Страница:
– Темнишь, Димоген! – процедил в миг преобразившийся Полосухин. От длинного и нескладного великовозрастного балбеса с дурацкой улыбкой на лице не осталось и следа. Теперь напротив меня сидел матерый, битый жизнью волчара – стремительный и беспощадный. – Кто на тебя наехал, говори!
– Послушай, Василий Вилорович, – я постарался аккуратно разорвать дружескую дистанцию, – даже если бы я знал, то тебе не сказал бы. Не в моих правилах подставлять друзей. Но я пока действительно не знаю, кто это. Могу только предполагать, но даже предположения мои могут негативно отразиться на твоем здоровье, а я этого не хочу. Так что давай договоримся: если мне понадобится твоя помощь, я позвоню. Дай мне свой мобильник, а я тебе – свой…
– Ладно, – немного поиграв желваками, согласился Васька. – Верю. Записывай: 613–777.
– Порядок. А мой – 599–600.
– Крутой номер! – не удержавшись, цокнул языком Полосухин.
– А то!.. – улыбнулся я и тут же серьезно добавил. – Только про свои наблюдения – никому!
– Не учите меня жить! – Передо мной снова оказался прежний Полосатый, бывший однокурсник и соратник по ночным приключениям на дискотеках. Я полез было за бумажником, чтобы расплатиться, но Васька барским жестом остановил мою руку. – Оставь, Димыч, сегодня – за счет заведения. Бывай! – и он неожиданно легкой и пружинистой походкой удалился в сторону служебной двери в дальнем конце зала.
Я посмотрел сквозь стеклянную стену на улицу и убедился, что дождь наконец-то закончился. И в этот момент проснулся мой мобильник. Вместо номера определитель выдал аж целых десять «шестерок». Чувство опасности промолчало, и я, пожав плечами, нажал кнопку ответа.
– Котов слушает.
В трубке что-то зашуршало, послышался тонкий свист и какой-то неживой, лязгающий голос медленно произнес:
– Не ходи в «Световид». Не надо…
На меня вдруг накатила веселая злость: вспомнился знаменитый и единственный в своем роде российский вестерн конца шестидесятых годов прошлого столетия «Белое солнце пустыни».
– Зачем ты пытался убить меня, Саид? – поинтересовался я голосом киношного басмача.
Я все еще был уверен, что это чей-то розыгрыш.
– Ты ничего не сможешь сделать, а женщина Ксения умрет, – снова проскрипело в трубке, как по ржавому железу.
Теперь я уже не был уверен, что меня разыгрывают. Никто не знал про мою встречу с Меньшиковой. По крайней мере, никто из людей. От этой мысли меня вновь прошиб пот и стянуло льдом затылок. Блин! Да что же это такое?! Неужели все начинается по новой?! Опять явился по мою душу черный мадхъя? Неужели я обречен всю оставшуюся жизнь воевать с этой нечистью и ради чего?.. Ну нет, врешь – не возьмешь! Вот теперь-то я уж точно пойду до конца, хотя бы для того, чтобы раз и навсегда отбить у тебя охоту совать нос в мои дела, Нурия Саликбекова!
– Эй, шутник! – прорычал я в трубку. – Я поеду в «Световид». А если что-нибудь случится с Ксенией Меньшиковой, я тебя из-под земли достану!
Но ответом мне были лишь короткие гудки. Ярость поднималась изнутри меня, грозя затопить сознание мутной водой отчаянной решимости, а это было сейчас очень опасно, и потому я сжал зубы, глубоко вдохнул в три приема по технике тайцзи и сложил пальцы в мудру Земли, восстанавливающую внутренний энергетический потенциал организма и защищающую от внешних негативных энергоинформационных воздействий. Эффект, как всегда, не замедлил сказаться буквально через пару минут: в душе наступило светлое умиротворение, в сознании – ясность, и даже хмель выветрился.
Просветленный, я двинулся к выходу из бистро, и тут опять запел мобильник. Но на этот раз номер высветился знакомый – звонил Берест.
– Привет, родственник. Как самочувствие?
Это было новостью: что-то не припомню, чтобы Николай интересовался моим самочувствием.
– Вашими молитвами, комиссар, – ответил я осторожно. – А что случилось?
– Ну, пока ничего. – Берест явно мучился вопросом: сообщать или не сообщать мне приготовленную информацию. – Короче, твою «телегу» я отправил в ремонт на нашу станцию техобслуживания, а пока, так и быть, выделю тебе колеса из вторичного фонда. Можешь подъехать в управление и взять бежевую «хундайку» – во дворе стоит. Ключи и права – у дежурного.
Вот это да! Но откуда такая щедрость у прижимистого комиссара?!
– А никакой щедрости, – будто прочитал мои мысли Николай. – Просто ты мне нужен будешь в мобильном состоянии для расследования убийства Ильхана Амиева.
– Стоп! – прорвался наконец я. – Я не являюсь вашим сотрудником, комиссар, а потому не собираюсь действовать по вашим указкам…
– Вот и прекрасно, – хмыкнул Берест. – Действуй самостоятельно, но в рамках закона. Именно это мне и нужно от тебя. Ты же теперь – инспектор Кротов, не так ли?
– Ах, вот оно что! – я снова рассвирепел. – Купили за полушку?! Не ожидал я такого от своих лучших друзей…
– Не строй из себя наивную нимфетку, Котов! – Комиссар тоже начал закипать. – У меня нет времени тебя уговаривать! Если я в б-ближайшие дни не найду убийцу, Г-гейдар Амиев начнет войну с «чеченами», и тогда нам п-придется вывозить трупы самосвалами! И раз уж т-ты сунул свой ушлый нос в это д-дело, так будь добр, не выпендривайся, а работай!
– Все-все, уговорил, – поспешил я успокоить разбушевавшегося друга. – Действительно, чего это я? Дело-то пустяковое! На одну трубку…
– Д-димыч, я тебя… – у Береста от возмущения пропал голос.
– Я же сказал, Коля: договорились! Уже еду, то есть бегу, за машиной, – и я быстренько отключился.
Да, как говорится, никогда не знаешь: где найдешь, где потеряешь! А дело-то закручивается нешуточное, то бишь два. И ведь не вывернуться, не уйти в сторону, будто кто-то невидимой сильной рукой взял за шиворот и толкает только в одном ему ясном направлении: шаг влево, шаг вправо – побег, прыжки на месте – саботаж.
И ведь не проходит ощущение, что дело здесь не в Нурие! Точнее, не только в ней. Что-то еще кроется за всеми этими вещими снами и исчезающими нарушителями безопасности движения вкупе с железноголосыми шантажистами. Эх, был бы жив Золотарев, мы бы с ним вдвоем… А так, выходит, придется выпутываться самому: нельзя же всерьез рассчитывать на Ксению. Или можно?.. Так или иначе, а завтрашний день должен все расставить на свои места.
И полный грустных мыслей и дурных предчувствий, я отправился за «подарком» бравого комиссара.
Глава 2
– Послушай, Василий Вилорович, – я постарался аккуратно разорвать дружескую дистанцию, – даже если бы я знал, то тебе не сказал бы. Не в моих правилах подставлять друзей. Но я пока действительно не знаю, кто это. Могу только предполагать, но даже предположения мои могут негативно отразиться на твоем здоровье, а я этого не хочу. Так что давай договоримся: если мне понадобится твоя помощь, я позвоню. Дай мне свой мобильник, а я тебе – свой…
– Ладно, – немного поиграв желваками, согласился Васька. – Верю. Записывай: 613–777.
– Порядок. А мой – 599–600.
– Крутой номер! – не удержавшись, цокнул языком Полосухин.
– А то!.. – улыбнулся я и тут же серьезно добавил. – Только про свои наблюдения – никому!
– Не учите меня жить! – Передо мной снова оказался прежний Полосатый, бывший однокурсник и соратник по ночным приключениям на дискотеках. Я полез было за бумажником, чтобы расплатиться, но Васька барским жестом остановил мою руку. – Оставь, Димыч, сегодня – за счет заведения. Бывай! – и он неожиданно легкой и пружинистой походкой удалился в сторону служебной двери в дальнем конце зала.
Я посмотрел сквозь стеклянную стену на улицу и убедился, что дождь наконец-то закончился. И в этот момент проснулся мой мобильник. Вместо номера определитель выдал аж целых десять «шестерок». Чувство опасности промолчало, и я, пожав плечами, нажал кнопку ответа.
– Котов слушает.
В трубке что-то зашуршало, послышался тонкий свист и какой-то неживой, лязгающий голос медленно произнес:
– Не ходи в «Световид». Не надо…
На меня вдруг накатила веселая злость: вспомнился знаменитый и единственный в своем роде российский вестерн конца шестидесятых годов прошлого столетия «Белое солнце пустыни».
– Зачем ты пытался убить меня, Саид? – поинтересовался я голосом киношного басмача.
Я все еще был уверен, что это чей-то розыгрыш.
– Ты ничего не сможешь сделать, а женщина Ксения умрет, – снова проскрипело в трубке, как по ржавому железу.
Теперь я уже не был уверен, что меня разыгрывают. Никто не знал про мою встречу с Меньшиковой. По крайней мере, никто из людей. От этой мысли меня вновь прошиб пот и стянуло льдом затылок. Блин! Да что же это такое?! Неужели все начинается по новой?! Опять явился по мою душу черный мадхъя? Неужели я обречен всю оставшуюся жизнь воевать с этой нечистью и ради чего?.. Ну нет, врешь – не возьмешь! Вот теперь-то я уж точно пойду до конца, хотя бы для того, чтобы раз и навсегда отбить у тебя охоту совать нос в мои дела, Нурия Саликбекова!
– Эй, шутник! – прорычал я в трубку. – Я поеду в «Световид». А если что-нибудь случится с Ксенией Меньшиковой, я тебя из-под земли достану!
Но ответом мне были лишь короткие гудки. Ярость поднималась изнутри меня, грозя затопить сознание мутной водой отчаянной решимости, а это было сейчас очень опасно, и потому я сжал зубы, глубоко вдохнул в три приема по технике тайцзи и сложил пальцы в мудру Земли, восстанавливающую внутренний энергетический потенциал организма и защищающую от внешних негативных энергоинформационных воздействий. Эффект, как всегда, не замедлил сказаться буквально через пару минут: в душе наступило светлое умиротворение, в сознании – ясность, и даже хмель выветрился.
Просветленный, я двинулся к выходу из бистро, и тут опять запел мобильник. Но на этот раз номер высветился знакомый – звонил Берест.
– Привет, родственник. Как самочувствие?
Это было новостью: что-то не припомню, чтобы Николай интересовался моим самочувствием.
– Вашими молитвами, комиссар, – ответил я осторожно. – А что случилось?
– Ну, пока ничего. – Берест явно мучился вопросом: сообщать или не сообщать мне приготовленную информацию. – Короче, твою «телегу» я отправил в ремонт на нашу станцию техобслуживания, а пока, так и быть, выделю тебе колеса из вторичного фонда. Можешь подъехать в управление и взять бежевую «хундайку» – во дворе стоит. Ключи и права – у дежурного.
Вот это да! Но откуда такая щедрость у прижимистого комиссара?!
– А никакой щедрости, – будто прочитал мои мысли Николай. – Просто ты мне нужен будешь в мобильном состоянии для расследования убийства Ильхана Амиева.
– Стоп! – прорвался наконец я. – Я не являюсь вашим сотрудником, комиссар, а потому не собираюсь действовать по вашим указкам…
– Вот и прекрасно, – хмыкнул Берест. – Действуй самостоятельно, но в рамках закона. Именно это мне и нужно от тебя. Ты же теперь – инспектор Кротов, не так ли?
– Ах, вот оно что! – я снова рассвирепел. – Купили за полушку?! Не ожидал я такого от своих лучших друзей…
– Не строй из себя наивную нимфетку, Котов! – Комиссар тоже начал закипать. – У меня нет времени тебя уговаривать! Если я в б-ближайшие дни не найду убийцу, Г-гейдар Амиев начнет войну с «чеченами», и тогда нам п-придется вывозить трупы самосвалами! И раз уж т-ты сунул свой ушлый нос в это д-дело, так будь добр, не выпендривайся, а работай!
– Все-все, уговорил, – поспешил я успокоить разбушевавшегося друга. – Действительно, чего это я? Дело-то пустяковое! На одну трубку…
– Д-димыч, я тебя… – у Береста от возмущения пропал голос.
– Я же сказал, Коля: договорились! Уже еду, то есть бегу, за машиной, – и я быстренько отключился.
Да, как говорится, никогда не знаешь: где найдешь, где потеряешь! А дело-то закручивается нешуточное, то бишь два. И ведь не вывернуться, не уйти в сторону, будто кто-то невидимой сильной рукой взял за шиворот и толкает только в одном ему ясном направлении: шаг влево, шаг вправо – побег, прыжки на месте – саботаж.
И ведь не проходит ощущение, что дело здесь не в Нурие! Точнее, не только в ней. Что-то еще кроется за всеми этими вещими снами и исчезающими нарушителями безопасности движения вкупе с железноголосыми шантажистами. Эх, был бы жив Золотарев, мы бы с ним вдвоем… А так, выходит, придется выпутываться самому: нельзя же всерьез рассчитывать на Ксению. Или можно?.. Так или иначе, а завтрашний день должен все расставить на свои места.
И полный грустных мыслей и дурных предчувствий, я отправился за «подарком» бравого комиссара.
Глава 2
Однако весь следующий день, вопреки моим ожиданиям, прошел весьма спокойно и буднично. С утра я как примерный работник явился в редакцию и уже через час, к моменту появления начальства, то бишь господина Разумовского, у меня был готов материал по вчерашнему происшествию в гостинице «Северная». Мне даже удалось заполучить по факсу несколько приличных фото Амиева и компании, выданных от щедрот Ракитиным. И когда наконец привычно распахнулась дверь и в комнату вкатился вечно удивленный и жизнерадостный Колобок, мы с Федей Масловым, нашим бессменным гениальным оператором и фотографом, чинно сидели в уголке, потягивая горячий ароматный «мокко» и по очереди затягиваясь настоящей «Гаваной» с золотым обрезом.
– Доброго вам здоровьичка, Григорий Ефимович! – сказали мы хором, не сговариваясь, и тут же прыснули, потому что Колобок очень кстати по-барски сделал нам ручкой и тут же полез в холодильник за своей любимой минералкой.
Опорожнив пол-литровую емкость, шеф слегка осоловел, рыгнул и приступил к общению с подчиненными, точнее, со мной, ибо Федор одним своим видом вгонял его в ступор, а уж когда начинал говорить… Ну, сами посудите: Колобок, несмотря на должность, вечно ходил какой-то расхристанный, встрепанный. Помнится, однажды к нам, в сибирскую глубинку, забралась некая международная делегация по охране окружающей среды – полтора десятка академиков и «зеленых» политиков, которых надо было опекать, интервьюировать и прочая. Естественно, все тяготы пали на рыхлые плечи Григория Ефимовича, а Дон Теодор был придан ему в качестве оператора-хроникера столь значительного события. Так вот иностранные гости постоянно путали: кто из них кто. Ибо господин Разумовский, как ни старался, все равно выглядел в своем полосатом твидовом костюме так, будто его на эту встречу выдернули прямо из постели в пижаме, а на Феде его бежевая «тройка» сидела как вторая кожа, и от того видеокамера в его руках выглядела как маленькая причуда столь представительного и серьезного человека. Иностранцам тогда долго пришлось объяснять, что это не розыгрыш и что «бэджи» на лацканах «русских представителей» соответствуют истине.
И на этот раз шеф не изменил своему имиджу: светлые летние брюки вздулись на коленках пузырями, а неизменная в такое время года «гавайка» уже успела где-то потерять пуговицу на животе. Сандалии на босу ногу и выгоревшая на солнце бейсболка органично дополняли образ курортного завсегдатая, а вовсе не замглавреда по связям с общественностью. Но самое удивительное, что у Колобка всегда и все получалось! Он был гением интервью и пресс-конференций, и уж если брался что-либо раскопать, то можно было не сомневаться – доберется до самой сути.
– Дмитрий Алексеевич, рад вас видеть в добром здравии, – он, как всегда, энергично и с чувством потряс мою руку, покосился на снова ставшую невозмутимой физиономию Дона Теодора и с явным облегчением рухнул на диванчик для посетителей. – Надеюсь, вы не сильно пострадали?
– А почему вы решили, что я пострадал? – поддел я его осведомленность.
– Ну как же, такая авария! – округлил глаза шеф. – Вы могли разбиться насмерть.
– Григорий Ефимович, вы забываете, что я – Котов, – произнес я с самым серьезным видом, – а у котов, как известно, девять жизней.
Колобок несколько секунд ошалело моргал белесыми ресницами, переводя взгляд с меня на Маслова и обратно, потом Дон Теодор не выдержал и сипло выдохнул:
– По моим подсчетам, у тебя их осталось еще шесть…
– Не пугай начальство, Федор, ему и так несладко живется, – подмигнул я шефу.
– Шутки шутите? – немедленно надулся тот. – А вот мне не до шуток! Главный с утра нахлобучку сделал: почему, мол, в утреннем выпуске ничего нет об убийстве в «Северной»?
– Потому что я еще не получил информации от экспертов об обстоятельствах смерти Ильхана Амиева, – я пожал плечами. – Кому нужна «скороспелка»?
– Мне нужна, главреду нужна! – запыхтел Колобок. – «Вечерка» вон уже вчера тридцать строк в «подвале» выдала! Я, конечно, понимаю, – тут же пошел он на попятную, увидев выражение моего лица, – у вас, Дмитрий Алексеевич, вчера были… э-э… особые обстоятельства, но ведь сами вы побывали на месте преступления?
– Естественно, Григорий Ефимович, – я постарался сохранить оскорбленный вид. – И материал у меня готов: двести строк – репортаж с блиц-опросом начальника оперативного отдела криминальной полиции города майора Ракитина и ведущего эксперта-криминалиста Клокова, плюс фото с места происшествия.
К концу моей речи Колобок сдулся чуть ли не вдвое, вероятно, от стыда за свои беспочвенные подозрения относительно профессиональных качеств ведущего обозревателя уголовной хроники «Вестника». Он снова полез в холодильник и, лишь расправившись с еще одной бутылкой минералки, вновь обрел свою прежнюю жизнерадостность.
– По некоторым данным, – деловито начал он, – убийство Ильхана Амиева заказное! Киллершу подослали конкуренты старшего брата Гейдара. Он до сих пор не желает делиться бензиновым бизнесом с нашим местным паханом Геной-Ганнибалом.
– Гена, то есть Геннадий Маркович Плушкевич, слишком мягкий и интеллигентный человек, воспитанный на старых воровских традициях и кодексах уголовной чести, – сказал я. – Когда умерли Нос-Дуладзе и все его наследники, господин Плушкевич справедливо решил, что теперь все дело перейдет к нему как единственному другу и соратнику «короля бензоколонок», к тому же – «в законе»! Но вот другие «лица кавказской национальности» так не думали. «Азеры» просто оказались проворней «чеченов» и, видимо, с бо́льшим свободным капиталом…
– Вы думаете, что Амиева заказала чеченская группировка? – с сомнением поджал губы Колобок. – Но ведь это – война?! Не идиоты же они?..
– А если Ильхана никто не заказывал? – голосом опытного провокатора поинтересовался вдруг молчавший доселе Маслов, пуская к потолку двойную струйку голубого дыма.
– Федор Кузьмич, помилуйте! – буквально подпрыгнул от возмущения и обиды Разумовский. – Да за ради чего же тогда убивать-то?! Ведь найдут же! Это вам не органы…
– А что вы имеете к нашим органам сыска, Григорий Ефимович? – подключился к игре и я. Ясно, что шеф что-то раскопал, чего не знаю я, так пусть поделится. – Надысь вон даже мага подловили!
– Какого еще мага? Это Саликбекову, что ли? – припертый с двух сторон Колобок вошел в раж и отбивался теперь грубо и цинично. – Да она же с вами забавлялась! Щенки вы все по сравнению с ней! Вы, Дмитрий Алексеевич, со своими экстраспособностями ей в подметки не годитесь. Вон, даже Золотарев не устоял, куда уж вам!.. Ну а трупов-то сколько при этом было? И ведь ни одного не уберегли! Даже своего сотрудника…
Это он зря помянул! Вся моя веселость испарилась в мгновение ока, и накатила такая злющая и холодная волна боли и обиды, что я невольно подался вперед, сжав кулаки. Ведь лейтенант Руденко погиб исключительно по моей вине! Это же я не предупредил комиссара о том, что видел Вадима с перевоплотившейся Нурией в кабаре «Лайза Минелли». Это же я первый догадался о том, что она меняет личины…
Но Разумовский по-иному истолковал мою реакцию, замолчал на полуслове, вжавшись в диванчик, потом вдруг рванулся к выходу и исчез, хлопнув дверью. Я медленно разжал кулаки, прикрыл глаза и сложил пальцы в мудру Земли, восстанавливая утраченное равновесие мыслей и эмоций. «Надо бы пойти, извиниться», – пришла здравая мысль, но я не внял совету, а вместо этого повернулся к Маслову и спросил:
– Что ты имел в виду, когда сказал, что это убийство незаказное?
– А разве киллер остается на месте преступления? – хмыкнул он.
– С чего ты взял?! Убийца – женщина, и когда мы с Ракитиным туда приехали, ни на этаже, ни тем более в номере не было ни одной…
– А это тогда кто? – и Федор перебросил мне на колени фотографию из пачки, которую я сам просматривал час назад.
На снимке, сделанном без фотовспышки, но от окна, в глубине гостиной «супер-люкса» стоял Гейдар Амиев с двумя мужчинами средних лет, о чем-то разговаривая. Слева у края изображения была видна дверь в спальню с дежурившим возле нее сержантом. Парень явно смотрел в сторону тех троих, но на кого? Потому что там, правее и ближе к стене стояла, судя по фигуре, молодая женщина, точнее, девушка: темноволосая, в открытом летнем платье, но вот черты лица были сильно смазаны, будто незнакомка в момент съемки повернула голову.
Да, фото, несомненно, получено в числе прочих по факсу мной лично, но я готов был поклясться, что час назад этой девушки на снимке не было! Именно это я и сказал Маслову.
– Думаешь, она проявилась позже? – прищурился Федор, забирая у меня фото. – Проверим.
Он пересел за свой стол, сунул снимок в щель сканера и запустил на компьютере программу обработки изображения. Я с интересом следил за его действиями, поглядывая на экран монитора.
– Сначала сделаем общий «скан», – комментировал Дон Теодор, колдуя над клавиатурой. – Исключим вероятность наложения двух изображений…
– Разве такое возможно при передаче факс-сообщений? – я был удивлен.
– А почему нет? – пожал плечами Федор. – Ведь процесс передачи печатной, то есть графической, информации посредством факс-модема, по сути, то же сканирование, когда в буфере памяти устройства создается временный виртуальный образ передаваемого изображения. Теоретически возможен вариант, когда транслируемый файл может быть составлен из двух исходных…
– То есть запись становится многослойной, понимаю, – кивнул я. – Но это означает, что такой файл создан кем-то намеренно, а сие исключается по определению, потому что вся информация взята у Афанасия Ивановича Клокова – человека, к розыгрышам не склонного.
– Охотно верю, Дмитрий Алексеевич, – невозмутимо согласился Дон Теодор, продолжая хитрые манипуляции с изображением на экране, – но, думаю, что несколько огорошу вас: данный снимок не является ни монтажом, ни «дублем» – это единое изображение.
Вот это да! Я откинулся на спинку стула и не спеша закурил, стараясь унять внутреннюю дрожь возбуждения. Но как же я не заметил эту девицу раньше?! Фотография достаточно качественная, и светлая фигура на заднем плане на фоне более темной стены должна быть хорошо видна. То есть она и видна хорошо, даже отлично! Где были мои глаза два часа назад?..
– Слушай, Федор Кузьмич, – голос у меня слегка сел от волнения и сигареты, – а изображение не могло как-то про-явиться по частям?
– Вы сами-то верите в то, что спрашиваете? – Маслов даже головой покрутил от удивления. – Это же вам не полароид!
– Тогда откуда она там взялась?
– Вопрос, я понимаю, риторический?
– Ошибаетесь, милейший Дон Теодор, это вопрос философский, – я загасил окурок в мраморной пепельнице-лодочке у него на столе, сунул загадочный снимок в нагрудный карман рубашки и поднялся. – Благодарю за содействие органам дознания, Федор Кузьмич. Если буду кому-нибудь нужен, пусть звонят на мобильный. Чао!
– Привет, – несколько растерянно кивнул сбитый с толку моим демаршем Маслов.
– Материал на корректуру я сдам по дороге, – я сгреб в охапку распечатки и отобранные снимки и вышел из кабинета.
Неотвязная мысль, как голодная комариха, зудела где-то внутри головы, не давая сосредоточиться: кто же эта незнакомка? На Нурию Саликбекову, «злого гения» всей моей жизни, она не похожа, хотя это и не факт, учитывая возможности перевоплощения черного мадхъя. Все же интуитивно я чувствовал, что это не она! Тогда кто? Та самая киллерша? Но ведь ее там никто не… Стоп! Сержант у двери на фотографии! Он явно смотрел на эту девушку, а не на мерзкие рожи Амиева и компании, что ему эти «азеры» – одним больше, одним меньше… А вот девушка да еще красивая, да еще в соответствующем прикиде, да еще стоять тут невесть сколько, да… м-да! Надо срочно разыскать этого парня, он – ключ ко всей ситуации. Хотя, постой: ведь он же должен был немедленно докладывать обо всех посторонних или вновь появившихся лицах в «супер-люксе», а не доложил! Почему?.. Да ничего он не должен, ёшкин кот! Он кто? Сержант при исполнении: поручено никого не допускать к месту преступления, он и не пущает! А то, что кто-то там по другим комнатам ходит, ему – по барабану. На то другие ответственные есть. Логично, хотя и форменное раздолбайство. Но повидаться с сержантом все-таки надо, и именно мне, а не Ракитину или Велесову. Им он скорее всего ничего и не скажет – просто из боязни наказания за это самое раздолбайство, а вот журналисту, да еще ведущему независимое расследование… Ну, пусть и не совсем независимое, хотя сержанту об этом знать и не надо.
Пока я подбивал таким образом итог ко всему, что узнал на настоящий момент, я успел буквально на автомате обойти полредакции и переделать кучу мелких дел и делишек, без которых не обходится ни один журналист, работающий на «горячем» материале. Но благодаря недюжинному опыту и смекалке я сумел не только отчитаться о старом задании, но и не получить новое: надо было ехать через весь город на разборку какого-то ДТП со смертельным исходом. Эту повинность пришлось отрабатывать многострадальному и безропотному Жене Перестукину, бывшему выпускающему редактору, а ныне – «спецкору на выезде», как его окрестили острословы из отдела новостей.
До управления криминальной полиции я добрался без происшествий. «Хундайка», хоть и битая, но еще резвая, вполне сносно слушалась руля и педалей, да и с погодой как-то наладилось: солнечно, сухо, ветерок… Настроение у меня установилось тоже согласно погоде, но не надолго. Потому что в управлении начались сюрпризы.
Едва я показался пред бдительные очи дежурного – новоиспеченного лейтенанта Степана Бульбы, как он тут же озадачил меня:
– Лексеич, тебя тут одна баба по телефону домогается – уже раз десять звонила.
– А ты ничего не путаешь, Михалыч? – в тон ему уточнил я. – Я, вообще-то, в «Вестнике» работаю, а не в КМ.
– Вот и я ей то же самое сказал, – ухмыльнулся бывший сержант и правая рука бывшего капитана Ракитина во всяких рискованных рейдах и разборках в бытность последнего командиром опергруппы.
– А она?
– Говорит, мол, Котов занимается расследованием убийства в «Северной», значит, должен быть на работе, – Бульба уже улыбался во весь рот. – А если, говорит, вы не знаете, где он, так и не морочьте мне голову!
– Тяжелый случай, – я достал сигареты, закурил и предложил Степану.
– А у тебя, Лексеич, все случаи тяжелые, – бывший сержант ехидно прищурился, беря сигарету и прикуривая от моей же зажигалки. – Да и бабы – не подарочек…
– Знаешь, Степа, есть такой анекдот, – проникновенно сказал я: – «Раздается звонок. – Алло, это пять-семнадцать-сто один? – Нет… – Так что ж вы снимаете трубку?»
И не дожидаясь реакции задумавшегося Бульбы, я рванул через ступеньку на второй этаж к Ракитину. Однако неизвестная и очень осведомленная и настойчивая дама не шла у меня из головы. Но решить новую шараду мне было не суждено, ибо на полпути к кабинету начальника оперотдела запел мой мобильник.
Звонил Вася Полосухин.
– Здорово, Димоген!
– Привет, Полосатый! Что у нас плохого?
– Да вот, не знаю: плохое или не очень, – вздохнул Васька, – похоже, крестник твой объявился.
– Какой еще крестник? Где? – Я и не скрывал удивления.
– Да тот самый, из-за которого ты свою «двадцатку» расколошматил, – уточнил Василий и хмыкнул: – А появился прямо у меня в кабинете.
– Как это?! – Я почувствовал знакомый сквознячок на затылке и инстинктивно встал спиной к стене, создавая себе иллюзию безопасности. – У тебя же там телеметрия с масс-датчиками и две «оглобли» в коридоре перед кабинетом?
– Вот именно, – Полосухин снова издал смешок, и я понял, что он не на шутку напуган, и вся его бравада – лишь защитная поза, не более. – Этот парень именно возник прямо посреди кабинета, но как – я не видел.
– Может, все-таки вошел?
– Нет! – почти выкрикнул Васька, но тут же взял себя в руки, кашлянул и продолжил нормальным тоном: – В общем, он интересовался не мной, а тобой.
– Как он выглядел? – Холод в затылке вдруг преобразовался в ощущение тяжелого, давящего взгляда, и я невольно передернул плечами и внутренне напрягся, стараясь избавиться от этого чувства.
– Почти как я, – нервно хохотнул Васька. – Что-то восточно-цыганистое, наглое и… очень опасное. Понимаешь, Димыч, – вдруг заторопился он, – я ведь никогда, никого и ничего не боялся, даже своего папаши в детстве, а тут страшно стало до икоты! И ведь он мне не угрожал, рожи не корчил, пистолетом не махал… Короче, извини, я проболтался насчет: где ты и что ты.
– Так он ничего про меня не знал?! – поразился я. – Какого же черта…
– Я и сам не понимаю, – подтвердил Васька. – Ерунда получается, но все равно страшно. Димыч, дерни-ка ты из города, мой тебе совет, и побыстрее.
– А ты? Ведь он же тогда к тебе придет – не дурак! – Я вдруг успокоился. У меня такое бывает: «запредельное торможение» называется, когда раздражитель оказывается выше порога адаптации и перестает восприниматься организмом. – И потом, я не привык бегать от опасности, Полосатый, ты же меня знаешь. Короче, спасибо за предупреждение и будь осторожен. Пока!
– Что ж, бывай, Димоген, – Василий в трубке вздохнул с явным облегчением от того, что груз ответственности теперь не давил на его тощие, но жилистые плечи. – Но будь уверен, я друзей в беде не бросаю. Звони, если понадоблюсь.
В трубке запели гудки отбоя. Я сунул мобильник в кобуру на поясе и медленно побрел к кабинету Олега. М-да, уважаемый Дмитрий Алексеевич, как говорила маленькая девочка Алиса, становится все страньше и страньше! Кто же они такие, эти люди, разыскивающие меня по всему городу на работе и у знакомых, и…
Ленка! Рыжик мой дорогой! Как же я про тебя-то забыл, бегемот толстокожий?! Ведь они и на тебя непременно выйдут, если уже не вышли!..
Я буквально вырвал телефон обратно из кобуры и лихорадочно ткнул запрограммированную на номер Лены кнопку. Несколько секунд, пока шло соединение, показались мне нескончаемой пыткой. Права народная мудрость, гласящая, что хуже нет, чем ждать и догонять. Наконец звонкий и бесконечно родной и близкий в этот момент голосок ответил:
– Котик, милый, что случилось?
– Послушай, Рыжик, и не перебивай, – я постарался говорить четко и невозмутимо. – Ты сейчас же отпрашиваешься у шефа за свой счет на неделю, нет, лучше – на две, едешь в центр проката и берешь любую неприметную машину в хорошем состоянии, а потом немедленно уезжаешь из города туда, где мы были с тобой в прошлом году. Поняла? Ничего не уточняй, скажи только «да» или «нет»!
– Да, котик, – Лена произнесла это ласково и спокойно.
«Молодец, – подумал я, – научилась держать нервы в узде: не зря я тебя целый год натаскивал». И сглазил.
– Неужели все так плохо, котик?
– Хуже не бывает. – Я едва не зарычал.
– Доброго вам здоровьичка, Григорий Ефимович! – сказали мы хором, не сговариваясь, и тут же прыснули, потому что Колобок очень кстати по-барски сделал нам ручкой и тут же полез в холодильник за своей любимой минералкой.
Опорожнив пол-литровую емкость, шеф слегка осоловел, рыгнул и приступил к общению с подчиненными, точнее, со мной, ибо Федор одним своим видом вгонял его в ступор, а уж когда начинал говорить… Ну, сами посудите: Колобок, несмотря на должность, вечно ходил какой-то расхристанный, встрепанный. Помнится, однажды к нам, в сибирскую глубинку, забралась некая международная делегация по охране окружающей среды – полтора десятка академиков и «зеленых» политиков, которых надо было опекать, интервьюировать и прочая. Естественно, все тяготы пали на рыхлые плечи Григория Ефимовича, а Дон Теодор был придан ему в качестве оператора-хроникера столь значительного события. Так вот иностранные гости постоянно путали: кто из них кто. Ибо господин Разумовский, как ни старался, все равно выглядел в своем полосатом твидовом костюме так, будто его на эту встречу выдернули прямо из постели в пижаме, а на Феде его бежевая «тройка» сидела как вторая кожа, и от того видеокамера в его руках выглядела как маленькая причуда столь представительного и серьезного человека. Иностранцам тогда долго пришлось объяснять, что это не розыгрыш и что «бэджи» на лацканах «русских представителей» соответствуют истине.
И на этот раз шеф не изменил своему имиджу: светлые летние брюки вздулись на коленках пузырями, а неизменная в такое время года «гавайка» уже успела где-то потерять пуговицу на животе. Сандалии на босу ногу и выгоревшая на солнце бейсболка органично дополняли образ курортного завсегдатая, а вовсе не замглавреда по связям с общественностью. Но самое удивительное, что у Колобка всегда и все получалось! Он был гением интервью и пресс-конференций, и уж если брался что-либо раскопать, то можно было не сомневаться – доберется до самой сути.
– Дмитрий Алексеевич, рад вас видеть в добром здравии, – он, как всегда, энергично и с чувством потряс мою руку, покосился на снова ставшую невозмутимой физиономию Дона Теодора и с явным облегчением рухнул на диванчик для посетителей. – Надеюсь, вы не сильно пострадали?
– А почему вы решили, что я пострадал? – поддел я его осведомленность.
– Ну как же, такая авария! – округлил глаза шеф. – Вы могли разбиться насмерть.
– Григорий Ефимович, вы забываете, что я – Котов, – произнес я с самым серьезным видом, – а у котов, как известно, девять жизней.
Колобок несколько секунд ошалело моргал белесыми ресницами, переводя взгляд с меня на Маслова и обратно, потом Дон Теодор не выдержал и сипло выдохнул:
– По моим подсчетам, у тебя их осталось еще шесть…
– Не пугай начальство, Федор, ему и так несладко живется, – подмигнул я шефу.
– Шутки шутите? – немедленно надулся тот. – А вот мне не до шуток! Главный с утра нахлобучку сделал: почему, мол, в утреннем выпуске ничего нет об убийстве в «Северной»?
– Потому что я еще не получил информации от экспертов об обстоятельствах смерти Ильхана Амиева, – я пожал плечами. – Кому нужна «скороспелка»?
– Мне нужна, главреду нужна! – запыхтел Колобок. – «Вечерка» вон уже вчера тридцать строк в «подвале» выдала! Я, конечно, понимаю, – тут же пошел он на попятную, увидев выражение моего лица, – у вас, Дмитрий Алексеевич, вчера были… э-э… особые обстоятельства, но ведь сами вы побывали на месте преступления?
– Естественно, Григорий Ефимович, – я постарался сохранить оскорбленный вид. – И материал у меня готов: двести строк – репортаж с блиц-опросом начальника оперативного отдела криминальной полиции города майора Ракитина и ведущего эксперта-криминалиста Клокова, плюс фото с места происшествия.
К концу моей речи Колобок сдулся чуть ли не вдвое, вероятно, от стыда за свои беспочвенные подозрения относительно профессиональных качеств ведущего обозревателя уголовной хроники «Вестника». Он снова полез в холодильник и, лишь расправившись с еще одной бутылкой минералки, вновь обрел свою прежнюю жизнерадостность.
– По некоторым данным, – деловито начал он, – убийство Ильхана Амиева заказное! Киллершу подослали конкуренты старшего брата Гейдара. Он до сих пор не желает делиться бензиновым бизнесом с нашим местным паханом Геной-Ганнибалом.
– Гена, то есть Геннадий Маркович Плушкевич, слишком мягкий и интеллигентный человек, воспитанный на старых воровских традициях и кодексах уголовной чести, – сказал я. – Когда умерли Нос-Дуладзе и все его наследники, господин Плушкевич справедливо решил, что теперь все дело перейдет к нему как единственному другу и соратнику «короля бензоколонок», к тому же – «в законе»! Но вот другие «лица кавказской национальности» так не думали. «Азеры» просто оказались проворней «чеченов» и, видимо, с бо́льшим свободным капиталом…
– Вы думаете, что Амиева заказала чеченская группировка? – с сомнением поджал губы Колобок. – Но ведь это – война?! Не идиоты же они?..
– А если Ильхана никто не заказывал? – голосом опытного провокатора поинтересовался вдруг молчавший доселе Маслов, пуская к потолку двойную струйку голубого дыма.
– Федор Кузьмич, помилуйте! – буквально подпрыгнул от возмущения и обиды Разумовский. – Да за ради чего же тогда убивать-то?! Ведь найдут же! Это вам не органы…
– А что вы имеете к нашим органам сыска, Григорий Ефимович? – подключился к игре и я. Ясно, что шеф что-то раскопал, чего не знаю я, так пусть поделится. – Надысь вон даже мага подловили!
– Какого еще мага? Это Саликбекову, что ли? – припертый с двух сторон Колобок вошел в раж и отбивался теперь грубо и цинично. – Да она же с вами забавлялась! Щенки вы все по сравнению с ней! Вы, Дмитрий Алексеевич, со своими экстраспособностями ей в подметки не годитесь. Вон, даже Золотарев не устоял, куда уж вам!.. Ну а трупов-то сколько при этом было? И ведь ни одного не уберегли! Даже своего сотрудника…
Это он зря помянул! Вся моя веселость испарилась в мгновение ока, и накатила такая злющая и холодная волна боли и обиды, что я невольно подался вперед, сжав кулаки. Ведь лейтенант Руденко погиб исключительно по моей вине! Это же я не предупредил комиссара о том, что видел Вадима с перевоплотившейся Нурией в кабаре «Лайза Минелли». Это же я первый догадался о том, что она меняет личины…
Но Разумовский по-иному истолковал мою реакцию, замолчал на полуслове, вжавшись в диванчик, потом вдруг рванулся к выходу и исчез, хлопнув дверью. Я медленно разжал кулаки, прикрыл глаза и сложил пальцы в мудру Земли, восстанавливая утраченное равновесие мыслей и эмоций. «Надо бы пойти, извиниться», – пришла здравая мысль, но я не внял совету, а вместо этого повернулся к Маслову и спросил:
– Что ты имел в виду, когда сказал, что это убийство незаказное?
– А разве киллер остается на месте преступления? – хмыкнул он.
– С чего ты взял?! Убийца – женщина, и когда мы с Ракитиным туда приехали, ни на этаже, ни тем более в номере не было ни одной…
– А это тогда кто? – и Федор перебросил мне на колени фотографию из пачки, которую я сам просматривал час назад.
На снимке, сделанном без фотовспышки, но от окна, в глубине гостиной «супер-люкса» стоял Гейдар Амиев с двумя мужчинами средних лет, о чем-то разговаривая. Слева у края изображения была видна дверь в спальню с дежурившим возле нее сержантом. Парень явно смотрел в сторону тех троих, но на кого? Потому что там, правее и ближе к стене стояла, судя по фигуре, молодая женщина, точнее, девушка: темноволосая, в открытом летнем платье, но вот черты лица были сильно смазаны, будто незнакомка в момент съемки повернула голову.
Да, фото, несомненно, получено в числе прочих по факсу мной лично, но я готов был поклясться, что час назад этой девушки на снимке не было! Именно это я и сказал Маслову.
– Думаешь, она проявилась позже? – прищурился Федор, забирая у меня фото. – Проверим.
Он пересел за свой стол, сунул снимок в щель сканера и запустил на компьютере программу обработки изображения. Я с интересом следил за его действиями, поглядывая на экран монитора.
– Сначала сделаем общий «скан», – комментировал Дон Теодор, колдуя над клавиатурой. – Исключим вероятность наложения двух изображений…
– Разве такое возможно при передаче факс-сообщений? – я был удивлен.
– А почему нет? – пожал плечами Федор. – Ведь процесс передачи печатной, то есть графической, информации посредством факс-модема, по сути, то же сканирование, когда в буфере памяти устройства создается временный виртуальный образ передаваемого изображения. Теоретически возможен вариант, когда транслируемый файл может быть составлен из двух исходных…
– То есть запись становится многослойной, понимаю, – кивнул я. – Но это означает, что такой файл создан кем-то намеренно, а сие исключается по определению, потому что вся информация взята у Афанасия Ивановича Клокова – человека, к розыгрышам не склонного.
– Охотно верю, Дмитрий Алексеевич, – невозмутимо согласился Дон Теодор, продолжая хитрые манипуляции с изображением на экране, – но, думаю, что несколько огорошу вас: данный снимок не является ни монтажом, ни «дублем» – это единое изображение.
Вот это да! Я откинулся на спинку стула и не спеша закурил, стараясь унять внутреннюю дрожь возбуждения. Но как же я не заметил эту девицу раньше?! Фотография достаточно качественная, и светлая фигура на заднем плане на фоне более темной стены должна быть хорошо видна. То есть она и видна хорошо, даже отлично! Где были мои глаза два часа назад?..
– Слушай, Федор Кузьмич, – голос у меня слегка сел от волнения и сигареты, – а изображение не могло как-то про-явиться по частям?
– Вы сами-то верите в то, что спрашиваете? – Маслов даже головой покрутил от удивления. – Это же вам не полароид!
– Тогда откуда она там взялась?
– Вопрос, я понимаю, риторический?
– Ошибаетесь, милейший Дон Теодор, это вопрос философский, – я загасил окурок в мраморной пепельнице-лодочке у него на столе, сунул загадочный снимок в нагрудный карман рубашки и поднялся. – Благодарю за содействие органам дознания, Федор Кузьмич. Если буду кому-нибудь нужен, пусть звонят на мобильный. Чао!
– Привет, – несколько растерянно кивнул сбитый с толку моим демаршем Маслов.
– Материал на корректуру я сдам по дороге, – я сгреб в охапку распечатки и отобранные снимки и вышел из кабинета.
Неотвязная мысль, как голодная комариха, зудела где-то внутри головы, не давая сосредоточиться: кто же эта незнакомка? На Нурию Саликбекову, «злого гения» всей моей жизни, она не похожа, хотя это и не факт, учитывая возможности перевоплощения черного мадхъя. Все же интуитивно я чувствовал, что это не она! Тогда кто? Та самая киллерша? Но ведь ее там никто не… Стоп! Сержант у двери на фотографии! Он явно смотрел на эту девушку, а не на мерзкие рожи Амиева и компании, что ему эти «азеры» – одним больше, одним меньше… А вот девушка да еще красивая, да еще в соответствующем прикиде, да еще стоять тут невесть сколько, да… м-да! Надо срочно разыскать этого парня, он – ключ ко всей ситуации. Хотя, постой: ведь он же должен был немедленно докладывать обо всех посторонних или вновь появившихся лицах в «супер-люксе», а не доложил! Почему?.. Да ничего он не должен, ёшкин кот! Он кто? Сержант при исполнении: поручено никого не допускать к месту преступления, он и не пущает! А то, что кто-то там по другим комнатам ходит, ему – по барабану. На то другие ответственные есть. Логично, хотя и форменное раздолбайство. Но повидаться с сержантом все-таки надо, и именно мне, а не Ракитину или Велесову. Им он скорее всего ничего и не скажет – просто из боязни наказания за это самое раздолбайство, а вот журналисту, да еще ведущему независимое расследование… Ну, пусть и не совсем независимое, хотя сержанту об этом знать и не надо.
Пока я подбивал таким образом итог ко всему, что узнал на настоящий момент, я успел буквально на автомате обойти полредакции и переделать кучу мелких дел и делишек, без которых не обходится ни один журналист, работающий на «горячем» материале. Но благодаря недюжинному опыту и смекалке я сумел не только отчитаться о старом задании, но и не получить новое: надо было ехать через весь город на разборку какого-то ДТП со смертельным исходом. Эту повинность пришлось отрабатывать многострадальному и безропотному Жене Перестукину, бывшему выпускающему редактору, а ныне – «спецкору на выезде», как его окрестили острословы из отдела новостей.
До управления криминальной полиции я добрался без происшествий. «Хундайка», хоть и битая, но еще резвая, вполне сносно слушалась руля и педалей, да и с погодой как-то наладилось: солнечно, сухо, ветерок… Настроение у меня установилось тоже согласно погоде, но не надолго. Потому что в управлении начались сюрпризы.
Едва я показался пред бдительные очи дежурного – новоиспеченного лейтенанта Степана Бульбы, как он тут же озадачил меня:
– Лексеич, тебя тут одна баба по телефону домогается – уже раз десять звонила.
– А ты ничего не путаешь, Михалыч? – в тон ему уточнил я. – Я, вообще-то, в «Вестнике» работаю, а не в КМ.
– Вот и я ей то же самое сказал, – ухмыльнулся бывший сержант и правая рука бывшего капитана Ракитина во всяких рискованных рейдах и разборках в бытность последнего командиром опергруппы.
– А она?
– Говорит, мол, Котов занимается расследованием убийства в «Северной», значит, должен быть на работе, – Бульба уже улыбался во весь рот. – А если, говорит, вы не знаете, где он, так и не морочьте мне голову!
– Тяжелый случай, – я достал сигареты, закурил и предложил Степану.
– А у тебя, Лексеич, все случаи тяжелые, – бывший сержант ехидно прищурился, беря сигарету и прикуривая от моей же зажигалки. – Да и бабы – не подарочек…
– Знаешь, Степа, есть такой анекдот, – проникновенно сказал я: – «Раздается звонок. – Алло, это пять-семнадцать-сто один? – Нет… – Так что ж вы снимаете трубку?»
И не дожидаясь реакции задумавшегося Бульбы, я рванул через ступеньку на второй этаж к Ракитину. Однако неизвестная и очень осведомленная и настойчивая дама не шла у меня из головы. Но решить новую шараду мне было не суждено, ибо на полпути к кабинету начальника оперотдела запел мой мобильник.
Звонил Вася Полосухин.
– Здорово, Димоген!
– Привет, Полосатый! Что у нас плохого?
– Да вот, не знаю: плохое или не очень, – вздохнул Васька, – похоже, крестник твой объявился.
– Какой еще крестник? Где? – Я и не скрывал удивления.
– Да тот самый, из-за которого ты свою «двадцатку» расколошматил, – уточнил Василий и хмыкнул: – А появился прямо у меня в кабинете.
– Как это?! – Я почувствовал знакомый сквознячок на затылке и инстинктивно встал спиной к стене, создавая себе иллюзию безопасности. – У тебя же там телеметрия с масс-датчиками и две «оглобли» в коридоре перед кабинетом?
– Вот именно, – Полосухин снова издал смешок, и я понял, что он не на шутку напуган, и вся его бравада – лишь защитная поза, не более. – Этот парень именно возник прямо посреди кабинета, но как – я не видел.
– Может, все-таки вошел?
– Нет! – почти выкрикнул Васька, но тут же взял себя в руки, кашлянул и продолжил нормальным тоном: – В общем, он интересовался не мной, а тобой.
– Как он выглядел? – Холод в затылке вдруг преобразовался в ощущение тяжелого, давящего взгляда, и я невольно передернул плечами и внутренне напрягся, стараясь избавиться от этого чувства.
– Почти как я, – нервно хохотнул Васька. – Что-то восточно-цыганистое, наглое и… очень опасное. Понимаешь, Димыч, – вдруг заторопился он, – я ведь никогда, никого и ничего не боялся, даже своего папаши в детстве, а тут страшно стало до икоты! И ведь он мне не угрожал, рожи не корчил, пистолетом не махал… Короче, извини, я проболтался насчет: где ты и что ты.
– Так он ничего про меня не знал?! – поразился я. – Какого же черта…
– Я и сам не понимаю, – подтвердил Васька. – Ерунда получается, но все равно страшно. Димыч, дерни-ка ты из города, мой тебе совет, и побыстрее.
– А ты? Ведь он же тогда к тебе придет – не дурак! – Я вдруг успокоился. У меня такое бывает: «запредельное торможение» называется, когда раздражитель оказывается выше порога адаптации и перестает восприниматься организмом. – И потом, я не привык бегать от опасности, Полосатый, ты же меня знаешь. Короче, спасибо за предупреждение и будь осторожен. Пока!
– Что ж, бывай, Димоген, – Василий в трубке вздохнул с явным облегчением от того, что груз ответственности теперь не давил на его тощие, но жилистые плечи. – Но будь уверен, я друзей в беде не бросаю. Звони, если понадоблюсь.
В трубке запели гудки отбоя. Я сунул мобильник в кобуру на поясе и медленно побрел к кабинету Олега. М-да, уважаемый Дмитрий Алексеевич, как говорила маленькая девочка Алиса, становится все страньше и страньше! Кто же они такие, эти люди, разыскивающие меня по всему городу на работе и у знакомых, и…
Ленка! Рыжик мой дорогой! Как же я про тебя-то забыл, бегемот толстокожий?! Ведь они и на тебя непременно выйдут, если уже не вышли!..
Я буквально вырвал телефон обратно из кобуры и лихорадочно ткнул запрограммированную на номер Лены кнопку. Несколько секунд, пока шло соединение, показались мне нескончаемой пыткой. Права народная мудрость, гласящая, что хуже нет, чем ждать и догонять. Наконец звонкий и бесконечно родной и близкий в этот момент голосок ответил:
– Котик, милый, что случилось?
– Послушай, Рыжик, и не перебивай, – я постарался говорить четко и невозмутимо. – Ты сейчас же отпрашиваешься у шефа за свой счет на неделю, нет, лучше – на две, едешь в центр проката и берешь любую неприметную машину в хорошем состоянии, а потом немедленно уезжаешь из города туда, где мы были с тобой в прошлом году. Поняла? Ничего не уточняй, скажи только «да» или «нет»!
– Да, котик, – Лена произнесла это ласково и спокойно.
«Молодец, – подумал я, – научилась держать нервы в узде: не зря я тебя целый год натаскивал». И сглазил.
– Неужели все так плохо, котик?
– Хуже не бывает. – Я едва не зарычал.