Страница:
условий оно предполагает. Поэтому не первое существо, но позднейшее,
последнее, самое зависимое, самое нуждающееся и самое сложное существо есть
существо величайшее, так же как и в истории земли самыми тяжелыми и плотными
оказываются не древнейшие, первые породы, сланцевые и гранитные, но
позднейшие, новейшие, базальты и плотные лавы. Существо, которому
принадлежит честь ничего не предполагать для себя, обладает также честью
быть ничем. Но надо признаться, христиане владеют искусством делать из
ничего нечто.
Все вещи происходят и зависят от бога, так говорят христиане согласно
своей блаженной вере, но, добавляют они тотчас согласно своему безбожному
уму, это происходит только опосредствованным путем: бог есть лишь
первопричина, после него выступает на сцену необозримая толпа подчиненных
богов, полчища посредствующих причин. Но так называемые посредствующие
причины - единственно действительные и действенные, единственно предметные и
осязательные причины. Бог, который больше не побивает людей стрелами
Аполлона, который больше не потрясает душ молнией и громом Юпитера, который
кометами и другими огненными явлениями не разжигает больше ада для
закоренелых грешников, который высочайшей "всемогущей" рукой не притягивает
железа к магниту, не вызывает отливов и приливов и не защищает суши от
своевольных вод, всегда грозящих новым потопом, - словом, бог, изгнанный из
царства опосредствующих причин, есть только причина по имени, безвредное,
очень скромное, мысленное существо, - простая гипотеза для разрешения
теоретической трудности, для объяснения первоначального возникновения
природы, или, вернее, органической жизни. В самом деле, допущение существа,
отличного от природы, для ее объяснения опирается, по крайней мере в
последней инстанции, только на необъяснимость возникновения органической, в
особенности человеческой, жизни из природы, - впрочем, эта необъяснимость
лишь относительная, субъективная; при этом теист превращает свою
неспособность объяснить жизнь из природы в неспособность природы породить
жизнь из себя самой; таким образом, он превращает границы своего ума в
пределы природы.
Творчество и сохранение неразрывно друг с другом связаны. Поэтому если
нашим творцом является существо, отличное от природы,-бог, то он также наш
хранитель;
таким образом, нас охраняет не сила воздуха, тепла, воды, хлеба, но
божественная сила. "В нем мы живем, движемся и есмы". Лютер говорит: "Не
хлеб, а слово божие естественно питает и наше тело, как оно созидает и
сохраняет все вещи; ("Евреям" 1)". "Поскольку хлеб существует, то им а через
него он (бог) насыщает, так чтобы мы не видели и не думали, что это делает
хлеб; а где хлеба нет, там он питает без хлеба, только словом, как он в
других случаях это делает под видом хлеба". "Итак, все твари - личины и
маски бога, он им предоставляет действовать вместе с ним и помогает делать
то, что он, впрочем, мог бы делать, да и делает, без их содействия". Если же
нашей хранительницей оказывается не природа, а бог, то природа - просто игра
в прятки божества и, следовательно, лишняя, мнимая сущность, как и,
наоборот, бог есть лишнее, мнимое существо, если мы хранимы природой. Но
очевидно и бесспорно, что мы обязаны своим сохранением лишь особым
действиям, свойствам и силам естественных существ; поэтому в конце концов мы
не только имеем право заключить, что мы своим существованием обязаны только
природе, но мы даже принуждены признать это. Мы живем среди природы, - так
неужели наше начало, наше происхождение находится вне природы? Мы живем в
природе, с природой, на счет природы, - так неужели мы произошли не от нее?
Какое противоречие!
Земля не всегда была такой, какова она в настоящее время; скорее она
достигла своего теперешнего состояния в результате развития и ряда
революций. Теперь мы благодаря геологии знаем, что на разнообразных ступенях
развития существовали различные растения и животные, которых уже нет теперь
или которые перестали существовать в один из предшествующих периодов.
Впрочем, я не могу согласиться со взглядом, будто органическая жизнь шла
путем строгой постепенности, что в определенное время существовали только
улитки, моллюски и другие низшие формы, только рыбы, только амфибии. Этот
взгляд приложим лишь к периоду серо-вакковой формации, если только
подтвердилось открытие костей и зубов сухопутных млекопитающих в период
каменноугольной формации. Так, теперь больше нет ни трилобитов, ни
энкрипитов, ни аммонитов, ни птеродактилей, нет ихтиозавров, плезиозавров,
нет мегатериев и динотериев и т. д. Почему же? Очевидно, потому, что нет
соответствующих условий для их существования. Если же жизнь кончается вместе
с исчезновением необходимых условий, то и начало этой жизни совпадает с
возникновением этих условий. Даже и теперь, когда растения и животные, во
всяком случае, несомненно, высшие, возникают лишь путем органического
зарождения, мы видим, что, как только даны их особые жизненные условия,
удивительным, еще необъяснимым путем немедленно в необозримом количество
появляются также эти растения и животные. Поэтому, естественно, нельзя себе
представить возникновение органической жизни как изолированный акт, как акт,
следующий за появлением необходимых для жизни условий, это скорее всего тот
акт, тот момент, когда температура, воздух, вода, вообще земля приобрели
соответствующие свойства, когда кислород, водород, углерод, азот вошли в
такие соединения, которые вызвали существование органической жизни;
этот момент вместе с тем был моментом, когда указанные вещества
соединились для образования органических тел. Поэтому если в силу
собственной природы с течением времени земля дошла до той ступени развития и
культуры, когда она приняла, так сказать, человеческий вид, то есть вид,
совместимый с существованием человека, соответствующий человеческому
существу, то она оказалась в состоянии собственными силами вызвать появление
человека.
Мощь природы безусловно ограничена в отличие от божественного
всемогущества, то есть силы человеческого воображения; она не в состоянии
достигнуть всего в любое время и при любых обстоятельствах; ее достижения,
ее действия связаны с известными условиями. Поэтому если в настоящее время
природа не может порождать или не порождает организмов при помощи
самопроизвольного зарождения, то из этого не следует, что и раньше она не
была на это способна. В настоящее время состояние земли устойчиво; время
революций прошло; они улеглись. Только вулканы представляют собой отдельные
беспокойные головы, но они не имеют влияния на массы и поэтому не нарушают
наладившегося порядка. Даже грандиознейшее вулканическое событие на памяти
человечества, извержение Хорульо в Мексике, было только местным возмущением.
Но ведь и человек проявляет необычные силы только в необычные времена,
только в периоды высшего напряжения и движения он в состоянии сделать то,
что вне данных условий ему прямо-таки не под силу; подобным образом растение
только в известную пору, в период появления ростка, цветения и
оплодотворения, образует тепло, сжигает углерод и водород, следовательно,
проявляет животную функцию (превращает себя в животное, по словам Дюма),
прямо противоположную обычным растительным отправлениям; так же точно земля
обнаружила свою зоологическую, продуктивную силу только в эпоху своих
геологических революций, в эпоху, когда все ее силы и все ее вещество были
охвачены величайшим брожением, волнением и напряжением. Мы знаем природу
лишь в ее теперешнем состоянии; следовательно, какое право мы имеем
заключить, что несвойственное природе теперь вообще никогда не происходило,
даже в совершенно другие времена при совершенно других условиях и
обстоятельствах. Само собой разумеется, я не думаю, чтобы этими немногими
словами можно было счесть разрешенной великую проблему происхождения
органической жизни, но вышеизложенное достаточно для моей задачи; в самом
деле, я даю лишь косвенное доказательство тому, что жизнь не может иметь
иного источника, кроме природы. Что касается прямых, естественнонаучных
доказательств, то мы, правда, еще очень далеки от цели, но достаточно
продвинулись по сравнению с прежними временами, именно благодаря доказанному
в новейшее время тождеству неорганических и органических явлений; во всяком
случае продвинулись настолько, что можем счесть себя убежденными в
естественном происхождении жизни, хотя способ этого происхождения нам
неизвестен, а быть может, и навсегда останется неизвестным.
Христиане не могли надивиться тому, что язычники почитали естественно
возникшие существа за божественные;
между тем их скорее следовало восхвалять за это, поскольку в основе
этого почитания лежал совершенно правильный взгляд на природу. Возникать -
значит проявлять свою индивидуальность; индивидуальные существа возникли;
между тем общие, лишенные индивидуальности, основные вещества, основные
элементы природы никогда не возникали; никогда не возникала и материя. Но
индивидуальное существо по качеству есть более высокое, более священное
существо по сравнению с тем, что лишено индивидуальности. Конечно, рождение
есть нечто постыдное, смерть - мучительна; но кто не хочет иметь начала и
конца, должен отказаться от звания живого существа.
Вечность исключает жизненность, жизненность исключает вечность. Правда,
индивидуум предполагает другое порождающее существо, но вследствие этого
порождающее существо стоит не над, а под существом порожденным. Конечно,
порождающее существо есть причина бытия, и постольку оно - первосущество, но
вместе с тем его можно также рассматривать как простое средство и вещество,
как основу бытия другого существа и постольку существо подчиненное. Ребенок
питается своей матерью, обращает на благо себе ее силы и соки, румянит свои
щеки ее кровью. И ребенок составляет гордость своей матери, она ставит
ребенка выше себя, подчиняет существованию и благу ребенка свое
существование, свое благо: даже самка животного жертвует собственной жизнью
для жизни своих детенышей. Величайшее унижение для всякого существа - его
смерть, но источник смерти коренится в акте рождения. Рождать - значит
унижать себя, отдаваться будням, растворяться в массе, жертвовать своей
индивидуальностью, своей исключительностью другим существам. Нет ничего
более противоречивого, извращенного и бессмысленного, чем мысль о том, что
естественные существа рождены высочайшим, совершеннейшим, духовным
существом. Так же точно в соответствии с этим процессом, поскольку творение
есть образ творца, дети рода человеческого должны были бы появляться не из
матки - органа, находящегося в нижней части тела матери, но из высшего
органа тела - из головы.
Древние греки сводили все источники, колодцы, потоки, озера и моря к
океану, к мировому потоку или мировому морю, а древние персы считали, что
все земные горы произошли от горы Альборди. Не то же ли самое выведение всех
существ из одного совершенного существа? Такое выведение определяется тем же
ходом мысли. Альборди - такая же гора, как и все возникшие из нее горы, так
же точно и божественное существо как первоисточник существ производных -
такое же существо, как и последние, не отличающееся от них по роду; гора
Альборди выделяется среди других гор тем, что она обладает свойствами
последних в высочайшей степени, иными словами, в степени, доведенной
фантазией до высшей точки, до неба, выше солнца, луны и звезд; подобным же
образом и божественное первосущество отличается от всех других существ тем,
что оно обладает всеми их свойствами в наивысшей, безграничной, бесконечной
степени. Но ведь изначальный поток воды не есть источник многообразных вод,
первобытная гора не определяет собой других различных гор, так же точно
первосущество не есть источник многих различных существ. Единство
неплодотворно, плодотворен только дуализм, противоположность, различие. То,
что созидает горы, не только отлично от гор, но и само по себе есть нечто в
высшей степени разнородное; подобным же образом то, что образует воду, есть
совокупность веществ, отличных не только от воды, но и различающихся между
собой и даже противоположных друг другу. Подобно тому как остроумие, шутка,
острота, суждение образуются и осуществляются лишь с помощью
противоположностей, лишь в результате конфликта, так и жизнь возникает лишь
благодаря конфликту разнообразных, даже противоположных веществ, сил и
сущностей.
"Разве тот, кто создал ухо, не слышит? Разве не обладает зрением
создавший глаз?" Это библейское или теистическое выведение наделенного
слухом и зрением существа из существа, видящего и слышащего, или, на нашем
современном философском языке, выведение духовного, субъективного существа
из подобного ему духовного, субъективного существа покоится на тех же
основах, равносильно библейскому объяснению дождя из небесных скопленных
поверх всяких облаков водяных масс, равносильно взгляду персов на первую
гору Альборди, породившую все другие горы, равносильно объяснению греков,
что все источники и реки вытекают из одного океана. Вода - из воды, но воды
бесконечно обильной, всеохватывающей, гора - от горы, но горы безмерной,
всеохватывающей. Так же точно:
дух - от духа, жизнь - от жизни, глаз - от глаза, но от глаза, жизни и
духа бесконечных, всеохватывающих.
На вопрос, откуда родятся дети, нашим детям дают "объяснение", будто их
кормилица достает из колодца, в котором дети плавают наподобие рыб. Таково
же теологическое объяснение возникновения органических, вообще естественных
существ. Бог есть глубокий или прекрасный колодец фантазии, в котором
заключены все реальности, все совершенства, все силы, где, следовательно,
все вещи плавают в готовом виде, подобно рыбам; теология есть кормилица,
извлекающая вещи из этого колодца, но главное лицо - природа, мать, в муках
рождающая ребенка, которого она носит под своим сердцем в продолжение девяти
месяцев, - совсем не принимается во внимание при этом объяснении, бывшем
некогда младенческим, ныне ставшим ребячливым. Во всяком случае это
объяснение красивее, уютнее, легче, удобопонятнее и убедительнее для божьих
детей, нежели объяснение естественное, которое только постепенно, через
бесчисленное количество препятствий пробивается из мрака на свет. Но ведь и
тот способ, каким наши благочестивые отцы объясняли град, падеж скота,
засуху и грозу действиями магов, волшебников и ведьм, гораздо "поэтичнее",
легче и убедительнее еще и теперь для необразованных людей, чем объяснение
этих явлений из естественных причин.
"Возникновение жизни необъяснимо и непонятно";
пусть будет так; но эта непонятность не дает тебе права для тех
суеверных выводов, которые теология извлекает из пробелов человеческого
знания; она не оправдывает твоих попыток выйти за пределы естественных
причин, ибо ты можешь только сказать: я не могу объяснить жизнь из этих мне
известных естественных явлений и причин или из них, каковыми я их знал
доныне; но ты не имеешь права сказать: жизнь принципиально вообще
необъяснима из природы - ведь ты не имеешь основания считать, что ты
исчерпал океан природы до последней капли; ты не имеешь права допущением
воображаемых существ объяснять необъяснимое; ты не имеешь права объяснением,
не дающим никакого объяснения, обманывать и вводить в заблуждение себя и
других; ты не имеешь права свое незнание естественных материальных причин
превращать в небытие таких причин; ты не имеешь права обожествлять,
персонифицировать, объективировать свое невежество в такое существо, которое
должно преодолеть это невежество, но которое на самом деле только выражает
сущность твоего невежества, отсутствие положительных, материальных основ для
объяснения. Ведь это нематериальное, нетелесное или бестелесное,
внеприродное, внемировое существо, посредством которого ты объясняешь себе
жизнь, не есть ли точное выражение отсутствия в твоем уме материальных,
телесных, естественных, космических причин? Но вместо того, чтобы быть
честным и скромным и сказать прямо: я не знаю причины, я не могу объяснить,
у меня нет данных, нет материалов, - ты этот недостаток, это отрицание, эту
пустоту собственной головы превращаешь с помощью фантазии в положительные
существа, в существа, которые представляют собой имматериальные, то есть не
материальные, не естественные, существа, ибо ты не знаешь никаких
материальных, никаких естественных причин. Впрочем, невежество
удовлетворяется имматериальными, бестелесными, не природными существами, но
неизменная спутница невежества, пышная фантазия, всегда занятая высшими,
высочайшими и сверхвысочайшими существами, тотчас возводит эти несчастные
создания невежества в ряд сверхматериальных, сверхъестественных существ.
Взгляд, будто сама природа, мир вообще, вселенная имеет действительное
начало, что, следовательно, некогда не было ни природы, ни мира, ни
вселенной, есть убогий взгляд, который только тогда убеждает человека, когда
его представление мира убого, ограниченно; это представление есть фантазия,
бессмысленная и беспочвенная фантазия, будто некогда не было ничего
действительного, ибо совокупность всей реальности, действительности и есть
мир или природа. Все свойства или определения бога, превращающие его в
предметное, действительное существо, представляют собой лишь отвлеченные от
природы, природу предполагающие, природу выражающие свойства - такие
свойства, которые исчезают, как только кончается природа. Правда, у тебя
остается сущность, совокупность таких свойств, как бесконечность, сила,
единство, необходимость, вечность, даже тогда, когда ты отвлекаешься от
природы, когда ты отвергаешь ее существование в мыслях или воображении, то
есть когда ты закрываешь свои глаза, изгоняешь из себя все определенные
чувственные образы естественных предметов, следовательно, представляешь себе
природу не чувственной (не конкретной, по выражению философов). Но эта
сущность, остающаяся за вычетом всех чувственных свойств и явлений, есть не
что иное, как отвлеченная сущность природы, или природа в абстракции,
природа в мыслях. И в этом отношении твое выведение природы или мира из бога
- не что иное, как выведение чувственной реальной сущности природы из ее
абстрактной, мыслимой сущности, существующей только в представлении, только
в мыслях; это выведение кажется тебе разумным потому, что ты всегда
предпосылаешь абстрактное, всеобщее как ближайшее для мышления,
следовательно, более для мысли высокое и раннее единичному, реальному,
конкретному; между тем в действительности наоборот:
природа предшествует богу, другими словами, конкретное предшествует
абстрактному, чувственное - мыслимому. В действительности, где все течет
только естественным порядком, копия следует за оригиналом, образ - за вещью,
мысль - за предметом, но в сверхъестественной, причудливой сфере теологии
оригинал следует за копией, вещь следует за образом. Блаженный Августин
говорит:
"Это удивительно, но это верно, что мы не могли бы знать этот мир, если
бы он не существовал, но он не мог бы существовать, если бы бог его не
знал". Это как раз значит: сначала мы познаем, мыслим мир, а потом он
начинает существовать реально; да он существует лишь потому, что его
помыслили, бытие есть следствие знания или мышления, оригинал есть следствие
копии, сущность есть следствие образа.
Если свести вселенную, или мир, к абстрактным определениям, если
превратить мир в метафизическую вещь, следовательно в простой предмет мысли,
и принять этот абстрактный мир за действительный, то логически неизбежно
мыслить его конечным. Мир нам дан не мыслью, во всяком случае не
метафизической и сверхприродной мыслью, абстрагирующей от реального мира и
полагающей в этой абстракции свою подлинную высочайшую сущность;
мир нам дан жизнью, созерцанием, чувствами. Для абстрактной, только
мыслящей сущности нет света, ибо у нее нет глаз, нет теплоты, ибо у нее нет
чувств, у нее вообще не существует никакого мира, ибо у нее нет органов для
его восприятия, вообще для нее ничего не существует. Итак, мир нам дан
только благодаря тому, что мы - не логические или метафизические сущности,
что мы - другие существа, что мы больше, чем простые логики и метафизики. Но
как раз этот плюс представляется метафизику минусом, это отрицание мышления
представляется абсолютным отрицанием. Для метафизики природа есть только
нечто противоположное духу - "его другое". Это исключительно отрицательное и
абстрактное определение он превращает в положительную сторону природы, в ее
сущность. Поэтому ему претит мыслить в качестве положительной сущности такой
предмет или, скорее, небытие, которое сводится к простому отрицанию
мышления, которое есть нечто мыслимое, но по природе своей чувственное,
противоречащее мышлению, духу. Для мыслителя истинное существо есть мыслящая
сущность; само собой понятно, что существо, которое не является мыслящей
сущностью, не есть истинное, вечное, первоначальное существо. Духу претит
помыслить нечто чуждое самому себе; он в согласии с самим собой, он в
пределах своего бытия, когда он мыслит лишь самого себя (спекулятивная точка
зрения) или во всяком случае (теистическая точка зрения) мыслит сущность,
выражающую лишь сущность мышления. Такая сущность дана лишь через мышление
и, стало быть, сама по себе есть только мыслимая, во всяком случае пассивная
сущность. Таким образом, природа превращается в ничто. Тем не менее, она
как-то существует, хотя она не может существовать и не должна существовать.
Итак, как же метафизик объясняет ее наличность? Только мнимо добровольным, в
действительности же противоречащим его глубочайшей сути, лишь принудительным
самоотчуждением, самоотрицанием, самоотказом духа. Но если с точки зрения
абстрактного мышления в ничто превращается природа, то, наоборот, с точки
зрения реального миросозерцания исчезает этот создающий вселенную дух. При
таком взгляде все дедукции - мира из бога, природы из духа, физики из
метафизики, действительности из абстракции - оказываются логической игрой.
Природа есть изначальный и основной объект религии, но даже там, где
она оказывается непосредственным объектом религиозного почитания, как в
естественных религиях, она не является объектом в качестве природы - другими
словами, в таком виде, в таком смысле, в каком мы ее рассматриваем с точки
зрения теизма или философии и естествознания. Скорее природа первоначально
представляется человеку объектом, как то, чем он сам является, как личное,
живое, ощущающее существо; таков взгляд на природу, когда она созерцается
глазами религии. Человек первоначально не отличает себя от природы,
следовательно, не отличает и природы от себя; поэтому ощущения, которые в
нем возбуждает объект природы, он непосредственно превращает в свойства
самого объекта. Благоприятные, положительные ощущения и аффекты вызываются
благим, благодетельным существом природы; отрицательные, вызывающие
страдания ощущения - жар, холод, голод, боль, болезнь - причиняются злым
существом или, во всяком случае, природой в недобром состоянии, в состоянии
зложелательства, гнева. Таким образом, человек непроизвольно и
бессознательно превращает природное существо в существо душевное,
субъективное, то есть человеческое. Превращение это происходит необходимо,
хотя эта необходимость только относительная, только историческая. Нет ничего
удивительного, что человек затем уже вполне определенно, сознательно и
намеренно превращает природу в религиозный объект, в объект молитвы, другими
словами, в объект, который определяется человеческим чувством, его просьбами
и служением. Человек уже тем сделал природу податливой, себе подчиненной,
что он ее ассимилировал своим настроениям, что он ее подчинил своим
страстям. Впрочем, необразованный, первобытный человек не только приписывает
природе человеческие мотивы, влечения, страсти, он в естественных телах
усматривает настоящих людей. Так, индейцы Ориноко принимают солнце, луну и
звезды за людей, они говорят: "Те, наверху находящиеся, - это люди, как мы";
патагонцы считают звезды за "некогда существовавших индейцев"; гренландцы
видят в луне и звездах "своих предков, которые при особых обстоятельствах
были взяты на небо". Таковы же были мнения прежних мексиканцев, что солнце и
луна, почитаемые в качестве богов, некогда были людьми. Обратите внимание!
Так подтверждается высказанное в "Сущности христианства" положение, что
человек в религии обращается лишь к самому себе, что его бог есть только его
собственная сущность, подтверждается даже самыми грубыми, низшими видами
религии, в которых человек почитает наиболее отдаленные, не схожие с ним
последнее, самое зависимое, самое нуждающееся и самое сложное существо есть
существо величайшее, так же как и в истории земли самыми тяжелыми и плотными
оказываются не древнейшие, первые породы, сланцевые и гранитные, но
позднейшие, новейшие, базальты и плотные лавы. Существо, которому
принадлежит честь ничего не предполагать для себя, обладает также честью
быть ничем. Но надо признаться, христиане владеют искусством делать из
ничего нечто.
Все вещи происходят и зависят от бога, так говорят христиане согласно
своей блаженной вере, но, добавляют они тотчас согласно своему безбожному
уму, это происходит только опосредствованным путем: бог есть лишь
первопричина, после него выступает на сцену необозримая толпа подчиненных
богов, полчища посредствующих причин. Но так называемые посредствующие
причины - единственно действительные и действенные, единственно предметные и
осязательные причины. Бог, который больше не побивает людей стрелами
Аполлона, который больше не потрясает душ молнией и громом Юпитера, который
кометами и другими огненными явлениями не разжигает больше ада для
закоренелых грешников, который высочайшей "всемогущей" рукой не притягивает
железа к магниту, не вызывает отливов и приливов и не защищает суши от
своевольных вод, всегда грозящих новым потопом, - словом, бог, изгнанный из
царства опосредствующих причин, есть только причина по имени, безвредное,
очень скромное, мысленное существо, - простая гипотеза для разрешения
теоретической трудности, для объяснения первоначального возникновения
природы, или, вернее, органической жизни. В самом деле, допущение существа,
отличного от природы, для ее объяснения опирается, по крайней мере в
последней инстанции, только на необъяснимость возникновения органической, в
особенности человеческой, жизни из природы, - впрочем, эта необъяснимость
лишь относительная, субъективная; при этом теист превращает свою
неспособность объяснить жизнь из природы в неспособность природы породить
жизнь из себя самой; таким образом, он превращает границы своего ума в
пределы природы.
Творчество и сохранение неразрывно друг с другом связаны. Поэтому если
нашим творцом является существо, отличное от природы,-бог, то он также наш
хранитель;
таким образом, нас охраняет не сила воздуха, тепла, воды, хлеба, но
божественная сила. "В нем мы живем, движемся и есмы". Лютер говорит: "Не
хлеб, а слово божие естественно питает и наше тело, как оно созидает и
сохраняет все вещи; ("Евреям" 1)". "Поскольку хлеб существует, то им а через
него он (бог) насыщает, так чтобы мы не видели и не думали, что это делает
хлеб; а где хлеба нет, там он питает без хлеба, только словом, как он в
других случаях это делает под видом хлеба". "Итак, все твари - личины и
маски бога, он им предоставляет действовать вместе с ним и помогает делать
то, что он, впрочем, мог бы делать, да и делает, без их содействия". Если же
нашей хранительницей оказывается не природа, а бог, то природа - просто игра
в прятки божества и, следовательно, лишняя, мнимая сущность, как и,
наоборот, бог есть лишнее, мнимое существо, если мы хранимы природой. Но
очевидно и бесспорно, что мы обязаны своим сохранением лишь особым
действиям, свойствам и силам естественных существ; поэтому в конце концов мы
не только имеем право заключить, что мы своим существованием обязаны только
природе, но мы даже принуждены признать это. Мы живем среди природы, - так
неужели наше начало, наше происхождение находится вне природы? Мы живем в
природе, с природой, на счет природы, - так неужели мы произошли не от нее?
Какое противоречие!
Земля не всегда была такой, какова она в настоящее время; скорее она
достигла своего теперешнего состояния в результате развития и ряда
революций. Теперь мы благодаря геологии знаем, что на разнообразных ступенях
развития существовали различные растения и животные, которых уже нет теперь
или которые перестали существовать в один из предшествующих периодов.
Впрочем, я не могу согласиться со взглядом, будто органическая жизнь шла
путем строгой постепенности, что в определенное время существовали только
улитки, моллюски и другие низшие формы, только рыбы, только амфибии. Этот
взгляд приложим лишь к периоду серо-вакковой формации, если только
подтвердилось открытие костей и зубов сухопутных млекопитающих в период
каменноугольной формации. Так, теперь больше нет ни трилобитов, ни
энкрипитов, ни аммонитов, ни птеродактилей, нет ихтиозавров, плезиозавров,
нет мегатериев и динотериев и т. д. Почему же? Очевидно, потому, что нет
соответствующих условий для их существования. Если же жизнь кончается вместе
с исчезновением необходимых условий, то и начало этой жизни совпадает с
возникновением этих условий. Даже и теперь, когда растения и животные, во
всяком случае, несомненно, высшие, возникают лишь путем органического
зарождения, мы видим, что, как только даны их особые жизненные условия,
удивительным, еще необъяснимым путем немедленно в необозримом количество
появляются также эти растения и животные. Поэтому, естественно, нельзя себе
представить возникновение органической жизни как изолированный акт, как акт,
следующий за появлением необходимых для жизни условий, это скорее всего тот
акт, тот момент, когда температура, воздух, вода, вообще земля приобрели
соответствующие свойства, когда кислород, водород, углерод, азот вошли в
такие соединения, которые вызвали существование органической жизни;
этот момент вместе с тем был моментом, когда указанные вещества
соединились для образования органических тел. Поэтому если в силу
собственной природы с течением времени земля дошла до той ступени развития и
культуры, когда она приняла, так сказать, человеческий вид, то есть вид,
совместимый с существованием человека, соответствующий человеческому
существу, то она оказалась в состоянии собственными силами вызвать появление
человека.
Мощь природы безусловно ограничена в отличие от божественного
всемогущества, то есть силы человеческого воображения; она не в состоянии
достигнуть всего в любое время и при любых обстоятельствах; ее достижения,
ее действия связаны с известными условиями. Поэтому если в настоящее время
природа не может порождать или не порождает организмов при помощи
самопроизвольного зарождения, то из этого не следует, что и раньше она не
была на это способна. В настоящее время состояние земли устойчиво; время
революций прошло; они улеглись. Только вулканы представляют собой отдельные
беспокойные головы, но они не имеют влияния на массы и поэтому не нарушают
наладившегося порядка. Даже грандиознейшее вулканическое событие на памяти
человечества, извержение Хорульо в Мексике, было только местным возмущением.
Но ведь и человек проявляет необычные силы только в необычные времена,
только в периоды высшего напряжения и движения он в состоянии сделать то,
что вне данных условий ему прямо-таки не под силу; подобным образом растение
только в известную пору, в период появления ростка, цветения и
оплодотворения, образует тепло, сжигает углерод и водород, следовательно,
проявляет животную функцию (превращает себя в животное, по словам Дюма),
прямо противоположную обычным растительным отправлениям; так же точно земля
обнаружила свою зоологическую, продуктивную силу только в эпоху своих
геологических революций, в эпоху, когда все ее силы и все ее вещество были
охвачены величайшим брожением, волнением и напряжением. Мы знаем природу
лишь в ее теперешнем состоянии; следовательно, какое право мы имеем
заключить, что несвойственное природе теперь вообще никогда не происходило,
даже в совершенно другие времена при совершенно других условиях и
обстоятельствах. Само собой разумеется, я не думаю, чтобы этими немногими
словами можно было счесть разрешенной великую проблему происхождения
органической жизни, но вышеизложенное достаточно для моей задачи; в самом
деле, я даю лишь косвенное доказательство тому, что жизнь не может иметь
иного источника, кроме природы. Что касается прямых, естественнонаучных
доказательств, то мы, правда, еще очень далеки от цели, но достаточно
продвинулись по сравнению с прежними временами, именно благодаря доказанному
в новейшее время тождеству неорганических и органических явлений; во всяком
случае продвинулись настолько, что можем счесть себя убежденными в
естественном происхождении жизни, хотя способ этого происхождения нам
неизвестен, а быть может, и навсегда останется неизвестным.
Христиане не могли надивиться тому, что язычники почитали естественно
возникшие существа за божественные;
между тем их скорее следовало восхвалять за это, поскольку в основе
этого почитания лежал совершенно правильный взгляд на природу. Возникать -
значит проявлять свою индивидуальность; индивидуальные существа возникли;
между тем общие, лишенные индивидуальности, основные вещества, основные
элементы природы никогда не возникали; никогда не возникала и материя. Но
индивидуальное существо по качеству есть более высокое, более священное
существо по сравнению с тем, что лишено индивидуальности. Конечно, рождение
есть нечто постыдное, смерть - мучительна; но кто не хочет иметь начала и
конца, должен отказаться от звания живого существа.
Вечность исключает жизненность, жизненность исключает вечность. Правда,
индивидуум предполагает другое порождающее существо, но вследствие этого
порождающее существо стоит не над, а под существом порожденным. Конечно,
порождающее существо есть причина бытия, и постольку оно - первосущество, но
вместе с тем его можно также рассматривать как простое средство и вещество,
как основу бытия другого существа и постольку существо подчиненное. Ребенок
питается своей матерью, обращает на благо себе ее силы и соки, румянит свои
щеки ее кровью. И ребенок составляет гордость своей матери, она ставит
ребенка выше себя, подчиняет существованию и благу ребенка свое
существование, свое благо: даже самка животного жертвует собственной жизнью
для жизни своих детенышей. Величайшее унижение для всякого существа - его
смерть, но источник смерти коренится в акте рождения. Рождать - значит
унижать себя, отдаваться будням, растворяться в массе, жертвовать своей
индивидуальностью, своей исключительностью другим существам. Нет ничего
более противоречивого, извращенного и бессмысленного, чем мысль о том, что
естественные существа рождены высочайшим, совершеннейшим, духовным
существом. Так же точно в соответствии с этим процессом, поскольку творение
есть образ творца, дети рода человеческого должны были бы появляться не из
матки - органа, находящегося в нижней части тела матери, но из высшего
органа тела - из головы.
Древние греки сводили все источники, колодцы, потоки, озера и моря к
океану, к мировому потоку или мировому морю, а древние персы считали, что
все земные горы произошли от горы Альборди. Не то же ли самое выведение всех
существ из одного совершенного существа? Такое выведение определяется тем же
ходом мысли. Альборди - такая же гора, как и все возникшие из нее горы, так
же точно и божественное существо как первоисточник существ производных -
такое же существо, как и последние, не отличающееся от них по роду; гора
Альборди выделяется среди других гор тем, что она обладает свойствами
последних в высочайшей степени, иными словами, в степени, доведенной
фантазией до высшей точки, до неба, выше солнца, луны и звезд; подобным же
образом и божественное первосущество отличается от всех других существ тем,
что оно обладает всеми их свойствами в наивысшей, безграничной, бесконечной
степени. Но ведь изначальный поток воды не есть источник многообразных вод,
первобытная гора не определяет собой других различных гор, так же точно
первосущество не есть источник многих различных существ. Единство
неплодотворно, плодотворен только дуализм, противоположность, различие. То,
что созидает горы, не только отлично от гор, но и само по себе есть нечто в
высшей степени разнородное; подобным же образом то, что образует воду, есть
совокупность веществ, отличных не только от воды, но и различающихся между
собой и даже противоположных друг другу. Подобно тому как остроумие, шутка,
острота, суждение образуются и осуществляются лишь с помощью
противоположностей, лишь в результате конфликта, так и жизнь возникает лишь
благодаря конфликту разнообразных, даже противоположных веществ, сил и
сущностей.
"Разве тот, кто создал ухо, не слышит? Разве не обладает зрением
создавший глаз?" Это библейское или теистическое выведение наделенного
слухом и зрением существа из существа, видящего и слышащего, или, на нашем
современном философском языке, выведение духовного, субъективного существа
из подобного ему духовного, субъективного существа покоится на тех же
основах, равносильно библейскому объяснению дождя из небесных скопленных
поверх всяких облаков водяных масс, равносильно взгляду персов на первую
гору Альборди, породившую все другие горы, равносильно объяснению греков,
что все источники и реки вытекают из одного океана. Вода - из воды, но воды
бесконечно обильной, всеохватывающей, гора - от горы, но горы безмерной,
всеохватывающей. Так же точно:
дух - от духа, жизнь - от жизни, глаз - от глаза, но от глаза, жизни и
духа бесконечных, всеохватывающих.
На вопрос, откуда родятся дети, нашим детям дают "объяснение", будто их
кормилица достает из колодца, в котором дети плавают наподобие рыб. Таково
же теологическое объяснение возникновения органических, вообще естественных
существ. Бог есть глубокий или прекрасный колодец фантазии, в котором
заключены все реальности, все совершенства, все силы, где, следовательно,
все вещи плавают в готовом виде, подобно рыбам; теология есть кормилица,
извлекающая вещи из этого колодца, но главное лицо - природа, мать, в муках
рождающая ребенка, которого она носит под своим сердцем в продолжение девяти
месяцев, - совсем не принимается во внимание при этом объяснении, бывшем
некогда младенческим, ныне ставшим ребячливым. Во всяком случае это
объяснение красивее, уютнее, легче, удобопонятнее и убедительнее для божьих
детей, нежели объяснение естественное, которое только постепенно, через
бесчисленное количество препятствий пробивается из мрака на свет. Но ведь и
тот способ, каким наши благочестивые отцы объясняли град, падеж скота,
засуху и грозу действиями магов, волшебников и ведьм, гораздо "поэтичнее",
легче и убедительнее еще и теперь для необразованных людей, чем объяснение
этих явлений из естественных причин.
"Возникновение жизни необъяснимо и непонятно";
пусть будет так; но эта непонятность не дает тебе права для тех
суеверных выводов, которые теология извлекает из пробелов человеческого
знания; она не оправдывает твоих попыток выйти за пределы естественных
причин, ибо ты можешь только сказать: я не могу объяснить жизнь из этих мне
известных естественных явлений и причин или из них, каковыми я их знал
доныне; но ты не имеешь права сказать: жизнь принципиально вообще
необъяснима из природы - ведь ты не имеешь основания считать, что ты
исчерпал океан природы до последней капли; ты не имеешь права допущением
воображаемых существ объяснять необъяснимое; ты не имеешь права объяснением,
не дающим никакого объяснения, обманывать и вводить в заблуждение себя и
других; ты не имеешь права свое незнание естественных материальных причин
превращать в небытие таких причин; ты не имеешь права обожествлять,
персонифицировать, объективировать свое невежество в такое существо, которое
должно преодолеть это невежество, но которое на самом деле только выражает
сущность твоего невежества, отсутствие положительных, материальных основ для
объяснения. Ведь это нематериальное, нетелесное или бестелесное,
внеприродное, внемировое существо, посредством которого ты объясняешь себе
жизнь, не есть ли точное выражение отсутствия в твоем уме материальных,
телесных, естественных, космических причин? Но вместо того, чтобы быть
честным и скромным и сказать прямо: я не знаю причины, я не могу объяснить,
у меня нет данных, нет материалов, - ты этот недостаток, это отрицание, эту
пустоту собственной головы превращаешь с помощью фантазии в положительные
существа, в существа, которые представляют собой имматериальные, то есть не
материальные, не естественные, существа, ибо ты не знаешь никаких
материальных, никаких естественных причин. Впрочем, невежество
удовлетворяется имматериальными, бестелесными, не природными существами, но
неизменная спутница невежества, пышная фантазия, всегда занятая высшими,
высочайшими и сверхвысочайшими существами, тотчас возводит эти несчастные
создания невежества в ряд сверхматериальных, сверхъестественных существ.
Взгляд, будто сама природа, мир вообще, вселенная имеет действительное
начало, что, следовательно, некогда не было ни природы, ни мира, ни
вселенной, есть убогий взгляд, который только тогда убеждает человека, когда
его представление мира убого, ограниченно; это представление есть фантазия,
бессмысленная и беспочвенная фантазия, будто некогда не было ничего
действительного, ибо совокупность всей реальности, действительности и есть
мир или природа. Все свойства или определения бога, превращающие его в
предметное, действительное существо, представляют собой лишь отвлеченные от
природы, природу предполагающие, природу выражающие свойства - такие
свойства, которые исчезают, как только кончается природа. Правда, у тебя
остается сущность, совокупность таких свойств, как бесконечность, сила,
единство, необходимость, вечность, даже тогда, когда ты отвлекаешься от
природы, когда ты отвергаешь ее существование в мыслях или воображении, то
есть когда ты закрываешь свои глаза, изгоняешь из себя все определенные
чувственные образы естественных предметов, следовательно, представляешь себе
природу не чувственной (не конкретной, по выражению философов). Но эта
сущность, остающаяся за вычетом всех чувственных свойств и явлений, есть не
что иное, как отвлеченная сущность природы, или природа в абстракции,
природа в мыслях. И в этом отношении твое выведение природы или мира из бога
- не что иное, как выведение чувственной реальной сущности природы из ее
абстрактной, мыслимой сущности, существующей только в представлении, только
в мыслях; это выведение кажется тебе разумным потому, что ты всегда
предпосылаешь абстрактное, всеобщее как ближайшее для мышления,
следовательно, более для мысли высокое и раннее единичному, реальному,
конкретному; между тем в действительности наоборот:
природа предшествует богу, другими словами, конкретное предшествует
абстрактному, чувственное - мыслимому. В действительности, где все течет
только естественным порядком, копия следует за оригиналом, образ - за вещью,
мысль - за предметом, но в сверхъестественной, причудливой сфере теологии
оригинал следует за копией, вещь следует за образом. Блаженный Августин
говорит:
"Это удивительно, но это верно, что мы не могли бы знать этот мир, если
бы он не существовал, но он не мог бы существовать, если бы бог его не
знал". Это как раз значит: сначала мы познаем, мыслим мир, а потом он
начинает существовать реально; да он существует лишь потому, что его
помыслили, бытие есть следствие знания или мышления, оригинал есть следствие
копии, сущность есть следствие образа.
Если свести вселенную, или мир, к абстрактным определениям, если
превратить мир в метафизическую вещь, следовательно в простой предмет мысли,
и принять этот абстрактный мир за действительный, то логически неизбежно
мыслить его конечным. Мир нам дан не мыслью, во всяком случае не
метафизической и сверхприродной мыслью, абстрагирующей от реального мира и
полагающей в этой абстракции свою подлинную высочайшую сущность;
мир нам дан жизнью, созерцанием, чувствами. Для абстрактной, только
мыслящей сущности нет света, ибо у нее нет глаз, нет теплоты, ибо у нее нет
чувств, у нее вообще не существует никакого мира, ибо у нее нет органов для
его восприятия, вообще для нее ничего не существует. Итак, мир нам дан
только благодаря тому, что мы - не логические или метафизические сущности,
что мы - другие существа, что мы больше, чем простые логики и метафизики. Но
как раз этот плюс представляется метафизику минусом, это отрицание мышления
представляется абсолютным отрицанием. Для метафизики природа есть только
нечто противоположное духу - "его другое". Это исключительно отрицательное и
абстрактное определение он превращает в положительную сторону природы, в ее
сущность. Поэтому ему претит мыслить в качестве положительной сущности такой
предмет или, скорее, небытие, которое сводится к простому отрицанию
мышления, которое есть нечто мыслимое, но по природе своей чувственное,
противоречащее мышлению, духу. Для мыслителя истинное существо есть мыслящая
сущность; само собой понятно, что существо, которое не является мыслящей
сущностью, не есть истинное, вечное, первоначальное существо. Духу претит
помыслить нечто чуждое самому себе; он в согласии с самим собой, он в
пределах своего бытия, когда он мыслит лишь самого себя (спекулятивная точка
зрения) или во всяком случае (теистическая точка зрения) мыслит сущность,
выражающую лишь сущность мышления. Такая сущность дана лишь через мышление
и, стало быть, сама по себе есть только мыслимая, во всяком случае пассивная
сущность. Таким образом, природа превращается в ничто. Тем не менее, она
как-то существует, хотя она не может существовать и не должна существовать.
Итак, как же метафизик объясняет ее наличность? Только мнимо добровольным, в
действительности же противоречащим его глубочайшей сути, лишь принудительным
самоотчуждением, самоотрицанием, самоотказом духа. Но если с точки зрения
абстрактного мышления в ничто превращается природа, то, наоборот, с точки
зрения реального миросозерцания исчезает этот создающий вселенную дух. При
таком взгляде все дедукции - мира из бога, природы из духа, физики из
метафизики, действительности из абстракции - оказываются логической игрой.
Природа есть изначальный и основной объект религии, но даже там, где
она оказывается непосредственным объектом религиозного почитания, как в
естественных религиях, она не является объектом в качестве природы - другими
словами, в таком виде, в таком смысле, в каком мы ее рассматриваем с точки
зрения теизма или философии и естествознания. Скорее природа первоначально
представляется человеку объектом, как то, чем он сам является, как личное,
живое, ощущающее существо; таков взгляд на природу, когда она созерцается
глазами религии. Человек первоначально не отличает себя от природы,
следовательно, не отличает и природы от себя; поэтому ощущения, которые в
нем возбуждает объект природы, он непосредственно превращает в свойства
самого объекта. Благоприятные, положительные ощущения и аффекты вызываются
благим, благодетельным существом природы; отрицательные, вызывающие
страдания ощущения - жар, холод, голод, боль, болезнь - причиняются злым
существом или, во всяком случае, природой в недобром состоянии, в состоянии
зложелательства, гнева. Таким образом, человек непроизвольно и
бессознательно превращает природное существо в существо душевное,
субъективное, то есть человеческое. Превращение это происходит необходимо,
хотя эта необходимость только относительная, только историческая. Нет ничего
удивительного, что человек затем уже вполне определенно, сознательно и
намеренно превращает природу в религиозный объект, в объект молитвы, другими
словами, в объект, который определяется человеческим чувством, его просьбами
и служением. Человек уже тем сделал природу податливой, себе подчиненной,
что он ее ассимилировал своим настроениям, что он ее подчинил своим
страстям. Впрочем, необразованный, первобытный человек не только приписывает
природе человеческие мотивы, влечения, страсти, он в естественных телах
усматривает настоящих людей. Так, индейцы Ориноко принимают солнце, луну и
звезды за людей, они говорят: "Те, наверху находящиеся, - это люди, как мы";
патагонцы считают звезды за "некогда существовавших индейцев"; гренландцы
видят в луне и звездах "своих предков, которые при особых обстоятельствах
были взяты на небо". Таковы же были мнения прежних мексиканцев, что солнце и
луна, почитаемые в качестве богов, некогда были людьми. Обратите внимание!
Так подтверждается высказанное в "Сущности христианства" положение, что
человек в религии обращается лишь к самому себе, что его бог есть только его
собственная сущность, подтверждается даже самыми грубыми, низшими видами
религии, в которых человек почитает наиболее отдаленные, не схожие с ним