Страница:
Его руки накрыли ее словно одеялом, мягкая борода коснулась щеки.
— Счастливчик, — пробормотал он.
Джинкс почувствовала его губы на своих волосах, щеках, веках. Она подчинилась ему и постепенно расслабилась в нежной теплоте его ласк, пропитанной знакомым вишневым запахом.
«По крайней мере хоть кто-то любит меня, — подумала она. — Хоть кто-то еще хочет прижать меня к себе».
Рыдания ее прекратились, и она затихла, прижавшись к нему.
— Лучше? — прошептал он. Она кивнула, и медные пуговицы его пиджака оцарапали ее щеку.
— Твоя семья не одобряет твоего молодого человека?
— Да. — Джинкс было проще, чтобы он так думал. Она ведь не могла рассказать ему, что Райль — наполовину брат ей, не могла поведать правду об отце и Гейл Толмэн. Джинкс уставилась на аккуратно подстриженную изгородь и поздно цветущие розы. Если она останется здесь, то все обо всем узнают. Она не может смотреть на Райля так, чтобы не обнаружить своих чувств к нему. Как сможет она удержаться от того, чтоб не броситься к нему в объятия и не объявить во всеуслышание, что любит его? Джинкс знала, что не сможет этого сделать.
Эрик непременно должен увезти ее в Сан-Франциско. Должен! Все что угодно, только бы не видеть Райля! Может быть, потом, когда-нибудь, но не сейчас. Эрик протянул ей платок.
— Не хочешь открыться, кто этот счастливчик?
Джинкс вытерла нос, удивленная тем, что не выболтала имя Райля, и обрадованная тем, что Эрик не догадался.
— Какое это имеет значение, — наконец сказала она.
— Наверное, никакого.
Она села, пригладила волосы и расправила смявшуюся юбку.
— Я намочила тебе рубашку. Эрик испытующе смотрел на нее:
— Он живет в Глэд Хэнде? Да? Она кивнула.
— И ты не хочешь возвращаться в Хэрроугейт, где тебе все время придется видеть его, да?
— Я не могу находиться рядом с ним и вести себя так, чтобы никто не догадывался о моих чувствах.
— А почему ты не хочешь просто-напросто остаться в Миллтауне? Мама была бы рада.
— Нет, я не могу, — прошептала она, — у твоей матери на руках будет новорожденный. И еще Райль тоже будет жить здесь, знаешь, когда будет учиться бизнесу у дяди Уилли. Джинкс сама удивилась тому, как просто из ее уст прозвучало имя Райля. — Твоей матери будет трудно, если здесь будут жить еще два человека. О, Эрик, давай просто пошлем маме телеграмму и попросим у нее разрешения на мою поездку в Сан-Франциско!
— Но ведь раньше или позже ты все равно увидишь его.
— Я знаю. Но я хочу поехать с тобой.
— И я хочу, чтоб ты поехала. — Он осторожно коснулся ее щеки.
— Если б только у меня было побольше времени, я заставил бы тебя позабыть того парня, кем бы он ни был. Если б только побольше времени… — Неожиданно он поставил ее на ноги и прижал к себе. — Ах, ты прекрасна. Я забываю о том, что ты все еще ребенок. Черт побери, Рыжая, от тебя у меня по жилам струится не кровь, а огонь. — И он закрыл ее рот своим.
Поцелуй его был совсем непохожим на поцелуй Райля, и все же тело ее отозвалось на него, и, когда он высвободил ее из своих объятий, она закачалась. Наконец Джинкс пришла в себя:
— Кузен Эрик, ты не джентльмен, ты знаешь об этом?
Он усмехнулся:
— Вокруг тебя хватает джентльменов, Рыжая. Что тебе больше всего нужно, так это чтобы кто-нибудь показал тебе наконец, что такое настоящая жизнь.
Сдержанность оставила ее, и она прижалась к нему, воспоминания о той ночи затопили ее.
— Ты опоздал, — прошептала она, уткнувшись ему в грудь.
Эрик отодвинул ее и посмотрел на нее проникновенным взглядом:
— Сомневаюсь, дорогая. Очень сомневаюсь в этом.
Телеграмма Эрика была длинной, подробной и ужасно убедительной: «Из Уилли получится великолепная дуэнья, — писал он. — А Джинкс вернется через две недели».
— Ты будешь там и проводишь меня в море, — прошептал он, подписавшись под телеграммой. Глаза его так и буравили Джинкс. — Если б только ты была на пару лет старше, клянусь, я бы взял тебя с собой.
Сердце ее подпрыгнуло. Что, если… правда? Неужели он и вправду взял бы ее с собой?
Если она поедет с ним, ей не придется встречаться в субботу с Райлем, но если она уплывет с Эриком на «Тихоокеанской колдунье», то ей вообще не придется видеться с Райлем — и долго. Она умрет, если не увидит его, и все же никогда больше не должна она его видеть!
Уплыть с Эриком — это все бы решило.
— Ты ведь хотела бы уплыть на «Колдунье», правда?
Он подмигнул ей, когда она отдавала телеграмму, и громко сказал служащему:
— Пошли это прямо сейчас, Абнер. И принеси ответ сразу же, как только он будет. — Он взял Джинкс за руку.
На улице Эрик затащил ее под навес и посмотрел прямо ей в глаза:
— Сколько тебе лет, Рыжая?
— Шестнадцать. — Она почти не соврала ему.
— Ты поехала бы со мной, если б была старше?
Сердце ее сжалось:
— Ты спрашиваешь меня, вышла бы я за тебя замуж, если б была старше? Он рассмеялся:
— Я не из тех, кто женится, не хочу, чтоб у тебя были какие-то иллюзии на этот счет. Я спрашиваю тебя о том, уплыла бы ты со мной на «Колдунье», если б была старше, — хотела бы ты быть со мной, чувствовать на своем лице дыхание океана, ветер и меня — в своей постели.
— Не знаю, поехала бы я с тобой, если бы была старше, — ответила она. Сердце ее сильно забилось. — Но я поеду с тобой сейчас, если ты попросишь меня об этом.
В глазах Эрика сверкнула молния. Джинкс в замешательстве отступила.
— Если ты поедешь со мной, то будешь в глазах света погибшей женщиной, ты ведь знаешь это, правда? Ни один приличный мужчина никогда уже не женится на тебе.
Она горько рассмеялась:
— Ни один приличный мужчина и сейчас не женился бы на мне, если б знал.
Что-то промелькнуло в его глазах, но он быстро отвернулся и посмотрел на берег залива, туда, где разгружались подводы с лесом. Внизу, в крошечной бухте, болталась «Лесная нимфа», сильные волны раскачивали ее. Джинкс едва удерживала юбку, колышущуюся под свежим ветром Тихого океана, и смотрела на чаек, снующих над побережьем. На маленьком песчаном пляжике искала чем бы поживиться одинокая цапля. Сердце Джинкс защемило.
— Так ты возьмешь меня с собой, Эрик? Я знаю, что по сравнению с тобой я все еще ребенок, но я не… ну, я не… так уж невинна.
Глаза Эрика теперь были прикрыты.
— Твой отец закует меня в кандалы в первом же порту.
Она пожала плечами:
— Ты можешь сказать ему, что мы женаты. А потом, когда устанешь от меня, скажешь, что я просто сбежала, как говорит Карр о первой жене Уилли. Она тоже сбежала с морским капитаном.
— Ах ты маленькая дурочка, ты понимаешь, что говоришь? Ты предлагаешь мне загубить всю твою жизнь. — И он встряхнул ее — грубо и зло. — Кем бы ни был этот мальчишка, он не стоит этого! — Он уронил руки:
— Ах, забудь то, что я сказал тебе! Выбрось это из головы! Мой Бог! И о чем я только думал!
Эрик резко повернулся и пошел через двор, усыпанный листьями. Джинкс смотрела ему вслед, а в зеленых ее глазах была тоска. Теперь она твердо решила, что будет на борту «Тихоокеанской колдуньи», когда та отплывет от берегов Сан-Франциско. Ведь Эрик хочет, чтобы она была там, так же сильно, как и она сама, пусть по другой причине, но это ровным счетом ничего не значит. Она помнила, как Эрик целовал ее волосы, лицо, рот, и прекрасно понимала, что если сможет попасть с ним во Фриско, то сможет уплыть с ним 17 сентября.
Через пять часов пришел ответ от матери. По мере того как Джинкс читала его, в ней нарастало волнение от того, что весь мир рушился для нее. Если она уедет с Эриком, мосты будут для нее сожжены. Возможно, она никогда больше не увидит мать с отцом, не увидит Хэрроугейта. И, о Господи, никогда не увидит Райля!
С другого конца комнаты Эрик смотрел, как она читает телеграмму. Она медленно подняла на него глаза. И улыбнулась.
РАЙЛЬ
ДЖИНКС
— Счастливчик, — пробормотал он.
Джинкс почувствовала его губы на своих волосах, щеках, веках. Она подчинилась ему и постепенно расслабилась в нежной теплоте его ласк, пропитанной знакомым вишневым запахом.
«По крайней мере хоть кто-то любит меня, — подумала она. — Хоть кто-то еще хочет прижать меня к себе».
Рыдания ее прекратились, и она затихла, прижавшись к нему.
— Лучше? — прошептал он. Она кивнула, и медные пуговицы его пиджака оцарапали ее щеку.
— Твоя семья не одобряет твоего молодого человека?
— Да. — Джинкс было проще, чтобы он так думал. Она ведь не могла рассказать ему, что Райль — наполовину брат ей, не могла поведать правду об отце и Гейл Толмэн. Джинкс уставилась на аккуратно подстриженную изгородь и поздно цветущие розы. Если она останется здесь, то все обо всем узнают. Она не может смотреть на Райля так, чтобы не обнаружить своих чувств к нему. Как сможет она удержаться от того, чтоб не броситься к нему в объятия и не объявить во всеуслышание, что любит его? Джинкс знала, что не сможет этого сделать.
Эрик непременно должен увезти ее в Сан-Франциско. Должен! Все что угодно, только бы не видеть Райля! Может быть, потом, когда-нибудь, но не сейчас. Эрик протянул ей платок.
— Не хочешь открыться, кто этот счастливчик?
Джинкс вытерла нос, удивленная тем, что не выболтала имя Райля, и обрадованная тем, что Эрик не догадался.
— Какое это имеет значение, — наконец сказала она.
— Наверное, никакого.
Она села, пригладила волосы и расправила смявшуюся юбку.
— Я намочила тебе рубашку. Эрик испытующе смотрел на нее:
— Он живет в Глэд Хэнде? Да? Она кивнула.
— И ты не хочешь возвращаться в Хэрроугейт, где тебе все время придется видеть его, да?
— Я не могу находиться рядом с ним и вести себя так, чтобы никто не догадывался о моих чувствах.
— А почему ты не хочешь просто-напросто остаться в Миллтауне? Мама была бы рада.
— Нет, я не могу, — прошептала она, — у твоей матери на руках будет новорожденный. И еще Райль тоже будет жить здесь, знаешь, когда будет учиться бизнесу у дяди Уилли. Джинкс сама удивилась тому, как просто из ее уст прозвучало имя Райля. — Твоей матери будет трудно, если здесь будут жить еще два человека. О, Эрик, давай просто пошлем маме телеграмму и попросим у нее разрешения на мою поездку в Сан-Франциско!
— Но ведь раньше или позже ты все равно увидишь его.
— Я знаю. Но я хочу поехать с тобой.
— И я хочу, чтоб ты поехала. — Он осторожно коснулся ее щеки.
— Если б только у меня было побольше времени, я заставил бы тебя позабыть того парня, кем бы он ни был. Если б только побольше времени… — Неожиданно он поставил ее на ноги и прижал к себе. — Ах, ты прекрасна. Я забываю о том, что ты все еще ребенок. Черт побери, Рыжая, от тебя у меня по жилам струится не кровь, а огонь. — И он закрыл ее рот своим.
Поцелуй его был совсем непохожим на поцелуй Райля, и все же тело ее отозвалось на него, и, когда он высвободил ее из своих объятий, она закачалась. Наконец Джинкс пришла в себя:
— Кузен Эрик, ты не джентльмен, ты знаешь об этом?
Он усмехнулся:
— Вокруг тебя хватает джентльменов, Рыжая. Что тебе больше всего нужно, так это чтобы кто-нибудь показал тебе наконец, что такое настоящая жизнь.
Сдержанность оставила ее, и она прижалась к нему, воспоминания о той ночи затопили ее.
— Ты опоздал, — прошептала она, уткнувшись ему в грудь.
Эрик отодвинул ее и посмотрел на нее проникновенным взглядом:
— Сомневаюсь, дорогая. Очень сомневаюсь в этом.
Телеграмма Эрика была длинной, подробной и ужасно убедительной: «Из Уилли получится великолепная дуэнья, — писал он. — А Джинкс вернется через две недели».
— Ты будешь там и проводишь меня в море, — прошептал он, подписавшись под телеграммой. Глаза его так и буравили Джинкс. — Если б только ты была на пару лет старше, клянусь, я бы взял тебя с собой.
Сердце ее подпрыгнуло. Что, если… правда? Неужели он и вправду взял бы ее с собой?
Если она поедет с ним, ей не придется встречаться в субботу с Райлем, но если она уплывет с Эриком на «Тихоокеанской колдунье», то ей вообще не придется видеться с Райлем — и долго. Она умрет, если не увидит его, и все же никогда больше не должна она его видеть!
Уплыть с Эриком — это все бы решило.
— Ты ведь хотела бы уплыть на «Колдунье», правда?
Он подмигнул ей, когда она отдавала телеграмму, и громко сказал служащему:
— Пошли это прямо сейчас, Абнер. И принеси ответ сразу же, как только он будет. — Он взял Джинкс за руку.
На улице Эрик затащил ее под навес и посмотрел прямо ей в глаза:
— Сколько тебе лет, Рыжая?
— Шестнадцать. — Она почти не соврала ему.
— Ты поехала бы со мной, если б была старше?
Сердце ее сжалось:
— Ты спрашиваешь меня, вышла бы я за тебя замуж, если б была старше? Он рассмеялся:
— Я не из тех, кто женится, не хочу, чтоб у тебя были какие-то иллюзии на этот счет. Я спрашиваю тебя о том, уплыла бы ты со мной на «Колдунье», если б была старше, — хотела бы ты быть со мной, чувствовать на своем лице дыхание океана, ветер и меня — в своей постели.
— Не знаю, поехала бы я с тобой, если бы была старше, — ответила она. Сердце ее сильно забилось. — Но я поеду с тобой сейчас, если ты попросишь меня об этом.
В глазах Эрика сверкнула молния. Джинкс в замешательстве отступила.
— Если ты поедешь со мной, то будешь в глазах света погибшей женщиной, ты ведь знаешь это, правда? Ни один приличный мужчина никогда уже не женится на тебе.
Она горько рассмеялась:
— Ни один приличный мужчина и сейчас не женился бы на мне, если б знал.
Что-то промелькнуло в его глазах, но он быстро отвернулся и посмотрел на берег залива, туда, где разгружались подводы с лесом. Внизу, в крошечной бухте, болталась «Лесная нимфа», сильные волны раскачивали ее. Джинкс едва удерживала юбку, колышущуюся под свежим ветром Тихого океана, и смотрела на чаек, снующих над побережьем. На маленьком песчаном пляжике искала чем бы поживиться одинокая цапля. Сердце Джинкс защемило.
— Так ты возьмешь меня с собой, Эрик? Я знаю, что по сравнению с тобой я все еще ребенок, но я не… ну, я не… так уж невинна.
Глаза Эрика теперь были прикрыты.
— Твой отец закует меня в кандалы в первом же порту.
Она пожала плечами:
— Ты можешь сказать ему, что мы женаты. А потом, когда устанешь от меня, скажешь, что я просто сбежала, как говорит Карр о первой жене Уилли. Она тоже сбежала с морским капитаном.
— Ах ты маленькая дурочка, ты понимаешь, что говоришь? Ты предлагаешь мне загубить всю твою жизнь. — И он встряхнул ее — грубо и зло. — Кем бы ни был этот мальчишка, он не стоит этого! — Он уронил руки:
— Ах, забудь то, что я сказал тебе! Выбрось это из головы! Мой Бог! И о чем я только думал!
Эрик резко повернулся и пошел через двор, усыпанный листьями. Джинкс смотрела ему вслед, а в зеленых ее глазах была тоска. Теперь она твердо решила, что будет на борту «Тихоокеанской колдуньи», когда та отплывет от берегов Сан-Франциско. Ведь Эрик хочет, чтобы она была там, так же сильно, как и она сама, пусть по другой причине, но это ровным счетом ничего не значит. Она помнила, как Эрик целовал ее волосы, лицо, рот, и прекрасно понимала, что если сможет попасть с ним во Фриско, то сможет уплыть с ним 17 сентября.
Через пять часов пришел ответ от матери. По мере того как Джинкс читала его, в ней нарастало волнение от того, что весь мир рушился для нее. Если она уедет с Эриком, мосты будут для нее сожжены. Возможно, она никогда больше не увидит мать с отцом, не увидит Хэрроугейта. И, о Господи, никогда не увидит Райля!
С другого конца комнаты Эрик смотрел, как она читает телеграмму. Она медленно подняла на него глаза. И улыбнулась.
РАЙЛЬ
13 сентября 1886
И вот наступила суббота — день, когда Райль должен был ехать в Миллтаун, чтобы начать учебу, — день, когда он увидит Джинкс. Он нащупал у себя в кармане маленькую коробочку. Внутри нее в гнездышке из ваты лежали сережки, сделанные из орегонского нефрита, — подарок для его возлюбленной. Эти кусочки жада он нашел в русле Гремучей реки еще два года назад. Он хотел подарить их ей, но не осмеливался. В последние два месяца он работал над ними постоянно, изготавливая для них оправу из серебра. Мысленно он видел серьги на Джинкс, видел, как они раскачиваются и сверкают в ее ушах, видел в них отражение ее смеющихся зеленых глаз. Нефрит был таким живым камнем, и серьги из него очень подошли бы смелой и стремительной Джинкс. Райль ждал-недождался, когда сможет подарить их ей. Он не знал, что случилось с ней в тот последний день, но что бы там ни было, Джинкс никогда долго не сердилась на него.
Они сидели в лодке и плыли по течению к Миллтауну, и тут Митч сказал то, что заставило Райля вскочить.
— Надеюсь, Джинкс нравится во Фриско, — сказал он. — По крайней мере она, вероятно, справилась со своими проблемами.
Джо улыбнулась.
— Я же говорила тебе, что она нуждается только в смене обстановки. Наконец Райль обрел голос:
— А что Джинкс делает в Сан-Франциско?
— А разве мама не говорила тебе? Она поехала туда с Эриком и Уилли, чтобы посмотреть на новый немецкий парусник.
— Ну вот, все Джинкс да Джинкс, только она развлекается, — пробормотала Эдит.
— Ничего, дорогая. — Джо потрепала дочь по руке. — Мы поедем в декабре за подарками к Рождеству, и ты сможешь купить себе новые платья. Ну как, вдохновляет тебя такая перспектива?
— А Карр приедет? Он приедет на Рождество домой, мама?
Райль, занятый борьбой со своими чувствами, не слышал, что ответили Эдит на этот вопрос. Целых два месяца он ждал сегодняшнего дня. Это помогало ему сохранить разум в течение мучительнейших пятидесяти девяти дней — и вот теперь это.
Он не увидит ее. Она уехала.
— А когда Джинкс вернется? — несколько грубовато спросил он.
Он увидел, что отец как-то странно смотрит на него, и только тут заметил, что судорожно сжимает и разжимает кулаки на коленях.
Он глубоко вздохнул и вытянул их. Райль почувствовал, как напряжены мышцы его ног.
— Она пробудет в Калифорнии две недели, — ответил Митч. Он выглядел озадаченным и встревоженным.
Глаза Райля были устремлены в сторону долины, но не видели ни шершавых скал, ни бегущей воды. Митч снова заговорил, но Райль не повернулся к нему. В ушах его звучали слова Карра, которые тот произнес, зайдя в комнату Райля перед отъездом в лагерь на лесозаготовки:
— Полагаю, теперь-то ты думаешь, что унаследуешь весь бизнес? — съязвил Карр. — Ты думаешь, что из-за того, что отец злится на меня, он оставит тебе компанию? Так можешь не рассчитывать на это, приятель. Моя мать хоть и растила тебя как сына, от этого ты не перестал быть незаконнорожденным.
— Уходи, Карр. У меня и так слишком много проблем, чтоб разбираться еще и с твоими.
— Да уж, проблем у тебя хватает. Хочешь узнать, почему Джинкс уехала посреди ночи? Так я скажу тебе.
Теперь Райль внимательно слушал его.
— Она узнала про отца и его шлюху в Сан-Франциско — твою мать. Джинкс поняла, что ты — наполовину брат ей. Вот почему она сбежала.
— Ты лжешь! Карр зло засмеялся:
— А если отец когда-либо узнает, что ты путаешься со своей собственной сестрой, он оставит тебя без гроша.
Райль был ошеломлен услышанным. Он настолько ужаснулся от мысли, что может быть братом Джинкс, что не слышал больше ни слова из змеиных речей Карра.
И теперь, работая над сережками для Джинкс, Райль жил в страхе, что Карр сказал правду. «О, пусть это будет ложью, — молил он. — Она не может быть настоящей сестрой мне. Карр солгал. Карр всегда врет».
Но что, если это было правдой? И что, если Карр сказал об этом Джинкс, и это заставило ее уехать?
Сначала Райль хотел поехать к отцу и прямо спросить его об этом, но последние слова Джинкс, в которых она умоляла не говорить с отцом, остановили его. Теперь для того, чтобы поговорить с кем-то об этом, или даже для того, чтобы начать поиски истины, ему необходимо было снова увидеться с Джинкс.
Она любит его. Он знал это. Он знал также, что может сломать все препятствия на пути к их браку. Если он действительно наполовину ее брат, то нет никакой надежды.
Он не мог смотреть на отца. Ему едва удавалось спокойно сидеть в лодке. Он так рассчитывал увидеться сегодня с Джинкс. Теперь он должен ждать еще две недели, пока она вернется из Сан-Франциско.
В гостиной Эйлин собирались гости на воскресный концерт, когда Митч знаком показал Райлю проследовать за ним.
— С тех пор, как мы здесь, мы ни на миг не оставались одни, — сказал Митч, закрывая за ним дверь. — Садись, сын. Думаю, нам надо поговорить.
Райль уселся в черное кожаное кресло, а Митч вынул сигару и облокотился на каминную полку.
— Ведь тебя что-то гложет, сын, и я очень хочу помочь тебе, если только могу. Комок застрял в горле Райля.
— Так ты хочешь поговорить со мной о твоих проблемах?
— Я бы рад, отец, но…
— Что-то связанное с Джинкс? Вы поссорились?
— Нет, не ссорились. — Райль не знал, что сказать. Джинкс заставила его пообещать не говорить с отцом об их помолвке, но неожиданно он понял, что должен сказать о ней. Ведь она убежала от него и тем самым нарушила все обещания, ведь так?
— Я люблю Джинкс, сэр. Я хочу жениться на ней.
Лицо Митча засветилось от удовольствия. Он быстро пересек комнату и схватил Райля за руки.
— Ты не мог бы обрадовать меня больше, — заявил он, сжимая руки Райля. — А что она думает по этому поводу?
Райль заколебался;
— Точно не знаю.
Ему пришла в голову мысль, что если бы то, что сказал Карр, было правдой, то отец не радовался бы этому, — наоборот, он был бы в ярости. В момент, когда он осознал, что Карр, как обычно, солгал ему, Райль почувствовал себя так, как будто перед ним расступилось море.
Он улыбнулся.
— Я думал… ну… когда она убежала в середине ночи… я думал, что когда мы приедем в Миллтаун… Но теперь она уехала…
— Черт подери! Почему ты не сказал нам, откуда дует ветер? Джо не стала бы так настраивать Джинкс, если бы знала о ваших взаимоотношениях!
Митч засмеялся счастливым смехом.
— Так вот в чем было дело!
— Так вы не возражаете против того, чтобы я ухаживал за Джинкс? И против того, чтобы… если она согласна?
— Возражаю? Черт, сын, я не мог бы быть более обрадованным.
Райль вытер влажные ладони.
— Есть только еще одна вещь, которую я хотел бы выяснить, если вы не возражаете, сэр. Ходят сплетни… то есть… я слышал, что…
Митч нахмурился.
— Что ты слышал?
Он отщипнул кончик сигары, зажег ее и пристально посмотрел на Райля — О вас и… моей матери.
— Твоя мать была замечательной женщиной, Райль. О да. — Он выдохнул дым. — Наверное, мне следовало бы рассказать тебе то немногое, что я знаю, но ты никогда не спрашивал меня.
Райль в тревоге смотрел на то, как Митч выпустил облако дыма.
— Я познакомился с ней во Фриско на одной из вечеринок Лилли Койт. Гейл — твоя мать — пела на ней. — Он усмехнулся. — Не то чтобы она была очень хорошей певицей, но миссис Койт старалась помочь ей. Видишь ли, твоя мать тогда уже носила тебя, а ее муж — твой отец — ушел от нее.
— Так это не правда, что вы — мой… мой…
— Что я твой настоящий отец? — Митч закинул голову и рассмеялся. — Неужели кумушки все еще судачат об этом?
— Но если вы не отец мне, зачем же привезли меня в Хэрроугейт? Почему я не остался жить с дядей Алексом?
— Потому, что жена Алекса очень болезненно тебя воспринимала. И потому, что в то время у нас был только один ребенок. И потому, что мне очень нравилась твоя мать. — Он положил Райлю руку на плечо. — Я был бы очень рад быть тебе настоящим отцом, но ведь тогда вы с Джинкс не смогли бы пожениться, правда? А я очень хочу этого.
Райль с облегчением вздохнул, он почувствовал, как напряжение последних дней отпускает его.
— Я боялся, что это правда… что, может быть, Джинкс узнала об этом и потому уехала.
— Ну, если она и слышала что-то об этом, то я скоро сумею ее разубедить. Не знаю даже, с чего начались эти слухи, но, наверное, просто люди любят судачить. Я только воспитал тебя, Райль, так что не волнуйся больше об этом.
— Есть еще одна вещь…
— Какая?
— Есть ли какая-нибудь причина, по которой мать стала бы возражать против того, чтобы я женился на Джинкс?
— Джо? — Митч рассмеялся. — Боже, конечно, нет. Она будет рада до смерти. Она любит тебя так же сильно, как и я. Черт, мы не могли бы любить тебя больше, если бы ты был нашим собственным сыном. — Он нежно обнял Райля. — А теперь ты и будешь им. Если, конечно, тебе удастся убедить мою упрямую дочь, чтобы она сказала «да».
— О, я сумею убедить ее, не стоит беспокоиться об этом.
Теперь Райль знал наверняка, что случилось. Карр добрался до Джинкс. Он соврал ей так же, как соврал и Райлю. И она поверила этим глупостям об отце и матери, поверила, что она — его сестра! Бедная Джинкс! Дорогая… Что ж она, должно быть, выстрадала за последние два месяца!
— И еще одно, сэр, — не могли бы мы сохранить наш разговор в тайне до того, как я поговорю с Джинкс?
— Как скажешь, сын. Я не скажу никому ни слова — даже Джо не скажу. Мне будет трудно смолчать, но я это обещаю.
Теперь Райль ждал, когда Джинкс приедет из Сан-Франциско, ждал с радостью, уверенный в том, что все у них будет хорошо.
И вот наступила суббота — день, когда Райль должен был ехать в Миллтаун, чтобы начать учебу, — день, когда он увидит Джинкс. Он нащупал у себя в кармане маленькую коробочку. Внутри нее в гнездышке из ваты лежали сережки, сделанные из орегонского нефрита, — подарок для его возлюбленной. Эти кусочки жада он нашел в русле Гремучей реки еще два года назад. Он хотел подарить их ей, но не осмеливался. В последние два месяца он работал над ними постоянно, изготавливая для них оправу из серебра. Мысленно он видел серьги на Джинкс, видел, как они раскачиваются и сверкают в ее ушах, видел в них отражение ее смеющихся зеленых глаз. Нефрит был таким живым камнем, и серьги из него очень подошли бы смелой и стремительной Джинкс. Райль ждал-недождался, когда сможет подарить их ей. Он не знал, что случилось с ней в тот последний день, но что бы там ни было, Джинкс никогда долго не сердилась на него.
Они сидели в лодке и плыли по течению к Миллтауну, и тут Митч сказал то, что заставило Райля вскочить.
— Надеюсь, Джинкс нравится во Фриско, — сказал он. — По крайней мере она, вероятно, справилась со своими проблемами.
Джо улыбнулась.
— Я же говорила тебе, что она нуждается только в смене обстановки. Наконец Райль обрел голос:
— А что Джинкс делает в Сан-Франциско?
— А разве мама не говорила тебе? Она поехала туда с Эриком и Уилли, чтобы посмотреть на новый немецкий парусник.
— Ну вот, все Джинкс да Джинкс, только она развлекается, — пробормотала Эдит.
— Ничего, дорогая. — Джо потрепала дочь по руке. — Мы поедем в декабре за подарками к Рождеству, и ты сможешь купить себе новые платья. Ну как, вдохновляет тебя такая перспектива?
— А Карр приедет? Он приедет на Рождество домой, мама?
Райль, занятый борьбой со своими чувствами, не слышал, что ответили Эдит на этот вопрос. Целых два месяца он ждал сегодняшнего дня. Это помогало ему сохранить разум в течение мучительнейших пятидесяти девяти дней — и вот теперь это.
Он не увидит ее. Она уехала.
— А когда Джинкс вернется? — несколько грубовато спросил он.
Он увидел, что отец как-то странно смотрит на него, и только тут заметил, что судорожно сжимает и разжимает кулаки на коленях.
Он глубоко вздохнул и вытянул их. Райль почувствовал, как напряжены мышцы его ног.
— Она пробудет в Калифорнии две недели, — ответил Митч. Он выглядел озадаченным и встревоженным.
Глаза Райля были устремлены в сторону долины, но не видели ни шершавых скал, ни бегущей воды. Митч снова заговорил, но Райль не повернулся к нему. В ушах его звучали слова Карра, которые тот произнес, зайдя в комнату Райля перед отъездом в лагерь на лесозаготовки:
— Полагаю, теперь-то ты думаешь, что унаследуешь весь бизнес? — съязвил Карр. — Ты думаешь, что из-за того, что отец злится на меня, он оставит тебе компанию? Так можешь не рассчитывать на это, приятель. Моя мать хоть и растила тебя как сына, от этого ты не перестал быть незаконнорожденным.
— Уходи, Карр. У меня и так слишком много проблем, чтоб разбираться еще и с твоими.
— Да уж, проблем у тебя хватает. Хочешь узнать, почему Джинкс уехала посреди ночи? Так я скажу тебе.
Теперь Райль внимательно слушал его.
— Она узнала про отца и его шлюху в Сан-Франциско — твою мать. Джинкс поняла, что ты — наполовину брат ей. Вот почему она сбежала.
— Ты лжешь! Карр зло засмеялся:
— А если отец когда-либо узнает, что ты путаешься со своей собственной сестрой, он оставит тебя без гроша.
Райль был ошеломлен услышанным. Он настолько ужаснулся от мысли, что может быть братом Джинкс, что не слышал больше ни слова из змеиных речей Карра.
И теперь, работая над сережками для Джинкс, Райль жил в страхе, что Карр сказал правду. «О, пусть это будет ложью, — молил он. — Она не может быть настоящей сестрой мне. Карр солгал. Карр всегда врет».
Но что, если это было правдой? И что, если Карр сказал об этом Джинкс, и это заставило ее уехать?
Сначала Райль хотел поехать к отцу и прямо спросить его об этом, но последние слова Джинкс, в которых она умоляла не говорить с отцом, остановили его. Теперь для того, чтобы поговорить с кем-то об этом, или даже для того, чтобы начать поиски истины, ему необходимо было снова увидеться с Джинкс.
Она любит его. Он знал это. Он знал также, что может сломать все препятствия на пути к их браку. Если он действительно наполовину ее брат, то нет никакой надежды.
Он не мог смотреть на отца. Ему едва удавалось спокойно сидеть в лодке. Он так рассчитывал увидеться сегодня с Джинкс. Теперь он должен ждать еще две недели, пока она вернется из Сан-Франциско.
В гостиной Эйлин собирались гости на воскресный концерт, когда Митч знаком показал Райлю проследовать за ним.
— С тех пор, как мы здесь, мы ни на миг не оставались одни, — сказал Митч, закрывая за ним дверь. — Садись, сын. Думаю, нам надо поговорить.
Райль уселся в черное кожаное кресло, а Митч вынул сигару и облокотился на каминную полку.
— Ведь тебя что-то гложет, сын, и я очень хочу помочь тебе, если только могу. Комок застрял в горле Райля.
— Так ты хочешь поговорить со мной о твоих проблемах?
— Я бы рад, отец, но…
— Что-то связанное с Джинкс? Вы поссорились?
— Нет, не ссорились. — Райль не знал, что сказать. Джинкс заставила его пообещать не говорить с отцом об их помолвке, но неожиданно он понял, что должен сказать о ней. Ведь она убежала от него и тем самым нарушила все обещания, ведь так?
— Я люблю Джинкс, сэр. Я хочу жениться на ней.
Лицо Митча засветилось от удовольствия. Он быстро пересек комнату и схватил Райля за руки.
— Ты не мог бы обрадовать меня больше, — заявил он, сжимая руки Райля. — А что она думает по этому поводу?
Райль заколебался;
— Точно не знаю.
Ему пришла в голову мысль, что если бы то, что сказал Карр, было правдой, то отец не радовался бы этому, — наоборот, он был бы в ярости. В момент, когда он осознал, что Карр, как обычно, солгал ему, Райль почувствовал себя так, как будто перед ним расступилось море.
Он улыбнулся.
— Я думал… ну… когда она убежала в середине ночи… я думал, что когда мы приедем в Миллтаун… Но теперь она уехала…
— Черт подери! Почему ты не сказал нам, откуда дует ветер? Джо не стала бы так настраивать Джинкс, если бы знала о ваших взаимоотношениях!
Митч засмеялся счастливым смехом.
— Так вот в чем было дело!
— Так вы не возражаете против того, чтобы я ухаживал за Джинкс? И против того, чтобы… если она согласна?
— Возражаю? Черт, сын, я не мог бы быть более обрадованным.
Райль вытер влажные ладони.
— Есть только еще одна вещь, которую я хотел бы выяснить, если вы не возражаете, сэр. Ходят сплетни… то есть… я слышал, что…
Митч нахмурился.
— Что ты слышал?
Он отщипнул кончик сигары, зажег ее и пристально посмотрел на Райля — О вас и… моей матери.
— Твоя мать была замечательной женщиной, Райль. О да. — Он выдохнул дым. — Наверное, мне следовало бы рассказать тебе то немногое, что я знаю, но ты никогда не спрашивал меня.
Райль в тревоге смотрел на то, как Митч выпустил облако дыма.
— Я познакомился с ней во Фриско на одной из вечеринок Лилли Койт. Гейл — твоя мать — пела на ней. — Он усмехнулся. — Не то чтобы она была очень хорошей певицей, но миссис Койт старалась помочь ей. Видишь ли, твоя мать тогда уже носила тебя, а ее муж — твой отец — ушел от нее.
— Так это не правда, что вы — мой… мой…
— Что я твой настоящий отец? — Митч закинул голову и рассмеялся. — Неужели кумушки все еще судачат об этом?
— Но если вы не отец мне, зачем же привезли меня в Хэрроугейт? Почему я не остался жить с дядей Алексом?
— Потому, что жена Алекса очень болезненно тебя воспринимала. И потому, что в то время у нас был только один ребенок. И потому, что мне очень нравилась твоя мать. — Он положил Райлю руку на плечо. — Я был бы очень рад быть тебе настоящим отцом, но ведь тогда вы с Джинкс не смогли бы пожениться, правда? А я очень хочу этого.
Райль с облегчением вздохнул, он почувствовал, как напряжение последних дней отпускает его.
— Я боялся, что это правда… что, может быть, Джинкс узнала об этом и потому уехала.
— Ну, если она и слышала что-то об этом, то я скоро сумею ее разубедить. Не знаю даже, с чего начались эти слухи, но, наверное, просто люди любят судачить. Я только воспитал тебя, Райль, так что не волнуйся больше об этом.
— Есть еще одна вещь…
— Какая?
— Есть ли какая-нибудь причина, по которой мать стала бы возражать против того, чтобы я женился на Джинкс?
— Джо? — Митч рассмеялся. — Боже, конечно, нет. Она будет рада до смерти. Она любит тебя так же сильно, как и я. Черт, мы не могли бы любить тебя больше, если бы ты был нашим собственным сыном. — Он нежно обнял Райля. — А теперь ты и будешь им. Если, конечно, тебе удастся убедить мою упрямую дочь, чтобы она сказала «да».
— О, я сумею убедить ее, не стоит беспокоиться об этом.
Теперь Райль знал наверняка, что случилось. Карр добрался до Джинкс. Он соврал ей так же, как соврал и Райлю. И она поверила этим глупостям об отце и матери, поверила, что она — его сестра! Бедная Джинкс! Дорогая… Что ж она, должно быть, выстрадала за последние два месяца!
— И еще одно, сэр, — не могли бы мы сохранить наш разговор в тайне до того, как я поговорю с Джинкс?
— Как скажешь, сын. Я не скажу никому ни слова — даже Джо не скажу. Мне будет трудно смолчать, но я это обещаю.
Теперь Райль ждал, когда Джинкс приедет из Сан-Франциско, ждал с радостью, уверенный в том, что все у них будет хорошо.
ДЖИНКС
Осень 1886
«Тихоокеанскую колдунью» загрузили в четверг, на один день раньше намеченного, но к тому времени все вокруг было затянуто густым белым туманом.
— Будь наготове, — предупредил ее Эрик, — мы отплываем, как только рассеется туман.
— А как мы ускользнем от дяди Уилли?
— Очень просто. Скажи только, что ты не в настроении, и иди наверх в свою комнату. Я пошлю матроса за твоим чемоданом.
— А ты не уплывешь без меня?
Его глаза смотрели на нее с нежностью.
— Ты же знаешь, что нет. Ты приворожила меня. Рыжая. В тот момент, когда я поцеловал тебя, я пропал.
Противоречивые чувства снедали ее, но она ослепительно улыбнулась ему. Она знала, что ветер растрепал ее аккуратно уложенные волосы, но в зеркале увидела, что он, кроме того, придал ее медовой коже великолепный румянец. Джинкс была в новом платье, которое Эрик помог ей выбрать и которое, она сознавала это, очень ей шло. Платье имело очень низкий вырез и было слишком смелым для того, чтобы появиться в нем к завтраку, не говоря уж о том, что Джинкс не было еще и шестнадцати лет. Но она видела, как смотрит Эрик на ее грудь, и поняла, что потеря интереса с его стороны ей не грозит.
К счастью, дядя Уилли почти все время с тех пор, как они приехали, был не в настроении и находился у себя в комнате. Вот и сейчас он просил, чтоб они завтракали без него, так как ему немного нездоровится. Джинкс надеялась на то, что туман скоро рассеется и они смогут уплыть до того, как он поправится.
Ее чемоданы уже не единожды упаковывались и были готовы к отплытию. Она написала короткую записку дяде Уилли и длинное письмо матери и отцу. В записке Уилли говорилось только о том, что она уплывает с Эриком на «Тихоокеанской колдунье» и что они собираются пожениться на Гавайях. Письмо изобиловало многочисленными деталями, касающимися убранства корабля, и содержало в себе просьбу о родительском благословении.
«Эрик говорит, что через неделю мы будем в Гонолулу, — писала она. — Там мы поженимся». И заканчивала письмо тем, что просила передать всем привет, и сообщала, что не увидит их теперь уже долго, хоть и будет думать о них каждый день: «Уверена, что так будет лучше».
Последняя часть предназначалась ею для Райля, и она была уверена в том, что он поймет это. Он не узнает, почему она оставила его, но поймет, что, хотя между ними и все кончено, она никогда его не забудет.
Письма она спрятала в верхнем ящике тумбочки в отеле. Дядя Уилли найдет их, когда они уплывут на корабле.
Туман начал рассеиваться к полудню. Дядя ее все еще оставался в своей комнате.
Эрик улыбнулся ей.
— То, что отец позволил себе лишнего вчера вечером, оказалось очень удачным для нас. К четырем туман совсем рассеется. Иди сейчас в свою комнату и собирайся.
Когда Джинкс встала, чтобы уйти, он схватил ее за руку и посмотрел ей прямо в глаза.
— Ты уверена, Рыжая? Ведь повернуть назад будет невозможно, когда ты окажешься на борту корабля. Ты будешь делить со мной каюту, и о тебе будут говорить как о женщине капитана. Ты уверена, что хочешь именно этого?
Сердце ее заколотилось, перед глазами встал Райль — такой, каким он был той ночью, — с растрепанными золотыми волосами, с выражением безграничной любви. «Навсегда», — сказал он. Ноги едва держали Джинкс, но голос прозвучал спокойно.
— Да, я уверена, — сказала она. Ступив на борт «Тихоокеанской колдуньи», Джинкс как бы разорвала узы, связывающие ее с Хэрроу. Теперь она стояла, закутанная в шерстяной плащ, на палубе и пыталась побороть чувство неуверенности в правильности своего решения, переполнявшее ее. Если уж «Колдунья» отчалит, будет слишком поздно что-либо делать. Как говорит мама: «После драки кулаками не машут».
Корабельный колокол прозвонил, и тут на палубе возникло смятение. С кораблем поравнялась лодка, и Джинкс увидела, что дядя Уилли прыгнул на борт, даже не дождавшись, пока ему спустят трап. Она набросила капюшон и быстро побежала по палубе. Послышались громкие крики и топот ног. Глянув через плечо, она увидела, что вокруг корабля кишмя кишат полицейские. Она втянула голову в плечи, побежала — и наткнулась на смуглого мальчика, появившегося как будто из-под земли.
— Миссис капитанская леди! — крикнул он, очевидно испугавшись, что столкнулся с ней.
— Крау, — задохнулась Джинкс. — О, Крау, ты должен спрятать меня.
То был двенадцатилетний высокий и жилистый житель нью-йоркских трущоб. Он бросил быстрый взгляд в сторону средней палубы, на которой стоял Эрик, разговаривая с оживленно жестикулирующим дядей Уилли. Рядом стояли несколько полицейских в форме. От их внимания невозможно было укрыться.
— Идите сюда, миссис капитанская леди, — Крау повел ее в трюм.
— Они найдут меня. Они знают, что я здесь. Они обыщут весь корабль. — Глаза ее скользнули по фонарю, ряду узких банок и остановились на серой рубашке, небрежно брошенной на столе. Рубашка была как будто послана в ответ на ее молитвы. Мама как-то сбежала в такой, вспомнила Джинкс рассказ матери о том, как, переодевшись мужчиной, она смогла удрать от злого пациента.
Джинкс расстегнула пуговицы и сбросила свой плащ. Она повернулась к мальчику:
— Найди мне быстрее одежду — матросскую одежду. Мне нужны брюки и рубашка. — Она подумала немного. — И куртка. И что-нибудь, чтобы спрятать волосы.
Мальчик насмешливо улыбнулся:
— Миссис капитанская леди желает одеть мои штаны?
— Миссис капитанская леди будет рада всему, что подойдет ей. Не стой же! Они будут здесь с минуты на минуту.
Он притащил ей морские штаны, линялую майку, голубую рубаху и гороховую куртку. С верхней полки достал ярко-голубую ленту.
— Чтобы спрятать волосы, — сказал он. — Я подожду наверху. Вам следует поторопиться, миссис капитанская леди. Те копы не будут дожидаться приглашения.
— Спасибо, Крау.
Джинкс быстро разделась и нарядилась в принесенную одежду, при этом она чуть не подавилась от смеха, глянув на свою грудь, выпирающую под голубой рубашкой. Мешковатая гороховая куртка, которую она нацепила сверху, помогла ей скрыть фигуру. Затем Джинкс завязала волосы, надела пиратскую ленту и шляпу, которая висела на гвоздике над одной из скамеек.
Голые ступни выдавали ее — слишком белые, слишком чистые. Она вывозила их в пыли на полу, потом зачерпнула немного грязи, чтоб замаскировать руки и лицо.
Глубоко вздохнув, Джинкс пошла к Крау на палубу. Он чуть не присвистнул от удивления, увидев ее, но вовремя спохватился и осторожно огляделся. Полицейские уже обшаривали спасательные шлюпки.
— Пошли, миссис капитанская леди, — прошептал он, — лучше всего, если вы побудете на корме с моим дядей.
И он привел ее туда. Они уже почти пришли, когда у мостика раздался голос Эрика:
— Слушайте, Крау, идите на кухню и скажите коку, что мне для моих гостей нужен горячий кофе.
— Господи Иисусе, как ты можешь думать о кофе в такой момент? — Это был дядя Уилли, вид у него был жалкий. — Митч убьет меня. Но что я мог поделать, если меня тошнило, а? Она должна быть где-то здесь! Куда еще она могла деться? А я-то доверился тебе, Эрик! Как, черт возьми, ты мог уйти и оставить ее одну?
Тут Джинкс вошла в кормовую каюту и перестала слышать, о чем они говорят. Она лихорадочно соображала. Так дядя Уилли еще не нашел ее записки! Он не знал, а только догадывался. Должно быть, он ходил в ее комнату и обнаружил, что одежда исчезла, поэтому-то и приехал к «Колдунье», чтоб проверить, нет ли на ней Джинкс.
Джинкс сожалела, что он так расстроился. Но когда он вернется в отель, то найдет ее записку, и все будет в порядке.
Меньше чем через тридцать минут дядя Уилли и полицейские уехали. Корабль двинулся и вскоре покинул гавань.
Они плыли по заливу, гонимые легким ветерком, волны набегали одна на другую, и тонкие белесые облака медленно перемещались по одну сторону от этой бесконечной синевы. Джинкс посмотрела на удаляющуюся землю и вздохнула-с облегчением. Только теперь она поняла, в каком напряжении находилась, когда полиция обыскивала судно, особенно в тот момент, когда один из них практически смотрел ей в глаза.
«Тихоокеанскую колдунью» загрузили в четверг, на один день раньше намеченного, но к тому времени все вокруг было затянуто густым белым туманом.
— Будь наготове, — предупредил ее Эрик, — мы отплываем, как только рассеется туман.
— А как мы ускользнем от дяди Уилли?
— Очень просто. Скажи только, что ты не в настроении, и иди наверх в свою комнату. Я пошлю матроса за твоим чемоданом.
— А ты не уплывешь без меня?
Его глаза смотрели на нее с нежностью.
— Ты же знаешь, что нет. Ты приворожила меня. Рыжая. В тот момент, когда я поцеловал тебя, я пропал.
Противоречивые чувства снедали ее, но она ослепительно улыбнулась ему. Она знала, что ветер растрепал ее аккуратно уложенные волосы, но в зеркале увидела, что он, кроме того, придал ее медовой коже великолепный румянец. Джинкс была в новом платье, которое Эрик помог ей выбрать и которое, она сознавала это, очень ей шло. Платье имело очень низкий вырез и было слишком смелым для того, чтобы появиться в нем к завтраку, не говоря уж о том, что Джинкс не было еще и шестнадцати лет. Но она видела, как смотрит Эрик на ее грудь, и поняла, что потеря интереса с его стороны ей не грозит.
К счастью, дядя Уилли почти все время с тех пор, как они приехали, был не в настроении и находился у себя в комнате. Вот и сейчас он просил, чтоб они завтракали без него, так как ему немного нездоровится. Джинкс надеялась на то, что туман скоро рассеется и они смогут уплыть до того, как он поправится.
Ее чемоданы уже не единожды упаковывались и были готовы к отплытию. Она написала короткую записку дяде Уилли и длинное письмо матери и отцу. В записке Уилли говорилось только о том, что она уплывает с Эриком на «Тихоокеанской колдунье» и что они собираются пожениться на Гавайях. Письмо изобиловало многочисленными деталями, касающимися убранства корабля, и содержало в себе просьбу о родительском благословении.
«Эрик говорит, что через неделю мы будем в Гонолулу, — писала она. — Там мы поженимся». И заканчивала письмо тем, что просила передать всем привет, и сообщала, что не увидит их теперь уже долго, хоть и будет думать о них каждый день: «Уверена, что так будет лучше».
Последняя часть предназначалась ею для Райля, и она была уверена в том, что он поймет это. Он не узнает, почему она оставила его, но поймет, что, хотя между ними и все кончено, она никогда его не забудет.
Письма она спрятала в верхнем ящике тумбочки в отеле. Дядя Уилли найдет их, когда они уплывут на корабле.
Туман начал рассеиваться к полудню. Дядя ее все еще оставался в своей комнате.
Эрик улыбнулся ей.
— То, что отец позволил себе лишнего вчера вечером, оказалось очень удачным для нас. К четырем туман совсем рассеется. Иди сейчас в свою комнату и собирайся.
Когда Джинкс встала, чтобы уйти, он схватил ее за руку и посмотрел ей прямо в глаза.
— Ты уверена, Рыжая? Ведь повернуть назад будет невозможно, когда ты окажешься на борту корабля. Ты будешь делить со мной каюту, и о тебе будут говорить как о женщине капитана. Ты уверена, что хочешь именно этого?
Сердце ее заколотилось, перед глазами встал Райль — такой, каким он был той ночью, — с растрепанными золотыми волосами, с выражением безграничной любви. «Навсегда», — сказал он. Ноги едва держали Джинкс, но голос прозвучал спокойно.
— Да, я уверена, — сказала она. Ступив на борт «Тихоокеанской колдуньи», Джинкс как бы разорвала узы, связывающие ее с Хэрроу. Теперь она стояла, закутанная в шерстяной плащ, на палубе и пыталась побороть чувство неуверенности в правильности своего решения, переполнявшее ее. Если уж «Колдунья» отчалит, будет слишком поздно что-либо делать. Как говорит мама: «После драки кулаками не машут».
Корабельный колокол прозвонил, и тут на палубе возникло смятение. С кораблем поравнялась лодка, и Джинкс увидела, что дядя Уилли прыгнул на борт, даже не дождавшись, пока ему спустят трап. Она набросила капюшон и быстро побежала по палубе. Послышались громкие крики и топот ног. Глянув через плечо, она увидела, что вокруг корабля кишмя кишат полицейские. Она втянула голову в плечи, побежала — и наткнулась на смуглого мальчика, появившегося как будто из-под земли.
— Миссис капитанская леди! — крикнул он, очевидно испугавшись, что столкнулся с ней.
— Крау, — задохнулась Джинкс. — О, Крау, ты должен спрятать меня.
То был двенадцатилетний высокий и жилистый житель нью-йоркских трущоб. Он бросил быстрый взгляд в сторону средней палубы, на которой стоял Эрик, разговаривая с оживленно жестикулирующим дядей Уилли. Рядом стояли несколько полицейских в форме. От их внимания невозможно было укрыться.
— Идите сюда, миссис капитанская леди, — Крау повел ее в трюм.
— Они найдут меня. Они знают, что я здесь. Они обыщут весь корабль. — Глаза ее скользнули по фонарю, ряду узких банок и остановились на серой рубашке, небрежно брошенной на столе. Рубашка была как будто послана в ответ на ее молитвы. Мама как-то сбежала в такой, вспомнила Джинкс рассказ матери о том, как, переодевшись мужчиной, она смогла удрать от злого пациента.
Джинкс расстегнула пуговицы и сбросила свой плащ. Она повернулась к мальчику:
— Найди мне быстрее одежду — матросскую одежду. Мне нужны брюки и рубашка. — Она подумала немного. — И куртка. И что-нибудь, чтобы спрятать волосы.
Мальчик насмешливо улыбнулся:
— Миссис капитанская леди желает одеть мои штаны?
— Миссис капитанская леди будет рада всему, что подойдет ей. Не стой же! Они будут здесь с минуты на минуту.
Он притащил ей морские штаны, линялую майку, голубую рубаху и гороховую куртку. С верхней полки достал ярко-голубую ленту.
— Чтобы спрятать волосы, — сказал он. — Я подожду наверху. Вам следует поторопиться, миссис капитанская леди. Те копы не будут дожидаться приглашения.
— Спасибо, Крау.
Джинкс быстро разделась и нарядилась в принесенную одежду, при этом она чуть не подавилась от смеха, глянув на свою грудь, выпирающую под голубой рубашкой. Мешковатая гороховая куртка, которую она нацепила сверху, помогла ей скрыть фигуру. Затем Джинкс завязала волосы, надела пиратскую ленту и шляпу, которая висела на гвоздике над одной из скамеек.
Голые ступни выдавали ее — слишком белые, слишком чистые. Она вывозила их в пыли на полу, потом зачерпнула немного грязи, чтоб замаскировать руки и лицо.
Глубоко вздохнув, Джинкс пошла к Крау на палубу. Он чуть не присвистнул от удивления, увидев ее, но вовремя спохватился и осторожно огляделся. Полицейские уже обшаривали спасательные шлюпки.
— Пошли, миссис капитанская леди, — прошептал он, — лучше всего, если вы побудете на корме с моим дядей.
И он привел ее туда. Они уже почти пришли, когда у мостика раздался голос Эрика:
— Слушайте, Крау, идите на кухню и скажите коку, что мне для моих гостей нужен горячий кофе.
— Господи Иисусе, как ты можешь думать о кофе в такой момент? — Это был дядя Уилли, вид у него был жалкий. — Митч убьет меня. Но что я мог поделать, если меня тошнило, а? Она должна быть где-то здесь! Куда еще она могла деться? А я-то доверился тебе, Эрик! Как, черт возьми, ты мог уйти и оставить ее одну?
Тут Джинкс вошла в кормовую каюту и перестала слышать, о чем они говорят. Она лихорадочно соображала. Так дядя Уилли еще не нашел ее записки! Он не знал, а только догадывался. Должно быть, он ходил в ее комнату и обнаружил, что одежда исчезла, поэтому-то и приехал к «Колдунье», чтоб проверить, нет ли на ней Джинкс.
Джинкс сожалела, что он так расстроился. Но когда он вернется в отель, то найдет ее записку, и все будет в порядке.
Меньше чем через тридцать минут дядя Уилли и полицейские уехали. Корабль двинулся и вскоре покинул гавань.
Они плыли по заливу, гонимые легким ветерком, волны набегали одна на другую, и тонкие белесые облака медленно перемещались по одну сторону от этой бесконечной синевы. Джинкс посмотрела на удаляющуюся землю и вздохнула-с облегчением. Только теперь она поняла, в каком напряжении находилась, когда полиция обыскивала судно, особенно в тот момент, когда один из них практически смотрел ей в глаза.