— Конечно, нет, — сказала она. — Я сама хотела предложить это. Вам ведь все равно не забраться наверх с вашим пальцем.
Негр-официант с деловитым видом принес из вагона-ресторана еду. Вроде, он только и ждал, чтобы ему заплатили и отпустили назад, работать.
Покончив с едой, Бонд позвонил дежурному проводнику. Тот тоже выглядел озабоченным и избегал смотреть на Бонда. Он довольно долго возился с постелями и всячески старался показать, что в купе очень тесно.
Наконец он, похоже, собрался с духом.
— Может, госпожа перейдет в соседнее купе, пока я здесь управлюсь, — сказал проводник, глядя куда-то поверх головы Бонда. — Там никого не будет до самого Питерсбурга. — Он вытащил ключ и не дожидаясь ответа, открыл дверь.
Повинуясь жесту Бонда, Солитер поднялась. Слышно было, как она запирает дверь, ведущую в коридор. А негр захлопнул внутреннюю дверь.
Бонд подождал немного. Вспомнив имя, он спросил:
— Хотите что-то сказать мне, Болдуин? Служащий с облегчением повернулся и посмотрел Бонду прямо в глаза.
— Да, сэр, мистер Брайс. — Стоило ему начать, как речь полилась потоком. — Может, и не должен был я это говорить вам, но что-то не так на этом рейсе. У вас тут враг, мистер Брайс. Да-да, сэр, враг. Я тут кое-что слышал, и мне это вовсе не понравилось. Не могу сказать, что именно, иначе мне плохо придется. Но вам лучше глядеть в оба. Да, сэр. Кому-то вы тут очень нужны, сэр, и это плохой человек. Вот, возьмите-ка. — Он полез в карман и вытащил два деревянных клина, какими закрепляют окна. — Просуньте их под дверь, — сказал он. — Больше я ничего не могу для вас сделать. Мне горло перережут. Но мне не нравится, когда в моем вагоне происходит такое. Бонд взял клинья: «Но...» — Ничего больше не могу для вас сделать, сэр, — решительно сказал негр, берясь за ручку двери. — Если позвоните мне вечером, принесу вам поужинать. Но больше никому не открывайте.
Бонд протянул ему двадцатку, тот скомкал банкноту и положил в карман.
— Сделаю все, что смогу, сэр. Но не дай Бог, чтобы они меня достали. Тогда мне конец, это уж точно. — Он вышел и быстро закрыл за собой дверь.
Бонд на секунду задумался, потом открыл внутреннюю дверь. Солитер читала.
— Все готово, — сказал он. — У него это заняло немало времени. Все порывался рассказать мне свою жизнь. Я выйду, пока вы забираетесь к себе наверх. Дайте знать, когда можно войти.
Он устроился в соседнем купе и выглянул в окно. Виднелись мрачные предместья Филадельфии, показывающие свои язвы поезду-богачу, словно нищие.
Не стоит пугать ее до времени. Но новая угроза возникла раньше, чем он предполагал, и, если девушку обнаружат, дела ее будут столь же плохи, сколь и его собственные.
Она окликнула Бонда, он вошел в купе.
Тут была полутьма, горела только ночная лампочка которую включила мисс Солитер.
— Спокойной ночи, — сказала девушка.
Бонд снял пиджак и прочно забил клинья под обе двери. Затем осторожно улегся на правый бок и, не думая больше о будущем, под перестук колес погрузился в глубокий сон. Невдалеке, в опустевшем вагоне-ресторане официант-негр перечитывал только что заполненный им телеграфный бланк. Он отправит его из Филадельфии, где поезд будет стоять десять минут.
Негр-официант с деловитым видом принес из вагона-ресторана еду. Вроде, он только и ждал, чтобы ему заплатили и отпустили назад, работать.
Покончив с едой, Бонд позвонил дежурному проводнику. Тот тоже выглядел озабоченным и избегал смотреть на Бонда. Он довольно долго возился с постелями и всячески старался показать, что в купе очень тесно.
Наконец он, похоже, собрался с духом.
— Может, госпожа перейдет в соседнее купе, пока я здесь управлюсь, — сказал проводник, глядя куда-то поверх головы Бонда. — Там никого не будет до самого Питерсбурга. — Он вытащил ключ и не дожидаясь ответа, открыл дверь.
Повинуясь жесту Бонда, Солитер поднялась. Слышно было, как она запирает дверь, ведущую в коридор. А негр захлопнул внутреннюю дверь.
Бонд подождал немного. Вспомнив имя, он спросил:
— Хотите что-то сказать мне, Болдуин? Служащий с облегчением повернулся и посмотрел Бонду прямо в глаза.
— Да, сэр, мистер Брайс. — Стоило ему начать, как речь полилась потоком. — Может, и не должен был я это говорить вам, но что-то не так на этом рейсе. У вас тут враг, мистер Брайс. Да-да, сэр, враг. Я тут кое-что слышал, и мне это вовсе не понравилось. Не могу сказать, что именно, иначе мне плохо придется. Но вам лучше глядеть в оба. Да, сэр. Кому-то вы тут очень нужны, сэр, и это плохой человек. Вот, возьмите-ка. — Он полез в карман и вытащил два деревянных клина, какими закрепляют окна. — Просуньте их под дверь, — сказал он. — Больше я ничего не могу для вас сделать. Мне горло перережут. Но мне не нравится, когда в моем вагоне происходит такое. Бонд взял клинья: «Но...» — Ничего больше не могу для вас сделать, сэр, — решительно сказал негр, берясь за ручку двери. — Если позвоните мне вечером, принесу вам поужинать. Но больше никому не открывайте.
Бонд протянул ему двадцатку, тот скомкал банкноту и положил в карман.
— Сделаю все, что смогу, сэр. Но не дай Бог, чтобы они меня достали. Тогда мне конец, это уж точно. — Он вышел и быстро закрыл за собой дверь.
Бонд на секунду задумался, потом открыл внутреннюю дверь. Солитер читала.
— Все готово, — сказал он. — У него это заняло немало времени. Все порывался рассказать мне свою жизнь. Я выйду, пока вы забираетесь к себе наверх. Дайте знать, когда можно войти.
Он устроился в соседнем купе и выглянул в окно. Виднелись мрачные предместья Филадельфии, показывающие свои язвы поезду-богачу, словно нищие.
Не стоит пугать ее до времени. Но новая угроза возникла раньше, чем он предполагал, и, если девушку обнаружат, дела ее будут столь же плохи, сколь и его собственные.
Она окликнула Бонда, он вошел в купе.
Тут была полутьма, горела только ночная лампочка которую включила мисс Солитер.
— Спокойной ночи, — сказала девушка.
Бонд снял пиджак и прочно забил клинья под обе двери. Затем осторожно улегся на правый бок и, не думая больше о будущем, под перестук колес погрузился в глубокий сон. Невдалеке, в опустевшем вагоне-ресторане официант-негр перечитывал только что заполненный им телеграфный бланк. Он отправит его из Филадельфии, где поезд будет стоять десять минут.
11. Allumeuse
Было солнечное утро. Поезд, погромыхивая на стыках, мчался на Юг. Позади остались Пенсильвания и Мериленд.
В Вашингтоне была большая остановка, и сквозь сон Бонд слышал мерный перезвон колокольчиков — это поезда переводили на другие пути — и приглушенные объявления по вокзальному радио. Дальше — Вирджиния. Здесь погода была мягче, и сумерки — хотя морозный Нью-Йорк был всего в пяти часах езды — пахли едва ли не весной.
Случайная группа негров, возвращаясь с полей домой, услышит отдаленный перестук колес, кто-нибудь вынет часы и скажет: «Фантом» прошел. Шесть вечера. Вроде часы идут правильно". «Точно», — ответит кто-нибудь другой, а шум поезда тем временем станет слышнее, и мелькнут освещенные окна вагонов, бегущих в сторону Северной Каролины.
Они проснулись около семи. Их разбудил протяжный гудок паровоза — большой поезд, оставляя позади поля, приближался к Рэли. Бонд вынул клинья из-под дверей, зажег свет и позвонил проводнику.
Он заказал два сухих «Мартини», и когда принесли две маленьких — «лично для вас» — бутылочки, стаканы и лед, понял, что промахнулся и сразу велел принести еще четыре.
Они немного поспорили о том, что взять на ужин. О рыбе говорилось, будто она «приготовлена из мягчайшего, без костей филе», а о цыплятах — что они «зажарены по-французски и подаются в разделанном виде».
— Чушь собачья, — заметил Бонд, и в конце концов они заказали яичницу с беконом и сосисками, салат и немного местного «камамбера», который всегда так приятно удивляет в американских меню.
Было девять, когда Болдуин пришел убрать тарелки. Он поинтересовался, не нужно ли чего еще.
Бонд подумал.
— Когда мы прибываем в Джексонвилл? — спросил он.
— Около пяти утра, сэр.
— Там есть подземный переход?
— Да, сэр, поезд останавливается почти рядом.
— Вы сможете по-быстрому открыть дверь и спустить лесенку?
Негр улыбнулся.
— Да, сэр. Конечно, сэр. Бонд протянул ему десятку.
— Это на тот случай, если я не увижу вас в Сент-Питерсбурге.
Негр усмехнулся.
— Большое спасибо, сэр. Покойной ночи, сэр. Покойной ночи, мадам.
Он вышел и закрыл за собой дверь. Бонд поднялся и с силой загнал клинья под двери.
— Ясно, — сказала Солитер, — вот, стало быть, как обстоят дела.
— Да, — откликнулся Бонд, — боюсь, что так. — И он передал ей слова Болдуина.
— Меня все это не удивляет, — сказала девушка, когда он закончил. — Наверное, вас заметили на вокзале. У него целая армия шпионов, которых называют «глазами», и когда они поднимаются по тревоге, ускользнуть незамеченным почти невозможно. Знать бы, кто тут у него на поезде. Наверняка это негр; либо проводник, либо официант из вагона-ресторана. Эти люди послушны малейшему его жесту.
— Похоже, так оно и есть, — сказал Бонд. — Но как это у него выходит? Как он держит их в таком подчинении?
Она выглянула в окно, в расстилающуюся тьму, сквозь которую с грохотом мчался поезд. Затем снова повернулась и посмотрела прямо в спокойные серо-голубые глаза английского разведчика. «Как объяснить это все человеку, — подумала она, — такому рациональному, такому решительному, человеку, который вырос в теплом доме и на освещенной улице. Как объяснить это человеку, никогда не жившему близко к загадочному сердцу тропиков, в полной зависимости от их гнева и тайного яда; человеку, кто не знает, что такое тайна барабанов, не видел чудес и не чувствовал страха, ими внушаемого? Что знает он о каталепсии и обмене мыслями на расстоянии, о шестом чувстве рыб, птиц, негров, об устрашающем смысле, заключенном в белом перышке цыпленка, в сломанной палке, валяющейся на дороге, маленьком кожаном мешочке с костями и травами? А ведь существует еще погоня за тенями, порча и многое другое».
Солитер вздрогнула, целая глыба мрачных воспоминаний навалилась на нее. Особенно хорошо запомнился тот первый раз в Умфоре, куда ее ребенком привезла нянька-негритянка. «С вами ничего дурного не будет, мисси. Эта замечательная штука до самой смерти будет вас охранять». И мерзкий старикашка, и зелье, которое он ей дал. И как нянька заставила выпить его до последней капли, и как целую неделю она ночами кричала и не могла заснуть. И как нянька забеспокоилась, а потом неожиданно все вернулось на свои места, и спать она снова стала спокойно. А спустя какое-то время, переворачивая подушку, нащупала что-то твердое и вытащила из наволочки грязный мешочек с засохшей глиной. Она выбросила его из окна, но утром он исчез. Спала она по-прежнему хорошо, и решила, что нянька нашла мешочек и спрятала его где-нибудь в подполе.
По прошествии многих лет ей рассказали об этом волшебном напитке — смеси рома, пороха, могильной глины и человеческой крови. При воспоминании об этом вкусе ее всегда тошнило.
Что может этот человек знать обо всем этом — и о том, что она сама наполовину верит в чары?
Она подняла взгляд на Бонда, и увидела, что он внимательно следит за ней.
— Вы думаете, я не пойму, — сказал он. — И до известной степени вы правы. Но я знаю, что страх делает с людьми, и знаю, как можно вызвать страх. Я читал немало книг о заклинаниях, и верю в их воздействие. Не думаю, правда, что я сам могу стать объектом такого воздействия, потому что еще в детстве перестал бояться темноты, да и гипноз меня не берет. Но я знаю, что все это действительно существует, и не думайте, что я буду смеяться. Ведь ученые и врачи, которые пишут на подобные темы, не смеются.
— Ладно, — улыбнулась она. — Раз так, достаточно будет сказать, что они верят, будто Биг Мэн — это зомби Барона Субботы. Зомби страшны сами по себе. Это ожившие мертвецы, которые действуют по команде своих хозяев. Барон Суббота — самый грозный из магических духов. Дух тьмы и смерти. Так что если он управляет собственным зомби, все становится еще во много раз страшнее. Вы ведь видели мистера Бига. Огромный рост, землистое лицо и мощная магнетическая сила. Ему вовсе не трудно заставить негра поверить, что он зомби, и страшный зомби. Ну, а следующий шаг уж вовсе элементарен. Мистер Биг заставляет думать, словно он и есть Барон Суббота, постоянно нося его амулет. Да вы видели его.
Солитер помолчала, а потом заговорила вновь, почти беззвучно шевеля губами:
— И могу заверить вас, что все это действует безотказно и трудно найти негра, который бы видел его, слышал его историю и не поверил бы в нее, не испытал бы безумного метафизического страха. Это и понятно, — добавила она. — Вы бы содрогнулись, если б знали, как он поступает с теми, кто осмеливается выказать хоть тень непослушания, как пытает их и умерщвляет.
— Ну а Москва тут при чем? — спросил Бонд. — Это правда, что он агент СМЕРШа?
— Я не знаю, что такое СМЕРШ, — ответила девушка, — но знаю, что он работает на русских; по крайней мере я слышала, как он говорит по-русски с некоторыми из своих гостей. Раз или два он велел мне присутствовать при этих беседах, а потом спрашивал мое мнение об этих людях. В общем, мне казалось, что они говорят правду, хотя я ни слова и не понимала. Но имейте в виду, я знакома с ним только год, а он фантастически скрытен. Если он действительно работает на Москву, русские заполучили одного из самых могущественных людей в Америке. Он способен узнать все, что нужно, а если не получается, кого-нибудь обязательно убивают.
— А его почему никто не убьет? — спросил Бонд.
— Его нельзя убить, — сказала она. — Он уже мертв. Он зомби.
— Ясно, — медленно протянул Бонд. — Да, здорово придумано. Ну, а вы могли бы?
Она поглядела в окно, затем опять на Бонда.
— В крайнем случае, — неохотно призналась она. — Но не забывайте, ведь я с Гаити. Умом я понимаю, что могу убить его, но, — она беспомощно всплеснула руками, — чувства восстают. — Она робко улыбнулась. — Вы думаете, наверное, что я безнадежная дура, — закончила она.
Бонд подумал: «Да нет, ведь я действительно кое-что читал на эту тему». Он прикрыл ее руки ладонями.
— Когда настанет момент, — сказал он с улыбкой, — я осеню пулю крестным знамением. В старые времена это помогало.
Она задумалась.
— Мне кажется, что если кто и способен справиться с ним, так это вы, — произнесла она. — Прошлой ночью вы ему здорово отомстили, — она сжала его руку. — Так что я должна делать?
— Спать, — ответил Бонд. Он посмотрел на часы. Десять. — Как следует выспаться. Мы выйдем в Джексон-вилле и, если нас засекут, постараемся добраться до побережья другим путем.
Они поднялись и встали друг против друга в покачивающемся вагоне.
Неожиданно Бонд потянулся и обнял ее правой рукой. Ее руки обвились вокруг его шеи, и они страстно поцеловались. Он прижал девушку к покачивающейся стене. Солитер обхватила его лицо руками и немного отодвинула, тяжело дыша. Глаза ее заблестели и расширились. Она снова прижалась к нему губами и поцеловала долгим страстным поцелуем.
«Проклятый палец, — подумал Бонд, — даже не погладишь толком».
Он высвободил правую руку и ощутил под ладонью отвердевшие соски. Потом скользнул вниз, по спине, задержал там руку, и, по-прежнему прижимая к себе девушку, все целовал и целовал ее.
Она опустила руки и оттолкнула его.
— Я всегда мечтала, что когда-нибудь поцелую мужчину, — сказала она. — И только увидев тебя, сразу поняла, что этим мужчиной будешь ты.
— Ты очень красивая, — проговорил Бонд. — И лучше всех целуешься. — Он посмотрел на повязку, стесняющую левую руку. — Проклятая рука, — объяснил он. — Даже обнять не могу как следует. Очень болит. За это мистеру Бигу тоже придется заплатить.
Она рассмеялась.
Вынув из сумочки платок, она стерла с его губ помаду. Затем отвела ему волосы со лба и еще раз поцеловала, на сей раз мягко и нежно.
— Может, оно и к лучшему, — сказала она. — Слишком много других забот.
Поезд дернулся, и Бонд почти упал на девушку, Он положил руку на ее левую грудь и прижался губами к белоснежной коже ее шеи. Потом поцеловал в губы.
Он почувствовал, что пульс начинает биться ровнее. Взял ее за руку и подтолкнул на середину раскачивающегося купе.
— Пожалуй, ты права, — улыбнулся он. — Я хотел бы как-нибудь остаться с тобой вдвоем, только вдвоем, и чтобы никуда не торопиться. А сейчас есть по крайней мере один человек, который постарается разрушить наше одиночество. Так что сейчас просто не время заниматься любовью. Давай укладывайся, а я потом только поцелую тебя напоследок.
Они обменялись долгим, медленным поцелуем, затем он отступил.
— Надо заглянуть в соседнее купе, может, нас кто сопровождает, — сказал он.
Тихонько вынув клин из-под внутренней двери, он мягко потянул ручку. Достал из кобуры «беретту», взвел курок и жестом велел ей открыть дверь так, чтобы снаружи ее не было видно. Подал сигнал, и девушка резко рванула ручку. Пустое купе насмешливо зевнуло.
Бонд улыбнулся.
— Дай знать, когда уляжешься, — сказал он, вошел в соседнее купе и закрылся.
Дверь в коридор была заперта. Купе ничем не отличалось от того, в котором ехали они. Бонд тщательно осмотрел его на предмет какого-нибудь подвоха. Ничего не было, кроме отдушины для кондиционирования воздуха в потолке. Но Бонд, обычно учитывавший любые возможности, отбросил мысль о том, что через это отверстие можно пустить газ. Ведь тогда задохнутся все пассажиры. Оставались еще трубы в туалете, и хотя их, конечно, можно было использовать, чтобы подложить снизу какое-нибудь смертоносное устройство, исполнитель должен быть отважным и искусным акробатом. Никакой вентиляционной решетки здесь не было.
Бонд пожал плечами. Нет, если кого-нибудь и надо ожидать, то только через двери. Что ж, придется пободрствовать.
Солитер позвала его. Купе пахло дорогими духами. Опершись на локоть, она смотрела на него с верхней полки.
Простыня была натянута до плеч. А под ней она, наверное, совершенно раздета. Темные волосы волнами ниспадали на грудь. Горела только ночная лампочка, так что лицо девушки оставалось в тени. Бонд поднялся по алюминиевой лесенке и наклонился к ней. Она потянулась к нему, и неожиданно простыня упала с плеч.
— Черт бы тебя побрал, — сказал Бонд. — Ты... Она прикрыла ему рот рукой.
— Allumeuse — вот точное слово, — сказала она. — Мне нравится, что я могу дразнить такого сильного неразговорчивого мужчину. Во мне горит яростное пламя. Это единственная игра, в которую я могу играть с тобой, и долго она не продлится. Когда заживет твоя рука?
Бонд укусил ее мягкую ладонь. Девушка вскрикнула.
— Скоро, — ответил он. — И когда тебе снова придет в голову поиграть в эту игру, ты увидишь, что тебя накололи, как бабочку.
Она обняла его, последовал новый долгий, страстный поцелуй.
Наконец девушка откинулась на подушку.
— Поскорей бы, — сказала она. — А то я уже устала от своей игры.
Бонд спустился и задернул полку шторами.
— Ну а теперь постарайся заснуть, — посоветовал он. — Завтра у нас будет длинный день.
Солитер что-то пробормотала, и он услышал, как она поворачивается на другой бок. Она выключила свет.
Бонд убедился, что клинья на месте. Затем снял пиджак, галстук и улегся. Он потушил свет у себя в изголовье, и лежал, думая о Солитер и прислушиваясь к ровному стуку колес где-то внизу и легкому поскрипыванию вагона, которое так убаюкивает ночью.
В одиннадцать часов поезд был на длинном перегоне между Колумбией и Саванной, штат Джорджия. До Джексонвилла оставалось шесть часов, еще шесть часов темноты, во время которых обязательно что-то должно было произойти: пассажиры спят и можно беспрепятственно передвигаться.
Поезд змеей скользил в ночи, отсчитывая милю за милей, через пустынную равнину «Персикового штата». В просторах саванны звучал яростный стон его двигателей, пронзительные гудки, а паровозная фара рассекала черное полотно ночи.
Бонд зажег свет и немного почитал, но мысли не покидали его, поэтому вскоре он отложил книгу и снова выключил лампочку. Он думал о Солитер, о будущем и о делах ближайших — о Джексонвилле, Сент-Питерсбурге, о Лейтере, с которым предстояло скоро увидеться.
Много позже, около часа. Бонд задремал и чуть было не заснул, и уже по-настоящему. Но тут почти у него над головой что-то негромко вякнуло, он сразу же стряхнул сон и потянулся к пистолету.
Кто-то очень осторожно пытался открыть дверь из коридора. Бонд моментально соскользнул на пол, неслышно шагая босиком. Он бесшумно вытащил клин из-под внутренней двери и так же бесшумно открыл ее. Войдя в соседнее купе, он осторожно потянул ручку двери, выходящей в коридор.
Раздался резкий щелчок. Он рванул дверь, выскочил в коридор, и увидел лишь стремительно удаляющуюся фигуру уже в самом конце вагона.
Если бы у него действовали обе руки, он мог бы убить этого типа, но чтобы открыть дверь, пришлось засунуть пистолет за пояс. Бонд знал, что преследование бессмысленно. В поезде слишком много пустых купе, укрыться можно в любом. Все это Бонд уже обдумал заранее. Он знал, единственный его шанс в том, чтобы либо убить противника, либо заставить его капитулировать.
Бонд двинулся в сторону купе X. На полу валялся небольшой клочок бумаги.
Войдя в свое купе, он тщательно запер дверь и зажег свет в изголовье. Солитер все еще спала. Он развернул бумагу и присел на край полки.
Бумага была вырвана из дешевой тетрадки. Почерк угловатый, написано большими буквами, красными чернилами. Бонд осторожно осмотрел листок, не особенно надеясь, впрочем, что там остались какие-нибудь следы. Это люди аккуратные. Он прочитал:
О, Фея, не убивай меня, Пощади, убей другого.
Божественный трубач вещает, что с рассветом, он станет в честь тебя трубить.
Рано, очень рано, рано-рано.
О, Фея, ты, что убиваешь чад человеческих едва ли не в колыбели, божественный трубач вещает, что с рассветом он станет в честь тебя трубить.
В Вашингтоне была большая остановка, и сквозь сон Бонд слышал мерный перезвон колокольчиков — это поезда переводили на другие пути — и приглушенные объявления по вокзальному радио. Дальше — Вирджиния. Здесь погода была мягче, и сумерки — хотя морозный Нью-Йорк был всего в пяти часах езды — пахли едва ли не весной.
Случайная группа негров, возвращаясь с полей домой, услышит отдаленный перестук колес, кто-нибудь вынет часы и скажет: «Фантом» прошел. Шесть вечера. Вроде часы идут правильно". «Точно», — ответит кто-нибудь другой, а шум поезда тем временем станет слышнее, и мелькнут освещенные окна вагонов, бегущих в сторону Северной Каролины.
Они проснулись около семи. Их разбудил протяжный гудок паровоза — большой поезд, оставляя позади поля, приближался к Рэли. Бонд вынул клинья из-под дверей, зажег свет и позвонил проводнику.
Он заказал два сухих «Мартини», и когда принесли две маленьких — «лично для вас» — бутылочки, стаканы и лед, понял, что промахнулся и сразу велел принести еще четыре.
Они немного поспорили о том, что взять на ужин. О рыбе говорилось, будто она «приготовлена из мягчайшего, без костей филе», а о цыплятах — что они «зажарены по-французски и подаются в разделанном виде».
— Чушь собачья, — заметил Бонд, и в конце концов они заказали яичницу с беконом и сосисками, салат и немного местного «камамбера», который всегда так приятно удивляет в американских меню.
Было девять, когда Болдуин пришел убрать тарелки. Он поинтересовался, не нужно ли чего еще.
Бонд подумал.
— Когда мы прибываем в Джексонвилл? — спросил он.
— Около пяти утра, сэр.
— Там есть подземный переход?
— Да, сэр, поезд останавливается почти рядом.
— Вы сможете по-быстрому открыть дверь и спустить лесенку?
Негр улыбнулся.
— Да, сэр. Конечно, сэр. Бонд протянул ему десятку.
— Это на тот случай, если я не увижу вас в Сент-Питерсбурге.
Негр усмехнулся.
— Большое спасибо, сэр. Покойной ночи, сэр. Покойной ночи, мадам.
Он вышел и закрыл за собой дверь. Бонд поднялся и с силой загнал клинья под двери.
— Ясно, — сказала Солитер, — вот, стало быть, как обстоят дела.
— Да, — откликнулся Бонд, — боюсь, что так. — И он передал ей слова Болдуина.
— Меня все это не удивляет, — сказала девушка, когда он закончил. — Наверное, вас заметили на вокзале. У него целая армия шпионов, которых называют «глазами», и когда они поднимаются по тревоге, ускользнуть незамеченным почти невозможно. Знать бы, кто тут у него на поезде. Наверняка это негр; либо проводник, либо официант из вагона-ресторана. Эти люди послушны малейшему его жесту.
— Похоже, так оно и есть, — сказал Бонд. — Но как это у него выходит? Как он держит их в таком подчинении?
Она выглянула в окно, в расстилающуюся тьму, сквозь которую с грохотом мчался поезд. Затем снова повернулась и посмотрела прямо в спокойные серо-голубые глаза английского разведчика. «Как объяснить это все человеку, — подумала она, — такому рациональному, такому решительному, человеку, который вырос в теплом доме и на освещенной улице. Как объяснить это человеку, никогда не жившему близко к загадочному сердцу тропиков, в полной зависимости от их гнева и тайного яда; человеку, кто не знает, что такое тайна барабанов, не видел чудес и не чувствовал страха, ими внушаемого? Что знает он о каталепсии и обмене мыслями на расстоянии, о шестом чувстве рыб, птиц, негров, об устрашающем смысле, заключенном в белом перышке цыпленка, в сломанной палке, валяющейся на дороге, маленьком кожаном мешочке с костями и травами? А ведь существует еще погоня за тенями, порча и многое другое».
Солитер вздрогнула, целая глыба мрачных воспоминаний навалилась на нее. Особенно хорошо запомнился тот первый раз в Умфоре, куда ее ребенком привезла нянька-негритянка. «С вами ничего дурного не будет, мисси. Эта замечательная штука до самой смерти будет вас охранять». И мерзкий старикашка, и зелье, которое он ей дал. И как нянька заставила выпить его до последней капли, и как целую неделю она ночами кричала и не могла заснуть. И как нянька забеспокоилась, а потом неожиданно все вернулось на свои места, и спать она снова стала спокойно. А спустя какое-то время, переворачивая подушку, нащупала что-то твердое и вытащила из наволочки грязный мешочек с засохшей глиной. Она выбросила его из окна, но утром он исчез. Спала она по-прежнему хорошо, и решила, что нянька нашла мешочек и спрятала его где-нибудь в подполе.
По прошествии многих лет ей рассказали об этом волшебном напитке — смеси рома, пороха, могильной глины и человеческой крови. При воспоминании об этом вкусе ее всегда тошнило.
Что может этот человек знать обо всем этом — и о том, что она сама наполовину верит в чары?
Она подняла взгляд на Бонда, и увидела, что он внимательно следит за ней.
— Вы думаете, я не пойму, — сказал он. — И до известной степени вы правы. Но я знаю, что страх делает с людьми, и знаю, как можно вызвать страх. Я читал немало книг о заклинаниях, и верю в их воздействие. Не думаю, правда, что я сам могу стать объектом такого воздействия, потому что еще в детстве перестал бояться темноты, да и гипноз меня не берет. Но я знаю, что все это действительно существует, и не думайте, что я буду смеяться. Ведь ученые и врачи, которые пишут на подобные темы, не смеются.
— Ладно, — улыбнулась она. — Раз так, достаточно будет сказать, что они верят, будто Биг Мэн — это зомби Барона Субботы. Зомби страшны сами по себе. Это ожившие мертвецы, которые действуют по команде своих хозяев. Барон Суббота — самый грозный из магических духов. Дух тьмы и смерти. Так что если он управляет собственным зомби, все становится еще во много раз страшнее. Вы ведь видели мистера Бига. Огромный рост, землистое лицо и мощная магнетическая сила. Ему вовсе не трудно заставить негра поверить, что он зомби, и страшный зомби. Ну, а следующий шаг уж вовсе элементарен. Мистер Биг заставляет думать, словно он и есть Барон Суббота, постоянно нося его амулет. Да вы видели его.
Солитер помолчала, а потом заговорила вновь, почти беззвучно шевеля губами:
— И могу заверить вас, что все это действует безотказно и трудно найти негра, который бы видел его, слышал его историю и не поверил бы в нее, не испытал бы безумного метафизического страха. Это и понятно, — добавила она. — Вы бы содрогнулись, если б знали, как он поступает с теми, кто осмеливается выказать хоть тень непослушания, как пытает их и умерщвляет.
— Ну а Москва тут при чем? — спросил Бонд. — Это правда, что он агент СМЕРШа?
— Я не знаю, что такое СМЕРШ, — ответила девушка, — но знаю, что он работает на русских; по крайней мере я слышала, как он говорит по-русски с некоторыми из своих гостей. Раз или два он велел мне присутствовать при этих беседах, а потом спрашивал мое мнение об этих людях. В общем, мне казалось, что они говорят правду, хотя я ни слова и не понимала. Но имейте в виду, я знакома с ним только год, а он фантастически скрытен. Если он действительно работает на Москву, русские заполучили одного из самых могущественных людей в Америке. Он способен узнать все, что нужно, а если не получается, кого-нибудь обязательно убивают.
— А его почему никто не убьет? — спросил Бонд.
— Его нельзя убить, — сказала она. — Он уже мертв. Он зомби.
— Ясно, — медленно протянул Бонд. — Да, здорово придумано. Ну, а вы могли бы?
Она поглядела в окно, затем опять на Бонда.
— В крайнем случае, — неохотно призналась она. — Но не забывайте, ведь я с Гаити. Умом я понимаю, что могу убить его, но, — она беспомощно всплеснула руками, — чувства восстают. — Она робко улыбнулась. — Вы думаете, наверное, что я безнадежная дура, — закончила она.
Бонд подумал: «Да нет, ведь я действительно кое-что читал на эту тему». Он прикрыл ее руки ладонями.
— Когда настанет момент, — сказал он с улыбкой, — я осеню пулю крестным знамением. В старые времена это помогало.
Она задумалась.
— Мне кажется, что если кто и способен справиться с ним, так это вы, — произнесла она. — Прошлой ночью вы ему здорово отомстили, — она сжала его руку. — Так что я должна делать?
— Спать, — ответил Бонд. Он посмотрел на часы. Десять. — Как следует выспаться. Мы выйдем в Джексон-вилле и, если нас засекут, постараемся добраться до побережья другим путем.
Они поднялись и встали друг против друга в покачивающемся вагоне.
Неожиданно Бонд потянулся и обнял ее правой рукой. Ее руки обвились вокруг его шеи, и они страстно поцеловались. Он прижал девушку к покачивающейся стене. Солитер обхватила его лицо руками и немного отодвинула, тяжело дыша. Глаза ее заблестели и расширились. Она снова прижалась к нему губами и поцеловала долгим страстным поцелуем.
«Проклятый палец, — подумал Бонд, — даже не погладишь толком».
Он высвободил правую руку и ощутил под ладонью отвердевшие соски. Потом скользнул вниз, по спине, задержал там руку, и, по-прежнему прижимая к себе девушку, все целовал и целовал ее.
Она опустила руки и оттолкнула его.
— Я всегда мечтала, что когда-нибудь поцелую мужчину, — сказала она. — И только увидев тебя, сразу поняла, что этим мужчиной будешь ты.
— Ты очень красивая, — проговорил Бонд. — И лучше всех целуешься. — Он посмотрел на повязку, стесняющую левую руку. — Проклятая рука, — объяснил он. — Даже обнять не могу как следует. Очень болит. За это мистеру Бигу тоже придется заплатить.
Она рассмеялась.
Вынув из сумочки платок, она стерла с его губ помаду. Затем отвела ему волосы со лба и еще раз поцеловала, на сей раз мягко и нежно.
— Может, оно и к лучшему, — сказала она. — Слишком много других забот.
Поезд дернулся, и Бонд почти упал на девушку, Он положил руку на ее левую грудь и прижался губами к белоснежной коже ее шеи. Потом поцеловал в губы.
Он почувствовал, что пульс начинает биться ровнее. Взял ее за руку и подтолкнул на середину раскачивающегося купе.
— Пожалуй, ты права, — улыбнулся он. — Я хотел бы как-нибудь остаться с тобой вдвоем, только вдвоем, и чтобы никуда не торопиться. А сейчас есть по крайней мере один человек, который постарается разрушить наше одиночество. Так что сейчас просто не время заниматься любовью. Давай укладывайся, а я потом только поцелую тебя напоследок.
Они обменялись долгим, медленным поцелуем, затем он отступил.
— Надо заглянуть в соседнее купе, может, нас кто сопровождает, — сказал он.
Тихонько вынув клин из-под внутренней двери, он мягко потянул ручку. Достал из кобуры «беретту», взвел курок и жестом велел ей открыть дверь так, чтобы снаружи ее не было видно. Подал сигнал, и девушка резко рванула ручку. Пустое купе насмешливо зевнуло.
Бонд улыбнулся.
— Дай знать, когда уляжешься, — сказал он, вошел в соседнее купе и закрылся.
Дверь в коридор была заперта. Купе ничем не отличалось от того, в котором ехали они. Бонд тщательно осмотрел его на предмет какого-нибудь подвоха. Ничего не было, кроме отдушины для кондиционирования воздуха в потолке. Но Бонд, обычно учитывавший любые возможности, отбросил мысль о том, что через это отверстие можно пустить газ. Ведь тогда задохнутся все пассажиры. Оставались еще трубы в туалете, и хотя их, конечно, можно было использовать, чтобы подложить снизу какое-нибудь смертоносное устройство, исполнитель должен быть отважным и искусным акробатом. Никакой вентиляционной решетки здесь не было.
Бонд пожал плечами. Нет, если кого-нибудь и надо ожидать, то только через двери. Что ж, придется пободрствовать.
Солитер позвала его. Купе пахло дорогими духами. Опершись на локоть, она смотрела на него с верхней полки.
Простыня была натянута до плеч. А под ней она, наверное, совершенно раздета. Темные волосы волнами ниспадали на грудь. Горела только ночная лампочка, так что лицо девушки оставалось в тени. Бонд поднялся по алюминиевой лесенке и наклонился к ней. Она потянулась к нему, и неожиданно простыня упала с плеч.
— Черт бы тебя побрал, — сказал Бонд. — Ты... Она прикрыла ему рот рукой.
— Allumeuse — вот точное слово, — сказала она. — Мне нравится, что я могу дразнить такого сильного неразговорчивого мужчину. Во мне горит яростное пламя. Это единственная игра, в которую я могу играть с тобой, и долго она не продлится. Когда заживет твоя рука?
Бонд укусил ее мягкую ладонь. Девушка вскрикнула.
— Скоро, — ответил он. — И когда тебе снова придет в голову поиграть в эту игру, ты увидишь, что тебя накололи, как бабочку.
Она обняла его, последовал новый долгий, страстный поцелуй.
Наконец девушка откинулась на подушку.
— Поскорей бы, — сказала она. — А то я уже устала от своей игры.
Бонд спустился и задернул полку шторами.
— Ну а теперь постарайся заснуть, — посоветовал он. — Завтра у нас будет длинный день.
Солитер что-то пробормотала, и он услышал, как она поворачивается на другой бок. Она выключила свет.
Бонд убедился, что клинья на месте. Затем снял пиджак, галстук и улегся. Он потушил свет у себя в изголовье, и лежал, думая о Солитер и прислушиваясь к ровному стуку колес где-то внизу и легкому поскрипыванию вагона, которое так убаюкивает ночью.
В одиннадцать часов поезд был на длинном перегоне между Колумбией и Саванной, штат Джорджия. До Джексонвилла оставалось шесть часов, еще шесть часов темноты, во время которых обязательно что-то должно было произойти: пассажиры спят и можно беспрепятственно передвигаться.
Поезд змеей скользил в ночи, отсчитывая милю за милей, через пустынную равнину «Персикового штата». В просторах саванны звучал яростный стон его двигателей, пронзительные гудки, а паровозная фара рассекала черное полотно ночи.
Бонд зажег свет и немного почитал, но мысли не покидали его, поэтому вскоре он отложил книгу и снова выключил лампочку. Он думал о Солитер, о будущем и о делах ближайших — о Джексонвилле, Сент-Питерсбурге, о Лейтере, с которым предстояло скоро увидеться.
Много позже, около часа. Бонд задремал и чуть было не заснул, и уже по-настоящему. Но тут почти у него над головой что-то негромко вякнуло, он сразу же стряхнул сон и потянулся к пистолету.
Кто-то очень осторожно пытался открыть дверь из коридора. Бонд моментально соскользнул на пол, неслышно шагая босиком. Он бесшумно вытащил клин из-под внутренней двери и так же бесшумно открыл ее. Войдя в соседнее купе, он осторожно потянул ручку двери, выходящей в коридор.
Раздался резкий щелчок. Он рванул дверь, выскочил в коридор, и увидел лишь стремительно удаляющуюся фигуру уже в самом конце вагона.
Если бы у него действовали обе руки, он мог бы убить этого типа, но чтобы открыть дверь, пришлось засунуть пистолет за пояс. Бонд знал, что преследование бессмысленно. В поезде слишком много пустых купе, укрыться можно в любом. Все это Бонд уже обдумал заранее. Он знал, единственный его шанс в том, чтобы либо убить противника, либо заставить его капитулировать.
Бонд двинулся в сторону купе X. На полу валялся небольшой клочок бумаги.
Войдя в свое купе, он тщательно запер дверь и зажег свет в изголовье. Солитер все еще спала. Он развернул бумагу и присел на край полки.
Бумага была вырвана из дешевой тетрадки. Почерк угловатый, написано большими буквами, красными чернилами. Бонд осторожно осмотрел листок, не особенно надеясь, впрочем, что там остались какие-нибудь следы. Это люди аккуратные. Он прочитал:
О, Фея, не убивай меня, Пощади, убей другого.
Божественный трубач вещает, что с рассветом, он станет в честь тебя трубить.
Рано, очень рано, рано-рано.
О, Фея, ты, что убиваешь чад человеческих едва ли не в колыбели, божественный трубач вещает, что с рассветом он станет в честь тебя трубить.
12. Эвергледз
Было около пяти утра, когда они незаметно выскользнули из поезда в Джексонвилле.
Еще не рассвело, на пустые платформы большой по местным масштабам станции падал свет редких фонарей.
Вход в тоннель был буквально в двух шагах от их вагона. Весь поезд еще спал, и их вроде никто не заметил. Бонд велел проводнику запереть за ними дверь и задернуть шторы. Он надеялся, что их отсутствие не будет замечено до самого Сент-Питерсбурга.
Тоннель привел их в вокзальное помещение. Просмотрев расписание, Бонд выяснил, что следующий поезд на Сент-Питерсбург будет в девять утра — «Серебряный метеор», близнец «Фантома». Бонд купил два билета в спальный вагон, взял Солитер под руку, и они вышли из вокзала на теплую темную улицу. Неподалеку были два или три ночных кафе. Они выбрали то, где неоном сияла надпись «Вкусная пища». На самом деле это была обыкновенная забегаловка. За железной стойкой, на которой валялись сигареты, конфетные обертки и комиксы, стояли две измученные официантки. На газовой конфорке подогревался большой кофейник. За дверью с надписью «Туалет» скрывалась, должно быть. всякая мерзость, а рядом была другая дверь — «Для персонала» — наверное, черный ход. Несколько человек в рабочей одежде, рассевшиеся за грязным столиком, подняли на мгновение головы, посмотрев на вновь прибывших, а затем вернулись к своей беседе. «Аварийная команда», — подумал Бонд.
Справа от входа было четыре маленьких кабины, и Бонд с Солитер выбрали одну из них. Они рассеянно принялись рассматривать грязное меню.
Через некоторое время одна из официанток лениво подошла к ним, облокотилась о перегородку, глазея на дорогой костюм Солитер.
— Апельсиновый сок, кофе, яичница — два раза, — заказал Бонд.
— Сию минуту, — откликнулась девушка и столь же лениво побрела на кухню.
— Яичница будет с молоком, — сказал Бонд. — Но в Америке нельзя есть вареные яйца. Их подают в чайных чашках и, очищенные, они выглядят просто отвратительно. Кто их этому научил? Немцы, что ли? А плохой американский кофе — худший в мире, даже хуже, чем в Англии. Может, хоть апельсиновый сок им не удастся испортить? В конце концов мы во Флориде. — При мысли о том, что предстоит провести четыре часа в этой вонючей дыре, ему стало противно.
— Сейчас в Америке все стараются быстро нажиться, — откликнулась Солитер, — а для клиента это всегда плохо. С вас хотят взять побольше долларов и как можно быстрее от вас избавиться. На побережье и того хуже. Там вас вообще обжуливают, как хотят, особенно в это время года. На Востоке «стригут» только миллионеров. А там, куда мы сейчас едем, всех подряд. Безобразие. Гиблые там места для маленького человека.
— Бог мой, — воскликнул Бонд, — что за поганое место!
— В Сент-Питерсбурге все скоро просто вымрут, — заметила Солитер. — Это Великое Американское Кладбище. Достигнув шестидесяти, банковский клерк, почтовый служащий или железнодорожный кондуктор получают пенсию или выходное пособие и отправляются в Сент-Питерсбург понежиться на солнце перед смертью. Его называют «Городом солнца». Климат здесь такой, что вечернюю газету «Индепендент» раздают бесплатно, если ко времени ее выхода не светит солнце. Случается это всего три — четыре раза в году, но реклама отличная. Спать ложатся в девять, а днем пожилые играют в бридж, это здесь прямо мания. Есть пара бейсбольных команд. — «Кидз» и «Кабз» — всем игрокам за семьдесят пять. Еще играют в кегли, но большую часть времени проводят на скамейках, расставленных на тротуарах вдоль всех центральных улиц. Просто сидят, греются на солнце, дремлют или болтают. Тот еще вид — старики и старушки в очках со слуховыми аппаратами и вставными челюстями.
— Да, картинка! — сказал Бонд. — А почему же, черт возьми, он выбрал это место?
— А для него лучше не найдешь, — ответила Солитер серьезно. — Тут практически нет преступности, разве что обжулят друг друга в бридж или в канасту. Так что полиции мало. Правда, крупный пост береговой охраны, но их забота — контрабанда с Кубы в Тампу, да незаконный лов рыбы в Тарпон-Спрингз. Впрочем, чем он здесь занимается, я толком не знаю. Знаю только, что у него тут есть человек по прозвищу Грабитель. Думаю, это связанно с Кубой, — добавила девушка задумчиво. — А также с коммунизмом. Похоже, Куба — это как бы придаток Гарлема, агенты красных растекаются отсюда по всему Карибскому бассейну. Словом, — продолжала Солитер, — Сент-Питерсбург, может быть, самый невинный городок в Америке. Все здесь исключительно «респектабельно» и «мило». Есть, правда, больница для алкоголиков. Но алкоголики, — она рассмеялась, — очень старые и никому уже давно не могут причинить вреда. Тебе там понравится. — Дразнящая улыбка промелькнула на лице девушки. — Может, тебе, захочется остаться там до конца дней своих и именоваться, как все, «стариканом». Они там любят это словечко — «старикан».
— Боже упаси, — живо откликнулся Бонд. — Надеюсь, нам не доведется упражняться в стрельбе с Грабителем и его друзьями. А то, пожалуй, несколько сотен «стариканов» помрут до времени от сердечного приступа. А что, молодых там совсем нет?
— Почему же? — засмеялась Солитер, — полно. Например, все местные жители, которые обирают стариканов. Владельцы мотелей и турбаз. Можно заработать кучу денег, организуя турниры по бинго. Я буду твоим «зазывалой» — девушкой, созывающей зрителей. Дорогой мистер Бонд, — она потянулась и накрыла ладонью его руку, — вы согласны жить со мной в мире, долгой, беспорочной жизнью, до самой старости в Сент-Питерсбурге?
Бонд откинулся на спинку стула и изучающе посмотрел на нее.
— Для начала я хотел бы пожить с тобой порочной жизнью, — ухмыльнулся он. — Это у меня лучше получается. Но мне нравится то, что там ложатся спать в девять.
Солитер улыбнулась в ответ и отняла руку. Принесли завтрак.
— Да, — сказала она, — ты будешь ложиться в девять, а я тайком прокрадываться через черный ход на свидание с «Кидзами» и «Кабзами».
Завтрак оказался ничуть не лучше, чем Бонд предполагал.
Расплатившись, они вернулись в вокзальный зал ожидания.
Взошло солнце, и тонкие, пыльные струи света проникли в пустынное сводчатое помещение. Они устроились в углу, и в ожидании «Серебряного метеора» Бонд донимал девушку вопросами о Биг Мэне и его делах.
Время от времени он делал заметки, записывал дату или имя, но в общем она мало что могла добавить к тому, что он и так знал. У нее была собственная квартира в том же квартале Гарлема, где жил мистер Биг, и в течение последнего года девушка там содержалась фактически как в плену. С ней в качестве «компаньонок» жили две негритянки, и без сопровождающего ей на улицы выходить не разрешалось.
Еще не рассвело, на пустые платформы большой по местным масштабам станции падал свет редких фонарей.
Вход в тоннель был буквально в двух шагах от их вагона. Весь поезд еще спал, и их вроде никто не заметил. Бонд велел проводнику запереть за ними дверь и задернуть шторы. Он надеялся, что их отсутствие не будет замечено до самого Сент-Питерсбурга.
Тоннель привел их в вокзальное помещение. Просмотрев расписание, Бонд выяснил, что следующий поезд на Сент-Питерсбург будет в девять утра — «Серебряный метеор», близнец «Фантома». Бонд купил два билета в спальный вагон, взял Солитер под руку, и они вышли из вокзала на теплую темную улицу. Неподалеку были два или три ночных кафе. Они выбрали то, где неоном сияла надпись «Вкусная пища». На самом деле это была обыкновенная забегаловка. За железной стойкой, на которой валялись сигареты, конфетные обертки и комиксы, стояли две измученные официантки. На газовой конфорке подогревался большой кофейник. За дверью с надписью «Туалет» скрывалась, должно быть. всякая мерзость, а рядом была другая дверь — «Для персонала» — наверное, черный ход. Несколько человек в рабочей одежде, рассевшиеся за грязным столиком, подняли на мгновение головы, посмотрев на вновь прибывших, а затем вернулись к своей беседе. «Аварийная команда», — подумал Бонд.
Справа от входа было четыре маленьких кабины, и Бонд с Солитер выбрали одну из них. Они рассеянно принялись рассматривать грязное меню.
Через некоторое время одна из официанток лениво подошла к ним, облокотилась о перегородку, глазея на дорогой костюм Солитер.
— Апельсиновый сок, кофе, яичница — два раза, — заказал Бонд.
— Сию минуту, — откликнулась девушка и столь же лениво побрела на кухню.
— Яичница будет с молоком, — сказал Бонд. — Но в Америке нельзя есть вареные яйца. Их подают в чайных чашках и, очищенные, они выглядят просто отвратительно. Кто их этому научил? Немцы, что ли? А плохой американский кофе — худший в мире, даже хуже, чем в Англии. Может, хоть апельсиновый сок им не удастся испортить? В конце концов мы во Флориде. — При мысли о том, что предстоит провести четыре часа в этой вонючей дыре, ему стало противно.
— Сейчас в Америке все стараются быстро нажиться, — откликнулась Солитер, — а для клиента это всегда плохо. С вас хотят взять побольше долларов и как можно быстрее от вас избавиться. На побережье и того хуже. Там вас вообще обжуливают, как хотят, особенно в это время года. На Востоке «стригут» только миллионеров. А там, куда мы сейчас едем, всех подряд. Безобразие. Гиблые там места для маленького человека.
— Бог мой, — воскликнул Бонд, — что за поганое место!
— В Сент-Питерсбурге все скоро просто вымрут, — заметила Солитер. — Это Великое Американское Кладбище. Достигнув шестидесяти, банковский клерк, почтовый служащий или железнодорожный кондуктор получают пенсию или выходное пособие и отправляются в Сент-Питерсбург понежиться на солнце перед смертью. Его называют «Городом солнца». Климат здесь такой, что вечернюю газету «Индепендент» раздают бесплатно, если ко времени ее выхода не светит солнце. Случается это всего три — четыре раза в году, но реклама отличная. Спать ложатся в девять, а днем пожилые играют в бридж, это здесь прямо мания. Есть пара бейсбольных команд. — «Кидз» и «Кабз» — всем игрокам за семьдесят пять. Еще играют в кегли, но большую часть времени проводят на скамейках, расставленных на тротуарах вдоль всех центральных улиц. Просто сидят, греются на солнце, дремлют или болтают. Тот еще вид — старики и старушки в очках со слуховыми аппаратами и вставными челюстями.
— Да, картинка! — сказал Бонд. — А почему же, черт возьми, он выбрал это место?
— А для него лучше не найдешь, — ответила Солитер серьезно. — Тут практически нет преступности, разве что обжулят друг друга в бридж или в канасту. Так что полиции мало. Правда, крупный пост береговой охраны, но их забота — контрабанда с Кубы в Тампу, да незаконный лов рыбы в Тарпон-Спрингз. Впрочем, чем он здесь занимается, я толком не знаю. Знаю только, что у него тут есть человек по прозвищу Грабитель. Думаю, это связанно с Кубой, — добавила девушка задумчиво. — А также с коммунизмом. Похоже, Куба — это как бы придаток Гарлема, агенты красных растекаются отсюда по всему Карибскому бассейну. Словом, — продолжала Солитер, — Сент-Питерсбург, может быть, самый невинный городок в Америке. Все здесь исключительно «респектабельно» и «мило». Есть, правда, больница для алкоголиков. Но алкоголики, — она рассмеялась, — очень старые и никому уже давно не могут причинить вреда. Тебе там понравится. — Дразнящая улыбка промелькнула на лице девушки. — Может, тебе, захочется остаться там до конца дней своих и именоваться, как все, «стариканом». Они там любят это словечко — «старикан».
— Боже упаси, — живо откликнулся Бонд. — Надеюсь, нам не доведется упражняться в стрельбе с Грабителем и его друзьями. А то, пожалуй, несколько сотен «стариканов» помрут до времени от сердечного приступа. А что, молодых там совсем нет?
— Почему же? — засмеялась Солитер, — полно. Например, все местные жители, которые обирают стариканов. Владельцы мотелей и турбаз. Можно заработать кучу денег, организуя турниры по бинго. Я буду твоим «зазывалой» — девушкой, созывающей зрителей. Дорогой мистер Бонд, — она потянулась и накрыла ладонью его руку, — вы согласны жить со мной в мире, долгой, беспорочной жизнью, до самой старости в Сент-Питерсбурге?
Бонд откинулся на спинку стула и изучающе посмотрел на нее.
— Для начала я хотел бы пожить с тобой порочной жизнью, — ухмыльнулся он. — Это у меня лучше получается. Но мне нравится то, что там ложатся спать в девять.
Солитер улыбнулась в ответ и отняла руку. Принесли завтрак.
— Да, — сказала она, — ты будешь ложиться в девять, а я тайком прокрадываться через черный ход на свидание с «Кидзами» и «Кабзами».
Завтрак оказался ничуть не лучше, чем Бонд предполагал.
Расплатившись, они вернулись в вокзальный зал ожидания.
Взошло солнце, и тонкие, пыльные струи света проникли в пустынное сводчатое помещение. Они устроились в углу, и в ожидании «Серебряного метеора» Бонд донимал девушку вопросами о Биг Мэне и его делах.
Время от времени он делал заметки, записывал дату или имя, но в общем она мало что могла добавить к тому, что он и так знал. У нее была собственная квартира в том же квартале Гарлема, где жил мистер Биг, и в течение последнего года девушка там содержалась фактически как в плену. С ней в качестве «компаньонок» жили две негритянки, и без сопровождающего ей на улицы выходить не разрешалось.