Человек-волк отвернулся и взбежал на заснеженное взгорье, попутно вынимая гильзы из обреза и заряжая его оставшейся парой патронов.
Волчье острие летело к одному в поле воину, чтобы своей силой тысячекратно пропороть его насквозь. Под лапами-мельницами разбивались сугробы, становясь густым туманом. Спины оборотней бугрились, закипали чёрной лавой. Их пасти калили воздух лаем, точно драконы — огнём, но не паровали на морозе. Дыхание чудовищ было холодным, как и плоть с кровью… Стразовые глаза мерцали в ночи длинным ожерельем, которое вот-вот сдавит петлёй…
И вдруг — взрыв! Дикость, ярость, голод, жажда — всё взмыло в небо столпом цунами и согнулось когтем над холмами: на руках у человека-волка оборотни увидели свет. Девчонка! Вот оно, гнусное создание, которое они так мечтали убить, ради смерти которого стая пожертвовала столькими ресурсами! Нет, теперь, когда цель так близко, даже страх перед её сиянием — ничто! Они разорвут её! Уже скоро!.. Сейчас!.. Остались каких-то полсотни метров!..
«Давайте, бегите сюда, сволочи! Все бегите! Ну, вы же этого хотели!» — мысли кричали в пока ещё разуме человека-волка. Он мчался по верхушкам курганов, удаляясь от того места, где распрощался с дочерью. В ладони он сжимал фонарик, работающий на полной мощности, и направлял электрический луч в морды оборотней, проглотивших наживку. Твари были пущены по фальшивому следу. Тяжёлая стрела искривилась, догоняя иллюзию.
Человек-волк временами оглядывался. Только ему ещё было доступно различить у горизонта, над верхушками мёртвых деревьев, тающую вуаль настоящего солнечного света.
«Она там…»
Когда в очередной раз он посмотрел в ту сторону, призрачное сияние уже исчезло…
И он понял: пора!
Человек-волк прекратил бег и развернулся к бурлящему оползню. Дождавшись первого монстра, который бросил на него свою тушу в прыжке, он с ощущением всевластного демона разнёс, как тыкву, голову этого щенка из обоих стволов. Опьяняющая зверя кровь плеснула на лицо, в ноздри, и ущипнула, куснула внезапно за кожу, за сердце, за подкорку мозга так ласково, шаловливо, возбуждающе, словно горячая, упругая, ароматная красавица в час любви. Как же это было приятно!
«Я убью вас всех!» — обезумел человек-волк. Он отбросил пустой обрез. В руках его появились топор и колун. Под рёбрами стучало так часто!
Взмах, полёт — и одно из орудий кинуло назад второго оборотня, впившись глубоко в грудь.
Человек-волк чувствовал боль, ворочающую его мясо, и ярость, воспаляющую сознание. И то, и другое было удовольствием, от которого он дрожал и едва сохранял слаженность движений.
Топор просвистел полупрозрачным диском в пространстве, разрубив третью подоспевшую гадину.
Одежда на теле трещала. Увеличивался рост, мышцы округлялись, прогибались конечности и позвоночник, морда и клыки вытягивались — пропадали человеческие черты.
Человек-волк… Волк встал на четыре лапы.
«Доченька, ты обещала…» — предсмертный отголосок прежнего разума.
Волна шумела совсем рядом, обильным полукольцом рушилась на него, рычала… И он взвыл им в ответ.
«Убить ещё кого-нибудь! Зверство!.. Мой пир!.. Да!» — пела сущность.
Волк бросился навстречу своим сородичам. Когти и зубы уничтожали его шкуру, плоть, кости — слой за слоем. И он, кажется, кого-то уже загрыз… Как хорошо! И ничуть не больно…
«А я, глупый, всю жизнь защищал какую-то девчонку!»
Этот шар разрастался, присоединяя к своим краям новых волков, крутился сломанной центрифугой то в одну, то в другую сторону, сочился кровью, словно губка, которую выжимали. От желанной добычи уже ничего не осталось, даже осколка косточки, а оборотни купались в мясных жерновах, не собираясь утихать.
Все волки на равнине смешались в гигантской воронке чёрного циклона, и ни один вожак не сумел бы отрезвить их своим зовом. Это похоже было на тяжёлую, беспокойную молекулу какой-то радиоактивной дряни, которая скоро взорвётся и откроет ворота катастрофе…
Только медведь лежал в полудрёме на развалинах дома и с блаженной истомой взирал на зрелище. Обоняние заманчиво теребил запах крови. Какое шикарное блюдо готовили сейчас для него из самих себя эти тупицы! Нет, уходить он не намеревался. Обождёт немного, пока «повара» не управятся, а потом можно будет и насытиться всласть.
Корзинка плыла по белой реке, рисуя под собой талое русло.
Волчица с изжёванной верёвкой в зубах обернулась: чёртов свет, он всё так же сиял! А там, где-то метрах в пятидесяти от девочки, за своей повелительницей следовали тени волков — её стая.
«Жалкие трусы!»
Волчица дёрнула головой вперёд и пошла с умноженным гневом.
Она хотела сделать дочь себе подобной, потушить всю чушь, которой кормил её отец, которая не дозволяла приблизиться к ней. И она сделает, она добьётся! Ни это сияние, ни стая — ничто не будет помехой! Она ещё увидит, как испорченная нежностью кожа очерствеет, заколосится шерстью, порвав ненужное платье, как вылезут клыки и зардеют кровью глаза. Мать принесёт с охоты свежее мясо, и девочка будет терзать этот кусок с яростью, познавая прелесть первобытных стремлений. Она поведает своей дочери, что такое власть, научит пленять других страхом и соблазном, нарожает для неё волчат, потом прикажет ей убить их, а оставшихся — подчинить себе и никому более, даже матери. Она воспитает наследницу, хищницу, достойную перенять командование над оборотнями.
Синева, луна и лёд стыли и веяли чем-то великим, точно умершие короли в древнем мавзолее. Их царствие здесь пришло навечно.
Но как необычно и смешно: вокруг совершилось столько ужасного, а девочка всё проспала. Да и теперь вот улыбалась во сне, оберегаемая светом, который не подпускал к ней снега, морозы и всякую нечисть. Пока дочка была рядом с отцом, она спасала его от заразы, покорившей планету. Не спасла тело, но душа его сейчас витала в мире, возможно, похожем на её собственный.
Она смогла излечить отца, значит сможет и…
Хотя когда-то она все равно проснётся, и отца с ней уже не будет — только волчица, которая ласкам предпочитает истязания. Что тогда станет с её сиянием?
Как хорошо, что нельзя знать будущего. Этим и живёт надежда.
17 сентября — 26 октября 2008 г.
Волчье острие летело к одному в поле воину, чтобы своей силой тысячекратно пропороть его насквозь. Под лапами-мельницами разбивались сугробы, становясь густым туманом. Спины оборотней бугрились, закипали чёрной лавой. Их пасти калили воздух лаем, точно драконы — огнём, но не паровали на морозе. Дыхание чудовищ было холодным, как и плоть с кровью… Стразовые глаза мерцали в ночи длинным ожерельем, которое вот-вот сдавит петлёй…
И вдруг — взрыв! Дикость, ярость, голод, жажда — всё взмыло в небо столпом цунами и согнулось когтем над холмами: на руках у человека-волка оборотни увидели свет. Девчонка! Вот оно, гнусное создание, которое они так мечтали убить, ради смерти которого стая пожертвовала столькими ресурсами! Нет, теперь, когда цель так близко, даже страх перед её сиянием — ничто! Они разорвут её! Уже скоро!.. Сейчас!.. Остались каких-то полсотни метров!..
«Давайте, бегите сюда, сволочи! Все бегите! Ну, вы же этого хотели!» — мысли кричали в пока ещё разуме человека-волка. Он мчался по верхушкам курганов, удаляясь от того места, где распрощался с дочерью. В ладони он сжимал фонарик, работающий на полной мощности, и направлял электрический луч в морды оборотней, проглотивших наживку. Твари были пущены по фальшивому следу. Тяжёлая стрела искривилась, догоняя иллюзию.
Человек-волк временами оглядывался. Только ему ещё было доступно различить у горизонта, над верхушками мёртвых деревьев, тающую вуаль настоящего солнечного света.
«Она там…»
Когда в очередной раз он посмотрел в ту сторону, призрачное сияние уже исчезло…
И он понял: пора!
Человек-волк прекратил бег и развернулся к бурлящему оползню. Дождавшись первого монстра, который бросил на него свою тушу в прыжке, он с ощущением всевластного демона разнёс, как тыкву, голову этого щенка из обоих стволов. Опьяняющая зверя кровь плеснула на лицо, в ноздри, и ущипнула, куснула внезапно за кожу, за сердце, за подкорку мозга так ласково, шаловливо, возбуждающе, словно горячая, упругая, ароматная красавица в час любви. Как же это было приятно!
«Я убью вас всех!» — обезумел человек-волк. Он отбросил пустой обрез. В руках его появились топор и колун. Под рёбрами стучало так часто!
Взмах, полёт — и одно из орудий кинуло назад второго оборотня, впившись глубоко в грудь.
Человек-волк чувствовал боль, ворочающую его мясо, и ярость, воспаляющую сознание. И то, и другое было удовольствием, от которого он дрожал и едва сохранял слаженность движений.
Топор просвистел полупрозрачным диском в пространстве, разрубив третью подоспевшую гадину.
Одежда на теле трещала. Увеличивался рост, мышцы округлялись, прогибались конечности и позвоночник, морда и клыки вытягивались — пропадали человеческие черты.
Человек-волк… Волк встал на четыре лапы.
«Доченька, ты обещала…» — предсмертный отголосок прежнего разума.
Волна шумела совсем рядом, обильным полукольцом рушилась на него, рычала… И он взвыл им в ответ.
«Убить ещё кого-нибудь! Зверство!.. Мой пир!.. Да!» — пела сущность.
Волк бросился навстречу своим сородичам. Когти и зубы уничтожали его шкуру, плоть, кости — слой за слоем. И он, кажется, кого-то уже загрыз… Как хорошо! И ничуть не больно…
«А я, глупый, всю жизнь защищал какую-то девчонку!»
* * *
Невообразимое творилось со всей стаей. Десятки оборотней вцепились клубком в жертву, скрыв каждый её кусочек от лунного света, а вокруг были сотни, которые хотели того же — излить всю злость, накопленную за время осады, на этом человечишке, пускай уже бывшем, который столь долго бесил их и трепал им нервы. И волки, коим не досталось место за «праздничным столом», в отчаянии пытались толкать тех, кто вкушал заветную пищу, втиснуться меж них и, наконец, терпя неудачу, начинали жрать заживо их самих, коверкали им бока, выдирали хвосты. А те, кто надавливал сзади, ели передних…Этот шар разрастался, присоединяя к своим краям новых волков, крутился сломанной центрифугой то в одну, то в другую сторону, сочился кровью, словно губка, которую выжимали. От желанной добычи уже ничего не осталось, даже осколка косточки, а оборотни купались в мясных жерновах, не собираясь утихать.
Все волки на равнине смешались в гигантской воронке чёрного циклона, и ни один вожак не сумел бы отрезвить их своим зовом. Это похоже было на тяжёлую, беспокойную молекулу какой-то радиоактивной дряни, которая скоро взорвётся и откроет ворота катастрофе…
Только медведь лежал в полудрёме на развалинах дома и с блаженной истомой взирал на зрелище. Обоняние заманчиво теребил запах крови. Какое шикарное блюдо готовили сейчас для него из самих себя эти тупицы! Нет, уходить он не намеревался. Обождёт немного, пока «повара» не управятся, а потом можно будет и насытиться всласть.
* * *
Вдоль широкой тропы высились непроходимые дебри. Снова загулял ветер, небо стреляло снегом.Корзинка плыла по белой реке, рисуя под собой талое русло.
Волчица с изжёванной верёвкой в зубах обернулась: чёртов свет, он всё так же сиял! А там, где-то метрах в пятидесяти от девочки, за своей повелительницей следовали тени волков — её стая.
«Жалкие трусы!»
Волчица дёрнула головой вперёд и пошла с умноженным гневом.
Она хотела сделать дочь себе подобной, потушить всю чушь, которой кормил её отец, которая не дозволяла приблизиться к ней. И она сделает, она добьётся! Ни это сияние, ни стая — ничто не будет помехой! Она ещё увидит, как испорченная нежностью кожа очерствеет, заколосится шерстью, порвав ненужное платье, как вылезут клыки и зардеют кровью глаза. Мать принесёт с охоты свежее мясо, и девочка будет терзать этот кусок с яростью, познавая прелесть первобытных стремлений. Она поведает своей дочери, что такое власть, научит пленять других страхом и соблазном, нарожает для неё волчат, потом прикажет ей убить их, а оставшихся — подчинить себе и никому более, даже матери. Она воспитает наследницу, хищницу, достойную перенять командование над оборотнями.
Синева, луна и лёд стыли и веяли чем-то великим, точно умершие короли в древнем мавзолее. Их царствие здесь пришло навечно.
Но как необычно и смешно: вокруг совершилось столько ужасного, а девочка всё проспала. Да и теперь вот улыбалась во сне, оберегаемая светом, который не подпускал к ней снега, морозы и всякую нечисть. Пока дочка была рядом с отцом, она спасала его от заразы, покорившей планету. Не спасла тело, но душа его сейчас витала в мире, возможно, похожем на её собственный.
Она смогла излечить отца, значит сможет и…
Хотя когда-то она все равно проснётся, и отца с ней уже не будет — только волчица, которая ласкам предпочитает истязания. Что тогда станет с её сиянием?
Как хорошо, что нельзя знать будущего. Этим и живёт надежда.
17 сентября — 26 октября 2008 г.