Страница:
Сергеев хорошо себе не представлял механизм действия таких загадочных женщин: ему казалось, что цифры настолько иссушают плоть, что лучше к ней не притрагиваться – скрипу не оберешься! Он угасал в их присутствие или начинал лепетать бессвязно, как в пошлом анекдоте. "Монах, не знал нюансов языка, а потому твердил прихожанке прямо: О, Ольга, я хотел бы видеть вас голой"!
Маленькие собачки до глубокой старости остаются щенками. У них долго не угашается восторг от жизни и темперамент шаровой молнии, которая способна, залетев в форточку, долго крутиться и скакать по комнате, но все мимо кровати. С ними не соскучишься, но не насладишься. Однако, в редких случаях, вас ждет масса интимных открытий. Анатомически это все объяснимо – в таком теле все внутренние органы притянуты к яичникам. Именно здесь завязан единый тугой узел.
Гипофиз в таком деле, нет сомнения, тоже играет не последнюю роль. Конгломерат максимально сближенных органов создает эффект критической массы, почти как в атомной бомбе. Отсюда и непредсказуемые последствия – резкий накал страстей, жуткая вспышка света в глазах в мгновенья оргазма, истошный лебединый крик и царапанье до крови отточенными красными коготками.
Короче, восторг и ужас, огонь и пламень! Применение когтей, – безусловно, атавизм, что-то кошачье. Даже в современном человеке много ненужного еще не погашено природой. Восторги не опасны, но опасны мириады вульгарных микробов, собирающихся под ногтями. А частые микроинфекции постепенно приводят ко вторичному иммунодефициту. Сергееву вспомнилось: "Если бы вы знали, что значит: "милости хочу, а не жертвы", то не осудили бы невинных" (От Матфея 12: 7).
Сергеев вновь попытался переменить тему исследования и обратил взгляд на цветок – роскошный кактус. Он вспомнил, почему-то, годы молодые – работу в далекой сельской амбулатории. Ночью его вызвали к больной. Встреча с ней состоялась не где-нибудь, а на чердаке бывшего барского дома графа Волышова, превращенного в советские времена в общежитие для работников местного совхоза. Там лежала молодая женщина, пылающая от сильнейшей лихорадки. Температура тела – запредельная.
Молодой врач догадался отогнать свору любопытных подальше от больной. Когда он отбросил ветхое одеяло с ее ног, то обомлел: из влагалища молодой женщины выглядывал кактус. Какая-то старая дура, которую все в деревне называли колдуньей, посоветовала для изгнания плода не желавшей рожать женщине засунуть в детородный орган кактус вместе с корнями, с землей.
Страдалица пролежала на чердаке больше суток, ожидая выкидыша. Колючки, корни кактуса вместе с землей, ранили нежную слизистую влагалища и шейки матки и вызвали опасную инфекцию – генерализованный сепсис. Требовалась срочная госпитализация. Отчаянную женщину спасла только ампутация матки. Мечты о счастливом замужестве, беременности и ребенке пришлось оставить навек. Ее совратитель скрылся в неизвестном никому направлении. "Цветы жизни, конечно, лучше собирать вдвоем, но такое занятие не всегда безопасно".
В это время в приемную главного врача вошла Марина. Все, сочетающееся с морем, вызывало у Сергеева лирические предиспозиции. Появление Марины опять стащило мысли Сергеева на пастельный уровень. Не присмотреться к этому "цветку жизни" не было никакой возможности: статью и очевидным призывом к пороку она была способна затмить всех больничных красавиц.
Ирина Владимировна отреагировала моментально. Ей не светило появление конкурентки в тот момент, когда телепатический разогрев застрял на стадии эффекта экссудации. Надо было спасать соответствующие железы и органы их обрамляющие. Бросок разъяренная львица осуществила, безусловно, не в прямую, а в виде "переноса" агрессии. Только женщина может так больно ударить по самолюбию и яйцам, но не ногой, а словом, гримасой презрения. Она ледяным взглядом удержала Марину на дистанции, у дверей, а Сергееву послала уничижительный вопрос:
– Доктор, вы, кажется, потеряли сознание? Может быть подать вам воды или сразу послать Марину Сергеевну за реанимационной бригадой?
– Зовите сразу санитаров из морга! – уточнил Сергеев.
Быстро припомнилось и мысленно перепасовалось Марине: "Он же сказал женщине: вера твоя спасла тебя; иди с миром" (От Луки 7: 50).
В слух же Сергеев, специально для Ирины Владимировны, произнес:
– "Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает" (От Луки 11: 23).
Ему хорошо знакомы такие вредительские приемы: "Эти штучки мы уже проходили". Не надо отвечать на выпады разъяренной стервочки. Он просто погрузился в новый приятный телепатический раунд. Мариночка стоила того.
Началом исследования стали агатовые глаза, которые имели замечательное свойство – менять и разнообразить оттенки в зависимости от освещения. Потому, передвигаясь по комнате, она, того не замечая, но ощущая, одаривала Сергеева новыми эстетическими переживаниями.
Любой мужчина, если до глубокой старости в нем живет мальчишка, легко увлекается морем и женщиной. Имя Марина (морская) – две страсти в "одном флаконе". Это почти что выстрел в сердце из снайперской винтовки.
Любому болвану известно: где начинается эстетика, там появляется экстатика (восторг – он всегда восторг!), от которой трепетное и откровенное сердце мужчины защиты не знает. Все молодое обязательно побеждает стареющее – здесь меняются местами первичное со вторичным, а перспектива приобретает вид глупого, покорного щенка-недоумка.
Сергеев вновь только мысленно переслал Марине вещее: "Подайте лучше милостыню из того, что у вас есть: тогда все будет у вас чисто" (От Луки 11: 41).
Ирине Владимировне пришлось попятиться из колбочек и палочек зрительного анализатора доктора-исследователя. Верность мужчины женщине – понятие чисто условное. Устойчивость такого качества не стоит переоценивать.
Сергеев вслух произнес специально для Ирины Владимировны: "Иисус же сказал им в ответ: не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию" ( От Луки 5: 31-32).
Марина расписалась в каких-то бумагах и быстро слиняла, видимо, даже маткой ощущая нависавшую угрозу. Призрак коммунизма явно заглянул в рабочие апартаменты и был у него лик большевистской увядающей славы. Однако, по оценкам Сергеева, скоротечный бой, – в обороне и в наступлении, – был проигран стареющей куртизанкой. Ее ошибка известна: не стоит слишком долго и многократно выдавать ложбинку с вульгарными завитушками за райские врата. "И не Адам прельщен, но жена, прельстившись, впала в преступление; впрочем спасется чрез чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием" (1-е Тимофею 2: 14-15).
Человек – это конечно разновидность представителей животного мира и законы его поведения предопределены Богом и дьяволом. Но если говорить о женщине, как социальном и биологическом существе, то кошки, надо признать, намного элегантнее выражают свою самость. У них тоньше психологическая окраска чувств, эмоций, более изящное кокетство, высокая проникновенность позы, мимики, жеста, выражаемых, кстати, только с помощью одного хвоста. Но попробуйте также изящно двигать ушами, шеей, холмисто-волосистым устройством.
К большому сожалению, многие человеки слишком активно реализуются в недостойном поведении, копируя тем самым худшие биологические образцы. Сергеев заметил, что в приемную впорхнуло как раз такое существо – Инесса-принцесса была ее партийная кличка. Весьма традиционно, что в больничных нишах появляется маленькая мышка, чаще крашеная в желтый цвет. Может быть, это действительно символ измены, или внешней податливости, или своеобразного понимания чистоты натуры.
Она ладно скроена и не лишена талантов, в том числе и таланта перевоплощения. В ее скромно-выразительных глазах таится страсть поиска, любопытства, хитринка и удаль первооткрывателя. Такие качества смазаны татаро-славянской томатной пастой с добавками чеснока и перца какого-то еще, скорее заморского, генофонда.
Та мышка, конечно, не выронит добычу из своего острозубого ротика. Случись удача – она быстро утащит к себе в норку кусочек сладкого печенья, упавшего с барского стола. В покое и безопасности слопает и усвоит маленькая стервочка случайный Божий дар, даже если он не похож на яичницу.
Никто не дождется от нее глупостей – не будет она каркать на людях о своем маленьком счастье, сидя на суку высокого дерева. Ничего общего не имеет серый пушистик с наивной вороной, – видимо, дальней родственницей по материнской линии баснописца-толстяка Крылова, – решившей потешать лису ариями. Эта мышка сперва, сидя в безопасности с огромным куском сыра, основательно его усвоит – утилизирует человеческую и Божью доброту.
Надо сказать, что мышонок легко перевоплощается в маленькую желтенькую ехидну, способную истерически-пронзительно верещать о свободе и равноправии. Беда состоит в том, что ее негласно опекает желтенький хомячок, вытоптавший в одном из отделений больницы удобное лежбище. Тот хомячок женского рода: эта женщина из разряда демонических особ, внушающих уважение. Статью и конституцией она похожая на прочно сбитый ящичек, покрытый водонепроницаемым лаком.
Спевка мышки с хомячком осуществилась, нет сомнений, в рамках близкородственной партитуры. Они вдвоем реализуют в семейной жизни известный призыв – "Берегите мужчин"! Но звучит он на работе в их исполнении с некоторой коррекцией – "Берегитесь мужчин!" Что равнозначно задаче – "Душите мужчин!"
Сердце обливается кровью, когда видишь как превращается потенциально благополучная женская плоть в "безвозвратные санитарные потери". Мышка и хомячок заражены самоедством и склонностью к самоубийству, ибо страдают страшной тягой к интриге и курению. Они уже и теперь не имеют ни фамилий, ни приличного цвета лица, ни здорового пищеварения. Взглянув на них, любой пациент лишается надежды получить медицинскую помощь, – начинает спешно готовиться к похоронам.
Такие трагические женщины в старости, в голом виде, представлялись Сергееву только распластанными на секционных столах: бесформенные и отечные туши с невообразимым количеством жировых складок на животе и в области пещеры порока. Это, скорее, останки женщин – более страшные, чем даже черные сундуки Пандоры.
Инесса сохранила пока статус пушистого комочка, – но и ей осталось недолго. Вот она уже подрастает незаметно до размеров большого мыша, скорее, крысы (приятные рифмы – Инесса-принцесса; Лариса-крыса; Ирина-дубина; и др.). Скоро полностью поменяется и волосистый окрас, косметика, пластика, набор особых женских подпруг.
Крысик способен, методично работая челюстями и кишечной трубкой, уничтожить содержимое любого амбара, даже если тот будет наполнен не зерном, а каустической содой. Разрешение на плотоядные акции у истинного хозяина в таких случаях никогда не спрашивается. Опасное существо со временем трансформируется в короля или королеву крыс. Все зависит от внутренней идентификации пола и предпочтительного ролевого репертуара.
Сергееву припомнилось произведение замечательного писателя Александра Грина (Гриневского), подарившего соотечественникам поучительно-гениальную новеллу, открывающую скрипучую, тяжелую дверь в зазеркалье. "Крысолов" – ее название. В ней читаем: "Вы видите так называемую черную гвинейскую крысу. Ее укус очень опасен. Он вызывает медленное гниение заживо, превращая укушенного в коллекцию опухолей и нарывов. Этот вид грызуна редок в Европе, он иногда заносится пароходами".
При большой настойчивости и опыте, приходящем по мере увеличения трудового стажа, происходит следующий диалектический скачек. Он тоже отмечен Александром Грином: "Коварное и мрачное существо это владеет силами человеческого ума. Оно обладает также тайнами подземелий, где прячется. В его власти изменять свой вид, являясь, как человек, с руками и ногами, в одежде, имея лицо, глаза и движения подобные человеческим и даже не уступающие человеку, – как его полный, хотя и не настоящий образ. Крысы также могут причинять неизлечимую болезнь, пользуясь для того средствами, доступными только им. Им благоприятствуют мор, голод, война, наводнение и нашествие. Тогда они собираются под знаком таинственных превращений, действуя как люди, и ты будешь говорить с ними, не зная, кто это. Они крадут и продают с пользой, удивительной для честного труженика, и обманывают блеском своих одежд и мягкостью речей. Они убивают и жгут, мошенничают и подстрекают; окружаясь роскошью, едят и пьют довольно и имеют все в изобилии".
Когда Сергеев встречал подобных людей, то в голове возникали трагические афоризмы, например: "Зачем нам женщины, у нас есть старость"?!
Но, к счастью, мрачные мысли зрелого эскулапа прервала смена действующих лиц при тех же декорациях. И продолжилась серия ученых наблюдений Сергеева. На смену Марине и Инессе влетела в приемную новая фея – та, которая крашенной под седину гривой умела мотать, как неоседланная лошадь, легкомысленно уверяющая потенциального седока, что она совершенно свободна, независима и безгранично игрива.
Лукошкина Олечка умела прической создать забавный первичный эффект, – вроде бы старой крыши на ветхой конюшне, но это было явным обманом, даже святотатством. В ней было много напускной спеси, но и истинного огня. Она всегда будоражила воображение Сергеева, вызывала безграничные сексуальные фантазии, за смелость которых в старые времена сжигали на костре или, как минимум, секли кнутом и ссылали на галеры.
В ее конюшнях паслись и другие замечательные лошадки: искрометная, бурная, как компьютер самой последней марки, сексуально заряженная Лариса (кстати, не так давно рассталась с мужем – вспомнилось Сергееву). Ее "стойло" в ординаторской было слева от пикантной заведующей. Быстроглазенькая газель – умная и сообразительная до чрезвычайности, – любила диктовать свою волю даже на минутку забегающему сослуживцу. Чувствовалось, что ее словно распирали изнутри зажигательные, непоседливые бесенята или стайка юных, круглопопых ведьмочек.
Попробуйте отказать себе в удовольствии лишний раз зайти к уже незамужней молодой женщине. Она способна по-особому манить буйными перспективами, матримониальными фантазиями стада истосковавшихся по повелительнице беспризорных мужских душ. Однако и у прекрасной газели были маленькие недостатки: курит, сквернословит, не играет на флейте, безумно много пьет кофе!
Паслась здесь же и прекрасная Натали с сочными, как спелая малина, губами, с крутыми икрами ног и волнующими ягодицами. Взгляд свой она почему-то заряжала чрезмерным простодушием, как юная проститутка. Сергеев вспоминал Полю из рассказа Бунина "Мадрид". В ней сильно возбуждала фантазию зрелого зрителя прическа, – казалось, что длина остриженных волос была меньше, чем у Сергеева щетина, которую он постоянно забывал побрить. Округлый боксерский затылочек с лихой завитушкой по центру явно тянул на симптом суперсексуальности, возможно, равной лишь королеве блуда Мессалине.
Великолепную компанию несколько портила особа с кислой миной и пронзительно громким голосом, – создавалось впечатление, что это бывшая монахиня-расстрига, которую уже выгнали из монастыря за откровенную блудливость. Теперь она свой талант пения громких гимнов на клиросе пробует пристроить в других областях, – в выступлении на многотысячных митингах без микрофона, дрессировки сторожевых собак, перекличке с рыкающими львами в Кенийском национальном заповеднике, в объявлении сенсаций на Финляндском железнодорожном вокзале, в управлении только с помощью голоса тяжелым паровым молота на шумном Ижорском заводе-гиганте.
При явно повышенной прыти Ольга Николаевна и ее адъютантки могли собрать в свое лукошко уйму придушенных вздохов тех мужчин, у которых известные гормоны определяют блуждающий взгляд и блудливое настроение. Но Бог никогда не поощряет бестолковый разврат, а подвигает ищущих сладости лишь к супружескому ложу. К сожалению, в медицинских кислых профессиях отмечается хроническая нехватка породистых самцов. При врожденной склонности к пикантной близорукости женщине, даже наделенной броской внешностью, трудно на тощих заливных лугах отловить достойного селезня (не будем говорить – орла, – их уже нет в природе). Чаще подворачиваются хромые козлы с беспокойными и неустойчивыми мыслями, с дрожью в копытах и с тягчайшей импотенцией, последовательно передающейся по наследству. Диву даешься, – как и кому удалось их самих зачать и какая героиня умудрилась доносить бесперспективную беременность? По предсказаниям, все шло лишь к "жертве аборта".
Сергеева впечатляло то, что временами из-под седой крыши Олечки неведомые силы выводили сравнительно молодую и все еще резвую кобылицу, – каурую, в серых яблоках, с загадочными и в меру бесстыжими, глазами. Но основной балдеж задавало обаяние рельефных, изумительной красоты и четкости губ. При отменном знании анатомии, фантазия Сергеева безупречно и быстро по этажам вниз дорисовывала остальные пикантные подробности.
Наблюдая профиль этого существа, – линию лба, носа, губ, подбородка и прочего, – Сергеев ощущал манящую чертовщинку, аромат общения с ведьмочкой, способной летать по ночам на помеле. Она въедалась в сознание, как пиявка в самое темечко разврата, и была способна вдребезги разбить беспокойное мужское сердце, переполнив его вначале готовностью к неукротимому восторгу.
Любой мальчишка начинает освоение сексуальной темы с лапанья маминой груди (вот здесь он и застревает на женских губах), а заканчивает блудливым зырканьем пенсионера по голым икрам девушек-подростков (это уже мечта о повторении первой любви). Одним словом, – "маразм крепчал", – так обозначал Илья Ильф в записных книжках подобный, неотвратимо-горестный, процесс. Из детства мы выходим, но новым и окончательным впадением в него заканчиваем жизнь. В том заключается отчаянный приговор природы, не терпящей пустоты, одиночества, непомерно длинного века. При всем том, Бог сурово наказывает фантазеров, не сумевших воспользоваться дарованными искрами счастья. "Ожидаете многого, а выходит мало; и что принесете домой, то Я развею" (Кн. Аггея 1: 9).
Трудно понять за счет чего достигался эффект притяжения, возникавший у Сергеева каждый раз, когда он с внимательной наглостью, свойственной всем творческим натурам, рассматривал это парадоксальное явление природы. Возможно, решающую роль в создании впечатления играл мастерский макияж. Но, кажется, здесь было что-то большее, – скорее, унаследованное от таланта Микеланджело Буонарроти. Известно, что особые женские конструкции позволяют им при необходимости перевоплотиться не только в крылатого Пегаса. Они, порой, способны спрятаться даже за мифический облик верблюда, того самого, которому "легче пройти сквозь игольное ушко". Причем, по желанию элегантного существа, будет он не только двугорбым, но и четырехгорбым, многогорбым. "Подлинно, совершенная суета всякий человек живущий" (Псалом 38: 6).
Такой важный верблюд начинает величественно вышагивать из сознания, так называемой, деловой женщины, пытающейся по провинциальной простоте изображать из себя крутого администратора. Известно, чем меньше работы, тем больше поводов для лени и самолюбования. По-настоящему загруженные люди, как правило, лишены амбиций и форса. У них на учете каждый час и день. "День скорби и наказания и посрамления – день этот; ибо младенцы дошли до отверстия утробы матерней, силы нет родить" (Кн. Исаии 37: 3).
Умопомрачительная эстетика женских губ у Сергеева создавала иллюзию порабощения, свойственного исключительно дикой природе: ему казалось, что из подъюбочного царства, надвигается что-то эклектичное, подобное хищному, но ласковому осьминогу. Он медленно подплывает, гипнотизирует мнимой податливостью, обнимает, обвивает и лобызает. Мягкие вначале, но превращающиеся в жесткие, словно лезвия бритвы, алчные присоски прицеливаются в лакомые места жертвы. Они готовы препарировать не только беззащитную мужскую плоть, но и растлевать безгранично доверчивую, наивную мужскую душу.
Однако взрослой женщине, вообще, не стоит симулировать половую распущенность при явной неспособности самостоятельно снять трусы в нужный момент и в подходящем для того месте. Сергеев вспомнил символический призыв, который Священное Писание смело адресует, в том числе, и отчаянным любовникам и замученным восторгами акушерам-гинекологам: "И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как-бы громовым голосом: иди и смотри" (Откровение 6: 1).
Спастись от морального разложения удавалось только благодаря применению метода обнажения взглядом, – тогда холодное, бесстрастное изучение сопутствующих телесных дефектов пациентки восстанавливало твердость воли, сохранность рассудка, безучастность сердечно-сосудистой и гормональной систем.
Только стоически-монашеское пролистывание явной и скрытой под моднейшими одеждами женской анатомии возвращало фантазию в рамки врачебной отрешенности. Такой виртуальный телесный скрининг любой доктор обязан выполнять неоднократно, в обязательном порядке, словно, при подробном профилактическом контроле.
Святой таможенный досмотр является для честного врача актом рациональной психотерапии, спасающим и без того сильно напуганное растущим терроризмом человечество. "Ибо, кто пашет, должен пахать с надеждою, и кто молотит, должен молотить с надеждою получить ожидаемое" (1-ое Коринфянам 9: 10).
Он часами лежал на писке, расшифровывая закономерности поиска муравьев: маршруты движения, назначение поклажи, ритуал общения. Видимо, биологическая психология этих бодрых насекомых рано заинтересовала пытливый ум, а, скорее всего, мальчик был ленив от рожденья и потому менял суету мирскую на наблюдение за ней.
С не меньшим восторгом он собирал гербарии и коллекции всего того, что летало, ползало, прыгало – жуков, бабочек, стрекоз, кузнечиков. Его поражала цветовая гамма этих крылатых существ. Стимулируя увлечения ребенка, – явного интроверта и аутиста, – родственники дарили ему замечательные наборы цветных карандашей (до сорока восьми цветов и оттенков).
Таким шикарным оружием мальчик распоряжался с удовольствием. Но картины природы, написанные им, теперь уже поражали зрителей, особенно взрослых. Сверстники, те только столбенели ненадолго, затем тянули многозначительно: "Ну, ты даешь"!
Никто не понимал и не мог объяснить природу особенностей конструирования цветовой палитры. Всех озадачивал вопрос: толи состоялось рождение нового гения – художника-экспрессиониста (и это приятно щекотало нервы родственникам), толи явный балбес издевается над здравым смыслом (такой подход необходимо срочно перевоспитать)? Но попробуй перевоспитай уникального молчуна, который в любом рассказе взрослых находил повод только для одного убийственного вопроса: "Почему"?
Маленький гаденыш напрочь загонял в тупик любого рассказчика сакраментальными уточнениями. Ему недосуг входить в сложности причинно-следственных связей различных явлений, событий, загадок, вольно или невольно всплывавших перед его взором, – он требовал от взрослых прямых и исчерпывающих ответов на все свои миллионные "почему?". Родственники чувствовали, что нарождается светлый ум, только не понимали, почему никакими усилиями не загнать его в школу и не заставить читать красочные учебники.
Доброхоты прозвали Сашу Почемучкой и подарили детскую книжку с точно таким же названием. Но этого ребенку показалось мало. Коль скоро взрослые оказались бессильными учителями, он подыскал себе ходячую энциклопедию вне дачной территории.
В кругу его друзей появился Женька – внук знаменитого детского писателя и Павлик – сын не менее известного взрослого писателя. Ловко и быстро сколоченную шайку великолепно дополняли Евгения – дочь того же маститого писателя, его племянник – Левка Цапин, племянница – Ирина.
Метр советской литературы позже написал детскую книжку про то, как его юная родня собирала грибы – Ирине там отводилось особое место. Но психоаналитик легко заметит в простенькой фабуле истинные мотивы не очень сложного литературного исследования. Волшебный ларчик всегда открывается просто и ключ к нему окажется спрятанным в потаенном кармане души взрослого мужчины-самца, терзающего себя воспоминаниями об ушедшей молодости. Но то были проблемы взрослого организма и оргазма.
Имя Ирина для Александра оставалось тем камнем преткновения, о который юный исследователь спотыкался постоянно (в детские и поздние годы), продвигаясь по путанным лабиринтам жизни. Но та первая Ирина, конечно, возбудила в нем прекрасный восторг первой детской любви, от загадок которой кружилась голова.
Маленькие собачки до глубокой старости остаются щенками. У них долго не угашается восторг от жизни и темперамент шаровой молнии, которая способна, залетев в форточку, долго крутиться и скакать по комнате, но все мимо кровати. С ними не соскучишься, но не насладишься. Однако, в редких случаях, вас ждет масса интимных открытий. Анатомически это все объяснимо – в таком теле все внутренние органы притянуты к яичникам. Именно здесь завязан единый тугой узел.
Гипофиз в таком деле, нет сомнения, тоже играет не последнюю роль. Конгломерат максимально сближенных органов создает эффект критической массы, почти как в атомной бомбе. Отсюда и непредсказуемые последствия – резкий накал страстей, жуткая вспышка света в глазах в мгновенья оргазма, истошный лебединый крик и царапанье до крови отточенными красными коготками.
Короче, восторг и ужас, огонь и пламень! Применение когтей, – безусловно, атавизм, что-то кошачье. Даже в современном человеке много ненужного еще не погашено природой. Восторги не опасны, но опасны мириады вульгарных микробов, собирающихся под ногтями. А частые микроинфекции постепенно приводят ко вторичному иммунодефициту. Сергееву вспомнилось: "Если бы вы знали, что значит: "милости хочу, а не жертвы", то не осудили бы невинных" (От Матфея 12: 7).
Сергеев вновь попытался переменить тему исследования и обратил взгляд на цветок – роскошный кактус. Он вспомнил, почему-то, годы молодые – работу в далекой сельской амбулатории. Ночью его вызвали к больной. Встреча с ней состоялась не где-нибудь, а на чердаке бывшего барского дома графа Волышова, превращенного в советские времена в общежитие для работников местного совхоза. Там лежала молодая женщина, пылающая от сильнейшей лихорадки. Температура тела – запредельная.
Молодой врач догадался отогнать свору любопытных подальше от больной. Когда он отбросил ветхое одеяло с ее ног, то обомлел: из влагалища молодой женщины выглядывал кактус. Какая-то старая дура, которую все в деревне называли колдуньей, посоветовала для изгнания плода не желавшей рожать женщине засунуть в детородный орган кактус вместе с корнями, с землей.
Страдалица пролежала на чердаке больше суток, ожидая выкидыша. Колючки, корни кактуса вместе с землей, ранили нежную слизистую влагалища и шейки матки и вызвали опасную инфекцию – генерализованный сепсис. Требовалась срочная госпитализация. Отчаянную женщину спасла только ампутация матки. Мечты о счастливом замужестве, беременности и ребенке пришлось оставить навек. Ее совратитель скрылся в неизвестном никому направлении. "Цветы жизни, конечно, лучше собирать вдвоем, но такое занятие не всегда безопасно".
В это время в приемную главного врача вошла Марина. Все, сочетающееся с морем, вызывало у Сергеева лирические предиспозиции. Появление Марины опять стащило мысли Сергеева на пастельный уровень. Не присмотреться к этому "цветку жизни" не было никакой возможности: статью и очевидным призывом к пороку она была способна затмить всех больничных красавиц.
Ирина Владимировна отреагировала моментально. Ей не светило появление конкурентки в тот момент, когда телепатический разогрев застрял на стадии эффекта экссудации. Надо было спасать соответствующие железы и органы их обрамляющие. Бросок разъяренная львица осуществила, безусловно, не в прямую, а в виде "переноса" агрессии. Только женщина может так больно ударить по самолюбию и яйцам, но не ногой, а словом, гримасой презрения. Она ледяным взглядом удержала Марину на дистанции, у дверей, а Сергееву послала уничижительный вопрос:
– Доктор, вы, кажется, потеряли сознание? Может быть подать вам воды или сразу послать Марину Сергеевну за реанимационной бригадой?
– Зовите сразу санитаров из морга! – уточнил Сергеев.
Быстро припомнилось и мысленно перепасовалось Марине: "Он же сказал женщине: вера твоя спасла тебя; иди с миром" (От Луки 7: 50).
В слух же Сергеев, специально для Ирины Владимировны, произнес:
– "Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает" (От Луки 11: 23).
Ему хорошо знакомы такие вредительские приемы: "Эти штучки мы уже проходили". Не надо отвечать на выпады разъяренной стервочки. Он просто погрузился в новый приятный телепатический раунд. Мариночка стоила того.
Началом исследования стали агатовые глаза, которые имели замечательное свойство – менять и разнообразить оттенки в зависимости от освещения. Потому, передвигаясь по комнате, она, того не замечая, но ощущая, одаривала Сергеева новыми эстетическими переживаниями.
Любой мужчина, если до глубокой старости в нем живет мальчишка, легко увлекается морем и женщиной. Имя Марина (морская) – две страсти в "одном флаконе". Это почти что выстрел в сердце из снайперской винтовки.
Любому болвану известно: где начинается эстетика, там появляется экстатика (восторг – он всегда восторг!), от которой трепетное и откровенное сердце мужчины защиты не знает. Все молодое обязательно побеждает стареющее – здесь меняются местами первичное со вторичным, а перспектива приобретает вид глупого, покорного щенка-недоумка.
Сергеев вновь только мысленно переслал Марине вещее: "Подайте лучше милостыню из того, что у вас есть: тогда все будет у вас чисто" (От Луки 11: 41).
Ирине Владимировне пришлось попятиться из колбочек и палочек зрительного анализатора доктора-исследователя. Верность мужчины женщине – понятие чисто условное. Устойчивость такого качества не стоит переоценивать.
Сергеев вслух произнес специально для Ирины Владимировны: "Иисус же сказал им в ответ: не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию" ( От Луки 5: 31-32).
Марина расписалась в каких-то бумагах и быстро слиняла, видимо, даже маткой ощущая нависавшую угрозу. Призрак коммунизма явно заглянул в рабочие апартаменты и был у него лик большевистской увядающей славы. Однако, по оценкам Сергеева, скоротечный бой, – в обороне и в наступлении, – был проигран стареющей куртизанкой. Ее ошибка известна: не стоит слишком долго и многократно выдавать ложбинку с вульгарными завитушками за райские врата. "И не Адам прельщен, но жена, прельстившись, впала в преступление; впрочем спасется чрез чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием" (1-е Тимофею 2: 14-15).
Человек – это конечно разновидность представителей животного мира и законы его поведения предопределены Богом и дьяволом. Но если говорить о женщине, как социальном и биологическом существе, то кошки, надо признать, намного элегантнее выражают свою самость. У них тоньше психологическая окраска чувств, эмоций, более изящное кокетство, высокая проникновенность позы, мимики, жеста, выражаемых, кстати, только с помощью одного хвоста. Но попробуйте также изящно двигать ушами, шеей, холмисто-волосистым устройством.
К большому сожалению, многие человеки слишком активно реализуются в недостойном поведении, копируя тем самым худшие биологические образцы. Сергеев заметил, что в приемную впорхнуло как раз такое существо – Инесса-принцесса была ее партийная кличка. Весьма традиционно, что в больничных нишах появляется маленькая мышка, чаще крашеная в желтый цвет. Может быть, это действительно символ измены, или внешней податливости, или своеобразного понимания чистоты натуры.
Она ладно скроена и не лишена талантов, в том числе и таланта перевоплощения. В ее скромно-выразительных глазах таится страсть поиска, любопытства, хитринка и удаль первооткрывателя. Такие качества смазаны татаро-славянской томатной пастой с добавками чеснока и перца какого-то еще, скорее заморского, генофонда.
Та мышка, конечно, не выронит добычу из своего острозубого ротика. Случись удача – она быстро утащит к себе в норку кусочек сладкого печенья, упавшего с барского стола. В покое и безопасности слопает и усвоит маленькая стервочка случайный Божий дар, даже если он не похож на яичницу.
Никто не дождется от нее глупостей – не будет она каркать на людях о своем маленьком счастье, сидя на суку высокого дерева. Ничего общего не имеет серый пушистик с наивной вороной, – видимо, дальней родственницей по материнской линии баснописца-толстяка Крылова, – решившей потешать лису ариями. Эта мышка сперва, сидя в безопасности с огромным куском сыра, основательно его усвоит – утилизирует человеческую и Божью доброту.
Надо сказать, что мышонок легко перевоплощается в маленькую желтенькую ехидну, способную истерически-пронзительно верещать о свободе и равноправии. Беда состоит в том, что ее негласно опекает желтенький хомячок, вытоптавший в одном из отделений больницы удобное лежбище. Тот хомячок женского рода: эта женщина из разряда демонических особ, внушающих уважение. Статью и конституцией она похожая на прочно сбитый ящичек, покрытый водонепроницаемым лаком.
Спевка мышки с хомячком осуществилась, нет сомнений, в рамках близкородственной партитуры. Они вдвоем реализуют в семейной жизни известный призыв – "Берегите мужчин"! Но звучит он на работе в их исполнении с некоторой коррекцией – "Берегитесь мужчин!" Что равнозначно задаче – "Душите мужчин!"
Сердце обливается кровью, когда видишь как превращается потенциально благополучная женская плоть в "безвозвратные санитарные потери". Мышка и хомячок заражены самоедством и склонностью к самоубийству, ибо страдают страшной тягой к интриге и курению. Они уже и теперь не имеют ни фамилий, ни приличного цвета лица, ни здорового пищеварения. Взглянув на них, любой пациент лишается надежды получить медицинскую помощь, – начинает спешно готовиться к похоронам.
Такие трагические женщины в старости, в голом виде, представлялись Сергееву только распластанными на секционных столах: бесформенные и отечные туши с невообразимым количеством жировых складок на животе и в области пещеры порока. Это, скорее, останки женщин – более страшные, чем даже черные сундуки Пандоры.
Инесса сохранила пока статус пушистого комочка, – но и ей осталось недолго. Вот она уже подрастает незаметно до размеров большого мыша, скорее, крысы (приятные рифмы – Инесса-принцесса; Лариса-крыса; Ирина-дубина; и др.). Скоро полностью поменяется и волосистый окрас, косметика, пластика, набор особых женских подпруг.
Крысик способен, методично работая челюстями и кишечной трубкой, уничтожить содержимое любого амбара, даже если тот будет наполнен не зерном, а каустической содой. Разрешение на плотоядные акции у истинного хозяина в таких случаях никогда не спрашивается. Опасное существо со временем трансформируется в короля или королеву крыс. Все зависит от внутренней идентификации пола и предпочтительного ролевого репертуара.
Сергееву припомнилось произведение замечательного писателя Александра Грина (Гриневского), подарившего соотечественникам поучительно-гениальную новеллу, открывающую скрипучую, тяжелую дверь в зазеркалье. "Крысолов" – ее название. В ней читаем: "Вы видите так называемую черную гвинейскую крысу. Ее укус очень опасен. Он вызывает медленное гниение заживо, превращая укушенного в коллекцию опухолей и нарывов. Этот вид грызуна редок в Европе, он иногда заносится пароходами".
При большой настойчивости и опыте, приходящем по мере увеличения трудового стажа, происходит следующий диалектический скачек. Он тоже отмечен Александром Грином: "Коварное и мрачное существо это владеет силами человеческого ума. Оно обладает также тайнами подземелий, где прячется. В его власти изменять свой вид, являясь, как человек, с руками и ногами, в одежде, имея лицо, глаза и движения подобные человеческим и даже не уступающие человеку, – как его полный, хотя и не настоящий образ. Крысы также могут причинять неизлечимую болезнь, пользуясь для того средствами, доступными только им. Им благоприятствуют мор, голод, война, наводнение и нашествие. Тогда они собираются под знаком таинственных превращений, действуя как люди, и ты будешь говорить с ними, не зная, кто это. Они крадут и продают с пользой, удивительной для честного труженика, и обманывают блеском своих одежд и мягкостью речей. Они убивают и жгут, мошенничают и подстрекают; окружаясь роскошью, едят и пьют довольно и имеют все в изобилии".
Когда Сергеев встречал подобных людей, то в голове возникали трагические афоризмы, например: "Зачем нам женщины, у нас есть старость"?!
Но, к счастью, мрачные мысли зрелого эскулапа прервала смена действующих лиц при тех же декорациях. И продолжилась серия ученых наблюдений Сергеева. На смену Марине и Инессе влетела в приемную новая фея – та, которая крашенной под седину гривой умела мотать, как неоседланная лошадь, легкомысленно уверяющая потенциального седока, что она совершенно свободна, независима и безгранично игрива.
Лукошкина Олечка умела прической создать забавный первичный эффект, – вроде бы старой крыши на ветхой конюшне, но это было явным обманом, даже святотатством. В ней было много напускной спеси, но и истинного огня. Она всегда будоражила воображение Сергеева, вызывала безграничные сексуальные фантазии, за смелость которых в старые времена сжигали на костре или, как минимум, секли кнутом и ссылали на галеры.
В ее конюшнях паслись и другие замечательные лошадки: искрометная, бурная, как компьютер самой последней марки, сексуально заряженная Лариса (кстати, не так давно рассталась с мужем – вспомнилось Сергееву). Ее "стойло" в ординаторской было слева от пикантной заведующей. Быстроглазенькая газель – умная и сообразительная до чрезвычайности, – любила диктовать свою волю даже на минутку забегающему сослуживцу. Чувствовалось, что ее словно распирали изнутри зажигательные, непоседливые бесенята или стайка юных, круглопопых ведьмочек.
Попробуйте отказать себе в удовольствии лишний раз зайти к уже незамужней молодой женщине. Она способна по-особому манить буйными перспективами, матримониальными фантазиями стада истосковавшихся по повелительнице беспризорных мужских душ. Однако и у прекрасной газели были маленькие недостатки: курит, сквернословит, не играет на флейте, безумно много пьет кофе!
Паслась здесь же и прекрасная Натали с сочными, как спелая малина, губами, с крутыми икрами ног и волнующими ягодицами. Взгляд свой она почему-то заряжала чрезмерным простодушием, как юная проститутка. Сергеев вспоминал Полю из рассказа Бунина "Мадрид". В ней сильно возбуждала фантазию зрелого зрителя прическа, – казалось, что длина остриженных волос была меньше, чем у Сергеева щетина, которую он постоянно забывал побрить. Округлый боксерский затылочек с лихой завитушкой по центру явно тянул на симптом суперсексуальности, возможно, равной лишь королеве блуда Мессалине.
Великолепную компанию несколько портила особа с кислой миной и пронзительно громким голосом, – создавалось впечатление, что это бывшая монахиня-расстрига, которую уже выгнали из монастыря за откровенную блудливость. Теперь она свой талант пения громких гимнов на клиросе пробует пристроить в других областях, – в выступлении на многотысячных митингах без микрофона, дрессировки сторожевых собак, перекличке с рыкающими львами в Кенийском национальном заповеднике, в объявлении сенсаций на Финляндском железнодорожном вокзале, в управлении только с помощью голоса тяжелым паровым молота на шумном Ижорском заводе-гиганте.
При явно повышенной прыти Ольга Николаевна и ее адъютантки могли собрать в свое лукошко уйму придушенных вздохов тех мужчин, у которых известные гормоны определяют блуждающий взгляд и блудливое настроение. Но Бог никогда не поощряет бестолковый разврат, а подвигает ищущих сладости лишь к супружескому ложу. К сожалению, в медицинских кислых профессиях отмечается хроническая нехватка породистых самцов. При врожденной склонности к пикантной близорукости женщине, даже наделенной броской внешностью, трудно на тощих заливных лугах отловить достойного селезня (не будем говорить – орла, – их уже нет в природе). Чаще подворачиваются хромые козлы с беспокойными и неустойчивыми мыслями, с дрожью в копытах и с тягчайшей импотенцией, последовательно передающейся по наследству. Диву даешься, – как и кому удалось их самих зачать и какая героиня умудрилась доносить бесперспективную беременность? По предсказаниям, все шло лишь к "жертве аборта".
Сергеева впечатляло то, что временами из-под седой крыши Олечки неведомые силы выводили сравнительно молодую и все еще резвую кобылицу, – каурую, в серых яблоках, с загадочными и в меру бесстыжими, глазами. Но основной балдеж задавало обаяние рельефных, изумительной красоты и четкости губ. При отменном знании анатомии, фантазия Сергеева безупречно и быстро по этажам вниз дорисовывала остальные пикантные подробности.
Наблюдая профиль этого существа, – линию лба, носа, губ, подбородка и прочего, – Сергеев ощущал манящую чертовщинку, аромат общения с ведьмочкой, способной летать по ночам на помеле. Она въедалась в сознание, как пиявка в самое темечко разврата, и была способна вдребезги разбить беспокойное мужское сердце, переполнив его вначале готовностью к неукротимому восторгу.
Любой мальчишка начинает освоение сексуальной темы с лапанья маминой груди (вот здесь он и застревает на женских губах), а заканчивает блудливым зырканьем пенсионера по голым икрам девушек-подростков (это уже мечта о повторении первой любви). Одним словом, – "маразм крепчал", – так обозначал Илья Ильф в записных книжках подобный, неотвратимо-горестный, процесс. Из детства мы выходим, но новым и окончательным впадением в него заканчиваем жизнь. В том заключается отчаянный приговор природы, не терпящей пустоты, одиночества, непомерно длинного века. При всем том, Бог сурово наказывает фантазеров, не сумевших воспользоваться дарованными искрами счастья. "Ожидаете многого, а выходит мало; и что принесете домой, то Я развею" (Кн. Аггея 1: 9).
Трудно понять за счет чего достигался эффект притяжения, возникавший у Сергеева каждый раз, когда он с внимательной наглостью, свойственной всем творческим натурам, рассматривал это парадоксальное явление природы. Возможно, решающую роль в создании впечатления играл мастерский макияж. Но, кажется, здесь было что-то большее, – скорее, унаследованное от таланта Микеланджело Буонарроти. Известно, что особые женские конструкции позволяют им при необходимости перевоплотиться не только в крылатого Пегаса. Они, порой, способны спрятаться даже за мифический облик верблюда, того самого, которому "легче пройти сквозь игольное ушко". Причем, по желанию элегантного существа, будет он не только двугорбым, но и четырехгорбым, многогорбым. "Подлинно, совершенная суета всякий человек живущий" (Псалом 38: 6).
Такой важный верблюд начинает величественно вышагивать из сознания, так называемой, деловой женщины, пытающейся по провинциальной простоте изображать из себя крутого администратора. Известно, чем меньше работы, тем больше поводов для лени и самолюбования. По-настоящему загруженные люди, как правило, лишены амбиций и форса. У них на учете каждый час и день. "День скорби и наказания и посрамления – день этот; ибо младенцы дошли до отверстия утробы матерней, силы нет родить" (Кн. Исаии 37: 3).
Умопомрачительная эстетика женских губ у Сергеева создавала иллюзию порабощения, свойственного исключительно дикой природе: ему казалось, что из подъюбочного царства, надвигается что-то эклектичное, подобное хищному, но ласковому осьминогу. Он медленно подплывает, гипнотизирует мнимой податливостью, обнимает, обвивает и лобызает. Мягкие вначале, но превращающиеся в жесткие, словно лезвия бритвы, алчные присоски прицеливаются в лакомые места жертвы. Они готовы препарировать не только беззащитную мужскую плоть, но и растлевать безгранично доверчивую, наивную мужскую душу.
Однако взрослой женщине, вообще, не стоит симулировать половую распущенность при явной неспособности самостоятельно снять трусы в нужный момент и в подходящем для того месте. Сергеев вспомнил символический призыв, который Священное Писание смело адресует, в том числе, и отчаянным любовникам и замученным восторгами акушерам-гинекологам: "И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как-бы громовым голосом: иди и смотри" (Откровение 6: 1).
Спастись от морального разложения удавалось только благодаря применению метода обнажения взглядом, – тогда холодное, бесстрастное изучение сопутствующих телесных дефектов пациентки восстанавливало твердость воли, сохранность рассудка, безучастность сердечно-сосудистой и гормональной систем.
Только стоически-монашеское пролистывание явной и скрытой под моднейшими одеждами женской анатомии возвращало фантазию в рамки врачебной отрешенности. Такой виртуальный телесный скрининг любой доктор обязан выполнять неоднократно, в обязательном порядке, словно, при подробном профилактическом контроле.
Святой таможенный досмотр является для честного врача актом рациональной психотерапии, спасающим и без того сильно напуганное растущим терроризмом человечество. "Ибо, кто пашет, должен пахать с надеждою, и кто молотит, должен молотить с надеждою получить ожидаемое" (1-ое Коринфянам 9: 10).
2.3
Сергеев от нечего делать углубился в аналитические размышлизмы. Он прикрыл глаза, погружаясь в воспоминания более основательного, биографического, уровня. Забавный феномен, как Божья отметина, был обнаружен у него совершенно случайно. Еще в детстве, проводя регулярно летние каникулы на даче в далеком Переделкине, маленький Саша любил наблюдать природу подмосковья. Причем, начинал свои исследования, как правило, с микромира.Он часами лежал на писке, расшифровывая закономерности поиска муравьев: маршруты движения, назначение поклажи, ритуал общения. Видимо, биологическая психология этих бодрых насекомых рано заинтересовала пытливый ум, а, скорее всего, мальчик был ленив от рожденья и потому менял суету мирскую на наблюдение за ней.
С не меньшим восторгом он собирал гербарии и коллекции всего того, что летало, ползало, прыгало – жуков, бабочек, стрекоз, кузнечиков. Его поражала цветовая гамма этих крылатых существ. Стимулируя увлечения ребенка, – явного интроверта и аутиста, – родственники дарили ему замечательные наборы цветных карандашей (до сорока восьми цветов и оттенков).
Таким шикарным оружием мальчик распоряжался с удовольствием. Но картины природы, написанные им, теперь уже поражали зрителей, особенно взрослых. Сверстники, те только столбенели ненадолго, затем тянули многозначительно: "Ну, ты даешь"!
Никто не понимал и не мог объяснить природу особенностей конструирования цветовой палитры. Всех озадачивал вопрос: толи состоялось рождение нового гения – художника-экспрессиониста (и это приятно щекотало нервы родственникам), толи явный балбес издевается над здравым смыслом (такой подход необходимо срочно перевоспитать)? Но попробуй перевоспитай уникального молчуна, который в любом рассказе взрослых находил повод только для одного убийственного вопроса: "Почему"?
Маленький гаденыш напрочь загонял в тупик любого рассказчика сакраментальными уточнениями. Ему недосуг входить в сложности причинно-следственных связей различных явлений, событий, загадок, вольно или невольно всплывавших перед его взором, – он требовал от взрослых прямых и исчерпывающих ответов на все свои миллионные "почему?". Родственники чувствовали, что нарождается светлый ум, только не понимали, почему никакими усилиями не загнать его в школу и не заставить читать красочные учебники.
Доброхоты прозвали Сашу Почемучкой и подарили детскую книжку с точно таким же названием. Но этого ребенку показалось мало. Коль скоро взрослые оказались бессильными учителями, он подыскал себе ходячую энциклопедию вне дачной территории.
В кругу его друзей появился Женька – внук знаменитого детского писателя и Павлик – сын не менее известного взрослого писателя. Ловко и быстро сколоченную шайку великолепно дополняли Евгения – дочь того же маститого писателя, его племянник – Левка Цапин, племянница – Ирина.
Метр советской литературы позже написал детскую книжку про то, как его юная родня собирала грибы – Ирине там отводилось особое место. Но психоаналитик легко заметит в простенькой фабуле истинные мотивы не очень сложного литературного исследования. Волшебный ларчик всегда открывается просто и ключ к нему окажется спрятанным в потаенном кармане души взрослого мужчины-самца, терзающего себя воспоминаниями об ушедшей молодости. Но то были проблемы взрослого организма и оргазма.
Имя Ирина для Александра оставалось тем камнем преткновения, о который юный исследователь спотыкался постоянно (в детские и поздние годы), продвигаясь по путанным лабиринтам жизни. Но та первая Ирина, конечно, возбудила в нем прекрасный восторг первой детской любви, от загадок которой кружилась голова.