Страница:
Марина заметила, что Кит Китыч начал волноваться, и это волнение передалось и ей: «А что, если это все правда? И моя такая удобная, такая сладкая, комфортная жизнь вдруг в одночасье рухнет. Все, что я в течение долгих лет так кропотливо и заботливо создавала, испарится? И вместо этого – кровавый кошмар?»
– Бросьте все. Берите с собой только деньги, драгоценности, все документы, какие у вас только есть, ну, одежды побольше. Продукты не нужны. У меня все заготовлено для пяти человек на десять лет. Есть целый арсенал оружия. Дизель-генератор. Запас топлива. А теперь нас осталось четверо.
– То есть? – удивилась Марина.
– Николая я уже уволил по твоей милости. – Вахрушин пристально посмотрел на нее.
«Так он все знал». Марине стало не по себе.
– Заранее предупреждаю, что отсидеться в вашем рублевском дворце не удастся. Туда бросятся наводить социальную справедливость в первую очередь.
А наш поселок достаточно скромный, чуть-чуть покруче обычного садоводческого товарищества. Конечно, организованной осады мы не выдержим, но здесь, я думаю, такого не будет. А от мародеров, бомжей и случайных хулиганов мы отобьемся.
– Китыч, а может, все обойдется? Ну, произойдет какая-нибудь серо-буро-малиновая революция, к власти придет оппозиция, и все утрясется.
– Нет, не утрясется. Наша оппозиция отличается от действующей власти только одним – тем, что их к рулю не допустили. А в остальном – это близнецы-братья, сделанные из одного партийно-комсомольско-гэбэшного теста. И самое печальное, что наш народ это понимает. Больше обмануть его никому не удастся. Да и сама посуди, положение в стране – дальше ехать некуда. Города, кроме Москвы и Ленинграда, уже две зимы не топятся, электричество то и дело отключают, мяса и птицы в магазинах не купить, все остальное страшно дорого, безработица колоссальная, в армии бардак, милиция фактически перешла на самообеспечение и никому не подчиняется. Люди из городов бегут в деревни, переезжают на свои дачные участки. А тут еще вдобавок то тут, то там вспыхивает чертов куриный грипп. Слава богу, еще нигде дело до эпидемии не дошло, ограничивается отдельными случаями.
Марина наморщила лоб и, скорчив гримасу недовольства, посмотрела Вахрушину в глаза.
– Я не понимаю, ты что, предлагаешь просидеть здесь взаперти десять лет, поедая консервы и грызя сухари?
– Думаю, столько ждать не придется. Трех-пяти лет будет достаточно. Свято место пусто не бывает. На опустевшие бескрайние просторы России придут с одной стороны китайцы, а с другой – европейцы. Где пройдет между ними граница, покажет время. Наконец-то извечный вопрос так называемой русской интеллигенции «Россия – это Европа или Азия?» разрешится самым естественным образом. – Вахрушин рассмеялся, довольный придуманной шуткой. – Конечно, лучше иметь дело с европейцами. Но я тебя уверяю, кто бы ни пришел, им потребуются такие люди, как я и твой муж, люди, которые знают эту страну и могут помочь новым хозяевам в общении с остатками туземного населения. Пойми, Марина, это наш единственный шанс.
Красный спортивный «Мерседес» Марины остановился перед воротами на выезде из поселка. Охранник в черной униформе выбежал из будки и принялся распахивать ворота. «А ничего мальчик, белобрысенький, наверное, недавно из армии демобилизовался», – промелькнуло у Марины. Охранник стоял навытяжку, придерживая створку ворот:
– До свидания, Марина Викторовна. Счастливого пути!
«Мерседес» медленно тронулся. Марина протянула в окно свою визитную карточку:
– Позвони мне завтра, солдатик.
Пустынное шоссе упруго стелилось под колеса автомобиля. На темнеющий небосвод выползла блеклая луна, серебристыми булавками засверкали первые звездочки. Высокие темные ели, стоящие вдоль дороги, безучастно провожали женщину, несущуюся мимо них в автомобиле с открытым верхом.
Марина сосредоточенно смотрела вперед сквозь лобовое стекло, придерживая руль одной рукой. Она напряженно думала.
Глава 2
– Бросьте все. Берите с собой только деньги, драгоценности, все документы, какие у вас только есть, ну, одежды побольше. Продукты не нужны. У меня все заготовлено для пяти человек на десять лет. Есть целый арсенал оружия. Дизель-генератор. Запас топлива. А теперь нас осталось четверо.
– То есть? – удивилась Марина.
– Николая я уже уволил по твоей милости. – Вахрушин пристально посмотрел на нее.
«Так он все знал». Марине стало не по себе.
– Заранее предупреждаю, что отсидеться в вашем рублевском дворце не удастся. Туда бросятся наводить социальную справедливость в первую очередь.
А наш поселок достаточно скромный, чуть-чуть покруче обычного садоводческого товарищества. Конечно, организованной осады мы не выдержим, но здесь, я думаю, такого не будет. А от мародеров, бомжей и случайных хулиганов мы отобьемся.
– Китыч, а может, все обойдется? Ну, произойдет какая-нибудь серо-буро-малиновая революция, к власти придет оппозиция, и все утрясется.
– Нет, не утрясется. Наша оппозиция отличается от действующей власти только одним – тем, что их к рулю не допустили. А в остальном – это близнецы-братья, сделанные из одного партийно-комсомольско-гэбэшного теста. И самое печальное, что наш народ это понимает. Больше обмануть его никому не удастся. Да и сама посуди, положение в стране – дальше ехать некуда. Города, кроме Москвы и Ленинграда, уже две зимы не топятся, электричество то и дело отключают, мяса и птицы в магазинах не купить, все остальное страшно дорого, безработица колоссальная, в армии бардак, милиция фактически перешла на самообеспечение и никому не подчиняется. Люди из городов бегут в деревни, переезжают на свои дачные участки. А тут еще вдобавок то тут, то там вспыхивает чертов куриный грипп. Слава богу, еще нигде дело до эпидемии не дошло, ограничивается отдельными случаями.
Марина наморщила лоб и, скорчив гримасу недовольства, посмотрела Вахрушину в глаза.
– Я не понимаю, ты что, предлагаешь просидеть здесь взаперти десять лет, поедая консервы и грызя сухари?
– Думаю, столько ждать не придется. Трех-пяти лет будет достаточно. Свято место пусто не бывает. На опустевшие бескрайние просторы России придут с одной стороны китайцы, а с другой – европейцы. Где пройдет между ними граница, покажет время. Наконец-то извечный вопрос так называемой русской интеллигенции «Россия – это Европа или Азия?» разрешится самым естественным образом. – Вахрушин рассмеялся, довольный придуманной шуткой. – Конечно, лучше иметь дело с европейцами. Но я тебя уверяю, кто бы ни пришел, им потребуются такие люди, как я и твой муж, люди, которые знают эту страну и могут помочь новым хозяевам в общении с остатками туземного населения. Пойми, Марина, это наш единственный шанс.
Красный спортивный «Мерседес» Марины остановился перед воротами на выезде из поселка. Охранник в черной униформе выбежал из будки и принялся распахивать ворота. «А ничего мальчик, белобрысенький, наверное, недавно из армии демобилизовался», – промелькнуло у Марины. Охранник стоял навытяжку, придерживая створку ворот:
– До свидания, Марина Викторовна. Счастливого пути!
«Мерседес» медленно тронулся. Марина протянула в окно свою визитную карточку:
– Позвони мне завтра, солдатик.
Пустынное шоссе упруго стелилось под колеса автомобиля. На темнеющий небосвод выползла блеклая луна, серебристыми булавками засверкали первые звездочки. Высокие темные ели, стоящие вдоль дороги, безучастно провожали женщину, несущуюся мимо них в автомобиле с открытым верхом.
Марина сосредоточенно смотрела вперед сквозь лобовое стекло, придерживая руль одной рукой. Она напряженно думала.
Глава 2
Низкое серое небо придавило город. Мелкая морось повисла в воздухе. Время от времени дул порывами холодный северный ветер, и если бы не ярко-зеленая, изумрудная молодая листва на деревьях, можно было бы подумать, что на дворе то ли ранняя весна, то ли поздняя осень, но никак уж не начало июня.
Колосовская мастерская работала в напряженном ритме. Оба подъемника были заняты. Там возились Ринат и Николай Николаич. Во дворе, перед зданием мастерской, Семен Маркович и Пашка ковырялись в двигателе пожилой «девятки», а Колосов-младший, ныряя с тестером то под капот, то в салон синего «Гольфа», выискивал обрыв в электрической цепи. Растерянная хозяйка стояла рядом с машиной, наблюдая за тем, как работает Михаил. Колосов-старший сидел в конторке (она же – магазин запчастей) и наблюдал через широкое, приоткрытое окно за происходящим. Ребята справлялись сами, и помощь его никому пока не потребовалась. До него доносился разговор, который вели между собой Пашка и Семен Маркович.
– Нет, Семен Маркович, мы не против евреев вообще, особенно таких, как вы. Таких евреев мы уважаем. Вы ведь не гнушаетесь собственными руками работать. Вон у вас руки какие. Все в мозолях. Рабочие руки. Мы только против сионистов, которые русский народ угнетают. Короче, евреи едут в Израиль, черные там всякие – на Кавказ, ну и там в Среднюю Азию, а Россия – для русских.
Пашка появился в мастерской год назад. Окончив школу в Твери, перебрался в Москву и жил у тетки нелегально, без всяких регистраций. Не регистрировался специально, чтобы откосить от армии. Исходил и объездил пол-Москвы в поисках работы, но если где-то и брали, то норовили денег не заплатить, особенно на стройках. К Колосову он забрел случайно и, обнаружив автосервис, принялся проситься на работу. Виктор Петрович хотел было отказать ему (какой прок от мальчишки-неуча), но Семен Маркович упросил его оставить, пообещав: «Я из него толкового моториста сделаю, вот увидишь». Так они с тех пор и работали вместе, и действительно, по прошествии нескольких месяцев Пашке можно было уже доверить самостоятельную работу, по крайней мере на отечественных машинах.
– Ты, Павел, рассуждаешь, как самый настоящий сионист, – заметил Семен Маркович.
– Кто? Я сионист?
– Ну да. Знаешь, кто такие сионисты и откуда они взялись?
– Конечно. Сионисты – это которые русский народ…
– Сионисты, Паша, это люди, организовавшие свое движение в конце 19-го века с целью переселения евреев всего мира в Палестину, туда, где сегодня находится государство Израиль. Так что, получается, цели сионистов и твои цели совпадают.
– Я не знал…
– Надо, дорогой, иногда хотя бы книжки читать и думать собственной головой, а не только фюреров своих придурковатых слушать. Ладно, давай собирай, а я пойду чашечку чаю выпью.
Семен Маркович, вытирая на ходу ветошью руки, направился в конторку. Зазвенел колокольчик, задетый раскрываемой дверью.
– Что это за тема такая у вас сегодня? – Колосов повернулся к вошедшему.
– А… это наш Пашка в фашисты поступил.
– Семен Маркович, я… может быть…
– Ты даже не думай, Витя. Это у мальчишки болезнь роста, что-то вроде кори. Этим надо переболеть и забыть. Он же тоже видит все это окружающее свинство, думает, пытается как-то осмыслить происходящее. Тут-то и находятся добрые дяди, «истинные патриоты» с готовыми рецептами: «Бей жидов – спасай Россию». Тут иногда нахлынет дурь даже в мою старую еврейскую голову, и думаешь: «А может быть, действительно мы во всем виноваты?» Ведь что греха таить, среди тех, кто так активно продвинул страну по пути «рыночных реформ» и прочих других «преобразований», мои соплеменники занимают далеко не последнее место. Тогда почему я, как старый ишак, вынужден работать на восьмом десятке лет? В общем, получается как в том старом советском анекдоте:
– Это кегебе?
– КГБ, КГБ!
– Это правда, что евреи продали Россию?
– Да, жидовская морда!
– А скажите, пожалуйста, где я могу получить свою долю?
Семен Маркович изобразил в лицах этот диалог.
Колосов рассмеялся. Старый механик заварил себе чаю и уселся рядом с Колосовым. Семен Маркович всю свою жизнь проработал конструктором на АЗЛК, в отделе перспективных разработок. Видел и расцвет завода, и его закат, а на пенсию выходил в эпоху «арамобиля». Не один десяток новых моделей как в чертежах, так и в железе прошел через его руки. Поэтому для колосовской мастерской он был, конечно, находкой.
В конторку вошел Николай Николаич со своим клиентом.
– На, рассчитай, Петрович, – сказал он, кладя на стол Колосову листок с перечнем проделанных работ. Колосов подсчитал, назвал сумму клиенту и пробил чек. Клиент, рассчитавшись, вышел.
– Так ты скажи, Вить, – Семен Маркович позвякивал ложкой, размешивая сахар, – кто все-таки виноват, что я в свои почти семьдесят пять вынужден работать, а не могу жить на пенсию, что ты, толковый мужик в расцвете лет, валандаешься в этой помойке, командуя двумя инвалидами и тремя пацанами, вместо того чтобы делать большие дела на благо Родины и, между прочим, своей семьи?
– Ну и вопросики у вас, Семен Маркович, вечные русские вопросы – «кто виноват?» и «что делать?», – улыбнулся Колосов, совершенно не собираясь втягиваться в серьезный разговор.
– Я бы на твоем месте, Маркыч, вместо того, чтобы дурацкие вопросы задавать, давно бы в Израиле на пляже пузо грел. Кстати, и пенсию там приличную получал бы. – Николай Николаич тоже налил себе чаю.
– Видел я тот Израиль. Младший мой купился вот на такие разговоры, уехал. Был я у него в гостях. Квалифицированный авиационный инженер, конструктор теперь в колхозе за коровами навоз выгребает. Мне говорят – это твоя Родина, здесь жили твои предки. Вранье все это. Полоска выжженной, прокаленной солнцем каменистой пустыни. По-моему, там вообще никто не мог жить и сейчас бы не жил, если бы только не американские доллары, миллиардами и миллиардами зарываемые в эту землю. Моя Родина здесь, в России. Я москвич в пятом поколении, мой отец, доцент МГУ, погиб в 41-м в народном ополчении, защищая Москву.
– А я вот думаю, что когда была советская власть, и Родина у нас была. И никто тебя не спрашивал, кто ты: русский или еврей, или, положим, чукча какой-нибудь. – Николай Николаич произнес это почти торжественно, назидательно потрясая указательным пальцем.
– А как же пятая…
Конца фразы Колосов уже не услышал, выйдя на улицу и захлопнув за собой дверь. Он увидел, как во двор въезжает, рыча двигателем, гремя бортами и хлопая продранным тентом, расхристанная, раздолбанная «Газель». «А вот и Сережа приехал», – подумал Колосов, завидя машину своего постоянного клиента. Сергей держал ларек на недалеком отсюда Тушинском рынке. Вообще ларечники с Тушинского (или как называл их Николай Николаич – «базарники») составляли костяк колосовской клиентуры. Виктор Петрович выделял Сергея из общей массы его коллег, потому что он единственный из всех «базарников» был русским. Все остальные для Колосова были на одно лицо.
– Привет. Глушитель отвалился?
– Привет. Прогорел. – Сергей пожал Виктору руку.
– Будешь менять?
– Нет, пусть Николай Николаич заплатку приварит.
– Загоняй на эстакаду.
Пока «Газель» заезжала на расположенное здесь же во дворе сваренное из швеллеров сооружение, громко названное эстакадой, Виктор крикнул в окно конторки:
– Николай Николаич, на выход! Твой любимый клиент приехал.
Сергей и Виктор стояли рядом с эстакадой, глядя, как Николай Николаич возится с глушителем.
– Ты сейчас чем торгуешь-то? По-прежнему рыбой? Надо к тебе заехать затариться, а то дома шаром покати. Одни джемы да сладкие пасты. Дети их едят с удовольствием, а меня с души воротит. Скажи кто раньше, что можно жить без мяса, не поверил бы. Одна надежда на рыбку осталась.
– Давай мы сделаем по-другому, Вить. Я поеду на базу и возьму тебя с собой. Все дешевле для тебя будет. Вообще должен тебе сказать, странные вещи какие-то происходят в последнее время. Я ведь на хладокомбинате бываю почти каждый день. Рыбы везут очень много, гораздо больше, чем обычно. Фуры стоят в очереди на въезд на территорию холодильника.
В то же время арендные договора с фирмами, сидевшими на территории комбината, расторгли и выкинули их оттуда. Остались несколько небольших фирмочек, сидящих за территорией. У них цены каждый день растут процентов на 10. А сам хладокомбинат ничего не продает. Такое впечатление, что они готовятся к чему-то. То ли к восстановлению госторговли, то ли к талонной системе. Но при любом раскладе не худо было бы тебе несколько ящиков консервов приобрести. Знаешь ли, запас карман не тянет.
Рабочий день близился к концу, нудный холодный дождик прекратился, а ветер разорвал кое-где прорехи в облаках, и на западе даже было видно мутное марево заходящего солнца, когда в колосовскую мастерскую приехал Игорь Павлович Кузьмин. Был он на красном спортивном «мерсе»-купе. Колосов знал эту машину, так же как он знал все машины, перебывавшие в семье Кузьминых.
Он познакомился с Игорем Кузьминым, когда тот был чиновником средней руки в префектуре Северо-Западного округа. Виктору нужно было оформить экологический сертификат на свою мастерскую, и Игорь ему помог. С тех пор, лет около десяти, и продолжалась их дружба – не дружба, а скорее взаимовыгодное сотрудничество. Правда, последние два года карьера Игоря стремительно пошла в гору, и он достиг таких высот, что колосовские услуги вроде бы были ему и ни к чему, но он по старой памяти заезжал ремонтироваться к Колосову.
– Петрович, посмотри, что-то ближний свет не работает. Дальний работает, а ближний – нет. Это машина жены. Представляешь, трое суток не был дома. Приезжаю на дачу, сидит мрачнее тучи. К первому попавшемуся прицепилась, и понеслось. И такой я, и сякой, и разэдакий. И бутики ей не бутики, и бриллианты – не бриллианты. И даже со светом у «мерса» проблемы, все я виноват. Оказывается, пробовала получить шенгенскую визу, на какие только клавиши ни давила, а ее послали. Так чего беситься-то? Сейчас с «шенгеном» у всех проблемы. Ну, я «мерс» этот долбаный схватил и к тебе, от греха подальше. Может быть, успокоится пока.
Игорь Павлович, молодой человек тридцати пяти лет, всем своим видом свидетельствовал, что «жизнь хороша и жить хорошо», и даже небольшое брюшко и ранняя лысина не портили его, а как бы придавали его облику еще больше значительности и важности. Он был в темном рабочем костюме от «Бриони» и галстуке «Хьюго Босс». Ясное дело, улепетывал из дома в пожарном порядке, не успев даже переодеться во что-то менее официальное. Пока Михаил возился с «мерсом», Игорь рассказывал Колосову-старшему о том, какой он заказал новый эксклюзивный «Бентли» и уже заплатил 700 тысяч долларов за него и на следующей неделе ждет доставки заказа. Частые телефонные звонки прерывали страстный рассказ Игоря о приобретенной новой игрушке, и в конце концов он попросту отключил свою трубку. Но веселое блямканье телефона снова прервало их беседу. На этот раз звонили Колосову. Игорь слышал, естественно, только колосовские реплики, но и по ним понял, что звонит Колосову близкий человек, и Колосов этому страшно рад, и звонит издалека. Но по ходу беседы реплики Колосова становились все короче, лицо его становилось все более озабоченным. Когда разговор закончился и Виктор захлопнул свою древнюю трубку, то выглядел он совсем уж озадаченным и даже, можно сказать, растерянным.
– Что-нибудь случилось? Кто звонил-то? – неделикатно поинтересовался Кузьмин.
– Да… знаешь ли… звонил мой старый армейский друг, – Колосов замялся, – кому-нибудь другому я ничего рассказывать не стал бы, но ты теперь сам, как говорится, носитель больших государственных тайн. Так что… Может быть, посоветуешь что-нибудь. Он – серьезный бизнесмен. В масштабах области, а может быть, и всей России. Не знаю, врать не буду. Человек, очень близкий к губернатору. Ну, так вот… Он настоятельно советует мне с детьми переехать к нему. Говорит, что в Москве в ближайшем будущем возможны большие проблемы. Точнее ничего не сказал, нетелефонный, мол, разговор.
Кузьмин, посерьезнев так, что даже его круглое, с высоким из-за лысины лбом и пухлыми щеками лицо вдруг вытянулось и стало казаться враз похудевшим, спросил:
– А что у него есть там такое, чего нет в Москве?
И где это?
– На Волге есть остров. Остров большой, километров двадцать в длину и десять-пятнадцать в ширину. Так вот этот остров принадлежит моему другу. Вообще-то ему много чего там принадлежит, но на острове у него поместье. Вот туда-то он меня и зовет.
– Остров, говоришь? Остров – это интересно.
А ты его хорошо знаешь, ну, парня этого, твоего сослуживца?
– Мы дружим уже двадцать лет, и вообще он считает себя по жизни обязанным мне. Считает, что я ему жизнь спас.
– А ты что, не спасал?
– Я просто делал то, что должен был делать.
На Колосова нахлынул целый сонм воспоминаний, вызванных этим разговором. Срочную он служил после окончания автодорожного института в мотострелковой дивизии, расположенной в Северо-Кавказском округе. Дивизия была элитная, только выведенная из Германии. А так как ее расквартировали почти что в чистом поле, то работы по обустройству всем хватало. Ну а венцом колосовской военной карьеры (хай ему грець, как говорят на Украине) стала первая чеченская. В декабре 94-го дивизию бросили в Чечню наводить конституционный порядок. Грязь, холод, голод, а тут по тебе еще и стреляют, между прочим. Виктор все ждал приказа об увольнении в запас, а приказ задерживался. Застрял где-то в длинных бюрократических коридорах. Уже в январе 95-го лейтенант Колосов как зампотех из расположения своей части должен был гнать колонну неисправных машин в Моздок на ремонтную базу. Выехали рано утром. Впереди БМП с барахлившей коробкой, за ней два «Урала». Колосов ехал на переднем, а водителем у него был тот самый Илья. У машины были проблемы с одним из задних мостов. Можно было бы и в полевых условиях отремонтировать при наличии запчастей, но поскольку второй «Урал» вообще не мог двигаться самостоятельно, то было решено и первую машину отправить на базу. В кабине второй машины, которую тащили на прицепе, кроме водителя сидел еще командир второй роты капитан Иванов, человек опытный, прошедший афганскую войну. Если бы не его разгильдяйство и какой-то хронический антагонизм с начальством, быть бы ему уже подполковником и командовать как минимум батальоном. Вот и сейчас приспичило ему в Моздок по личному делу, а с Колосовым он договорился, что тот подбросит его до места. Виктор Петрович до сих пор не знал, отпускало капитана начальство или нет. Местность, по которой они ехали, считалась вроде бы «мирной». Хотя кто их разберет, днем они «мирные», а по ночам с автоматами по лесу шастают. Двигались медленно, километров 20–25 в час, не больше. Когда въехали на участок дороги, где справа была гладкая, ровная безлесая местность, а слева холм, покрытый редким лесом с густым подлеском из орешника, у Колосова даже ощущения опасности не было. Притупилось внимание, замылился глаз за два часа дороги. И тут впереди рванул фугас. БМП подкинуло, чуть ли не поставив на попа. Одновременно из кустов ударили автоматы. Виктор только почувствовал, как их машина, резко дернувшись, встала. Илья сидел, ткнувшись головой в руль и свесив вниз руки. Из оцепенения Колосова вывела резкая боль, вдруг ожегшая правое плечо. Он открыл дверь кабины и вывалился наружу, таща за собой одной рукой оружие, а другой – Илью. Илья грузно свалился на Колосова. Его левая нога как-то неестественно вывернулась в колене. Все это продолжалось не более секунды-двух, но Виктор видел происходящее, в том числе и себя, как бы со стороны, как в кино с замедленной съемкой, и время затормозилось, растягиваясь до бесконечности. Мимо пронесся капитан, командуя: «В канаву, в канаву!!» Разбуженное этим истошным криком, время снова закрутилось все быстрее и быстрее, спрессовывая события.
Виктор сполз в придорожную канаву, стащив за собой бесчувственного Илью. Там лежал водитель второй машины, уже отвечающий короткими очередями на огонь нападавших. Капитан добежал до БМП и, прикрываясь крышкой люка, помог выбраться сержанту Измайлову. Лицо сержанта было все залито кровью. Коротким рывком они добрались до обочины. «Не сиди, отвечай!» – заорал капитан, передернув затвор и открывая огонь в сторону леса.
«Сумели бы мы тогда отбиться сами? Навряд ли», – думал Колосов. Они отстреливались около часа, ранены были все, механик-водитель БМП погиб на месте. Только капитан как заговоренный. Ни единой царапины. К счастью, навстречу по дороге шла колонна десантников. Чеченцы, отбитые мощным огнем, рассеялись. Так все вместе, кроме капитана, они оказались в госпитале, в Моздоке. Там и нашел Колосова приказ об увольнении в запас. Виктор и Илья, уже не разделяемые субординацией, как-то особенно близко сошлись. Ходячий Колосов частенько сиживал у лежачего Ильи. Темы для разговоров у них никогда не кончались. Обсуждали они буквально все – от футбола до большой политики. Так завязалась между ними настоящая мужская дружба, скрепленная, говоря высоким штилем, совместно пролитой кровью. Когда Колосова выписывали из госпиталя, они обменялись адресами, договорились писать друг другу. Илья вбил себе в голову, что Виктор спас его от верной смерти, вытащив тогда бесчувственного из кабины «Урала». «Если кто кого и спас тогда, так это капитан Иванов нас всех, не считая, конечно, помощи десантников. Без него нас перещелкали бы, как куропаток», – подумал Колосов.
Комиссовавшись, Илья Шатунов вернулся домой, в Волгоград. На память об этой войне у него на всю жизнь осталась отметина – плохо гнущееся левое колено. Работал сначала на химкомбинате сменным мастером, так как до службы в армии закончил химический техникум, а потом с подачи Колосова занялся бизнесом. Открыл свое дело по производству автозапчастей из резины. Через несколько лет женился, и как оказалось впоследствии, женился очень удачно. Его тесть, чиновник в областной администрации, активно карабкался по служебной лестнице и в конце концов добрался до губернаторского кресла. Синхронно с ним рос и бизнес Ильи Шатунова. Уже и химия, и нефтехимия, и машиностроение, и металлургия, и пищевая промышленность входили в сферу его интересов. Одним словом, олигарх областного масштаба. Все эти годы друзья частенько встречались то в Москве, то в Волгограде. И регулярно, раз за разом, между ними возникал этот короткий разговор, так же регулярно заканчивающийся ничем:
– Вить, я перед тобой в долгу. Позволь мне что-нибудь для тебя сделать.
– А что ты хочешь сделать? Мне ничего не надо.
– Ну… давай я тебе денег дам.
– Ты что, обидеть меня хочешь? Я не альфонс.
– Да нет, ты не понял. В кредит дам.
– А зачем мне кредит?
– Расширишь свою мастерскую, оборудуешь ее по последнему слову. Откроешь еще десяток-два таких же, целую сеть по Москве.
– Ты же сам прекрасно знаешь, что для того, чтобы такая мастерская что-нибудь приносила, а не разоряла своего владельца, за всем надо присматривать лично. А как я один буду присматривать за двумя десятками?
– Начнешь какой-нибудь другой бизнес, – упрямился Илья.
– Ну какой у нас может быть бизнес? Бизнес – это когда в стране рынок есть. А у нас рынка нет. Одна большая монополия. Мне ли тебе рассказывать, что если хочешь чего-то добиться, надо иметь так называемый административный ресурс. А у меня его нет. Да и не нужен он мне. Мне так неинтересно.
– Хорошо. Давай я тебя назначу директором любого из моих предприятий.
– Илюша, дорогой, я в своей жизни ни одного дня ни на кого никогда не работал. И на тебя, извини, не буду. Я – птица вольная. И… давай, пожалуйста, закончим этот дурацкий разговор.
Остров Сарпинский, где Илья сначала купил небольшой участок и построил загородный дом, а потом расширил свои владения до размеров всего острова, лежит прямо напротив Волгограда. Несколько раз Виктор принимал приглашение Шатунова и проводил летний отпуск с семьей на острове. Это было поистине райское место. Заливные луга, покрытые сочной зеленой травой, тенистые дубовые рощи, а вдоль всей береговой линии – золотистые песчаные пляжи, над которыми высятся гордые мачтовые сосны вперемежку с вековыми вязами. Вся поверхность острова изрезана длинными узкими озерцами, ериками, остающимися после разлива Волги. И как же здорово там было отдыхать! Хочешь – катайся на лошади (у Ильи своя конюшня), а хочешь – купайся. Причем на выбор: в хлорированной воде бассейна или в теплой, как парное молоко, стоячей воде озер, или в холодной, стремительно и мощно несущей свои воды Волге. А можно кататься в лодке на веслах, путешествуя по ерикам, соединяющимся друг с другом, из одного конца острова в другой или гонять по ним на водном мотоцикле. А какая там рыбалка! От спокойного сидения с удочкой на озере до будоражащей кровь охоты на осетра. Ну и, конечно, теннис и гольф. Поле для гольфа было отличным, Шатунов выписывал для его строительства лучшего специалиста из Англии. Единственное, что им так и не удалась попробовать, это путешествие на роскошной шатуновской яхте в Иран или, положим, в Константинополь. По реке ходили, а до моря, что называется, руки не дошли.
Колосовская мастерская работала в напряженном ритме. Оба подъемника были заняты. Там возились Ринат и Николай Николаич. Во дворе, перед зданием мастерской, Семен Маркович и Пашка ковырялись в двигателе пожилой «девятки», а Колосов-младший, ныряя с тестером то под капот, то в салон синего «Гольфа», выискивал обрыв в электрической цепи. Растерянная хозяйка стояла рядом с машиной, наблюдая за тем, как работает Михаил. Колосов-старший сидел в конторке (она же – магазин запчастей) и наблюдал через широкое, приоткрытое окно за происходящим. Ребята справлялись сами, и помощь его никому пока не потребовалась. До него доносился разговор, который вели между собой Пашка и Семен Маркович.
– Нет, Семен Маркович, мы не против евреев вообще, особенно таких, как вы. Таких евреев мы уважаем. Вы ведь не гнушаетесь собственными руками работать. Вон у вас руки какие. Все в мозолях. Рабочие руки. Мы только против сионистов, которые русский народ угнетают. Короче, евреи едут в Израиль, черные там всякие – на Кавказ, ну и там в Среднюю Азию, а Россия – для русских.
Пашка появился в мастерской год назад. Окончив школу в Твери, перебрался в Москву и жил у тетки нелегально, без всяких регистраций. Не регистрировался специально, чтобы откосить от армии. Исходил и объездил пол-Москвы в поисках работы, но если где-то и брали, то норовили денег не заплатить, особенно на стройках. К Колосову он забрел случайно и, обнаружив автосервис, принялся проситься на работу. Виктор Петрович хотел было отказать ему (какой прок от мальчишки-неуча), но Семен Маркович упросил его оставить, пообещав: «Я из него толкового моториста сделаю, вот увидишь». Так они с тех пор и работали вместе, и действительно, по прошествии нескольких месяцев Пашке можно было уже доверить самостоятельную работу, по крайней мере на отечественных машинах.
– Ты, Павел, рассуждаешь, как самый настоящий сионист, – заметил Семен Маркович.
– Кто? Я сионист?
– Ну да. Знаешь, кто такие сионисты и откуда они взялись?
– Конечно. Сионисты – это которые русский народ…
– Сионисты, Паша, это люди, организовавшие свое движение в конце 19-го века с целью переселения евреев всего мира в Палестину, туда, где сегодня находится государство Израиль. Так что, получается, цели сионистов и твои цели совпадают.
– Я не знал…
– Надо, дорогой, иногда хотя бы книжки читать и думать собственной головой, а не только фюреров своих придурковатых слушать. Ладно, давай собирай, а я пойду чашечку чаю выпью.
Семен Маркович, вытирая на ходу ветошью руки, направился в конторку. Зазвенел колокольчик, задетый раскрываемой дверью.
– Что это за тема такая у вас сегодня? – Колосов повернулся к вошедшему.
– А… это наш Пашка в фашисты поступил.
– Семен Маркович, я… может быть…
– Ты даже не думай, Витя. Это у мальчишки болезнь роста, что-то вроде кори. Этим надо переболеть и забыть. Он же тоже видит все это окружающее свинство, думает, пытается как-то осмыслить происходящее. Тут-то и находятся добрые дяди, «истинные патриоты» с готовыми рецептами: «Бей жидов – спасай Россию». Тут иногда нахлынет дурь даже в мою старую еврейскую голову, и думаешь: «А может быть, действительно мы во всем виноваты?» Ведь что греха таить, среди тех, кто так активно продвинул страну по пути «рыночных реформ» и прочих других «преобразований», мои соплеменники занимают далеко не последнее место. Тогда почему я, как старый ишак, вынужден работать на восьмом десятке лет? В общем, получается как в том старом советском анекдоте:
– Это кегебе?
– КГБ, КГБ!
– Это правда, что евреи продали Россию?
– Да, жидовская морда!
– А скажите, пожалуйста, где я могу получить свою долю?
Семен Маркович изобразил в лицах этот диалог.
Колосов рассмеялся. Старый механик заварил себе чаю и уселся рядом с Колосовым. Семен Маркович всю свою жизнь проработал конструктором на АЗЛК, в отделе перспективных разработок. Видел и расцвет завода, и его закат, а на пенсию выходил в эпоху «арамобиля». Не один десяток новых моделей как в чертежах, так и в железе прошел через его руки. Поэтому для колосовской мастерской он был, конечно, находкой.
В конторку вошел Николай Николаич со своим клиентом.
– На, рассчитай, Петрович, – сказал он, кладя на стол Колосову листок с перечнем проделанных работ. Колосов подсчитал, назвал сумму клиенту и пробил чек. Клиент, рассчитавшись, вышел.
– Так ты скажи, Вить, – Семен Маркович позвякивал ложкой, размешивая сахар, – кто все-таки виноват, что я в свои почти семьдесят пять вынужден работать, а не могу жить на пенсию, что ты, толковый мужик в расцвете лет, валандаешься в этой помойке, командуя двумя инвалидами и тремя пацанами, вместо того чтобы делать большие дела на благо Родины и, между прочим, своей семьи?
– Ну и вопросики у вас, Семен Маркович, вечные русские вопросы – «кто виноват?» и «что делать?», – улыбнулся Колосов, совершенно не собираясь втягиваться в серьезный разговор.
– Я бы на твоем месте, Маркыч, вместо того, чтобы дурацкие вопросы задавать, давно бы в Израиле на пляже пузо грел. Кстати, и пенсию там приличную получал бы. – Николай Николаич тоже налил себе чаю.
– Видел я тот Израиль. Младший мой купился вот на такие разговоры, уехал. Был я у него в гостях. Квалифицированный авиационный инженер, конструктор теперь в колхозе за коровами навоз выгребает. Мне говорят – это твоя Родина, здесь жили твои предки. Вранье все это. Полоска выжженной, прокаленной солнцем каменистой пустыни. По-моему, там вообще никто не мог жить и сейчас бы не жил, если бы только не американские доллары, миллиардами и миллиардами зарываемые в эту землю. Моя Родина здесь, в России. Я москвич в пятом поколении, мой отец, доцент МГУ, погиб в 41-м в народном ополчении, защищая Москву.
– А я вот думаю, что когда была советская власть, и Родина у нас была. И никто тебя не спрашивал, кто ты: русский или еврей, или, положим, чукча какой-нибудь. – Николай Николаич произнес это почти торжественно, назидательно потрясая указательным пальцем.
– А как же пятая…
Конца фразы Колосов уже не услышал, выйдя на улицу и захлопнув за собой дверь. Он увидел, как во двор въезжает, рыча двигателем, гремя бортами и хлопая продранным тентом, расхристанная, раздолбанная «Газель». «А вот и Сережа приехал», – подумал Колосов, завидя машину своего постоянного клиента. Сергей держал ларек на недалеком отсюда Тушинском рынке. Вообще ларечники с Тушинского (или как называл их Николай Николаич – «базарники») составляли костяк колосовской клиентуры. Виктор Петрович выделял Сергея из общей массы его коллег, потому что он единственный из всех «базарников» был русским. Все остальные для Колосова были на одно лицо.
– Привет. Глушитель отвалился?
– Привет. Прогорел. – Сергей пожал Виктору руку.
– Будешь менять?
– Нет, пусть Николай Николаич заплатку приварит.
– Загоняй на эстакаду.
Пока «Газель» заезжала на расположенное здесь же во дворе сваренное из швеллеров сооружение, громко названное эстакадой, Виктор крикнул в окно конторки:
– Николай Николаич, на выход! Твой любимый клиент приехал.
Сергей и Виктор стояли рядом с эстакадой, глядя, как Николай Николаич возится с глушителем.
– Ты сейчас чем торгуешь-то? По-прежнему рыбой? Надо к тебе заехать затариться, а то дома шаром покати. Одни джемы да сладкие пасты. Дети их едят с удовольствием, а меня с души воротит. Скажи кто раньше, что можно жить без мяса, не поверил бы. Одна надежда на рыбку осталась.
– Давай мы сделаем по-другому, Вить. Я поеду на базу и возьму тебя с собой. Все дешевле для тебя будет. Вообще должен тебе сказать, странные вещи какие-то происходят в последнее время. Я ведь на хладокомбинате бываю почти каждый день. Рыбы везут очень много, гораздо больше, чем обычно. Фуры стоят в очереди на въезд на территорию холодильника.
В то же время арендные договора с фирмами, сидевшими на территории комбината, расторгли и выкинули их оттуда. Остались несколько небольших фирмочек, сидящих за территорией. У них цены каждый день растут процентов на 10. А сам хладокомбинат ничего не продает. Такое впечатление, что они готовятся к чему-то. То ли к восстановлению госторговли, то ли к талонной системе. Но при любом раскладе не худо было бы тебе несколько ящиков консервов приобрести. Знаешь ли, запас карман не тянет.
Рабочий день близился к концу, нудный холодный дождик прекратился, а ветер разорвал кое-где прорехи в облаках, и на западе даже было видно мутное марево заходящего солнца, когда в колосовскую мастерскую приехал Игорь Павлович Кузьмин. Был он на красном спортивном «мерсе»-купе. Колосов знал эту машину, так же как он знал все машины, перебывавшие в семье Кузьминых.
Он познакомился с Игорем Кузьминым, когда тот был чиновником средней руки в префектуре Северо-Западного округа. Виктору нужно было оформить экологический сертификат на свою мастерскую, и Игорь ему помог. С тех пор, лет около десяти, и продолжалась их дружба – не дружба, а скорее взаимовыгодное сотрудничество. Правда, последние два года карьера Игоря стремительно пошла в гору, и он достиг таких высот, что колосовские услуги вроде бы были ему и ни к чему, но он по старой памяти заезжал ремонтироваться к Колосову.
– Петрович, посмотри, что-то ближний свет не работает. Дальний работает, а ближний – нет. Это машина жены. Представляешь, трое суток не был дома. Приезжаю на дачу, сидит мрачнее тучи. К первому попавшемуся прицепилась, и понеслось. И такой я, и сякой, и разэдакий. И бутики ей не бутики, и бриллианты – не бриллианты. И даже со светом у «мерса» проблемы, все я виноват. Оказывается, пробовала получить шенгенскую визу, на какие только клавиши ни давила, а ее послали. Так чего беситься-то? Сейчас с «шенгеном» у всех проблемы. Ну, я «мерс» этот долбаный схватил и к тебе, от греха подальше. Может быть, успокоится пока.
Игорь Павлович, молодой человек тридцати пяти лет, всем своим видом свидетельствовал, что «жизнь хороша и жить хорошо», и даже небольшое брюшко и ранняя лысина не портили его, а как бы придавали его облику еще больше значительности и важности. Он был в темном рабочем костюме от «Бриони» и галстуке «Хьюго Босс». Ясное дело, улепетывал из дома в пожарном порядке, не успев даже переодеться во что-то менее официальное. Пока Михаил возился с «мерсом», Игорь рассказывал Колосову-старшему о том, какой он заказал новый эксклюзивный «Бентли» и уже заплатил 700 тысяч долларов за него и на следующей неделе ждет доставки заказа. Частые телефонные звонки прерывали страстный рассказ Игоря о приобретенной новой игрушке, и в конце концов он попросту отключил свою трубку. Но веселое блямканье телефона снова прервало их беседу. На этот раз звонили Колосову. Игорь слышал, естественно, только колосовские реплики, но и по ним понял, что звонит Колосову близкий человек, и Колосов этому страшно рад, и звонит издалека. Но по ходу беседы реплики Колосова становились все короче, лицо его становилось все более озабоченным. Когда разговор закончился и Виктор захлопнул свою древнюю трубку, то выглядел он совсем уж озадаченным и даже, можно сказать, растерянным.
– Что-нибудь случилось? Кто звонил-то? – неделикатно поинтересовался Кузьмин.
– Да… знаешь ли… звонил мой старый армейский друг, – Колосов замялся, – кому-нибудь другому я ничего рассказывать не стал бы, но ты теперь сам, как говорится, носитель больших государственных тайн. Так что… Может быть, посоветуешь что-нибудь. Он – серьезный бизнесмен. В масштабах области, а может быть, и всей России. Не знаю, врать не буду. Человек, очень близкий к губернатору. Ну, так вот… Он настоятельно советует мне с детьми переехать к нему. Говорит, что в Москве в ближайшем будущем возможны большие проблемы. Точнее ничего не сказал, нетелефонный, мол, разговор.
Кузьмин, посерьезнев так, что даже его круглое, с высоким из-за лысины лбом и пухлыми щеками лицо вдруг вытянулось и стало казаться враз похудевшим, спросил:
– А что у него есть там такое, чего нет в Москве?
И где это?
– На Волге есть остров. Остров большой, километров двадцать в длину и десять-пятнадцать в ширину. Так вот этот остров принадлежит моему другу. Вообще-то ему много чего там принадлежит, но на острове у него поместье. Вот туда-то он меня и зовет.
– Остров, говоришь? Остров – это интересно.
А ты его хорошо знаешь, ну, парня этого, твоего сослуживца?
– Мы дружим уже двадцать лет, и вообще он считает себя по жизни обязанным мне. Считает, что я ему жизнь спас.
– А ты что, не спасал?
– Я просто делал то, что должен был делать.
На Колосова нахлынул целый сонм воспоминаний, вызванных этим разговором. Срочную он служил после окончания автодорожного института в мотострелковой дивизии, расположенной в Северо-Кавказском округе. Дивизия была элитная, только выведенная из Германии. А так как ее расквартировали почти что в чистом поле, то работы по обустройству всем хватало. Ну а венцом колосовской военной карьеры (хай ему грець, как говорят на Украине) стала первая чеченская. В декабре 94-го дивизию бросили в Чечню наводить конституционный порядок. Грязь, холод, голод, а тут по тебе еще и стреляют, между прочим. Виктор все ждал приказа об увольнении в запас, а приказ задерживался. Застрял где-то в длинных бюрократических коридорах. Уже в январе 95-го лейтенант Колосов как зампотех из расположения своей части должен был гнать колонну неисправных машин в Моздок на ремонтную базу. Выехали рано утром. Впереди БМП с барахлившей коробкой, за ней два «Урала». Колосов ехал на переднем, а водителем у него был тот самый Илья. У машины были проблемы с одним из задних мостов. Можно было бы и в полевых условиях отремонтировать при наличии запчастей, но поскольку второй «Урал» вообще не мог двигаться самостоятельно, то было решено и первую машину отправить на базу. В кабине второй машины, которую тащили на прицепе, кроме водителя сидел еще командир второй роты капитан Иванов, человек опытный, прошедший афганскую войну. Если бы не его разгильдяйство и какой-то хронический антагонизм с начальством, быть бы ему уже подполковником и командовать как минимум батальоном. Вот и сейчас приспичило ему в Моздок по личному делу, а с Колосовым он договорился, что тот подбросит его до места. Виктор Петрович до сих пор не знал, отпускало капитана начальство или нет. Местность, по которой они ехали, считалась вроде бы «мирной». Хотя кто их разберет, днем они «мирные», а по ночам с автоматами по лесу шастают. Двигались медленно, километров 20–25 в час, не больше. Когда въехали на участок дороги, где справа была гладкая, ровная безлесая местность, а слева холм, покрытый редким лесом с густым подлеском из орешника, у Колосова даже ощущения опасности не было. Притупилось внимание, замылился глаз за два часа дороги. И тут впереди рванул фугас. БМП подкинуло, чуть ли не поставив на попа. Одновременно из кустов ударили автоматы. Виктор только почувствовал, как их машина, резко дернувшись, встала. Илья сидел, ткнувшись головой в руль и свесив вниз руки. Из оцепенения Колосова вывела резкая боль, вдруг ожегшая правое плечо. Он открыл дверь кабины и вывалился наружу, таща за собой одной рукой оружие, а другой – Илью. Илья грузно свалился на Колосова. Его левая нога как-то неестественно вывернулась в колене. Все это продолжалось не более секунды-двух, но Виктор видел происходящее, в том числе и себя, как бы со стороны, как в кино с замедленной съемкой, и время затормозилось, растягиваясь до бесконечности. Мимо пронесся капитан, командуя: «В канаву, в канаву!!» Разбуженное этим истошным криком, время снова закрутилось все быстрее и быстрее, спрессовывая события.
Виктор сполз в придорожную канаву, стащив за собой бесчувственного Илью. Там лежал водитель второй машины, уже отвечающий короткими очередями на огонь нападавших. Капитан добежал до БМП и, прикрываясь крышкой люка, помог выбраться сержанту Измайлову. Лицо сержанта было все залито кровью. Коротким рывком они добрались до обочины. «Не сиди, отвечай!» – заорал капитан, передернув затвор и открывая огонь в сторону леса.
«Сумели бы мы тогда отбиться сами? Навряд ли», – думал Колосов. Они отстреливались около часа, ранены были все, механик-водитель БМП погиб на месте. Только капитан как заговоренный. Ни единой царапины. К счастью, навстречу по дороге шла колонна десантников. Чеченцы, отбитые мощным огнем, рассеялись. Так все вместе, кроме капитана, они оказались в госпитале, в Моздоке. Там и нашел Колосова приказ об увольнении в запас. Виктор и Илья, уже не разделяемые субординацией, как-то особенно близко сошлись. Ходячий Колосов частенько сиживал у лежачего Ильи. Темы для разговоров у них никогда не кончались. Обсуждали они буквально все – от футбола до большой политики. Так завязалась между ними настоящая мужская дружба, скрепленная, говоря высоким штилем, совместно пролитой кровью. Когда Колосова выписывали из госпиталя, они обменялись адресами, договорились писать друг другу. Илья вбил себе в голову, что Виктор спас его от верной смерти, вытащив тогда бесчувственного из кабины «Урала». «Если кто кого и спас тогда, так это капитан Иванов нас всех, не считая, конечно, помощи десантников. Без него нас перещелкали бы, как куропаток», – подумал Колосов.
Комиссовавшись, Илья Шатунов вернулся домой, в Волгоград. На память об этой войне у него на всю жизнь осталась отметина – плохо гнущееся левое колено. Работал сначала на химкомбинате сменным мастером, так как до службы в армии закончил химический техникум, а потом с подачи Колосова занялся бизнесом. Открыл свое дело по производству автозапчастей из резины. Через несколько лет женился, и как оказалось впоследствии, женился очень удачно. Его тесть, чиновник в областной администрации, активно карабкался по служебной лестнице и в конце концов добрался до губернаторского кресла. Синхронно с ним рос и бизнес Ильи Шатунова. Уже и химия, и нефтехимия, и машиностроение, и металлургия, и пищевая промышленность входили в сферу его интересов. Одним словом, олигарх областного масштаба. Все эти годы друзья частенько встречались то в Москве, то в Волгограде. И регулярно, раз за разом, между ними возникал этот короткий разговор, так же регулярно заканчивающийся ничем:
– Вить, я перед тобой в долгу. Позволь мне что-нибудь для тебя сделать.
– А что ты хочешь сделать? Мне ничего не надо.
– Ну… давай я тебе денег дам.
– Ты что, обидеть меня хочешь? Я не альфонс.
– Да нет, ты не понял. В кредит дам.
– А зачем мне кредит?
– Расширишь свою мастерскую, оборудуешь ее по последнему слову. Откроешь еще десяток-два таких же, целую сеть по Москве.
– Ты же сам прекрасно знаешь, что для того, чтобы такая мастерская что-нибудь приносила, а не разоряла своего владельца, за всем надо присматривать лично. А как я один буду присматривать за двумя десятками?
– Начнешь какой-нибудь другой бизнес, – упрямился Илья.
– Ну какой у нас может быть бизнес? Бизнес – это когда в стране рынок есть. А у нас рынка нет. Одна большая монополия. Мне ли тебе рассказывать, что если хочешь чего-то добиться, надо иметь так называемый административный ресурс. А у меня его нет. Да и не нужен он мне. Мне так неинтересно.
– Хорошо. Давай я тебя назначу директором любого из моих предприятий.
– Илюша, дорогой, я в своей жизни ни одного дня ни на кого никогда не работал. И на тебя, извини, не буду. Я – птица вольная. И… давай, пожалуйста, закончим этот дурацкий разговор.
Остров Сарпинский, где Илья сначала купил небольшой участок и построил загородный дом, а потом расширил свои владения до размеров всего острова, лежит прямо напротив Волгограда. Несколько раз Виктор принимал приглашение Шатунова и проводил летний отпуск с семьей на острове. Это было поистине райское место. Заливные луга, покрытые сочной зеленой травой, тенистые дубовые рощи, а вдоль всей береговой линии – золотистые песчаные пляжи, над которыми высятся гордые мачтовые сосны вперемежку с вековыми вязами. Вся поверхность острова изрезана длинными узкими озерцами, ериками, остающимися после разлива Волги. И как же здорово там было отдыхать! Хочешь – катайся на лошади (у Ильи своя конюшня), а хочешь – купайся. Причем на выбор: в хлорированной воде бассейна или в теплой, как парное молоко, стоячей воде озер, или в холодной, стремительно и мощно несущей свои воды Волге. А можно кататься в лодке на веслах, путешествуя по ерикам, соединяющимся друг с другом, из одного конца острова в другой или гонять по ним на водном мотоцикле. А какая там рыбалка! От спокойного сидения с удочкой на озере до будоражащей кровь охоты на осетра. Ну и, конечно, теннис и гольф. Поле для гольфа было отличным, Шатунов выписывал для его строительства лучшего специалиста из Англии. Единственное, что им так и не удалась попробовать, это путешествие на роскошной шатуновской яхте в Иран или, положим, в Константинополь. По реке ходили, а до моря, что называется, руки не дошли.