Страница:
Люси смахнула слезы и согласно кивнула. Пожалуй, сейчас она знает истинную причину его беспокойства – ровно через восемь дней ему лететь на хрупком самолете и где-то там высоко в небе, за облаками бороться за свою жизнь. Люси простила его, и Дэвид помогал ей вытирать слезы до тех пор, пока они снова не оказались рядом в постели. Впрочем, в этот раз все прошло как надо.
Дэвид ждал в холле. Поцеловав ее, он прошептал:
– Вы выглядите прекрасно, миссис Роуз.
Их отвезли обратно к гостям, чтобы они смогли со всеми попрощаться. Молодые собрались провести ночь в Лондоне, в отеле «Кларедж», затем Дэвид уедет в Биггин-Хилл, а Люси вернется домой. Она останется жить со своими родителями, а на время отпуска для них всегда будет приготовлен коттедж.
Добрых полчаса гости целовали молодых, жали им руки, затем все вышли к машине. К бамперу по традиции привязали старые ботинки и консервные банки, подножки усыпаны конфетти, на дверце ярко-красной губной помадой выведено «молодожены».
Наконец они тронулись, смеясь и маша рукой на прощание, гости толпой высыпали на улицу... вот, кажется, и все.
Через милю Дэвид остановился и привел машину в порядок, стерев все надписи и отвязав банки.
Уже смеркалось, когда автомобиль снова двинулся в путь. На передние фары надели маскировочные чехлы, но ехали молодожены очень быстро, просто дух захватывало. Люси чувствовала себя счастливой.
Через какое-то время Дэвид сказал:
– Там в ящичке есть бутылка шампанского, достань, пожалуйста.
Люси открыла ящик, взяла шампанское и два стакана, тщательно завернутые в тонкую бумагу. Шампанское оказалось на удивление холодным. Раздался громкий хлопок – пробка выстрелила вверх. Пока она наполняла стакан, Дэвид зажег сигарету.
– Мы опаздываем на ужин, – сказал он, взглянув на часы.
– Ну и что. – Она подала ему стакан. Самой пить не хотелось – только спать, за день слишком устала. Машину качало, кидало из стороны в сторону – похоже, скорость бешеная. Дэвид выпил почти все шампанское и стал насвистывать какой-то блюз.
Ехать в машине при светомаскировке предельно сложно, в дороге трудно ориентироваться. Свет нигде не горел – ни в сельских домиках, ни на фермах, ни в церквушках; даже огромного города, который уже находился поблизости, практически не видно. На дороге отсутствовали какие бы то ни было указатели. Их убрали специально, чтобы сбить с толку немецких парашютистов – ведь они могли появиться в любую минуту. (Только несколько дней назад в ряде центральных графств фермеры обнаружили парашюты, радиопередатчики и карты, но, так как никаких следов около этих находок не было, посчитали, что парашютистов нет и вся эта затея – не более чем попытка нацистов вызвать панику у населения.) Так или иначе, Дэвид хорошо знал дорогу в Лондон.
Они стали подниматься по длинному склону. Маленькая спортивная машина преодолела его легко. Сонными глазами Люси уставилась в темноту. Впереди дорога была крутая, извилистая. Внезапно она услышала шум приближающегося грузовика. Тормоза машины завизжали, когда Дэвид нажал на педали.
– Я думаю, мы едем слишком быстро, – мягко произнесла Люси.
При повороте влево машину подбросило. Дэвид сбавил скорость, опасаясь, что при резком тормозе автомобиль опять загремит. По обеим сторонам дороги в тусклом свете фар мелькала живая изгородь. Поворот вправо оказался таким крутым, что машина аж задрожала. Казалось, этим поворотам не будет конца... Вдруг их бросило в сторону, затем крутануло на 180 градусов, и потерявшая управление машина продолжая разворачиваться и визжа тормозами, понеслась вниз по скользкой дороге.
– Дэвид! – во весь голос закричала Люси. Неожиданно на небе появилась луна... и только тут они увидели грузовик. Он с трудом поднимался на холм им навстречу. Из трубы валил густой дым, который на фоне лунного света казался серебряным. Люси даже заметила лицо водителя, его матерчатую кепку и усы; он изо всех сил жал на тормоза, рот застыл в немом крике... Только сейчас их машина, сделав полный оборот, встала, наконец, по ходу движения. Еще была надежда, что хватит места и удастся разъехаться с грузовиком, только бы Дэвид сумел справиться с управлением. Времени размышлять не оставалось. Он крутанул руль и нажал на газ. Именно в этом заключалась ошибка. Машина столкнулась с грузовиком лоб в лоб.
4
5
* * *
Ну вот, кажется, готова. Люси в последний раз окинула себя взглядом в широком зеркале. Костюм с квадратными плечиками смотрится немного угловато, зато блузка ей идет, она выглядит в ней очень женственно. Волосы накручены и волнами спадают из-под изящной шляпки. Выходить из дома ярко одетой, когда идет война и гибнут люди, явно неприлично, но в своем наряде Люси не ошиблась – он был и небросок, и, в то же время, смотрелся модно, привлекательно.Дэвид ждал в холле. Поцеловав ее, он прошептал:
– Вы выглядите прекрасно, миссис Роуз.
Их отвезли обратно к гостям, чтобы они смогли со всеми попрощаться. Молодые собрались провести ночь в Лондоне, в отеле «Кларедж», затем Дэвид уедет в Биггин-Хилл, а Люси вернется домой. Она останется жить со своими родителями, а на время отпуска для них всегда будет приготовлен коттедж.
Добрых полчаса гости целовали молодых, жали им руки, затем все вышли к машине. К бамперу по традиции привязали старые ботинки и консервные банки, подножки усыпаны конфетти, на дверце ярко-красной губной помадой выведено «молодожены».
Наконец они тронулись, смеясь и маша рукой на прощание, гости толпой высыпали на улицу... вот, кажется, и все.
Через милю Дэвид остановился и привел машину в порядок, стерев все надписи и отвязав банки.
Уже смеркалось, когда автомобиль снова двинулся в путь. На передние фары надели маскировочные чехлы, но ехали молодожены очень быстро, просто дух захватывало. Люси чувствовала себя счастливой.
Через какое-то время Дэвид сказал:
– Там в ящичке есть бутылка шампанского, достань, пожалуйста.
Люси открыла ящик, взяла шампанское и два стакана, тщательно завернутые в тонкую бумагу. Шампанское оказалось на удивление холодным. Раздался громкий хлопок – пробка выстрелила вверх. Пока она наполняла стакан, Дэвид зажег сигарету.
– Мы опаздываем на ужин, – сказал он, взглянув на часы.
– Ну и что. – Она подала ему стакан. Самой пить не хотелось – только спать, за день слишком устала. Машину качало, кидало из стороны в сторону – похоже, скорость бешеная. Дэвид выпил почти все шампанское и стал насвистывать какой-то блюз.
Ехать в машине при светомаскировке предельно сложно, в дороге трудно ориентироваться. Свет нигде не горел – ни в сельских домиках, ни на фермах, ни в церквушках; даже огромного города, который уже находился поблизости, практически не видно. На дороге отсутствовали какие бы то ни было указатели. Их убрали специально, чтобы сбить с толку немецких парашютистов – ведь они могли появиться в любую минуту. (Только несколько дней назад в ряде центральных графств фермеры обнаружили парашюты, радиопередатчики и карты, но, так как никаких следов около этих находок не было, посчитали, что парашютистов нет и вся эта затея – не более чем попытка нацистов вызвать панику у населения.) Так или иначе, Дэвид хорошо знал дорогу в Лондон.
Они стали подниматься по длинному склону. Маленькая спортивная машина преодолела его легко. Сонными глазами Люси уставилась в темноту. Впереди дорога была крутая, извилистая. Внезапно она услышала шум приближающегося грузовика. Тормоза машины завизжали, когда Дэвид нажал на педали.
– Я думаю, мы едем слишком быстро, – мягко произнесла Люси.
При повороте влево машину подбросило. Дэвид сбавил скорость, опасаясь, что при резком тормозе автомобиль опять загремит. По обеим сторонам дороги в тусклом свете фар мелькала живая изгородь. Поворот вправо оказался таким крутым, что машина аж задрожала. Казалось, этим поворотам не будет конца... Вдруг их бросило в сторону, затем крутануло на 180 градусов, и потерявшая управление машина продолжая разворачиваться и визжа тормозами, понеслась вниз по скользкой дороге.
– Дэвид! – во весь голос закричала Люси. Неожиданно на небе появилась луна... и только тут они увидели грузовик. Он с трудом поднимался на холм им навстречу. Из трубы валил густой дым, который на фоне лунного света казался серебряным. Люси даже заметила лицо водителя, его матерчатую кепку и усы; он изо всех сил жал на тормоза, рот застыл в немом крике... Только сейчас их машина, сделав полный оборот, встала, наконец, по ходу движения. Еще была надежда, что хватит места и удастся разъехаться с грузовиком, только бы Дэвид сумел справиться с управлением. Времени размышлять не оставалось. Он крутанул руль и нажал на газ. Именно в этом заключалась ошибка. Машина столкнулась с грузовиком лоб в лоб.
4
Иностранные государства имеют в Британии свою агентуру. У англичан же есть своя разведка и контрразведка. Сокращенно ее принято называть МИ. В 1940 году МИ структурно входила в Военное министерство. В то время она расправляла свои щупальца, как спрут, – и это естественно – различные ее службы имели свои номера: МИ-9 тайно переправляла людей из нацистских концлагерей в Европе в нейтральные страны; МИ-8 занималась радиоразведкой, перехватом и стоила больше, чем шесть армейских полков; МИ-6 засылала агентов в оккупированные немцами страны, в частности, во Францию.
Профессор Персиваль Годлиман стал работать на английскую контрразведку МИ-5 осенью 1940 года. Он появился в Военном министерстве в Уайтхолле холодным сентябрьским утром, после того как целую ночь тушил пожары в Ист-Энде. Немцы еще не оставили своих надежд на «блицкриг», и пожарным приходилось здорово помогать.
В мирное время в МИ работали, главным образом, профессионалы, но сейчас шла война, опытных кадров не хватало, и, случалось, туда брали любителей. Во всяком случае, Годлиман был приятно удивлен, когда обнаружил, что знает многих сотрудников контрразведки в лицо, а некоторых даже по совместной работе. В первый же день он встретил адвоката, с которым ходил в один клуб, историка-искусствоведа – с ним вместе учился в колледже, архивариуса из его университета и любимого писателя, автора детективов.
В 10 утра его провели в кабинет полковника Терри. Было ясно, что Терри находился в кабинете по крайней мере уже несколько часов – в корзине лежали две пустые пачки из-под сигарет.
Войдя в комнату, Годлиман первым делом сказал:
– Теперь я, наверное, должен прибавлять «сэр», обращаясь к тебе?
– Не забивай себе голову. Перси. Здесь это не принято. Будет вполне достаточно «дядя Эндрю». Садись. – И все же в манерах Терри проглядывала какая-то особенная деловитость и озабоченность – этого не было тогда, за ленчем в «Савое». Годлиман отметил про себя, что его собеседник не улыбается и то и дело поглядывает на кипу еще не просмотренных документов на столе.
Терри посмотрел на часы и сказал:
– Хочу вкратце ввести тебя в курс дела – так сказать, закончить лекцию, которую я начал в «Савое».
Годлиман улыбнулся.
– На этот раз я не тороплюсь.
Полковник зажег еще одну сигарету.
– Черт побери, это же готовый сюжет для радиопостановки «Опять этот человек!», – сказал Годлиман.
– Мейера нашли несколько часов спустя. В течение нескольких недель мы взяли еще одиннадцать немецких агентов, большинство из них едва успели приземлиться на английской земле. Почти все приговорены к смертной казни.
– Почти все? – переспросил Годлиман.
– Да, только парочку, по-моему, передали в отдел Б-1(а). Я еще вернусь к этому. Другие приземлились в Ирландии. Один из них – Эрнст Вебер-Дроль, популярный акробат, у которого в Ирландии было два внебрачных ребенка. Он выступал в концертных залах с программой «Самый сильный человек в мире». Его там арестовали, оштрафовали на 3 фунта, передали нам, и отдел Б-1(а) начал с ним работать. Еще одним был Герман Гец, который по ошибке приземлился не в Республике Эйре, а в Северной Ирландии, в Ольстере. Его ограбили боевики из ИРА. Гец сумел-таки переплыть Бойн и, когда его брали, проглотил таблетку с отравой. При нем нашли фонарик с клеймом «Сделано в Дрездене». Если ловить таких дилетантов не представляет никакого труда, то возникает вопрос, почему мы задействуем для этого лучшие умы. Причин две. Первая – мы не знаем, сколько их еще не поймали. Вторая – как поступаем с теми, кого не вешаем. Я имею в виду случаи, когда в дело вступает отдел Б-1(а). Но, чтобы объяснить тебе это, нужно вернуться назад в 1936 год. Альфред Джордж Оуэне работал инженером-электриком в компании, которая получила несколько правительственных заказов. В тридцатые годы он несколько раз посещал Германию и по своей инициативе передавал Адмиралтейству кое-какую информацию технического характера. Затем разведка ВМС предложила Оуэнса для использования МИ-6, которая начала его готовить в качестве агента. Примерно в то же время он был завербован Абвером – а попался этот тип на том, что немцы перехватили его на контакте с английским разведчиком в Германии, работавшим «под крышей». И вот все это становится известно МИ-6. Выяснилось, что он не считает никого своими хозяевами, просто всю жизнь мечтал стать шпионом, ему такая работа по душе. Англичане дали двойнику кличку «Сноу», а у бошей он проходил как «Джонни». В январе 1939 года Сноу получил от немцев инструкции по пользованию радиопередатчиком, а также квитанцию камеры хранения на вокзале Виктория в Лондоне. Его арестовали на следующий день после начала войны. Оуэнса поместили в Вандсуортскую тюрьму вместе с передатчиком, который он взял в камере хранения по квитанции. Он, естественно, продолжал поддерживать связь с Гамбургом, но теперь все его сообщения писались в отделе Б-1(а) службы безопасности. Абвер вывел его на связь с еще двумя немецкими агентами в Британии, которых мы немедленно схватили. От них удалось получить шифр и другую ценную информацию. За Сноу последовали Чарли, Рейнбоу, Саммер, Бискит... фактически, это была маленькая армия агентов противника. Они регулярно поддерживали контакты с Канарисом, им доверяли – между тем, люди полностью работали под контролем английской контрразведки. Тогда руководство МИ-5 решило, что если дело пойдет так и дальше, то вырисовывается блестящая перспектива – вся немецкая агентурная сеть в Британии будет контролироваться Уайтхоллом.
– Что если правда не вешать вражеских агентов, а перевербовывать их – враг видит, что агенты работают активно и их не нужно менять. Ведь мы можем не поймать тех, что придут на замену. Кроме того, поток информации, которую получает Канарис от агентов, не зная, что они двойники, может соответствующим образом повлиять на принятие политических решений в Берлине.
– Неужели все так просто? – спросил Годлиман.
– Конечно нет. – Терри открыл окно, чтобы проветрить прокуренный кабинет. – Чтобы работать эффективно, цепочку необходимо замкнуть. Если будут действовать достаточное количество необнаруженных агентов, их информация так или иначе не совпадет с нашей, которую мы проталкиваем через двойников. Тогда враг сразу заподозрит подвох и все полетит к черту.
– Звучит захватывающе, – промолвил Годлиман. Он уже докурил свою трубку.
Впервые за это утро Терри улыбнулся.
– Здесь каждый может подтвердить тебе, что данная работа очень тяжелая – долгие часы кропотливого труда, приходится напрягаться, часто терпеть неудачи, разочаровываться, но в одном ты прав – дело действительно захватывающее. – Он посмотрел на часы. – Сейчас я хочу познакомить тебя с одним молодым, но способным парнем – нашим сотрудником. Давай пройдем к нему.
Они вышли из комнаты, поднялись этажом выше, пошли по коридору.
– Его зовут Фредерик Блогс. Мы взяли его из Скотланд-Ярда, он у них инспектор спецслужбы. Если тебе понадобятся «руки и ноги», можешь вполне на него рассчитывать. Конечно, должность у тебя будет выше, но на твоем месте я не стал бы этим кичиться – здесь это не принято. Впрочем, тебе я мог бы этого и не говорить.
Они вошли в маленькую комнату, в которой было довольно пусто – голые стены, никаких ковров. Над столом висело фото хорошенькой девушки, и тут же рядом на вешалке валялись наручники. Контраст был полный.
Терри вошел и сразу начал:
– Познакомьтесь. Это Фредерик Блогс. Персиваль Годлиман. Если ко мне нет вопросов, я вас оставляю. – Полковник вышел.
Человек, сидевший за столом, оказался светловолосым, коренастым, плотным. Галстук у него плохой и ему не идет, но лицо приятное, открытое, улыбающееся. Руку жмет очень твердо.
– Перси, вы знаете, я тут как раз собирался сбегать домой перекусить. Может, составите мне компанию? Многого не обещаю, но жена делает прекрасные сосиски с чипсами. – Он говорил с заметным лондонским акцентом.
Сосиски с чипсами. Годлиман никогда их особенно не любил, но все же согласился. Они вышли к Трафальгарской площади, сели в автобус. По дороге Блогс сообщил:
– Я обожаю сосиски с картофельными чипсами и ем их каждый день.
Ист-Энд все еще дымился после ночной бомбежки. Они миновали группу пожарных и волонтеров, которые разгребали обломки, поливали угасающий огонь из шлангов, очищали улицы. Какой-то старик выносил из полуразрушенного дома радиоприемник, крепко прижав его к груди.
Годлиман заговорил первым:
– Итак, мы с вами будем ловить шпионов!
– Рискнем, Перси, может, нам повезет.
Блогс жил на улице, где все дома были абсолютно одинаковыми. Крошечные палисадники перед домами превращены в огороды. Миссис Блогс оказалась именно той девушкой с фотографии над столом. В этот день она выглядела уставшей.
– Жена у меня мотается на «скорой помощи» и оказывает помощь раненым при налетах, да, дорогая? – сказал Блогс. Было заметно, что он гордится своей женой. Звали ее Кристина.
– Каждое утро, когда я возвращаюсь домой, спрашиваю себя, стоит ли еще наш дом.
– Обратите внимание, она беспокоится о доме, не обо мне.
Годлиман увидел, что на камине лежит коробочка, а в ней медаль. Он подошел и взял ее.
– Как вы это получили?
Ответила Кристина.
– Муж отобрал ружье у негодяя, который пытался обокрасть почту.
– Да, вы подходите друг другу.
– А вы сами-то женаты. Перси? – спросил Блогс.
– Я вдовец.
– Извините.
– Моя жена умерла от туберкулеза в 1930 году. У нас так и не было детей.
– А у нас их еще нет, да и страшно заводить, пока такое происходит в мире.
В разговор вмешалась Кристина:
– Фред, твоего друга это совершенно не интересует. – Она вышла на кухню.
Вскоре сели за квадратный стол обедать. Годлиман был тронут уютом, домашней обстановкой и атмосферой, которую создала у себя дома эта молодая пара. Неожиданно нахлынули воспоминания о годах, прожитых с Элеонорой. Что это? Ведь за десять лет одиночества он уже отвык от любых сантиментов. Не иначе как старые раны, которые, как он считал, давно зарубцевались, начали болеть вновь. Да, война делает невероятное.
Кристина готовит ужасно. Сосиски подгорели, хотя Блогс этого не замечает, ест с аппетитом, макая их в томатный соус, – и Годлиман бодро последовал его примеру.
О таких людях информация поступала из трех источников. Первый – иммиграционные бумаги Министерства внутренних дел. Паспортный контроль давно входил в компетенцию МИ, и существовали – еще со времен Первой мировой войны – списки иностранцев, которые въехали, но так и не выезжали обратно из Британии, а также тех, кто умер на английской земле или принял английское гражданство. Когда была объявлена война Германии, списки направили в специальные следственные комиссии, которые разделили их на три категории. Сначала интернировали только тех, кто подпадал под категорию "А", но к июлю 1940 года, после некоторой паники в правительственных кругах, то же проделали с остальными. Оставалось небольшое количество иммигрантов, которых не смогли найти, и полагали, что некоторые из них – шпионы.
Досье на этих людей Блогс передал Годлиману.
Второй источник – перехват сообщений в эфире. Отдел МИ-8 следил за ночным эфиром. Он записывал все, что могло вызвать хоть малейшее подозрение, и передавал информацию в правительственную службу шифровки и дешифровки. Это учреждение, переехавшее недавно из центра Лондона, с Беркли-стрит, в пригород, в Блетчли-парк, было необычной службой – там работали люди самые разные – чемпионы по шахматам, музыканты, математики, мастера разгадывать кроссворды и т.п. Видимо, верно, что любой шифр, который можно придумать, можно также и раскрыть. Радиосигналы тщательно изучали, и, если к ним не была причастна ни одна из английских спецслужб, считали, что это донесения немецких агентов в Британии.
Дешифрованные сообщения также были в досье.
И наконец, третий источник – агенты-двойники, но их ценность все-таки во многом относительна. Шифровки, которые они получали от Абвера, предупреждали о прибытии новых агентов. Удалось, правда, взять одного резидента – миссис Матильду Крафт оф Борнемот, которая переводила Сноу деньги по почте. Впоследствии ее поместили в Холоуэйскую тюрьму. Однако двойники не могли помочь распознать тихих, глубоко законспирированных профессионалов – главную ударную силу Канариса. Никто не сомневался, что такие люди есть и они действуют. Свидетельства тоже имелись – например, кто-то же привез Сноу передатчик из Германии, сдал его в камеру хранения на вокзале. Очевидно, профессионалы были «птицами высокого полета», для двойников практически недосягаемы – но на то они и профессионалы.
Впрочем, информация, полученная от агентов-двойников, в досье имелась.
Другие источники были в стадии разработки: эксперты ломали головы над тем, как расширить возможности пеленга; МИ-6 пыталась восстановить свою агентурную сеть в оккупированных немцами европейских государствах.
Блогс передал Годлиману всю имеющуюся на этот счет информацию – правда, пока ее было немного.
– Иногда это приводит в бешенство, – сказал Блогс Годлиману. – Вот, посмотрите.
Он взял из досье длинную дешифрованную телеграмму о планах англичан отправить экспедиционный корпус в Финляндию.
– Шифровку перехватили в начале года. Превосходная информация. МИ-8 пыталась установить, откуда он передает, но тут морзянка затихла без какой-либо очевидной причины – возможно, его прервали. Через несколько минут он продолжил, однако «ушел» из эфира до того, как «слухачи» смогли определить его местоположение.
– Посмотрите-ка, а здесь что? – заинтересовался Годлиман. – Написано «Привет Вилли».
– Это важно, – ответил Блогс. Он оживился. – Вот обрывок другого сообщения, совсем свежего. Здесь тоже есть такие слова – «Привет Вилли». А вот и ответ Центра. Центр называет его «Игла».
– Точнее, «Игольное ушко».
– Это профессионал. Взгляните на содержание: предельно лаконичен, ни одного липшего слова, а в то же время информация полная, детализированная и главное – достоверная.
Годлиман взял фрагмент второго сообщения.
– На этот раз он сообщает о результатах бомбежек.
– Очевидно, облазил весь Ист-Энд. Без сомнения, профессионал.
– Что еще мы знаем о нем?
Оживление на лице Блогса сразу погасло.
– Боюсь, это все, профессор.
– Итак, давайте еще раз. Игольное Ушко заканчивает все сообщения фразой «Привет Вилли», передает очень хорошую информацию – и все?
– К сожалению, да.
Годлиман присел на край стола, уставился из окна на улицу. На стене дома напротив под оконным выступом он заметил гнездо ласточек.
– С такими, прямо скажем, ничтожными оперативными данными, какой шанс у нас поймать его? Блогс пожал плечами.
– С такими – никакого.
Профессор Персиваль Годлиман стал работать на английскую контрразведку МИ-5 осенью 1940 года. Он появился в Военном министерстве в Уайтхолле холодным сентябрьским утром, после того как целую ночь тушил пожары в Ист-Энде. Немцы еще не оставили своих надежд на «блицкриг», и пожарным приходилось здорово помогать.
В мирное время в МИ работали, главным образом, профессионалы, но сейчас шла война, опытных кадров не хватало, и, случалось, туда брали любителей. Во всяком случае, Годлиман был приятно удивлен, когда обнаружил, что знает многих сотрудников контрразведки в лицо, а некоторых даже по совместной работе. В первый же день он встретил адвоката, с которым ходил в один клуб, историка-искусствоведа – с ним вместе учился в колледже, архивариуса из его университета и любимого писателя, автора детективов.
В 10 утра его провели в кабинет полковника Терри. Было ясно, что Терри находился в кабинете по крайней мере уже несколько часов – в корзине лежали две пустые пачки из-под сигарет.
Войдя в комнату, Годлиман первым делом сказал:
– Теперь я, наверное, должен прибавлять «сэр», обращаясь к тебе?
– Не забивай себе голову. Перси. Здесь это не принято. Будет вполне достаточно «дядя Эндрю». Садись. – И все же в манерах Терри проглядывала какая-то особенная деловитость и озабоченность – этого не было тогда, за ленчем в «Савое». Годлиман отметил про себя, что его собеседник не улыбается и то и дело поглядывает на кипу еще не просмотренных документов на столе.
Терри посмотрел на часы и сказал:
– Хочу вкратце ввести тебя в курс дела – так сказать, закончить лекцию, которую я начал в «Савое».
Годлиман улыбнулся.
– На этот раз я не тороплюсь.
Полковник зажег еще одну сигарету.
* * *
– Шпионы Канариса здесь, в Британии, – никчемные люди. – Терри произнес это так, будто их беседа была прервана не три месяца, а пять минут назад. – Типичный пример – Дороти О'Трейди. Мы взяли ее в тот момент, когда она обрезала телефонные провода закрытой связи на острове Уайт. Дороти писала письма в Португалию, используя спецчернила, которые можно свободно купить в любом магазине, где продаются разные штучки-дрючки для розыгрышей. Большой наплыв немецких шпионов в Британию начался в сентябре. Им ставилась задача провести разведку перед вторжением – определить наиболее удобные для высадки морского десанта участки побережья, дороги, по которым лучше продвигаться в глубь страны, обнаружить танковые ловушки, заграждения на дорогах и колючую проволоку. Похоже, их неважно отбирали, еще хуже готовили и уж совсем плохо экипировали. В этом плане характерен пример четверки, которая была заброшена в Британию в ночь со 2-го на 3-ье сентября: Мейер, Кибум, Понс и Вальдберг. Кибум и Понс приземлились около Хита и были арестованы рядовым Толлервеем из Сомерсетского полка легкой пехоты; патруль наткнулся на них в песчаных дюнах, когда они спешно пытались избавиться от парашютов. Вальдбергу же удалось передать сообщение в Гамбург: «Приземлились успешно. Следы уничтожили. Военный патруль в 200 метрах от берега. Берег в сетевом ограждении. В 50 метрах железнодорожные вагоны. Мин нет. Солдат мало. Недостроенный блокгауз. Новая дорога. Вальдберг». Совершенно ясно – он не знал, где находится. У агента нет даже своей клички. Это краткое сообщение – все, на что он оказался способен. Кроме того, готовили их из рук вон плохо – агент не знал наших порядков. Вальдберг вошел в пивной бар в поразительно странное время – в 9 часов утра – и попросил сидра. – Годлиман при этом засмеялся, а Терри сказал: – Подожди, дальше еще смешнее. Хозяин бара порекомендовал Вальдбергу зайти в 10, а пока он мог бы осмотреть деревянную церквушку неподалеку. Как ни парадоксально, Вальдберг подошел к бару ровно в 10 и был тут же, на месте, арестован двумя полицейскими, которые его ждали.– Черт побери, это же готовый сюжет для радиопостановки «Опять этот человек!», – сказал Годлиман.
– Мейера нашли несколько часов спустя. В течение нескольких недель мы взяли еще одиннадцать немецких агентов, большинство из них едва успели приземлиться на английской земле. Почти все приговорены к смертной казни.
– Почти все? – переспросил Годлиман.
– Да, только парочку, по-моему, передали в отдел Б-1(а). Я еще вернусь к этому. Другие приземлились в Ирландии. Один из них – Эрнст Вебер-Дроль, популярный акробат, у которого в Ирландии было два внебрачных ребенка. Он выступал в концертных залах с программой «Самый сильный человек в мире». Его там арестовали, оштрафовали на 3 фунта, передали нам, и отдел Б-1(а) начал с ним работать. Еще одним был Герман Гец, который по ошибке приземлился не в Республике Эйре, а в Северной Ирландии, в Ольстере. Его ограбили боевики из ИРА. Гец сумел-таки переплыть Бойн и, когда его брали, проглотил таблетку с отравой. При нем нашли фонарик с клеймом «Сделано в Дрездене». Если ловить таких дилетантов не представляет никакого труда, то возникает вопрос, почему мы задействуем для этого лучшие умы. Причин две. Первая – мы не знаем, сколько их еще не поймали. Вторая – как поступаем с теми, кого не вешаем. Я имею в виду случаи, когда в дело вступает отдел Б-1(а). Но, чтобы объяснить тебе это, нужно вернуться назад в 1936 год. Альфред Джордж Оуэне работал инженером-электриком в компании, которая получила несколько правительственных заказов. В тридцатые годы он несколько раз посещал Германию и по своей инициативе передавал Адмиралтейству кое-какую информацию технического характера. Затем разведка ВМС предложила Оуэнса для использования МИ-6, которая начала его готовить в качестве агента. Примерно в то же время он был завербован Абвером – а попался этот тип на том, что немцы перехватили его на контакте с английским разведчиком в Германии, работавшим «под крышей». И вот все это становится известно МИ-6. Выяснилось, что он не считает никого своими хозяевами, просто всю жизнь мечтал стать шпионом, ему такая работа по душе. Англичане дали двойнику кличку «Сноу», а у бошей он проходил как «Джонни». В январе 1939 года Сноу получил от немцев инструкции по пользованию радиопередатчиком, а также квитанцию камеры хранения на вокзале Виктория в Лондоне. Его арестовали на следующий день после начала войны. Оуэнса поместили в Вандсуортскую тюрьму вместе с передатчиком, который он взял в камере хранения по квитанции. Он, естественно, продолжал поддерживать связь с Гамбургом, но теперь все его сообщения писались в отделе Б-1(а) службы безопасности. Абвер вывел его на связь с еще двумя немецкими агентами в Британии, которых мы немедленно схватили. От них удалось получить шифр и другую ценную информацию. За Сноу последовали Чарли, Рейнбоу, Саммер, Бискит... фактически, это была маленькая армия агентов противника. Они регулярно поддерживали контакты с Канарисом, им доверяли – между тем, люди полностью работали под контролем английской контрразведки. Тогда руководство МИ-5 решило, что если дело пойдет так и дальше, то вырисовывается блестящая перспектива – вся немецкая агентурная сеть в Британии будет контролироваться Уайтхоллом.
– Что если правда не вешать вражеских агентов, а перевербовывать их – враг видит, что агенты работают активно и их не нужно менять. Ведь мы можем не поймать тех, что придут на замену. Кроме того, поток информации, которую получает Канарис от агентов, не зная, что они двойники, может соответствующим образом повлиять на принятие политических решений в Берлине.
– Неужели все так просто? – спросил Годлиман.
– Конечно нет. – Терри открыл окно, чтобы проветрить прокуренный кабинет. – Чтобы работать эффективно, цепочку необходимо замкнуть. Если будут действовать достаточное количество необнаруженных агентов, их информация так или иначе не совпадет с нашей, которую мы проталкиваем через двойников. Тогда враг сразу заподозрит подвох и все полетит к черту.
– Звучит захватывающе, – промолвил Годлиман. Он уже докурил свою трубку.
Впервые за это утро Терри улыбнулся.
– Здесь каждый может подтвердить тебе, что данная работа очень тяжелая – долгие часы кропотливого труда, приходится напрягаться, часто терпеть неудачи, разочаровываться, но в одном ты прав – дело действительно захватывающее. – Он посмотрел на часы. – Сейчас я хочу познакомить тебя с одним молодым, но способным парнем – нашим сотрудником. Давай пройдем к нему.
Они вышли из комнаты, поднялись этажом выше, пошли по коридору.
– Его зовут Фредерик Блогс. Мы взяли его из Скотланд-Ярда, он у них инспектор спецслужбы. Если тебе понадобятся «руки и ноги», можешь вполне на него рассчитывать. Конечно, должность у тебя будет выше, но на твоем месте я не стал бы этим кичиться – здесь это не принято. Впрочем, тебе я мог бы этого и не говорить.
Они вошли в маленькую комнату, в которой было довольно пусто – голые стены, никаких ковров. Над столом висело фото хорошенькой девушки, и тут же рядом на вешалке валялись наручники. Контраст был полный.
Терри вошел и сразу начал:
– Познакомьтесь. Это Фредерик Блогс. Персиваль Годлиман. Если ко мне нет вопросов, я вас оставляю. – Полковник вышел.
Человек, сидевший за столом, оказался светловолосым, коренастым, плотным. Галстук у него плохой и ему не идет, но лицо приятное, открытое, улыбающееся. Руку жмет очень твердо.
– Перси, вы знаете, я тут как раз собирался сбегать домой перекусить. Может, составите мне компанию? Многого не обещаю, но жена делает прекрасные сосиски с чипсами. – Он говорил с заметным лондонским акцентом.
Сосиски с чипсами. Годлиман никогда их особенно не любил, но все же согласился. Они вышли к Трафальгарской площади, сели в автобус. По дороге Блогс сообщил:
– Я обожаю сосиски с картофельными чипсами и ем их каждый день.
Ист-Энд все еще дымился после ночной бомбежки. Они миновали группу пожарных и волонтеров, которые разгребали обломки, поливали угасающий огонь из шлангов, очищали улицы. Какой-то старик выносил из полуразрушенного дома радиоприемник, крепко прижав его к груди.
Годлиман заговорил первым:
– Итак, мы с вами будем ловить шпионов!
– Рискнем, Перси, может, нам повезет.
Блогс жил на улице, где все дома были абсолютно одинаковыми. Крошечные палисадники перед домами превращены в огороды. Миссис Блогс оказалась именно той девушкой с фотографии над столом. В этот день она выглядела уставшей.
– Жена у меня мотается на «скорой помощи» и оказывает помощь раненым при налетах, да, дорогая? – сказал Блогс. Было заметно, что он гордится своей женой. Звали ее Кристина.
– Каждое утро, когда я возвращаюсь домой, спрашиваю себя, стоит ли еще наш дом.
– Обратите внимание, она беспокоится о доме, не обо мне.
Годлиман увидел, что на камине лежит коробочка, а в ней медаль. Он подошел и взял ее.
– Как вы это получили?
Ответила Кристина.
– Муж отобрал ружье у негодяя, который пытался обокрасть почту.
– Да, вы подходите друг другу.
– А вы сами-то женаты. Перси? – спросил Блогс.
– Я вдовец.
– Извините.
– Моя жена умерла от туберкулеза в 1930 году. У нас так и не было детей.
– А у нас их еще нет, да и страшно заводить, пока такое происходит в мире.
В разговор вмешалась Кристина:
– Фред, твоего друга это совершенно не интересует. – Она вышла на кухню.
Вскоре сели за квадратный стол обедать. Годлиман был тронут уютом, домашней обстановкой и атмосферой, которую создала у себя дома эта молодая пара. Неожиданно нахлынули воспоминания о годах, прожитых с Элеонорой. Что это? Ведь за десять лет одиночества он уже отвык от любых сантиментов. Не иначе как старые раны, которые, как он считал, давно зарубцевались, начали болеть вновь. Да, война делает невероятное.
Кристина готовит ужасно. Сосиски подгорели, хотя Блогс этого не замечает, ест с аппетитом, макая их в томатный соус, – и Годлиман бодро последовал его примеру.
* * *
Когда они вернулись в Уайтхолл, Блогс показал Годлиману материалы, которые имелись на еще неопознанных немецких агентов, орудовавших в Британии.О таких людях информация поступала из трех источников. Первый – иммиграционные бумаги Министерства внутренних дел. Паспортный контроль давно входил в компетенцию МИ, и существовали – еще со времен Первой мировой войны – списки иностранцев, которые въехали, но так и не выезжали обратно из Британии, а также тех, кто умер на английской земле или принял английское гражданство. Когда была объявлена война Германии, списки направили в специальные следственные комиссии, которые разделили их на три категории. Сначала интернировали только тех, кто подпадал под категорию "А", но к июлю 1940 года, после некоторой паники в правительственных кругах, то же проделали с остальными. Оставалось небольшое количество иммигрантов, которых не смогли найти, и полагали, что некоторые из них – шпионы.
Досье на этих людей Блогс передал Годлиману.
Второй источник – перехват сообщений в эфире. Отдел МИ-8 следил за ночным эфиром. Он записывал все, что могло вызвать хоть малейшее подозрение, и передавал информацию в правительственную службу шифровки и дешифровки. Это учреждение, переехавшее недавно из центра Лондона, с Беркли-стрит, в пригород, в Блетчли-парк, было необычной службой – там работали люди самые разные – чемпионы по шахматам, музыканты, математики, мастера разгадывать кроссворды и т.п. Видимо, верно, что любой шифр, который можно придумать, можно также и раскрыть. Радиосигналы тщательно изучали, и, если к ним не была причастна ни одна из английских спецслужб, считали, что это донесения немецких агентов в Британии.
Дешифрованные сообщения также были в досье.
И наконец, третий источник – агенты-двойники, но их ценность все-таки во многом относительна. Шифровки, которые они получали от Абвера, предупреждали о прибытии новых агентов. Удалось, правда, взять одного резидента – миссис Матильду Крафт оф Борнемот, которая переводила Сноу деньги по почте. Впоследствии ее поместили в Холоуэйскую тюрьму. Однако двойники не могли помочь распознать тихих, глубоко законспирированных профессионалов – главную ударную силу Канариса. Никто не сомневался, что такие люди есть и они действуют. Свидетельства тоже имелись – например, кто-то же привез Сноу передатчик из Германии, сдал его в камеру хранения на вокзале. Очевидно, профессионалы были «птицами высокого полета», для двойников практически недосягаемы – но на то они и профессионалы.
Впрочем, информация, полученная от агентов-двойников, в досье имелась.
Другие источники были в стадии разработки: эксперты ломали головы над тем, как расширить возможности пеленга; МИ-6 пыталась восстановить свою агентурную сеть в оккупированных немцами европейских государствах.
Блогс передал Годлиману всю имеющуюся на этот счет информацию – правда, пока ее было немного.
– Иногда это приводит в бешенство, – сказал Блогс Годлиману. – Вот, посмотрите.
Он взял из досье длинную дешифрованную телеграмму о планах англичан отправить экспедиционный корпус в Финляндию.
– Шифровку перехватили в начале года. Превосходная информация. МИ-8 пыталась установить, откуда он передает, но тут морзянка затихла без какой-либо очевидной причины – возможно, его прервали. Через несколько минут он продолжил, однако «ушел» из эфира до того, как «слухачи» смогли определить его местоположение.
– Посмотрите-ка, а здесь что? – заинтересовался Годлиман. – Написано «Привет Вилли».
– Это важно, – ответил Блогс. Он оживился. – Вот обрывок другого сообщения, совсем свежего. Здесь тоже есть такие слова – «Привет Вилли». А вот и ответ Центра. Центр называет его «Игла».
– Точнее, «Игольное ушко».
– Это профессионал. Взгляните на содержание: предельно лаконичен, ни одного липшего слова, а в то же время информация полная, детализированная и главное – достоверная.
Годлиман взял фрагмент второго сообщения.
– На этот раз он сообщает о результатах бомбежек.
– Очевидно, облазил весь Ист-Энд. Без сомнения, профессионал.
– Что еще мы знаем о нем?
Оживление на лице Блогса сразу погасло.
– Боюсь, это все, профессор.
– Итак, давайте еще раз. Игольное Ушко заканчивает все сообщения фразой «Привет Вилли», передает очень хорошую информацию – и все?
– К сожалению, да.
Годлиман присел на край стола, уставился из окна на улицу. На стене дома напротив под оконным выступом он заметил гнездо ласточек.
– С такими, прямо скажем, ничтожными оперативными данными, какой шанс у нас поймать его? Блогс пожал плечами.
– С такими – никакого.
5
Именно для подобных уголков природы существует в английском языке слово «bleak», что значит холодный, мрачный, открытый всем ветрам.
Этот угрюмый скалистый остров, своими очертаниями напоминающий букву "J", находится в Северном море. Он расположен параллельно экватору, но далеко-далеко на севере от него; «кривая ручка» направлена на Абердин, а «ломаный зубчатый обрубок» словно грозит далекой Дании. Длина его десять миль.
По периметру острова большей частью мрачно возвышаются скалистые утесы, песчаного берега нет. Недовольные этим волны в бешеной ярости бьются о скалы – впрочем, самому острову вот уже 10 тысяч лет на это наплевать – пусть волны бесятся.
Непосредственно в заливе, или, как его принято называть, «чашке», которую образует остров благодаря своей причудливой форме, море спокойнее – там волны встречают любезнее. Морские приливы нанесли в «чашку» так много песка и водорослей, прибитого к берегу леса, ракушек и раковин, что между скалами и морем образовалась твердая полоса в виде полумесяца, она и служит острову берегом.
Каждое лето растения с вершины утеса роняют семена вниз, словно богач подает милостыню нищему. Если зимой достаточно холодно и рано приходит весна, несколько зерен дают слабые всходы, но эта поросль дальше не растет и, уж конечно, не дает семян, поэтому любые растения, которые можно увидеть внизу, на полосе, – это, по сути, подаяние.
Дальше в глубине острова, на земле, укрытой от моря скалами, растения развиваются нормально и хорошо размножаются. Правда, главным образом, это лишь грубая жесткая трава, которой хватит на корм лишь нескольким костлявым овцам. Там есть также колючие кусты – в них прячутся кролики, а на восточной, подветренной стороне холма – ряд одиноких гордых хвойных исполинов.
Наверху много вереска. Через каждые несколько лет человек – а остров, несомненно, обитаем – поджигает его; тогда вырастает трава и овцы могут пастись, но проходит год-другой, и вереск неизвестно откуда появляется снова, он не дает пастись овцам, пока человек его опять не подожжет.
Кролики на острове развелись сами, овец сюда завезли, человек нужен, чтобы присматривать за овцами, и только птицы ни от кого и ни от чего не зависят – они на острове потому, что им здесь нравится. Их сотни тысяч: длинноногие скалистые коньки смешно пищат «пип-пип-пип», когда парят в воздухе, и, наоборот, «пе-пе-пе», когда пикируют вниз, как самолет. Встречаются коростели, правда, их редко можно увидеть, но они точно где-то здесь, ибо ночью невозможно спать из-за их скрипучего крика. Есть вороны, моевки, чайки и даже пара золотистых орлов – в них приходится стрелять, ибо, что бы там ни говорили вездесущие натуралисты орлы питаются не только падалью, но и охотно нападают на ягнят.
Наиболее частый гость на острове – ветер. Обычно он приходит с северо-востока, оттуда, где много фьордов, ледников и айсбергов. Ветер приносит с собой неожиданные «подарки»: снег, дождь, холод, скользкий туман. Бывает, и ничего не приносит – просто воет и стонет, поднимает адский шум, рвет кусты, клонит деревья; море кипит, пенится и обрушивает волны на скалы. Ветер слишком часто посещает остров, и в этом его ошибка. Если бы он появлялся реже, то мог бы захватить его врасплох и разметать все на своем пути, а так остров привык к нему, привык жить рядом. Растения на острове пустили длинные корни, кролики спрятались далеко в заросли, стволы деревьев толсты и крепки, птицы гнездятся глубоко в скалах, а человек построил прочный, низкий, вросший в грунт дом. Дом сложен из серого камня и серого сланца, под цвет моря. В нем маленькие окна, глухие двери, труба. Он стоит на вершине холма в восточной части острова. Дом – по сути, купол холма, но стоит там не потому, что хочет спорить с ветром, а из чисто практических соображений – человек должен видеть пасущихся овец.
Этот угрюмый скалистый остров, своими очертаниями напоминающий букву "J", находится в Северном море. Он расположен параллельно экватору, но далеко-далеко на севере от него; «кривая ручка» направлена на Абердин, а «ломаный зубчатый обрубок» словно грозит далекой Дании. Длина его десять миль.
По периметру острова большей частью мрачно возвышаются скалистые утесы, песчаного берега нет. Недовольные этим волны в бешеной ярости бьются о скалы – впрочем, самому острову вот уже 10 тысяч лет на это наплевать – пусть волны бесятся.
Непосредственно в заливе, или, как его принято называть, «чашке», которую образует остров благодаря своей причудливой форме, море спокойнее – там волны встречают любезнее. Морские приливы нанесли в «чашку» так много песка и водорослей, прибитого к берегу леса, ракушек и раковин, что между скалами и морем образовалась твердая полоса в виде полумесяца, она и служит острову берегом.
Каждое лето растения с вершины утеса роняют семена вниз, словно богач подает милостыню нищему. Если зимой достаточно холодно и рано приходит весна, несколько зерен дают слабые всходы, но эта поросль дальше не растет и, уж конечно, не дает семян, поэтому любые растения, которые можно увидеть внизу, на полосе, – это, по сути, подаяние.
Дальше в глубине острова, на земле, укрытой от моря скалами, растения развиваются нормально и хорошо размножаются. Правда, главным образом, это лишь грубая жесткая трава, которой хватит на корм лишь нескольким костлявым овцам. Там есть также колючие кусты – в них прячутся кролики, а на восточной, подветренной стороне холма – ряд одиноких гордых хвойных исполинов.
Наверху много вереска. Через каждые несколько лет человек – а остров, несомненно, обитаем – поджигает его; тогда вырастает трава и овцы могут пастись, но проходит год-другой, и вереск неизвестно откуда появляется снова, он не дает пастись овцам, пока человек его опять не подожжет.
Кролики на острове развелись сами, овец сюда завезли, человек нужен, чтобы присматривать за овцами, и только птицы ни от кого и ни от чего не зависят – они на острове потому, что им здесь нравится. Их сотни тысяч: длинноногие скалистые коньки смешно пищат «пип-пип-пип», когда парят в воздухе, и, наоборот, «пе-пе-пе», когда пикируют вниз, как самолет. Встречаются коростели, правда, их редко можно увидеть, но они точно где-то здесь, ибо ночью невозможно спать из-за их скрипучего крика. Есть вороны, моевки, чайки и даже пара золотистых орлов – в них приходится стрелять, ибо, что бы там ни говорили вездесущие натуралисты орлы питаются не только падалью, но и охотно нападают на ягнят.
Наиболее частый гость на острове – ветер. Обычно он приходит с северо-востока, оттуда, где много фьордов, ледников и айсбергов. Ветер приносит с собой неожиданные «подарки»: снег, дождь, холод, скользкий туман. Бывает, и ничего не приносит – просто воет и стонет, поднимает адский шум, рвет кусты, клонит деревья; море кипит, пенится и обрушивает волны на скалы. Ветер слишком часто посещает остров, и в этом его ошибка. Если бы он появлялся реже, то мог бы захватить его врасплох и разметать все на своем пути, а так остров привык к нему, привык жить рядом. Растения на острове пустили длинные корни, кролики спрятались далеко в заросли, стволы деревьев толсты и крепки, птицы гнездятся глубоко в скалах, а человек построил прочный, низкий, вросший в грунт дом. Дом сложен из серого камня и серого сланца, под цвет моря. В нем маленькие окна, глухие двери, труба. Он стоит на вершине холма в восточной части острова. Дом – по сути, купол холма, но стоит там не потому, что хочет спорить с ветром, а из чисто практических соображений – человек должен видеть пасущихся овец.