– Разве я еще не объяснил вам этого? – я не верю полиции. Шестеро из этих почтенных полицейских могли бы маршировать перед известным мне домом, и все же маленький седой человек ускользнул бы от них. Говорю вам, вы один способны поймать его. Вы знаете, как это делается. Нападение на Мецгера, конечно, очень печально, но теперь речь идет, главным образом, о золоте.
– Ладно, но скажите же, где я могу его найти?
– Пойдите между одиннадцатью и часом дня в читальню Британского музея. Там вы найдете его. Мне самому надо там кое-что прочесть. Уже два раза я сидел за столом рядом с ним. Он читает там редкое издание истории розенкрейцеров.
– Между одиннадцатью и часом дня.
– Вы пойдете туда?
– Завтра же утром!
Горти поднялся.
– Послушайте, Грэй, сэр Норман Грэй, поклянитесь мне, что я получу обратно свое золото, если вы его найдете.
– Клянусь.
– Поймав этого человека, вы найдете золото, – с убеждением произнес он.
Горти был прав. В то же мгновение, как только я увидел его из моего наблюдательного поста, устало подходящего к своему креслу у круглого стола, я тотчас же узнал Майкла. Он тащил два-три тома, библиографический указатель и записную книжку. Он производил впечатление настоящего книгоеда, и после некоторого наблюдения я пришел к выводу, что он действительно серьезно занят изучением какого-то вопроса. Каждый раз целиком овладевая своей ролью, он достиг в этом виртуозности. Его страстью было точно придерживаться разных незаметных подробностей. Он не только делал вид, что история розенкрейцеров его интересовала, – он, действительно, погрузился в изучение ее.
С моей стороны несомненно было ошибкой не сообщить тотчас же о случившемся Ремингтону и издать распоряжение об аресте моего старого врага на основании его прежних преступлений. Но это лишило бы нас возможности найти золото, и, кроме того, я вынужден был считаться с Горти, который передал Майкла в мои руки. Я приказал зорко наблюдать за ним и выжидал. Три дня и три ночи я получал точные сведения о каждом его шаге. Он сам готовил себе завтрак, обедал в маленьком ресторане при музее и ужинал у Монико, где, если находил партнера, обычно играл после этого партию в домино. На четвертый вечер он отклонился от заведенного распорядка. Барышня, помогавшая мне наблюдать за ним, спешно явилась ко мне.
– Наш друг пришел к Монико, – сообщила она, – но только выпил там вина. Потом он пошел в Романо и заказал столик на две персоны.
– Где расположен столик?
– В глубине ресторана, направо.
Я позвонил к Романо и заказал себе столик на балконе. Через четверть часа я сидел там с мисс Розой Вестон, которая сообщила мне о плане Майкла.
Она успела надеть вечернее платье и отлично вела свою роль. Нас можно было принять за влюбленную парочку, которая старалась не терять даром времени. Но я не переставал наблюдать за столиком Майкла и вскоре был вознагражден. Очень элегантная и со вкусом одетая дама вошла в ресторан и села напротив него. Я тотчас же узнал Дженет.
– Это та, которую вы предполагали увидеть здесь? – спросила моя спутница.
– До некоторой степени. Когда она уйдет, следуйте за этой женщиной.
Я наблюдал за нею из-за своей занавески. Ни одна из присутствовавших в зале женщин не выглядела красивее и элегантнее Дженет. Она тихо разговаривала со своим соседом. Выражение ее лица было очень серьезно. Она ни разу не улыбнулась. Ничто не указывало на то, что пребывание здесь было ей приятно. Она мало ела и почти ничего не пила. Она казалась очень усталой. В конце ужина произошло то, чего я ожидал. Она открыла свою сумку и протянула через стол какой-то предмет величиной с обычную охотничью пулю. По тому, как она держала его в руке, я заключил, что он очень тяжел. Теперь я знал, что мы на верном пути.
– Вы довольны? – спросила моя спутница.
– Вполне. Я не хочу больше подвергаться опасности быть узнанным. Это излишне. Я уплачу и уйду. Вы останетесь. И не забывайте, что вам надо следить за женщиной. Берите на помощь любое количество людей. Она должна находиться под непрерывным наблюдением.
Моя спутница кивнула мне.
– Это будет нетрудно, – сказала она.
Я ушел. Теперь, когда я знал уже так много, я решил открыть все Ремингтону. Он согласился со мной, что лучше будет оставить Майкла на свободе, и распорядился о том, чтобы квартира на Адамс-стрит, которую, как мы узнали, занимал Майкл, находилась под тщательным надзором.
Я держался вдали, но сохранил оживленные отношения с мисс Вестон. Ее сообщения всегда были интересны и полезны. Постепенно все, что предпринималось во вражеском лагере, начало выплывать наружу. Мне и Ремингтону доставляло огромное удовольствие присоединять к цепи сведений все новые звенья. Он сам принес мне через несколько дней после ужина у Романо ценное сообщение.
– Один из носильщиков, обычно стоящих у вокзала Ватерлоо, вспомнил о небольшом мебельном фургоне, стоявшем недалеко от места, где пассажиры сошли с авто.
– Он не видел названия фирмы?
– Настолько нам не повезло. Но здесь есть кое-что другое: второй старый носильщик сказал одному из моих людей, что заметил в тот вечер несколько совершенно незнакомых ему носильщиков, которых с тех пор больше не встречал. Шофер автомобиля гостиницы «Савой» утверждает, если вы помните, что мадам де Мигуэль отказала первому предложившему ей свои услуги носильщику и выбрала двух других.
– Итак, теперь мы знаем, – сказал я, собирая в одно целое все полученные нами сведения, – что человек, выдавший себя за южноамериканца, и его жена поехали с тремя тяжелыми чемоданами к вокзалу Ватерлоо. Там они были встречены ожидавшими их помощниками, одетыми в форму носильщиков, которые внесли их чемоданы в вокзал, а после этого, вероятно, дождавшись благоприятной минуты, вынесли их снова и погрузили на мебельный фургон. Из этого следует, что золото в Лондоне. Продолжаем – о Дженет нам известно, что она живет в пансионе на Кромвель-стрит, который часто посещается художниками. Она проводит ежедневно около двух часов в Соут-Кенсингтонском музее, где занимается изучением скульптуры. Ровно четыре дня тому назад она передала Майклу какой-то предмет, который, если не ошибаюсь, был довольно тяжел, так как я заметил, что он оттягивал книзу ее сумочку, когда она проходила по залу. Далее.
Зазвонил телефон. Я узнал голос мисс Вестон. Я принял ее сообщение, и через десять минут мы находились в моем авто по дороге к Твикенгэму. В Кенсингтоне к нам присоединилась мисс Вестон.
– Женщина, за которой я наблюдаю, – сказала она, – опередила нас всего на несколько минут. Она едет в чьей-то черной машине, и какой-то незнакомец сидит впереди рядом с шофером.
– Все идет как нельзя лучше, – заметил Ремингтон. – Наш друг заказал на сегодняшний вечер тот же столик у Романо.
В дороге я несколько мгновений испытывал неприятное чувство. Серая машина промчалась мимо нас с неимоверной быстротой, следуя по Брэндфордской дороге, и вскоре значительно опередила нас. Ремингтон сказал шоферу несколько слов, и мы остановились у полицейского участка.
– Мы достаточно долго оставляли Майкла на свободе, – решил он. – Он может быть каждую минуту предупрежден, поэтому лучше всего сейчас же его арестовать.
Я поджидал Ремингтона, вошедшего в здание полиции, чтобы телефонировать центральному полицейскому управлению. Он вернулся в сопровождении двух сыщиков, один из которых сел рядом с шофером, а другой – около нас.
– Нам придется, вероятно, иметь дело с полудюжиной людей, – заметил Ремингтон, – и, насколько я знаю субъектов, которых Майкл вербует себе в помощники, дело обойдется не без последствий. Мисс Вестон останется в автомобиле.
Мы повернули с главной улицы к Твикенгэму, наконец остановились перед большой старой виллой, очень нуждавшейся в ремонте и, по-видимому, необитаемой. Окружающий ее большой сад спускался к реке, и на входной двери висел замок. Мы перебрались через забор. Мисс Вестон, оставшаяся в автомобиле, быстро произнесла:
– Этот дом называется «Санкт-юарн», в нем раньше жил скульптор Гудсон.
Мы поспешили вперед. Место выглядело пустынным и заброшенным, но на широкой садовой дороге видны были свежие следы колес, и, когда мы завернули за угол, мы заметили тонкую струю дыма, подымавшуюся над крышей соседнего флигеля, где находилась, по-видимому, кухня. Ремингтон ускорил шаги, мы все побежали. Обогнули главный вход и направились к зданию, где раньше, вероятно, было ателье. Дверь большой постройки, напоминавшей гараж, была открыта. Мы остановились и заглянули внутрь. Там стоял мебельный фургон, в котором находилось платье ржаво-коричневого цвета из манчестерского сукна. Это была форма носильщика. В ателье вела крепкая дубовая дверь, которая оказалась запертой. Мы прошли по лужайке, трава которой доходила нам до колен, к задней стороне дома. Нам не удалось найти другого входа, но мы проникли в ателье через сломанное окно. Войдя, мы сразу же заметили, что явились слишком поздно. Комната была пуста. В маленьком очаге горел огонь. Несколько странного вида котлов лежали на полу. Чемоданы, покрытые брезентом, который Ремингтон откинул в сторону, стояли, прислоненные к стене. Неслышно было ни звука, но пахло табаком, и можно было даже заметить легкую струйку дыма, еще висевшую в воздухе.
– Он ускользнул, – пробормотал Ремингтон.
Я вспомнил Горти, когда коснулся рукою золота.
– Но мы нашли золото, – сказал я.
– Надо надеяться, что найдем и Майкла.
Мы обыскали дом, заброшенный и пустынный. Потом послали за местной полицией и приказали забрать золото.
После этого мы разыскали агента, который сдавал этот дом. Он состроил гримасу, когда мы упомянули о вилле «Санкт-юарн».
– Вилла сдана какой-то скульпторше, – заявил он. – Она заплатила арендную плату за месяц вперед; хотела убедиться, сможет ли она там работать. Она собиралась сама отливать там свои работы или что-то вроде этого. Я был бы рад, если бы эта старая рухлядь пошла на слом. Она приносит больше хлопот, чем дохода.
– Эта дама представила вам какие-нибудь рекомендации? – спросил я.
– Я не требовал рекомендаций. Я рад был, что могу сдать эту виллу. Кроме того, она уплатила вперед.
– Я имею некоторый опыт в подобного рода историях: я инспектор Скотленд-Ярда, Ремингтон, и я советовал бы вам быть осторожней при сдаче внаем этой старой виллы. Может быть, вас заинтересует сообщение – что маленькая печь в ателье виллы, служившая до сих пор для отливки бронзовых бюстов, на этот раз была использована для того, чтобы расплавить золото.
– Возможно ли это? Золото Горти и Мецгера?
– Так точно, – подтвердил Ремингтон. – Они успели расплавить и увезти лишь незначительную часть его; но сделанные ими приготовления свидетельствуют, что они намеревались в ближайшие дни работать в большем масштабе.
Мы поехали в Лондон, и я проводил своего друга на его квартиру. Я увидел, каким серьезным и бледным сделалось его лицо, когда он выслушал доклад ожидавшего его сыщика. Потом он обратился ко мне.
– Квартира на Адамс-стрит пуста. Стенфилда сегодня не было в Британском музее. Он опять ускользнул. Не следовало откладывать ареста ни на минуту.
– А женщина? – спросил я с некоторой тревогой.
Ремингтон покачал головой.
– На что она нам? Она приманка, которая когда-нибудь наведет нас на след. Это тяжелый удар для нас, Грэй. Мы не поймали ни де Мигуэля, ни его жену, ни Майкла Сэйра!
– Но у нас золото!
– К черту золото!
Но Горти, как и оправившийся Мецгер, был другого мнения.
VIII
Дженет
– Ладно, но скажите же, где я могу его найти?
– Пойдите между одиннадцатью и часом дня в читальню Британского музея. Там вы найдете его. Мне самому надо там кое-что прочесть. Уже два раза я сидел за столом рядом с ним. Он читает там редкое издание истории розенкрейцеров.
– Между одиннадцатью и часом дня.
– Вы пойдете туда?
– Завтра же утром!
Горти поднялся.
– Послушайте, Грэй, сэр Норман Грэй, поклянитесь мне, что я получу обратно свое золото, если вы его найдете.
– Клянусь.
– Поймав этого человека, вы найдете золото, – с убеждением произнес он.
Горти был прав. В то же мгновение, как только я увидел его из моего наблюдательного поста, устало подходящего к своему креслу у круглого стола, я тотчас же узнал Майкла. Он тащил два-три тома, библиографический указатель и записную книжку. Он производил впечатление настоящего книгоеда, и после некоторого наблюдения я пришел к выводу, что он действительно серьезно занят изучением какого-то вопроса. Каждый раз целиком овладевая своей ролью, он достиг в этом виртуозности. Его страстью было точно придерживаться разных незаметных подробностей. Он не только делал вид, что история розенкрейцеров его интересовала, – он, действительно, погрузился в изучение ее.
С моей стороны несомненно было ошибкой не сообщить тотчас же о случившемся Ремингтону и издать распоряжение об аресте моего старого врага на основании его прежних преступлений. Но это лишило бы нас возможности найти золото, и, кроме того, я вынужден был считаться с Горти, который передал Майкла в мои руки. Я приказал зорко наблюдать за ним и выжидал. Три дня и три ночи я получал точные сведения о каждом его шаге. Он сам готовил себе завтрак, обедал в маленьком ресторане при музее и ужинал у Монико, где, если находил партнера, обычно играл после этого партию в домино. На четвертый вечер он отклонился от заведенного распорядка. Барышня, помогавшая мне наблюдать за ним, спешно явилась ко мне.
– Наш друг пришел к Монико, – сообщила она, – но только выпил там вина. Потом он пошел в Романо и заказал столик на две персоны.
– Где расположен столик?
– В глубине ресторана, направо.
Я позвонил к Романо и заказал себе столик на балконе. Через четверть часа я сидел там с мисс Розой Вестон, которая сообщила мне о плане Майкла.
Она успела надеть вечернее платье и отлично вела свою роль. Нас можно было принять за влюбленную парочку, которая старалась не терять даром времени. Но я не переставал наблюдать за столиком Майкла и вскоре был вознагражден. Очень элегантная и со вкусом одетая дама вошла в ресторан и села напротив него. Я тотчас же узнал Дженет.
– Это та, которую вы предполагали увидеть здесь? – спросила моя спутница.
– До некоторой степени. Когда она уйдет, следуйте за этой женщиной.
Я наблюдал за нею из-за своей занавески. Ни одна из присутствовавших в зале женщин не выглядела красивее и элегантнее Дженет. Она тихо разговаривала со своим соседом. Выражение ее лица было очень серьезно. Она ни разу не улыбнулась. Ничто не указывало на то, что пребывание здесь было ей приятно. Она мало ела и почти ничего не пила. Она казалась очень усталой. В конце ужина произошло то, чего я ожидал. Она открыла свою сумку и протянула через стол какой-то предмет величиной с обычную охотничью пулю. По тому, как она держала его в руке, я заключил, что он очень тяжел. Теперь я знал, что мы на верном пути.
– Вы довольны? – спросила моя спутница.
– Вполне. Я не хочу больше подвергаться опасности быть узнанным. Это излишне. Я уплачу и уйду. Вы останетесь. И не забывайте, что вам надо следить за женщиной. Берите на помощь любое количество людей. Она должна находиться под непрерывным наблюдением.
Моя спутница кивнула мне.
– Это будет нетрудно, – сказала она.
Я ушел. Теперь, когда я знал уже так много, я решил открыть все Ремингтону. Он согласился со мной, что лучше будет оставить Майкла на свободе, и распорядился о том, чтобы квартира на Адамс-стрит, которую, как мы узнали, занимал Майкл, находилась под тщательным надзором.
Я держался вдали, но сохранил оживленные отношения с мисс Вестон. Ее сообщения всегда были интересны и полезны. Постепенно все, что предпринималось во вражеском лагере, начало выплывать наружу. Мне и Ремингтону доставляло огромное удовольствие присоединять к цепи сведений все новые звенья. Он сам принес мне через несколько дней после ужина у Романо ценное сообщение.
– Один из носильщиков, обычно стоящих у вокзала Ватерлоо, вспомнил о небольшом мебельном фургоне, стоявшем недалеко от места, где пассажиры сошли с авто.
– Он не видел названия фирмы?
– Настолько нам не повезло. Но здесь есть кое-что другое: второй старый носильщик сказал одному из моих людей, что заметил в тот вечер несколько совершенно незнакомых ему носильщиков, которых с тех пор больше не встречал. Шофер автомобиля гостиницы «Савой» утверждает, если вы помните, что мадам де Мигуэль отказала первому предложившему ей свои услуги носильщику и выбрала двух других.
– Итак, теперь мы знаем, – сказал я, собирая в одно целое все полученные нами сведения, – что человек, выдавший себя за южноамериканца, и его жена поехали с тремя тяжелыми чемоданами к вокзалу Ватерлоо. Там они были встречены ожидавшими их помощниками, одетыми в форму носильщиков, которые внесли их чемоданы в вокзал, а после этого, вероятно, дождавшись благоприятной минуты, вынесли их снова и погрузили на мебельный фургон. Из этого следует, что золото в Лондоне. Продолжаем – о Дженет нам известно, что она живет в пансионе на Кромвель-стрит, который часто посещается художниками. Она проводит ежедневно около двух часов в Соут-Кенсингтонском музее, где занимается изучением скульптуры. Ровно четыре дня тому назад она передала Майклу какой-то предмет, который, если не ошибаюсь, был довольно тяжел, так как я заметил, что он оттягивал книзу ее сумочку, когда она проходила по залу. Далее.
Зазвонил телефон. Я узнал голос мисс Вестон. Я принял ее сообщение, и через десять минут мы находились в моем авто по дороге к Твикенгэму. В Кенсингтоне к нам присоединилась мисс Вестон.
– Женщина, за которой я наблюдаю, – сказала она, – опередила нас всего на несколько минут. Она едет в чьей-то черной машине, и какой-то незнакомец сидит впереди рядом с шофером.
– Все идет как нельзя лучше, – заметил Ремингтон. – Наш друг заказал на сегодняшний вечер тот же столик у Романо.
В дороге я несколько мгновений испытывал неприятное чувство. Серая машина промчалась мимо нас с неимоверной быстротой, следуя по Брэндфордской дороге, и вскоре значительно опередила нас. Ремингтон сказал шоферу несколько слов, и мы остановились у полицейского участка.
– Мы достаточно долго оставляли Майкла на свободе, – решил он. – Он может быть каждую минуту предупрежден, поэтому лучше всего сейчас же его арестовать.
Я поджидал Ремингтона, вошедшего в здание полиции, чтобы телефонировать центральному полицейскому управлению. Он вернулся в сопровождении двух сыщиков, один из которых сел рядом с шофером, а другой – около нас.
– Нам придется, вероятно, иметь дело с полудюжиной людей, – заметил Ремингтон, – и, насколько я знаю субъектов, которых Майкл вербует себе в помощники, дело обойдется не без последствий. Мисс Вестон останется в автомобиле.
Мы повернули с главной улицы к Твикенгэму, наконец остановились перед большой старой виллой, очень нуждавшейся в ремонте и, по-видимому, необитаемой. Окружающий ее большой сад спускался к реке, и на входной двери висел замок. Мы перебрались через забор. Мисс Вестон, оставшаяся в автомобиле, быстро произнесла:
– Этот дом называется «Санкт-юарн», в нем раньше жил скульптор Гудсон.
Мы поспешили вперед. Место выглядело пустынным и заброшенным, но на широкой садовой дороге видны были свежие следы колес, и, когда мы завернули за угол, мы заметили тонкую струю дыма, подымавшуюся над крышей соседнего флигеля, где находилась, по-видимому, кухня. Ремингтон ускорил шаги, мы все побежали. Обогнули главный вход и направились к зданию, где раньше, вероятно, было ателье. Дверь большой постройки, напоминавшей гараж, была открыта. Мы остановились и заглянули внутрь. Там стоял мебельный фургон, в котором находилось платье ржаво-коричневого цвета из манчестерского сукна. Это была форма носильщика. В ателье вела крепкая дубовая дверь, которая оказалась запертой. Мы прошли по лужайке, трава которой доходила нам до колен, к задней стороне дома. Нам не удалось найти другого входа, но мы проникли в ателье через сломанное окно. Войдя, мы сразу же заметили, что явились слишком поздно. Комната была пуста. В маленьком очаге горел огонь. Несколько странного вида котлов лежали на полу. Чемоданы, покрытые брезентом, который Ремингтон откинул в сторону, стояли, прислоненные к стене. Неслышно было ни звука, но пахло табаком, и можно было даже заметить легкую струйку дыма, еще висевшую в воздухе.
– Он ускользнул, – пробормотал Ремингтон.
Я вспомнил Горти, когда коснулся рукою золота.
– Но мы нашли золото, – сказал я.
– Надо надеяться, что найдем и Майкла.
Мы обыскали дом, заброшенный и пустынный. Потом послали за местной полицией и приказали забрать золото.
После этого мы разыскали агента, который сдавал этот дом. Он состроил гримасу, когда мы упомянули о вилле «Санкт-юарн».
– Вилла сдана какой-то скульпторше, – заявил он. – Она заплатила арендную плату за месяц вперед; хотела убедиться, сможет ли она там работать. Она собиралась сама отливать там свои работы или что-то вроде этого. Я был бы рад, если бы эта старая рухлядь пошла на слом. Она приносит больше хлопот, чем дохода.
– Эта дама представила вам какие-нибудь рекомендации? – спросил я.
– Я не требовал рекомендаций. Я рад был, что могу сдать эту виллу. Кроме того, она уплатила вперед.
– Я имею некоторый опыт в подобного рода историях: я инспектор Скотленд-Ярда, Ремингтон, и я советовал бы вам быть осторожней при сдаче внаем этой старой виллы. Может быть, вас заинтересует сообщение – что маленькая печь в ателье виллы, служившая до сих пор для отливки бронзовых бюстов, на этот раз была использована для того, чтобы расплавить золото.
– Возможно ли это? Золото Горти и Мецгера?
– Так точно, – подтвердил Ремингтон. – Они успели расплавить и увезти лишь незначительную часть его; но сделанные ими приготовления свидетельствуют, что они намеревались в ближайшие дни работать в большем масштабе.
Мы поехали в Лондон, и я проводил своего друга на его квартиру. Я увидел, каким серьезным и бледным сделалось его лицо, когда он выслушал доклад ожидавшего его сыщика. Потом он обратился ко мне.
– Квартира на Адамс-стрит пуста. Стенфилда сегодня не было в Британском музее. Он опять ускользнул. Не следовало откладывать ареста ни на минуту.
– А женщина? – спросил я с некоторой тревогой.
Ремингтон покачал головой.
– На что она нам? Она приманка, которая когда-нибудь наведет нас на след. Это тяжелый удар для нас, Грэй. Мы не поймали ни де Мигуэля, ни его жену, ни Майкла Сэйра!
– Но у нас золото!
– К черту золото!
Но Горти, как и оправившийся Мецгер, был другого мнения.
VIII
Дженет
Письмо, которое я получила в тот достопамятный день, 3 марта, было следующего содержания:
Никто не мог бы себе представить, что означали для меня эти деньги. В продолжение многих месяцев я работала в Кенсингтоне, в маленькой мастерской детских платьев, и едва зарабатывала себе на жизнь. По утрам, крадучись, я шла на работу и по вечерам, крадучись, возвращалась домой, в вечном страхе перед Майклом, которого я когда-то любила, и перед Норманом Грэем, который, не прилагая к тому никаких стараний, так странно и властно подчинил мою душу своему влиянию. И вдруг мне на некоторое время улыбнулась свобода. С этой суммой я могла бежать из Лондона и где-нибудь спрятаться. Меня не тянуло в шумные и людные места. После долгих размышлений я заказала для себя под именем Дженет Соул каюту первого класса на самом медленном пароходе линии Р. и О., идущем в Марсель.
Я потратила значительную сумму на приведение в порядок своего туалета, зашила в платье стофунтовый билет и отправилась в дорогу. Первые дни путешествия были очаровательны. Я нашла в новой обстановке все, по чему тосковала, и была свободна от тягостной необходимости ежедневно работать. Неописуемое чувство восторга охватило меня при виде моря. Пахнущий солью ветер и брызги волн освежали меня и возбуждали во мне бодрость. Когда солнце озаряло серый канал, я испытывала глубокую радость. Чем синей становилось небо и янтарнее светило солнце над Бискайским заливом, тем светлей и спокойней становилось у меня на душе. На свете было так много прекрасного, еще незнакомого мне, и меня охватило жадное желание все это испытать и увидеть.
Я не хлопотала о том, чтобы получить в столовой особенно хорошее место, и мне пришлось сидеть где-то в отдаленном углу. Мои соседи за столом принадлежали к тому типу лишних людей, которые кажутся созданными только для того, чтобы разгуливать по палубам пароходов и указывать своим спутникам на чаек, дельфинов, на проходящие мимо пароходы, которые и сам каждый видит. В конце путешествия их словно сметает с лица земли, – качество, которое мне в них более всего симпатично. Проходил день за днем, я вдыхала ароматный воздух и чувствовала себя все лучше. Во мне снова проснулась жажда жизни. Я была молода и здорова. Солнце, здоровый воздух, новый образ жизни очень быстро оказали на меня благотворное влияние. Однажды вечером я надела одно из моих самых красивых платьев, и тотчас меня под различными предлогами окружили около полудюжины мужчин. И когда мы на следующий день остановились в Гибралтаре, целая толпа предложила сопровождать меня осматривать город. Но я предпочла примкнуть к маленькой группе, состоящей преимущественно из моих соседей по столу.
Мы осматривали достопримечательности города, которому смесь зданий в мавританском и современном стилях придавала оригинальный вид. На улицах встречались арабы в бурнусах и слишком рано увядшие испанки. Мы осматривали рынок и закупали на память разные мелочи, фабрикуемые специально для иностранцев.
На мгновение мне стало грустно. Мне некому было послать открытки с видом города. Никому в целом мире не было дела до меня. Казалось, несчастье преследовало меня по пятам – дружба со мной не предвещала ничего хорошего.
После прогулки мы пошли в отель и велели принести чаю в комнату, отделанную в восточном стиле. Потолок был сделан из пестрого стекла, не было окон, бархатная мебель стояла вокруг маленьких мраморных столиков, на которых находились медные вазы с искусственными цветами. Вся эта безвкусица не производила на меня никакого впечатления, так как мое внимание было привлечено одной женщиной. Придя в отель, мы уже застали ее в этой комнате. Она была еще довольно молода, одета в простое, но очень дорогое платье. Небольшого роста, с миловидным лицом и огромными черными глазами – но все это не произвело бы на меня особого впечатления, если бы я не заметила, что она пристально смотрела на меня из угла полутемной комнаты полными ненависти глазами. Я не могла вспомнить, чтобы видела ее когда-либо раньше. Но не было никаких сомнений в том, что я внезапно встретила здесь в отеле женщину, ненавидевшую меня.
Мы все сели за один стол. Рядом со мной сидел пожилой американец, который раза два заговаривал со мной во время путешествия. По-видимому, он искал знакомства с человеком, который, как и он, ликвидировал свои дела. Он сказал мне, что имел когда-то фабрику обуви. Его имя было Фрэнк Поупл.
– Вы знакомы с женщиной, сидящей там в углу? – с любопытством спросил он.
– Я ее никогда в жизни не встречала.
– Возможно ли это? В таком случае она, вероятно, не выносит незнакомцев. Заметили ли вы, как злобно она на вас смотрит?
– Вероятно, она принимает меня за кого-нибудь.
Поупл нашел это возможным.
– Очень темпераментные люди эти испанцы, – пробормотал он.
Я была немало удивлена, когда через час после этого увидела ее в углу моторной лодки, отвозившей нас обратно на пароход. Возле нее стояли два чемодана, картонка для шляп и другие дорожные женские принадлежности. Когда мы поднялись на пароход, она взглянула на меня хмуро, почти угрожающе.
Повинуясь внезапному импульсу, я подошла к ней.
– Я вас чем-нибудь обидела? – спросила я. – Мне кажется, что мы с вами никогда раньше не встречались.
Она пристально поглядела на меня. Ее лицо, обычно несомненно красивое и нежное, сделалось холодным и замкнутым, глаза по-прежнему сверкали ненавистью.
– Вы Дженет Стенфилд, не так ли?
– Да, это мое имя. Откуда вы его знаете?
Она молча посмотрела на меня. Солнце жгло нас обеих раскаленными лучами. В гавани стоял похожий на зловещего ворона испанец с желтым, как олива, лицом, черной шевелюрой, блестящими глазами и пел сентиментальный романс. Издали, с отчалившего парохода слышалось заунывное пение индусских матросов. Все эти впечатления вплетались в мое настроение.
– Я видела ваш портрет, – хмуро сказала она.
– Где?
– В Нью-Йорке. Он носил его с собой.
Она отвернулась, словно решив не разговаривать больше со мной. Ее молчание пришлось мне кстати, но мое счастливое настроение исчезло. Я избегала общества, однако мистер Поупл, несмотря на все мои намеки, не отставал от меня. Он пододвинул свое кресло к тому углу палубы, где я сидела.
– Эту женщину зовут Луиза К. Мартин, – сообщил он мне. – Она откуда-то с Запада, из Милуоки, и едет в Марсель.
– Я о ней больше не думала.
Мистер Поупл задумчиво потер подбородок. Это был рослый, гладко выбритый мужчина с энергичным подбородком и очень добрыми, но уже окруженными многочисленными морщинами глазами. Мой равнодушный ответ, казалось, оскорбил его.
– Будь я на вашем месте, я старался бы избегать ее. Я много путешествовал, привык узнавать людей по их внешности и должен заявить вам, что взгляд, которым она на вас смотрела, я нахожу бесстыдным и подлым.
Я не испытывала ни малейшего желания поддерживать с ним беседу и оставила его, чтобы пойти спать. Когда я проходила через салон, где танцевали, в свою каюту, беседа на минуту смолкла. Миссис Луиза К. Мартин, одетая в черное платье, с длинной ниткой жемчуга на шее, сидела в кресле. Она вызывающе посмотрела на меня.
Я подошла к ней. Я поняла, что она только что говорила обо мне и была взбешена.
– Вы встретитесь в Марселе со своим мужем, миссис Мартин? – спросила я.
Но едва я произнесла эти слова, как раскаялась в них, так как вдруг почувствовала жалость к этой женщине. Она побледнела как труп, и, если бы взгляды могли убивать, я бы тут же на месте упала мертвой. Она не отвечала мне. Я обождала мгновение и пошла в свою каюту.
Около десяти часов вечера я услышала легкий стук в дверь. Я сразу же догадалась, кто это.
Вошла миссис К. Мартин в легком халате и домашних туфлях. Она тихо закрыла за собой дверь и предостерегающе поднесла палец к губам.
– Мы должны быть осторожны, – прошептала она. – Это было безумием с вашей стороны открыто говорить о Майкле.
– О моем муже?
Она презрительно рассмеялась.
– Он был женат на мне несколько лет, прежде чем женился на вас, и до этого он имел другую жену.
Я отвернулась от нее, чтобы она не могла заметить вскипевшей во мне ненависти. Я давно уже предчувствовала нечто подобное.
– Если две женщины любят одного мужчину, они должны забыть обо всем, когда ему угрожает опасность. Но я не думаю, что вы еще любите его – зачем же вы здесь?
– Я не вижу никаких оснований объяснять вам это, – ответила я, – но, если вы хотите мне верить, – я не имела ни малейшего представления, что Майкл в Марселе.
Мне показалось, что она хочет меня ударить.
– Что же вам нужно на этом пароходе?
– Я решила для отдыха предпринять небольшое путешествие.
Она склонилась ко мне. При свете лампы ее лицо казалось изможденным и старым.
– Дело идет о жизни или смерти Майкла. Вы от кого-то узнали, что Майкл в Марселе. Говорите, от кого?
– Клянусь вам, я не знала, что он там.
– Дура! Неужели вы не понимаете, что за вами по пятам следует полиция и пользуется вами для того, чтобы найти Майкла!
– Разве вы не в том же положении?
– Нет. Я родилась в Марселе. Я часто ездила туда. Я знаю там каждый камень и каждую улицу. Это я нашла, что Марсель – лучшее прибежище для Майкла. Это я повезла его туда, где он теперь находится.
Наша беседа неожиданно прервалась. Вошла моя горничная, держа в руках синюю полоску бумаги.
– Радиотелеграмма для вас, миссис Соул.
– Для меня? Это, вероятно, ошибка. Никто не знает, что я на пароходе.
– Без всякого сомнения для вас, миссис Соул. На пароходе нет никого другого под этим именем.
Я развернула сложенную бумагу. Луиза наблюдала за мной горящими глазами. Она едва дождалась минуты, когда горничная покинула нас.
– Лгунья! – прошипела она. – Видите, что вы натворили? Вы навели лондонскую полицию на верный след.
Она осыпала меня обвинениями. Но я не слушала ее. Все мое внимание было привлечено несколькими словами радиотелеграммы.
«Домой 31. Март Генезис Луиза».
Я почувствовала, как ее пальцы внезапно сжали мою руку. Она прочла телеграмму из-за моего плеча.
– Скорее ключ, скорее! – прошептала она.
– Какой ключ? Я не понимаю, о чем вы говорите.
В конце концов она, вероятно, все-таки поверила мне, так как поспешила к двери.
– Обождите минутку, – сказала она, вырвав у меня из рук телеграмму.
Пароход начало качать, и я рада была возможности улечься в постель. Она скоро вернулась. Ее щеки горели. Она вернула мне телеграмму. Под словами она написала их правильное значение: «Опасность 97 должна сейчас же быть ликвидирована. Луиза».
Я посмотрела на нее, качая головой.
– Вероятно, я очень глупа, – сказала я, – так как не понимаю ни слова.
– Вы, действительно, глупы. Нет ничего удивительного в том, что Майкл не доверил вам шифра. Это значит, что человек, представляющий собой опасность для Майкла, едет в каюте № 97 и должен быть тотчас же устранен с дороги мной, Луизой, – понятно?
– Но откуда Майкл узнал, что я на пароходе и почему он телеграфировал мне, а не вам?
– Полицейскому управлению в Марселе телеграфно сообщаются списки всех пассажиров, едущих из Лондона в Марсель. Майкл имеет друга в управлении. Возможно, что за мной следят. Он очень верно предположил, что я разыщу вас и что я больше вас подхожу для выполнения поручения. Так, а теперь остается узнать, кто едет в каюте № 97.
Она окликнула проходившего мимо стюарда. Он открыл дверь и заглянул в каюту.
– Стюард, не знаете ли вы имени пассажира каюты № 97?
Он отрицательно покачал головой.
Она протянула ему кредитку.
– Пожалуйста, постарайтесь узнать.
Через минуту он вернулся.
– Мистер Поупл, мадам, – американец.
Стюард не успел закончить, как мы услышали знакомый громкий голос.
– Я получил заказ обуви на 140 000 долларов, и с тех пор дела мои пошли в гору.
Мистер Поупл прошел мимо двери.
– Он показался мне подозрительным с первого взгляда, – прошептала Луиза, – это, должно быть, не кто иной, как Билл Лунд из Чикаго.
– Что же вы собираетесь теперь делать?
– Исполнить приказание Майкла.
На следующее утро мистер Поупл снова подошел ко мне. Он с самого начала был очень внимателен, но говорил всегда о незначительных вещах. В это утро он заговорил о дамских полусапожках, но внезапно переменил тон.
– Вы, значит, подружились с женщиной, которая смотрела на вас так, словно хотела сожрать?
– Этого я не сказала бы.
– Но она была вчера вечером в вашей каюте.
– Минутку. Что же из этого?
Он задумчиво глядел на дымок своей сигары.
– Я надеюсь, что вы достаточно умны, чтобы последовать доброму совету: держитесь подальше от этой истории.
– От какой?
Он пожал плечами.
– Я вижу несколько китов под водой. Я никогда прежде не видел таких больших китов в этой части моря.
– Другими словами?
– Довольно об этом. Возможно, я и так сказал слишком много.
Его предупреждение не рассердило меня.
За последние дни со мной произошла удивительная перемена. Я сама себя не узнавала, не понимала мыслей, овладевших мной. Я не находила больше никакого очарования во всем том, что прежде делало для меня совместную жизнь с Майклом столь привлекательной. В эти дни жадный город с его погоней за весельем и роскошью был забыт. Освобожденная от ежедневных забот, я вбирала в себя море, и небо, и звезды. Моя душа выздоравливала.
«Милостивая государыня!
Имеем честь сообщить вам, что Вильям Соул, служивший садовником в Майфорде, Сэррей, завещал Вам 250 фунтов. Ввиду того, что эта сумма очень незначительна и состоит, главным образом, из облигаций государственного военного займа, мы в состоянии тотчас же выплатить ее вам и просим вас пожаловать к нам или прислать ваши распоряжения.
С совершенным почтением
Хаскелл и Хэймс.»
Никто не мог бы себе представить, что означали для меня эти деньги. В продолжение многих месяцев я работала в Кенсингтоне, в маленькой мастерской детских платьев, и едва зарабатывала себе на жизнь. По утрам, крадучись, я шла на работу и по вечерам, крадучись, возвращалась домой, в вечном страхе перед Майклом, которого я когда-то любила, и перед Норманом Грэем, который, не прилагая к тому никаких стараний, так странно и властно подчинил мою душу своему влиянию. И вдруг мне на некоторое время улыбнулась свобода. С этой суммой я могла бежать из Лондона и где-нибудь спрятаться. Меня не тянуло в шумные и людные места. После долгих размышлений я заказала для себя под именем Дженет Соул каюту первого класса на самом медленном пароходе линии Р. и О., идущем в Марсель.
Я потратила значительную сумму на приведение в порядок своего туалета, зашила в платье стофунтовый билет и отправилась в дорогу. Первые дни путешествия были очаровательны. Я нашла в новой обстановке все, по чему тосковала, и была свободна от тягостной необходимости ежедневно работать. Неописуемое чувство восторга охватило меня при виде моря. Пахнущий солью ветер и брызги волн освежали меня и возбуждали во мне бодрость. Когда солнце озаряло серый канал, я испытывала глубокую радость. Чем синей становилось небо и янтарнее светило солнце над Бискайским заливом, тем светлей и спокойней становилось у меня на душе. На свете было так много прекрасного, еще незнакомого мне, и меня охватило жадное желание все это испытать и увидеть.
Я не хлопотала о том, чтобы получить в столовой особенно хорошее место, и мне пришлось сидеть где-то в отдаленном углу. Мои соседи за столом принадлежали к тому типу лишних людей, которые кажутся созданными только для того, чтобы разгуливать по палубам пароходов и указывать своим спутникам на чаек, дельфинов, на проходящие мимо пароходы, которые и сам каждый видит. В конце путешествия их словно сметает с лица земли, – качество, которое мне в них более всего симпатично. Проходил день за днем, я вдыхала ароматный воздух и чувствовала себя все лучше. Во мне снова проснулась жажда жизни. Я была молода и здорова. Солнце, здоровый воздух, новый образ жизни очень быстро оказали на меня благотворное влияние. Однажды вечером я надела одно из моих самых красивых платьев, и тотчас меня под различными предлогами окружили около полудюжины мужчин. И когда мы на следующий день остановились в Гибралтаре, целая толпа предложила сопровождать меня осматривать город. Но я предпочла примкнуть к маленькой группе, состоящей преимущественно из моих соседей по столу.
Мы осматривали достопримечательности города, которому смесь зданий в мавританском и современном стилях придавала оригинальный вид. На улицах встречались арабы в бурнусах и слишком рано увядшие испанки. Мы осматривали рынок и закупали на память разные мелочи, фабрикуемые специально для иностранцев.
На мгновение мне стало грустно. Мне некому было послать открытки с видом города. Никому в целом мире не было дела до меня. Казалось, несчастье преследовало меня по пятам – дружба со мной не предвещала ничего хорошего.
После прогулки мы пошли в отель и велели принести чаю в комнату, отделанную в восточном стиле. Потолок был сделан из пестрого стекла, не было окон, бархатная мебель стояла вокруг маленьких мраморных столиков, на которых находились медные вазы с искусственными цветами. Вся эта безвкусица не производила на меня никакого впечатления, так как мое внимание было привлечено одной женщиной. Придя в отель, мы уже застали ее в этой комнате. Она была еще довольно молода, одета в простое, но очень дорогое платье. Небольшого роста, с миловидным лицом и огромными черными глазами – но все это не произвело бы на меня особого впечатления, если бы я не заметила, что она пристально смотрела на меня из угла полутемной комнаты полными ненависти глазами. Я не могла вспомнить, чтобы видела ее когда-либо раньше. Но не было никаких сомнений в том, что я внезапно встретила здесь в отеле женщину, ненавидевшую меня.
Мы все сели за один стол. Рядом со мной сидел пожилой американец, который раза два заговаривал со мной во время путешествия. По-видимому, он искал знакомства с человеком, который, как и он, ликвидировал свои дела. Он сказал мне, что имел когда-то фабрику обуви. Его имя было Фрэнк Поупл.
– Вы знакомы с женщиной, сидящей там в углу? – с любопытством спросил он.
– Я ее никогда в жизни не встречала.
– Возможно ли это? В таком случае она, вероятно, не выносит незнакомцев. Заметили ли вы, как злобно она на вас смотрит?
– Вероятно, она принимает меня за кого-нибудь.
Поупл нашел это возможным.
– Очень темпераментные люди эти испанцы, – пробормотал он.
Я была немало удивлена, когда через час после этого увидела ее в углу моторной лодки, отвозившей нас обратно на пароход. Возле нее стояли два чемодана, картонка для шляп и другие дорожные женские принадлежности. Когда мы поднялись на пароход, она взглянула на меня хмуро, почти угрожающе.
Повинуясь внезапному импульсу, я подошла к ней.
– Я вас чем-нибудь обидела? – спросила я. – Мне кажется, что мы с вами никогда раньше не встречались.
Она пристально поглядела на меня. Ее лицо, обычно несомненно красивое и нежное, сделалось холодным и замкнутым, глаза по-прежнему сверкали ненавистью.
– Вы Дженет Стенфилд, не так ли?
– Да, это мое имя. Откуда вы его знаете?
Она молча посмотрела на меня. Солнце жгло нас обеих раскаленными лучами. В гавани стоял похожий на зловещего ворона испанец с желтым, как олива, лицом, черной шевелюрой, блестящими глазами и пел сентиментальный романс. Издали, с отчалившего парохода слышалось заунывное пение индусских матросов. Все эти впечатления вплетались в мое настроение.
– Я видела ваш портрет, – хмуро сказала она.
– Где?
– В Нью-Йорке. Он носил его с собой.
Она отвернулась, словно решив не разговаривать больше со мной. Ее молчание пришлось мне кстати, но мое счастливое настроение исчезло. Я избегала общества, однако мистер Поупл, несмотря на все мои намеки, не отставал от меня. Он пододвинул свое кресло к тому углу палубы, где я сидела.
– Эту женщину зовут Луиза К. Мартин, – сообщил он мне. – Она откуда-то с Запада, из Милуоки, и едет в Марсель.
– Я о ней больше не думала.
Мистер Поупл задумчиво потер подбородок. Это был рослый, гладко выбритый мужчина с энергичным подбородком и очень добрыми, но уже окруженными многочисленными морщинами глазами. Мой равнодушный ответ, казалось, оскорбил его.
– Будь я на вашем месте, я старался бы избегать ее. Я много путешествовал, привык узнавать людей по их внешности и должен заявить вам, что взгляд, которым она на вас смотрела, я нахожу бесстыдным и подлым.
Я не испытывала ни малейшего желания поддерживать с ним беседу и оставила его, чтобы пойти спать. Когда я проходила через салон, где танцевали, в свою каюту, беседа на минуту смолкла. Миссис Луиза К. Мартин, одетая в черное платье, с длинной ниткой жемчуга на шее, сидела в кресле. Она вызывающе посмотрела на меня.
Я подошла к ней. Я поняла, что она только что говорила обо мне и была взбешена.
– Вы встретитесь в Марселе со своим мужем, миссис Мартин? – спросила я.
Но едва я произнесла эти слова, как раскаялась в них, так как вдруг почувствовала жалость к этой женщине. Она побледнела как труп, и, если бы взгляды могли убивать, я бы тут же на месте упала мертвой. Она не отвечала мне. Я обождала мгновение и пошла в свою каюту.
Около десяти часов вечера я услышала легкий стук в дверь. Я сразу же догадалась, кто это.
Вошла миссис К. Мартин в легком халате и домашних туфлях. Она тихо закрыла за собой дверь и предостерегающе поднесла палец к губам.
– Мы должны быть осторожны, – прошептала она. – Это было безумием с вашей стороны открыто говорить о Майкле.
– О моем муже?
Она презрительно рассмеялась.
– Он был женат на мне несколько лет, прежде чем женился на вас, и до этого он имел другую жену.
Я отвернулась от нее, чтобы она не могла заметить вскипевшей во мне ненависти. Я давно уже предчувствовала нечто подобное.
– Если две женщины любят одного мужчину, они должны забыть обо всем, когда ему угрожает опасность. Но я не думаю, что вы еще любите его – зачем же вы здесь?
– Я не вижу никаких оснований объяснять вам это, – ответила я, – но, если вы хотите мне верить, – я не имела ни малейшего представления, что Майкл в Марселе.
Мне показалось, что она хочет меня ударить.
– Что же вам нужно на этом пароходе?
– Я решила для отдыха предпринять небольшое путешествие.
Она склонилась ко мне. При свете лампы ее лицо казалось изможденным и старым.
– Дело идет о жизни или смерти Майкла. Вы от кого-то узнали, что Майкл в Марселе. Говорите, от кого?
– Клянусь вам, я не знала, что он там.
– Дура! Неужели вы не понимаете, что за вами по пятам следует полиция и пользуется вами для того, чтобы найти Майкла!
– Разве вы не в том же положении?
– Нет. Я родилась в Марселе. Я часто ездила туда. Я знаю там каждый камень и каждую улицу. Это я нашла, что Марсель – лучшее прибежище для Майкла. Это я повезла его туда, где он теперь находится.
Наша беседа неожиданно прервалась. Вошла моя горничная, держа в руках синюю полоску бумаги.
– Радиотелеграмма для вас, миссис Соул.
– Для меня? Это, вероятно, ошибка. Никто не знает, что я на пароходе.
– Без всякого сомнения для вас, миссис Соул. На пароходе нет никого другого под этим именем.
Я развернула сложенную бумагу. Луиза наблюдала за мной горящими глазами. Она едва дождалась минуты, когда горничная покинула нас.
– Лгунья! – прошипела она. – Видите, что вы натворили? Вы навели лондонскую полицию на верный след.
Она осыпала меня обвинениями. Но я не слушала ее. Все мое внимание было привлечено несколькими словами радиотелеграммы.
«Домой 31. Март Генезис Луиза».
Я почувствовала, как ее пальцы внезапно сжали мою руку. Она прочла телеграмму из-за моего плеча.
– Скорее ключ, скорее! – прошептала она.
– Какой ключ? Я не понимаю, о чем вы говорите.
В конце концов она, вероятно, все-таки поверила мне, так как поспешила к двери.
– Обождите минутку, – сказала она, вырвав у меня из рук телеграмму.
Пароход начало качать, и я рада была возможности улечься в постель. Она скоро вернулась. Ее щеки горели. Она вернула мне телеграмму. Под словами она написала их правильное значение: «Опасность 97 должна сейчас же быть ликвидирована. Луиза».
Я посмотрела на нее, качая головой.
– Вероятно, я очень глупа, – сказала я, – так как не понимаю ни слова.
– Вы, действительно, глупы. Нет ничего удивительного в том, что Майкл не доверил вам шифра. Это значит, что человек, представляющий собой опасность для Майкла, едет в каюте № 97 и должен быть тотчас же устранен с дороги мной, Луизой, – понятно?
– Но откуда Майкл узнал, что я на пароходе и почему он телеграфировал мне, а не вам?
– Полицейскому управлению в Марселе телеграфно сообщаются списки всех пассажиров, едущих из Лондона в Марсель. Майкл имеет друга в управлении. Возможно, что за мной следят. Он очень верно предположил, что я разыщу вас и что я больше вас подхожу для выполнения поручения. Так, а теперь остается узнать, кто едет в каюте № 97.
Она окликнула проходившего мимо стюарда. Он открыл дверь и заглянул в каюту.
– Стюард, не знаете ли вы имени пассажира каюты № 97?
Он отрицательно покачал головой.
Она протянула ему кредитку.
– Пожалуйста, постарайтесь узнать.
Через минуту он вернулся.
– Мистер Поупл, мадам, – американец.
Стюард не успел закончить, как мы услышали знакомый громкий голос.
– Я получил заказ обуви на 140 000 долларов, и с тех пор дела мои пошли в гору.
Мистер Поупл прошел мимо двери.
– Он показался мне подозрительным с первого взгляда, – прошептала Луиза, – это, должно быть, не кто иной, как Билл Лунд из Чикаго.
– Что же вы собираетесь теперь делать?
– Исполнить приказание Майкла.
На следующее утро мистер Поупл снова подошел ко мне. Он с самого начала был очень внимателен, но говорил всегда о незначительных вещах. В это утро он заговорил о дамских полусапожках, но внезапно переменил тон.
– Вы, значит, подружились с женщиной, которая смотрела на вас так, словно хотела сожрать?
– Этого я не сказала бы.
– Но она была вчера вечером в вашей каюте.
– Минутку. Что же из этого?
Он задумчиво глядел на дымок своей сигары.
– Я надеюсь, что вы достаточно умны, чтобы последовать доброму совету: держитесь подальше от этой истории.
– От какой?
Он пожал плечами.
– Я вижу несколько китов под водой. Я никогда прежде не видел таких больших китов в этой части моря.
– Другими словами?
– Довольно об этом. Возможно, я и так сказал слишком много.
Его предупреждение не рассердило меня.
За последние дни со мной произошла удивительная перемена. Я сама себя не узнавала, не понимала мыслей, овладевших мной. Я не находила больше никакого очарования во всем том, что прежде делало для меня совместную жизнь с Майклом столь привлекательной. В эти дни жадный город с его погоней за весельем и роскошью был забыт. Освобожденная от ежедневных забот, я вбирала в себя море, и небо, и звезды. Моя душа выздоравливала.