Филатов Леонид. Три мушкетера (сборник)

   Портос. Жаль, конечно, малыш, что сегодняшняя неудача основательно подорвет твою карьеру… Ну да тут уж ничего не поделаешь. Самое главное, постарайся не угодить на мою шпагу, а все остальное – сущие пустяки…
   Арамис. Очень сожалею, господин капитан, что наше знакомство случилось при столь огорчительных для вас обстоятельствах, но ведь справедливость превыше всего, не так ли?..
   Нач. отряда. Это… это… это беззаконие, господа! Я обещаю вам, что вы жестоко поплатитесь за оскорбление гвардейского мундира! Мой отряд будет иметь честь атаковать вас! И немедленно!
   Атос. Милости просим, капитан! И пусть вас шестеро, а нас всего только трое, мы призываем вас не стесняться и вести себя так, как если бы было наоборот!
   Нач. отряда. Жребий брошен, господа! Уж если вы не озабочены тем, что вас насчитывается всего трое, то мне и вовсе не следует горевать, если вас станет на троих меньше!
   Д’Артаньян. Гм…Простите, что я вмешиваюсь, капитан, но я в таких случаях тоже имею обыкновение проветривать свою шпагу. Так что пусть вас не удивляет, если при более внимательном подсчете вы обнаружите, что нас не трое, а четверо.
   Нач. отряда. Поздравляю с пополнением, господа! Вас стало несколько больше, но это отнюдь не значит, что в связи с этим у нас прибавилось забот. Ведь четверо – это еще не шестеро, не так ли, господа?
   Бэкингем. Да, но пятеро – это уже не четверо, капитан! Я имею честь быть как раз пятым. Так что, если вы хотите составить наиболее полную картину происходящего, потрудитесь пересчитать нас еще раз!
   Нач. отряда. Итак, вас уже пятеро. Тем лучше! По крайней мере, теперь уже никто не посмеет обвинить нас в легкой победе. Ведь пятеро – это уже почти шестеро!
   Планше. Не почти шестеро, капитан, а ровно шестеро. Так-то оно будет вернее. Неужто же вы думаете, что я буду стоять в сторонке и глядеть, как вы станете лупить этаких славных ребятишек?..
   Д’Артаньян. Браво, Планше! Ну вот, мы уравнялись в правах, капитан! А теперь, если вы не против, то мы готовы преподать вам урок хороших манер. Шпаги наголо, мушкетеры!..
   Между мушкетерами и гвардейцами завязывается отчаянная схватка, в которой мушкетеры одерживают победу, а посрамленные гвардейцы отступают.
   Бэкингем. Благодарю вас, друзья мои! Если бы не ваша помощь, я бы весь остаток сегодняшней ночи занимался тем, что отпугивал крыс в одном из самых глубоких подвалов Бастилии.
   Атос. О, это не стоило нам ни малейшего труда, милорд! Подобные стычки с гвардейцами для нас не редкость, и сегодня мы лишь использовали удобный случай, чтобы задать им очередную трепку.
   Портос. У нас с ними старые счеты, милорд, и всякий раз, когда нам удается застать их за неблаговидным делом, мы, как говорится, сполна отводим душу.
   Арамис. Вы ведь сами имели возможность убедиться, милорд, что эти люди не отличаются избытком благородства, так что нам приходится время от времени напоминать им правила хорошего тона.
   Бэкингем. Во всяком случае, вы спасли мне жизнь, и она, смею надеяться, чего нибудь да стоит! (Замечает д’Артаньяна.) Вам я обязан вдвойне, храбрый юноша! К сожалению, обстоятельства вынуждают меня немедленно покинуть Париж, и я не имею возможности отблагодарить вас так, как вы того заслуживаете, но надеюсь, что наша первая встреча окажется не последней!..
   Атос. (дАртаньяну.) Не кажется ли вам, сударь, что мы вправе поинтересоваться, кто вы такой? Судя по одежде, вы в Париже недавно, но ваше умение владеть оружием сделало бы честь любому парижанину.
   Д’Артаньян. Я родом из Гаскони, господа, и приехал в Париж в надежде поступить на королевскую службу. Однако я не имею никакого рекомендательного письма, и это, вероятно, очень затруднит дело.
   Портос. Черт возьми, разве сегодняшний бой не самая лучшая рекомендация? Ручаюсь, что господин де Тревиль охотно зачислит вас в мушкетеры его величества! И будь я проклят, если этого не случится завтра же!..
   Д’Артаньян. Это было бы превосходно, господа! Хотя я никогда не имел счастья носить мушкетерский плащ, но в душе я уже давно считаю себя мушкетером его величества!
   Арамис. Яи мои друзья готовы оказать вам всяческое содействие, но, прежде чем мы станем ходатайствовать за вас перед капитаном королевских мушкетеров, нам бы хотелось услышать ваше имя.
   Д’Артаньян. Д’Артаньян, господа!
   Атос. (Кланяясь.) Атос!
   Портос. (Кланяясь.) Портос!
   Арамис. (Кланяясь.) Арамис!
 
   (Песня мушкетеров, из которой следует, что три мушкетера – хорошо, а четыре – еще лучше.) Затихает мушкетерская песня, и мы переносимся в дом Констанции Бонасье. Слышны чьи-то оживленные голоса, и в следующую секунду на сцене появляется Констанция. За ее спиной мы видим д’Артаньяна и Планше.
 
   Констанция. Добро пожаловать, господа! Смею надеяться, что здесь вы будете чувствовать себя как дома!..
 
   Слышен сварливый голос господина Бонасье: «Констанция! Это ты, Констанция?»
 
   Мой муж не очень охотно принимает постояльцев, но думаю, что для вас он сделает исключение!
 
   Появляется средних лет толстяк с круглой благодушной физиономией. Очевидно, это и есть господин Бонасье.
 
   Позвольте представить вам моего мужа, господа!
   Бонасье. (Важно.) Мое имя – Бонасье. Я являюсь мужем этой дамы и хозяином лучшей галантерейной лавки в Париже.
   Д’Артаньян. Меня зовут д’Артаньян, сударь. Я также являюсь обладателем кучи всяких достоинств, перечисление которых заняло бы слишком много времени.
   Планше. (Кланяясь.) Планше, к вашим услугам. Я имею честь быть личным секретарем господина д’Артаньяна.
   Констанция. Мне остается добавить, что эти доблестные рыцари только что спасли меня от верной гибели.
   Бонасье. Вот как! На тебя напали разбойники? Что же ты мне сразу этого не сказала? (Д’Артаньяну и Планше.) Отныне я ваш должник, господа, и потому готов сделать для вас все, что будет в моих силах!
   Д’Артаньян. Дело в том, сударь, что мы только сегодня прибыли в Париж…
   Планше.…и не успели облюбовать себе местечко на каком-нибудь постоялом дворе…
   Бонасье. Ни слова больше! Я понял вас, господа! С этой минуты вы – гости этого дома!
   А чтобы не показаться вам голословным, я сейчас же спущусь в подвал и захвачу оттуда несколько бутылочек превосходного божанси.
   Планше. Вот это дело, господин Бонасье! Я, пожалуй, отправлюсь с вами. Может быть, вам придет в голову захватить с собой что-нибудь еще, а ведь у вас только две руки, не правда ли?
   Бонасье. (Тускло.) Вы очень любезны, сударь!
 
   Планше и господин Бонасье уходят, Констанция и д’Артаньян остаются одни.
 
   Констанция. Ах как мне благодарить вас за то, что вы для меня сделали!
   Д’Артаньян. Это я должен благодарить судьбу за то, что она послала мне встречу с вами!
   Констанция. Да будет вам, сударь! Ведь вы же меня совсем не знаете! За время нашего знакомства мы не успели сказать друг другу и трех слов!
   Д’Артаньян. С той минуты, как я вас увидел, только эти три слова и вертятся у меня на языке, сударыня!
   Констанция. В таком случае, отчего бы вам не сказать их сейчас? Говорите же, я слушаю!
 
   В ту самую минуту, когда д’Артаньян, казалось, уже собрался с духом, чтобы произнести заветные слова, появляются Планше и господин Бонасье, нагружен-ные бутылками и всяческой снедью. Сообразительный Планше вовремя замечает, что кое-кому их шумное появление пришлось некстати.
 
   Планше. (Хлопает себя полбу.) Дьявол!
   Бонасье. Что вы имеете в виду, любезный?
   Планше. Сыр!
   Бонасье. Сыр?
   Планше. Сыр! Ну конечно же, сыр! Чудесный лимбургский сыр, мягкий, как воск, и желтенький, как июльское солнышко!
   Бонасье. Не хотите ли вы сказать, любезный, что нам придется еще раз спуститься в подвал?
   Планше. Именно это я и хочу сказать, господин Бонасье! Судите сами, ну какой же приличный ужин обходится без лимбургского сыра!
 
   Планше и Бонасье уходят.
 
   Констанция. Так на чем мы остановились, сударь? Помнится, вы обещали сказать мне три таинственных слова…
   Д’Артаньян. (В смущении.) Честно говоря, со шпагой я управляюсь куда легче, чем со словами…
   Констанция. Итак, насколько я понимаю, вы передумали выполнить обещанное?
   Д’Артаньян. Я имел честь родиться в Гасконии, сударыня, а гасконцы, как известно, не бросают слов на ветер.
   Констанция. Так говорите же, я слушаю!..
 
   Едва д’Артаньян, поборов свое смущение, открывает рот, чтобы произнести требуемые слова, как снова появляются Планше и Бонасье; в руках у последнего тяжеленный круг лимбургского сыра, смахивающий на здоровенный мельничный жернов.
 
   Планше. (Снова хлопает себя по лбу.) Дьявол!
   Бонасье. (Опасливо.) На что это вы намекаете, любезный?
   Планше. На каплуна, господин Бонасье! На того самого розового каплуна, которого мы оставили зябнуть в подвале! Бедняга, надо думать, весь покрылся пупырышками.
   Бонасье. Означает ли это, что мы с вами должны опять вернуться в подвал?
   Планше. (Твердо.) Означает, господин Бонасье, означает! Необходимо сейчас же доставить окоченевшего бедолагу на стол! Право же, здесь ему будет веселее…
 
   Планше и Бонасье снова уходят.
 
   Констанция. Ну так где же ваши три слова, сударь? О, да я вижу, вы просто струсили!
   Д’Артаньян. Если бы вы были мужчиной, сударыня, я бы вам доказал, что гасконцам незнакомо чувство страха!
   Констанция. Но я не мужчина, и потому вам придется воздержаться от подобных доказательств, сударь!
   Д’Артаньян. Честное слово, я не хотел вас обидеть, я только хотел сказать…
   Констанция.…три слова, не так ли?
   Д’Артаньян. Именно так, сударыня!
 
   (Дуэт Констанции и д’Артаньяна о любви с первого взгляда и о трех словах, без которых в любви, видимо, никак не обойтись.)
 
   Появляются Планше и Бонасье, галантерейщик, отдуваясь, тащит огромного каплуна. Планше замечает, что разговор между д’Артаньяном и Констанцией достиг кульминационной точки, и поэтому тут же незамедлительно хлопает себя по лбу.
 
   Планше. Дьявол!
   Бонасье. (Агрессивно.) Что это вы зарядили трескать себя по лбу, любезный?
   Планше. Гусиная печенка, господин Бонасье! Совсем выпала из головы эта гусиная печенка! А она такая славненькая, такая пряная, такая душистая, что без нее никакая закуска не полезет в горло!
 
   Оба быстро уходят.
 
   Констанция. (Неожиданно вскрикивает.) О Боже мой!
   Д’Артаньян. Что с вами, сударыня?
   Констанция. Я совсем забыла о моей бедной Королеве! А ведь она ждет не дождется известий о Бэкингеме и о подвесках. Прошу меня простить, сударь, но мне необходимо сию же минуту отправиться во дворец.
   Д’Артаньян. (Галантно.) Позвольте мне проводить вас! Я полагаю, что столь поздняя прогулка по Парижу для женщины с вашей внешностью небезопасна!
   Констанция. О, не беспокойтесь, сударь! Это ведь совсем недалеко, как вы имели возможность убедиться! А кроме того, если бы мы исчезли из дома вдвоем, муж стал бы ревновать меня к вам!
   Д’Артаньян.…И имел бы на это все основания, сударыня!
   Констанция. (Торопливо.) Ваша комната наверху. Чистое белье и полотенца вы найдете в шкафу. До встречи, сударь!
 
   Констанция исчезает, и д’Артаньян остается один.
 
   Д’Артаньян. Вот он, настоящий Париж! Сюда, искатели приключений! За одну ночь в Париже вы сумеете пережить столько неожиданностей, сколько вам не выпадет за всю вашу жизнь!
 
   (Куплеты д’Артаньяна о том, что такое настоящий Париж в представлении настоящего мужчины.)
 
   Ого! Сюда идут! Оказывается, мы с Планше еще не самые поздние гости в этом уютном гнездышке! Терпеть не могу подслушивать чужие разговоры, но, видно, в Париже так уж принято.
 
   Д’Артаньян прячется за портьеру; секундой позже в гостиной появляются Рошфор и Миледи.
 
   Миледи. Странно!.. Мне казалось, здесь только что кто-то был! Во всяком случае, я заметила, как за окном мелькнула чья-то тень.
   Рошфор. Стоит ли обращать внимание на пустяки, Миледи? Сейчас необходимо как можно скорее арестовать эту интриганку Бонасье и узнать, где она прячет подвески!
   Миледи. Т-с-с!.. Я слышу чьи-то голоса… Полагаю, будет лучше, если мы спрячемся за портьеру… Иначе мы рискуем спугнуть канарейку прежде, чем захлопнется клетка!..
 
   Миледи и Рошфор прячутся за портьеру; входят Планше и Бонасье.
 
   Бонасье. (Отдуваясь.) Предупреждаю вас, любезный, если вы еще раз надумаете хлопнуть себя по лбу, то делайте это так, чтобы я не видел!..
   Планше. Дьявол! (С размаху хлопает по лбу господина Бонасье.)
   Бонасье. (Оторопев.) Это как же вас понимать, любезный?
   Планше. (Деловито.) Комар, господин Бонасье! Здоровущий комар! Вот уж никогда бы не подумал, что в Париже такая тьма комаров!..
 
   Бонасье затравленно озирается по сторонам и вдруг замечает, что в гостиной нет ни д’Артаньяна, ни Констанции.
 
   Бонасье. Эгей, любезный! А вы, я вижу, парень не промах!.. Решили обвести вокруг пальца старого добряка Бонасье, не правда ли?..
   Планше. О чем это вы толкуете, сударь, ума не приложу…
   Бонасье. Да полно вам прикидываться простачком! Покамест я без устали таскал вам из подвала всякую снедь, ваш хозяин преспокойно любезничал с моей женой!..
   Планше. Э-э, вы плохо знаете моего хозяина, господин Бонасье! Для него женщина все равно что касторка! Бывало, как увидит какую-нибудь красотку, так его прямо с души воротит!..
   Бонасье. Это от моей-то жены его с души воротит? Да знаете ли вы, любезный, что моя жена входит в первую десятку красавиц Парижа!
   Планше. Уж не знаю, как у вас в Париже, господин Бонасье, а у нас в Гаскони на такую и смотреть бы никто не стал!
   Бонасье. (Задыхаясь от возмущения.) Ах вот как, любезный, значит, вашему хозяину моя жена не пара? Ему подавай торговку с парижского рынка!.. Позвольте вам заметить, любезный, что у вашего хозяина испорченный вкус!..
   Планше. Напрасно стараетесь, господин Бонасье! Как вы ни расхваливайте свою жену, а все равно не видать ей моего хозяина, как своих ушей!
   Бонасье. Ну это мы еще посмотрим! Ручаюсь, не пройдет и недели, как он влюбится в нее без памяти! Уж вы мне поверьте, любезный, мы и не таких обламывали!
 
   (Куплеты Планше и Бонасье, из которых следует, что иногда семейный престиж бывает дороже супружеской чести.)
   Бонасье замечает, что портьера, за которой спрятались Рошфор и Миледи, колеблется, и это наводит его на некоторые размышления.
 
   Бонасье. (Торжествующе.) Ага! Взгляните-ка сюда, любезный! Что я вам говорил! Вот они где, голубчики!..
   Планше. (Торопливо.) Да будет вам горячиться, сударь! Это всего-навсего ветер, а вам уж привиделось бог знает что!..
   Бонасье. (Победнораспахивает портьеру.) Ветер? Как бы не так! Вот она, эта милая парочка!
 
   Из-за портьеры появляются Рошфор и Миледи. Планше, как видно, ошарашен ничуть не менее господина Бонасье; оба в растерянности отступают.
 
   Бонасье. (Наконец приходит в себя.) Я не имею чести вас знать, господа! Кто вы такие и что вам нужно в моем доме?
   Рошфор. Не будь таким любознательным, приятель. Тебе это не идет…
   Миледи. Дождись, пока с тобой захотят познакомиться…
   Бонасье. Я зарание приношу вам свои извинения, господа, но если вы грабители, то я буду вынужден обратиться в полицию.
   Рошфор. Не затрудняйся, приятель. Полиция уже здесь.
   Миледи. (Любезно.) Другими словами, мы и есть полиция.
   Бонасье. Но я не понимаю, что вас привело ко мне, господа. Я – честный торговец и верный слуга короля, а моя жена, как вам, наверное, известно, служит кастеляншей у самой Королевы…
   Рошфор. Вот она-то нас и интересует!..
   Миледи. Покажи-ка нам свою голубку, приятель!
   Бонасье. Моя жена… Констанция… честное слово, господа, она только что была здесь…
   Рошфор. Ах, значит, ее уже нет?..
   Миледи. Держу пари, что она у Королевы!
   Бонасье. Возможно, господа, возможно!.. Моя жена целыми днями проводит во дворце. Королева без нее и шагу ступить не может!
   Рошфор. Скажи, приятель, а не упоминала ли твоя жена о… о подвесках?
   Миледи. Может быть, ты знаешь, куда она их спрятала?
   Бонасье. (Солидно откашливаясь.) С этого и надо было начинать, господа! Подвязки – это по моей части. Я ведь, как известно, галантерейщик.
   Планше. (Желая вступить в разговор.) Это уж точно, господа! Что касается подвязок – тут с господином Бонасье никто не может сравниться!..
   Миледи. Это что еще за болван?
   Планше. Если вам нетрудно, называйте меня просто Планше, сударыня. Я, видите ли, только сегодня прибыл из Гаскони и еще не привык к местному жаргону.
   Рошфор. Незачем тратить время на разговоры с этими болванами, Миледи! Нас ждут дела поважнее!..
   Миледи. Вы правы, Рошфор! Подвески должны оказаться в наших руках еще до наступления рассвета!
 
   Миледи и Рошфор исчезают так же неслышно, как и появились; в следующую секунду из-за портьеры выскакивает д’Артаньян.
 
   Бонасье. О Господи! Что это вы все затеяли играть в моем доме в прятки?..