Страница:
Представьте: у вас завязываются отношения с новым человеком; между вами всегда проявится разница, и её следует принять и сглаживать все острые углы. Но в жизни не представляла себе, что могу спать с мужчиной, который голосует за тори. Неожиданно почувствовала, что совсем не знаю Марка Дарси, – возможно, все те недели, что мы встречались, он тайно коллекционировал картинки с глиняными зверушками в шляпках, вырезанные с последних страниц воскресных приложений, или ускользал на автобусе на матчи по регби, или с завистью глядел из окна на чужие автомобили.
Разговор тёк во всё более высокомерном русле, участники его рисовались вовсю.
– И как же вы определяете, что это именно четыре и пять к семи? – лаяла Луиза на мужчину в полосатой паре, похожего на принца Эндрю.
– Ну, я прошёл курс экономики в Кембридже.
– Кто у вас читал? – вмешалась какая-то девушка, как будто это главный аргумент.
– Всё в порядке? – прошептал Марк не раздвигая губ.
– Да, – пробормотала я опустив голову.
– Но ты… дрожишь. Говори – что случилось? В конце концов я призналась, в чём дело.
– Ну я голосую за тори и что? – изумлённо уставился на меня Марк.
– Тсс… – прошептала я, нервно оглянувшись.
– В чём проблема?
– Видишь ли, – начала я, жалея, что здесь нет Шеззер, – если бы я голосовала за тори, то оказалась бы изгоем общества. Это всё равно что приехать в «Кафе руж» на коне, со стаей гончих на веревке или устроить вечеринку на полированных столах, с расставленными по краям тарелками.
– Как здесь, ты хочешь сказать? – Марк рассмеялся.
– Ну да, – пробормотала я.
– И за кого ты тогда голосуешь?
– За лейбористов, конечно. Все голосуют за лейбористов.
– Что ж, это только ясно доказывает, что не в том дело – пока, – вздохнул Марк. – А почему, интересно?
– Что – почему?
– Почему ты голосуешь за лейбористов?
– Ну… – я задумалась, – потому что тот, кто голосует за лейбористов, относится к левому движению.
– А-а…
Кажется, Марк решил, что всё это невероятно весело. Теперь к нам было обращено всеобщее внимание.
– И к социалистам, – прибавила я.
– «К социалистам»… понятно. А социалисты – это…
– Объединенные рабочие.
– Так, но Блэр ведь точно не собирается поддерживать профсоюзы, верно? Вспомни, что он сказал про четвертую статью.
– А тори – это просто ерунда.
– «Ерунда»? – усомнился Марк. – Экономика сейчас в лучшем состоянии, чем была в течение семи лет.
– Нет, не в лучшем! – завелась я. – Наверняка они её улучшили, потому что скоро выборы.
– Что «улучшили»? – уточнил Марк. – Экономику?
– Какова позиция Блэра в Европе по сравнению с позицией Мейджора? – вступила Луиза.
– Да. И почему он не принял обещания тори год за годом увеличивать ассигнования на здравоохранение? – подхватил принц Эндрю.
Честное слово, так они и беседовали, рисуясь друг перед другом. Скоро я поняла, что больше этого не вынесу.
– Дело всё в том, что голосовать надо за принцип, а не за непонятную деталь – такой процент или вот такой. И совершенно ясно, что лейбористская партия поддерживает принципы доброты и участия, интересы геев, матерей-одиночек и Нельсона Манделы. А противостоят ей орущие высокомерные мужчины – эти заводят интрижки со всеми, кто попадается на пути, трахаются направо и налево, ходят в ресторан «Ритц» в Париже, а потом ругают всех ведущих программы «Сегодня».
За столом наступила глубокая тишина.
– Ну, кажется, ты изложила суть в двух словах. – Марк засмеялся и погладил моё колено. – С этим мы бессильны спорить.
Все смотрели на нас. Потом, вместо того чтобы кому-нибудь пойти в туалет – как случается у нормальных людей, – они сделали вид, что ничего не произошло, и снова стали чокаться и тараторить, совершенно не обращая на меня внимания.
Никак не могла оценить, ужасно ли моё положение или ничего. Будто я в племени папуасов Новой Гвинеи, спариваюсь с собакой вождя и понятия не имею, что означает шёпот вокруг: то ли им всё равно, то ли обсуждают, как поджарить твою голову.
Кто-то постучал по столу и произнёс речь – по-настоящему, безумно, невыносимо скучную. Как только она кончилась, Марк прошептал:
– Пойдём отсюда, а?
Мы попрощались и направились к выходу.
– Э-э-э, Бриджит, – обратился ко мне Марк, – не хочу тебя тревожить, но… у тебя что-то странное вот тут, на поясе.
Рванула у него свою руку: жуткий корсет каким-то образом завернулся по краям и выпирает на талии, как огромная запасная шина…
– Что это? – осведомился Марк, кивая и улыбаясь, пока мы прокладывали путь между столиками.
– Ничего… – выдавила я.
Как только выбрались из зала, я кинулась в туалет. Довольно трудно стянуть с себя платье, раскатать жуткий корсет, а потом снова надеть всё это кошмарное одеяние. Безумно захотелось оказаться дома, в просторных штанах и свитере.
Вынырнула в холл – и чуть не развернулась и снова не заскочила в туалет: Марк опять беседует с Ребеккой… Она что-то шепчет ему на ухо, а затем разражается ужасным, ухающим смехом.
Подхожу к ним, неловко останавливаюсь.
– А, вот она! – обрадовался Марк. – Всё в порядке?
– Бриджит! – воскликнула Ребекка, делая вид, что ей прямо-таки оч-чень приятно меня видеть. – Слышала, ты всех сильно поразила своими политическими взглядами!
Очень хотелось выдумать что-нибудь смешное, но вместо этого я стояла и смотрела на неё нахмурив брови.
– Это было великолепно! – заявил Марк. – Бриджит всех нас выставила напыщенными ослами. Ладно, нам пора идти, приятно снова увидеться.
Ребекка с чувством поцеловала нас обоих, распространив вокруг облачко «Гуччи энви», и проплыла обратно в обеденный зал – ясно: надеется, что Марк на неё смотрит.
Пока мы шли к машине, я никак не могла придумать, что сказать. Они с Ребеккой явно смеялись надо мной у меня за спиной, а потом он пытался это скрыть. Очень захотелось позвонить Джуд или Шез и попросить совета.
Марк вёл себя, будто ничего не произошло. Как только мы отъехали, попытался погладить меня по бедру. Почему так – чем меньше хочешь заниматься сексом с мужчиной, тем больше поползновений с его стороны.
– Ты не хочешь подержать руль? – намекнула я, отчаянно пытаясь отстраниться и не дать ему дотянуться до завернувшегося края резиновой оболочки.
– Нет. Хочу тебя изнасиловать. – Марк придвинулся к топорщившемуся корсету.
Умудрилась увернуться, изобразив заинтересованность в безопасности на дороге.
– Да, Ребекка спрашивала, не хотим ли мы как-нибудь заехать к ней на обед, – вспомнил Марк.
Не могла я в это поверить. Знаю Ребекку четыре году – ни разу не приглашала меня заехать на обед.
– Она славно выглядела, правда? Очень милое платье.
Навязчивое Упоминание, и происходит оно прямо у меня перед глазами. Подъехали к Ноттинг Хилл. У светофора, не спросив у меня, Марк просто повернул в сторону моего дома, противоположную его дому. Хранит в неприкосновенности собственный замок – наверняка там полно посланий от Ребекки. Я – женщина на время.
– Куда мы едем?! – взорвалась я.
– К тебе. А что? – с тревогой оглянулся Марк.
– Вот так! Почему? – яростно продолжала я. – Мы встречаемся четыре недели и шесть дней. И никогда не оставались у тебя – ни разу, никогда! Почему?
Марк молча повернул налево и направил машину обратно, в сторону Холлэнд-парк авеню. За всю дорогу он так и не произнёс ни слова.
– Что случилось? – поинтересовалась я через некоторое время.
Марк смотрел прямо перед собой и пощелкивал кнопками переключения; наконец промолвил:
– Не люблю, когда кричат.
Дома у него всё было ужасно. Молча поднялись по лестнице; Марк открыл дверь, подобрал почту и включил свет на кухне.
Кухня высотой с двухэтажный автобус, вся безупречно стальная – невозможно определить, где здесь холодильник; странно, что кругом ничего не валяется. Из трёх плоских ламп на полу, посередине, исходит холодный свет.
Марк проследовал в конец помещения – шаги его отдавались пустым эхом, как в подземной пещере на школьной экскурсии, – с мукой оглядел металлические дверцы и осведомился:
– Бокал вина?
– Да, пожалуйста, благодарю, – преувеличенно вежливо откликнулась я.
У стальной стойки бара торчало несколько высоких стульев необычайно модернового вида. Неуклюже забравшись на один, я почувствовала себя как Дез О'Коннор, которая собирается заняться диетой с Анитой Харрис.
– Так, – проговорил Марк.
Открыл металлическую дверцу шкафа, обнаружил, что к ней прикреплена мусорная корзина, закрыл, открыл другую и с удивлением уставился на посудомоечную машину. Я опустила голову, сдерживая смех.
– Красное или белое?
– Белое, пожалуйста.
Вдруг я ощутила сильную усталость, а тут ещё туфли жмут, корсет врезается в тело… Мне хотелось одного – домой.
– Ах вот! – Марк нашёл холодильник.
Оглядевшись, я заметила на одной из стоек автоответчик; внутри вся сжалась – красная лампочка мигает… Поднимаю глаза – Марк стоит прямо передо мной, с бутылкой вина в каком-то дурацком железном горшке; вид у него тоже совершенно несчастный.
– Послушай, Бриджит, я…
Слезаю со стула, обнимаю его – руки его сразу оказываются у меня на талии. Я отпрянула – надо избавиться от этой чёртовой штуки.
– Схожу наверх на минуту, – извинилась я.
– Зачем?
– В туалет, – не выдержала я и поковыляла, в своих теперь уже мучительно жмущих туфлях, к лестнице. Зашла в первую попавшуюся дверь, – кажется, это туалетная комната Марка: везде костюмы, рубашки, рядами стоят туфли. Освободилась от платья и с величайшим облегчением стала сворачивать с себя жуткий корсет, попутно соображая – надену халат, и, может, мы ещё уютно устроимся и всё уладим. Но тут в дверях появляется Марк. Замираю на месте, выставив напоказ своё ужасное белье, – и начинаю лихорадочно его стаскивать, а Марк ошеломленно наблюдает за всем этим.
– Подожди, подожди! – Он взял меня за руку, когда я потянулась за халатом, и уставился на мой живот. – Ты что, играла на себе в крестики-нолики?
Попыталась объяснить ему про Ребела и что в пятницу вечером очень трудно купить спирт, но он, усталый и смущенный, признался:
– Прости, не понимаю, о чём ты говоришь.
– Мне бы немного поспать. Пойдём, просто ляжем?
Он толкнул другую дверь, включил свет. Лишь мельком взглянув внутрь, я не удержалась от громкого возгласа. Там, в огромной белой постели, лежал изящный юноша восточного типа, абсолютно обнажённый, – он жутко улыбался и держал в руках два деревянных шарика на веревочке и маленького кролика.
Разговор тёк во всё более высокомерном русле, участники его рисовались вовсю.
– И как же вы определяете, что это именно четыре и пять к семи? – лаяла Луиза на мужчину в полосатой паре, похожего на принца Эндрю.
– Ну, я прошёл курс экономики в Кембридже.
– Кто у вас читал? – вмешалась какая-то девушка, как будто это главный аргумент.
– Всё в порядке? – прошептал Марк не раздвигая губ.
– Да, – пробормотала я опустив голову.
– Но ты… дрожишь. Говори – что случилось? В конце концов я призналась, в чём дело.
– Ну я голосую за тори и что? – изумлённо уставился на меня Марк.
– Тсс… – прошептала я, нервно оглянувшись.
– В чём проблема?
– Видишь ли, – начала я, жалея, что здесь нет Шеззер, – если бы я голосовала за тори, то оказалась бы изгоем общества. Это всё равно что приехать в «Кафе руж» на коне, со стаей гончих на веревке или устроить вечеринку на полированных столах, с расставленными по краям тарелками.
– Как здесь, ты хочешь сказать? – Марк рассмеялся.
– Ну да, – пробормотала я.
– И за кого ты тогда голосуешь?
– За лейбористов, конечно. Все голосуют за лейбористов.
– Что ж, это только ясно доказывает, что не в том дело – пока, – вздохнул Марк. – А почему, интересно?
– Что – почему?
– Почему ты голосуешь за лейбористов?
– Ну… – я задумалась, – потому что тот, кто голосует за лейбористов, относится к левому движению.
– А-а…
Кажется, Марк решил, что всё это невероятно весело. Теперь к нам было обращено всеобщее внимание.
– И к социалистам, – прибавила я.
– «К социалистам»… понятно. А социалисты – это…
– Объединенные рабочие.
– Так, но Блэр ведь точно не собирается поддерживать профсоюзы, верно? Вспомни, что он сказал про четвертую статью.
– А тори – это просто ерунда.
– «Ерунда»? – усомнился Марк. – Экономика сейчас в лучшем состоянии, чем была в течение семи лет.
– Нет, не в лучшем! – завелась я. – Наверняка они её улучшили, потому что скоро выборы.
– Что «улучшили»? – уточнил Марк. – Экономику?
– Какова позиция Блэра в Европе по сравнению с позицией Мейджора? – вступила Луиза.
– Да. И почему он не принял обещания тори год за годом увеличивать ассигнования на здравоохранение? – подхватил принц Эндрю.
Честное слово, так они и беседовали, рисуясь друг перед другом. Скоро я поняла, что больше этого не вынесу.
– Дело всё в том, что голосовать надо за принцип, а не за непонятную деталь – такой процент или вот такой. И совершенно ясно, что лейбористская партия поддерживает принципы доброты и участия, интересы геев, матерей-одиночек и Нельсона Манделы. А противостоят ей орущие высокомерные мужчины – эти заводят интрижки со всеми, кто попадается на пути, трахаются направо и налево, ходят в ресторан «Ритц» в Париже, а потом ругают всех ведущих программы «Сегодня».
За столом наступила глубокая тишина.
– Ну, кажется, ты изложила суть в двух словах. – Марк засмеялся и погладил моё колено. – С этим мы бессильны спорить.
Все смотрели на нас. Потом, вместо того чтобы кому-нибудь пойти в туалет – как случается у нормальных людей, – они сделали вид, что ничего не произошло, и снова стали чокаться и тараторить, совершенно не обращая на меня внимания.
Никак не могла оценить, ужасно ли моё положение или ничего. Будто я в племени папуасов Новой Гвинеи, спариваюсь с собакой вождя и понятия не имею, что означает шёпот вокруг: то ли им всё равно, то ли обсуждают, как поджарить твою голову.
Кто-то постучал по столу и произнёс речь – по-настоящему, безумно, невыносимо скучную. Как только она кончилась, Марк прошептал:
– Пойдём отсюда, а?
Мы попрощались и направились к выходу.
– Э-э-э, Бриджит, – обратился ко мне Марк, – не хочу тебя тревожить, но… у тебя что-то странное вот тут, на поясе.
Рванула у него свою руку: жуткий корсет каким-то образом завернулся по краям и выпирает на талии, как огромная запасная шина…
– Что это? – осведомился Марк, кивая и улыбаясь, пока мы прокладывали путь между столиками.
– Ничего… – выдавила я.
Как только выбрались из зала, я кинулась в туалет. Довольно трудно стянуть с себя платье, раскатать жуткий корсет, а потом снова надеть всё это кошмарное одеяние. Безумно захотелось оказаться дома, в просторных штанах и свитере.
Вынырнула в холл – и чуть не развернулась и снова не заскочила в туалет: Марк опять беседует с Ребеккой… Она что-то шепчет ему на ухо, а затем разражается ужасным, ухающим смехом.
Подхожу к ним, неловко останавливаюсь.
– А, вот она! – обрадовался Марк. – Всё в порядке?
– Бриджит! – воскликнула Ребекка, делая вид, что ей прямо-таки оч-чень приятно меня видеть. – Слышала, ты всех сильно поразила своими политическими взглядами!
Очень хотелось выдумать что-нибудь смешное, но вместо этого я стояла и смотрела на неё нахмурив брови.
– Это было великолепно! – заявил Марк. – Бриджит всех нас выставила напыщенными ослами. Ладно, нам пора идти, приятно снова увидеться.
Ребекка с чувством поцеловала нас обоих, распространив вокруг облачко «Гуччи энви», и проплыла обратно в обеденный зал – ясно: надеется, что Марк на неё смотрит.
Пока мы шли к машине, я никак не могла придумать, что сказать. Они с Ребеккой явно смеялись надо мной у меня за спиной, а потом он пытался это скрыть. Очень захотелось позвонить Джуд или Шез и попросить совета.
Марк вёл себя, будто ничего не произошло. Как только мы отъехали, попытался погладить меня по бедру. Почему так – чем меньше хочешь заниматься сексом с мужчиной, тем больше поползновений с его стороны.
– Ты не хочешь подержать руль? – намекнула я, отчаянно пытаясь отстраниться и не дать ему дотянуться до завернувшегося края резиновой оболочки.
– Нет. Хочу тебя изнасиловать. – Марк придвинулся к топорщившемуся корсету.
Умудрилась увернуться, изобразив заинтересованность в безопасности на дороге.
– Да, Ребекка спрашивала, не хотим ли мы как-нибудь заехать к ней на обед, – вспомнил Марк.
Не могла я в это поверить. Знаю Ребекку четыре году – ни разу не приглашала меня заехать на обед.
– Она славно выглядела, правда? Очень милое платье.
Навязчивое Упоминание, и происходит оно прямо у меня перед глазами. Подъехали к Ноттинг Хилл. У светофора, не спросив у меня, Марк просто повернул в сторону моего дома, противоположную его дому. Хранит в неприкосновенности собственный замок – наверняка там полно посланий от Ребекки. Я – женщина на время.
– Куда мы едем?! – взорвалась я.
– К тебе. А что? – с тревогой оглянулся Марк.
– Вот так! Почему? – яростно продолжала я. – Мы встречаемся четыре недели и шесть дней. И никогда не оставались у тебя – ни разу, никогда! Почему?
Марк молча повернул налево и направил машину обратно, в сторону Холлэнд-парк авеню. За всю дорогу он так и не произнёс ни слова.
– Что случилось? – поинтересовалась я через некоторое время.
Марк смотрел прямо перед собой и пощелкивал кнопками переключения; наконец промолвил:
– Не люблю, когда кричат.
Дома у него всё было ужасно. Молча поднялись по лестнице; Марк открыл дверь, подобрал почту и включил свет на кухне.
Кухня высотой с двухэтажный автобус, вся безупречно стальная – невозможно определить, где здесь холодильник; странно, что кругом ничего не валяется. Из трёх плоских ламп на полу, посередине, исходит холодный свет.
Марк проследовал в конец помещения – шаги его отдавались пустым эхом, как в подземной пещере на школьной экскурсии, – с мукой оглядел металлические дверцы и осведомился:
– Бокал вина?
– Да, пожалуйста, благодарю, – преувеличенно вежливо откликнулась я.
У стальной стойки бара торчало несколько высоких стульев необычайно модернового вида. Неуклюже забравшись на один, я почувствовала себя как Дез О'Коннор, которая собирается заняться диетой с Анитой Харрис.
– Так, – проговорил Марк.
Открыл металлическую дверцу шкафа, обнаружил, что к ней прикреплена мусорная корзина, закрыл, открыл другую и с удивлением уставился на посудомоечную машину. Я опустила голову, сдерживая смех.
– Красное или белое?
– Белое, пожалуйста.
Вдруг я ощутила сильную усталость, а тут ещё туфли жмут, корсет врезается в тело… Мне хотелось одного – домой.
– Ах вот! – Марк нашёл холодильник.
Оглядевшись, я заметила на одной из стоек автоответчик; внутри вся сжалась – красная лампочка мигает… Поднимаю глаза – Марк стоит прямо передо мной, с бутылкой вина в каком-то дурацком железном горшке; вид у него тоже совершенно несчастный.
– Послушай, Бриджит, я…
Слезаю со стула, обнимаю его – руки его сразу оказываются у меня на талии. Я отпрянула – надо избавиться от этой чёртовой штуки.
– Схожу наверх на минуту, – извинилась я.
– Зачем?
– В туалет, – не выдержала я и поковыляла, в своих теперь уже мучительно жмущих туфлях, к лестнице. Зашла в первую попавшуюся дверь, – кажется, это туалетная комната Марка: везде костюмы, рубашки, рядами стоят туфли. Освободилась от платья и с величайшим облегчением стала сворачивать с себя жуткий корсет, попутно соображая – надену халат, и, может, мы ещё уютно устроимся и всё уладим. Но тут в дверях появляется Марк. Замираю на месте, выставив напоказ своё ужасное белье, – и начинаю лихорадочно его стаскивать, а Марк ошеломленно наблюдает за всем этим.
– Подожди, подожди! – Он взял меня за руку, когда я потянулась за халатом, и уставился на мой живот. – Ты что, играла на себе в крестики-нолики?
Попыталась объяснить ему про Ребела и что в пятницу вечером очень трудно купить спирт, но он, усталый и смущенный, признался:
– Прости, не понимаю, о чём ты говоришь.
– Мне бы немного поспать. Пойдём, просто ляжем?
Он толкнул другую дверь, включил свет. Лишь мельком взглянув внутрь, я не удержалась от громкого возгласа. Там, в огромной белой постели, лежал изящный юноша восточного типа, абсолютно обнажённый, – он жутко улыбался и держал в руках два деревянных шарика на веревочке и маленького кролика.
3. Конец!
1 февраля, суббота
129 фунтов; порций алкоголя – 6 (но смешанных с томатным соком, оч. питательно); сигарет – 400 (вполне понятно); кроликов, оленей, фазанов или других представителей дикой фауны, найденных в кровати, – 0 (существенный прогресс со вчерашнего дня); бойфрендов – 0, бойфрендов экс-бойфренда – 1; количество нормальных потенциальных бойфрендов, существующих в мире, – 0.
00.15. Почему такие вещи всегда происходят со мной? Почему? Единственный раз кто-то показался мне милым, разумным человеком, то есть одобрен мамой, не женат, не псих, не алкоголик, не запудриватель мозгов, – и вот оказывается, что он развратник, извращенец, гомосексуалист. Неудивительно, что не хотел пускать меня в свой дом. Вовсе не потому, что он мужчина, неспособный к действию, или влюблен в Ребекку, или я женщина на время. Просто держит в спальне восточных юношей с дикими животными.
Чудовищный шок, ужасный. Секунду-другую тупо смотрела на восточного мальчика, а затем выскочила обратно в первую комнату, напялила платье (слыша за спиной крики в спальне), бросилась вниз по лестнице (как американская армия, преследуемая вьетнамцами), выбежала на улицу и принялась бешено размахивать руками, призывая такси (как девочка по вызову, нарвавшаяся на клиента, который намеревается шарахнуть её по голове).
Может, правы Самодовольные Женатики, когда утверждают: одинокие мужчины потому и одиноки, что по-крупному порочны. Вот почему всё так чертовски, чертовски, чертовски… То есть я не хочу сказать, что быть голубым – это само по себе порок. Но определённо так и есть, если у него подруга и он от неё это скрывает. В четвертый раз остаюсь одна в День Святого Валентина, а следующее Рождество проведу в односпальной кровати в доме родителей. Опять… конец, коне-е-ец!
Жаль, что нельзя позвонить Тому. Так типично для него – уехать в Сан-Франциско как раз в тот момент, когда мне позарез нужен совет нормального гея. Сам всегда побуждает меня часами обсуждать с ним его проблемы с другими гомосексуалистами, а когда мне нужен совет по поводу моей проблемы с гомосексуалистом, что он делает? Едет в проклятый Сан-Франциско.
Спокойно, спокойно… Ясно, что нельзя обвинять Тома в своей беде, тем более что беда моя не имеет к нему никакого отношения; нечего лечиться перекладыванием вины на кого-то другого. Я – уверенная в себе, способная, ответственная женщина с чувством собственного достоинства, проистекающим исключительно изнутри… Га-а-а! Телефон…
– Бриджит, это Марк. Прости, мне так жаль. Произошла ужасная вещь. – Голос очень расстроенный. – Бриджит?..
– Что? – откликнулась я, стараясь унять дрожь в руках и прикурить сигарету.
– Понимаю, как это, должно быть, выглядело. Шокирован не меньше тебя. Ни разу в жизни его раньше не видел.
– И кто же это тогда?! – взорвалась я.
– Оказывается, сын моей экономки. Не знал даже, что у неё есть сын. Очевидно, шизофреник. В трубке послышались отдалённые крики.
– Иду, иду! О боже! Послушай, мне надо сейчас пойти и всё там утрясти. Кажется, он пытается её задушить… Можно я тебе перезвоню попозже?
Снова крики, ещё пуще.
– Будь дома, я только… Бриджит, позвоню утром.
Совсем сбита с толку. Поговорить бы с Джуд или Шез, обсудить, насколько это веское оправдание, но сейчас середина ночи. Может, попробовать поспать?
9.00. Га-а-а, га-а-а! Телефон, ура! Нет! Конец! Только-только вспомнила, что произошло.
9.30. Это не Марк, а мама.
– Знаешь, дорогая, я просто вне себя от ярости!
– Мам, – решительно перебила я, – не возражаешь, если я перезвоню тебе с мобильного?
Мамино бешенство волнами выплескивалось на меня из трубки. Нужно освободить телефон – вдруг Марк попытается звонить.
– С мобильного, дорогая? Вот глупышка – в последний раз у тебя была такая штука в два годика, помнишь? С такими маленькими рыбками. Ох, папа хочет сказать несколько слов, но… А, вот он!
Жду, лихорадочно переводя взгляд с мобильного на часы.
– Привет, дорогая. – У папы усталый голос. – Мама не едет в Кению.
– Здорово, отличная работа! – поздравила я его, порадовавшись, что на худой конец хоть у одного из нас порядок. – Как тебе это удалось?
– Никак. У неё кончился срок действия паспорта.
– Ха, великолепно! Не говори ей, что можно получить новый.
– О, она знает, знает, – вздохнул папа. – Проблема в том, что для нового паспорта нужна новая фотография. Так что здесь нет никакой моей заслуги, дело лишь во флирте с таможенными чиновниками.
Мама выхватила трубку.
– Всё это совершенно нелепо, дорогая! Я сфотографировалась и выглядела на этом фото как древняя старуха. Юна советует опробовать в кабинке-автомате, но это ещё хуже. Поеду со старым паспортом, вот и всё. Ладно, а как Марк?
– Отлично. – Еле удержалась, чтобы не добавить: «Ему нравится спать с восточными мальчиками и возиться с кроликами, – правда, забавно?»
– Так! Мы с папой подумали, не приедете ли вы с Марком завтра к нам на ланч. Мы ещё не видели вас вместе. Приготовлю лазанью с бобами в духовке.
– Можно я тебе попозже перезвоню? Опаздываю… на йогу! – осенило меня.
От мамы удалось избавиться лишь после нетипично короткой пятнадцатиминутной бури, – по мере того как она разыгрывалась, становилось всё яснее, что мощь Британской паспортной службы не имеет никакого значения для мамы и её старого фото. Измотанная, растерянная, нащупала новую сигарету. Экономка?.. То есть я знаю, что у Марка есть экономка, но… И потом, вся эта история с Ребеккой. И голосует за тори. Может, поесть сыру? Га-а-а, телефон! Звонила Шеззер.
– О-ох, Ше-ез! – протянула я несчастным голосом и принялась выкладывать свою историю.
– А теперь помолчи! – перебила меня Шеззер ещё до того, как я добралась до восточного мальчика. – Помолчи! Повторять не буду и хочу, чтобы ты меня выслушала.
– Ладно, – покорилась я, подумав мельком, что если кто-то на всей земле и не способен ничего не повторять (кроме моей мамы), так это Шеззер.
– Кончай с этим.
– Но, Шез…
– Кончай с этим! Ты получила сигнал предупреждения: он голосует за тори. Теперь немедленно покончи с этим, пока тебя не засосало.
– Но подожди, это не…
– Ох, ради бога! – прорычала Шерон. – Он ведет себя точь-в-точь по схеме, ведь правда? Остается у тебя, всё делается для него. Ты приезжаешь разодетая в пух и прах для его кошмарных дружков тори, и что делает он? Флиртует с Ребеккой. Помыкает тобой. И голосует за тори. Всё это – паразитическое использование, помыкание…
Нервно взглядываю на часы.
– Э-э-э, Шез, можно я тебе перезвоню с мобильного?
– Что?! На случай если он тебе позвонит? Не-ет! – взревела Шеззер.
В этот момент мобильный и в самом деле зазвонил.
– Шез, мне сейчас надо идти. Перезвоню тебе попозже. – И в нетерпении нажала кнопку «ОК» – Джуд.
– Ох, ох, у меня такое похмелье! Кажется, меня сейчас вырвет.
И пустилась рассказывать длинную историю про вечеринку в «Мет-баре»; остановила её, поскольку считала, что проблема восточного мальчика поважнее и вовсе это не эгоистично с моей стороны.
– О боже, Бридж! – выдохнула Джуд, когда я замолчала. – Бедняжка… По-моему, ты повела себя просто здорово. Я правда так думаю. Ты молодчина!
Меня охватило чувство огромной гордости, затем я впала в замешательство.
– А что я такого сделала? – И осмотрелась кругом с удовлетворённой улыбкой, тут же сменившейся растерянным морганием.
– Ты сделала всё точно как советуют в книге «Женщины, которые слишком сильно любили». Ты не сделала ничего – просто самоустранилась. Мы не решаем за них их проблемы, – мы просто самоустраняемся.
– Верно, верно! – энергично закивала я.
– Мы не желаем им плохого. Мы не желаем им хорошего. Мы им не звоним. Мы с ними не встречаемся. Мы просто самоустраняемся. Сын экономки, чтоб его! Если у него экономка, почему тогда он вечно приезжает к тебе и заставляет тебя мыть посуду?
– А если это действительно сын экономки?
– Вот, Бриджит! – сурово установила Джуд. – Это и называется Отрицание Очевидного.
11.15. Договорились встретиться с Джуд и Шеззер за ланчем в «192». Не собираюсь впадать в Отрицание Очевидного.
11.16. Да, я абсолютно отстранилась, вот видите!
11.18. Не могу поверить, что он, чёрт его возьми, до сих пор не позвонил! Ненавижу пассивно-агрессивное поведение телефона в современном мире отношений между мужчинами и женщинами – он использует отсутствие коммуникации как средство коммуникации. Это ужасно, ужасно: звонок или отсутствие звонка означает разницу между любовью и просто дружбой, между счастьем и очередным попаданием в окопы безжалостной войны, причём чувство, которое при этом возникает, с каждым разом становится всё тяжелее.
Полдень. Не могу поверить: телефон и впрямь зазвонил, как раз когда я его гипнотизировала, как будто заставила энергией мысли, – Марк!
– Как ты? – устало осведомился он.
– Прекрасно! – заверила я его, стараясь держаться «устранённо».
– Давай я заеду за тобой, мы где-нибудь пообедаем и поговорим.
– Эмм, я обедаю с подругами, – заявила я в самом деле очень «устранённо».
– О боже…
– Что?
– Бриджит, ты хотя бы можешь себе представить, какую ночку я провёл? У меня там этот парень пытался задушить свою мать на кухне, кругом полиция и «скорая», уколы транквилизаторами, поездки в больницу, по всему дому филиппинцы в истерике… Мне поистине очень жаль, что тебе пришлось через всё это пройти, но через то же самое прошёл и я, и вряд ли это моя вина.
– Почему ты раньше не позвонил?
– Потому что каждый раз, когда у меня выдавалась секунда, чтобы позвонить тебе по телефону или по мобильному, всё время было, чёрт возьми, занято!
Хмм… «Устранение» прошло не слишком гладко. Он и впрямь пережил ужасную ночь. Договорились встретиться и поужинать вместе – Марк говорит, что будет спать весь день. Один, как я глубоко и искренне надеюсь.
2 февраля, воскресенье
128 фунтов (отлично: превращаюсь в восточного мальчика); сигарет – 3 (оч. хор.); калорий – 2100 (оч. скромно); бойфрендов – опять 1 (ура!); психологических книг, подсчитанных громко, вслух, в скептическом тоне новообретённым бойфрендом, – 37 (вполне разумно для современного века).
22.00. Моя квартира. Снова хорошо. За ужином поначалу нам было слегка неловко, но затем всё наладилось: решила, что верю в рассказанное Марком, особенно когда он добавил, что я сегодня же могу поехать и поговорить с экономкой.
Но вот мы дошли до шоколадного мусса.
– Бридж, вчера вечером, ещё до того, как всё это произошло, мне показалось, будто что-то не так, – заявил Марк.
Я похолодела. Что в самом деле забавно, мне ведь тоже показалось, будто что-то не так. Но если сама думаешь, будто что-то не так в отношениях, это ничего, а вот если другой – это вроде как кто-то чужой критикует твою маму. И ещё в такой ситуации невольно приходит на ум, что тебя собираются бросить, а это, не считая боли, потери, разбитого сердца и т.д., к тому же очень оскорбительно.
– Бридж, ты что, в гипнозе?
– Нет. Почему ты подумал, будто что-то не так? – прошептала я.
– Ну, каждый раз, когда я пытался прикоснуться к тебе, ты отскакивала, словно я какой-то старый развратник.
Огромное чувство облегчения… Объясняю Марку про жуткое бельё – он искренне хохочет. Заказали десертного вина, оба слегка охмелели, и всё кончилось тем, что поехали ко мне и фантастически провели время в постели.
Сегодня утром – лежали на ковре перед камином и читали газеты – засомневалась: не поднять ли мне вопрос о Ребекке и о том, почему он всегда остается у меня? Но Джуд сказала, не надо: ревность – очень непривлекательная черта для противоположного пола.
– Бриджит, – Марк вернул меня к действительности, – кажется, ты впала в транс. Я спрашиваю – какой смысл в этой новой системе полок? Ты что, медитируешь? Или, может, это специальная буддийская полочная система?
– Дело в электрическом проводе, – рассеянно объяснила я.
– А что это всё за книги? – Марк поднялся и стал их рассматривать. – «Как назначить свидание молодой женщине. Руководство для мужчин старше тридцати пяти»… «Если бы у Будды была подруга»… «Стремление к цели» Виктора Кайема…
– Это мои психологические книги! – заявила я, готовясь к защите.
– «Чего хотят мужчины»… «Как не попасть в зависимость от мужчины, неспособного к действию?»… «Как любить независимого мужчину не теряя головы?»… Ты хоть понимаешь, что собрала самый большой во всей Вселенной массив знаний о поведении противоположного пола? Начинаю чувствовать себя лабораторным животным.
– Э-эмм…
– И как, предполагается, их надо читать – парами? – усмехнулся Марк, доставая с полки книгу. – Охватить обе точки зрения? «Счастливые одиночки» и «Как найти идеального партнера за тридцать дней»… «Доступно о буддизме» и «Стремление к цели» Виктора Кайема?
– Нет, – с достоинством возразила я, – читать надо индивидуально.
– Какого чёрта ты покупаешь всю эту ерунду?
– Ну, вообще-то, у меня на этот счет теория, – возбужденно начала я. – Она у меня действительно есть.
– Если ты считаешь, что остальные мировые религии, например…
– «Остальные мировые религии»? «Остальные» после чего?
Грр… иногда мне хочется, чтобы Марк не был, чёрт возьми, так подкован в юриспруденции.
– Остальные после психологических книг.
– Да, я так и думал, что ты скажешь что-то в этом роде. Бриджит, психологические книги – не религия.
– Нет, религия! Это новая форма религии. Вроде… ну, как будто все люди – это водные потоки и, когда на их пути попадается препятствие, они вспениваются и растекаются в стороны в поисках другого пути.
– «Вспениваются и растекаются»? Бриджит…
– Я имею в виду, – если организованная религия рушится, люди пытаются искать новый свод правил. Я уже говорила: при внимательном взгляде на психологические книги там обнаруживается куча идей, общих с другими религиями.
– Например?.. – Марк ободряюще описал рукой круг.
– Ну, с буддизмом и…
– Нет. Например, каких идей?
– Ну, – начала я, немного испугавшись – к сожалению, теория пока ещё не то чтобы хорошо развита – позитивное мышление. В книге «Эмоциональный интеллект» сказано: оптимизм, убеждение, что всё будет хорошо, – самое главное. Потом еще, конечно, вера в себя, как в книге «Эмоциональная уверенность». А если посмотреть на христианство…
– Да-а-а?..
– Ну, тот кусок, который читают на свадьбах, – это то же самое: «Остаются три вещи: вера, надежда, любовь». Потом ещё, жить сегодняшним днем – как в книге «Неизведанный путь» и в буддизме.
129 фунтов; порций алкоголя – 6 (но смешанных с томатным соком, оч. питательно); сигарет – 400 (вполне понятно); кроликов, оленей, фазанов или других представителей дикой фауны, найденных в кровати, – 0 (существенный прогресс со вчерашнего дня); бойфрендов – 0, бойфрендов экс-бойфренда – 1; количество нормальных потенциальных бойфрендов, существующих в мире, – 0.
00.15. Почему такие вещи всегда происходят со мной? Почему? Единственный раз кто-то показался мне милым, разумным человеком, то есть одобрен мамой, не женат, не псих, не алкоголик, не запудриватель мозгов, – и вот оказывается, что он развратник, извращенец, гомосексуалист. Неудивительно, что не хотел пускать меня в свой дом. Вовсе не потому, что он мужчина, неспособный к действию, или влюблен в Ребекку, или я женщина на время. Просто держит в спальне восточных юношей с дикими животными.
Чудовищный шок, ужасный. Секунду-другую тупо смотрела на восточного мальчика, а затем выскочила обратно в первую комнату, напялила платье (слыша за спиной крики в спальне), бросилась вниз по лестнице (как американская армия, преследуемая вьетнамцами), выбежала на улицу и принялась бешено размахивать руками, призывая такси (как девочка по вызову, нарвавшаяся на клиента, который намеревается шарахнуть её по голове).
Может, правы Самодовольные Женатики, когда утверждают: одинокие мужчины потому и одиноки, что по-крупному порочны. Вот почему всё так чертовски, чертовски, чертовски… То есть я не хочу сказать, что быть голубым – это само по себе порок. Но определённо так и есть, если у него подруга и он от неё это скрывает. В четвертый раз остаюсь одна в День Святого Валентина, а следующее Рождество проведу в односпальной кровати в доме родителей. Опять… конец, коне-е-ец!
Жаль, что нельзя позвонить Тому. Так типично для него – уехать в Сан-Франциско как раз в тот момент, когда мне позарез нужен совет нормального гея. Сам всегда побуждает меня часами обсуждать с ним его проблемы с другими гомосексуалистами, а когда мне нужен совет по поводу моей проблемы с гомосексуалистом, что он делает? Едет в проклятый Сан-Франциско.
Спокойно, спокойно… Ясно, что нельзя обвинять Тома в своей беде, тем более что беда моя не имеет к нему никакого отношения; нечего лечиться перекладыванием вины на кого-то другого. Я – уверенная в себе, способная, ответственная женщина с чувством собственного достоинства, проистекающим исключительно изнутри… Га-а-а! Телефон…
– Бриджит, это Марк. Прости, мне так жаль. Произошла ужасная вещь. – Голос очень расстроенный. – Бриджит?..
– Что? – откликнулась я, стараясь унять дрожь в руках и прикурить сигарету.
– Понимаю, как это, должно быть, выглядело. Шокирован не меньше тебя. Ни разу в жизни его раньше не видел.
– И кто же это тогда?! – взорвалась я.
– Оказывается, сын моей экономки. Не знал даже, что у неё есть сын. Очевидно, шизофреник. В трубке послышались отдалённые крики.
– Иду, иду! О боже! Послушай, мне надо сейчас пойти и всё там утрясти. Кажется, он пытается её задушить… Можно я тебе перезвоню попозже?
Снова крики, ещё пуще.
– Будь дома, я только… Бриджит, позвоню утром.
Совсем сбита с толку. Поговорить бы с Джуд или Шез, обсудить, насколько это веское оправдание, но сейчас середина ночи. Может, попробовать поспать?
9.00. Га-а-а, га-а-а! Телефон, ура! Нет! Конец! Только-только вспомнила, что произошло.
9.30. Это не Марк, а мама.
– Знаешь, дорогая, я просто вне себя от ярости!
– Мам, – решительно перебила я, – не возражаешь, если я перезвоню тебе с мобильного?
Мамино бешенство волнами выплескивалось на меня из трубки. Нужно освободить телефон – вдруг Марк попытается звонить.
– С мобильного, дорогая? Вот глупышка – в последний раз у тебя была такая штука в два годика, помнишь? С такими маленькими рыбками. Ох, папа хочет сказать несколько слов, но… А, вот он!
Жду, лихорадочно переводя взгляд с мобильного на часы.
– Привет, дорогая. – У папы усталый голос. – Мама не едет в Кению.
– Здорово, отличная работа! – поздравила я его, порадовавшись, что на худой конец хоть у одного из нас порядок. – Как тебе это удалось?
– Никак. У неё кончился срок действия паспорта.
– Ха, великолепно! Не говори ей, что можно получить новый.
– О, она знает, знает, – вздохнул папа. – Проблема в том, что для нового паспорта нужна новая фотография. Так что здесь нет никакой моей заслуги, дело лишь во флирте с таможенными чиновниками.
Мама выхватила трубку.
– Всё это совершенно нелепо, дорогая! Я сфотографировалась и выглядела на этом фото как древняя старуха. Юна советует опробовать в кабинке-автомате, но это ещё хуже. Поеду со старым паспортом, вот и всё. Ладно, а как Марк?
– Отлично. – Еле удержалась, чтобы не добавить: «Ему нравится спать с восточными мальчиками и возиться с кроликами, – правда, забавно?»
– Так! Мы с папой подумали, не приедете ли вы с Марком завтра к нам на ланч. Мы ещё не видели вас вместе. Приготовлю лазанью с бобами в духовке.
– Можно я тебе попозже перезвоню? Опаздываю… на йогу! – осенило меня.
От мамы удалось избавиться лишь после нетипично короткой пятнадцатиминутной бури, – по мере того как она разыгрывалась, становилось всё яснее, что мощь Британской паспортной службы не имеет никакого значения для мамы и её старого фото. Измотанная, растерянная, нащупала новую сигарету. Экономка?.. То есть я знаю, что у Марка есть экономка, но… И потом, вся эта история с Ребеккой. И голосует за тори. Может, поесть сыру? Га-а-а, телефон! Звонила Шеззер.
– О-ох, Ше-ез! – протянула я несчастным голосом и принялась выкладывать свою историю.
– А теперь помолчи! – перебила меня Шеззер ещё до того, как я добралась до восточного мальчика. – Помолчи! Повторять не буду и хочу, чтобы ты меня выслушала.
– Ладно, – покорилась я, подумав мельком, что если кто-то на всей земле и не способен ничего не повторять (кроме моей мамы), так это Шеззер.
– Кончай с этим.
– Но, Шез…
– Кончай с этим! Ты получила сигнал предупреждения: он голосует за тори. Теперь немедленно покончи с этим, пока тебя не засосало.
– Но подожди, это не…
– Ох, ради бога! – прорычала Шерон. – Он ведет себя точь-в-точь по схеме, ведь правда? Остается у тебя, всё делается для него. Ты приезжаешь разодетая в пух и прах для его кошмарных дружков тори, и что делает он? Флиртует с Ребеккой. Помыкает тобой. И голосует за тори. Всё это – паразитическое использование, помыкание…
Нервно взглядываю на часы.
– Э-э-э, Шез, можно я тебе перезвоню с мобильного?
– Что?! На случай если он тебе позвонит? Не-ет! – взревела Шеззер.
В этот момент мобильный и в самом деле зазвонил.
– Шез, мне сейчас надо идти. Перезвоню тебе попозже. – И в нетерпении нажала кнопку «ОК» – Джуд.
– Ох, ох, у меня такое похмелье! Кажется, меня сейчас вырвет.
И пустилась рассказывать длинную историю про вечеринку в «Мет-баре»; остановила её, поскольку считала, что проблема восточного мальчика поважнее и вовсе это не эгоистично с моей стороны.
– О боже, Бридж! – выдохнула Джуд, когда я замолчала. – Бедняжка… По-моему, ты повела себя просто здорово. Я правда так думаю. Ты молодчина!
Меня охватило чувство огромной гордости, затем я впала в замешательство.
– А что я такого сделала? – И осмотрелась кругом с удовлетворённой улыбкой, тут же сменившейся растерянным морганием.
– Ты сделала всё точно как советуют в книге «Женщины, которые слишком сильно любили». Ты не сделала ничего – просто самоустранилась. Мы не решаем за них их проблемы, – мы просто самоустраняемся.
– Верно, верно! – энергично закивала я.
– Мы не желаем им плохого. Мы не желаем им хорошего. Мы им не звоним. Мы с ними не встречаемся. Мы просто самоустраняемся. Сын экономки, чтоб его! Если у него экономка, почему тогда он вечно приезжает к тебе и заставляет тебя мыть посуду?
– А если это действительно сын экономки?
– Вот, Бриджит! – сурово установила Джуд. – Это и называется Отрицание Очевидного.
11.15. Договорились встретиться с Джуд и Шеззер за ланчем в «192». Не собираюсь впадать в Отрицание Очевидного.
11.16. Да, я абсолютно отстранилась, вот видите!
11.18. Не могу поверить, что он, чёрт его возьми, до сих пор не позвонил! Ненавижу пассивно-агрессивное поведение телефона в современном мире отношений между мужчинами и женщинами – он использует отсутствие коммуникации как средство коммуникации. Это ужасно, ужасно: звонок или отсутствие звонка означает разницу между любовью и просто дружбой, между счастьем и очередным попаданием в окопы безжалостной войны, причём чувство, которое при этом возникает, с каждым разом становится всё тяжелее.
Полдень. Не могу поверить: телефон и впрямь зазвонил, как раз когда я его гипнотизировала, как будто заставила энергией мысли, – Марк!
– Как ты? – устало осведомился он.
– Прекрасно! – заверила я его, стараясь держаться «устранённо».
– Давай я заеду за тобой, мы где-нибудь пообедаем и поговорим.
– Эмм, я обедаю с подругами, – заявила я в самом деле очень «устранённо».
– О боже…
– Что?
– Бриджит, ты хотя бы можешь себе представить, какую ночку я провёл? У меня там этот парень пытался задушить свою мать на кухне, кругом полиция и «скорая», уколы транквилизаторами, поездки в больницу, по всему дому филиппинцы в истерике… Мне поистине очень жаль, что тебе пришлось через всё это пройти, но через то же самое прошёл и я, и вряд ли это моя вина.
– Почему ты раньше не позвонил?
– Потому что каждый раз, когда у меня выдавалась секунда, чтобы позвонить тебе по телефону или по мобильному, всё время было, чёрт возьми, занято!
Хмм… «Устранение» прошло не слишком гладко. Он и впрямь пережил ужасную ночь. Договорились встретиться и поужинать вместе – Марк говорит, что будет спать весь день. Один, как я глубоко и искренне надеюсь.
* * *
2 февраля, воскресенье
128 фунтов (отлично: превращаюсь в восточного мальчика); сигарет – 3 (оч. хор.); калорий – 2100 (оч. скромно); бойфрендов – опять 1 (ура!); психологических книг, подсчитанных громко, вслух, в скептическом тоне новообретённым бойфрендом, – 37 (вполне разумно для современного века).
22.00. Моя квартира. Снова хорошо. За ужином поначалу нам было слегка неловко, но затем всё наладилось: решила, что верю в рассказанное Марком, особенно когда он добавил, что я сегодня же могу поехать и поговорить с экономкой.
Но вот мы дошли до шоколадного мусса.
– Бридж, вчера вечером, ещё до того, как всё это произошло, мне показалось, будто что-то не так, – заявил Марк.
Я похолодела. Что в самом деле забавно, мне ведь тоже показалось, будто что-то не так. Но если сама думаешь, будто что-то не так в отношениях, это ничего, а вот если другой – это вроде как кто-то чужой критикует твою маму. И ещё в такой ситуации невольно приходит на ум, что тебя собираются бросить, а это, не считая боли, потери, разбитого сердца и т.д., к тому же очень оскорбительно.
– Бридж, ты что, в гипнозе?
– Нет. Почему ты подумал, будто что-то не так? – прошептала я.
– Ну, каждый раз, когда я пытался прикоснуться к тебе, ты отскакивала, словно я какой-то старый развратник.
Огромное чувство облегчения… Объясняю Марку про жуткое бельё – он искренне хохочет. Заказали десертного вина, оба слегка охмелели, и всё кончилось тем, что поехали ко мне и фантастически провели время в постели.
Сегодня утром – лежали на ковре перед камином и читали газеты – засомневалась: не поднять ли мне вопрос о Ребекке и о том, почему он всегда остается у меня? Но Джуд сказала, не надо: ревность – очень непривлекательная черта для противоположного пола.
– Бриджит, – Марк вернул меня к действительности, – кажется, ты впала в транс. Я спрашиваю – какой смысл в этой новой системе полок? Ты что, медитируешь? Или, может, это специальная буддийская полочная система?
– Дело в электрическом проводе, – рассеянно объяснила я.
– А что это всё за книги? – Марк поднялся и стал их рассматривать. – «Как назначить свидание молодой женщине. Руководство для мужчин старше тридцати пяти»… «Если бы у Будды была подруга»… «Стремление к цели» Виктора Кайема…
– Это мои психологические книги! – заявила я, готовясь к защите.
– «Чего хотят мужчины»… «Как не попасть в зависимость от мужчины, неспособного к действию?»… «Как любить независимого мужчину не теряя головы?»… Ты хоть понимаешь, что собрала самый большой во всей Вселенной массив знаний о поведении противоположного пола? Начинаю чувствовать себя лабораторным животным.
– Э-эмм…
– И как, предполагается, их надо читать – парами? – усмехнулся Марк, доставая с полки книгу. – Охватить обе точки зрения? «Счастливые одиночки» и «Как найти идеального партнера за тридцать дней»… «Доступно о буддизме» и «Стремление к цели» Виктора Кайема?
– Нет, – с достоинством возразила я, – читать надо индивидуально.
– Какого чёрта ты покупаешь всю эту ерунду?
– Ну, вообще-то, у меня на этот счет теория, – возбужденно начала я. – Она у меня действительно есть.
– Если ты считаешь, что остальные мировые религии, например…
– «Остальные мировые религии»? «Остальные» после чего?
Грр… иногда мне хочется, чтобы Марк не был, чёрт возьми, так подкован в юриспруденции.
– Остальные после психологических книг.
– Да, я так и думал, что ты скажешь что-то в этом роде. Бриджит, психологические книги – не религия.
– Нет, религия! Это новая форма религии. Вроде… ну, как будто все люди – это водные потоки и, когда на их пути попадается препятствие, они вспениваются и растекаются в стороны в поисках другого пути.
– «Вспениваются и растекаются»? Бриджит…
– Я имею в виду, – если организованная религия рушится, люди пытаются искать новый свод правил. Я уже говорила: при внимательном взгляде на психологические книги там обнаруживается куча идей, общих с другими религиями.
– Например?.. – Марк ободряюще описал рукой круг.
– Ну, с буддизмом и…
– Нет. Например, каких идей?
– Ну, – начала я, немного испугавшись – к сожалению, теория пока ещё не то чтобы хорошо развита – позитивное мышление. В книге «Эмоциональный интеллект» сказано: оптимизм, убеждение, что всё будет хорошо, – самое главное. Потом еще, конечно, вера в себя, как в книге «Эмоциональная уверенность». А если посмотреть на христианство…
– Да-а-а?..
– Ну, тот кусок, который читают на свадьбах, – это то же самое: «Остаются три вещи: вера, надежда, любовь». Потом ещё, жить сегодняшним днем – как в книге «Неизведанный путь» и в буддизме.