Страница:
…Конечно, он опоздал. Потому что, сохранив офицерскую выправку, пунктуальность офицерскую давно утратил за ненадобностью. Соратники уже нервничали. Рассмотрение первого вопроса много времени не заняло – и впрямь, что там рассматривать? Спектакль заканчивался, а главное действующее лицо до сих пор не появилось!
– Извините за вынужденную задержку, господа! – Репр лихо щёлкнул каблуком по мозаике, и печатая шаг, прошествовал к свободному креслу. – Дело государственной важности… Итак, на чём мы остановились.
– На том, что дороги стали небезопасны из-за бронзоггов, – услужливо, но со скрытой иронией, подсказал цергард Кузар. – Это мешает подвозу провианта к линии фронтов…
– Да, кстати о дорогах! – перебил Репр, будто бы вспомнив. – Простите, соратник Кузар… Так вот о дорогах. Может быть, соратник Эйнер смог объяснить бы нам, что такое случилось на крумской трассе в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое? – ну, никак не мог он привыкнуть к новому календарю, хоть и был главным инициатором его недавнего ведения!
Молодой цергард откинулся на спинку кресла, медленно обвёл собравшихся холодным взглядом своих нечеловеческих серых глаз. Губы его дрогнули в еле заметной усмешке.
– А что же такое там случилось, что могло бы вас заинтересовать? Право, не понимаю, господа соратники.
Репр поморщился: «Понимаешь ты всё, мальчик, понимаешь прекрасно. Просто тебе хочется поиграть. Ну, что ж…». Он обернулся к адъютанту:
– Зачитайте, пожалуйста, доклад.
– Двадцать девятого числа месяца руг на седьмой трассе Крум-Арингор, в десяти акнарах от Крума нарядом блокпоста номер семь дробь шесть обнаружены следы боестолкновения сил контрразведки с вооружённой группой мутантов. В результате подрыва фугасов были уничтожены три машины конвойного сопровождения. Тела погибших не найдены… – читал регард скучным голосом, его никто не слушал, всё это было известно уже давно.
– Что скажете на это, соратник?
Эйнер развёл руками – сама невинность.
– А что же вы хотите услышать? Я, конечно, разделяю ваши чувства относительно погибших, но война есть война, и жертвы неизбежны. Они были солдатами, и с честью выполнили свой долг перед Отечеством. Я на следующий же день распорядился о посмертном награждении и выдаче семьям единовременного пособия…
– Да перестаньте! – Репр позволил себе выказать досаду. – Мы говорим не о судьбе конвоиров! Мы говорим о вашем личном участии в этой истории!
– Правда?! – изумился Эйнер, и глаза его стали ещё больше. – А об этом-то что говорить? Я, как видите, свой долг перед Отечеством ещё не выполнил, награждать пока рано…
Репр выдержал его взгляд, заговорил тихо и раздельно, обращаясь к присутствующим.
– Двадцать девятого числа служебная машина цергарда Эйнера была оставлена в общем автопарке для ремонта. Господа, я лично осмотрел его «велардер». Решето, иначе не скажешь. Стёкол нет, стены во вмятинах, в салоне замытые следы крови. Израсходовано десять пулемётных лент. Водитель убит. А соратник Эйнер уверяет, будто ничего не случилось… как ваше плечо, соратник?
– Спасибо, прекрасно! – он энергично помахал рукой в доказательство своих слов – ни один мускул в лице не дрогнул – Военная медицина творит чудеса! Соратник Дронаг, примите мою благодарность, ваше ведомство работает замечательно.
Цергард Дронаг вздрогнул, сбитый с толку. Он не понимал, издевается соратник Рег-ат, или в самом деле благодарит. Промычал в ответ что-то невразумительное, лишь бы отвязались – юный мутант его пугал. Кое-кто из присутствующих рассмеялся.
Пора, решил Репр и заговорил, горячо, вдохновенно, и тем, кто плохо знал его, могло показаться – совершено искренне. Он говорил о священном долге и о том, как именно нужно этот долг выполнять. О том, что молодость – пора безрассудства, юных всегда влечёт на подвиги и приключения, но высокое положение накладывает определенные обязательства, игнорировать которые никто не в праве. О том, что жизнь каждого из девяти Верховных принадлежит не им лично, а народу и Отечеству. Вспоминал о неосторожном поступке соратника Регана, приведшего к безвременной гибели народного героя и нанёсшего – «да-да, не побоюсь это сказать» – большой удар обороноспособности страны.
– Боженьки мои, как трогательно! – всплеснув руками, не менее «искренне» воскликнул цергард Эйнер. – Как же нам всем не хватает дорогого цергарда Регана!
Тут Репр нашёл уместным «сорваться». Вскочил с кресла, свёл к переносице свои красиво изогнутые тёмные брови, заиграл крепкими желваками скул.
– Вы бы, молодой человек, не паясничали, когда речь идет о вашем собственном отце – в голосе его лязгал металл танковой брони. – Цергард Реган пал смертью храбрых на поле боя, и все мы скорбим о нём. Вы же в ту ночь моли погибнуть бесславно, по собственной глупости – пойти на корм безумным выродкам! Как пошли те, кто был с вами, за чью гибель вы в ответе!.. – он сделал паузу, ожидая реакции обвиняемого, но её не последовало, мутант сидел молча, и странная полуулыбка не сходила с его бледного лица. Реган скрипнул зубами, и продолжил. – Нет, я понимаю, на долг перед страной вам наплевать, и на людей своих наплевать. Но есть ещё такая вещь – инстинкт самосохранения, присущий всем нормальным живым существам, – он сделал упор на слове, и улыбка Эйнера стала шире, будто он услышал комплимент. – Не знаю, говорил ли кто вам, но вы, порой, производите странное впечатление, соратник! Очень нездоровое впечатление! Вы ведёте себя как…
«Безумец» – хотел сказать он. Ради этого слова он и затеял весь сегодняшний разговор. Но его перебили.
– Как артавеновый наркоман? – ласково спросил Эйнер, глядя снизу вверх.
И сердце Репра упало. Потому что никто на свете не должен был знать, где именно находится в эту самую минуту его средний сын, Паргер Реп-ат, и от чего именно лечится.
Красивое смуглое лицо цергарда заметно побледнело, но он смог справиться с нервами, вряд ли присутствующие заметили перемену в его состоянии. Ответил мстительно:
– Я имел в виду: как сумасшедший. Потому что только сумасшедший может быть столь безрассудным. Ваш отец, что уж греха таить, тоже был склонен к неоправданному риску, но он, по крайней мере, мог оставить после себя преемника, чтобы обеспечить бесперебойное функционирование вверенных ему ведомств. Вы не можете сделать даже этого. Вы не оправдываете его надежд, Эйнер Рег-ат! – закончил он победно. Что может быть хуже, чем сын, не оправдавший родительских надежд?
Обвиняемый медленно встал. Придал лицу выражение глубокой серьёзности. Заговорил смиренно:
– Жаль, что происшествие видится вам в столь трагическом свете, соратник Репр, и я признателен вам и за беспокойство, и за искренние слова. Но что касается моего поведения… Простите, господа, вплоть до последних трагических событий я действительно наивно полагал, что крумская трасса совершено безопасна, как неоднократно уверял нас соратник Кузар. Кто же мог подумать, что доверие к его словам – признак сумасшествия? А насчёт преемника – тут вы зря тревожитесь, дорогой соратник Репр. Почему вы решили, что я такового не назначил?
Вот тут он не смог сдержать эмоций, и сам, сам безнадёжно испортил так хорошо начатое дело!
– О чём вы говорите?! – вырвалось с испугом. – У вас же нет сына! А если бы и был… Его возраст…
– Да при чём тут сыновья, господа? В законе ясно сказано: «Верховный цергард вправе назначить преемника по своему усмотрению, руководствуясь соображениями…» и так далее. О степени родства ни слова! Вы зря считаете меня столь легкомысленным, соратник Репр. Я вполне осознаю всю степень ответственности, возложенную на меня героическим моим отцом, и уж конечно позаботился о том, чтобы в случае моей преждевременной гибели (война есть война, господа!) бесперебойное функционирование вверенных мне ведомств не было нарушено. Преемник давно назначен, причём не один, а несколько, в указанном порядке: случись что, не допустите боги, с одним – уже подготовлен другой. Вы можете быть совершенно спокойны, дорогие соратники! – он одарил присутствующих очаровательнейшей улыбкой, но это была улыбка хищника.
– Так может быть, вы назовёте нам их имена? – процедил Репр хрипло, он сознавал, что битва поиграна, но не мог отступить так легко.
Цергард Эйнер скорбно вздохнул.
– Но это может быть опасно, господин соратник! Кругом враги, вам ли этого не знать! Зачем подергать людей напрасному риску? Согласитесь, ведь и сами вы склонны лишний раз не называть имён! – тут он взглянул так выразительно, что Репр вдруг ясно понял: замечательный мальчик из Мугура давным-давно перестал быть тайной.
Он хотел сказать что-то ещё, как-то повернуть ситуацию в свою пользу, но не успел. Резкие, неприятные звуки нарушил тишину, на мгновение повисшую в зал Торжеств. Это хлопал в ладоши цергард Ворогу, медленно, раздельно. И из трубки его, вставленной вместо выжженного когда-то горла, доносился отрывистый лай – цергард Ворогу смеялся. А отсмеявшись, проскрежетал:
– Думается мне, настала пора прекратить совещание, господа соратники. У вех нас есть дела.
Так сказал он, и господа согласились. Потому что слово Ворогу Пор-ата значило очень много в Совете цергардов, хоть и сидели все девять за одним овальным столом, что по-прежнему символизировало полное отсутствие какой бы то ни было иерархии.
…День оказался интересным – давно такого не выпадало. Утреннее совещание заставило цергарда Ворогу задуматься.
Постарели, постарели господа офицеры! Зажрались, утратили былую хватку контрразведчики, некогда так лихо узурпировавшие власть в стране! Погрязли в междоусобных интригах, и семейных делишках… А мальчишка молодец, ничего не скажешь. Реган Игин-ат, чтоб ему в лучшем мире костью подавиться, вырастил достойную смену! С отцом было непросто – с сыном будет ещё сложнее. И пока не стал поздно, нужно решать, что делать с ним дальше – возвысить или уничтожить…
* * *
Несколько дней агард Тапри не мог прийти в себя, жил как в полусне. Вокруг него что-то происходило, помимо его воли и осознанного участия. Какие-то доброжелательные, услужливые люди, все выше него по званию, устраивали его судьбу: оформляли документы, выправляли пропуска, снимали мерки, снабжали имуществом и продовольственными карточками… Он исполнял их рекомендации и советы – да-да, именно советы, а не приказы! – с добросовестностью механической куклы, а сам всё не мог поверить обрушившемуся на него счастью. Казалось, вот сейчас он проснётся, и всё вернётся на круги своя, и вместо недосягаемых высот Генерального Штаба опять будет обычное отделение контрразведки Крума, сонное и обшарпанное, где ему, по большому счёту, и место. И это будет только справедливо, потому что не совершил он в жизни своей ничего выдающегося, ничем не заслужил столь внезапного и стремительного взлёта.Всю же головокружительную высоту этого взлёта Тапри осознал лишь на пятый день новой службы, когда его по внутренней связи вызвали в верхнюю общую приёмную. Он не знал куда идти, спасибо какой-то незнакомый регард, человек средних лет с манерами чуть развязными, но дружелюбными, заботливо проводил его под локоток. И там, в приёмной, Тапри увидел не кого-нибудь – начальника крумского отделения контрразведки, форгарда Сорвы, собственной персоной!
Прежде форгард Сорвы не обращал на скромного агента ни малейшего внимания; если он и знал о существовании младшего агарда Тапри-без-отца, то потому лишь, что не так много «детей болот» состояло на службе секретного ведомства. Теперь же старший офицер проделал весь трудный, опасный путь от Крума до столицы с той лишь целью, чтобы лично передать бывшему подчинённому чемоданчик с ненужными его вещами, беззаботно брошенными в крумской казарме, и сухим пайком на неделю вперёд («мы пока Вас с довольствия снять не успели»)!
Правда, одним чемоданчиком дело не ограничилось. Агард глазам и ушам не своим не поверил, когда форгард Сорвы вытянувшись во фрунт и молодецки щёлкнув каблуком, испросив позволения (в ответ на что Тапри смог лишь сдавленно пискнуть), вручил ему «памятный скромный подарок».
Это был офицерский пистолет системы «руфер», новейшей модели, только в прошлом году пущенной в производство – такого и у самого цергарда Эйнера не было, обходился простым девятизарядным «симуром». Савелевую рукоятку украшала элегантная золотая табличка с гравировкой. «Дорогому соратнику 38.57 в знак признательности за счастье личного знакомства от сослуживцев крумского отдела» – гласила надпись. Имён на табличке указано не было – контрразведчикам не положено, только идентификационный номер. Его, агарда Тапри, личный номер!
Дрожащим голосом пролепетал он слова благодарности, форгард Сорвы ещё раз крепко пожал ему руки, просил «не забывать верных старых сослуживцев» и откланялся – его ждала машина. А Тапри долго ещё стол на месте с приоткрытым ртом, пытаясь понять, что это творится с окружающим миром.
Зато сопровождавший его регард всё понимал прекрасно.
– Что, забегали? – усмехнулся он. – Засуетились? А прежде, небось, гнобили почём зря? Ну, теперь замаливать грехи будут, голодным не останешься, парень!
Тапри не знал, как надо ответить, и отдал ему половину пайка. Регард долго отнекивался, потом взял: «Детям снесу. Пятеро их у меня».
С цергардом Эйнером новоиспечённый адъютант в первые дни виделся редко:
– Осваивайтесь пока. Изучайте обстановку. К непосредственной службе приступите после восьмого числа.
Срок показался Тапри отдалённым, он не привык по целой неделе оставаться без дела. Рискнул спросить:
– А как же вы эти дни будете без адъютанта, господин Верховный цергард? – ему казалось, лицо такой невероятной важности не может ни минуты оставаться одно, ведь должен же кто-то предавать его распоряжения, исполнять приказы, вести бумаги? Даже самый великий человек не в состоянии управлять государственной машиной в одиночку, без подручных!
– Не беспокойтесь, – был ответ. – Мне не впервой. Ваш предшественник в этой должности был шпионом, я старался как можно реже прибегать к его услугам. Надеюсь, с вами всё будет иначе.
Тут старшему агарду Тапри следовал бы щёлкнуть каблуком, преданно сверкнуть глазами и проорать по-молодецки: «Надеюсь оправдать ваше доверие во славу Отечества, господин Верховный цергард!» Но он вместо этого изумлённо вытаращил глаза и прошептал с ужасом:
– Как?! Настоящий шпион?! Квандорский?! Прямо в Генеральном штабе?!
За такую постановку вопроса цергарду Эйнеру следовал бы вышвырнуть горе-адъютанта не только с должности, но из контрразведки вообще, отправить на северный фронт, долбить окопы в мерзлоте – так считал сам Тапри. Но вместо этого Верховный только усмехнулся и возразил:
– Нет, не квандорский, конечно. Это был шпион цергарда Репра.
– П…простите?!! – хрипло пробормотал агард, чувствуя, что привычная реальность опять расплывается. Наверное, вид у него был такой идиотский, что цергард весело рассмеялся.
– Да ладно, не берите в голову! Позже во всём разберётесь. У нас здесь своя специфика отношений. Вы уже выправили наружные пропуска?
Агард молча кивнул – к нему ещё не вернулся голос.
– Прекрасно. Тогда возьмите мою машину, отправляйтесь в университетский госпиталь, найдите эргарда Верена. Скажете, я прислал, он ждёт. Пусть возьмёт у вас анализы.
Адъютант щёлкнул каблуком, и отправился выполнять первое поручение.
И провалил его с позором!
Потому как «анализы» эти оказались столь деликатного рода, что сдать их у Тапри не получилось, сколько он ни старался. Слишком много событий случилось в последние дни, слишком много других эмоций переполняли его душу.
– Да ладно, не бери в голову, – хлопнул его по плечу эргард, худой и бледный молодой человек, лицом похожий на рыбу, а манерой выражаться – на цергарда Эйнера, – в другой раз зайдёшь. Не к спеху. Начальнику привет.
Привет Тапри передать не осмелился. Всю обратную дорогу он мучительно подбирал слова, чтобы дожить цергарду о неудаче, и ему казалось, будто новый шофер, взятый на место убитого, поглядывает на него косо, с усмешкой. Хотя тот, конечно, не мог ни о чём знать. Да и глядеть по сторонам у него не было возможности – ночью случился «облегчённый» налёт. Невидимые для радаров фанерные «хадры» набарских смертников не способны нести тяжёлые авиабомбы – лишь самые лёгкие снаряды, зажигательные либо осколочные, больших завалов они не оставляют. Но местами на проезжей части зияли свежие воронки, нужно было внимательно следить, чтобы не провалиться.
Переживал Тапри зря, доклада от него не потребовали. Похоже, цергард уже сам всё знал, и, не дав раскрыть рта, отослал в секретную часть, изучать шифры. За этой наукой он и просидел четыре дня без малого, и с цергардом они сталкивались лишь по вечерам, перед сном. К немалому смущению Тапри, оказалось, что не в казарме, и даже не в офицерском общежитии должны квартировать адъютанты его уровня, а при апартаментах непосредственного начальника.
Конечно, апартаменты цергарда Эйнера были огромны – целых четыре комнаты, так что адъютанту выделялась отдельная, небольшая, от входа сразу направо, с собственным дверным замком. Но получалось, что санузел был общий на двоих. И это в голове Тапри не укладывалось: как же можно – в один туалет с таким большим начальством?! Поэтому первое время по утрам он наладился бегать для гигиенических процедур в казармы – всего-то три этажа вниз. Пока цергард Эйнер этого не заметил.
– И где же это вы бродили с утра пораньше? – осведомился они иронией, встретив адъютанта на пороге.
Отпираться было бесполезно – в руках агард держал полотенце, мыльницу и рулончик серой бумаги. Пришлось доложить.
– В казармы? – удивился цергард. – А что так близко? На въезде в город, видели, блокпост? При нём недавно построили отличный сортир – такая будочка с дыркой, гоните уж сразу туда, чего мелочиться?
– Есть – туда! – пробормотал сбитый с толку Тапри.
Тогда цергард приказал ему перестать валять драка, потому что он не может часами ожидать, пока его адъютант воротится из своих «туалетных походов». Пришлось подчиниться. Но всё равно, это было неправильно, и агард переживал.
Но если не принимать в расчёт мелочи подобного рода, новая жизнь была прекрасной. Никогда прежде у Тапри не было отдельной комнаты – в лучшем случае, койка, если не место на общих казарменных нарах. И кроме удобной кровати с полосатым одеялом и без клопов, в ней стояла другая красивая мебель: тумбочка, шкаф для личных вещей, узкий блестящий стол, мягкий стул и чёрный, под цвет топи, оружейный ящик – единственная привычная глазу деталь.
Конечно, сам бы он не осмелился, но цергард провёл его и по другим комнатам – показать, где что лежит, «чтобы знал, откуда взять, если надо будет принести». И Тапри снова был огорчён, ему казалось, не так должны жить Верховные цергарды. Однажды в детстве, листая запрещённую книгу о имперских временах, он наткнулся на подробное описание личных покоев арингорадского правителя Брагара Браг-ата Седьмого. Если честно, к чтению юный Тапри, выросший в сиротском доме, особого пристрастия не питал – не приучен был. Но от тех пяти страниц оторваться не мог, перечитывал снова и снова, пока не выучил почти наизусть. Картинок в книге не было, некоторых слов он просто не знал – к примеру, что такое кровать с расшитым балдахином, шёлковые шпалеры, и тяжёлые гардины с широкими фалдами. Он догадывался, что «роскошная хрустальная люстра» – это не подвесная деталь дальнобойного понтонного орудия класса «логр», а что-то совсем другое, неизмеримо более прекрасное, но что именно – не представлял. Для него так и осталось загадкой, каким образом шкаф может быть стеклянным, и зачем прямо посреди комнаты нужен пруд с радужными рыбками – афирками. И если бы упомянутый Брагар Седьмой каким-то чудом смог увидеть ту обстановку, что нарисовал в своём воображении маленький бездомный мутант, он, пожалуй, и распорядился бы поселить в ней второго помощника младшего придворного садовника, но только если бы тот попал в немилость. Однако Тапри от прочитанного был в полном восторге, и не сомневался – Верховные цергарды живут именно так, если не лучше. Императоры народную кровь пили, цергарды проливали за народ свою, значит, заслужили, и достойны всяческих благ. Естественно, с возрастом он стал менее наивен, понял, что никто из Совета не позволит себе купаться в имперской роскоши, наживаться за счёт бедствующего народа в страшное военное время. И всё-таки в воображении нет-нет, да и возникал какой-нибудь «балдахин».
Реальность же, увы, оказалась прозаической. Не нашлось в апартаментах цергарда Эйнера ничего такого, в чём можно было бы заподозрить таинственные «гардины» или, к примеру, «консоли». И мебель стояла хоть и дорогая, из настоящего дерева, но ничуть не лучше, чем в адъютантской. Несколько скрашивали общее впечатление светильник на высокой ножке, очень толстый ковёр тёмно-малинового цвета – наступать на него агард не решался, чтобы не запачкать, и кровать, широкая, как многоместные нары. Обычно цергард Эйнер падал поперёк неё, лицом в подушку, и спал всю ночь не по-человечески. Кровати не должны быть такими огромными, ни к чему это, думал про себя Тапри.
Кроме спального помещения, кабинета с книжными полками и письменным столом, и адъютантской, имелась в жилище цергарда ещё одна комната, он ей вообще не пользовался, и мебели там почти не держал, и старался не заходить без особой нужды. В ней находилась стена памяти. Центр стены занимал огромный, в рост, портрет цергарда Регана, так искусно написанный жировыми красками, что ни с какой фотографией не сравнишь. Возникало полное впечатление, будто это и не картина вовсе, а дверь в соседнее помещение, и в проёме её стоит настоящий, живой человек, готовый в любую секунду шагнуть вам навстречу, разорвав тонкий шёлк серых траурных лент. Тапри даже попятился от неожиданности, увидев портрет впервые. Мимо внимания цергарда Эйнера это его движение не прошло.
– Правда, жутко? – спросил он.
«Правда!» – от души согласился Тапри про себя, но подтвердить вслух было неловко, ведь речь шла не просто о картине, а о героически погибшем Верховном цергарде. Поэтому он только и пробормотал еле слышно:
– Не знаю.
– Ужасно! – сказал цергард Эйнер с большой убеждённостью. – Пойдём отсюда!
И плотно затворил дверь.
Только на другой день, воспользовавшись отсутствием начальника, Тапри ещё раз зашёл посмотреть на страшный портрет – сам не знал, зачем, будто тянуло что-то, – и заметил сбоку от него, почти в самом углу, маленькую чёрно-белую карточку. На ней, на фоне кирпичной стены, стояли в обнимку две девушки в санитарной форме, похожие друг на друга как две капли воды. Лица у них были тонкие и усталые, но они весело улыбались и махали рукой, выглядывая из-под серых бумажных полс. И Тапри вспомнилось вдруг, что вчера цергард Эйнер старался в тот угол не смотреть, отводил взгляд. Сделалось грустно.
… А что такое «люстра», он узнал-таки, буквально на следующий день! Об этом, как ни странно, позаботился лично цергард Эйнер.
– Вы уже побывали в зале Церемоний? – спросил он на бегу, и, не дожидаясь ответа, посоветовал. – Если нет – сходите обязательно! Там такая штука под потолком висит – закачаешься! Настоящая дворцовая люстра!
Агард воспринял совет как приказ, тут же побежал исполнять – и ахнул! Дух захватило от невероятного великолепия! Только теперь он понял разницу между скудным своим воображением и умопомрачительной действительностью имперского прошлого.
Эйнер был доволен, как сложилось дело с новым адъютантом. Вовремя он вспомнил про агарда из крумского отдела, хорошо, что тот не успел отбыть по месту приписки. Парень был удобен во всех отношениях. Уже имеет опыт службы в контрразведке, но молод годами – проще будет им командовать, неприятно гонять с поручениями человека, старше тебя по возрасту. Сирота без роду-племени – случись что, не смогут шантажировать роднёй. В бою не жалеет собственной жизни, готов идти на жертвы. А главное – из своих. Такой не продаст и не предаст. И шпионить на людей не станет. Неизвестно пока, насколько умён, но и без того достоинств хватает. Просто подарок судьбы!
В общем, с адъютантом всё было прекрасно. С пришельцами – гораздо хуже, они упорно молчали и вынуждали идти на крайние меры.
Первого из них взяли ещё в конце осени. Замечательный прибор с диапазоном частот вдвое больше прежнего поступил на испытания из лабораторий военного университета. Результат не заставил себя ждать. Трёх дней не прошло, как радисты запеленговали ультравысокочастотный сигнал с территории, недавно захваченной Квандором. И сразу же – ответный, прямо из центра военной столицы! Человека взяли, и передатчик при нём – крошечное устройство размером меньше ладони! Потряслись уровнем развития квандорской инженерной мысли, а человека, на радостях, приволокли лично главе ведомства Внешней Безопасности, то бишь Верховному цергарду Эйнеру.