Внезапно дверь магазина звякнула, потом захлопнулась, и воцарилось полное молчание. Все уставились на вошедшего Фабио. На лбу у него был прилеплен крохотный кусочек пластыря.
— Мой СЫНННННН! — закричала Мама Дей Санти и рванулась к нему. — Ты РАНЕНННННН! Он ранен. Папа, смотри, он ранен, — она так стремительно бросилась к нему, что Фабио пришлось прижаться к двери.
— Это ничего. Мама, ничего, — улыбаясь, проговорил он.
Она выпрямилась, с минуту пристально вглядывалась в него, а потом дала сыну полновесную пощечину.
— Твой ОТЕЦ голыми руками зарабатывал на этот грузовик, ТЯЖЕЛО работал, не так, как ты, ТЯЖЕЛО. Понял?
Все семейство благоговейно смотрело на нее, Гарриет тоже. Фабио побагровел, слезы брызнули у него из глаз.
— Мама… — начал он.
— Ты мне не мамкай. Ты мне не сын больше… не сын, — она подняла палец к потолку. — С этого… дня… и…
— Мама, — прервал ее Папа Дей Санти, — не надо. Пока не надо. Давай еще посмотрим. Давай посмотрим, что мальчик хочет сказать.
Гарриет сгорала от любопытства.
Фабио бросил на отца благодарный взгляд. Он был ужасно смущен. Он порылся в карманах, нашел старую смятую сигарету и засунул ее в рот. Она была сломана пополам.
«Может быть, — подумала Гарриет, — он не умеет разговаривать без сигареты во рту».
Все семейство смотрело на него. Он склонил голову, как бы прося прощения, а затем тихо начал:
— Я не хотел вам пока еще говорить… Я… Папа… — он грустно взглянул на отца. — Я не могу… Ничего не поделаешь… Я просто не хочу заниматься торговлей овощами. Это не твоя вина. Это просто… не могу быть заперт весь день в магазине… Не могу… это не для меня… поэтому я, — он набрал полную грудь воздуха, — я нашел другую работу.
— Ты ЧТО? — хором произнесли Папа и Мама Дей Санти.
— Я нашел… я нашел другую работу. Только одно… для этой работы нужна машина… я коммивояжер.
«Похоже, что он боится», — подумала Гарриет.
— Ну и ну, — Папа Дей Санти был в полнейшем изумлении. Потом на его лице показалась широчайшая улыбка.
— Сын, ты работаешь? — похоже, что Мама Дей Санти намеревалась снова потерять сознание.
— Да, Мама, — и взглянув на отца, Фабио широко улыбнулся. — Я работаю.
— Святая Мария, — Мама Дей Санти снова упала в обморок. Бруно подхватил ее.
Папа Дей Санти, издавая всевозможные восклицания, хлопал сына по спине, как казалось Гарриет, довольно сильно. Все собрались вокруг, за исключением Малыша Джо, который воспользовался моментом, чтобы стянуть кусок сыра.
Гарриет прокралась обратно на улицу, села и записала в блокноте:
ОЙ-ОЙ-ОЙ, ЛУЧШЕ, ЧЕМ КИНО. ТАКОЙ СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ, ЧТО МНЕ ПРОСТО НЕ ВЕРИТСЯ. СПОРИМ, ФАБИО, КАК ОБЫЧНО, ЗАДУМАЛ ЧТО-ТО НЕ СТОЛЬ УЖ ХОРОШЕЕ. ДА, ВЕДЬ ОН ЖЕ НЕ СКАЗАЛ, НА КОГО ОН РАБОТАЕТ КОММИВОЯЖЕРОМ. ИНТЕРЕСНО, ЧТО ОН ПРОДАЕТ? НАДО БУДЕТ ЗАВТРА ВЕРНУТЬСЯ И ПОСМОТРЕТЬ, ЧТО СЛУЧИТСЯ С МАЛЫШОМ ДЖО.
Гарриет направилась к дому Гаррисона Витерса. Она заглянула в чердачное окошко. Гаррисон Витерс сидел за рабочим столом, но не работал. Он глядел в окно. На лице его было невероятно грустное выражение, грустнее и представить себе нельзя. Девочка долго-долго смотрела на него, но он даже не пошевельнулся.
Она пробралась к другому окну. Тут она увидела такую странную картину, что чуть не свалилась с крыши. Она увидела пустую комнату. Ни одной кошки. Она вернулась к первому окну, посмотреть, может, она не заметила кошек в другой комнате. Нет, ни там, ни на кухне.
Она присела на корточки. «Они до них добрались, — подумала девочка. — В конце концов добрались». Она снова наклонилась, чтобы посмотреть на его лицо. Она глядела долго-долго. Потом села и записала в блокнот:
БУДУ ПОМНИТЬ ЭТО ЛИЦО, ПОКА ЖИВУ НА СВЕТЕ. ВСЕ ЛЮДИ ТАК ВЫГЛЯДЯТ, КОГДА ЧТО-ТО ТЕРЯЮТ? Я НЕ ИМЕЮ В ВИДУ, КОГДА ТЕРЯЮТ ЧТО-НИБУДЬ ВРОДЕ ФОНАРИКА. Я ИМЕЮ В ВИДУ, ЧТО ЛЮДИ ТАК ВЫГЛЯДЯТ, КОГДА У НИХ НАСТОЯЩАЯ ПОТЕРЯ.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
— Мой СЫНННННН! — закричала Мама Дей Санти и рванулась к нему. — Ты РАНЕНННННН! Он ранен. Папа, смотри, он ранен, — она так стремительно бросилась к нему, что Фабио пришлось прижаться к двери.
— Это ничего. Мама, ничего, — улыбаясь, проговорил он.
Она выпрямилась, с минуту пристально вглядывалась в него, а потом дала сыну полновесную пощечину.
— Твой ОТЕЦ голыми руками зарабатывал на этот грузовик, ТЯЖЕЛО работал, не так, как ты, ТЯЖЕЛО. Понял?
Все семейство благоговейно смотрело на нее, Гарриет тоже. Фабио побагровел, слезы брызнули у него из глаз.
— Мама… — начал он.
— Ты мне не мамкай. Ты мне не сын больше… не сын, — она подняла палец к потолку. — С этого… дня… и…
— Мама, — прервал ее Папа Дей Санти, — не надо. Пока не надо. Давай еще посмотрим. Давай посмотрим, что мальчик хочет сказать.
Гарриет сгорала от любопытства.
Фабио бросил на отца благодарный взгляд. Он был ужасно смущен. Он порылся в карманах, нашел старую смятую сигарету и засунул ее в рот. Она была сломана пополам.
«Может быть, — подумала Гарриет, — он не умеет разговаривать без сигареты во рту».
Все семейство смотрело на него. Он склонил голову, как бы прося прощения, а затем тихо начал:
— Я не хотел вам пока еще говорить… Я… Папа… — он грустно взглянул на отца. — Я не могу… Ничего не поделаешь… Я просто не хочу заниматься торговлей овощами. Это не твоя вина. Это просто… не могу быть заперт весь день в магазине… Не могу… это не для меня… поэтому я, — он набрал полную грудь воздуха, — я нашел другую работу.
— Ты ЧТО? — хором произнесли Папа и Мама Дей Санти.
— Я нашел… я нашел другую работу. Только одно… для этой работы нужна машина… я коммивояжер.
«Похоже, что он боится», — подумала Гарриет.
— Ну и ну, — Папа Дей Санти был в полнейшем изумлении. Потом на его лице показалась широчайшая улыбка.
— Сын, ты работаешь? — похоже, что Мама Дей Санти намеревалась снова потерять сознание.
— Да, Мама, — и взглянув на отца, Фабио широко улыбнулся. — Я работаю.
— Святая Мария, — Мама Дей Санти снова упала в обморок. Бруно подхватил ее.
Папа Дей Санти, издавая всевозможные восклицания, хлопал сына по спине, как казалось Гарриет, довольно сильно. Все собрались вокруг, за исключением Малыша Джо, который воспользовался моментом, чтобы стянуть кусок сыра.
Гарриет прокралась обратно на улицу, села и записала в блокноте:
ОЙ-ОЙ-ОЙ, ЛУЧШЕ, ЧЕМ КИНО. ТАКОЙ СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ, ЧТО МНЕ ПРОСТО НЕ ВЕРИТСЯ. СПОРИМ, ФАБИО, КАК ОБЫЧНО, ЗАДУМАЛ ЧТО-ТО НЕ СТОЛЬ УЖ ХОРОШЕЕ. ДА, ВЕДЬ ОН ЖЕ НЕ СКАЗАЛ, НА КОГО ОН РАБОТАЕТ КОММИВОЯЖЕРОМ. ИНТЕРЕСНО, ЧТО ОН ПРОДАЕТ? НАДО БУДЕТ ЗАВТРА ВЕРНУТЬСЯ И ПОСМОТРЕТЬ, ЧТО СЛУЧИТСЯ С МАЛЫШОМ ДЖО.
Гарриет направилась к дому Гаррисона Витерса. Она заглянула в чердачное окошко. Гаррисон Витерс сидел за рабочим столом, но не работал. Он глядел в окно. На лице его было невероятно грустное выражение, грустнее и представить себе нельзя. Девочка долго-долго смотрела на него, но он даже не пошевельнулся.
Она пробралась к другому окну. Тут она увидела такую странную картину, что чуть не свалилась с крыши. Она увидела пустую комнату. Ни одной кошки. Она вернулась к первому окну, посмотреть, может, она не заметила кошек в другой комнате. Нет, ни там, ни на кухне.
Она присела на корточки. «Они до них добрались, — подумала девочка. — В конце концов добрались». Она снова наклонилась, чтобы посмотреть на его лицо. Она глядела долго-долго. Потом села и записала в блокнот:
БУДУ ПОМНИТЬ ЭТО ЛИЦО, ПОКА ЖИВУ НА СВЕТЕ. ВСЕ ЛЮДИ ТАК ВЫГЛЯДЯТ, КОГДА ЧТО-ТО ТЕРЯЮТ? Я НЕ ИМЕЮ В ВИДУ, КОГДА ТЕРЯЮТ ЧТО-НИБУДЬ ВРОДЕ ФОНАРИКА. Я ИМЕЮ В ВИДУ, ЧТО ЛЮДИ ТАК ВЫГЛЯДЯТ, КОГДА У НИХ НАСТОЯЩАЯ ПОТЕРЯ.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Гарриет была так расстроена, что даже не пошла больше работать. Вечером после ужина она решила поупражняться в том, как быть луковицей, и прежде всего стала падать на пол, каждый раз с ужасным шумом. Идея была такая — упасть, будто катишься вниз наподобие луковицы, потом покататься по полу, сделать несколько кругов, замедлить и остановиться, как бы это сделала луковица, которую бросили на стол. Катаясь кругами, Гарриет натолкнулась на стул и уронила его.
Мать вошла в комнату и посмотрела на девочку, придавленную стулом.
— Что ты делаешь? — довольно спокойно спросила она.
— Пытаюсь быть луковицей.
Мама подняла стул, но Гарриет даже не пошевельнулась — так она устала.
— А что значит весь этот шум, который ты устроила?
— Говорю тебе, я пытаюсь быть луковицей.
— Очень шумная луковица.
— Ничего не поделаешь. У меня еще не получается, как надо. Мисс Берри сказала, что когда я научусь, шума не будет.
— А, это для рождественского представления… да?
— Не думаешь же ты, что я пытаюсь быть луковицей по собственному желанию?
— Пожалуйста, не груби, дорогая. Встань и покажи мне, что ты намерена делать.
Гарриет встала и снова упала, затем покатилась и каталась кругами, пока не закатилась под кровать, откуда вылезла, вся покрытая пылью.
Миссис Велш была в ужасе.
— До чего неряшливая прислуга. Завтра же ее уволю, — она посмотрела на Гарриет, которая собиралась снова упасть. — В жизни не видела более неуклюжего танца. Это мисс Берри тебе велела?
— Мисс Берри велела быть луком. ЭТО Я ПРИДУМЫВАЮ ТАНЕЦ, — подчеркнуто сказала Гарриет.
— А, — как-то неопределенно отозвалась мать.
Гарриет упала снова, на этот раз почти докатившись до двери в ванную.
Вошел мистер Велш.
— Что это вы тут делаете? Звук такой, будто кто-то боксирует с грушей.
— Она пытается быть луковицей.
Родители стояли и наблюдали, как Гарриет падала снова и снова. Мистер Велш вынул трубку изо рта и стоял, скрестив руки.
— Согласно Станиславскому, ты должна почувствовать себя луковицей. Ты чувствуешь себя луковицей?
— Ни в малейшей степени.
— Ну и ну. Чему их теперь учат в школе? — рассмеялась миссис Велш.
— Нет, я серьезно. Где-то в городе наверняка есть целая школа, где как раз в эту минуту все катаются по полу.
— Я никогда НЕ ХОТЕЛА быть луком, — прокричала Гарриет с пола.
— Это хорошо. Как ты думаешь, сколько в наши дни пишется пьес с участием луковиц? — расхохотался мистер Велш. — Не могу себе представить, чтобы ты хотела быть луковицей. По правде сказать, я не уверен, что лук хотел бы быть луком.
Миссис Велш улыбнулась:
— Экий ты умный. Посмотрим, как бы у тебя получилось падать как луковица.
— Надо попробовать, — сказал мистер Велш, отложил трубку и с тяжелым стуком упал на пол.
— Дорогой, ты не ушибся?
Мистер Велш лежал на полу.
— Нет, — тихо сказал он, — но это не так легко, как кажется. — Он продолжал лежать на полу, шумно дыша. Гарриет упала еще разок, просто за компанию.
— Почему бы тебе не встать, дорогой, — миссис Велш обеспокоенно склонилась над мужем.
— Я пытаюсь почувствовать себя луковицей. Уже получилось ощутить себя зеленым луком.
Гарриет тоже пыталась почувствовать себя луковицей. Она крепко зажмурилась, обхватила себя руками, подтянула колени к животу и принялась кататься по полу.
— Гарриет, что случилось? Ты заболела? — подбежала к ней миссис Велш.
Девочка все каталась и каталась по комнате. Это было совсем не так плохо — чувствовать себя луком. Она наткнулась на смеющегося отца, не стала больше жмуриться и улыбнулась ему.
Отец тоже весьма серьезно почувствовал себя луковицей и принялся кататься по комнате. Гарриет внезапно вскочила и начала писать в блокноте:
ИНТЕРЕСНО, КАК ЭТО БЫТЬ СТОЛОМ ИЛИ СТУЛОМ, ВАННОЙ ИЛИ ДРУГИМ ЧЕЛОВЕКОМ? ИНТЕРЕСНО, ЧТО БЫ ОЛЕ-ГОЛЛИ ОБ ЭТОМ СКАЗАЛА? ОЛЕ-ГОЛЛИ ПОХОЖА НА ПТИЦУ С ЗУБАМИ. ДУМАЮ, ЧТО Я СЛЕГКА ПОХОЖА НА ЛУКОВИЦУ. ТАК ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ ОЛЕ-ГОЛЛИ ВЕРНУЛАСЬ.
Гарриет была настолько поглощена писанием, что совершенно забыла о родителях. Когда она в конце концов захлопнула блокнот и оглянулась, она увидела, что они еще стоят в комнате и как-то странно смотрят на нее.
— Что ты такое делала, дорогая? — спросила миссис Велш как бы между прочим.
— Записывала кое-что в блокнот, — Гарриет почувствовала себя неловко. Они так странно на нее смотрели.
— Да? А можно посмотреть?
— Нет! — почти прокричала девочка, а затем более спокойно добавила. — Конечно нет, это же секрет.
— О! — обиженным тоном сказал отец. «Что такое с ними произошло? — подумала Гарриет. — Они прямо-таки уставились на меня».
— Это что-нибудь для школы, дорогая? — спросила мать.
— Нет, — ответила Гарриет, чувствуя себя еще более неловко. "Почему они так глядят на нее? "
— Я немножко устала, дорогой. Не пора ли ложиться спать? — обратилась миссис Велш к мужу.
— Ага, я тоже, — сказал он, подбирая трубку.
«Почему они себя так ведут? — думала Гарриет. — Можно подумать, что я сделала что-то смешное. Оле-Голли никогда так себя не вела».
Родители поцеловали ее на ночь, но как-то рассеянно, и вышли из комнаты. Она снова потянулась за блокнотом и только принялась писать, как услышала отца, сказавшего приглушенным голосом: «Да, я прямо почувствовал, что совершенно не знаю свою собственную дочь». Миссис Велш ответила: «Мы должны попытаться узнать ее получше теперь, когда мисс Голли нет».
В полном недоумении Гарриет записала в блокнот:
ПОЧЕМУ БЫ ИМ ПРОСТО НЕ СКАЗАТЬ, ЧТО ОНИ ЧУВСТВУЮТ? ОЛЕ-ГОЛЛИ ГОВОРИЛА: «ВСЕГДА ГОВОРИ ТО, ЧТО ЧУВСТВУЕШЬ. ВЗАИМНОЕ НЕПОНИМАНИЕ РАНИТ СИЛЬНЕЕ, ЧЕМ ЧТО-НИБУДЬ ЕЩЕ». РАНИЛО ЭТО МЕНЯ? НЕ ДУМАЮ. Я ПРОСТО ЧУВСТВУЮ СЕБЯ КАК-ТО СТРАННО.
Ложась в постель, она почувствовала себя еще более странно.
На следующий день Гарриет по пути в школу опять почувствовала себя ужасно раздраженной. Спорти и Джени подбежали к ней, когда она подходила к школе, и сказали, что собираются после уроков заняться своими танцами у Джени. Хочет ли она тренироваться вместе с ними? Она ответила «да» таким раздраженным тоном, что они в недоумении уставились на нее. Потом, когда она, затрудненно дыша, буркнула: «Не обращайте на меня внимания», они уже совсем не знали, что делать. Входя в школу, она бросила через плечо: «Приду после шпионского маршрута».
После школы Гарриет решила попробовать пойти к миссис Пламбер, хотя знала, как ужасно это рискованно. Она подождала, пока служанка уйдет из кухни, затем шмыгнула в подъемник для посуды. Сердце девочки билось так громко, что ей казалось, его слышно на весь дом. Она тихонько потянула за веревки. Сначала все шло гладко, но когда она добралась до второго этажа, раздался страшно громкий скрип. Она в ужасе застыла, не осмеливаясь даже дышать. Затем послышались голоса.
— Невозможно… совершенно невозможно, — исполненный тревоги шепот миссис Пламбер доносился из груды подушек. — Надин! — позвала она служанку. — Надин! — душераздирающий крик опять превратился в шепот.
— Да, мэм, — Гарриет видела, что служанка в ожидании стоит у кровати. Миссис Пламбер приподнялась, похожая на клекочущего орла. — Надин, этого не может быть, не может бы-ы-ы-ы-ыть, — она откинулась назад, утонув в розовых подушках.
— Доктор велел, мэм.
Из подушек донеслось:
— Прикована… к… постели… — голос был еле слышен, — до… конца… жизни. — Раздался жалобный плач.
«Ой-ой-ой, — подумала Гарриет, вдруг страшно заволновавшись и исполнившись симпатии к миссис Пламбер. Она ведь хотела быть в постели».
Девочка чуть двинулась, чтобы открыть блокнот, и начала писать:
НЕУЖЕЛИ ОЛЕ-ГОЛЛИ ПРАВА? НЕУЖЕЛИ И ВПРЯМЬ ТАК УЖАСНО ПОЛУЧИТЬ ТО, ЧЕГО ХОЧЕШЬ? Я ХОЧУ БЫТЬ ПИСАТЕЛЕМ, И Я БУДУ НЕ Я, ЕСЛИ БУДУ НЕСЧАСТНА, КОГДА СТАНУ ПИСАТЕЛЕМ. НЕКОТОРЫЕ ЛЮДИ ПРОСТО НЕСПОСОБНЫ ДУМАТЬ НАПЕРЕД.
В эту минуту раздалось ворчливое бормотание миссис Пламбер:
— Что это? Что это такое?
Гарриет глянула в щелку и увидела, что обе смотрят прямо на нее. Она застыла в немом ужасе. Они ее увидели! Ей показалось, что все вокруг замерло, как на фотографии.
— Там ничего нет, мэм.
Конечно, они ее не видели. Они же не могли видеть сквозь стены.
— Там что-то есть! Я слышала, как оно скребется. Как мышь… как крыса…
— Не думаю, — Надин решительно направилась к подъемнику и потянула дверцу. Увидев девочку, она отпрыгнула и дико завопила.
Гарриет дернула за веревки. Но Надин тут же пришла в себя и остановила подъемник, как только он начал двигаться.
— А ну, вылезай отсюда, — грубо сказала она и вытащила Гарриет, рванув девочку так, что та приземлилась прямо к ногам служанки.
— Что это такое? — пронзительно завопила миссис Пламбер.
— Ребенок, мэм, — отвечала Надин, крепко держа Гарриет за капюшон куртки.
— Убери… убери… убери ее отсюда… Только ребенка мне сейчас не хватало! — она бессильно откинулась на подушки.
Надин вздернула Гарриет на ноги и потащила из комнаты и вниз по лестнице. Хотя ее ноги беспомощно волочились по полу и в голове все мешалось от страха, она все же сделала мысленно несколько заметок о том, как дом выглядит изнутри.
— Ну вот, — сказала Надин, выталкивая ее за дверь, — скатертью дорожка. Гляди, если еще раз здесь поймаю!
Гарриет обернулась и увидела, что Надин ей подмигивает. Чувствуя себя совершенно нелепо, девочка пустилась бежать. Она бежала всю дорогу до дома. Там она села на ступеньки перед входной дверью и долгое время шумно отдувалась. «В первый раз за три года шпионства меня поймали», — подумала она. Когда дыхание к ней вернулось, она открыла блокнот.
ШПИОН НЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ ПОЙМАН. ЭТО САМОЕ ВАЖНОЕ ДЛЯ ШПИОНОВ. Я НИКУДЫШНАЯ ШПИОНКА. КОНЕЧНО, ОТКУДА МНЕ ЗНАТЬ, ЧТО ОНА ЭТО СДЕЛАЕТ. НО ЭТО НЕ ОПРАВДАНИЕ. Я ВЕДЬ ЗНАЛА, ЗНАЛА НАВЕРНЯКА, ЧТО ИДТИ ТУДА СЛИШКОМ ОПАСНО.
Гарриет сидела, уныло глядя на парк, уставившись на черные деревья, и по щеке ее скользнула слезинка. Она записала:
ОЛЕ-ГОЛЛИ НАВЕРНЯКА БЫ ЧТО-НИБУДЬ ОБ ЭТОМ СКАЗАЛА. И К ТОМУ ЖЕ ЭТИ ЛУКОВИЧНЫЕ ДЕЛА ВЧЕРА.
Она захлопнула блокнот и снова почувствовала себя ужасно несчастной. Она решила пойти к Джени потренироваться, хотя совершенно не ощущала никакого желания кататься по полу.
Придя туда, она обнаружила Пинки Уайтхеда и Карри Андрюс. Она подошла к Джени и прошептала на ухо:
— А ОН что тут делает? Мне только Пинки сегодня не хватает.
— Так уж получилось, — извиняющимся тоном отозвалась Джени. — Карри танцует в середине, а Спорти и Пинки — две индюшачьи ножки. Им НУЖНО всем вместе тренироваться.
— Ну-ну, — Гарриет вдруг ужасно разозлилась. — Мне это НЕ НРАВИТСЯ.
Джени удивленно на нее посмотрела:
— Что это значит — тебе не нравится?
— Просто не нравится, и все, — загадочно ответила Гарриет и отошла. Через пару минут она заметила, как раздраженно Джени на нее смотрит, но оттого, может быть, что, катаясь по полу, Гарриет почти врезалась в лабораторный стол. Джени пыталась быть кабачком, то есть просто лежала плашмя на полу, время от времени немножко подпрыгивая, как кабачок, который жарят на сковородке.
— Просто ужасно, — противным голосом заявила Гарриет.
— Что ты сказала? — раздалось с пола, оттуда где лежала Джени.
— Выглядит, будто у тебя отрыжка.
Спорти и Пинки, делавшие стойку на руках по обе стороны от скрючившейся пополам Карри, так и рухнули от хохота.
— Не знаю, над чем уж ты смеешься, Спорти, ты-то сам смотришься совершенно нелепо, — Гарриет внезапно поняла, что у нее гнуснейшее настроение.
Спорти так и выпучил на нее глаза, а потом произнес:
— А ты думаешь, на что ты похожа, когда по полу катаешься?
— Я ПОХОЖА НА ЛУКОВИЦУ, — закричала Гарриет, и тут же почувствовала себя так плохо, что готова была в любую секунду разреветься как младенец. Она вскочила и бросилась из комнаты и уже на лестнице услыхала, как Спорти спросил: "Какая муха ее сегодня укусила? "
А Джени ответила: «Она сегодня невыносимая злюка».
Гарриет помчалась домой, ворвалась в свою комнату, повалилась на кровать и заревела во всю мочь.
Ночью ей приснился невообразимый кошмар. Оле-Голли каталась по полу и каркала, как ворона. Она все время наступала на Гарриет, и Гарриет приходилось убегать от нее. Глаза у Оле-Голли были в красных ободках и сияли голубым огнем. Лицо ее покрывали черные перья, а вместо носа был огромный клюв, полный зубов. Гарриет закричала во сне. Но она, вероятно, кричала не только во сне, потому что пришла мама и держала ее за руку, пока она снова не заснула.
Утром перед школой она записала в блокноте:
ЧТО-ТО УЖАСНОЕ ДОЛЖНО СЛУЧИТЬСЯ. Я ЭТО ЗНАЮ. КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА Я ВИЖУ ВО СНЕ КОШМАРЫ, МНЕ ХОЧЕТСЯ УЕХАТЬ ИЗ ГОРОДА. И МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЧТО-ТО УЖАСНОЕ ДОЛЖНО СЛУЧИТЬСЯ. А ЭТО БЫЛ САМЫЙ СТРАШНЫЙ КОШМАР В МОЕЙ ЖИЗНИ.
Мать вошла в комнату и посмотрела на девочку, придавленную стулом.
— Что ты делаешь? — довольно спокойно спросила она.
— Пытаюсь быть луковицей.
Мама подняла стул, но Гарриет даже не пошевельнулась — так она устала.
— А что значит весь этот шум, который ты устроила?
— Говорю тебе, я пытаюсь быть луковицей.
— Очень шумная луковица.
— Ничего не поделаешь. У меня еще не получается, как надо. Мисс Берри сказала, что когда я научусь, шума не будет.
— А, это для рождественского представления… да?
— Не думаешь же ты, что я пытаюсь быть луковицей по собственному желанию?
— Пожалуйста, не груби, дорогая. Встань и покажи мне, что ты намерена делать.
Гарриет встала и снова упала, затем покатилась и каталась кругами, пока не закатилась под кровать, откуда вылезла, вся покрытая пылью.
Миссис Велш была в ужасе.
— До чего неряшливая прислуга. Завтра же ее уволю, — она посмотрела на Гарриет, которая собиралась снова упасть. — В жизни не видела более неуклюжего танца. Это мисс Берри тебе велела?
— Мисс Берри велела быть луком. ЭТО Я ПРИДУМЫВАЮ ТАНЕЦ, — подчеркнуто сказала Гарриет.
— А, — как-то неопределенно отозвалась мать.
Гарриет упала снова, на этот раз почти докатившись до двери в ванную.
Вошел мистер Велш.
— Что это вы тут делаете? Звук такой, будто кто-то боксирует с грушей.
— Она пытается быть луковицей.
Родители стояли и наблюдали, как Гарриет падала снова и снова. Мистер Велш вынул трубку изо рта и стоял, скрестив руки.
— Согласно Станиславскому, ты должна почувствовать себя луковицей. Ты чувствуешь себя луковицей?
— Ни в малейшей степени.
— Ну и ну. Чему их теперь учат в школе? — рассмеялась миссис Велш.
— Нет, я серьезно. Где-то в городе наверняка есть целая школа, где как раз в эту минуту все катаются по полу.
— Я никогда НЕ ХОТЕЛА быть луком, — прокричала Гарриет с пола.
— Это хорошо. Как ты думаешь, сколько в наши дни пишется пьес с участием луковиц? — расхохотался мистер Велш. — Не могу себе представить, чтобы ты хотела быть луковицей. По правде сказать, я не уверен, что лук хотел бы быть луком.
Миссис Велш улыбнулась:
— Экий ты умный. Посмотрим, как бы у тебя получилось падать как луковица.
— Надо попробовать, — сказал мистер Велш, отложил трубку и с тяжелым стуком упал на пол.
— Дорогой, ты не ушибся?
Мистер Велш лежал на полу.
— Нет, — тихо сказал он, — но это не так легко, как кажется. — Он продолжал лежать на полу, шумно дыша. Гарриет упала еще разок, просто за компанию.
— Почему бы тебе не встать, дорогой, — миссис Велш обеспокоенно склонилась над мужем.
— Я пытаюсь почувствовать себя луковицей. Уже получилось ощутить себя зеленым луком.
Гарриет тоже пыталась почувствовать себя луковицей. Она крепко зажмурилась, обхватила себя руками, подтянула колени к животу и принялась кататься по полу.
— Гарриет, что случилось? Ты заболела? — подбежала к ней миссис Велш.
Девочка все каталась и каталась по комнате. Это было совсем не так плохо — чувствовать себя луком. Она наткнулась на смеющегося отца, не стала больше жмуриться и улыбнулась ему.
Отец тоже весьма серьезно почувствовал себя луковицей и принялся кататься по комнате. Гарриет внезапно вскочила и начала писать в блокноте:
ИНТЕРЕСНО, КАК ЭТО БЫТЬ СТОЛОМ ИЛИ СТУЛОМ, ВАННОЙ ИЛИ ДРУГИМ ЧЕЛОВЕКОМ? ИНТЕРЕСНО, ЧТО БЫ ОЛЕ-ГОЛЛИ ОБ ЭТОМ СКАЗАЛА? ОЛЕ-ГОЛЛИ ПОХОЖА НА ПТИЦУ С ЗУБАМИ. ДУМАЮ, ЧТО Я СЛЕГКА ПОХОЖА НА ЛУКОВИЦУ. ТАК ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ ОЛЕ-ГОЛЛИ ВЕРНУЛАСЬ.
Гарриет была настолько поглощена писанием, что совершенно забыла о родителях. Когда она в конце концов захлопнула блокнот и оглянулась, она увидела, что они еще стоят в комнате и как-то странно смотрят на нее.
— Что ты такое делала, дорогая? — спросила миссис Велш как бы между прочим.
— Записывала кое-что в блокнот, — Гарриет почувствовала себя неловко. Они так странно на нее смотрели.
— Да? А можно посмотреть?
— Нет! — почти прокричала девочка, а затем более спокойно добавила. — Конечно нет, это же секрет.
— О! — обиженным тоном сказал отец. «Что такое с ними произошло? — подумала Гарриет. — Они прямо-таки уставились на меня».
— Это что-нибудь для школы, дорогая? — спросила мать.
— Нет, — ответила Гарриет, чувствуя себя еще более неловко. "Почему они так глядят на нее? "
— Я немножко устала, дорогой. Не пора ли ложиться спать? — обратилась миссис Велш к мужу.
— Ага, я тоже, — сказал он, подбирая трубку.
«Почему они себя так ведут? — думала Гарриет. — Можно подумать, что я сделала что-то смешное. Оле-Голли никогда так себя не вела».
Родители поцеловали ее на ночь, но как-то рассеянно, и вышли из комнаты. Она снова потянулась за блокнотом и только принялась писать, как услышала отца, сказавшего приглушенным голосом: «Да, я прямо почувствовал, что совершенно не знаю свою собственную дочь». Миссис Велш ответила: «Мы должны попытаться узнать ее получше теперь, когда мисс Голли нет».
В полном недоумении Гарриет записала в блокнот:
ПОЧЕМУ БЫ ИМ ПРОСТО НЕ СКАЗАТЬ, ЧТО ОНИ ЧУВСТВУЮТ? ОЛЕ-ГОЛЛИ ГОВОРИЛА: «ВСЕГДА ГОВОРИ ТО, ЧТО ЧУВСТВУЕШЬ. ВЗАИМНОЕ НЕПОНИМАНИЕ РАНИТ СИЛЬНЕЕ, ЧЕМ ЧТО-НИБУДЬ ЕЩЕ». РАНИЛО ЭТО МЕНЯ? НЕ ДУМАЮ. Я ПРОСТО ЧУВСТВУЮ СЕБЯ КАК-ТО СТРАННО.
Ложась в постель, она почувствовала себя еще более странно.
На следующий день Гарриет по пути в школу опять почувствовала себя ужасно раздраженной. Спорти и Джени подбежали к ней, когда она подходила к школе, и сказали, что собираются после уроков заняться своими танцами у Джени. Хочет ли она тренироваться вместе с ними? Она ответила «да» таким раздраженным тоном, что они в недоумении уставились на нее. Потом, когда она, затрудненно дыша, буркнула: «Не обращайте на меня внимания», они уже совсем не знали, что делать. Входя в школу, она бросила через плечо: «Приду после шпионского маршрута».
После школы Гарриет решила попробовать пойти к миссис Пламбер, хотя знала, как ужасно это рискованно. Она подождала, пока служанка уйдет из кухни, затем шмыгнула в подъемник для посуды. Сердце девочки билось так громко, что ей казалось, его слышно на весь дом. Она тихонько потянула за веревки. Сначала все шло гладко, но когда она добралась до второго этажа, раздался страшно громкий скрип. Она в ужасе застыла, не осмеливаясь даже дышать. Затем послышались голоса.
— Невозможно… совершенно невозможно, — исполненный тревоги шепот миссис Пламбер доносился из груды подушек. — Надин! — позвала она служанку. — Надин! — душераздирающий крик опять превратился в шепот.
— Да, мэм, — Гарриет видела, что служанка в ожидании стоит у кровати. Миссис Пламбер приподнялась, похожая на клекочущего орла. — Надин, этого не может быть, не может бы-ы-ы-ы-ыть, — она откинулась назад, утонув в розовых подушках.
— Доктор велел, мэм.
Из подушек донеслось:
— Прикована… к… постели… — голос был еле слышен, — до… конца… жизни. — Раздался жалобный плач.
«Ой-ой-ой, — подумала Гарриет, вдруг страшно заволновавшись и исполнившись симпатии к миссис Пламбер. Она ведь хотела быть в постели».
Девочка чуть двинулась, чтобы открыть блокнот, и начала писать:
НЕУЖЕЛИ ОЛЕ-ГОЛЛИ ПРАВА? НЕУЖЕЛИ И ВПРЯМЬ ТАК УЖАСНО ПОЛУЧИТЬ ТО, ЧЕГО ХОЧЕШЬ? Я ХОЧУ БЫТЬ ПИСАТЕЛЕМ, И Я БУДУ НЕ Я, ЕСЛИ БУДУ НЕСЧАСТНА, КОГДА СТАНУ ПИСАТЕЛЕМ. НЕКОТОРЫЕ ЛЮДИ ПРОСТО НЕСПОСОБНЫ ДУМАТЬ НАПЕРЕД.
В эту минуту раздалось ворчливое бормотание миссис Пламбер:
— Что это? Что это такое?
Гарриет глянула в щелку и увидела, что обе смотрят прямо на нее. Она застыла в немом ужасе. Они ее увидели! Ей показалось, что все вокруг замерло, как на фотографии.
— Там ничего нет, мэм.
Конечно, они ее не видели. Они же не могли видеть сквозь стены.
— Там что-то есть! Я слышала, как оно скребется. Как мышь… как крыса…
— Не думаю, — Надин решительно направилась к подъемнику и потянула дверцу. Увидев девочку, она отпрыгнула и дико завопила.
Гарриет дернула за веревки. Но Надин тут же пришла в себя и остановила подъемник, как только он начал двигаться.
— А ну, вылезай отсюда, — грубо сказала она и вытащила Гарриет, рванув девочку так, что та приземлилась прямо к ногам служанки.
— Что это такое? — пронзительно завопила миссис Пламбер.
— Ребенок, мэм, — отвечала Надин, крепко держа Гарриет за капюшон куртки.
— Убери… убери… убери ее отсюда… Только ребенка мне сейчас не хватало! — она бессильно откинулась на подушки.
Надин вздернула Гарриет на ноги и потащила из комнаты и вниз по лестнице. Хотя ее ноги беспомощно волочились по полу и в голове все мешалось от страха, она все же сделала мысленно несколько заметок о том, как дом выглядит изнутри.
— Ну вот, — сказала Надин, выталкивая ее за дверь, — скатертью дорожка. Гляди, если еще раз здесь поймаю!
Гарриет обернулась и увидела, что Надин ей подмигивает. Чувствуя себя совершенно нелепо, девочка пустилась бежать. Она бежала всю дорогу до дома. Там она села на ступеньки перед входной дверью и долгое время шумно отдувалась. «В первый раз за три года шпионства меня поймали», — подумала она. Когда дыхание к ней вернулось, она открыла блокнот.
ШПИОН НЕ ДОЛЖЕН БЫТЬ ПОЙМАН. ЭТО САМОЕ ВАЖНОЕ ДЛЯ ШПИОНОВ. Я НИКУДЫШНАЯ ШПИОНКА. КОНЕЧНО, ОТКУДА МНЕ ЗНАТЬ, ЧТО ОНА ЭТО СДЕЛАЕТ. НО ЭТО НЕ ОПРАВДАНИЕ. Я ВЕДЬ ЗНАЛА, ЗНАЛА НАВЕРНЯКА, ЧТО ИДТИ ТУДА СЛИШКОМ ОПАСНО.
Гарриет сидела, уныло глядя на парк, уставившись на черные деревья, и по щеке ее скользнула слезинка. Она записала:
ОЛЕ-ГОЛЛИ НАВЕРНЯКА БЫ ЧТО-НИБУДЬ ОБ ЭТОМ СКАЗАЛА. И К ТОМУ ЖЕ ЭТИ ЛУКОВИЧНЫЕ ДЕЛА ВЧЕРА.
Она захлопнула блокнот и снова почувствовала себя ужасно несчастной. Она решила пойти к Джени потренироваться, хотя совершенно не ощущала никакого желания кататься по полу.
Придя туда, она обнаружила Пинки Уайтхеда и Карри Андрюс. Она подошла к Джени и прошептала на ухо:
— А ОН что тут делает? Мне только Пинки сегодня не хватает.
— Так уж получилось, — извиняющимся тоном отозвалась Джени. — Карри танцует в середине, а Спорти и Пинки — две индюшачьи ножки. Им НУЖНО всем вместе тренироваться.
— Ну-ну, — Гарриет вдруг ужасно разозлилась. — Мне это НЕ НРАВИТСЯ.
Джени удивленно на нее посмотрела:
— Что это значит — тебе не нравится?
— Просто не нравится, и все, — загадочно ответила Гарриет и отошла. Через пару минут она заметила, как раздраженно Джени на нее смотрит, но оттого, может быть, что, катаясь по полу, Гарриет почти врезалась в лабораторный стол. Джени пыталась быть кабачком, то есть просто лежала плашмя на полу, время от времени немножко подпрыгивая, как кабачок, который жарят на сковородке.
— Просто ужасно, — противным голосом заявила Гарриет.
— Что ты сказала? — раздалось с пола, оттуда где лежала Джени.
— Выглядит, будто у тебя отрыжка.
Спорти и Пинки, делавшие стойку на руках по обе стороны от скрючившейся пополам Карри, так и рухнули от хохота.
— Не знаю, над чем уж ты смеешься, Спорти, ты-то сам смотришься совершенно нелепо, — Гарриет внезапно поняла, что у нее гнуснейшее настроение.
Спорти так и выпучил на нее глаза, а потом произнес:
— А ты думаешь, на что ты похожа, когда по полу катаешься?
— Я ПОХОЖА НА ЛУКОВИЦУ, — закричала Гарриет, и тут же почувствовала себя так плохо, что готова была в любую секунду разреветься как младенец. Она вскочила и бросилась из комнаты и уже на лестнице услыхала, как Спорти спросил: "Какая муха ее сегодня укусила? "
А Джени ответила: «Она сегодня невыносимая злюка».
Гарриет помчалась домой, ворвалась в свою комнату, повалилась на кровать и заревела во всю мочь.
Ночью ей приснился невообразимый кошмар. Оле-Голли каталась по полу и каркала, как ворона. Она все время наступала на Гарриет, и Гарриет приходилось убегать от нее. Глаза у Оле-Голли были в красных ободках и сияли голубым огнем. Лицо ее покрывали черные перья, а вместо носа был огромный клюв, полный зубов. Гарриет закричала во сне. Но она, вероятно, кричала не только во сне, потому что пришла мама и держала ее за руку, пока она снова не заснула.
Утром перед школой она записала в блокноте:
ЧТО-ТО УЖАСНОЕ ДОЛЖНО СЛУЧИТЬСЯ. Я ЭТО ЗНАЮ. КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА Я ВИЖУ ВО СНЕ КОШМАРЫ, МНЕ ХОЧЕТСЯ УЕХАТЬ ИЗ ГОРОДА. И МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЧТО-ТО УЖАСНОЕ ДОЛЖНО СЛУЧИТЬСЯ. А ЭТО БЫЛ САМЫЙ СТРАШНЫЙ КОШМАР В МОЕЙ ЖИЗНИ.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В тот день после школы у всех было прекрасное настроение, потому что погода стояла совсем весенняя. Они сгрудились возле школы, целый класс, все вместе, чего обычно никогда не случалось. Спорти внезапно предложил:
— Эй, давайте пойдем в парк и поиграем в салки.
Гарриет уже и так запаздывала со шпионским маршрутом, но все-таки решила поиграть немного, а потом уйти. Остальные сочли, что это грандиозная идея, и всей толпой повалили через улицу в парк.
Игра в салки была весьма несложной, Гарриет она вообще-то казалась довольно глупой. Задача состояла в том, чтобы носиться по кругу, пока не рухнешь от усталости, в то время как водящий пытается выбить книжки и тетрадки из рук всех играющих. Играли долго. Эллин вылетела сразу, потому что была совсем слабенькой. Спорти был лучшим водящим. Он выбил книжки из рук у всех, за исключением Рэчел и Гарриет.
Он продолжал гоняться за ними и внезапно выбил несколько книжек и тетрадок из рук Гарриет. Затем Рэчел стала дразнить его, притворяясь, что не убегает. Тут Гарриет, как сумасшедшая, с невероятной скоростью помчалась к дому мэра на противоположном конце парка. Рэчел понеслась прямо за ней, Спорти не отставал.
Они бежали вдоль реки. Добежав до лужайки, Спорти рухнул на траву. Бегать, когда он их не догонял, было неинтересно, так что Рэчел и Гарриет подождали, пока он отдышится. После этого он их быстро догнал.
Книжки Рэчел полетели на землю, а за ними и книжки Гарриет. Они начали их подбирать, чтобы вернуться к остальным.
Тут Гарриет в ужасе завопила: «Где мой блокнот?» Они стали искать в траве, но ничего не нашли. Гарриет внезапно сообразила, что несколько тетрадок были выбиты у нее из рук еще до того, как они убежали от остальных. Она помчалась обратно. Она неслась вопя, словно баньши[19].
Когда она прибежала туда, где они начали игру, то увидела весь класс — Эллин, Пинки, Карри, Мэрион, Лауру и Мальчика в малиновых носках — сидящих вместе на скамейке и слушающих, как Джени читает им из блокнота.
Гарриет с жутким криком налетела на них, надеясь испугать Джени, чтобы та выронила блокнот. Но Джени была не из пугливых. Она просто перестала читать и спокойно посмотрела на Гарриет. Остальные тоже смотрели на нее. Взглянув в их глаза, Гарриет М. Велш внезапно испугалась.
Они все смотрели и смотрели, и глаза у всех были такие злые, каких она в жизни не видела. Они были все вместе и не давали ей присоединиться к ним. Тут подошли Спорти и Рэчел. Мэрион Хоторн сказала свирепо: «Рэчел, пойди сюда». Рэчел подошла, и когда Мэрион прошептала ей что-то на ухо, глаза у нее стали такие же злые. Джени позвала:
— Спорти, а ну, подойди.
— В чем дело? — откликнулся Спорти.
— Я хочу тебе кое-то сказать, — требовательно заявила Джени.
Спорти подошел к ней, и у Гарриет душа ушла в пятки. Она была в полном отчаянье. ПРОХВОСТЫ! Она не очень точно знала что значит это слово, но поскольку ее отец все время произносил его, оно означало что-то очень плохое.
Не отводя взгляда от Гарриет, Джени протянула блокнот Спорти и Рэчел:
— Спорти, ты на странице тридцать четыре, Рэчел, ты на странице пятнадцать, — тихо сказала она.
Спорти прочел и неожиданно разревелся.
— Читай вслух, — потребовала Джени.
— Не могу, — спрятал лицо мальчик.
Блокнот вернулся к Джени, и она прочитала торжественным голосом:
ИНОГДА Я ПРОСТО НЕ МОГУ ВЫНЕСТИ СПОРТИ. ОН ВСЕ ВРЕМЯ ТАК БЕСПОКОИТСЯ И РАЗВОДИТ ТАКУЮ КАНИТЕЛЬ ВОКРУГ ОТЦА, ЧТО ПРОСТО ПОХОЖ НА МАЛЕНЬКУЮ СТАРУШКУ.
Спорти повернулся к Гарриет спиной, но даже так она видела, что он плачет.
— Это несправедливо, — закричала она. — Там есть про Спорти и хорошее!
Никто не шевельнулся. Джени проговорила тихим голосом:
— Гарриет, сядь вон на ту скамейку, пока мы решим, что с тобой делать.
Гарриет отошла и села. Ей не было слышно, о чем они говорили. Они что-то бурно обсуждали и размахивали руками. Спорти по-прежнему отворачивался, а Джени все время глядела на Гарриет, независимо от того, к кому обращалась.
«Я вовсе не должна здесь сидеть», — внезапно подумала Гарриет. Она встала и деревянной походкой вышла из парка со всем достоинством, возможным при таких обстоятельствах. Остальные были настолько заняты, что даже не обратили на нее внимания.
Дома, за молоком с печеньем, Гарриет обдумала положение дел. Оно было ужасно. Она пришла к заключению, что никогда еще не была в такой отвратительной ситуации. Потом она решила, что больше не будет об этом думать. Она легла в постель еще до ужина и не вставала до утра.
Мама сочла, что она заболела, и сказала отцу, что надо позвать доктора.
— Прохвосты они, все доктора, — ответил отец. Потом они вышли из комнаты, и Гарриет заснула.
А в парке дети сидели и читали вслух:
ЗАМЕТКИ О ТОМ, ЧТО КАРРИ АНДРЮС ДУМАЕТ О МЭРИОН ХОТОРН:
ЗЛАЯ
НИКУДЫШНАЯ В МАТЕМАТИКЕ
У НЕЕ СМЕШНЫЕ КОЛЕНКИ
ПРОСТО СВИНЮШКА
И еще:
ЕСЛИ МАРИОН ХОТОРН НЕ ПЕРЕМЕНИТСЯ, ОНА ВЫРАСТЕТ И СТАНЕТ ЛЕДИ ГИТЛЕР.
Джени хохотала над этой записью, но не над следующей:
КОГО ДЖЕНИ ГИББС ДУМАЕТ ОБДУРИТЬ? НЕУЖЕЛИ ОНА И ВПРЯМЬ СЧИТАЕТ, ЧТО СТАНЕТ УЧЕНЫМ?
Джени съежилась, как будто ее ударили. Спорти сочувственно поглядел на нее. Они обменялись долгим, понимающим взглядом. Джени продолжала читать:
ЧТО ДЕЛАТЬ С ПИНКИ УАЙТХЕДОМ
1. НЕ ОБРАЩАТЬ ВНИМАНИЯ
2. ДЕРГАТЬ ЗА УШИ, ПОКА НЕ ЗАОРЕТ
3. СДЕРНУТЬ ШТАНЫ И ДРАЗНИТЬ
Пинки хотелось убежать. Он боязливо обернулся, но Гарриет нигде не было видно.
Там было написано о каждом.
МОЖЕТ БЫТЬ, У ЭЛЛИН ВОВСЕ НЕТ РОДИТЕЛЕЙ? Я СПРОСИЛА, КАК ЗОВУТ ЕЕ МАМУ, И ОНА СКАЗАЛА, ЧТО НЕ ПОМНИТ И ЧТО ВИДЕЛА ЕЕ ТОЛЬКО ОДИН РАЗ И НЕ ОЧЕНЬ ХОРОШО ЭТО ПОМНИТ. ОНА НОСИТ ТАКУЮ СТРАННУЮ ОДЕЖДУ — ОРАНЖЕВЫЙ СВИТЕР. РАЗ В НЕДЕЛЮ ЗА НЕЙ ПРИЕЗЖАЕТ БОЛЬШАЯ ЧЕРНАЯ МАШИНА И КУДА-ТО ЕЕ УВОЗИТ.
Эллин раскрыла свои большие глаза и ничего не сказала. Она всегда молчала, так что в этом ничего необычного не было.
СПОРТИ ТАК СМЕШНО ОДЕВАЕТСЯ, ПОТОМУ ЧТО ОТЕЦ НЕ МОЖЕТ КУПИТЬ ЕМУ ОДЕЖДУ — ЕГО МАТЬ ЗАБРАЛА ВСЕ ДЕНЬГИ.
Спорти снова отвернулся.
СЕГОДНЯ ПОЯВИЛСЯ НОВЫЙ МАЛЬЧИК. ОН ТАКОЙ СКУЧНЫЙ, ЧТО НИКТО НЕ МОЖЕТ ЗАПОМНИТЬ ЕГО ИМЯ. Я БУДУ ЗВАТЬ ЕГО «МАЛЬЧИК В МАЛИНОВЫХ НОСКАХ». ИНТЕРЕСНО, ГДЕ ОН ОТКОПАЛ МАЛИНОВЫЕ НОСКИ?
Мальчик в малиновых носкам посмотрел на свои малиновые носки и улыбнулся.
Все остальные уставились на него. Карри, хотя они все прекрасно знали ответ, довольно противным голосом спросила:
— А КАК тебя зовут?
— Питер.
— А почему ты носишь малиновые носки?
Питер застенчиво улыбнулся, взглянул на свои носки и ответил:
— Меня мама однажды в цирке потеряла. А потом она сказала, что если у меня будут малиновые носки, она всегда сможет меня найти.
— Гм-гм, — отозвалась Джени.
Набравшись от этого замечания храбрости, Питер снова заговорил:
— Она хотела сшить мне целый малиновый костюм, но я взбунтовался.
— Я тебя за это не виню, — заметила Джени.
Питер откинул голову и расплылся в улыбке. Все улыбнулись ему в ответ, потому что у него не хватало одного зуба, и это было очень забавно. И вообще, он был совсем не так уж плох и даже начинал им нравиться.
Они продолжали читать:
У МИСС ЭЛСОН НА ЛОКТЕ БОРОДАВКА.
Это было скучно, так что они пропустили кусок.
Я ОДНАЖДЫ ВИДЕЛА МИСС ЭЛСОН, КОГДА ОНА МЕНЯ НЕ ВИДЕЛА, ТАК ОНА КОВЫРЯЛА В НОСУ.
Это было лучше, но им хотелось читать о самих себе.
У МАМЫ КАРРИ АНДРЮС УЖАСНО БОЛЬШАЯ ГРУДЬ, НИКОГДА ТАКОЙ БОЛЬШОЙ НЕ ВИДАЛА.
В группе повисло напряженное молчание. Потом Спорти заржал, а у Пинки страшно покраснели уши. Джени посмотрела на Карри с пугающей улыбкой, от которой той захотелось нырнуть под скамейку.
КОГДА ВЫРАСТУ, УЗНАЮ ВСЕ ПРО ВСЕХ И НАПИШУ КНИГУ. КНИГА БУДЕТ НАЗЫВАТЬСЯ СЕКРЕТЫ ГАРРИЕТ М. ВЕЛШ. ТАМ БУДУТ ФОТОГРАФИИ И, МОЖЕТ БЫТЬ, ДАЖЕ МЕДИЦИНСКИЕ КАРТЫ, ЕСЛИ МНЕ УДАСТСЯ ИХ ДОБЫТЬ.
Рэчел встала:
— Я иду домой. Есть там что-нибудь обо мне?
Они перелистали несколько страниц, пока наконец не добрались до ее имени.
НЕ МОГУ ТОЧНО СКАЗАТЬ, НРАВИТСЯ ЛИ МНЕ РЭЧЕЛ ИЛИ МНЕ ПРОСТО НРАВИТСЯ ПРИХОДИТЬ К НИМ ДОМОЙ, ПОТОМУ ЧТО ЕЕ МАМА ПЕЧЕТ ОЧЕНЬ ВКУСНЫЕ ПИРОГИ. ЕСЛИ БЫ Я ОРГАНИЗОВАЛА КЛУБ, НЕ ЗНАЮ, ПРИГЛАСИЛА ЛИ БЫ Я РЭЧЕЛ.
— Эй, давайте пойдем в парк и поиграем в салки.
Гарриет уже и так запаздывала со шпионским маршрутом, но все-таки решила поиграть немного, а потом уйти. Остальные сочли, что это грандиозная идея, и всей толпой повалили через улицу в парк.
Игра в салки была весьма несложной, Гарриет она вообще-то казалась довольно глупой. Задача состояла в том, чтобы носиться по кругу, пока не рухнешь от усталости, в то время как водящий пытается выбить книжки и тетрадки из рук всех играющих. Играли долго. Эллин вылетела сразу, потому что была совсем слабенькой. Спорти был лучшим водящим. Он выбил книжки из рук у всех, за исключением Рэчел и Гарриет.
Он продолжал гоняться за ними и внезапно выбил несколько книжек и тетрадок из рук Гарриет. Затем Рэчел стала дразнить его, притворяясь, что не убегает. Тут Гарриет, как сумасшедшая, с невероятной скоростью помчалась к дому мэра на противоположном конце парка. Рэчел понеслась прямо за ней, Спорти не отставал.
Они бежали вдоль реки. Добежав до лужайки, Спорти рухнул на траву. Бегать, когда он их не догонял, было неинтересно, так что Рэчел и Гарриет подождали, пока он отдышится. После этого он их быстро догнал.
Книжки Рэчел полетели на землю, а за ними и книжки Гарриет. Они начали их подбирать, чтобы вернуться к остальным.
Тут Гарриет в ужасе завопила: «Где мой блокнот?» Они стали искать в траве, но ничего не нашли. Гарриет внезапно сообразила, что несколько тетрадок были выбиты у нее из рук еще до того, как они убежали от остальных. Она помчалась обратно. Она неслась вопя, словно баньши[19].
Когда она прибежала туда, где они начали игру, то увидела весь класс — Эллин, Пинки, Карри, Мэрион, Лауру и Мальчика в малиновых носках — сидящих вместе на скамейке и слушающих, как Джени читает им из блокнота.
Гарриет с жутким криком налетела на них, надеясь испугать Джени, чтобы та выронила блокнот. Но Джени была не из пугливых. Она просто перестала читать и спокойно посмотрела на Гарриет. Остальные тоже смотрели на нее. Взглянув в их глаза, Гарриет М. Велш внезапно испугалась.
Они все смотрели и смотрели, и глаза у всех были такие злые, каких она в жизни не видела. Они были все вместе и не давали ей присоединиться к ним. Тут подошли Спорти и Рэчел. Мэрион Хоторн сказала свирепо: «Рэчел, пойди сюда». Рэчел подошла, и когда Мэрион прошептала ей что-то на ухо, глаза у нее стали такие же злые. Джени позвала:
— Спорти, а ну, подойди.
— В чем дело? — откликнулся Спорти.
— Я хочу тебе кое-то сказать, — требовательно заявила Джени.
Спорти подошел к ней, и у Гарриет душа ушла в пятки. Она была в полном отчаянье. ПРОХВОСТЫ! Она не очень точно знала что значит это слово, но поскольку ее отец все время произносил его, оно означало что-то очень плохое.
Не отводя взгляда от Гарриет, Джени протянула блокнот Спорти и Рэчел:
— Спорти, ты на странице тридцать четыре, Рэчел, ты на странице пятнадцать, — тихо сказала она.
Спорти прочел и неожиданно разревелся.
— Читай вслух, — потребовала Джени.
— Не могу, — спрятал лицо мальчик.
Блокнот вернулся к Джени, и она прочитала торжественным голосом:
ИНОГДА Я ПРОСТО НЕ МОГУ ВЫНЕСТИ СПОРТИ. ОН ВСЕ ВРЕМЯ ТАК БЕСПОКОИТСЯ И РАЗВОДИТ ТАКУЮ КАНИТЕЛЬ ВОКРУГ ОТЦА, ЧТО ПРОСТО ПОХОЖ НА МАЛЕНЬКУЮ СТАРУШКУ.
Спорти повернулся к Гарриет спиной, но даже так она видела, что он плачет.
— Это несправедливо, — закричала она. — Там есть про Спорти и хорошее!
Никто не шевельнулся. Джени проговорила тихим голосом:
— Гарриет, сядь вон на ту скамейку, пока мы решим, что с тобой делать.
Гарриет отошла и села. Ей не было слышно, о чем они говорили. Они что-то бурно обсуждали и размахивали руками. Спорти по-прежнему отворачивался, а Джени все время глядела на Гарриет, независимо от того, к кому обращалась.
«Я вовсе не должна здесь сидеть», — внезапно подумала Гарриет. Она встала и деревянной походкой вышла из парка со всем достоинством, возможным при таких обстоятельствах. Остальные были настолько заняты, что даже не обратили на нее внимания.
Дома, за молоком с печеньем, Гарриет обдумала положение дел. Оно было ужасно. Она пришла к заключению, что никогда еще не была в такой отвратительной ситуации. Потом она решила, что больше не будет об этом думать. Она легла в постель еще до ужина и не вставала до утра.
Мама сочла, что она заболела, и сказала отцу, что надо позвать доктора.
— Прохвосты они, все доктора, — ответил отец. Потом они вышли из комнаты, и Гарриет заснула.
А в парке дети сидели и читали вслух:
ЗАМЕТКИ О ТОМ, ЧТО КАРРИ АНДРЮС ДУМАЕТ О МЭРИОН ХОТОРН:
ЗЛАЯ
НИКУДЫШНАЯ В МАТЕМАТИКЕ
У НЕЕ СМЕШНЫЕ КОЛЕНКИ
ПРОСТО СВИНЮШКА
И еще:
ЕСЛИ МАРИОН ХОТОРН НЕ ПЕРЕМЕНИТСЯ, ОНА ВЫРАСТЕТ И СТАНЕТ ЛЕДИ ГИТЛЕР.
Джени хохотала над этой записью, но не над следующей:
КОГО ДЖЕНИ ГИББС ДУМАЕТ ОБДУРИТЬ? НЕУЖЕЛИ ОНА И ВПРЯМЬ СЧИТАЕТ, ЧТО СТАНЕТ УЧЕНЫМ?
Джени съежилась, как будто ее ударили. Спорти сочувственно поглядел на нее. Они обменялись долгим, понимающим взглядом. Джени продолжала читать:
ЧТО ДЕЛАТЬ С ПИНКИ УАЙТХЕДОМ
1. НЕ ОБРАЩАТЬ ВНИМАНИЯ
2. ДЕРГАТЬ ЗА УШИ, ПОКА НЕ ЗАОРЕТ
3. СДЕРНУТЬ ШТАНЫ И ДРАЗНИТЬ
Пинки хотелось убежать. Он боязливо обернулся, но Гарриет нигде не было видно.
Там было написано о каждом.
МОЖЕТ БЫТЬ, У ЭЛЛИН ВОВСЕ НЕТ РОДИТЕЛЕЙ? Я СПРОСИЛА, КАК ЗОВУТ ЕЕ МАМУ, И ОНА СКАЗАЛА, ЧТО НЕ ПОМНИТ И ЧТО ВИДЕЛА ЕЕ ТОЛЬКО ОДИН РАЗ И НЕ ОЧЕНЬ ХОРОШО ЭТО ПОМНИТ. ОНА НОСИТ ТАКУЮ СТРАННУЮ ОДЕЖДУ — ОРАНЖЕВЫЙ СВИТЕР. РАЗ В НЕДЕЛЮ ЗА НЕЙ ПРИЕЗЖАЕТ БОЛЬШАЯ ЧЕРНАЯ МАШИНА И КУДА-ТО ЕЕ УВОЗИТ.
Эллин раскрыла свои большие глаза и ничего не сказала. Она всегда молчала, так что в этом ничего необычного не было.
СПОРТИ ТАК СМЕШНО ОДЕВАЕТСЯ, ПОТОМУ ЧТО ОТЕЦ НЕ МОЖЕТ КУПИТЬ ЕМУ ОДЕЖДУ — ЕГО МАТЬ ЗАБРАЛА ВСЕ ДЕНЬГИ.
Спорти снова отвернулся.
СЕГОДНЯ ПОЯВИЛСЯ НОВЫЙ МАЛЬЧИК. ОН ТАКОЙ СКУЧНЫЙ, ЧТО НИКТО НЕ МОЖЕТ ЗАПОМНИТЬ ЕГО ИМЯ. Я БУДУ ЗВАТЬ ЕГО «МАЛЬЧИК В МАЛИНОВЫХ НОСКАХ». ИНТЕРЕСНО, ГДЕ ОН ОТКОПАЛ МАЛИНОВЫЕ НОСКИ?
Мальчик в малиновых носкам посмотрел на свои малиновые носки и улыбнулся.
Все остальные уставились на него. Карри, хотя они все прекрасно знали ответ, довольно противным голосом спросила:
— А КАК тебя зовут?
— Питер.
— А почему ты носишь малиновые носки?
Питер застенчиво улыбнулся, взглянул на свои носки и ответил:
— Меня мама однажды в цирке потеряла. А потом она сказала, что если у меня будут малиновые носки, она всегда сможет меня найти.
— Гм-гм, — отозвалась Джени.
Набравшись от этого замечания храбрости, Питер снова заговорил:
— Она хотела сшить мне целый малиновый костюм, но я взбунтовался.
— Я тебя за это не виню, — заметила Джени.
Питер откинул голову и расплылся в улыбке. Все улыбнулись ему в ответ, потому что у него не хватало одного зуба, и это было очень забавно. И вообще, он был совсем не так уж плох и даже начинал им нравиться.
Они продолжали читать:
У МИСС ЭЛСОН НА ЛОКТЕ БОРОДАВКА.
Это было скучно, так что они пропустили кусок.
Я ОДНАЖДЫ ВИДЕЛА МИСС ЭЛСОН, КОГДА ОНА МЕНЯ НЕ ВИДЕЛА, ТАК ОНА КОВЫРЯЛА В НОСУ.
Это было лучше, но им хотелось читать о самих себе.
У МАМЫ КАРРИ АНДРЮС УЖАСНО БОЛЬШАЯ ГРУДЬ, НИКОГДА ТАКОЙ БОЛЬШОЙ НЕ ВИДАЛА.
В группе повисло напряженное молчание. Потом Спорти заржал, а у Пинки страшно покраснели уши. Джени посмотрела на Карри с пугающей улыбкой, от которой той захотелось нырнуть под скамейку.
КОГДА ВЫРАСТУ, УЗНАЮ ВСЕ ПРО ВСЕХ И НАПИШУ КНИГУ. КНИГА БУДЕТ НАЗЫВАТЬСЯ СЕКРЕТЫ ГАРРИЕТ М. ВЕЛШ. ТАМ БУДУТ ФОТОГРАФИИ И, МОЖЕТ БЫТЬ, ДАЖЕ МЕДИЦИНСКИЕ КАРТЫ, ЕСЛИ МНЕ УДАСТСЯ ИХ ДОБЫТЬ.
Рэчел встала:
— Я иду домой. Есть там что-нибудь обо мне?
Они перелистали несколько страниц, пока наконец не добрались до ее имени.
НЕ МОГУ ТОЧНО СКАЗАТЬ, НРАВИТСЯ ЛИ МНЕ РЭЧЕЛ ИЛИ МНЕ ПРОСТО НРАВИТСЯ ПРИХОДИТЬ К НИМ ДОМОЙ, ПОТОМУ ЧТО ЕЕ МАМА ПЕЧЕТ ОЧЕНЬ ВКУСНЫЕ ПИРОГИ. ЕСЛИ БЫ Я ОРГАНИЗОВАЛА КЛУБ, НЕ ЗНАЮ, ПРИГЛАСИЛА ЛИ БЫ Я РЭЧЕЛ.