Филип Жисе. Перевоплощение

   – Ты сделал то, что я тебя просила? – Мэри прикрыла за собой дверь и посмотрела на сына.
   «Черт! – пронеслось в голове у Дэниела. – Забыл! Ну и ладно, – Дэниел вспомнил инцидент во внутреннем дворике пару часов назад. – Нет, видеться, а тем более разговаривать с этой чокнутой старухой я больше не хочу».
   – Ага, – только и сказал Дэниел, уткнувшись носом в книгу.
   – Точно?
   – Ну да! Зачем мне врать-то? – Дэниел посмотрел на мать с укором во взгляде.
   – Ладно, успокойся. Я тебе верю, – поспешила утихомирить сына Мэри. – И что сказала вдова Дженкинс? Она заберет к себе Тайги?
   Дэниел на миг запнулся, лихорадочно соображая, что сказать. Скажет «да», придется разбираться с вдовой Дженкинс. Сказать «нет»? Тогда остается надеяться, что матери самой не вздумается заговорить со старухой о Тайги. Но выбирать уже не приходилось. Если врать, то врать до конца, победного или нет, это уже неважно.
   – Нет, – выпалил Дэниел.
   – Но почему? – встревожилась Мэри. Ее глаза приуныли, губы дрогнули, тонкие бороздки морщин избороздили лоб.
   – Сказала, что у нее своих кошек хватает, – нашелся Дэниел.
   – Этого я и боялась, – вздохнула Мэри. – Небось вдове Дженкинс и со своими животными управлятся трудно. Ничего не поделаешь. Нет, так нет. Подруги также отказываются забрать к себе Тайги. Бедное животное. Неужели Эван и вправду выполнит угрозу и выкинет Тайги на улицу? Нет, я не переживу этого, – Мэри закрыла на какой-то миг лицо руками, словно хотела спрятаться от несправедливости окружающего мира. – Это же животное. Всего лишь бедное животное, жаждущее любви и ласки, да немного заботы. Как же он выживет на улице? О, Эван, Эван, не делай этого, – Мэри обхватила ладонями щеки, мольба застыла в глазах.
   Дэниел наблюдал за матерью. Кривая улыбка играла на его губах. Ему, в отличие от матери, мысль о том, что отец вышвырнет Тайги на улицу, виделась очень даже привлекательной.
   «Глупому животному и жизнь соответствующая, – скользнула в сознание мысль. – Да, именно так. А еще лучше смерть на помойке от голода. Будь я мэром, издал бы постановление об отстреле бездомных кошек. Собак же стреляют, так почему бы и кошек не пристрелить. Только заразу всякую разносят».
   – Боюсь, эти выходные – последние дни для Тайги в нашей квартире, – голос матери вернул Дэниела в настоящее. – Как жалко. Эван ни в какую не желает оставить его на дольше. Бедное животное. Бедный, бедный Тайги. Как же мне будет не хватать тебя, – Мэри развернулась и вышла из комнаты.
   Дэниел вскочил с кровати, подбежал к двери и дернул защелку.
   – Два дня, – сказал он, возвращаясь на кровать. – Я еще успею на прощанье дать Тайги под зад парочку хороших пинков.
   Дэниел упер голову о стену и пробежался взглядом по потолку. Ему эта идея нравилась, даже очень. Только вот если не будет Тайги, кому давать пинки под зад? Дэниел почесал затылок и устремил взгляд в окно. Солнце спряталось, и мир погрузился в темноту. На небе появились редкие блеклые звезды.
   Дэниел, следуя какому-то интуитивному чутью, поднялся с кровати и подошел к окну. Открыв балконную дверь, он вышел на балкон и окинул взглядом сверху внутренний дворик. Вдовы Дженкинс и ее кошек уже и след простыл. Тишина окутала двор темным саваном, кое-где разгоняемым светом уличных фонарей. Только где-то там, со стороны дороги время от времени неслось рычание и пыхтение проезжающих автомобилей.
   Дэниел оперся о перила и потянул носом прохладный ночной воздух. В квартире этажом ниже раздались голоса: женский и мужской. Любопытство овладело Дэниелом, он напряг слух и попытался разобрать слова. Но как Дэниел ни старался, услышать, о чем говорили мужчина с женщиной, оказалось невозможно, то ли разговор был тихий, то ли расстояние до разговаривающих было большим.
   – Подумаешь, – Дэниел пожал плечами. – Больно надо.
   Словно ведомый некой неведомой силой Дэниел посмотрел вправо и чуть не подскочил от неожиданности. Холод пробежал по спине, а лоб, наоборот, покрылся испариной. Дэниел почувствовал, как страх закопошился где-то внутри. Да и было от чего испугаться. На соседнем балконе стояла вдова Дженкинс и дырявила Дэниела пронзительным взглядом глубокопосаженных маленьких глаз. Худое лицо старухи хмурилось, губы сомкнулись, подбородок заострился, а ноздри раздулись, словно крылья хищной птицы. Черное одеяние вдовы Дженкинс растворилось в окружающей темноте, и если бы не ее мертвенно-бледное лицо, Дэниел вряд ли бы кого увидел на соседнем балконе.
   Дэниел почувствовал, как задрожало его тело. Если бы от холода, но нет – от страха.
   «Когда она молчит, становится еще страшнее, – подумал Дэниел, отводя взгляд в сторону. – Лучше бы она говорила».
   Дэниелу жутко захотелось вернуться назад в комнату, запрыгнуть на кровать и накрыться с головой одеялом. Да, именно так он делал в детстве, когда чего-то очень сильно боялся. Дэниел сделал шаг назад, в любую минуту готовый развернуться и дать стрекача, затем еще один и так, пятясь, словно рак, он вернулся в комнату, опустился на кровать и облегченно вздохнул.
   – Ну и испугался же я, – прошептал Дэниел, чувствуя, как сердце разволновалось в груди. – Вот старая карга. Будь она неладна. Так и скопытиться недолго.
   До ушей Дэниела донеслось мяуканье. Дэниел прислушался. Мяуканье неслось из спальни. Дэниел приблизился к двери, отдернул защелку и выглянул из комнаты.
   – Все будет хорошо, мой милый, – услышал Дэниел голос матери. – Я что-нибудь обязательно придумаю. Ты не останешься на улице.
   В ответ понеслось тихое мурлыканье. Дэниел заглянул в спальню. Мать сидела на кровати в одной ночнушке и держала на коленях свернувшегося клубком Тайги. Мэри улыбалась и поглаживала короткую шерстку животного. Кот положил голову на лапы и довольно урчал, наслаждаясь движениями мягких, заботливых рук хозяйки.
   «Телячьи нежности», – подумал Дэниел, возвращаясь в свою комнату. Дэниел вытащил из кармана мобильник и посмотрел на экран. Время близилось к полуночи. Пора было ложиться спать. Завтра предстояла дурацкая поездка к родственникам в Эдинбург.
   – Ну почему меня никто не хочет оставить в покое? – жалобно проговорил Дэниел, снимая рубашку и бросая ее на стул. – Я же никого не трогаю, так почему меня все время кто-то цепляет? Достали уже.
   Дэниел стянул штаны и остался в одних трусах и майке. Бросив штаны к рубашке, он собрался выключить свет в комнате, когда вновь услышал мяуканье.
   – Да что он никак не уймется, – Дэниел нахмурился и погасил свет. – Даже поспать спокойно не даст.
   Снова послышалось мяуканье. Дэниел остановился на полпути к кровати и прислушался. Мяуканье неслось как будто со стороны балконной двери.
   – С чего бы это? Может, померещилось? Долбаные кошки. Скоро сниться будут, – Дэниел сделал несколько шагов в сторону балконного проема. Приблизившись к двери, он выглянул на балкон и принялся рыскать глазами из стороны в сторону. Дэниелу понадобилось несколько минут, чтобы в темноте ночи разглядеть темный комок шерсти, сидевший на перилах балкона.
   – Ну, это уже вообще наглость, – Дэниел почувствовал раздражение. Открыв балконную дверь, он вышел на балкон, приблизился к перилам и боязливо заглянул на соседний балкон. Тот был пуст. При виде пустого соседнего балкона Дэниел испытал огромное облегчение. Но это облегчение сменилось негодованием, когда его взгляд задержался на черном с белыми пятнами тельце животного. Кошка не двигалась. Немигающий взгляд ее желтых глаз был устремлен на Дэниела.
   – Чего уставилась? Брысь отсюдова, – Дэниел махнул рукой в сторону кошки. – Вали к себе домой.
   Кошка продолжала смотреть на Дэниела. Тихое мяуканье нарушило тишину ночи.
   – Давай отсюдова, а не то хуже будет, – пригрозил Дэниел. В ответ мяуканье, но и только.
   – Чтоб тебя, – Дэниел прижался к перилам рядом с кошкой и посмотрел по сторонам. – Я тебя предупреждал, тупое животное. Сама виновата.
   Дэниел еще раз повертел головой, желая убедиться в отсутствии свидетелей, затем подхватил кошку двумя руками и бросил с балкона. Раздался громкий «мявк», и кошка понеслась вниз. Дэниел проследил за падением кошки, удовлетворенно хмыкнул и вытер руки о майку.
   – Со мной шутки плохи, – ухмыльнулся Дэниел, наблюдая за кошкой. Та сидела под балконом на траве внутреннего дворика, запрокинув голову кверху, и жалобно мяукала. Где-то скрипнула балконная дверь. Дэниел с запозданием понял, что эта дверь вела в квартиру вдовы Дженкинс. Юноша вздрогнул, быстро отстранился от перил, развернулся и на цыпочках направился назад в комнату. Теперь ему здесь точно делать было нечего.
   Оказавшись в комнате, Дэниел закрыл балконную дверь и прислонился ухом к стеклу. С улицы донесся взволнованный голос вдовы Дженкинс, зовущий кошку. Где-то внизу раздалось мяуканье, а спустя мгновение приглушенный вскрик потревожил окрестности. Дэниелю не составило большого труда догадаться о его причине. Конечно же, вдова Дженкинс увидела кошку и теперь ломает голову над тем, как та оказалась во внутреннем дворике. Волна легкого удовлетворения от содеянного накатила на Дэниела, пробудив к жизни на его лице ехидную улыбку.
   – Будет знать, – хмыкнул Дэниел, после чего пересек комнату и запрыгнул на кровать. Забравшись под одеяло, Дэниел прислушался. С улицы все еще доносился взволнованный голос вдовы Дженкинс, приглушенный закрытой балконной дверью. Затем голос затих, и наступила тишина. Стало так тихо, что Дэниелю на какой-то миг показалось, что он потерял способность слышать. Тишина, сдобренная хорошей порцией непроницаемой темноты, была зловещей. Совсем некстати в памяти всплыло лицо вдовы Дженкинс. Дэниелю стало не по себе, он почувствовал, как покрылись испариной лоб и ладони. На память пришли слова, сказанные ему вдовой Дженкинс:

   Страдать других заставляя, себя радости лишая, чужую боль ощущая, иную жизнь проживая.

   Дэниел раскрылся и перевернулся на бок.
   – Глупости все это, – он зевнул и закрыл глаза. – Пора спать, а то завтра рано вставать. Столько разной чуши надо будет сделать. Что ни говори, а животным в этом деле проще. Ни забот, ни хлопот. Живи себе в свое удовольствие и в ус не дуй. Интересно, как это быть животным? Наверное, до грусти скучно и… и, конечно же, примитивно.
   Дэниел снова зевнул, устроился удобнее на кровати и замер. Последнее, что он слышал, проваливаясь в мир иллюзий, было тихое мяуканье Тайги, донесшееся, словно издалека, из мира, где тишина была редкой гостьей, а часто и непрошеной.

Глава 4. Из тела в тело

   Солнечный луч проник в комнату сквозь просвет между шторами, упал на подоконник, скользнул на пол и замер, словно в раздумии, куда отправиться дальше. Несколько мгновений спустя он устремился вперед, робко коснулся Тайги, спавшего в корзинке на полу рядом с кроватью Мэри Макмилан, и остановился. Вслед за солнечным лучом в комнату сквозь открытую форточку проник порыв утреннего ветерка, подергал за бежевого цвета штору, будто желая удостовериться в ее прочности, затем колыхнул белую, украшенную узорами в виде больших головок тюльпанов и роз тюль, и растворился в тишине комнаты.
   В комнате помимо Тайги никого не было. Мэри Макмилан проснулась рано – солнце только выплыло из-за горизонта и устремилось в долгий путь по бирюзовому небесному океану – и сейчас, радуясь теплым лучам майского солнца, тихо постукивала ножом на кухне, готовя завтрак для семьи. Эван Макмилан также не задержался в кровати, поднялся вслед за женой и перебрался в гостиную, где и замер с книгой в руках. Поэтому Тайги никто не мешал спать. Спать он любил и делал это так часто, что домашним иногда казалось, что кошачья жизнь – это один большой сон, время от времени прерываемый походами на кухню к тарелке с едой или в туалет к судочку. Но Тайги был всего лишь котом и как все коты и кошки делал то, что требовала от него природа. Если природа требовала, чтобы он ел, он направлялся на кухню и ел, если требовала сна, он забирался в корзинку и спал, при этом было неважно, сколько времени он на все это затрачивал, ведь Тайги, как и любое другое животное, руководствовался в жизни инстинктами.
   Сегодняшнее утро, на первый взгляд, мало чем отличалось от предыдущих. Но это на первый взгляд. Едва луч солнца коснулся шерстки Тайги, кот лениво открыл один глаз, окинул пространство перед собой, открыл второй глаз, зевнул, при этом из его кошачьей пасти вырвался звук, очень похожий на человеческий зевок, и потянулся. Сделал он это все так по-человечески, что окажись рядом человек, он был бы несказанно удивлен человеческими повадками одного из представителей кошачьих. Но Тайги его повадки нисколько не удивляли, так как были для него привычны. Вот уже минимум лет пять из тех, что он себя помнил, он просыпался именно так – сначала открыв один глаз, как правило, левый, затем второй, далее следовал широкий зевок и потягивание, потягивание настолько тщательное, что от этой тщательности хрустели кости. Но…
   Но внимательный читатель, читая эти строки, вполне резонно обвинит автора, если и не во лжи, то в плохих знаниях математики обязательно. Если Тайги только год-два от роду, то как он мог соблюдать утренний ритуал просыпания вот уже пять лет? Для того чтобы узнать ответ на этот вопрос, необходимо перенестись вовнутрь черепной коробки Тайги. Не пугайтесь. Орган внутри черепа животного бывает не настолько примитивным, как о нем думает человек. Большей частью он не менее загадочен и удивителен, чем его человеческий аналог. Итак…
   Кот открыл один глаз, затем второй, заметил луч солнца, словно ребенок играющий на его шерстке, зевнул и потянулся. Привычного хруста костей не последовало. Но кот не обратил на эти мелочи никакого внимания, так как увлекся непонятными ощущениями, возникшими в груди после пробуждения. Странная легкость появилась в теле, как будто тело стало меньше весить. А еще удивительная гибкость. Так приятно было прогибать спину. Раньше все было иначе, по-другому.
   «Ну да ладно. Все это пустяки, – пронеслось в кошачьей голове. – Надо вставать, но я бы поспал еще немного, часик, а лучше два».
   Кот лег на спину и раскинул лапы в стороны.
   «Балдеж, – подумал он. – Суббота. Выходной день. Хорошо было бы, если бы всегда была суббота. Никто тебе мозги…», – поток мыслей замер, когда взгляд пробежался по потолку, на мгновение задержался на голубой люстре с тремя плафонами, переместился, повинуясь движению головы к стене, и остановился на молочных обоях.
   Кот перевернулся на бок, ни на секунду не отводя взгляда от стены, поднялся на ноги и замер, словно статуя.
   «А что я делаю в спальне?» – метеором пронеслась в голове мысль. Кот окинул взглядом комнату.
   «Почему оно все такое… такое большое? И что это за корзинка?» – кот опустил голову и посмотрел на небольшую красную подушку под лапами.
   «Лапы?!!! – сознание кольнуло озарение. – С каких пор у меня лапы?!!! Что за бред?!!! Я что, сплю и вижу дурной сон?!!!»
   Поток мыслей водопадом обрушился на животное. Взгляд снова упал на лапы, пробежался по лохматому брюшку и застыл на длинном пушистом хвосте. Ведомый непонятным импульсом кот бросился к трюмо, подпиравшему стену напротив кровати. В голове возник вакуум, мысли исчезли, оставив после себя лишь смятение и страх. В мгновение ока кот оказался на стуле рядом с трюмо, перепрыгнул на столик и замер перед зеркалом. Спина выгнулась, лапы выпрямились, хвост поднялся трубой, и тихое шипение наполнило комнату, когда кот увидел свое изображение в зеркале: изображение кота породы скоттиш-фолд тигрового окраса.
   Минута бежала за минутой, а кот все так же стоял и смотрел на свое изображение в зеркале. Холодок неприятно дергал за выгнутую спину, сердце гулко стучало в груди. Наконец кот закрыл глаза. Выждав некоторое время, он открыл их вновь. Нет. Ничего не изменилось. Из зеркала на него все также испуганными глазами смотрел скоттиш-фолд.
   «Тайги, – пугливой мышью в сознание скользнула мысль. – Это Тайги… тело Тайги… но сознание… сознание мое… мое… Д…д…д…. Но это же невозможно! Невозможно!!!»
   Глаза кота готовы были выскочить из орбит, рот открылся, чтобы исторгнуть крик и… и закрылся, как только комната наполнилось кошачьим визгом.
   «Я кот!!! Нет!!! Этого не может быть!!! Я сплю!!! Я СПЛЮ!!!» – Дэниел, а ведь это был именно он, точнее его сознание в кошачьем теле – тряхнул кошачьей головой, будто пытаясь сбросить наваждение. Но наваждение и не думало проходить. Оно как будто издевалось над ним, тревожа и без того испуганное сознание.
   «Этого не может быть, – Дэниел почувствовал, как увлажняются глаза. – Не может… быть».
   Дверь в спальню открылась, и на пороге возникли Мэри и Эван Макмиланы, привлеченные кошачьим воплем.
   – Тайги, малыш, что с тобой? – спросила Мэри, направляясь к коту.
   – Чего разорался, чертов кот? Собственного изображения в зеркале что ли испугался? Какого черта ты вообще забрался на трюмо? – Эван сложил руки на груди и оперся о дверной косяк.
   Мэри подошла к коту и протянула руку, чтобы погладить его.
   – Все хорошо, малыш. Ты что, плачешь? – встревожилась женщина, заметив влагу на глазах кота. – Не бойся, мой хороший, я рядышком, и никому не дам тебя в обиду.
   – Тьфу ты, – скривился Эван. – Ты бы ему еще сиську дала. Вот ведь дура. Пойду Дэниела разбужу. Сколько можно спать? Или он забыл, что я ему вчера говорил? Видно, пора ему напомнить, кто такой отец. Распоясался, змееныш.
   Эван бросил взгляд на Мэри и кота, сплюнул, развернулся и покинул спальню. Мэри же коснулась стоящих торчком волоском на спине кота и сказала:
   – Я рядышком, Тайги. Рядышком.
   «Мама? – Дэниел, поднял голову и посмотрел на мать. – Это я, мама. Дэниел. Мама, мне страшно. Мама!»
   – Тайги, малыш, все уже хорошо? – Мэри провела рукой по голове кота и улыбнулась.
   «Мама, это не Тайги. Это я, Дэниел», – Дэниел открыл рот, и из пасти послышалось мяуканье.
   – Ну чего ты, мой хороший? – Мэри заглянула коту в глаза. Легкая полуулыбка играла на ее губах. – Почему ты плачешь? – Мэри осторожно вытерла ладонью слезы с глаз кота. – Что с тобой, Тайги? Скажи мне.
   «А я что делаю, тупая твоя башка, – приглаженная шерсть на спине кота взвилась вверх, из пасти вырвалось шипение и сердитое мяуканье. – Я не Тайги! Я Дэниел! И перестань меня гладить! Я ненавижу это!» – передняя лапа кота молниеносно поднялась, острые когти, словно лезвие автоматического ножа, выскользнули из пазух на лапе и полоснули по руке Мэри.
   Мэри вскрикнула и отдернула руку. Капельки крови появились на правой руке между большим и указательным пальцем.
   – Тайги! – воскликнула женщина, пораженная случившимся. Впервые за все время пребывания в их семье кот поцарапал ее.
   «Будешь знать», – Дэниел спрыгнул на пол и забрался под кровать.
   – Невероятно, – прошептала Мэри, направляясь к выходу из комнаты. – Бес в него что ли вселился?
   Внезапно ее ушей достигло чертыхание мужа и сильный стук в дверь. Звук несся со стороны комнаты Дэниела. Влекомая плохим предчувствием, Мэри побежала на звук. Вслед за ней, ведомый любопытством, мягко ступая по паркетному полу, направился и Дэниел.
   – Эван? – Мэри подбежала к мужу.
   Тот стоял у двери, ведущей в комнату Дэниела, и стучал по ней кулаком.
   – Ты откроешь эту чертову дверь или я, ей богу, вышибу ее, – Эван размахнулся и всадил кулак в дверь. Стеклянные вставки в двери задрожали и зазвенели, жалуясь на судьбу.
   – Эван, что… что случилось? – голос Мэри дрогнул.
   – Этот идиот опять закрыл дверь на задвижку. Но это еще цветочки. Хуже то, что он ни в какую не хочет открывать дверь.
   – Но почему? – Мэри захлопала ресницами.
   – Мать твою! А я почем знаю?! – заорал Эван. – Только дразнит, сволочь этакая! Родного отца, да дразнит. Слышишь, слышишь, – Эван кивнул жене на дверь.
   В возникшей тишине Мэри отчетливо услышала мяуканье. Нет, не настоящее мяуканье, скорее пародию на него. Уж больно голос был человеческим.
   – Слышишь? – Эван повернул голову к жене. – Что я говорил? Негодник. Я с него шкуру спущу, дай только доберусь до него. Эту субботу он у меня надолго запомнит.
   – Эван! – воскликнула Мэри, хватая мужа за руку. – Дай я поговорю с ним, пожалуйста. Он послушается меня и откроет дверь. Вот увидишь.
   Эван метнул на жену сердитый взгляд, затем посмотрел на дверь и бросил:
   – Пробуй.
   Эван отошел на несколько метров от двери, оперся о стену и принялся наблюдать за женой. Мэри приблизилась к двери и прислушалась. В комнате Дэниела было тихо.
   – Дэниел, мальчик мой, ты меня слышишь? – спросила Мэри, смахнув выступившие на глазах слезы. – Дэниел?
   Мэри прислонилась ухом к двери, чтобы лучше слышать, но в ответ не раздалось ни звука.
   – Дэниел, ты меня слышишь? – Мэри закусила нижнюю губу. – Это я, мама. Открой, пожалуйста, дверь.
   В комнате послышались звуки, вслед за ними ушей Мэри достигло испуганное псевдомяуканье.
   – Издевается, гаденыш, – пробурчал Эван. Ладони его сжались в кулаки, затем разжались и опять сжались.
   – Дэни, – слезы ручьем побежали из глаз Мэри. – Прошу тебя, открой дверь. Пожалуйста.
   Новая порция пародии на мяуканье потревожила тишину квартиры.
   – У меня терпение не резиновое, – процедил Эван.
   – Дени, ну открой дверь, – Мэри прислонилась к двери и, не обращая внимания на соленый дождь из слез, заливающий ее лицо, принялась постукивать костяшками пальцем по двери. – Дени! Милый, прошу тебя. Что с тобой? Открой дверь.
   В ответ послышалось все то же мяуканье. Мэри вздохнула, прислонилась лбом к двери, закрыла глаза и замерла.
   «Молится что ли?» – подумал Эван, отстранился от стены и подошел к двери, преграждавшей путь в комнату сына.
   – Отойди от двери, – сказал он Мэри. – Молитва здесь не поможет. У меня в запасе есть более эффективное средство.
   – Что ты надумал? – Мэри открыла глаза и повернула голову к мужу. Тревога появилась на ее лице.
   – Неважно, – отмахнулся Эван. – Кому говорю, отойди от двери.
   Мэри лишь мотнула головой. Смятение и испуг застыли в ее глазах. Слезы тонкими ручейками продолжали сбегать по щекам и скулам.
   – Я кому говорю, отойди от двери! – Эван приблизился к Мэри, схватил за руки и оттолкнул в сторону. Мэри не удержалась на ногах и упала, едва не стукнувшись головой о стену.
   – Последний раз предупреждаю: или ты откроешь эту чертову дверь, или я за себя не ручаюсь, – Эван подошел к двери и занес руку с видимым намерением ударить по двери.
   Мэри с ужасом взирала снизу вверх на мужа. Зубы нервно покусывали сухие губы, слезинки одна за другой скатывались по щеке и падали на халат.
   Дэниел в кошачьем теле лежал на полу в коридоре и выглядывал из-за угла. С одной стороны ему было страшно от осознания того, что сейчас произойдет, но с другой, его терзало любопытство – ему очень хотелось посмотреть на себя – человека. То, что Дэниел-человек по какой-то причине не желал открывать дверь, ему казалось странным, а пародия на кошачье мяуканье, то и дело доносившаяся из комнаты, наоборот, казалась забавной.
   «Когда же он уже вышибет эту долбаную дверь, – подумал Дэниел, наблюдая за отцом с безопасного расстояния. – Вышибет ли он ее вообще, или я и дальше останусь в неведении о своем теле? Давай, сноси уже ее к чертовой матери!» – закричал Дэниел, напрочь забыв о том, что он кот. На миг охватившая квартиру тишина взорвалась кошачьим воплем.
   Напуганные криком Эван и Мэри Макмиланы одновременно повернули головы к коту.
   – Чего разорался, придурок?! – Эван стащил тапочек с ноги и запустил им в кота.
   Дэниел, как зачарованный, наблюдал за полетом тапочка. Если тело у него было кошачьим, то реакция осталась человеческой. Эван мог гордиться собой, пущенный им тапочек попал прямо в кошачью морду.
   Дэниел, почувствовав боль от удара, от неожиданности подлетел в воздух, шлепнулся на пол и несколько секунд затравленно озирался по сторонам, пока инстинкт самосохранения не заставил его броситься прочь из коридора, дабы отцу не взбрело в голову бросить в него и второй тапочек. В точности отцовского броска сомневаться уже не приходилось.
   Дэниел влетел на кухню и забился под стол. Сердце бешенно стучало в груди, тело дрожало, нос болел.
   «Он запустил в меня тапочком, – в сознании, словно рыба на крючке, забилась одна мысль. Скажи Дэниел эти слова вслух, в них явно сквозило бы недоверие. – Запустил… в меня… тапочком. В меня? Тапочком?!»
   Дэниел в недоумении уставился перед собой. Несмотря на то, что отец редко, но все же мог себе позволить рукоприкладство, Дэниелу было трудно поверить, что отец съездил его тапочком по морде. Даже то, что эта морда была мордой Тайги, которого он и сам в прошлом лупил, сейчас для него не имело никакого значения. Боль-то от удара чувствовал не Тайги, а он, Дэниел!
   «Идиот! – сознание Дэниела взорвалось от немого крика. – Ты бросил в меня тапочком! Идиот! Придурок! Тупица! Чтоб ты себя каждый день тапочком по морде лупил!»
   Дэниел зашипел и вонзил когти в пол, оставляя на паркете заметные отметины.
   «Вот тебе! Еще и еще!» – когти снова полоснули по паркету, и новые царапины появились на полу.
   Со стороны комнаты Дэниела послышался глухой стук и чертыхания Эвана Макмилана. Дэниел выбрался из-под стола и прокрался в коридор. Осторожно выглянув из-за угла, он бросил испепеляющий взгляд на лежавший неподалеку тапочек, затем посмотрел на отца. Тот повернулся боком к двери и плечом пытался ее выбить.