Федотов Дмитрий. Дом, который построил

   - Ох, Игорь Евгеньевич! - раздалось в прохладной тишине холла. И все-то вам неймется!
   Фатьянов вздрогнул. Взгляд мгновенно обежал стены просторного помещения и замер на Доске почета, словно притянутый магической силой. Там, между ликами председателя исполкома и каким-то рядовым депутатом, втиснулась знакомая физиономия.
   Дед Кузька!
   У Игоря пересохло в горле, он зажмурился и помотал головой, гоня наваждение. Тьфу!.. Померещилось. Рядом с председателем, как и положено, красовался его зам, Антон Кириллович.
   Фатьянов судорожно сглотнул и направился к выходу. Уже в дверях не удержался и еще раз взглянул на Доску. Толстопятое широко улыбнулся и подмигнул совершенно обалдевшему Игорю карим полыхнувшим малиновым огнем глазом...
   4
   Домовой в законе Архип Захарович, единодушно и бессменно избираемый председателем собрания последние два года, самозабвенно стучал большим деревянным молотком. Он позаимствовал его когда-то у одного районного судьи. Суд размещался в бывшем купеческом доме, находившемся на попечении Архипа Захаровича. Потом суд переехал в другое помещение, а дом, как и многие в городе, следуя генеральному плану реконструкции, снесли и поставили на его место молодежное кафе. Архип Захарович был уже в летах, шума не переносил вообще, а от дьявольской современной музыки у него резко подскакивало давление и нестерпимо чесались пятки, вводя в искушение растоптать, разметать орущие, визжащие, гремящие предметы в нарушение Кодекса Домовых. Поэтому, прослышав о коммуналке на Береговой, решил, что это много лучше, чем панельные высотки с мрачными, сырыми подвалами и вечными сквозняками, где кроме хронического насморка и ревматизма ничего не заработаешь. Архипа Захаровича приняли в жилищный коллектив, как и подобает его заслугам и положению, с уважением и радостью.
   Город рос, строился, и добрых старых уютных домов оставалось все меньше и меньше. Пропорционально увеличивалось и население коммуналки. Народ подобрался самый разномастный: от совсем еще зеленых юнцов, которым едва перевалило за пятьдесят, до степенных, покрытых патиной домовых, помнящих благословенные времена без электричества, выхлопных газов и пестицидов. А совсем недавно к ним прибились леший Тит из вырубленной под новый микрорайон березовой рощи и кикимора Варька из засыпанного шлаком и застроенного кооперативными гаражами болотца у реки.
   Долгое время было спокойно, пока однажды домовой Кузька, самый любознательный из них, регулярно следивший за местной прессой, не ошеломил всех сообщением о решении горисполкома на месте коммуналки построить гостиницу.
   Известие вызвало тихую панику. Одни считали, что пора собирать пожитки и подаваться в деревню, проситься у печных на содержание. А это, как известно, самое распоследнее дело, крайняя степень деквалификации домового! Другие, кто помоложе, рвались в бой, горели желанием померяться силами с официальными властями, предлагая самые экстремистские меры.
   Разброд прекратил Архип Захарович. Он заявил, что как самый старший по возрасту и положению принимает на себя всю ответственность и готов возглавить борьбу за дом. И не только потому, что это последнее их прибежище, но и по соображениям принципиальным: дом Елизара Бастрыгина - память о добром старом времени, и сохранить ее для потомков - их святой долг. Архип Захарович отправил Кузьму парламентером в исполком, но дальше секретарши тому пробиться не удалось.
   Между тем почти всех жильцов выселили, а к дому пригнали кран с чугунной чушкой и бульдозер. Положение создалось угрожающее, и тогда было решено вынести вопрос на всенародное обсуждение.
   - Тихо, друзья мои, угомонитесь! - изо всех сил колотил молотком Архип Захарович. - Так мы ничего не придумаем!.. Эй, вы там, на комоде, оставьте в покое пудреницу, поросята!.. Серафим Гаврилыч, опять хозяйские конфеты таскаешь? Нехорошо!
   - А я што? - Уличенный Серафим Гаврилыч быстро сунул карамельку за щеку. - Я ж от табака отвыкаю. Все по науке, в журнале прописано.
   - Ты ведь читать не умеешь, дядя! - крикнули с комода и пришлепнули лысину Серафима напудренной подушечкой.
   - Апчхи!..
   Розовое душистое облачко окутало домового. На галерке развеселились.
   - Мне Кузьма Василич читал, - обиделся Серафим, - как, мол, придет желание нюхнуть - сразу леденец в рот, и соси! - Он стянул с головы подушечку и пульнул обратно, вызвав новый приступ хохота.
   - Тише! - повысил голос Архип Захарович. - Сегодня у нас один вопрос на повестке: как отстоять дом Елизара Матвеевича, светлая ему память. Прошу высказываться. Какие будут предложения?
   - Пусть Варька лягушек своих из подпола уберет, спать невозможно!
   - А Тит манной каши объелся! На огороде сидит, пугалом прикинулся - от референдума нашего отлынивает.
   - Прошу говорить по существу, - строго напомнил председатель собрания.
   - Дед Хипа, скажи, чтобы Тимка мне транзистор вернул! Я ж его по-честному у огольцов в "чику" выиграл, а он врет, что я биту заговорил.
   - Заговорил, заговорил! И пчелиным молоком смазал!
   - А ну, цыц, шелупонь! - рассердился не на шутку Архип Захарович. - Все еще не дошло? Со дня на день по миру пойдем, ежели не придумаем чего. Соображаете? Строители у ворот!
   Юнцы притихли, даже ногами болтать перестали.
   - Может, еще раз в исполком наведаться? Сами бы, Архип Захарович, и сходили, - предложил робко Серафим, катая за щекой очередной леденец.
   - Слыхал, что Кузьма Васильевич сказывал? - покачал головой Архип Захарович. - Там одни атеисты сидят. Запрут в психушку - и все дела.
   - Да что с ними чикаться! - подпрыгнул на комоде Тимофей. Подкараулить вечерком - и карточку разрисовать, чтоб и с паспортом не узнали! Мы это с Филькой организуем!
   - Вам бы только подраться, - подал голос молчавший до сих пор Петр Игнатьевич, хранитель древних законов и традиций. - Забыли, что в нашем Кодексе записано?.. Домовым категорически запрещается наносить другим лицам непосредственный вред.
   - А ежели они сами скопытятся? - поинтересовался Филька.
   - Что не запрещено, то разрешено, - глубокомысленно изрек знаток и хранитель законов.
   - Эх, мне бы маленькое болотце, - мечтательно произнесла Варька. - Заманила бы миленьких - и поминай как звали!
   - Есть мысля! - щелкнул пальцами Филипп. - Отправим ихнего начальника побродить в трех соснах недельки на две, пущай проветрится!
   - А когда возвернется, еще злобней будет, - высказал сомнение Серафим. - Тогда уж точно без крыши останемся.
   - Придется, Филя, все-таки нам с тобой этим заняться, - повернулся Тимофей к дружку. - Сыграем в "коробочку"?
   - А кто ему пятый угол покажет? - прогундосил тот.
   - Тита с собой возьмем, он дело туго знает - мастер!
   - Только попробуйте, - пригрозил Кузьма, сидевший до этого момента тихо и безучастно в уголке. - Я вам ухи-то живо пооткручиваю, и Тит не поможет.
   - Так, - подвел черту Архип Захарович, - чую, аргументы исчерпаны, фантазия истощилась... - И вдруг повернулся к хитро поглядывающему на всех Кузьке: - Ну-ка Кузьма Василич, выкладывай! Я ведь слышу, как у тебя в голове мыслишка колготится, наружу просится. Давай-давай, выпущай!
   Кузьма выскочил кузнечиком на середину комнаты и подбоченился.
   - Эх, стра-те-ги! - язвительно сплюнул он. - Пока вы тут молоко с печеньем трескали, мы с Кешей дельце провернули.
   Кузька яростно поскребся и выудил из-за пазухи сонно упирающегося лесного клопа.
   - Хватит дрыхнуть, Кеша, иди-ка пожуй! - Он сунул клопа усами в молоко, и тот сразу принялся громко, с аппетитом хлюпать и причмокивать. - Намаялся, бедный, по замкам-от лазать. Поешь, родной, заслужил!
   - Кузьма Василич, не томи! - взмолился Петр Игнатьевич.
   - Не томи!.. Легко сказать! - куражился тот, чувствуя всеобщее внимание. - Цельный день на ногах, с голодухи чуть не помер: в ихних столовых окромя гастриту ничего не схватишь!
   Кузьма шмыгнул носом и начал загибать пальцы:
   - Во-первых, мы с Кешей подчистили кое-какие буковки в исполкоме - лишние буквочки, рискуя здоровьем, съел! Спаситель наш, благодетель, отпаивайся молочком, отпаивайся! - Голос его задрожал от переполнявших чувств. - Ну и таперича наша коммуналка числится у них, как и следовает, самым что ни на есть ценным памятником. Во-вторых, я на всякий случай у строителей маненько покурочил сакаватор. Ну, тарахтелку, которой они удумали дом-от сносить, - пояснил Кузька. Еще пужанул пару раз главного умника из реставрации, что ту бумагу с приговором подписывал. Ужо, почитай, готов! - Он хихикнул и довольно прижмурил глаза. - Но все это так, мошкара и мелочь! - неожиданно закончил Кузька.
   Жадно слушавшая аудитория недоуменно всплеснулась:
   - Как мелочь?!
   - А так! - Кузька назидательно поднял сухой палец. - Перерешить могут обратно: одну бумажку написали - другую напишут, не уследишь. А чтоб сработало, надо... как это у них называется? Поднять обчественность!
   - Чего-о?! - Тимофей с Филиппом едва не свалились с комода.
   - Сильно тяжелая? - испугался Серафим Гаврилович.
   - Пудов сто будет! - авторитетно поддакнул Петр Игнатьевич. Одному не справиться - только миром. Придется попотеть!
   - Мудрецы! - закатил глаза Кузька. - Грамотеи! Газеты надо читать хотя бы по праздникам, - не удержался, уколол сотоварищей он. Поднять обчественность - значит, уговорить тех же построителей, чтобы они выступали с почином. Мол, отремонтируем дом-от, сохраним для потомков как ценный памятник. И чтобы об ихнем почине в газете написали: против гласности никто не попрет - ни начальник, ни власть. Все ее боятся, поболе чумы, да!..
   - Голова! - не сдержал восхищения Архип Захарович. - Но как же их убедить, строителей-то? Поймут ли нас?.. Первое впечатление, - он запнулся, подбирая слово помягче, - варвары какие-то...
   - Во, братцы, - прищурился Кузька. - А таперича ухи распахни - и слухайте. Сработаем так...
   5
   Сеня Пенкин лежал на тахте и напряженно думал, пытаясь осмыслить происшествие на Береговой. Цепочка выстраивалась довольно простая. Мотор вывел из строя тот странный дед - в этом Сеня не сомневался ни минуты. Зачем?.. Предположим, негде жить, но всем выселенцам предоставляется жилплощадь, с теплым, кстати, сортиром, что на старости лет не последнее дело. Боится одиночества?.. Ерунда! В стране сейчас развернулось такой силы движение милосердия, что впору защищаться от него. Память дорога?.. В подобные сантименты Пенкин не верил принципиально. Остается одно: в доме сокрыта тайна. Клад!.. Хозяин-купец припас, так сказать, на черный день, да революция его опередила. И лежит-полеживает сундучок где-нибудь в подвале, или в стену замурован, или в колодце утоплен и ждет, чтоб его подняли...
   Сеня аж застонал: вот она, синяя птица! Манит, подмигивает, крылом уже опахнула - только схватить! Да чтоб не вырвалась! Но - как?.. Пенкин взмок от напряжения, никогда ему еще не приходилось так интенсивно работать головой.
   Итак, задача: оттянуть время сноса дома хотя бы на недельку, отыскать деда и войти с ним в долю. А может, он и есть хозяин? Бастрыгин?.. Правда, видок у деда еще тот, но, с другой стороны, это вполне может оказаться маскарадом: прикинуться бедненьким, несчастненьким, чтоб жалели сильней. Елки зеленые - Бастрыгин!.. Елизар Матвеевич! Если бы так! Тогда взять за жабры, коли упрется. Тогда - верняк!.. На миг у Сени потемнело в глазах: мелькнул "Мерседес", шикарная блондинка, очень похожая на Липочку, нежно склонившая лохматую головку ему на плечо, и он сам - респектабельный, "преисполненный"...
   У Пенкина засосало под ложечкой, как всегда в минуты особого душевного волнения, возвращая в реальный мирок двенадцатиметровой малосемейки. Голод напомнил, что сегодня - суббота, следовательно, рабочая столовая закрыта и предстоит выматывающая душу процедура приготовления на мерзкой электроплитке "Метеор", которая искрила, била током, бастовала, задавшись целью, по его глубокому убеждению, свести хозяина в могилу или, в крайнем случае, заставить жениться. Сеня неохотно слез с тахты, где так замечательно мечталось, и с тоской открыл холодильник. Нет, чудеса еще не начались: в морозильнике среди сугробов по-прежнему скучал в одиночестве желтоватый кусочек сала.
   Побренчав в кармане мелочью, голодный прораб обреченно побрел в соседний с домом овощной ларек. Лифт, по обыкновению, отдыхал, и Сеня отметил, что третий этаж имеет свои преимущества. Машинально сунув руку в почтовый ящик, он неожиданно обнаружил твердый бумажный пакет. Письмо? Бандероль? От кого?!
   "С.И.Пенкину", - значилось на конверте. Странно, очень странно... Заинтригованный и несколько встревоженный прораб вскрыл пакет крепкими молодыми зубами и нетерпеливо выудил оттуда сложенный вчетверо плотный серый лист.
   Сверху корявыми буквами было написано:
   "Уважаемый Семен Иванович! Зная о Ваших финансовых затруднениях, спешу предложить свою помощь. Мне стало известно, что в доме, подлежащем сносу, на ул. Береговой, 13, находится клад. Возьмите и владейте! К сему прилагаю план. Остаюсь преданный вам - Н.Д."
   Н.Д.? Кто он?.. Сеня озадаченно теребил нос: ни одного знакомого с такими инициалами он вспомнить не мог. Может быть, "неизвестный доброжелатель"?.. Ну конечно! Доброжелатель, и обязательно неизвестный, ведь истинное добро всегда анонимно, иначе о нем бы так быстро не забывали.
   Пенкин развернул лист, и... у него подкосились ноги. План! Настоящий, желанный, который снился ему ночами, о котором грезил наяву!..
   На кривом квадратике стоял жирный красный крест и подписи: "погреб" и чуть мельче: "левый угол за ларем".
   У Сени захватило дух - наконец! В подлинности чертежа он не сомневался. Мама всегда верила в его звезду, а Сеня верил маме. Но вот так, сразу, в самом начале трудового пути?!..
   Пенкин, опасливо оглянувшись, спрятал пакет за пазуху и через три ступеньки помчался домой, готовиться к ночной операции.
   6
   Счастливый прораб, крадучись и поминутно озираясь, добрался до цели незадолго до полуночи. Улица не освещалась, а фонарик включать кладоискатель предусмотрительно не стал. Повозившись немного со щеколдой у калитки, обливаясь холодным потом, он бесшумно скользнул во двор.
   Дверь в доме оказалась незапертой. Внутри, уже подсвечивая себе фонариком, Пенкин благополучно миновал сенцы и вошел в комнату.
   Всюду царило запустение. Пыль серым казенным одеялом покрывала пол и немногие, брошенные хозяевами при переезде вещи: стол, комод, два стула-инвалида да в углу массивный сундук с крышкой, узорчато окованной железом.
   Но тишины в доме не было. Где-то потрескивало, по углам шуршало, скрипели половицы на кухне. Вдруг за спиной присевшего от страха Сени раздался мягкий, быстрый топоток. Крыса, пытался успокоить себя Пенкин. Сердце выбивало дробь где-то в левой пятке, фонарик прыгал в руке, словно пытался грохнуться об пол и тем покончить счеты с жизнью.
   Прошло несколько томительных минут, прежде чем бледное пятно света выхватило толстое железное кольцо под столом. Обхватив столешницу, Пенкин пытался его приподнять - пустые хлопоты! "Да, это тебе не прессованная стружка!" - усмехнулся Сеня и налег на стол всем телом. Гр-рум! - древнее сооружение вздрогнуло и нехотя двинулось с места.
   Пристроив фонарик на комоде, кладоискатель, замирая от восторга и ужаса одновременно, поднял тяжелую крышку. Из холодной и вязкой темноты, наполнившей пространство внизу, пахнуло плесенью и болотом. Сене даже почудилось приглушенное кваканье. Он посветил фонариком - на дне тускло мерцала вода, лестница явно отсырела, но выглядела вполне крепкой, и Пенкин рискнул. Зажав в зубах фонарик, он уперся руками в края и поставил обе ноги сразу на вторую ступеньку. В тот же миг гнилое дерево охнуло, и незадачливый кладоискатель полетел в расколовшуюся хохотом тьму...
   - Ну как, внучек, не расшибся? - Голос был тих и участлив.
   Сеня осторожно открыл глаза. Он сидел в той же комнате на шатком стуле и жмурился от яркого солнечного света, лившегося сквозь чисто вымытые окна. Перед ним на другом колченогом чудище удобно устроился махонький благообразный старичок, почему-то показавшийся знакомым...
   - Ты покамест очухивайся, Семен Иваныч, а я тебе кой-чего расскажу, - ласково продолжал дед. - Зовут меня Кузьмой Васильевичем, профессия моя - домовой, а проживаю - в энтом доме, который ты со своей дружиной ломать надумал.
   Пенкин начал медленно сползать со стула.
   - Э-э, парень, ну чо ты, как девка, сразу - в обморок!.. Домовых не видел? - Кузька нагнулся и легонько дунул ему в лицо.
   - Где я? - едва размыкая губы, спросил Сеня.
   - Да здеся ты, на Береговой, куда и пришел! - обрадовался Кузька. - Да ты, никак, не признал меня?.. Я вчера вам малость сакаватор покурочил, - несколько смущенно напомнил он.
   - А, так вы - хозяин? - в свою очередь обрадовался Пенкин. Неизвестный доброжелатель - вы? Письмо вы подкинули? Про клад?
   - Подкинул, - сознался домовой. - Прям в ящик сунул, для скорости. Больно поговорить надо.
   - Уф-ф! - облегченно вздохнул Сеня. - А я-то вообразил!.. - Он хохотнул. - Но давайте о деле. Велик ли клад? Золото, камни, валюта?.. Сколько процентов дадите? - Пенкин вытащил записную книжку и "Мицубиси", готовясь произвести необходимые расчеты.
   Кузька запустил пятерню в кудлатую бороденку и начал яростно ее расчесывать.
   - Уж не обессудь, Семен Иваныч, с кладом-то я тебя того... надул...
   - Позвольте! - Сеня почти физически ощутил, как Синяя птица, кружившая над головой, снова начала набирать высоту. - Вы хозяин дома?
   - Не, хозяев нету, все, считай, уже съехали. Таперича тут коммуналка.
   - И что вы от меня хотите? - догадываясь о цели свидания, спросил Пенкин.
   - Вот ты кто? - начал издалека Кузька. - Построитель! Значит, первое твое дело - строить, а не рушить. А ты с чего начинаешь? Еще и на пятак не сделал, а уж портишь на гривенник.
   - Кузьма Васильевич, здесь вы не правы! - перебил Сеня, внутренне ликуя, что разговор поворачивает в нужное русло. - Философия жизни: ненужное, старое снести, чтобы освободить место для нового. И мне непонятно, почему вы так нервничаете? Дадут вам квартиру со всеми удобствами: тепло, светло и мухи не кусают. А тут... - он презрительно обвел глазами стены, - пыль да гниль, было бы по чему убиваться!
   - Э, мил человек, своя земля и в горсти мила! А в энтих, железобетонных, куда ты собрался меня отселить, лишь ревматизм наживать. Не климат нам тама: печи нету, о батареи только задницу обжигать. Опять же ставенок нету, от земли далеко... Да только дело посерьезней, потому и вызвал тебя сюды.
   - Так в чем же состоит дело? - задал наводящий вопрос Пенкин, явственно ощущая легкое хлопанье синих крыльев возвращающейся из поднебесья птицы счастья.
   - Я про память поколений толкую. Сохранить ее надоть! В целости да сохранности - в образе нашего дома. Семнадцатый век! Не кот чихнул. Опять же Елизар Матвеевич ставил, заговорил дом от огня, от воды, от людской хулы, да вот от сакаватора - не сообразил. И то сказать, где ему было догадаться! Этих тупорылых тогда в наличии не было.
   - Все памятники архитектуры, Кузьма Васильевич, в Горске давно взяты на учет, под охрану государства. А если вашего дома в списках нет, значит, он никакой ценности не представляет и подлежит сносу, веско добавил Сеня, прикидывая, сколь же удастся содрать с деда за отсрочку.
   - Охо-хо! - страдальчески закатил глаза Кузька. - Память людская!.. Ума много, да разума нет. Век-от человеческий коротюсенький, чего накопишь, чего упомнишь? А вота нас бы кто спросил - порассказали бы, по пять, по шесть сотен векуем, кой-чего и в головенках имеется, да!
   У молодого прораба снова ёкнуло под ложечкой:
   - Как вы сказали?.. Человеческий - коротюсенький, а...
   - Объединяться, говорю, надоть! Вашей обчественности - с нами, коренными домовыми, и вместе бороться против лихоимцев и бюрократов.
   - Так в-вы что?.. Настоящий д-домовой?!
   - От те на, приехали! - хлопнул себя по коленям Кузька. - Я ж тебе полчаса долдоню об энтом! Чо, психушку побежишь вызывать? прищурившись, поинтересовался он.
   Пенкин попятился к выходу.
   - Я... я, пожалуй, пойду. Д-домой, мама во-волнуется...
   Оказавшись на пороге, Сеня рванул дверь и опрометью бросился вон. Прораб мчался по улице, не замечая прохожих и машин, пока перед глазами не поплыли красные круги. Он перешел на шаг и попытался сориентироваться. Это была старая часть города и, вроде бы, знакомая. Сеня подошел к ближайшему дому, пристально вглядываясь в проржавевшую, косо прибитую над самой калиткой табличку: "Ул. Береговая, 13..."
   Ватные ноги больше не держали Пенкина - он сел наземь, привалившись спиной к столбу. "Не может быть!.. Я бежал минут пятнадцать! По кругу?.. Я прекрасно знаю город, как же так?.. Мама, я боюсь! - Мысли метались, страх - настоящий, липкий - спеленывал тело - Бежать! Немедленно!.." - Сеня вскочил.
   - Передумали, Семен Иваныч? Вернулись? - раздался насмешливый голос.
   - Опять вы? - Пенкин затравленно оглянулся.
   - Конешно. Думаю, пущай немного проветрится парень, душно, небось, у нас-от. А таперича можно и беседу продолжить. - Кузька гостеприимно распахнул взвизгнувшую калитку.
   - Насчет дома? - жалобно спросил Сеня.
   - Насчет совести. Заходи, мил человек.
   И Пенкин вошел.
   7
   В реставрационной мастерской было безлюдно: обеденный перерыв время святое, лишь в конце коридора кузнечиком потрескивала пищущая машинка. Заперев дверь кабинета, Фатьянов сел и расслабился.
   "Вся эта чертовщина с голосами и подмигивающими фотографиями, конечно, галлюцинация. План застройки - это Сашка Хмелев сработал, больше некому. Ну, родной, погоди! Ты, по-моему, еще макет не сдал, а сроки все прошли. Так что, друг, не обессудь, ответный ход Е-2, Е-4! Сейчас найду заключение и - порядок, получи и распишись, как говорится!"
   Игорь несколько раз глубоко вздохнул и открыл глаза. Не глядя, достал из нижнего ящика папку "Акты и заключения" и решительно шлепнул ее на стол. В комнате заметно потемнело - собиралась гроза. Фатьянов щелкнул несколько раз выключателем - настольная лампа перегорела. Чертыхнувшись, он вывинтил лампочку и полез за новой в шкаф. Достав запасную, Игорь вздрогнул. Перед ним, как и в прошлый раз, чинно сидел давешний "чокнутый" старик. Или другой?.. Этот вроде и постарше, и посолидней, и лысина более обширная, и лишь борода, пожалуй, такая же седая и клочкастая.
   - Доброго вам здоровья, Игорь Евгеньевич! - часто закивал гость. - Не гадайте, я по тому же делу, что и. сотоварищ мой, Кузьма Васильевич.
   Фатьянов судорожно сглотнул и начал шарить по карманам, ища сигареты.
   - Да вы не волнуйтесь, Игорь Евгеньевич, я располагаю некоторым временем. Вы ведь собирались найти какое-то заключение? Я охотно подожду. - Посетитель опустил тяжелые веки и мелодично засвистел что-то себе под нос.
   Фатьянов дрожащими пальцами развязал тесемки и заставил себя опустить глаза. Нужная бумага, как показалось Игорю, сама выскользнула из стопки и послушно легла на стол.
   - П-прошу, - протянул ее почему-то гостю Фатьянов.
   - Благодарствую, - отвел руку Игоря старик. - Мне известно, что там начертано, а вы - почитайте, почитайте!
   Фатьянов пробежал глазами текст и машинально вытер галстуком холодный пот. "...Дом Елизара Матвеевича Бастрыгина представляет архитектурную и историческую ценность и подлежит полной реставрации и охране как памятник старины..."
   - Бывает, Игорь Евгеньевич, по себе знаю, - утвердительно и ласково, как сквозь вату, доносилось до Фатьянова. - Понервничаешь, закрутишься - и вон из головы, перепутаешь чего-нибудь. Склероз называется. Сухие сороконожки пополам с кваском, натощак, по столовой ложке три раза в день - и как рукой!
   - Вот что, товарищ домовой, - Игорь усилием воли сбросил оцепенение, - как вас величать?
   - Архип Захарыч, с вашего позволения.
   - Прекрасно! Архип Захарович, рад вам сообщить, что со мною подобные номера не проходят!
   - Но ведь документ-с подписали вы-с, - вкрадчиво напомнил домовой.
   - Ничего подобного! - с отчаянной решимостью Фатьянов разорвал пополам злополучный акт и бросил в корзину. - Гипнозу не поддаюсь, в мистику не верю, фокусы разоблачаю!
   Он достал бланк, подложил копирку и вставил в каретку.
   - Сейчас составлю новый акт и завтра подпишу у всех членов комиссии!.. - приговаривал Игорь, с чувством лупя по клавишам.
   Машинка возмущенно всхлипывала, чихала, шипела и, наконец, совсем остановилась.
   - Саботаж?.. - Фатьянов мрачно усмехнулся, - Ничего, мы и от руки можем написать! - И он принялся лихорадочно строчить. - За нос водить вздумали! Домовых нам еще не хватало! Посоветоваться с ними забыли!.. Все, готово! Можете убедиться! - Игорь сунул гостю одну из копий: - И оставьте ее себе на память.
   - Весьма признателен, - Архип Захарович аккуратно сложил вчетверо лист и спрятал в карман. - То, что надо! Благодарю от имени всей нашей колонии и от себя лично! Вы - настоящий человек. Ваш дом будет отныне под нашей охраной, перекроем все щели - ни одна беда не просочится, лихо отведем, напасти заговорим!
   - Вы что там бормочете? - встревожился Фатьянов, мельком взглянув на текст: - "...подлежит полной реставрации и охране..."
   Он был близок к обмороку, лицо посерело, тошнота волной подкатила к горлу.
   - Но ведь это не я решаю, - наконец устало произнес Игорь. - Есть постановление исполкома: построить на месте вашего дома гостиницу. Более удобной площадки нет поблизости.