Фиалковский Конрад. Биориск

   - Я говорю об этом не без некоторого умысла. Оставшаяся часть вашей системы кровообращения и почки в плохом состоянии. Кроме того, я подозреваю опухоль печени. В общем, два, от силы три года.
   - На большее я и не рассчитывал.
   Мольнар встал, чтобы включить свет. В комнате было уже темно, и он не видел лица Эгберга, но знал, что разговор еще не окончен.
   - Садитесь, профессор. Осталось совсем немного. Я вас не задержу.
   Мольнар заколебался и опустился в кресло.
   - Я хочу вам кое-что предложить, профессор. Эгберг говорил тихо. Трансплантация вашего мозга более молодому и здоровому телу, абсолютно здоровому телу. Экспериментальная операция. Насколько мне известно, в мире сделано всего несколько подобных пересадок. Разумеется, за результат трудно поручиться.
   - Доктор Эгберг, - Мольнар прервал собеседника, - вы издеваетесь надо мной? Вам уже давно известно, что я об этом думаю.
   - Теоретически - да, но ведь здесь речь идет о вашей жизни.
   - И вы вообразили себе, будто ради нескольких лет или даже ради нескольких десятков лет жизни я соглашусь на это? То, что вы мне предлагаете, - обыкновенное, заурядное преступление.
   - Ничего подобного! Один человек умирает, потому что в его теле все еще может служить жизни, и только мозг отказывает. А у другого при никуда не годном теле мозг работает исправно. И из этих людей, двух наполовину мертвых я создаю одного - здорового. Создаю человека! Человека, которого не было.
   - Вы лишены воображения, доктор. Это тоже изъян... А если мозг, пересаженный в новое тело, не захочет умереть с этим телом и будет искать еще одного, очередного носителя, а потом еще одного? Всегда иметь в запасе два с лишним десятка лет, до смерти самого мозга, вы никогда об этом не мечтали? Поменяв пять-шесть носителей, этого можно добиться. Никакой физической старости. Молодость, вечная молодость в очередных телах.
   - Вы преувеличиваете, профессор. Останутся определенные правила...
   - Так всегда можно сказать, но это ничего не меняет. Паразитировать на собственном виде - на это в действительности направлены ваши эксперименты.
   - Я уже слышал это больше десяти лет назад.
   - Как видите, я не изменил своего отношения. А теперь прошу вас выйти.
   Потом Мольнар долго не мог заснуть. Он думал о человеке, в тело которого Эгберг хотел пересадить его мозг. Скорее всего это был мужчина, молодой мужчина, и Эгберг в записи электрической активности его мозга заметил те изменения, которые предшествуют смерти. У него наверняка были друзья, семья, он читал спортивную хронику и, когда хотел побыть в одиночестве, заплывал в море далеко от берега.
   Мольнар перевернулся на другой бок, потом встал, прошел в ванную и открыл кран с холодной водой. Он сунул голову под воду и почувствовал, как она заливает ему нос и уши.
   Мольнар уже почти заснул, но потом вдруг появился Эгберг и стал расспрашивать, когда он в последний раз видел Маг. И тогда профессор уже знал, что войдет в бункер один.
   Он без колебаний вошел туда на следующий день рано утром. Мольнар не мог больше ждать. Он знал, что Эгберг не откажется от своих планов. Сделал два шага вперед. Потом остановился. Он уже чувствовал, что задыхается. Это страх, подумал Мольнар. Но после этого он ощутил головокружение, сосущую тяжесть под ложечкой и понял, что уже не выйдет из бункера.
   Мольнар проснулся и некоторое время лежал в темноте. Он заставлял себя думать и чувствовал, что это требует усилий, Мольнар помнил, как входил в бункер, что с того момента прошло много дней. Следовательно, состояние, в котором он находился, не было анабиозом, поскольку его мозг отмечал течение времени. Кроме того, остались какие-то обрывки наблюдений, но обрывки нереальные, которые расплывались, когда Мольнар сосредоточивался на них. Он дышал нормально, не чувствовал боли. Через минуту понял, что кто-то дотрагивается до его головы, а в вены на руке вводится какая-то жидкость. Неожиданно Мольнар стал видеть - с его глаз сняли повязку. Перед ним стоял Дорн.
   - Вы меня видите? - спросил он.
   - Да, - ответил Мольнар, но произнес это слово с усилием, по слогам.
   - Вы меня хорошо слышите?
   - Да.
   Дорн выдернул иглы из его вен.
   - Пожалуйста, попробуйте встать.
   Мольнар поднялся. Суставы сгибались с трудом, и движения его были неcкoординированными. Он сделал два шага и зашатался.
   -- Чувствуете слабость? - спросил Дорн.
   - Нет. Я словно окостенел.
   - Это из-за отсутствия координации. Вы приобретете ее в течение нескольких дней. А сейчас пройдемте в кабинет.
   Дорн открыл дверь, и они направились в кабинет Эгберга. Эгберга там не было.
   -- Вы спасли меня? - спросил Мольнар.
   - Да.
   - А Эгберг?
   - Он оставил вам письмо. Пожалуйста, садитесь. - Дорн достал из внутреннего кармана пиджака запечатанный конверт и отдал его Мольнару. Если вы чувствуете себя хорошо, я перейду в соседнюю лабораторию. Ecли я буду вам нужен, пожалуйста, позовите меня.
   Мольнар разорвал конверт. Письмо было написано от руки.
   "Уважаемый профессор!
   Это письмо служит продолжением нашего разговора, который мы тогда не закончили. Так вот - человеком, тело которого я хотел вам тогда предложить, был я сам. На эту минуту, если вы читаете мое письмо, пересадка удалась и вы являетесь мозгом моего тела..."
   - Дорн! - крикнул Мольнар.
   Дорн открыл дверь.
   - Зеркало!
   -- У меня все приготовлено. - Дорн дал ему небольшое зеркальце, и тогда Мольнар увидел в нем отражение лица Эгберга. Оно было каким-то другим. Через некоторое время Мольнар понял, что глаза у него свои собственные. Он отложил зеркало в сторону и принялся за письмо.
   "...По моему убеждению, я поступил правильно. Состояние вашего организма я обрисовал во время нашeго разговора. У меня же обнаружилась опухоль мозга, растущая настолько быстро, что мне приходится спешить с пересадкой, поскольку я сам должен запланировать и подготовить операцию. Причины моего решения можно объединить в две группы: во-первых, личные, которые вы наверняка не поймете. Во всяком случае, если вы смиритесь с этой пересадкой, то вас ожидает, по моим предположениям, около двадцати лет жизни, возможность научной работы в институте, который станет вашей собственностью. В моем представлении это компенсирует некоторые обязательства, которые у меня были по отношению к вам. Устройством моих личных дел я вас не обременяю. От семьи я отъединился, отгородился, и материально она вполне обеспечена. Моя жена знакома с реальным положением вещей, и с ее стороны я не предвижу никаких возражений. Второй предпосылкой моего решения стал тот факт, что ваша профессиональная подготовка позволяет вам управлять институтом и в дальнейшем, а прежде всего осуществить наблюдения за субъективными ощущениями трансплантанта. Я бы подсказал вам, как составить доклад об этом случае. Разумеется, решение остается за вами.
   Что касается течения операции, то ее осуществил Дорн вместе с приглашенным со стороны ассистентом. Записку с моим согласием на операцию вы найдете среди прочих документов; вы проходили в них как "тело жертвы несчастного случая". С точки зрения закона все в полном порядке, хотя законодатель явно не предусматривал для пересадки мозга такой комбинации. Кроме того, я полагаю, что любые другие возражения, которые могли найтись у вас против моего решения, настолько безосновательны, что в случае вашего несогласия вы можете в любую минуту уничтожить трансплантанта и умереть.
   Из менее существенных дел мне остается прояснить только одно. Появление в бункере свидетельствует о том, что вы не верили в наличие силового поля, генерируемого в институте и питающего энергией ваше сердце. Ваши предположения верны. Такого поля нет. Ваше сердце снабжалось энергией от батареи с радиоактивными элементами, имплантированной вместе с сердцем. В то жe время ритм работы сердца регулировался снаружи, с помощью импульсов, передаваемых непосредственно генератором в институте. Когда вы вошли в бункер, синхронизация исчезла. Результат этого вы почувствовали на себе. Мне нужно признаться в том, что я догадался о вашем намерении войти в бункер, и мы ждали вас там. Точнее, я догадался об этом с момента отъезда Маг. Веревки, найденные возле бункера, только подтвердили мои предположения. Однако вы не могли знать, что Маг, которой был имплантирован продолговатый мозг, в отличие от вас ничуть не зависела от нашей синхронизации. Что ж, вы в некотором смысле действовали себе в ущерб, и исчезновение Маг означает для вас потерю очень хорошей секретарши. Но этого вы не могли предугадать.
   Как уже говорилось раньше, я оставляю на ваше усмотрение решение вопроса относительно оглашения обстоятельств проведенной операции. Другими словами, вы можете жить дальше под именем Эгберга или под своим собственным. Все документы, необходимые для обоих случаев, подготовлены."
   Мольнар отложил письмо в сторону и сидел неподвижно, не думая ни о чем. Через несколько минут в кабинет заглянул Дорн.
   - Как ваше самочувствие? - спросил он.
   - Превосходное.
   - Я горжусь этой операцией, - сказал Дорн. - Мы будем давать объявление?
   Мольнар не ответил,
   - Что стало с моим телом? - спросил он после непродолжительного молчания.
   - Его сожгли и погребли. Уже три месяца назад. Подобная пересадка является многоступенчатой операцией. Наибольшие трудности...
   - А его мозг? - прервал его Мольнар.
   - Препарирован.
   - Он жив?
   - Да. Посмотрите.
   Мольнар подошел к пульту управления и нажал нужные кнопки. На экране, в большом сосуде с почти бесцветной жидкостью плавал мозг. Мольнар видел подсоединенные к нему глаза, один из которых смотрел с экрана прямо на них. В репродукторе он слышал приглушенный шум насосов, нагнетающих живительный раствор, а потом увидел запись электрических процессов в мозге Эгберга. Этот мозг видел, думал... и знал. Стеклянные стенки сосуда, из которого нет выхода, это был весь его мир.
   - Он так решил? - спросил Мольнар Дорна.
   - Нет. Он ничего не говорил на этот счет. Но нам как раз потребовался мозг для экспериментов в области управления движением товарных ракет до наружных планет. Здесь мы давно разрабатываем такую тему.
   - Но его мозг?
   - Пока что эта опухоль почти не развивается. Мы сможем объяснить его существование?
   - Значит, он не давал согласия на это?
   - Нет, но мы всегда используем послеоперационные фрагменты,
   - Дорн, вы заурядный мерзавец, - сказал Мольнар. - Какая это палата?
   - Седьмая.
   - Ключи, пожалуйста. Ключи Эгберга. - Они у Джозефа.
   - Принесите их.
   - Но...
   - Я приказываю. Здесь я распоряжаюсь.
   Через минуту Дорн вернулся с ключами. Мольнар взял их.
   - Вы останетесь здесь, - сказал он.
   Мольнар прошел по коридору и открыл дверь седьмой палаты. Он вошел и заметил, что глаза мозга его не видят. Внимательно следя за тем, чтобы не попасть в поле зрения глаз, Мольнар подошел к насосу, нагнетающему в сосуд жидкость, и отключил его. "Это будет самым лучшим выходом, - подумал он. Он умрет от гипоксемии [Гипоксемия - недостаточное содержание кислорода в крови.], даже не осознавая этого. Ведь в мозге нет систем, контролирующих содержание кислорода. Он просто уснет и уже не проснется". Если бы Мольнар убрал жидкость из сосуда, мозг умер бы раньше, но при этом он знал бы, что умирает.
   Мольнар еще с минуту смотрел на запись активноcти мозга на экране осциллоскопа, а потом вышел.
   Он закрыл дверь и только теперь заметил Дорна.
   - Отдайте мне свои ключи, - сказал Мольнар.
   - Нет... у меня их нет.
   - Ну что ж... Оставьте их у портье. С сегодняшнего дня вы больше не работаете в институте.
   Мольнар не слушал. Он по лестнице спустился в подземелье. Его слегка пошатывало, и ему время от времени приходилось опираться о стену. "Отсутствие скоординированности, как это назвал Дорн, - подумал он, - но мне сейчас необходимо владеть своим телом по крайней мере еще несколько минут". Мольнар добрался до двери камеры питания. Замок был сложный, а пальцы его не отличались ловкостью. Наконец ему все же удалось войти внутрь. Свет включился автоматически, и он увидел толстые медные провода, предохранители м вывески со скрещенными костями. Это была главная установка. Мольнар поискал аварийную. Сначала он включил аккумуляторы и отсоединил провода у этой установки.
   - Что вы делаете?
   Это был Дорн,
   - Выйдите отсюда! - сказал Мольнар.
   - Но так нельзя, все эксперименты... все остановится... Препараты погибнут...
   Мольнар протянул руку к главным предохранителям.
   - Нет! - закричал Дорн и бросился на него.
   Мольнар оттолкнул его со всей силы. Рука у Эгберга была крепкой. Дорн ударился головой о распределительный щит и упал. Он неподвижно лежал на каменном полу. Теперь Мольнар вырвал предохранители. Свет потух. Он швырнул предохранители на ящик с аккумуляторами и вышел на лестницу. Где-то наверху выла сирена.
   "Препараты погибнут", - вспомнил он. Потом подумал о том, что мозг Эгберга бодрствовал три месяца, беспрестанно бодрствовал, представил себе стеклянные стенки сосуда и глаза, лишенные мышц, чтобы изменить свое положение; ожидание, в котором есть только сознание, что ничего, кроме ожидания, произойти не может.
   Он дошел до ворот.
   .-Вы уходите, доктор? - спросил привратник.
   - Да.
   -Мне идти с вами?
   Мольнар внимательно посмотрел на него.
   - Что значит "идти со мной"?
   - Вы спасли мне жизнь, доктор. И теперь вы покидаете нас, когда началась паника и включилась сирена. Вы уходите надолго?
   - Да, но ты останься... Санчо.
   - Меня зовут Томб.
   - Меня тоже на самом деле зовут Мольнаром.
   Он кивнул привратнику, миновал ворота и стал по тропинке спускаться к дороге.