Страница:
Уильям ФОЛКНЕР
ПОЛНЫЙ ПОВОРОТ КРУГОМ
1
Тот американец, что постарше, не носил щегольских бриджей из диагонали. Его брюки были из обыкновенного офицерского сукна, так же, как и китель. Да и китель не спадал длинными фалдами по лондонской моде; складка торчала из-под широкого ремня, точно у рядового военной полиции. И вместо ботинок от дорогого сапожника он носил удобные башмаки и краги, как человек солидный; он даже не подобрал их друг к другу по цвету кожи, а пояс с портупеей тоже не подходил ни к крагам, ни к ботинкам, и крылышки у него на груди были просто-напросто знаком того, что он служит в авиации. Зато орденская ленточка, которую он носил под крылышками, была почетная ленточка, а на погонах красовались капитанские нашивки. Роста он был невысокого. Лицо худощавое, продолговатое, глаза умные и чуть-чуть усталые. Лет ему было за двадцать пять; глядя на него, никому не пришла бы на ум какая-нибудь знаменитая Фи Бета Каппа[1], скорее всего он учился на благотворительную стипендию.
Один из двух военных, которые сейчас стояли перед ним, вряд ли мог его видеть вообще. И стоял-то он на ногах только потому, что его поддерживал капрал американской военной полиции. Он был вдребезги пьян, и рядом с квадратным полицейским, который не давал подогнуться его длинным, тонким и словно ватным ногам, был похож на переодетую девушку. По виду ему можно было дать восемнадцать: на его бело-розовом лице ярко синели глаза, а рот казался совсем девичьим. На нем был выпачканный сырой глиной, криво застегнутый морской китель, а на белокурых волосах лихо сидела заломленная с тем неподражаемым шиком, которым славятся одни только офицеры английского королевского флота, морская фуражка.
– В чем дело, капрал? – спросил американский летчик. – Что тут у вас происходит? Вы же видите, он англичанин. Вот и пускай им займется английская военная полиция.
– Будто я не знаю, что он англичанин… – пробормотал полицейский. Говорил он с трудом, дышал прерывисто, словно тащил тяжелую ношу. При всей своей девичьей хрупкости мальчик, видимо, был тяжелее или беспомощнее, чем казался. – Да стойте же вы как следует! – прикрикнул на него полицейский. – Не видите, что ли? Тут офицеры!
Тогда мальчик сделал над собой усилие. Он постарался взять себя в руки, зажмурился, чтобы все не плыло перед глазами. Качнувшись, он обхватил полицейского за шею, а другой рукой вяло отдал честь, легонько махнув пальцами возле правого уха, но сразу же качнулся снова и снова сделал усилие стать как следует.
– При-ивет, с-эр! – произнес он. – Надеюсь, вас зовут не Битти?
– Нет, – ответил капитан.
– Ага, – сказал мальчик. – Слава богу. Ошибка. Не обижайтесь, ладно?
– Не обижусь, – негромко сказал капитан. Он смотрел на полицейского. В разговор вмешался второй американец. Это был лейтенант и тоже летчик. Но ему было меньше двадцати пяти лет; он носил красные бриджи, франтовские ботинки, и китель его, если не считать воротника, был чисто английского покроя.
– Да это один из тех морячков, – сказал он. – Их тут каждую ночь выуживают из канав. Видно, вы редко бываете в городе.
– Да, – сказал капитан, – я о них слышал. Теперь вспоминаю. – Он заметил, что хотя на улице было много прохожих – солдат, штатских и женщин, – а сами они стояли рядом с людным кафе, никто даже не остановился: наверное, зрелище было привычное. Капитан спросил у полицейского:
– Почему бы вам не отвести его на корабль?
– Да я уж и без вас думал об этом, капитан, – ответил тот. – Но он говорит, что не может затемно вернуться на корабль, он его, видите ли, прячет после захода солнца.
– Прячет?
– Стойте прямо, моряк! – рявкнул полицейский, подтолкнув свою безжизненную ношу. – Может, хоть капитан тут что-нибудь разберет. Лично я ни черта не пойму! Он говорит, что прячет свой корабль под причалом. Загоняет его на ночь под причал и не может оттуда вывести, пока не начнется отлив.
– Под причал? Что же это за корабль? – спросил капитан теперь уже у лейтенанта. – Они тут что, ходят на моторках?
– Да, в этом роде, – сказал лейтенант. – Вы же их видели, эти лодки. Катера с маскировочной окраской, по всей форме. Так и шныряют по гавани. Вы их видели. А моряки целый день носятся, а ночью спят в канавах.
– Да, – сказал капитан. – Я-то думал, что эти катера обслуживают корабельное начальство. Неужели у них просто так гоняют офицеров?..
– А черт их знает, – сказал лейтенант. – Может, гоняют с одного корабля на другой за горячей водой для бритья. Или за сдобными булками. А может, если забыли подать салфетку или еще в этом роде…
– Ерунда, – сказал капитан. Он снова посмотрел на молодого англичанина.
– Уверяю вас, – настаивал лейтенант. – Город ими всю ночь напролет так и кишит. Все канавы полны, а военная полиция разводит их по домам, словно няньки младенцев из парка. Может, французы для того и дают им моторки, чтобы разгрузить от них на день канавы.
– Ага. Понятно, – сказал капитан. Но ничего ему не было понятно, да он и не слушал и не верил тому, что слышит. Он снова поглядел на мальчика. – И все же, – сказал он, – вы не можете бросить его в таком виде.
Пьяный снова попытался взять себя в руки.
– Все в порядке, уверяю вас, – сказал он, уставившись стеклянным взглядом на капитана. Голос у него был приятный, веселый и говорил он очень вежливо. – Я привык, хотя мостовая тут дьявольски жесткая. Надо бы заставить французов что-нибудь сделать. Гости заслуживают более приличной площадки для игр, а?
– Вот он и занял эту площадку всю как есть, – с яростью вставил полицейский. – Видно, думает, что он – целая футбольная команда.
В это время к ним присоединился пятый. На этот раз из английской военной полиции.
– Ну-ка, – сказал он, – что тут такое еще? Что тут еще?
Потом он заметил капитанские нашивки и отдал честь. Услышав его голос, молодой англичанин обернулся, покачиваясь, вглядываясь.
– Ах, это ты, Альберт? Пр-ривет, – сказал он.
– Опять, мистер Хоуп? – сказал полицейский и бросил через плечо: – Что тут еще?
– Да вроде ничего, – ответил американский полицейский. – Здорово вы воюете! Но мое дело – сторона. Нате. Возьмите его себе.
– А что, капрал? – спросил капитан. – Что он натворил?
– Да вот этот, верно, скажет, что ничего особенного. – Американец мотнул головой в сторону английского полицейского. – Покуражился парень, пошутил… Заглядываю я тут на эту улицу и вижу: вся забита грузовиками с пристани, а водители вопят, не поймут, отчего пробка. Иду вперед – стоят на целых три квартала, и на перекрестках стоят; подхожу к тому месту, где пробка, а там собрались посреди мостовой человек десять шоферов и не знают, что делать. Крикнул им: «Что тут у вас?» Вижу: валяется этот самый тип…
– Полегче, мой милый, это офицер его величества… – перебил американца английский полицейский.
– Выбирайте выражения, капрал, – поддержал его капитан. – Итак, вы нашли этого офицера…
– Улегся баиньки прямо посреди улицы, подложив пустую корзину вместо подушки. Лежит себе, скрестив ноги, засунув руки за голову, и препирается с шоферами, – надо ли ему давать им дорогу или нет. Говорит, грузовики могут объехать по другой улице, а вот он не может лежать на другой улице, потому что его улица – эта.
– Его улица?
Мальчик прислушивался к ним вежливо, с интересом.
– На постое я тут, понимаете? – сказал он. – Порядок должен быть и на войне. На постое, по жребию. Моя улица, посторонним вход запрещен, ведь так? Следующая улица – Джимми Уотерспуна. Но по его улице могут ездить, пока Джимми ею не пользуется. Еще не лег спать. Бессонница. Я же знал. Говорил им. По той улице грузовики еще ходят. Понимаете?
– Так было дело, капрал? – спросил капитан.
– Да, он ведь и сам говорит! Не пожелал вставать. Лежит, препирается с шоферами. Приказал одному из них, чтобы тот куда-то сходил, принес воинский устав…
– Устав его величества, – поправил капитан.
– …и прочитал, кто имеет право на эту улицу – он или грузовики. Тогда я его поднял, а тут и вы подошли. Вот и все. С вашего разрешения, капитан, я сейчас передам его на руки кормилице его королевского вели…
– Довольно, – прервал его капитан. – Можете идти. Я сам займусь этим делом.
Капрал откозырял и пошел дальше. Теперь мальчика поддерживал английский полицейский.
– Может, отвести его домой? – спросил капитан. – Где они расквартированы?
– Толком не знаю, сэр, расквартированы ли они вообще. Мы… я обычно вижу их тут в кабаках до самого рассвета. Не похоже, чтобы у них были квартиры, сэр.
– Значит, они живут у себя на судах?
– Как вам сказать, сэр… Можно их назвать и судами… Но надо здорово хотеть спать, чтобы заснуть на таком судне.
– Понятно, – сказал капитан. И он взглянул на полицейского. – А что же это за суда?
На этот раз тон у полицейского стал решительным и бесстрастным. Словно наглухо заперли дверь.
– Точно не могу вам сказать, сэр.
– Понятно, – сказал капитан. – Но сегодня он вряд ли сможет просидеть в кабаке до рассвета.
– Постараюсь найти кабак, где ему дадут поспать в задней комнате на столе, – сказал полицейский. Но капитан его уже не слушал. Он глядел на другую сторону улицы, где тротуар пересекали огни кафе. Пьяный отчаянно зевал, как зевают дети; рот у него был розовый и бесхитростно открытый, как у ребенка.
Капитан обратился к полицейскому:
– Если не трудно, зайдите в кафе и вызовите водителя капитана Богарта. Я сам позабочусь о мистере Хоупе.
Полицейский удалился. Теперь капитан сам поддерживал пьяного, взяв его под руку. Тот снова зевнул, как усталый ребенок.
– Потерпите, – сказал капитан. – Сейчас подойдет машина.
– Ладно, – произнес мальчик сквозь зевоту.
2
Едва усевшись в машину между двумя американцами, он безмятежно заснул. Но хотя езды до аэродрома было всего минут тридцать, проснулся еще в дороге, с виду совсем свежий, и стал просить виски. Когда они входили в офицерскую столовую, он казался трезвым в своей щегольски заломленной фуражке, криво застегнутом кителе и намотанном на шею выпачканном белом шелковом шарфе, на котором был вышит какой-то значок. Он только слегка мигал от яркого света. Богарт узнал значок клуба учеников аристократической английской школы.– Вот! – воскликнул мальчик уже совсем трезвым и звонким голосом, так что люди в столовой стали на него оглядываться. – Замечательно! Глоточек виски, а?
И, словно гончая по следу, он направился прямо к бару в углу. За ним двинулся лейтенант, а Богарт подошел к столику в противоположном конце столовой, за которым пятеро офицеров играли в карты.
– Каким же это флотом он командует? – спросил один из них.
– Когда я его нашел, он командовал целым бассейном шотландского виски, – сказал Богарт.
Другой офицер поднял голову.
– Где-то я его видел, – сказал он, приглядываясь к гостю. – Наверно, сразу не узнал потому, что он на ногах. Обычно они валяются в канавах.
– Один из тех самых ребят? – спросил первый.
– Ну да. Кто же их не знает! Развалятся на обочине тротуара, а двое умученных полицейских тянут их за рукава…
– Ага, знаю, – подтвердил первый. Теперь уже все пятеро разглядывали молодого англичанина. Стоя возле бара, он разговаривал громко и весело. – И все один в одного, – продолжал рассказчик. – Лет по семнадцать-восемнадцать. Гоняют взад-вперед на своих лодочках.
– Ах, вот как они забавляются! – вмешался в разговор третий. – Значит, к женским вспомогательным войскам придали еще и детский морской отряд? Господи, ну и свалял же я дурака, когда пошел в авиацию. Да ведь сколько зря трепались насчет этой войны!
– Ну нет, – сказал Богарт. – Не верю, что они катаются тут просто так.
Но его не слушали, а разглядывали гостя.
– Работают по часам, – сказал первый. – Посмотришь на кого-нибудь из них после захода солнца, и по тому, как он пьян, можно часы проверять. Одного только не пойму: что в таком состоянии можно на другое утро увидеть?
– Наверно, когда англичанам нужно послать на корабль приказ, – сказал другой, – его печатают в нескольких экземплярах, выстраивают моторки в ряд, носом туда, куда надо, каждому из этих мальцов дают по бумажке и командуют «марш». А те, кто не найдет корабля, кружат по гавани, пока куда-нибудь не причалят.
– Нет, тут что-то не то! – протянул Богарт.
Он хотел еще что-то сказать, но в это время гость отошел от бара и приблизился к ним с бокалом в руке. Шел он довольно твердо, но щеки у него пылали, глаза блестели, и голос был очень веселый.
– Слушайте, ребята, составьте мне компанию… – Он вдруг умолк, заметив что-то очень интересное. Взгляд его был прикован к кителям офицеров, сидевших за столиком.
– Вот оно что… Послушайте! Вы летаете? Вижу, все до одного. Ах ты, господи! Вот, наверно, весело, а?
– Еще как! – ответил ему кто-то из офицеров. – Еще как весело!
– Но, небось, опасно.
– Да, чуть-чуть пострашней, чем играть в теннис, – сказал другой.
Гость посмотрел на него живо, доброжелательно, пристально.
В разговор вмешался третий:
– Богарт говорит, что вы командир корабля?
– Ну, кораблем его трудно назвать. Спасибо за комплимент. И не я командир. Командир – Ронни. Чуточку выше меня по званию. Ничего не поделаешь, годы.
– Ронни?
– Ага. Симпатяга. Но старик. И зануда.
– Зануда?
– Ужас! Не поверите. Стоит нам завидеть дым, когда бинокль у меня, и он сразу меняет курс. Так бобра не убьешь! Вот уже две недели как счет у нас – два в его пользу.
Американцы переглянулись.
– Какого бобра?
– Такая игра. Понимаете, у него мачты вроде решетки. Видишь мачту – хлоп! Убил бобра. Очко. Хотя «Эргенштрассе» теперь не считается.
Люди, сидевшие вокруг стола, снова переглянулись. Богарт сказал:
– Понятно. Кто из вас первый увидит судно с такими мачтами, тот получает очко. А что такое «Эргенштрассе»?
– Немецкое судно. Взяли в плен. Грузовое. Передняя мачта оснащена так, что издали похожа на решетку. Разные там тросы, рангоут… Лично мне не казалось, что она похожа на решетку. Но Ронни говорит, что похожа. Как-то раз он зачел ее себе. А потом судно перевели в другой конец бухты, и я зачел его себе. Поэтому мы решили больше его не считать. Понятно, а?
– Еще бы! – ответил тот, кто сказал про теннис. – Ясно как день. Вы с Ронни катаетесь на катере и играете: кто первый убьет бобра. Гм-м… Это здорово. А вы играли когда-нибудь в…
– Джерри! – оборвал его Богарт.
Гость не шевельнулся. Все так же улыбаясь, он смотрел на Джерри широко открытыми глазами.
А тот все разглядывал гостя.
– На вашей с Ронни лодке, небось, заранее вывешен белый флаг?
– Белый флаг? – переспросил молодой англичанин. Он уже не улыбался, но лицо его еще было вежливым.
– А что такого? Если уж на судне такая команда, как вы двое, почему бы заранее не вывесить флаг…
– Да нет, – сказал гость. – Еще есть Барт и Ривс, только они не офицеры.
– Барт и Ривс? – переспросил собеседник. – Значит, и они с вами катаются? А в бобра они тоже играют?
– Джерри! – снова перебил его Богарт. Тот поглядел на капитана. Богарт кивнул ему. – А ну-ка, пойдем со мной. – Тот встал. Они отошли в сторонку. – Оставь его в покое, – сказал Богарт. – Сейчас же, слышишь? Он ведь еще совсем ребенок. Когда тебе было столько лет, сколько ему, ты тоже не очень-то много смыслил. У тебя едва хватало ума, чтобы в воскресенье не опоздать в церковь.
– Моя страна тогда не воевала четвертый год, – сказал Джерри. – Тратим деньги, мучаемся, подставляем голову под пули, а ведь в этой драке наше дело – сторона! Английская матросня!.. Если бы не мы, немцы взяли бы их на цугундер еще год назад…
– Замолчи, – сказал Богарт. – Ты меня не агитируй!
– …А этот субчик ведет себя, будто тут пикник или ярмарка… «Весело! – Голос Джерри стал визгливым. – Но, небось, опасно, а?»
– Тс-с! – сказал Богарт.
– Ну, дали бы мне застукать их с этим самым Ронни где-нибудь в порту. В каком хочешь порту. Хотя бы и в Лондоне. И ничего мне для этого не надо, кроме старенького самолета! Черта лысого! И самолета не надо! Хватит на них и велосипеда с парочкой поплавков. Я бы им прописал, что такое война!
– Ладно, пока что оставь его в покое. Он скоро уйдет.
– Что ты будешь с ним делать?
– Возьму утром с собой в полет. Пусть сидят впереди вместо Харпера. Говорит, что умеет обращаться с пулеметом. Будто у них на лодке тоже есть «льюис». Он мне даже рассказывал, что однажды сбил бакен с дистанции в семьсот метров…
– Дело, конечно, хозяйское. Может, он тебя и побьет.
– Побьет?
– Ну да, в бобра. А потом ты сразишься с Ронни.
– Я ему хоть покажу, что такое война, – сказал Богарт. Он посмотрел на гостя. – Его сородичи три года воюют, а он ведет себя, как школьник, шутки сюда, видите ли, шутить приехал. – Он снова взглянул на Джерри. – Но ты его не трогай.
Когда они подходили к столику, до них донесся громкий и веселый голос мальчика:
– …Если он первый схватит бинокль, то подойдет поближе и рассмотрит как следует, а если первый увижу я, сразу меняет курс, так что мне виден один только дым. Зануда. Ужас прямо! Но «Эргенштрассе» теперь не в счет. Если по ошибке укажешь на нее, сразу теряешь два очка. Эх, если бы Ронни на нее клюнул, мы тогда были бы квиты!
3
В два часа ночи молодой англичанин все еще разговаривал, и голос его был так же звонок и весел. Когда ему в 1914 году исполнилось шестнадцать лет, отец пообещал ему поездку в Швейцарию. Но началась война, и пришлось удовольствоваться путешествием с гувернером по Уэльсу. Но они все же забрались довольно высоко, и он даже посмеет утверждать, не в обиду будь сказано тем, кому довелось побывать в Швейцарии, что с вершин Уэльса можно видеть очень далеко, не хуже, чем в Швейцарии.– Да и вспотеешь не меньше и так же дух захватывает, – прибавил он для убедительности. А вокруг него сидели американцы, уже видавшие виды, трезвые, взрослые, и слушали его с холодным удивлением. Они стали выходить поодиночке и возвращались в летных комбинезонах, держа в руках шлемы и очки. Появился вестовой, неся поднос с чашками кофе, и гость вдруг понял, что давно уже слышит рев моторов в темноте за стеной.
Наконец встал и Богарт.
– Пойдемте, – сказал он мальчику. – Вам надо что-нибудь на себя надеть.
Когда они вышли из столовой, рев моторов раздался совсем громко, как будто лениво громыхал гром. Вытянувшись в ряд вдоль невидимой бетонной площадки, мерцали, будто подвешенные в воздухе, невысокие цепочки сине-зеленых огней.
Они пересекли аэродром, направляясь к жилью Богарта. Там на койке сидел лейтенант Мак-Джиннис и затягивал ремни на летных сапогах. Богарт снял с гвоздя меховой комбинезон и бросил его на койку.
– Надевайте, – сказал он.
– Думаете, мне это понадобится? – спросил гость. – Разве мы идем надолго?
– Вероятно, – сказал Богарт. – Лучше оденьтесь как следует. Наверху холодно.
Гость взял комбинезон.
– Видите ли, какое дело… – сказал он. – Нам с Ронни надо завтра… то бишь сегодня, самим сделать небольшую вылазку. Как вы думаете, Ронни не рассердится, если я немножко опоздаю? А вдруг он не захочет меня ждать?
– К завтраку мы вернемся, – сказал Мак-Джиннис. Он был очень занят возней со своим сапогом. – Положитесь на меня.
Мальчик взглянул на него.
– Когда вам надо быть здесь? – спросил Богарт.
– Трудно сказать, – ответил мальчик. – Думаю, что это неважно. Ведь только от Ронни зависит, когда нам выходить. А он меня дождется, даже если я немножко запоздаю.
– Дождется, – подтвердил Богарт. – Надевайте комбинезон.
– Ладно, – ответил тот. Летчики помогли ему натянуть комбинезон. – А я ведь еще ни разу не летал, – сказал он доверительно. – Держу пари, что оттуда видно куда дальше, чем с гор, а?
– Больше, во всяком случае, – сказал Мак-Джиннис. – Вам понравится.
– Еще бы. Лишь бы Ронни меня дождался. Вот, небось, весело! Но опасно, правда?
– Что вы! – сказал Мак-Джиннис. – Шутите!
– Придержи язык. Мак, – сказал Богарт. – Пошли. Хотите еще кофе? – Он обратился к гостю, но ответил ему Мак-Джиннис:
– Нет. У нас есть кое-что получше вашего кофе. От кофе остаются противные пятна на крыльях.
– На крыльях? – удивился мальчик. – Откуда же на крыльях берется кофе?
– Говорят тебе, молчи, Мак, – приказал Богарт. – Пошли.
Они снова пересекли аэродром и приблизились к грядкам мигающих сине-зеленых огней. Когда они подошли почти вплотную, гость различил во мгле очертания «хэндли-пейджа». Самолет был похож на спальный вагон, который, вздыбившись, врезался в каркас нижнего этажа недостроенного небоскреба. Гость притих и смотрел на машину, как зачарованный.
– Больше крейсера, ей-богу, – заговорил он, как всегда, торопливо и звонко. – Теперь понимаю. Ну, конечно, он не может летать весь целиком. Вы меня не обманете! Я уже их видал. Обе части летают отдельно: в одной будем сидеть мы с капитаном Богартом, а в другой – Мак еще с кем-нибудь, да?
– Нет, – сказал Мак-Джиннис. Богарт куда-то исчез. – Весь он взлетает целиком. Весело, правда? Как мотылек, а?
– Как мотылек? – удивился мальчик. – А-а, понимаю. Крейсер. Летающий крейсер. Понимаю.
– И вот что, – продолжал Мак-Джиннис. Он протянул руку, и ладони мальчика коснулось что-то холодное – бутылка. – Когда стошнит, глотните как следует.
– А разве меня стошнит?
– Непременно. Всех тошнит. Какой ты без этого летчик. А вот эта штука спасает. Ну, а если не поможет, тогда…
– Что тогда? Ага, понял… Что?
– Только не через борт. Не надо блевать через борт.
– Не через борт?
– Ветром отнесет нам с Боги в глаза. Ничего не видно. Хана. Крышка. Понимаете?
– Еще бы! А что делать? – Голоса их звучали негромко, отрывисто, сурово, как у заговорщиков.
– Опустите голову и валяйте.
– Ага, понимаю.
Вернулся Богарт.
– Покажите ему, пожалуйста, как пройти в переднюю кабину.
Мак-Джиннис пролез в люк. Спереди, там, где фюзеляж поднимался кверху, проход суживался: приходилось пробираться ползком.
– Ползите вперед, не задерживайтесь, – сказал Мак-Джиннис.
– Похоже на собачью конуру, – заметил гость.
– Здорово похоже, а? – весело подтвердил Мак-Джиннис. – Ну, давайте ходу. – Пригнувшись, он услышал, как его собеседник быстро пробирается вперед. – Не удивлюсь, если там, наверху, вы заметите пулемет, – сказал он в темноту прохода.
Издали донесся голос мальчика:
– Уже нашел.
– Сейчас придет стрелок и посмотрит, заряжен ли он.
– Заряжен, – сказал гость, и, вторя его словам, оттуда, где он сидел, загремела пулеметная очередь, короткая и отрывистая. Раздались крики, громче всего кричали снизу, из-под самолета.
– Полный порядок, – прозвучал голос мальчика. – Перед тем как нажать спуск, я отвел дуло на запад. Там ничего нет, только морское управление и штаб вашей бригады. Мы с Ронни всегда так делаем перед тем, как куда-нибудь выйти. Простите, если поторопился. Да, кстати, – добавил он. – Меня зовут Клод. Кажется, я вам не говорил.
На земле стояли Богарт и еще два офицера. Они со всех ног прибежали к самолету.
– Отвел дуло на запад… – сказал один из них. – Почему, дьявол его возьми, он знает, где тут запад?
– Он моряк, – ответил другой. – Не забудь, что он все-таки моряк.
– Кажется, еще и пулеметчик, – сказал Богарт.
– Будем надеяться, он не забудет об этом, – произнес первый.
4
Тем не менее Богарт не спускал глаз с силуэта, темневшего в пяти метрах от него над турелью пулемета.– Ты заметил, как он ловко приноровился к пулемету? – спросил Богарт сидевшего рядом с ним Мак-Джинниса. – Даже отвел на себя барабан. Здорово, а?
– Здорово, – сказал Мак-Джиннис. – Дай только бог, чтобы он не забыл, где находится. А то вдруг решит, что это они с гувернером любуются видами Уэльса…
– Может, не стоило брать его с собой? – сказал Богарт. Мак-Джиннис ничего не ответил. Богарт слегка двинул штурвал. Впереди, в кабине пулеметчика, голова их спутника беспрестанно вертелась то в одну, то в другую сторону.
– Долетим, отгрузимся и – восвояси. Может, еще затемно. Черт побери, ну разве это не позор? Его страна четыре года канителится в этой грязи, а он ни разу пороху не нюхал!
– Ничего, сегодня понюхает, если не будет прятать голову, – сказал Мак-Джиннис.
Но мальчик и не думал прятать голову. Даже когда они прилетели к цели и Мак-Джиннис подполз к бомбодержателям. Даже когда их поймали в луч прожектора и Богарт, дав знак другим самолетам, спикировал, оба его мотора взревели и машина на полной скорости нырнула вниз, сквозь пелену рвущихся пуль. Он видел лицо мальчика в ослепительном свете прожекторов; оно низко свесилось за борт, резко выделяясь, как высвеченное лицо актера на сцене, и сияло детским любопытством и восторгом.
«Он стреляет из этого „льюиса“, – подумал Богарт. – И неплохо стреляет», – добавил он, опуская нос самолета книзу, глядя в кольцо, наблюдая за тем, как в нем появляется мушка, а потом поднял правую руку, чтобы сделать ею знак Мак-Джиннису. Он спустил руку; за шумом моторов он, казалось, слышал щелк и свист сброшенных бомб, а самолет, освободившись от груза, длинной свечой взмыл кверху, на мгновение выскочив из луча прожектора. Потом Богарт некоторое время был очень занят, попав в полосу разрывов, выходя из нее, врезаясь наискось в другой луч прожектора, который поймал их и держал так долго, что он опять увидел мальчика, низко перегнувшегося через борт и глядевшего куда-то назад и вниз, мимо правого крыла и шасси самолета.