Страница:
– Нет, там не кошка пробежала, а, простите, женщина. И здесь-то я была виноватой… Вы знаете, я такая правдолюбка, люблю, чтобы все было по правде. А дело было так: у нас в театре вышел спектакль «Мадам Бовари», в котором была занята актриса Еремеева, жена Ильинского. И я почему-то бросила ему упрек: «Игорь Владимирович, ну как вы могли отдать роль мадам Бовари актрисе с такой фигурой?». Вы представляете, такое заявить мужу актрисы? Ильинский оторопел. Не дав ему опомниться, я продолжала натиск: «Давайте я ее сыграю». И Игорь Владимирович невозмутимо парировал: «Ну, зачем же сразу мадам Бовари, давайте что-нибудь другое…». Сказал как-то приглушенно, и только спустя время я поняла, что натворила… И не то чтобы я была глупая, я была простой советской комсомолкой-правдорубкой. После этого Ильинский стал меня, как говорится, сживать со света, уничтожать.
Так что мои многолетние антракты в театре – это результат моего, как вы сказали, тяжелого характера. Кстати, в результате инцидента с Ильинским со мной приключился такой эпизод. Я сыграла роль в пьесе Островского «Без вины виноватые», и работа, как мне показалось, получилась удачной. «Надо бы ее записать для показа по телевидению», – подумала я. И пошла к тогдашнему председателю Гостелерадио Лапину. Пошла, зная, что Ильинский предпринимал кое-какие ходы, чтобы записи со мной не было.
Лапин меня принял и, выслушав, сказал: «Что же вы, товарищ Быстрицкая, скромнее надо быть, нескромно сниматься на фоне портрета Ермоловой». Я говорю: «Простите, пожалуйста, у нас выход на сцену через Ермоловское фойе, иначе на сцену не пройдешь. И каждый раз волей-неволей приходится стоять под портретом Ермоловой. А эта актриса – наша святыня».
Лапина мой ответ не удовлетворил. Нервно выслушав меня, он настоял: «И все же это нескромно».
И тут я обращаю внимание, что за спиной Лапина портрет Ленина. И говорю ему: «А ведь вы сидите на фоне портрета Ленина. Это тоже нескромно?». Лапин не нашелся, что ответить, но, по-видимому, тут же дал команду «не впускать к нему Быстрицкую».
– А сталкивались ли вы с тем, что вас кто-то не узнавал или не знал вовсе?
– Вы знаете, и смешно, и грустно: чтобы пройти на дачу, постовому охраннику, молоденькому милиционеру, мне всякий раз нужно было показывать пропуск. Как-то я его спросила: «Вы что, меня не знаете?» Постовой растерянно ответил: «Знаю, но порядок есть порядок».
Вне всякого сомнения, Э. Быстрицкая – одна из самых красивых актрис и женщин России, которую в свое время приглашали сниматься западные продюсеры. Но, как считают психологи, «обслуживать» свою красоту женщинам бывает нелегко, и они волей-неволей страдают. Биографы Быстрицкой приводят такие эпизоды в ее жизненной и творческой судьбе. В стенах театрального института Быстрицкая считалась и лучшей ученицей, и одной из первых красавиц. За ней пытались ухаживать многие студенты, но найти отклик в ее душе и сердце практически никому не удавалось: Быстрицкая в общении с юношами не позволяла себе никаких вольностей. Не все ее сверстники понимали, что в свои 20 лет она уже многое повидала и пережила. Говорят, своих ухажеров Элина осаживала банальным способом – с помощью пощечин. На последнем курсе института эту «награду» получили сразу три студента.
Один из эпизодов получил широкую огласку и привел к драматическому исходу. 21 января 1953 года, в день траурной даты со дня смерти Ленина, в Киевском институте театрального искусства студенты выступали с поэтическими виршами, посвященными Ленину. Быстрицкая читала сказку о Ленине Натальи Забилы. И тут некий второкурсник незаметно подкрался к ней и, шутя, свистнул ей из пищалки в ухо. В ответ парень получил увесистую оплеуху. Вышел скандал, «мелкому хулиганству» Быстрицкой дали ход. Ее вызвали в ректорат и потребовали написать заявление о переводе в другой вуз. Быстрицкая ответила: «Если вывесят приказ о моем отчислении, то вы меня найдете в Днепре». Начальство знало, что студентка не шутит, с нее станется. Тогда было решено ее судьбу переложить на плечи комсомольской организации. Но собрание по делу Быстрицкой из-за смерти Сталина пришлось отложить, его назначили на середину марта.
Всем мерещились происки врагов народа и заговоры империалистов. Атмосфера на собрании была гнетущей, Быстрицкой инкриминировали черт знает что. Одни говорили: «Враг не дремлет», другие вспомнили, что она отказалась танцевать со студентом Икс, потому что от него «деревней пахнет». Элина потом уточнила, что такое было, но она всего лишь не хотела танцевать с неопрятным человеком. Подавляющим числом голосов было принято решение – студентку Быстрицкую исключить из комсомола и просить дирекцию отчислить из института. Для нее это был тяжелейший удар, весь остаток ночи она лежала, не смыкая глаз, и думала о самоубийстве.
– Элина Авраамовна, кажется, ваш отец был резко против того, чтобы вы стали актрисой…
– Да, мой отец, военный врач, был человеком немногословным, характер у него был непростой. И когда я поехала сдавать документы в театральный, он поехал со мной, чтобы поговорить с ректором. «Объясните, пожалуйста, моей глупой дочери, что ей в вашем институте делать нечего», – сказал он ректору Ткаченко. И моя мечта о поступлении в театральный вуз отодвинулась на два года. При своем мнении отец оставался до того момента, пока не увидел меня на театральном дебюте в спектакле «Таня» по Арбузову.
– От дебюта – к вершине. Сыгранная вами роль Аксиньи в «Тихом Доне», простите за пафос, вознесла вас на олимп советского кинематографа. Герасимовско-шолоховский «Тихий Дон» с Быстрицкой – Аксиньей стал визитной карточкой отечественного кино. Честно говоря, я не вижу Нонну Мордюкову или, скажем, Руфину Нифонтову в роли любимой женщины лихого казака Григория Мелехова (актера Глебова). Я говорю это к тому – и говорю, наверное, банально, – что вы одна из самых красивых женщин XX века. Как вы относитесь к своей красоте?
– Ну, что тут скажешь – ведь моей заслуги в этом никакой. Все от Бога, от родителей…
– Так и вертится на языке выпавшая из какой-то песни сентенция: «Не родись красивой, а родись счастливой». Вы счастливы?
– Я, безусловно, счастлива, безусловно! Я достигла многого, о чем мечтала. Я стала актрисой, я попала в свой любимый Малый театр, я служу ему уже много лет, я хотела сыграть Аксинью – я ее сыграла… Мне грех на что-то жаловаться… (замолчала, задумалась. – Ф.М.), единственное, конечно, у меня нет детей… Ну, что ж, я не чувствую себя по этой причине несчастной…
2002
ОН ЛАСКОВО НАЗЫВАЛ ЕЕ «МАМКОЙ-РОДИНКОЙ»
Возможно, поэтому ее скупые воспоминания, ее свидетельства отрывочны, противоречивы и очень личностны. Ей, полуслепому, больному человеку, прикованному к кровати, нелегко общаться с людьми, и прежде всего с журналистами, жаждущими спустя более чем полвека узнать о людях и событиях, к которым была причастна Капитолина Васильева.
– Кому это нужно сегодня, – говорит она, – прошло столько лет, многие очевидцы в могиле. О Сталине пишут что хотят, больше врут.
– Но любое свидетельство, поведанное такими людьми, как вы, приближает к правде. Пусть к вашей, быть может, субъективной…
– Нынче все другое. Хоть я и дожила до этого другого, глаза бы на него не смотрели. Да и что толку, что дожила: пришли ко мне с телевидения, из программы «Кремль, 9», три часа вели съемку, ведущий расспрашивал, задавал вопросы, а показали совсем мало. Значит, то, что я знаю, никому не надо.
…В течение почти двух месяцев я тревожил подругу сына «вождя народов» просьбой поведать житейско-личные истории о кремлевских «небожителях». Какие интересные мемуары могла бы надиктовать Капитолина Георгиевна! Но, увы, ее время, считает она, ушло безвозвратно. Зачем тревожить могилы и память? Но Васильева не права: прошлое предопределяет будущее… Можно сказать еще точнее: без прошлого нет будущего.
Капитолина Васильева, известная спортсменка, стала женой сына Сталина примерно в конце 40-х годов. Почему примерно? Потому, что Василий Иосифович не обращал внимания на юридические «мелочи» в матримониальных делах, и два брака из трех не были зарегистрированы в загсе. Просто два молодых человека вдруг стали жить одной семьей. Жили они в известном москвичам особняке на Гоголевском бульваре, 7. Как вспоминают те, кто побывал внутри дома, это был прекрасный отреставрированный особняк с двумя приемными залами, кабинетом, бильярдной, кинозалом, спальней, адъютантской… Естественно, что весь интерьер был довольно стильно приведен в порядок мастерами – поражала дорогая мебель, изысканные ткани, редкие породы дерева. Но, как говорится, не в «мебелях» дело.
Капитолина Георгиевна не раз упоминала, что нежности в отношениях с мужем хватило на несколько месяцев. Больная для нее тема – слабость Василия Иосифовича к спиртному. Вот и в разговорах со мной Капитолина Георгиевна тоже не сдержалась:
– Ну как можно было с этим бороться?! Хотя я много здоровья отдала, чтобы избавить его от рюмки. Но сил не хватало. Я выискивала опытных врачей-наркологов, но все безрезультатно. Борьба за Василия оказалась мне не под силу. Пьяные оргии мужа отвращали меня от него, хотя, конечно же, когда он не пил, был нормальным человеком, добрым, внимательным, любящим.
Об искреннем отношении Капитолины Георгиевны к Василию Сталину свидетельствуют и другие. «Капитолину Васильеву вспоминаю с благодарностью, – говорит Александр Бурдонский, сын В. Сталина от первого брака, – да мы и теперь поддерживаем связи. Она была единственной в то время, кто по-человечески пытался помочь отцу».
Надо заметить, что Капитолина Георгиевна была очень известной в стране спортсменкой. Помню, мальчишкой, в конце сороковых годов сам увлекавшийся разными видами спорта, я то и дело слышал по радио о спортивных достижениях некой Васильевой. То она в очередной раз становилась чемпионкой и рекордсменкой Советского Союза, то побеждала в заплыве по Москве-реке, участвовала в зарубежных соревнованиях. А 19-кратное чемпионство по плаванию, мне кажется, и поныне не превзойдено ни в одном из видов спорта. Одним словом, Василий Сталин выбрал себе в жены достойную женщину, красивую, сильную, волевую.
– Пьянство – это особый разговор, – говорила мне собеседница, – но Василий был хорошим человеком. Во многом правильным. И летчицкое ремесло освоил не хуже других, и смелым был, и другом хорошим, детей любил… А безгрешных людей нет. А он еще и сыном Сталина был. Это непросто – быть сыном Сталина. Да и Светлана Аллилуева тоже далеко не безгрешна. Сколько о ней наговорено людьми, сколько она сама на себя наговорила в книгах, в интервью. А люди «жареного» только и ждут.
Вот и моего Василия наказали несправедливо: арестовали, осудили, в жестокую тюрьму отправили, где он, бедный, все восемь лет и отсидел. До слез мне было его жалко.
Мне тоже было очень жаль «рядового» арестанта Василия Сталина, когда я читал его письма из Владимирского централа (ставшие гласными благодаря стараниям юриста и публициста А. Сухомлинова), адресованные дорогой супруге Капитолине.
«Нахожусь: город Владимир (Владимирская тюрьма). По приезде обратиться надо к начальнику тюрьмы или его заместителю. Это письмо предъявить, и оно сослужит службу пропуска. Короче, меня вызовут. Добираться из Москвы можно: 1. Автобусом – 5 часов езды. 2. Поездом – 6 часов езды. 3. Автомашиной – 3–3,5 часа езды. Хорошо бы тебе приехать вместе со Светланой. Но если она не сможет… приезжай одна, не оттягивай приезд из-за нее. Захвати для меня денег. Без денег здесь туго. Купи сигарет «Ароматные» (пачек 100), и спички, и сахару… Ни с кем, даже с родными, пока не говори ни о чем… Сначала нужно повидаться. Жду, Василь. 9 января 1956 г.»
«Мамка милая! Первая ласточка… все же долетела. Жаль, что Линушка (Лина – дочь К. Васильевой от первого брака, удочеренная В. Сталиным. – Ф.М.) не написала ни строчки… Хотя ты далеко, но с письмом как будто приблизилась и находишься рядом. Не думал, что листок бумаги может так взволновать. Ты не представляешь, как приятно в этом «дворце» получить даже такое небольшое… теплое посланьице!.. Твое письмо лучше всяких лекарств, и раз оно греет меня – мне сам черт не страшен!.. Крепко всех целую. Твой Василь».
«Мамка-родинка! То, чего я боялся, произошло. Простудилась не только ты, так что это не автобус. Проклятая конура… Ты обязательно должна отлежаться. Это не шутка – здоровье. Сколько тебе ни говорил – ты бравируешь этим… Если мы на разных «полюсах» начнем хворать, то, кроме «аклюзии», ничего не получится…
Настроение у меня отвратительное, но твердость духа моего может тебя не беспокоить. Отец часто говорил: «Для того чтобы из железа получилась сталь, его надо бить». Сильный человек должен стать сильней от такой передряги, а слюнтяй расклеится… Мне очень трудно, вернее тяжело, но расклеиваться не собираюсь… Купи, пожалуйста, очки. Черт бы его побрал, этот паршивый городок, – нет даже оптической мастерской. С глазом у меня плохо…
Роднуля ты моя, береги себя… Хоть для меня береги. Жду, скучаю. Крепко тебя целую. Твой Василь. Расцелуй Линушку».
«3.4.1956. Милая ты моя! Соскучился я здорово… Родинка! Надо твердо договориться о свиданиях. Я понимаю, что не все зависит, конечно, от тебя: может быть, тебе приезжать в субботу после работы?.. Мамка, ты пишешь, что ученики твои не приносят тебе радости. Дорогая моя! Учить – дело нелегкое и подчас очень неблагодарное… Трудись, дорогая, время даст и тебе радостные минуты победы и удовлетворения… Прочитал о заслуженных тренерах. Как помнишь, мы много об этом говорили. Дело правильное и очень полезное. Мамка! Как у тебя с этим званием? Ведь кто-кто, а ты должна попасть в первую десятку… Только не психуй и не нервничай, если вздумают обойти. Конечно, обидно, ты заслужила больше других… Перетерпи и надейся на лучшее… Любимая ты моя! Жду. Очень жду. Крепко обнимаю и целую. Твой Василь».
Даже в отрывках приведенные письма, как мне кажется, производят впечатление своим человеческим «нутром», психологической приземленностью. Еще вчера Василий Сталин – что называется, первый парень, первый жених страны, плейбой-гуляка, безостановочный поддавала-балагур, человек, для которого не было ничего невозможного от Кремля до самых до окраин, нынче – арестант-сиделец, каких по великой стране в ту пору были миллионы, и совсем другой даже в отношениях с самой близкой ему женщиной: ласковый, предупредительный, внимательный, просящий… Да, ему сочувствуешь, его жалко. Но вот ведь характер – в письме он настаивает на том, чтобы жена-пловчиха добивалась звания «заслуженный тренер», – во все времена это было самое высшее и почетное звание для спортсмена. А кто, в сущности, лишил ее, Капитолину Васильеву, другого идентичного звания, как не он сам?
К. Васильева свидетельствует: «…C момента знакомства с Василием начался закат моей спортивной карьеры. Василий лишил меня звания «Заслуженный мастер спорта», чего я не могла ему простить. Он приревновал меня к спорту. Мне позвонили из Спорткомитета и сообщили, что мое удостоверение ЗМС давно лежит в сейфе, надо забрать. Я обрадовалась несказанно! Ответила, что завтра зайду. Василий переспросил, кто звонил. Я рассказала. Он тут же попросил адъютанта соединить его с председателем Спорткомитета и сказал тому, чтобы звания мне не присуждали. «Покончено со спортом», – вынес мне приговор. Я побежала в свою комнату, притащила все свои медали и швырнула ему в лицо: «На, подавись тем, что тебе не принадлежит!». Да, отношения «королевы спорта» и «наследного принца» ровными не назовешь. В них все – от любви до ненависти, от интимных воркований до непристойных выражений в адрес друг друга. Действительно, «каждая семья несчастлива по-своему». А счастлива?
– Да, я была с Василием счастлива. Любила его. Сочувствовала ему. А иначе, как другие его жены, не ездила бы к нему в тюрьму, когда он там оказался. Не выполняла бы его просьб. Я считаю, что в любой ситуации человек должен быть милосердным.
Если же посмотреть со стороны, Василий Сталин был добродушным, широким малым. Его чувство к своей «родинке» Капитолине были, наверное, искренними, глубокими. Чего греха таить, далеко не каждый мужчина, берущий в жены женщину с ребенком, становится приемышу почти родным отцом. В данном случае многие свидетельства говорят о том, что Василий оказался здесь на высоте: он принял и полюбил дочь Васильевой от другого брака – Лину. Почти в каждом письме из Владимирского централа он вспоминает свою приемную дочь не ради этикета, а воистину по-отцовски интересуясь ее учебой, здоровьем, ее взрослением. Через маму он учит дочь, как надо правильно жить. Принятая в «царскую семью» на равных, Лина, наверное, гордилась и родной мамой, и ставшим родным отцом. Обо всем этом мне очень хотелось поговорить с ней при единственной нашей встрече, но Лина торопилась к маме, которую она навещала каждый день.
– Она без меня не может, – сказала Лина, – возраст и болезни делают ее почти беспомощной.
Вот и писатель Станислав Грибанов, написавший книгу «Хроника времен Василия Сталина», сказал мне о благородной дочерней миссии Лины: «Она, талантливый ученый, разрывается между наукой и помощью маме. Каждый день приезжает к ней на Сокол, помогает ей, выхаживает».
Судьба «повязала» Капитолину Георгиевну и Василия Иосифовича еще и тем, о чем, на моей памяти, говорила в свое время вся Москва, – плавательным бассейном на территории тогдашнего Центрального аэродрома. Васильеву считали той, для кого «Василий Сталин целый бассейн построил». Вот как об этом говорит сам «строитель», отвечая на вопросы следователей 9–11 мая 1953 года. Поведение В. Сталина на допросах, которые вели высокие чины КГБ и, в частности, расстрелянный позже вместе с Берией Л. Влодзимирский, было довольно странным. Вроде бы его не мучили, не пытали, но он взял на себя весьма серьезные обвинения. Неужели сам себя оговорил?
Вопрос следователя: На предыдущих допросах вы сказали, что в бытность вначале заместителем, а затем командующим ВВС Московского военного округа допускали незаконное расходование государственных средств. Правильны ли ваши показания?
Ответ: Да, правильны. Действительно, с 1947 по 1952 год я, занимая пост командующего ВВС Московского военного округа, допускал разбазаривание денежных средств, чем нанес большой материальный ущерб Советскому государству. Я не отрицаю, что ряд моих незаконных распоряжений и действий можно квалифицировать как преступления.
…В ноябре 1951 года я задумал и начал осуществлять строительство пятидесятиметрового водного бассейна на территории Центрального аэродрома, на что было израсходовано несколько миллионов рублей… значительная часть этих средств по моему распоряжению была растрачена на излишне роскошную внутреннюю и внешнюю отделку здания и на приобретение дорогостоящей обстановки, которая была специально заказана в Германии.
Вопрос: Какой необходимостью вызывалось строительство этого водного бассейна?
Ответ: Необходимости строить водный бассейн для военнослужащих ВВС МВО, безусловно, не было… Считаю необходимым пояснить, что, приступая к строительству бассейна для плавания, я исходил из того, что в Москве нет ни одного пятидесятиметрового водного бассейна для проведения Олимпийских соревнований.
Вопрос: Явно неубедительное объяснение. Какое отношение имели ВВС МВО к спортивным сооружениям?
Ответ: Бесспорно, я занимался не своим делом и никто, конечно, мне не поручал строить водный бассейн. Одной из побудительных причин к этому явилась мастер спорта по плаванию моя сожительница Васильева Капитолина, которая подбивала меня на сооружение водного бассейна, и, желая угодить ей, а также рассчитывая популяризировать себя сооружением бассейна, я поставил перед собой задачу осуществить эту затею.
В этих показаниях налицо прямое предательство близкой женщины. Но, повторяю, многое не ясно до сих пор. Есть мнение, что эти допросы – фальшивка, заказанная заплечным дел мастерам с самого верха – Маленковым, Хрущевым. И если это так, то для чего? Чтобы дискредитировать сына Сталина, который много знал. А за дискредитацией шло бы физическое устранение назойливого сынка ушедшего в иной мир диктатора. Но практически все «кукловоды» и участники драматических и кровавых событий сталинской эпохи давно уже сами замолчали навеки. И даже такие потенциальные свидетели, как моя героиня Капитолина Васильева, возможно, чудом остались в живых. Кстати, здесь уместно поставить точку в отношении приговора, вынесенного В.И. Сталину неправедным следствием и судом. Его приемная дочь Лина передала мне документ, в котором черным по белому написано, что 20 сентября 1999 года на заседании Военной коллегии Верховного Суда РФ под председательством генерал-полковника H.A. Петухова (защитником выступил заслуженный юрист России полковник юстиции запаса А. Сухомлинов) в отношении осужденного Сталина был вынесен вердикт: «… считать освобожденным от наказания». А точнее – от тех наказаний, которые ему вынесли на секретном заседании той же Военной коллегии ВС РФ 2 сентября 1955 года. Можно считать, что Василий Сталин сполна заплатил по счетам своего отца и пал жертвой его величия по стандартному обвинению тех лет, сочиненному специально НКВД для «врагов народа».
О Василии Сталине – «наследном принце», сыне вождя-тирана, о горькой судьбе его гражданской жены Капитолины Васильевой до недавних пор практически не было в печати ни слова. И только несколько лет назад одна за другой стали выходить книги, в которых целые главы посвящены этой паре. Читать их горько. А говорить с человеком, пережившим ужасы того «счастливого» времени, слышать взволнованный, будто бы надтреснутый голос – еще горше.
– С обыском к нам пришли 27 апреля 53-го, – вспоминает вдова Василия Сталина. – Били по стенам, искали тайники, потом все опечатали, даже чемоданчик моей мамы. С ее вещами, с вышитым полотенцем, она очень красиво вышивала… Васю увели…
Вместе с ним будто бы уводили, уносили, утаскивали и ее любовь к человеку, который сломал не только свою жизнь, но и ее. И была она одной из немногих, кто провожал сына Сталина в последний путь на захолустном казанском кладбище 19 марта 1962 года. Похоронили его безо всяких воинских, да и иных почестей. Но знаменательная его биография слилась с биографией человека, который до сих пор живет именем того, кто называл ее своей «мамкой-родинкой».
2004
ВЕЛИКАЯ РЫЖАЯ БЕСТИЯ. АЛЛА ПУГАЧЕВА
Я помню ее тоненькой тугой веточкой, но уже тогда не гнувшейся под пронизывающей заполярной метелью. С гитарой в худых полудетских ручонках. Припухшие мочки ушей еще свободны от сережек. По командировке ЦК комсомола с радиостанцией «Юность» мы облетаем с концертами нефтяной Север. Нас шестеро: журналист, певица, поэт, художник, композитор. Старшая – комсомольский менеджер Лариса Павловна Куликова. Меня назначили поэтом. Я должен был сочинять для композитора стихи, тот – писать музыку, а Алла должна была исполнять свежеиспеченные песни. Я старался: «За Ямалом Ледовитый океан,/ Над Ямалом небосвод от вьюги пьян,/ Под Ямалом мы, геологи, нашли черную кровь земли…». Композитор пыхтел, но в памяти остались лишь песни самой Аллы. Видимо, уже тогда проявлялся характер, самодостаточность, свой пугачевский взгляд на все в этой жизни. А может, это было предощущение великой судьбы.
Алла была среди нас звездой. Она только что спела по радио «Робота», и он сделал ее всесоюзно известной среди молодежи. Да, уже тогда, в Тюмени, в Салехарде, в Нарьян-Маре, в Лабытнангах, в глуши у черта на куличках, был ее несомненный успех. Но ощущения бестии еще не было. А впрочем, был в нашей группке молодой поэт Дима Костюрин, безнадежно в нее влюбленный. Будто из-за нее, из-за Аллы, он тронулся разумом и уже позже, в Москве, успев выпустить книгу стихов, выбросился из окна. В той поездке мы пели его грустную песню о чужой жене: «Две рюмки до края, и обе до дна, уходит, уходит чужая жена». Не знаю, о ком эта песня, Алла тогда еще не была замужем. Но когда сегодня я вспоминаю те пронзительные слова, хочется плакать. Однажды нас позвал к себе в гости домой великий полярный исследователь, «отец» тюменской нефти, легендарный Юрий Георгиевич Эрвье. Сидя в уютной квартире, мы «представлялись» как могли: Алла – «роботом», Дима – чужой женой, я – стихами о своей первой женщине. Сентиментальный Эрвье и в самом деле расплакался. И я запомнил, как Алла, по-мужски, по-«бестийски», успокоила его: «Перестаньте, ведь это все о вас…» Ион подтвердил: «Да, обо мне». И мы снова выпили за него и за нас. Выпили на равных, девочки и мальчики. Девочкой была только Алла.
Так что мои многолетние антракты в театре – это результат моего, как вы сказали, тяжелого характера. Кстати, в результате инцидента с Ильинским со мной приключился такой эпизод. Я сыграла роль в пьесе Островского «Без вины виноватые», и работа, как мне показалось, получилась удачной. «Надо бы ее записать для показа по телевидению», – подумала я. И пошла к тогдашнему председателю Гостелерадио Лапину. Пошла, зная, что Ильинский предпринимал кое-какие ходы, чтобы записи со мной не было.
Лапин меня принял и, выслушав, сказал: «Что же вы, товарищ Быстрицкая, скромнее надо быть, нескромно сниматься на фоне портрета Ермоловой». Я говорю: «Простите, пожалуйста, у нас выход на сцену через Ермоловское фойе, иначе на сцену не пройдешь. И каждый раз волей-неволей приходится стоять под портретом Ермоловой. А эта актриса – наша святыня».
Лапина мой ответ не удовлетворил. Нервно выслушав меня, он настоял: «И все же это нескромно».
И тут я обращаю внимание, что за спиной Лапина портрет Ленина. И говорю ему: «А ведь вы сидите на фоне портрета Ленина. Это тоже нескромно?». Лапин не нашелся, что ответить, но, по-видимому, тут же дал команду «не впускать к нему Быстрицкую».
– А сталкивались ли вы с тем, что вас кто-то не узнавал или не знал вовсе?
– Вы знаете, и смешно, и грустно: чтобы пройти на дачу, постовому охраннику, молоденькому милиционеру, мне всякий раз нужно было показывать пропуск. Как-то я его спросила: «Вы что, меня не знаете?» Постовой растерянно ответил: «Знаю, но порядок есть порядок».
Вне всякого сомнения, Э. Быстрицкая – одна из самых красивых актрис и женщин России, которую в свое время приглашали сниматься западные продюсеры. Но, как считают психологи, «обслуживать» свою красоту женщинам бывает нелегко, и они волей-неволей страдают. Биографы Быстрицкой приводят такие эпизоды в ее жизненной и творческой судьбе. В стенах театрального института Быстрицкая считалась и лучшей ученицей, и одной из первых красавиц. За ней пытались ухаживать многие студенты, но найти отклик в ее душе и сердце практически никому не удавалось: Быстрицкая в общении с юношами не позволяла себе никаких вольностей. Не все ее сверстники понимали, что в свои 20 лет она уже многое повидала и пережила. Говорят, своих ухажеров Элина осаживала банальным способом – с помощью пощечин. На последнем курсе института эту «награду» получили сразу три студента.
Один из эпизодов получил широкую огласку и привел к драматическому исходу. 21 января 1953 года, в день траурной даты со дня смерти Ленина, в Киевском институте театрального искусства студенты выступали с поэтическими виршами, посвященными Ленину. Быстрицкая читала сказку о Ленине Натальи Забилы. И тут некий второкурсник незаметно подкрался к ней и, шутя, свистнул ей из пищалки в ухо. В ответ парень получил увесистую оплеуху. Вышел скандал, «мелкому хулиганству» Быстрицкой дали ход. Ее вызвали в ректорат и потребовали написать заявление о переводе в другой вуз. Быстрицкая ответила: «Если вывесят приказ о моем отчислении, то вы меня найдете в Днепре». Начальство знало, что студентка не шутит, с нее станется. Тогда было решено ее судьбу переложить на плечи комсомольской организации. Но собрание по делу Быстрицкой из-за смерти Сталина пришлось отложить, его назначили на середину марта.
Всем мерещились происки врагов народа и заговоры империалистов. Атмосфера на собрании была гнетущей, Быстрицкой инкриминировали черт знает что. Одни говорили: «Враг не дремлет», другие вспомнили, что она отказалась танцевать со студентом Икс, потому что от него «деревней пахнет». Элина потом уточнила, что такое было, но она всего лишь не хотела танцевать с неопрятным человеком. Подавляющим числом голосов было принято решение – студентку Быстрицкую исключить из комсомола и просить дирекцию отчислить из института. Для нее это был тяжелейший удар, весь остаток ночи она лежала, не смыкая глаз, и думала о самоубийстве.
– Элина Авраамовна, кажется, ваш отец был резко против того, чтобы вы стали актрисой…
– Да, мой отец, военный врач, был человеком немногословным, характер у него был непростой. И когда я поехала сдавать документы в театральный, он поехал со мной, чтобы поговорить с ректором. «Объясните, пожалуйста, моей глупой дочери, что ей в вашем институте делать нечего», – сказал он ректору Ткаченко. И моя мечта о поступлении в театральный вуз отодвинулась на два года. При своем мнении отец оставался до того момента, пока не увидел меня на театральном дебюте в спектакле «Таня» по Арбузову.
– От дебюта – к вершине. Сыгранная вами роль Аксиньи в «Тихом Доне», простите за пафос, вознесла вас на олимп советского кинематографа. Герасимовско-шолоховский «Тихий Дон» с Быстрицкой – Аксиньей стал визитной карточкой отечественного кино. Честно говоря, я не вижу Нонну Мордюкову или, скажем, Руфину Нифонтову в роли любимой женщины лихого казака Григория Мелехова (актера Глебова). Я говорю это к тому – и говорю, наверное, банально, – что вы одна из самых красивых женщин XX века. Как вы относитесь к своей красоте?
– Ну, что тут скажешь – ведь моей заслуги в этом никакой. Все от Бога, от родителей…
– Так и вертится на языке выпавшая из какой-то песни сентенция: «Не родись красивой, а родись счастливой». Вы счастливы?
– Я, безусловно, счастлива, безусловно! Я достигла многого, о чем мечтала. Я стала актрисой, я попала в свой любимый Малый театр, я служу ему уже много лет, я хотела сыграть Аксинью – я ее сыграла… Мне грех на что-то жаловаться… (замолчала, задумалась. – Ф.М.), единственное, конечно, у меня нет детей… Ну, что ж, я не чувствую себя по этой причине несчастной…
2002
ОН ЛАСКОВО НАЗЫВАЛ ЕЕ «МАМКОЙ-РОДИНКОЙ»
О горькой судьбе жены Василия Сталина Капитолины Васильевой
Все меньше и меньше остается среди нас тех, кто жил в первой половине тяжелого XX века – «века-волкодава», как сказал Мандельштам, – века двух мировых войн, социализма и СССР, Сталина и «сталинщины». Многие из тех, кто могут свидетельствовать об этом времени, больны и прикованы к дому Они живут только своим прошлым. Для одних – счастливым, для других – трагическим. Для Капитолины Георгиевны Васильевой, известной советской спортсменки, гражданской жены Василия Сталина, пережитое ею время активной общественной и личной жизни было и тем и другим одновременно.Возможно, поэтому ее скупые воспоминания, ее свидетельства отрывочны, противоречивы и очень личностны. Ей, полуслепому, больному человеку, прикованному к кровати, нелегко общаться с людьми, и прежде всего с журналистами, жаждущими спустя более чем полвека узнать о людях и событиях, к которым была причастна Капитолина Васильева.
– Кому это нужно сегодня, – говорит она, – прошло столько лет, многие очевидцы в могиле. О Сталине пишут что хотят, больше врут.
– Но любое свидетельство, поведанное такими людьми, как вы, приближает к правде. Пусть к вашей, быть может, субъективной…
– Нынче все другое. Хоть я и дожила до этого другого, глаза бы на него не смотрели. Да и что толку, что дожила: пришли ко мне с телевидения, из программы «Кремль, 9», три часа вели съемку, ведущий расспрашивал, задавал вопросы, а показали совсем мало. Значит, то, что я знаю, никому не надо.
…В течение почти двух месяцев я тревожил подругу сына «вождя народов» просьбой поведать житейско-личные истории о кремлевских «небожителях». Какие интересные мемуары могла бы надиктовать Капитолина Георгиевна! Но, увы, ее время, считает она, ушло безвозвратно. Зачем тревожить могилы и память? Но Васильева не права: прошлое предопределяет будущее… Можно сказать еще точнее: без прошлого нет будущего.
Капитолина Васильева, известная спортсменка, стала женой сына Сталина примерно в конце 40-х годов. Почему примерно? Потому, что Василий Иосифович не обращал внимания на юридические «мелочи» в матримониальных делах, и два брака из трех не были зарегистрированы в загсе. Просто два молодых человека вдруг стали жить одной семьей. Жили они в известном москвичам особняке на Гоголевском бульваре, 7. Как вспоминают те, кто побывал внутри дома, это был прекрасный отреставрированный особняк с двумя приемными залами, кабинетом, бильярдной, кинозалом, спальней, адъютантской… Естественно, что весь интерьер был довольно стильно приведен в порядок мастерами – поражала дорогая мебель, изысканные ткани, редкие породы дерева. Но, как говорится, не в «мебелях» дело.
Капитолина Георгиевна не раз упоминала, что нежности в отношениях с мужем хватило на несколько месяцев. Больная для нее тема – слабость Василия Иосифовича к спиртному. Вот и в разговорах со мной Капитолина Георгиевна тоже не сдержалась:
– Ну как можно было с этим бороться?! Хотя я много здоровья отдала, чтобы избавить его от рюмки. Но сил не хватало. Я выискивала опытных врачей-наркологов, но все безрезультатно. Борьба за Василия оказалась мне не под силу. Пьяные оргии мужа отвращали меня от него, хотя, конечно же, когда он не пил, был нормальным человеком, добрым, внимательным, любящим.
Об искреннем отношении Капитолины Георгиевны к Василию Сталину свидетельствуют и другие. «Капитолину Васильеву вспоминаю с благодарностью, – говорит Александр Бурдонский, сын В. Сталина от первого брака, – да мы и теперь поддерживаем связи. Она была единственной в то время, кто по-человечески пытался помочь отцу».
Надо заметить, что Капитолина Георгиевна была очень известной в стране спортсменкой. Помню, мальчишкой, в конце сороковых годов сам увлекавшийся разными видами спорта, я то и дело слышал по радио о спортивных достижениях некой Васильевой. То она в очередной раз становилась чемпионкой и рекордсменкой Советского Союза, то побеждала в заплыве по Москве-реке, участвовала в зарубежных соревнованиях. А 19-кратное чемпионство по плаванию, мне кажется, и поныне не превзойдено ни в одном из видов спорта. Одним словом, Василий Сталин выбрал себе в жены достойную женщину, красивую, сильную, волевую.
– Пьянство – это особый разговор, – говорила мне собеседница, – но Василий был хорошим человеком. Во многом правильным. И летчицкое ремесло освоил не хуже других, и смелым был, и другом хорошим, детей любил… А безгрешных людей нет. А он еще и сыном Сталина был. Это непросто – быть сыном Сталина. Да и Светлана Аллилуева тоже далеко не безгрешна. Сколько о ней наговорено людьми, сколько она сама на себя наговорила в книгах, в интервью. А люди «жареного» только и ждут.
Вот и моего Василия наказали несправедливо: арестовали, осудили, в жестокую тюрьму отправили, где он, бедный, все восемь лет и отсидел. До слез мне было его жалко.
Мне тоже было очень жаль «рядового» арестанта Василия Сталина, когда я читал его письма из Владимирского централа (ставшие гласными благодаря стараниям юриста и публициста А. Сухомлинова), адресованные дорогой супруге Капитолине.
«Нахожусь: город Владимир (Владимирская тюрьма). По приезде обратиться надо к начальнику тюрьмы или его заместителю. Это письмо предъявить, и оно сослужит службу пропуска. Короче, меня вызовут. Добираться из Москвы можно: 1. Автобусом – 5 часов езды. 2. Поездом – 6 часов езды. 3. Автомашиной – 3–3,5 часа езды. Хорошо бы тебе приехать вместе со Светланой. Но если она не сможет… приезжай одна, не оттягивай приезд из-за нее. Захвати для меня денег. Без денег здесь туго. Купи сигарет «Ароматные» (пачек 100), и спички, и сахару… Ни с кем, даже с родными, пока не говори ни о чем… Сначала нужно повидаться. Жду, Василь. 9 января 1956 г.»
«Мамка милая! Первая ласточка… все же долетела. Жаль, что Линушка (Лина – дочь К. Васильевой от первого брака, удочеренная В. Сталиным. – Ф.М.) не написала ни строчки… Хотя ты далеко, но с письмом как будто приблизилась и находишься рядом. Не думал, что листок бумаги может так взволновать. Ты не представляешь, как приятно в этом «дворце» получить даже такое небольшое… теплое посланьице!.. Твое письмо лучше всяких лекарств, и раз оно греет меня – мне сам черт не страшен!.. Крепко всех целую. Твой Василь».
«Мамка-родинка! То, чего я боялся, произошло. Простудилась не только ты, так что это не автобус. Проклятая конура… Ты обязательно должна отлежаться. Это не шутка – здоровье. Сколько тебе ни говорил – ты бравируешь этим… Если мы на разных «полюсах» начнем хворать, то, кроме «аклюзии», ничего не получится…
Настроение у меня отвратительное, но твердость духа моего может тебя не беспокоить. Отец часто говорил: «Для того чтобы из железа получилась сталь, его надо бить». Сильный человек должен стать сильней от такой передряги, а слюнтяй расклеится… Мне очень трудно, вернее тяжело, но расклеиваться не собираюсь… Купи, пожалуйста, очки. Черт бы его побрал, этот паршивый городок, – нет даже оптической мастерской. С глазом у меня плохо…
Роднуля ты моя, береги себя… Хоть для меня береги. Жду, скучаю. Крепко тебя целую. Твой Василь. Расцелуй Линушку».
«3.4.1956. Милая ты моя! Соскучился я здорово… Родинка! Надо твердо договориться о свиданиях. Я понимаю, что не все зависит, конечно, от тебя: может быть, тебе приезжать в субботу после работы?.. Мамка, ты пишешь, что ученики твои не приносят тебе радости. Дорогая моя! Учить – дело нелегкое и подчас очень неблагодарное… Трудись, дорогая, время даст и тебе радостные минуты победы и удовлетворения… Прочитал о заслуженных тренерах. Как помнишь, мы много об этом говорили. Дело правильное и очень полезное. Мамка! Как у тебя с этим званием? Ведь кто-кто, а ты должна попасть в первую десятку… Только не психуй и не нервничай, если вздумают обойти. Конечно, обидно, ты заслужила больше других… Перетерпи и надейся на лучшее… Любимая ты моя! Жду. Очень жду. Крепко обнимаю и целую. Твой Василь».
Даже в отрывках приведенные письма, как мне кажется, производят впечатление своим человеческим «нутром», психологической приземленностью. Еще вчера Василий Сталин – что называется, первый парень, первый жених страны, плейбой-гуляка, безостановочный поддавала-балагур, человек, для которого не было ничего невозможного от Кремля до самых до окраин, нынче – арестант-сиделец, каких по великой стране в ту пору были миллионы, и совсем другой даже в отношениях с самой близкой ему женщиной: ласковый, предупредительный, внимательный, просящий… Да, ему сочувствуешь, его жалко. Но вот ведь характер – в письме он настаивает на том, чтобы жена-пловчиха добивалась звания «заслуженный тренер», – во все времена это было самое высшее и почетное звание для спортсмена. А кто, в сущности, лишил ее, Капитолину Васильеву, другого идентичного звания, как не он сам?
К. Васильева свидетельствует: «…C момента знакомства с Василием начался закат моей спортивной карьеры. Василий лишил меня звания «Заслуженный мастер спорта», чего я не могла ему простить. Он приревновал меня к спорту. Мне позвонили из Спорткомитета и сообщили, что мое удостоверение ЗМС давно лежит в сейфе, надо забрать. Я обрадовалась несказанно! Ответила, что завтра зайду. Василий переспросил, кто звонил. Я рассказала. Он тут же попросил адъютанта соединить его с председателем Спорткомитета и сказал тому, чтобы звания мне не присуждали. «Покончено со спортом», – вынес мне приговор. Я побежала в свою комнату, притащила все свои медали и швырнула ему в лицо: «На, подавись тем, что тебе не принадлежит!». Да, отношения «королевы спорта» и «наследного принца» ровными не назовешь. В них все – от любви до ненависти, от интимных воркований до непристойных выражений в адрес друг друга. Действительно, «каждая семья несчастлива по-своему». А счастлива?
– Да, я была с Василием счастлива. Любила его. Сочувствовала ему. А иначе, как другие его жены, не ездила бы к нему в тюрьму, когда он там оказался. Не выполняла бы его просьб. Я считаю, что в любой ситуации человек должен быть милосердным.
Если же посмотреть со стороны, Василий Сталин был добродушным, широким малым. Его чувство к своей «родинке» Капитолине были, наверное, искренними, глубокими. Чего греха таить, далеко не каждый мужчина, берущий в жены женщину с ребенком, становится приемышу почти родным отцом. В данном случае многие свидетельства говорят о том, что Василий оказался здесь на высоте: он принял и полюбил дочь Васильевой от другого брака – Лину. Почти в каждом письме из Владимирского централа он вспоминает свою приемную дочь не ради этикета, а воистину по-отцовски интересуясь ее учебой, здоровьем, ее взрослением. Через маму он учит дочь, как надо правильно жить. Принятая в «царскую семью» на равных, Лина, наверное, гордилась и родной мамой, и ставшим родным отцом. Обо всем этом мне очень хотелось поговорить с ней при единственной нашей встрече, но Лина торопилась к маме, которую она навещала каждый день.
– Она без меня не может, – сказала Лина, – возраст и болезни делают ее почти беспомощной.
Вот и писатель Станислав Грибанов, написавший книгу «Хроника времен Василия Сталина», сказал мне о благородной дочерней миссии Лины: «Она, талантливый ученый, разрывается между наукой и помощью маме. Каждый день приезжает к ней на Сокол, помогает ей, выхаживает».
Судьба «повязала» Капитолину Георгиевну и Василия Иосифовича еще и тем, о чем, на моей памяти, говорила в свое время вся Москва, – плавательным бассейном на территории тогдашнего Центрального аэродрома. Васильеву считали той, для кого «Василий Сталин целый бассейн построил». Вот как об этом говорит сам «строитель», отвечая на вопросы следователей 9–11 мая 1953 года. Поведение В. Сталина на допросах, которые вели высокие чины КГБ и, в частности, расстрелянный позже вместе с Берией Л. Влодзимирский, было довольно странным. Вроде бы его не мучили, не пытали, но он взял на себя весьма серьезные обвинения. Неужели сам себя оговорил?
Вопрос следователя: На предыдущих допросах вы сказали, что в бытность вначале заместителем, а затем командующим ВВС Московского военного округа допускали незаконное расходование государственных средств. Правильны ли ваши показания?
Ответ: Да, правильны. Действительно, с 1947 по 1952 год я, занимая пост командующего ВВС Московского военного округа, допускал разбазаривание денежных средств, чем нанес большой материальный ущерб Советскому государству. Я не отрицаю, что ряд моих незаконных распоряжений и действий можно квалифицировать как преступления.
…В ноябре 1951 года я задумал и начал осуществлять строительство пятидесятиметрового водного бассейна на территории Центрального аэродрома, на что было израсходовано несколько миллионов рублей… значительная часть этих средств по моему распоряжению была растрачена на излишне роскошную внутреннюю и внешнюю отделку здания и на приобретение дорогостоящей обстановки, которая была специально заказана в Германии.
Вопрос: Какой необходимостью вызывалось строительство этого водного бассейна?
Ответ: Необходимости строить водный бассейн для военнослужащих ВВС МВО, безусловно, не было… Считаю необходимым пояснить, что, приступая к строительству бассейна для плавания, я исходил из того, что в Москве нет ни одного пятидесятиметрового водного бассейна для проведения Олимпийских соревнований.
Вопрос: Явно неубедительное объяснение. Какое отношение имели ВВС МВО к спортивным сооружениям?
Ответ: Бесспорно, я занимался не своим делом и никто, конечно, мне не поручал строить водный бассейн. Одной из побудительных причин к этому явилась мастер спорта по плаванию моя сожительница Васильева Капитолина, которая подбивала меня на сооружение водного бассейна, и, желая угодить ей, а также рассчитывая популяризировать себя сооружением бассейна, я поставил перед собой задачу осуществить эту затею.
В этих показаниях налицо прямое предательство близкой женщины. Но, повторяю, многое не ясно до сих пор. Есть мнение, что эти допросы – фальшивка, заказанная заплечным дел мастерам с самого верха – Маленковым, Хрущевым. И если это так, то для чего? Чтобы дискредитировать сына Сталина, который много знал. А за дискредитацией шло бы физическое устранение назойливого сынка ушедшего в иной мир диктатора. Но практически все «кукловоды» и участники драматических и кровавых событий сталинской эпохи давно уже сами замолчали навеки. И даже такие потенциальные свидетели, как моя героиня Капитолина Васильева, возможно, чудом остались в живых. Кстати, здесь уместно поставить точку в отношении приговора, вынесенного В.И. Сталину неправедным следствием и судом. Его приемная дочь Лина передала мне документ, в котором черным по белому написано, что 20 сентября 1999 года на заседании Военной коллегии Верховного Суда РФ под председательством генерал-полковника H.A. Петухова (защитником выступил заслуженный юрист России полковник юстиции запаса А. Сухомлинов) в отношении осужденного Сталина был вынесен вердикт: «… считать освобожденным от наказания». А точнее – от тех наказаний, которые ему вынесли на секретном заседании той же Военной коллегии ВС РФ 2 сентября 1955 года. Можно считать, что Василий Сталин сполна заплатил по счетам своего отца и пал жертвой его величия по стандартному обвинению тех лет, сочиненному специально НКВД для «врагов народа».
О Василии Сталине – «наследном принце», сыне вождя-тирана, о горькой судьбе его гражданской жены Капитолины Васильевой до недавних пор практически не было в печати ни слова. И только несколько лет назад одна за другой стали выходить книги, в которых целые главы посвящены этой паре. Читать их горько. А говорить с человеком, пережившим ужасы того «счастливого» времени, слышать взволнованный, будто бы надтреснутый голос – еще горше.
– С обыском к нам пришли 27 апреля 53-го, – вспоминает вдова Василия Сталина. – Били по стенам, искали тайники, потом все опечатали, даже чемоданчик моей мамы. С ее вещами, с вышитым полотенцем, она очень красиво вышивала… Васю увели…
Вместе с ним будто бы уводили, уносили, утаскивали и ее любовь к человеку, который сломал не только свою жизнь, но и ее. И была она одной из немногих, кто провожал сына Сталина в последний путь на захолустном казанском кладбище 19 марта 1962 года. Похоронили его безо всяких воинских, да и иных почестей. Но знаменательная его биография слилась с биографией человека, который до сих пор живет именем того, кто называл ее своей «мамкой-родинкой».
2004
ВЕЛИКАЯ РЫЖАЯ БЕСТИЯ. АЛЛА ПУГАЧЕВА
Я помню ее тоненькой тугой веточкой, но уже тогда не гнувшейся под пронизывающей заполярной метелью. С гитарой в худых полудетских ручонках. Припухшие мочки ушей еще свободны от сережек. По командировке ЦК комсомола с радиостанцией «Юность» мы облетаем с концертами нефтяной Север. Нас шестеро: журналист, певица, поэт, художник, композитор. Старшая – комсомольский менеджер Лариса Павловна Куликова. Меня назначили поэтом. Я должен был сочинять для композитора стихи, тот – писать музыку, а Алла должна была исполнять свежеиспеченные песни. Я старался: «За Ямалом Ледовитый океан,/ Над Ямалом небосвод от вьюги пьян,/ Под Ямалом мы, геологи, нашли черную кровь земли…». Композитор пыхтел, но в памяти остались лишь песни самой Аллы. Видимо, уже тогда проявлялся характер, самодостаточность, свой пугачевский взгляд на все в этой жизни. А может, это было предощущение великой судьбы.
Алла была среди нас звездой. Она только что спела по радио «Робота», и он сделал ее всесоюзно известной среди молодежи. Да, уже тогда, в Тюмени, в Салехарде, в Нарьян-Маре, в Лабытнангах, в глуши у черта на куличках, был ее несомненный успех. Но ощущения бестии еще не было. А впрочем, был в нашей группке молодой поэт Дима Костюрин, безнадежно в нее влюбленный. Будто из-за нее, из-за Аллы, он тронулся разумом и уже позже, в Москве, успев выпустить книгу стихов, выбросился из окна. В той поездке мы пели его грустную песню о чужой жене: «Две рюмки до края, и обе до дна, уходит, уходит чужая жена». Не знаю, о ком эта песня, Алла тогда еще не была замужем. Но когда сегодня я вспоминаю те пронзительные слова, хочется плакать. Однажды нас позвал к себе в гости домой великий полярный исследователь, «отец» тюменской нефти, легендарный Юрий Георгиевич Эрвье. Сидя в уютной квартире, мы «представлялись» как могли: Алла – «роботом», Дима – чужой женой, я – стихами о своей первой женщине. Сентиментальный Эрвье и в самом деле расплакался. И я запомнил, как Алла, по-мужски, по-«бестийски», успокоила его: «Перестаньте, ведь это все о вас…» Ион подтвердил: «Да, обо мне». И мы снова выпили за него и за нас. Выпили на равных, девочки и мальчики. Девочкой была только Алла.