Филатов Леонид. Сукины дети (сборник)

   – Алла! – надрывно кричит из толпы Толик. Аллочка в оцепенении оборачивается к толпе, скользит взглядом по лицам, кажется, не вполне понимает, что происходит…
   И вдруг на миг Боре чудится, что из толпы раздалось негромкое и нестройное скандирование:
   – Мо-лод-цы! Мо-лод-цы…
   Он резко поворачивает голову, стараясь выискать взглядом тех, кто скандирует. Неужели показалось?..
   Удерживаемая двумя молоденькими милиционерами, колотится мать Левушки. Глаза ее расширены от ужаса, она беспрерывно что-то говорит, но в общем шуме ее невозможно расслышать…
   Продирается вперед федяевский Шурик. Он показывает на мать, что-то объясняет милиционеру. Тот, не слушая, заталкивает его обратно в толпу.
   – Товарищи! – взывает Юрий Михайлович. – Опомнитесь!.. Достигнута договоренность!.. Не сходите с ума! Там мертвый человек! Оставьте их в покое! Это же варварство, товарищи!..
   Похоронная процессия какое-то время топчется на месте, пытаясь найти безопасный проход. Милиция тщетно пытается разорвать кольцо обезумевшей толпы. Слезы, стоны, проклятия, камни, свист…
   И тогда Боря Синюхаев выхватывает у милиционера мегафон и прикладывает его ко рту.
   – Товарищи!.. – голос его, усиленный рупором, заставляет толпу притихнуть. – Товарищи! Минувшей ночью умер замечательный артист Лев Бусыгин!.. Всю свою жизнь он служил искусству, правде, добру!.. Он отыграл свою последнюю роль и уходит от нас навсегда!.. Проводим же его так, как надлежит провожать артистов!..
   И Боря первым начинает аплодировать. Его поддерживают не сразу. Оторопевшая толпа не в состоянии мгновенно переварить услышанное. Кто-то снимает с головы кепку, кто-то смущенно прячет агрессивный транспарант, кто-то лезет в карман за носовым платком… То здесь, то там раздаются неуверенные аплодисменты, и вот уже вся огромная площадь, словно устыдившись своего недавнего поведения, аплодирует мертвому Левушке…
   …И тут происходит невероятное. Из-под чуть дрогнувшей ресницы покойника выползает здоровенная слеза и, словно стесняясь своих размеров, быстро скатывается по щеке, оставляя за собой живую влажную бороздку. Первой реагирует на это Татьяна, ни на секунду не отрывавшая взгляда от Левушкиного лица. Она беспомощно оглядывается на коллег, ища в их глазах подтверждения происходящему. Затаив дыхание, все напряженно глядят на Левушку. Секунда, другая… И покойник, точно почувствовав, что от него ждут проявлений жизни, коротко шмыгает носом.
   – Живой! – ахает Татьяна. – Солнышко мое единственное, счастье мое ненаглядное, Левушка мой любимый, живой!
   – Врача! – волнуется Аллочка. – Надо срочно вызвать врача! Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание?..
   – Какое, к черту, дыхание? – одергивает ее Тюрин. – Он и так дышит, как паровоз! Сейчас главное его не спугнуть!..
   – Фантастика! – восхищается Сима. – Скажи, Лен! Это что же у него было? Летаргический сон, что ли?..
   – Хохмачи! – шипит Юрий Михайлович. – Сволочи, подонки! Вы еще ответите в горкоме за ваши шутки!..
   – Какие шутки? – удивляется Гордынский. – Разве такими вещами шутят?.. Просто жизнь пошла немножко не по Марксу…
   Внезапно Левушка открывает глаза и садится на носилки. Толпа в очередной раз замирает.
   – Товарищи! – срывающимся голосом говорит Левушка. – Я вот сейчас лежал и думал: почему все самое лучшее приходит к человеку после смерти? Слава, уважение, любовь!.. Раньше мне казалось, что мы живем в мире ненависти… А теперь понимаю, что это неправда… Любви в мире гораздо, гораздо больше… И когда в каком-то месте ее скапливается особенно много, – там могут произойти любые чудеса…
   Левушка взмахивает рукой, словно желая добавить еще что-то, но внезапно лицо его сморщивается, и он плачет, размазывая по щекам счастливые слезы.
   Находчивый Дрюля быстро ставит патефонный рычажок на пластинку, и над очарованной площадью возникает сладкий итальянский тенор, исполняющий Верди…
   Звучит итальянская ария. Скандирует улыбающаяся толпа. И актеры, ничего уже не соображающие от пережитого ужаса и смертельной усталости, но послушные вечному и неистребимому актерскому инстинкту, мгновенно натягивают на лица профессиональные улыбки и кланяются, кланяются, кланяются, поворачиваясь во все стороны и жмурясь от солнца, падают и поднимаются, и поддерживают друг друга за локти, и снова кланяются, скорее даже не понимая, а чувствуя, что наконец-то кончился этот бесконечный спектакль, и, судя по аплодисментам, прошел он вполне прилично…
   Вглядимся же напоследок в эти странные, размалеванные, эксцентрические лица. Левушка. Татьяна. Борис. Андрей Иванович. Элла Эрнестовна. Сима. Гвоздилова. Гордынский. Федяева. Аллочка. Ниночка. Супруги Тюрины. Дрюля. Артисты. Нелюди. Сукины дети.

Часы с кукушкой

   Комедия
 
   Действующие лица
   Лиза
   Кузнецов
   Гость

Картина первая

   На экране хоккейный матч. Взвизгивает под острыми коньками сверкающий лед, звонко ударяются друг о друга хоккейные клюшки, ахают переполненные трибуны…
 
   Лиза (выключая телевизор). Прости, но это уже выше моих сил. Нельзя же целый вечер сидеть и таращиться в телевизор!..
   Кузнецов. Включи. Осталось четыре минуты.
   Лиза. Посмотри на себя. Ты превратился в типичного обывателя. Тебя не интересует ничто, кроме хоккея. Ты – духовный паралитик.
   Кузнецов. Чего ты от меня хочешь?
   Лиза. Да пойми же ты наконец, что преступно так жить! Раньше мы хотя бы ссорились… А теперь в нашей жизни абсолютно ничего не происходит!..
   Кузнецов. А что, собственно, должно происходить?
   Лиза. Не знаю. Что-нибудь. У всех что-нибудь происходит. Пашка с Ириной подали на развод. У Гарика с Натальей сгорела дача. Борис сломал ногу. Светка похоронила бабушку. Люди живут полнокровной жизнью!..
   Кузнецов. Если хочешь, можем кокнуть люстру. Я думаю, это нас освежит.
   Лиза. Не остри. Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Мы замкнулись в своей скорлупе. Нам страшно выглянуть наружу. Мы никуда не ходим. Мы ничего не видим. Мы ничего не хотим.
   Кузнецов. Ты права. Мы действительно одичали. Это уже ни в какие рамки…
   Лиза. А кругом, между прочим, бушует настоящая жизнь!.. Люди ходят в театры, в кино, в музеи. Ссорятся, смеются, любят, болеют, умирают…
   Кузнецов. У меня есть конкретное предложение. Надо срочно посетить Третьяковскую галерею. Говорят, это изумительно. Наши были.
   Лиза. Стыдно – жить в Москве и не побывать в Третьяковке. Решено – в первую же субботу идем в Третьяковку.
   Кузнецов. Суббота отпадает. В субботу я не могу. В субботу у меня комиссия.
   Лиза. Хорошо. Тогда в воскресенье сходим в Манеж, на фотовыставку. Нас засмеют, если узнают, что мы не были на фотовыставке.
   Кузнецов. В воскресенье не получится. Много работы. Надо подготовить чертежи.
   Лиза. Ну, тогда в понедельник. В понедельник можно сходить в планетарий. Человек эпохи НТР обязан ходить в планетарий.
   Кузнецов. В понедельник исключено. В понедельник у меня совещание.
   Лиза. Ну вот. Так я и знала. У тебя на все есть отговорки. Ну тогда давай хотя бы пригласим кого-нибудь в гости. Мы уже тысячу лет никого не приглашали в гости!..
 
   Трель дверного звонка. Пауза. Лиза и Кузнецов вопросительно смотрят друг на друга.
 
   Кузнецов. По-моему, звонят.
   Лиза. Звонят.
   Кузнецов. Это наверняка к тебе.
   Лиза. Почему ко мне?
   Кузнецов. Потому что я сегодня никого не жду.
   Лиза. Я тоже никого не жду.
   Кузнецов. Значит, не к тебе.
   Лиза. Но если это не ко мне, то, очевидно, к тебе.
   Кузнецов. Почему обязательно ко мне?
   Лиза. Потому что ко мне в такое время не приходят.
   Кузнецов. И ко мне в такое время не приходят.
   Лиза. Получается, что это не к нам.
   Кузнецов. Но если это не к нам, то почему звонят в нашу квартиру?
 
   Трель повторяется.
 
   Кузнецов. Поразительная бесцеремонность! Двенадцатый час ночи, а им хоть бы что!..
   Лиза. Когда приличные люди хотят прийти в гости, они предупреждают об этом по телефону!..
   Кузнецов. Надо открывать. Если это ко мне, скажи, что меня нет дома.
   Лиза. Почему именно я должна открывать? Меня тоже нет дома.
   Кузнецов. Но не могу же я открыть дверь и сказать, что меня нет дома?..
   Лиза. А как же я могу сказать, что тебя нет дома, если меня самой нет дома?
   Кузнецов. Ну и прекрасно. Стало быть, нас нет дома. А если нас НЕТ ДОМА – незачем и открывать.
 
   Снова резкая и настойчивая трель звонка.
 
   Кузнецов. Кто же это такой настырный?
   Лиза. Во всяком случае, не Пашка с Ириной. Они подали на развод. И, к тому же, мы с ними в ссоре.
   Кузнецов. Может быть, Гарик с Натальей?
   Лиза. Они в Ессентуках. Уже три дня. Я сама их провожала.
   Кузнецов. Ну, тогда это Борис.
   Лиза. Борис сломал ногу. Лежит в гипсе. Ты же сам передавал ему привет.
   Кузнецов. Остается Светка. Больше некому.
   Лиза. Но Светка на днях похоронила бабушку. Буквально во вторник.
   Кузнецов. Это не аргумент. Она всегда приходила к нам без бабушки.
   Лиза. Нет, это не Светка. Она человек деликатный. Она не стала бы будить нас среди ночи.
 
   Снова звонок.
 
   Лиза. Видимо, они все-таки знают, что мы дома. И берут нас на измор.
   Кузнецов. Ну, это уж черт знает что! Хотел бы я заглянуть этим наглецам в глаза!..
   Лиза. А что тебе мешает заглянуть им в глаза? Открой дверь и загляни.
   Кузнецов. Ты считаешь, что надо открыть?
   Лиза. Я считаю, что нахалов надо учить.
   Кузнецов. Пожалуй, ты права. В этом есть своя сермяга.
   Лиза. Валечка, только разговаривай с ними хладнокровно. Не заводись.
 
   Кузнецов выходит в прихожую и тут же возвращается обратно. Следом за ним в квартиру вваливается шумный и веселый гость.
 
   Гость (ставит на пол огромный чемодан). Крепко же вы спите, хозяева! Я уж тут весь дом переполошил. Думал, придется идти в гостиницу. Ну, здорово, Валюха!
   Кузнецов. Здорово… ствуйте.
   Гость. Не ожидал? А я вот взял да и нагрянул. Сказал – приеду, стало быть, приеду. Слово надо держать, так или нет?
   Кузнецов. Да, слово… не воробей…
   Гость. Хотел было телеграмму отбить. А потом думаю – зачем? Начнешь волноваться, цветы покупать, банкет устраивать. Ты такой. Я тебя знаю.
   Кузнецов. Цветы – пожалуйста. Цветы не проблема…
   Гость. В отпуск я. Как договорились. Тебя повидать, Москву посмотреть. Я ведь в Москве первый раз. Ну, Москва, ну, столица! В тайге проще отыскать человека!..
   Лиза. Валя, можно тебя на два слова?
   Кузнецов. Вы… Ты располагайся. Я сейчас.
 
   Лиза и Кузнецов выходят на кухню.
 
   Лиза. Кто это такой?
   Кузнецов. Теряюсь в догадках.
   Лиза. Не малодушничай. Говори правду.
   Кузнецов. Даю тебе честное слово, я его не знаю.
   Лиза. Но зато он тебя знает.
   Кузнецов. Это очень странно.
   Лиза. Он даже называет тебя по имени!
   Кузнецов. Может быть, он видел меня в кинохронике? Помнишь, в «Новостях дня»?
   Лиза. Тебя показывали ровно секунду. Причем со спины. В основном снимали мартен.
   Кузнецов. Тогда не знаю. Во всяком случае, на жулика он не похож.
   Лиза. Настоящий жулик никогда не бывает похож на жулика.
   Кузнецов. Что же теперь делать?
   Лиза. Пойти и спросить его напрямик, кто он такой и чего он хочет.
   Кузнецов. Напрямик неудобно. Он ко мне, как к родному, а я ему – кто вы такой? Нет, надо наводящими вопросами…
   Лиза. Если тебе неудобно, я могу спросить его сама.
   Кузнецов. Нет уж, пожалуйста, не надо. Ато обидишь человека ни за что ни про что. Сейчас я с ним поговорю, и все выяснится.
 
   Кузнецов возвращается в комнату.
 
   Гость. А ведь ты, Валюха, небось, думал, что я не приеду? Ну, скажи честно, думал? Да что ты на меня глаза-то таращишь? Неужели так сильно изменился?
   Кузнецов. Сильно. Тебя не узнать.
   Гость. Жизнь, Валюха, она свое берет. Не все нам с тобой в молодцах-то ходить. Ты тоже вон как исхудал. Небось, куришь много? Это ни к чему.
   Кузнецов. Ну, рассказывай. Как и что.
   Гость. Да рассказывать-то нечего. Все по-старому.
   Кузнецов. Значит, без перемен?
   Гость. Без перемен.
   Кузнецов. Все в порядке?
   Гость. Все в порядке.
   Кузнецов. Живешь все там же?
   Гость. Все там же.
   Кузнецов. Где и жил?
   Гость. Где и жил.
   Кузнецов. И работаешь… по той же специальности?
   Гость. По той же.
   Кузнецов. Как и работал?
   Гость. Как и работал.
   Кузнецов. А сюда – в отпуск?
   Гость. В отпуск.
   Кузнецов. Ко мне?
   Гость. К тебе.
   Кузнецов. Спасибо, что не забываешь.
   Гость. Да что ты, Валюха! Разве такое забывается!
   Кузнецов. Такое – нет. Такое не забывается.
   Гость. Да, было времечко… Сейчас я уже не тот… Отяжелел, обленился… Меня в округе теперь уже не по имени а по отчеству кличут. Так и зовут – Игнатыч.
   Кузнецов. Игнатыч?
   Гость. Игнатыч.
   Кузнецов. Как же так? Без имени?
   Гость. Без имени. По-свойски.
   Кузнецов. Гм… Ты меня извини. Я отлучусь на секунду.
 
   Кузнецов выходит на кухню.
 
   Лиза. Ну что, выяснил?
   Кузнецов. Выяснил. Это Игнатыч.
   Лиза. Кто бы мог подумать! И это все?
   Кузнецов. Все.
   Лиза. Ценные сведения!
   Кузнецов. К сожалению, больше ничего не удалось выудить.
   Лиза. А ничего и не надо выуживать. Надо просто выставить его вон.
   Кузнецов. Лиза, умоляю: никакой инициативы! Лучше я сделаю второй заход.
   Лиза. Какой еще второй заход? Совершенно очевидно, что он проходимец.
   Кузнецов. Ну дай мне еще три минуты. Я доведу ситуацию до зеркальной ясности.
   Лиза. Ровно три минуты. И ни минутой больше.
 
   Кузнецов возвращается в комнату.
 
   Гость (раздумчиво). Странный ты какой-то, Валюха… Уставишься на меня и смотришь. Вроде как не узнаешь… Мне даже не по себе становится…
   Кузнецов. Почему это я тебя не узнаю? Я тебя вполне узнаю… Вот и лицо твое мне очень знакомо… У меня, брат, память на лица фотографическая…
   Гость. Вот оно как несуразно в жизни бывает… Едешь к человеку за тыщу верст, а он тебя, оказывается, даже и не помнит!..
   Кузнецов. Да с чего ты взял, что я тебя не помню?.. Я тебя прекрасно помню. Особенно в профиль. Память у меня, брат, – будь, здоров. Учителя поражались.
   Гость. Правду, видать, пословица говорит: с глаз долой – из сердца вон. Ну, напрягись, Валюха… Ну, вспомни!.. Киргизия… Памир… Альплагерь… Ну!..
   Кузнецов. Еще бы не помнить! Я же там отдыхал три года назад. Еще ногу вывихнул. Мне грязевые примочки ставили…
   Гость. Ну, а теперь меня вспомни!.. Вторая палатка от реки. Мы там ежевику рвали… Ну, Кольку Пахомова помнишь?
   Кузнецов (облегченно). Ф-фу, черт!.. Ну конечно!.. И, главное, имя-то на кончике языка вертится!.. Ну здорово, Колька!
   Гость (грустно). Да я не Колька. Колька со мной в одной палатке жил. Все на гитаре играл. А я как раз наоборот. Транзистор слушал.
   Кузнецов. Постой, постой… Дай Бог памяти… Ты же этот… как тебя… ну, этот… имя у тебя еще такое… нерусское…
   Гость. Харитон я. Боборыкин.
   Кузнецов. Ну точно!.. Харитон!.. А ты говоришь, не помню!.. Я, брат, все помню. Я телефонные номера с первого раза запоминаю. Ну здорово, Харитон!
   Гость. Здравствуй, Валюха!
   Кузнецов. Меня только подтолкнуть надо, а дальше память сама подскажет. Я много чего помню. Вот и пиджак твой помню…
   Гость. Куртка у меня тогда была. Зеленая. На молнии. А пиджак я только прошлой весной пошил.
   Кузнецов (с энтузиазмом). И куртку помню!.. Отличная была куртка. Зеленая такая?
   Гость. Зеленая.
   Кузнецов. На молнии?
   Гость. На молнии.
   Кузнецов. Прекрасно помню.
   Гость. Ну и слава Богу. А то я уж было обижаться начал. Вот, думаю, человек! Сам же в Москву приглашал, даже адресок записал, а теперь узнавать не хочет!..
   Кузнецов. Ты, брат, посиди. А я сейчас вернусь. Мигом.
 
   Кузнецов выходит на кухню.
 
   Кузнецов. Ну вот, все стало на свои места. Его зовут Харитон.
   Лиза. Это приятно само по себе. Но это ничего не объясняет.
   Кузнецов. Мы с ним вместе отдыхали в Киргизии. В альплагере. Я его вспомнил.
   Лиза. Ну и что из этого следует?
   Кузнецов. Из этого следует, что он приехал ко мне в гости на законном основании.
   Лиза. Что значит «приехал к тебе в гости»? Не собирается же он здесь жить?
   Кузнецов. Собирается. Нам придется потесниться.
   Лиза. Ты сошел с ума. Пустить в дом незнакомого человека…
   Кузнецов. Почему незнакомого? Это мой старый друг.
   Лиза. Такой старый, что ты никак не мог его вспомнить.
   Кузнецов. Лиза, не могу же я выгнать его на улицу.
   Лиза. В Москве полно гостиниц. В «Золотом колосе» у меня знакомая администраторша. Его устроят.
   Кузнецов. Но это неприлично. Так с гостями не поступают.
   Лиза. Если ты сам трусишь ему об этом сказать, то предоставь это мне!..
 
   Лиза стремительно входит в комнату. За ней уныло следует Кузнецов.
 
   Лиза. Добрый вечер. Хотя правильнее было бы сказать – доброе утро. С приездом.
   Гость. Здравствуйте. Спасибо. Вы, как я понимаю, Валюхина супруга? Очень приятно.
   Кузнецов(нервничая). Познакомься, Лиза. Это мой старый товарищ. Можно сказать, друг. Игнат.
   Гость (поправляет). Харитон. Боборыкин. Вот приехал в отпуск. Раз Валюха приглашал… Не стесню?..
   Лиза. Да вы не смущайтесь! Мы в шкафу поживем. У нас шкаф просторный.
   Кузнецов. Лиза шутит. Она у нас с юмором.
   Гость. Какие у вас часы замечательные!.. В первый раз такие вижу…
   Кузнецов. Часы как часы. Обыкновенные. Правда, с кукушкой.
   Гость. Обыкновенные, говоришь? Нет, Валюха, это необыкновенные часы. Ты мне поверь. Я в этом деле кумекаю.
   Лиза. Подарить, к сожалению, не сможем. Сами понимаете – семейная реликвия. Антиквариат.
   Гость. Да что вы! Разве я не понимаю… Такие вещи не дарят. Ничего, я себе такие же достану!..
   Лиза. Боюсь, что не достанете. Это уникальные часы. В Москве это большая редкость.
   Гость. Достану. Я любые часы достану. Я человек упрямый. У меня и списочек есть.
   Кузнецов. Что это за папирус? Обои, что ли?
   Гость (разворачивает длиннейший бумажный свиток). Говорю же – списочек. Это все магазины, где часы продаются.
   Лиза. А на обороте у вас что же? Тоже магазины?
   Гость. Нет, на обороте – культурные мероприятия. Перечень достопримечательностей.
   Кузнецов. Здорово. И ты намерен все это обойти?
   Гость. А чего ж? Отпуск у меня – три недели. Времени хватит. Да и вы, надеюсь, поможете… А часы с кукушкой я достану. Вот увидите, достану. Я – человек железный.

Картина вторая

   Квартира сплошь загромождена часами всех видов и размеров: здесь и настенные часы с огромным маятником, и напольные – в рост человека – с музыкальным боем, и настольные на внушительной бронзовой подставке.
 
   Лиза. Насколько я понимаю, твой гость еще не вернулся с прогулки?
   Кузнецов. Да, он на экскурсии. Осматривает Царь-колокол и Царь-пушку.
   Лиза. Прекрасно! Значит, мы имеем возможность обсудить создавшееся положение наедине.
   Кузнецов. Создавшееся положение? Ты что, собственно, имеешь в виду?
   Лиза. Не прикидывайся, что не понимаешь. Посмотри, во что превратилась наша квартира…
   Кузнецов. Квартира как квартира. Правда, стало немножко тесновато…
   Лиза. Тесновато?.. Да ты сам стоишь на одной ноге, как аист!..
   Кузнецов. Лично мне так удобно. Это моя любимая детская привычка. Учителя поражались.
   Лиза. А мне не удобно! Я не привыкла так жить. Меня раздражает весь этот хлам.
   Кузнецов. Это не хлам. Это часы. Причем старинные. Вот эти, например, – девятнадцатый век, а эти – восемнадцатый.
   Лиза. Меня это не волнует. Я вчера об этот восемнадцатый век ссадила коленку. До сих пор хромаю.
   Кузнецов. А то, на чем ты сейчас сидишь, – семнадцатый век. Они очень хрупкие. Ручная работа.
   Лиза. Не понимаю, зачем твоему гостю столько часов. Он что, не может обходиться будильником?..
   Кузнецов. Человек коллекционирует часы. Это благородная отрасль. Это можно понять.
   Лиза. Пусть он коллекционирует что угодно!.. Хоть экскаваторы. Только – у себя дома.
   Кузнецов. Лиза, но есть же святые законы гостеприимства! Ничего не поделаешь – придется потерпеть…
   Лиза. А я не желаю больше терпеть! У нас крошечная квартирка. У нас можно коллекционировать только марки.
   Кузнецов. Но бывают же обстоятельства… Надо быть добрее… В войну, например, люди делились последней махоркой…
   Лиза. При чем тут махорка? Я не хочу, чтобы мою квартиру превращали в окопы. В конце концов – я ответственный квартиросъемщик.
   Кузнецов. ну, это уже прямо цитата из Мироновой и Менакера!.. Моя квартира, моя зарплата, моя личная жизнь!
   Лиза. Да, моя личная жизнь!.. Представь себе, я тоже имею право на личную жизнь!.. А мне из-за этого Батыя даже переодеться негде!..
   Кузнецов. Зачем говорить в таком тоне о человеке, которого ты не знаешь?.. Это неинтеллигентно. И к тому же он не Батый.
   Лиза. Ну да, он – Спиноза. Думаешь, оттого что ты сводил его на хоккей, у него появился интеллект? Сомневаюсь.
   Кузнецов. Интеллект – дело наживное. Твоя Светка закончила Ин. яз., а увидела у меня портрет Герцена – говорит: Валечка, подари мне своего Хемингуэя!
   Лиза. Оставь Светку в покое. Она не показатель. У нее умерла бабушка. И потом мало кто знает Хемингуэя в лицо. Это не Кобзон.
 
   Звонок.
 
   Кузнецов. Вернулся. Лиза, умоляю, держи себя в руках. Не выказывай своего превосходства. Пусть все будет мило и по-семейному.
   Лиза. Этого я не обещаю. Все зависит от него самого. Все-таки он здесь в гостях, а не я. Пусть ведет себя по-человечески.
 
   Кузнецов выходит в прихожую и тут же возвращается вместе с Гостем.
 
   Гость (вносит огромные настенные часы). Ну, Москва, ну, столица! Ее и налегке-то в год не обойдешь, а тут еще поклажа!.. Думал, руки отвалятся!..
   Лиза (язвительно). С покупкой вас, Харитон Игнатьич! Ай какие славные часики! Вот купить такие – и никакого серванта не надо. В них посуду можно хранить.
   Гость (любовно поглаживая часы). Шестнадцатый век. Жалко, маятника нет. И цифры стерлись. Если б они еще и ходили – цены бы им не было!..
   Кузнецов. Постой, постой, Харитон, а где же часы с кукушкой? Если уж ты такие редкости достаешь, то часы с кукушкой – для тебя плевое дело!
   Гость (помрачнев). С кукушкой – нету. Говорят, в прошлом квартале были, а теперь нету. Спрос большой. Их теперь только на экспорт выпускают… Но ничего, я своего добьюсь…
   Лиза. Вы ужинать будете, Харитон Игнатьевич? Но предупреждаю – деликатесов нет. Есть только борщ, и то вчерашний. Хотите?
   Гость. Вчерашний, так вчерашний. Кто другой, может, и отказался бы, а я и вчерашним не побрезгую. Я человек простой. Не гордый.
   Кузнецов (поспешно). Могу сбегать в магазин. Тут у нас, на Трубной, есть чудные пельмени. В пачках. Называются «Русские». Исключительные пельмени.
   Лиза. Сиди спокойно. Харитон Игнатьевич нас простит. Мы целый день на работе. Когда же нам готовить? И потом, борщ вполне свежий. Он стоял в холодильнике.
   Гость. Я и говорю, чего добру пропадать! Какой он там ни вчерашний, а все-таки борщ. А если его сметанкой заправить, так и вовсе есть можно!..
   Кузнецов. Харитон, ты пока займись чем-нибудь… Отремонтируй часы… Мне кажется, восемнадцатый век у тебя барахлит… А мы с Лизой… Лиза, можно тебя на минуту?..
 
   Лиза и Кузнецов выходят на кухню.
 
   Кузнецов. Я, конечно, все понимаю… Работа, парикмахерская, курсы английского языка. Но неужели нельзя было приготовить банальнейшие котлеты?..
   Лиза. Ас какой стати? Я и так всю неделю провела у плиты! Нашли домохозяйку! Вы развлекаетесь – я тоже хочу отдохнуть.
   Кузнецов. Лиза, пойми, речь идет о престиже нашей семьи. Ты не допустишь, чтобы наша семья ляпнулась в грязь лицом перед посторонним человеком.
   Лиза. Почему я должна об этом думать? Это твой гость – ты его и обслуживай. Борщ в холодильнике. В синей кастрюльке.
   Кузнецов. Я мог бы и сам, но… как бы тебе это объяснить… Он человек деревенской закваски. Он привык видеть, что домашними хлопотами занимается хозяйка…
   Лиза. Ну, ничего, пусть переживет легкий шок, увидев тебя в переднике! К тому же, у него еще будет время к этому привыкнуть!..
   Кузнецов. Он не поймет. У них не так. У них мужчина ходит на медведя, а женщина стоит у печи. Обычай предков, так сказать…
   Лиза. Кузнецов, не валяй дурака. Ты же не ходишь на медведя. Ты даже в магазин не ходишь. Почему же я должна стоять у печи?
   Кузнецов. Лиза, человек ждет. Ну прошу тебя, ну пофантазируй, ну придумай что-нибудь. Можно отварить вермишель. Ведь у нас есть вермишель?