча бойцов, но нам без единого столкновения удается трехдневный переход из района дислокации. На мой взгляд, должной реакции противника не последовало, а иного предположить трудно. Дальнейшие операции отряда проводились, хотя и с соблюдением всей возможной предосторожности, но достаточно активно. Весь мой опыт подсказывает – мы не должны были уйти из-под Бреста без потерь, тем более уйти незамеченными. Позже нас если не уничтожили бы, то блокировали в районе базирования отряда, без вариантов. Но о нас словно забыли.
   – А если вы ошибаетесь, товарищ Карбышев?
   – Если я ошибаюсь, товарищ Сталин, то чем объяснить единственного раненого среди наших гостей из будущего и поразительное бездействие противника?
   – А как, товарищ Карбышев, в эту везучесть вписывается гибель одного из ваших гостей?
   – Я это могу обосновать только характером защитных функций Феномена. Если опасности носят характер, свойственный нашему миру, то защита обеспечивается, во всех остальных случаях они полностью свободны.
   – Вы хотите сказать, что самоубийство они совершить могут, но наш мир убить их не в состоянии?
   – Не совсем так, действие Феномена не ограничивает свободу наших гостей, но значительно ослабляет целенаправленную опасность со стороны нашего мира. Пример, ранение товарища Ивановой лишь подтверждает данные мои выводы. Если за основу взять условие, что ранение Ивановой чистая случайность, то объяснить, что раненую гитлеровцы не обнаружили, можно только влиянием Феномена. Педантичность и выучка германцев не дает оснований для иного толкования.
   – А защищает ли Феномен окружающих? – спросил меня Сталин.
   – Из анализа множества фактов могу предположить, что незначительное влияние имеется, но лишь для целей защиты наших гостей. Наши бойцы гибли, но тот же случай, когда после ранения Ники Алексеевны три бойца остались живы и доставили ее в отряд, свидетельствует о влиянии Феномена.
   – Товарищ Карбышев, а что последует, если предположить, что ваш фэномен имеет цели сугубо противоположные, чем те, в существовании которых вы нас стремитесь убедить? – спросил Иосиф Виссарионович.
   – Товарищ Сталин, я лишь показываю логику моих выводов. Что касается целей Феномена иного рода, то мне кажется очевидным: остановку вермахта по линии Смоленск – Орша трудно толковать иначе чем оказание нам помощи.
   – Неубедительно, товарищ Карбышев. Фашисты выдохлись и были остановлены нашими войсками. Мы же, подтянув резервы, организовали прочную оборону и собираемся его опрокинуть. Что вы на это скажете?
   – Товарищ Сталин, противник действительно был вынужден провести перегруппировку сил, для этого ему потребовалась неделя. Мы же, подтягивая под огнем авиации противника резервы, потеряли много техники. Наши боевые порядки строились не для обороны, а для нанесения слабо подготовленного контрудара. В результате противник рассчитывал, перемолов наши дивизии, прорвать фронт и выйти к Москве. Мы удара не нанесли, но и противник проявил более чем странное промедление, не обрушившись на наш фронт.
   – Товарищ Карбышев, вы это все прочитали в тех самых аппаратах, что привезли ваши подопечные, и считаете – этой информации можно доверять?
   – Товарищ Сталин, когда читаешь, что произойдет в течение ближайших дней и недель, какие дивизии будут выдвигаться, в каких местах они будут разворачиваться, какие части окажутся обескровлены ударами авиации противника, и все это позже подтверждается вплоть до мелких подробностей, такую информацию трудно ставить под сомнение.
   – Мы читали ваши выводы, о них – позже. Нас сейчас интересует, замечали ли вы на себе какое-либо влияние вашего феномена, и не в этом ли причина ваших странных поступков в отношении товарищей из будущего.
   – Никаких воздействий на себе я не ощущал и не замечал. Если подобное и было, то я все воспринимал как свои собственные помыслы. В то же самое время я пытался проверить себя с позиции логики, выводы я вам уже сообщил. Есть еще одно обстоятельство – данные лица не являются жителями нашего мира. Следовательно, на них не распространяются наши законы. Интернировать их нам некуда. Следовательно, я мог лишь просить наших гостей из будущего оказать всю возможную пользу нашей стране, что они и сделали, но что-либо им приказывать я не имел права.
   – Да, товарищ Карбышев, заставили вы нас понервничать, и представители НКВД, высланные к вам, хороши. С ними еще будет отдельный разговор. А что вы можете сказать о природе этого явления?
   – Я не ученый, товарищ Сталин. Теоретически можно предполагать, что это некий природный Феномен или некоторая рукотворная деятельность. Но многие факты, что я письменно излагал, свидетельствуют об очень странном подборе лиц, отправленных в наш мир. Одно мне очевидно: нам дали некоторый намек и предоставили возможность его реализовать.
   – Товарищ Карбышев, вы дольше всех общались с этими товарищами. А не может ли так случиться, что они не являются нашими потомками? Вы иногда произносите – «наш мир», но если есть наш мир, значит, может быть не наш мир и их история является именно их историей, а не нашей. Ученые предлагают и такое объяснение.
   – Я много об этом думал, но ни к каким выводам не пришел, если это и другой мир, то он очень похож на наш.
   – А не хотелось бы вам, товарищ Карбышев, чтобы никто не вмешивался в наш мир?
   – Товарищ Сталин, мне не стыдно перед потомками.
   Сталин, о чем-то сосредоточенно размышляя, несколько секунд трамбовал табак в трубке.
   По дороге в Москву я отчетливо осознал, что наличие Феномена сказывается на нашей истории. Какие будут изменения и к чему все приведет, можно только предполагать, но одно очевидно – наши гости из будущего окажутся в достаточной мере свободными в выборе своих поступков. Любопытно, а где сейчас наши гости? Не забыть бы расспросить их о впечатлениях от Москвы сорок первого.

Из разговора между двумя старыми друзьями…

   – …На совещании в «Вольфшанце» фюрер рвал и метал – итоги первых месяцев кампании в России удручающие. Несмотря на то что армии прикрытия русских, по сути, разгромлены у границы, большевики оперативно задействовали войска второго эшелона и резервы. Мало того, что командующий Третьей танковой группой Гот намертво завяз под Смоленском – генерал-полковник Клейст остался без горючего – и его «ролики» встали у Умани, неся потери под фланговыми ударами маршала Буденного. Он вовремя отвел свои армии на юго-восток, избежав окружения. Что известно про Плоешти, Вальтер?
   – Там все очень плохо – похоже, русские собрали всю дальнюю авиацию, какую смогли. Бомбят ночью или под утро – быстро нанесли удар и ушли над морем… Из подбитых машин их пилоты прыгают над своими кораблями, участвующими в поддержке рейдов. Несмотря на все наши усилия – нефтепромыслы горят, ни тонны топлива не поступает в войска.
   Один раз устроили набег на Констанцу, выведя ударную группу из линкора, крейсеров, лидеров, эсминцев и тральщиков – на рассвете провели обстрел, для корректировки артогня использовали гидросамолеты… Более того, некоторые суда тащили на буксирах баржи с зенитным вооружением. Так что наших летунов ожидал неприятный сюрприз. Самолеты противника проскочили практически незамеченными в поднявшейся суматохе и нанесли массированный удар. Порт сильно поврежден, у румын потоплены несколько кораблей, нанесены серьезные потери авиаполку флота. У русских есть повреждения в кораблях, но насколько серьезные, мы пока не знаем – все суда ушли своим ходом.
   В общем, Эрих, – нефтепромыслов не существует, пожар до сих пор не удается погасить.
   – По сути дела, русские быстро учатся – и операция «Огненный Шторм», как ее обозвали наши мудрецы из Цоссена, – яркий тому пример.
   – Надеюсь, в ОКВ смогут найти резервы и топливо.

Саня Букварь

   Выглянув рано утром из окна дома, в котором мы жили в «Нерезиновке», я увидел под окнами большой легковой автомобиль иностранного производства. По круглым отверстиям в боковинах капота я понял, что передо мной какой-то из «Бьюиков». Эта очень характерная дизайнерская особенность хорошо запомнилась мне по историческим статьям в автомобильных журналах еще в старой жизни. И тут в голове, обгоняя друг друга, понеслись мысли:
   «Бьюик» входит в ДжиЭм. В 39–41 годах у тех финансовые проблемы в связи с падением спроса на большие машины, типа второй виток кризиса, но мелкий. Денег надо сейчас и много. А в районе Бостона собирались построить завод двухтактных дизелей. Оборудование почти все заготовлено, но денег на строительство и монтаж нет. В нашей истории завод начали оснащать только в январе, получив военный заказ, напрямую, правда, с заводом не связанный. Почти полгода все лежало в упаковках на складе. А если оборудование, пока висящее балластом, перекупить? А для сговорчивости попробовать надавить на переговорщиков компроматом. Правда, оный нужно еще найти».
   Думая так, я помчался сам искать кого-нибудь из дознавателей. С меня взяли показания, забрали наброски по устройству мотора и на этом же «Бьюике» отправили результаты на стол к Берии. Шестеренки закрутились, и примерно через десять дней согласие на покупку завода целиком было достигнуто, а через полтора месяца первые вагоны пришли в Сталинград, где к этому времени почти закончили строительство корпусов нового предприятия. Здания возводились в бешеном темпе, методом непрерывного литья стен. Железнодорожники Сталинградской ветки работали с большим перенапряжением, едва успевая подвозить цемент и щебень. На черновых работах использовались заключенные Голубинской и Латошинской колоний, которым за перевыполнение плана шло снижение срока. Новый завод строился на пустыре между «Баррикадами» и СТЗ. К этому моменту я уже практически жил на СТЗ, работая с конструкторами и технологами, часто ездил на «Баррикады». В один из визитов наркома Малышева он сообщил, что завод был куплен дешево относительно его рыночной стоимости, правда, в «довесок» американцы смогли навязать десяток самых навороченных «Кадиллаков», пять больших паровозов и десять танков за полную стоимость. СССР платил золотом. Если по паровозам никаких претензий не было, то, увидев танки, которые доставили в Кубинку, Док, бывший там в это время, долго и непечатно рассказывал об особенностях американского танкостроения вообще и трехэтажной конструкции в частности. С «кэдди» вышло еще интересней – несмотря на охи и вздохи о том, что они не нужны, наркомы после совещания чуть ли не бегом направились их приписывать к своим хозяйствам.
   …Упрощенные деревянные кабины для грузовиков и тягачей были уже давно разработаны, только внедрение состоялось почти на полгода раньше нашего варианта истории. На тягачах СТЗ появилась открывающаяся заслонка на капоте между моторным отсеком и кабиной – зимой будет чуть теплее. После внедрения нескольких технологических улучшений, как моих, так и ранее предложенных работниками завода, выпуск тягачей на СТЗ вырос на целый трактор в сутки, правда, перед этим конвейер простоял одну смену. Еще мне с Доком удалось убедить танкостроителей приступить немедленно к внедрению пятиступенчатой КПП на Т-34 и «восьмиступки» на КВ, воздухофильтров типа «Циклон». БТРы были признаны желательными, но пока недостижимыми из-за дефицита автомобильных агрегатов. Тем не менее на базе полноприводного варианта «ЗИС-6» сделали «гробик» по мотивам БТР-152, который гоняли на полигоне круглосуточно. А потом нас собрали вместе и повезли в Москву.
   А с ноября сорок первого на все моторы «ГАЗ» и «ЗИС» стали устанавливать масляные фильтры моей конструкции. И если на «ЗИСах» он считался дополнительным, то на «газонах» – единственным. Конечно, авторство я присвоил, нагло слизав конструкцию современных мне фильтров для коробок-автоматов, подогнанную под реалии сороковых. Тем не менее это работало. На дизелях типа В-2 также появились фильтры, а на ведущих звездах и ленивцах танка КВ – дополнительные обода, «забивающие» пальцы траков. Авторами большинства усовершенствований стали не мы, но наше слово оказалось очень важным в процессе отбора нововведений для внедрения.
   А еще в Кубинке, при испытаниях Т-34 с новой сталинградской башней, я был удивлен присутствием в хранилище «Горыныча» и ЗСУ на базе Т-26. Причем при каждом из них оказалась папка с документальным анализом.

Олег Соджет

   Сколько я пробыл без сознания – не знаю, но когда очнулся и приоткрыл глаза, вокруг было темно. Прислушался – слышу, говорят. По-русски.
   – Где я? – Мне казалось, что я говорю громко, но на самом деле это был очень тихий шепот.
   – О, танкер очнулся, – услышал я.
   Говоривший подошел ближе и сел рядом.
   – Ты не волнуйся, жить будешь, хоть и зацепило тебя…
   – Где я? – повторил я вопрос.
   – В деревне… – Говоривший замялся, но продолжил: – В плену. Тебя немцы привезли и к нам бросили. Ты уже три дня как без сознания. А мы неделю тут загораем. Нас тут с тобой уже пятнадцать человек будет, – предупредил он мой следующий вопрос.
   – А остальные?
   – Одного тебя привезли, – понял говоривший, – ты отдыхай, сил набирайся.
   А у меня перед глазами встали ребята, с которыми я в разведку шел. Один за другим.
   Еще три дня мы сидели взаперти. Единственным развлечением была кормежка – два раза в день. Правда, назвать это едой… Скорее помои, но что давали, то мы и ели… Заодно познакомился с соседями – еще двое оказались танкистами, а остальные – пехота. Все рядовые.
   На четвертый день нас всех выгнали во двор. Там стоял какой-то гауптман и рядом с ним пара в гражданском. Один из них – с камерой…
   Я отвел взгляд от гражданских и огляделся вокруг – нас построили в шеренгу и через переводчика сказали, чтоб мы надели офицерские петлицы (самый младший из нас по званию благодаря этому подлогу стал капитаном), и начали снимать для кинохроники. После чего нас отвели обратно в «тюрьму». Через несколько часов туда бросили еще троих. Один из них – с артиллерийскими петлицами и тремя кубами… Это меня удивило, до того тут все были рядовыми.
   – Вы откуда, товарищи? – спросил я новеньких.
   – Четырнадцатый гаубичный, – ответил один из них.
   Из ответа на вопрос, как они попали в плен, я узнал, что их чуть не поймали еще в начале июля под Витебском. Там они успели уйти из окружения, хоть и потеряли половину орудий. А вот второй раз им не повезло, и когда их послали заткнуть очередную брешь в обороне, они снова попали в окружение, и уйти не получилось. Познакомились.
   – В общем, Олег, надо думать, как быть… – обратился ко мне старлей вечером того же дня, поскольку среди «старичков» командовал я.
   – Да что тут, Яша, думать-то? – удивился я. – Валить отсюда надо, но как – пока не знаю.
   Еще через пару дней «сидения» нас всех погнали на улицу. У нас под боком на ночлег танковая колонна примостилась. И нас отправили бочки с горючкой тягать, чтоб технику заправить для продолжения похода на следующий день. Как только мы сгрузили горючку и помогли немцам заправить машины, нас погнали назад в сарай.
   – Ну что? – начал я. – Этой ночью драпать надо.
   – Почему? Что изменится, если мы не этой ночью, а позже уйти попробуем? Мы ж не готовы еще… – посыпалось со всех сторон.
   – Да потому что я танкист, а с танком уйти проще, чем без оружия и на своих двоих, – ответил я.
   Тогда вперед вышел один из бойцов и показал нам монтировку. На вопрос, где он ее взял, боец ответил, что в кузове валялась, а поскольку он и так в ногу ранен, на то, что он хромал и не мог согнуть ногу в колене (так как он в штанине монтировку припрятал, затолкав ее под бинт, чтоб не выпала), немцы внимания не обратили. Дождавшись, пока все, кроме часовых, уснут (ориентировались по шуму и разговорам), мы начали потихоньку делать «запасный выход» из сарая. Выбравшись наружу, сразу двинулись к стоянке техники. Одинокого часового сумели снять без шума и, погрузившись в «троечку» и 251-й броневик, рванули в сторону лесной дороги, которую наметили еще днем.
   Пока немцы среагировали на звук моторов, пока разобрались в произошедшем и попытались организовать погоню, мы успели уйти далеко и оторваться от возможного преследования. Углубившись в лес и замаскировав технику, мы решили осмотреться, отправившись четырьмя группами в разные стороны. Через полчаса я с удивлением понял, что меня занесло на ту самую поляну, с которой все началось.
   Когда все группы вернулись, я сказал, что знаю, куда нам надо двигаться, поскольку узнал то место, где мы находимся.
   – Но перед этим давайте познакомимся по новой – с именем и фамилией, а не только по именам, как раньше, – сказал я и представился: – Медведь Олег Евгеньевич. Капитан.
   После чего свои фамилии и имена назвали и остальные бойцы. Последним назвался старлей:
   – Старший лейтенант Яков Иосифович… – Тут Яша слегка замялся, но продолжил: – Джугашвили.
   Я от услышанного чуть не споткнулся о свою челюсть. Остальные бойцы тоже были потрясены. Даже те двое артиллеристов, которых привезли вместе с Яшей, выглядели офигевшими. Как я потом узнал, они оказались из недавнего пополнения и не успели узнать, кто же такой этот лейтенант, тем самым избавившись от соблазна сдать его немцам, осложнив нам побег до невозможности.
   Передохнув до следующего вечера, мы двинулись на нашу первую базу.
   Там все оставалось по-прежнему. Так же стояли врытые в землю танки, превращенные в доты. Оставленное топливо и оружие нашлось там, где его и положили. В капонире сиротливо стояло шасси от «Евы». Вот только людей на базе уже не было. Народ, вооружившись и переодевшись в целую форму (некоторый ее запас тоже оставили при перебазировании), отправился спать. Я же, взяв с собой бутылку водки и два стакана, пошел к Олегычу. Открыв бутылку, налил по сто грамм в оба стакана. Один поставил на надгробье со словами «Это тебе. Прости, что больше ничем помочь не могу». А второй взял в руки.
   – Ну, Олегыч, – сказал я, – пусть тут земля тебе будет пухом. И будь счастлив там, где ты теперь.
   А через недельку, отдохнув и придя в себя, мы решили переместиться на базу «номер два», поскольку для активных действий нас явно недоставало. Выдвигаться же раньше мы не решились – можно было легко влипнуть, ибо нас искали. Над лесом кружили вражеские самолеты-разведчики.
   Перед самым прибытием на вторую базу я вспомнил разговор с бойцами, состоявшийся на третий день после того, как мы бежали от немцев.
   – Ну, что? – спросил один из бойцов, которого звали Сергей Пронин. – Может, немца пощипаем?
   – Нет, – ответил я.
   – Почему? – удивился Сергей.
   – Видишь ли, – начал я, видя, что слушают все, хоть говорит только один, – танкист тут я один, а немцы знают, что мы у них взяли. Значит, будут искать нас с усилением в виде танков и ПТО. А мне в башню некого посадить – вы с ней обращаться не умеете… – Но видя, что не все согласны, продолжил: – Воевать я начал в июне… Как раз на том месте, где сказал, что знаю, где мы… Сначала нас было семь, потом стало больше. Мы отбили у немцев генерала Карбышева. Нашли этот склад. Укрепления тоже мы тут делали. Вначале мы были как герои. Били немца, где могли. Я даже в Польшу попал в одном из рейдов… Потом… Потом один из нас – тех семи, что были вначале, погиб… Погибли многие из тех, кто присоединился потом. И мы ушли на другую базу, на которую мы пойдем, когда немцы прекратят поиски. А там… Там я попал в плен… А это учит осмотрительности. Много ли пользы мы принесем, убив полицая и погибнув, когда нас найдут? Подумайте об этом. Кроме того, с нами сын товарища Сталина. Подумайте, что скажут враги, если он пропадет без вести? А уж если его возьмут в плен и узнают, кто он…
   – Да мы понимаем, – сказал Сергей, – но и просто так сидеть…
   – А просто так мы посидим только до перехода на другое место. Там должны быть наши, и там вы получите возможность бить врага дальше.